Текст книги "Чума (СИ)"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

   Николай грустит: не будет луноликий с каким-то купчишкой разговаривать. Топает в Биляр и отлавливает там ташдара Абдуллу. Они знакомы по моим прежним делам. Тот – с радостью.

   «Радость» – есть, толку – нет. Все ж такие занятые! Дело делать некогда. То ташдара нет на месте, то эмир... is absent.

   Что непонятно?! – Не в абсенте, а в отлучке! Хотя... лучше бы он пьянствовал – эффективность сходная.

   Время идёт. «Время – деньги». Потерянные. Николай по Биляру – аж приплясывает. Как пескарь на сковородке.

   Наконец – случилось. Не «случка», а «аудиенция».

   Абдулла идёт к Ибрагиму. И, по уместному поводу, доводит до слуха блистательнейшего мою нуждишку. Тот фыркает:

  – Некогда мне.

   На этом бы всё и кончилось, но у Абдуллы ко мне... личные отношения. Я не неизвестный «хрен с бугра, идентифицируемый исключительно суммой с нулями», а спаситель его чести и жизни внука.

  – Так и отписать? Что установление порядка в тех землях не является заботой победоноснейшего?

   Рискованно. Изображение глупости на грани наглости. Признать, что Самарская Лука – не его земля, эмир не может. Ничейное – добыча всехная. «Всехными» – могу быть и я.

  – Мы подумаем.

   Лето кончилось, расшива стоит во Всеволжске. Повторять поход уже поздно. Но ведь и в следующем году будет также! Я-то надеялся, что кораблик будет два раза в год оборачиваться до Саксина. А тут ход только до Булгара.

   Какой-то PQ17 как единственный способ движения товаров.

   Тут же не война! – Увы, тут средневековье. То есть – война. Где-то в глуши ещё как-то когда-то можно и мирно. На торговых путях, среди не огосударствлённых племён... разные «удальцы» и «баловники» – постоянный элемент пейзажа.

   С такой толпой в караване... Все хотят кушать. Цены... соответственно. При высокой цене – рынок узкий. «Цена – не юбка: выше головы не задерешь». У меня нарезка на хрустальных подвесках уже конвейером идёт. «Конь стоячий пред солнцем восходящим» – тыщу в день. И куда это всё?

   Николай снова идёт к Абдулле. Тот, добрый человек, не чинясь прямо отвечает:

  – Надо поклониться. Не мне. Самому.

   Николай в курсе. Вопрос – чем и сколько. Кони-мечи-соболя... отпадают. У них своё есть. Подносит поднос подношений. Сплошное «пи...». Одно то, чего стоило тот поднос донести до лика владетельнейшего и взора благочестивейшего...

   Съел. Поднос безделушек из янтаря.

  – Ну, ладно. Сделаем. Чего-нибудь. Если будет на то воля аллаха.

   Сбегали разок в Булгарию. Там перекупщики надуваются. От жадности и спеси:

  – Вы, русские, торг вести не умеете. Караваны – не по вашим диким лесным мозгам. А вот мы...! Ладно уж, возьмём мы ваш товар. В треть цены. Исключительно из милости, по-соседски.

  – Да как же...?

  – А как вы нас? В этом, прошлом и позапрошлом? Теперь наш час настал.

   Экономика – сама по себе, межчеловеческие – сами по себе. Корреляция есть, но слабовыраженна. Сотня купцов, которые из Ага-Базара дальний торг ведут, брызжут гонором от возможности выспаться. На нас, кто им в прошлые годы дела ломал. Ну, и на гяурах нечестивых, само собой.

   Николай рвёт на себе волосы. Скоро весь в меня будет: «Николка плешивый». Судя по грамоткам – целиком в волнении и панике. Кое-что он делает: разворачивает местную сбытовую сеть, находит контрагентов. Втюхивает помаленьку. Приказчики его радуются. Но он-то в курсе моих планов, он-то понимает, что Серебряная Булгария вовсе не тот рынок, на который я замахнулся. И он сам уже... «вкус мечты» ощутил.

   Наконец, уже глубокой осенью, эмир разродился: послал нового визиря вычистить Девичьи Горы. Я так понял, что они ждали пока тамошние урожай соберут. Чтобы хабара, стало быть, ну... побольше.

   Жлобы! Поскрёбыши! Я на порядки больше теряю, а они колоски считают!

   Абдулла зовёт Николая:

  – Надо отблагодарить. Опору порядка и меч закона.

  – За что?! Разве порядок на земле эмира не есть дело самого эмира?!

   Это моя реплика. Николаю и так всё понятно. Кроме одного – чем и сколько?

   Абдулла даёт спецификацию «материального выражения искренней благодарности и неизбывного восторга». Свечки стеариновые, стеклянные светильники к ним: «зима близко», зимой темно. Краску для волос, мыла разные, хрустальные подвески с сурами, зеркальцы малые...

  – Э... достопочтенный ташдар. Разве красоту жён прекраснейшего может вместить маленькое зеркальце?

  – Хм... есть варианты?

  – Есть, могу показать!

   И Николай, при покровительстве «банщика» Абдуллы, устанавливает в гаремной бане составное зеркало. Я про такое уже...

   Эмир возвращается из объезда своих земель, встречается со своим отражением...

  – Ё! Шайтан! Э-э-э... Хороший подарок. Наградить купца-гяура моими прошлогодними туфлями.

  – Смилуйся, о величайший. Это не подарок – это образец. Если он пришёлся тебе по вкусу, то я немедленно отпишу моему господину, Воеводе Всеволжскому, ибо вещь принадлежит ему. И, если он согласится, то ты сможешь приказать ташдару купить для своей прекрасной мыльни. А если нет, то я немедленно заберу. Дабы не отвлекать взор благочестивейшего от мыслей о сокровеннейшем.

   Николая из дворца выгнали палками. «И чтоб дорогу сюда забыл!». Но Абдулла объяснил Ибрагиму... варианты.

   Взять чужое – без проблем. На этом строится средневековая война и всякое государство.

   Война? У Воеводы нет и трёх сотен бойцов. Но война с Суздалем... Вопрос не «будет – не будет». Будет. Ты готов?

   Отдать назад вещицу – тоже война. В гареме.

   «Я могу воевать со всем миром. Или с тобой, дорогая».

   У эмира таких «дорогих» – четыре законных. И с десяток... так, «для наслаждений». Какая война?! – Гарантированное поражение.

   Я – про гарем. А вы про что подумали? – Хотя и на поле битвы...

   Николая вызвали во дворец, вельможи пытались с ним торговаться. Николай помнил мои проповеди на Аише: «Они все – чисто рядом постоять. Дело делаешь только ты». Кивал, мычал, воздевал очи к небу...

  – Благороднейший весной сокрушит всех гнусных язычников. И Волжский путь станет свободным и безопасным. А вещица пусть повисит пока на стенке. Так и передай своему... этому... как его...

  – Да пребудет на сиятельнейшем эмире Ибрагиме благоволение Аллаха! Да дарует всевышний ему тысячу побед и десять тысяч лет счастливой жизни! Когда разбойников не будет, я уверен, мой господин, в восхищении от победоносности победоноснейшего и справедливости справедливейшего, отдаст ему зеркало. Даром. С доплатой. А я – человек маленький, я пока заберу.

   Шесть раундов переговоров. Если кто-то думает, что торговая сделка такого уровня легче наладки неисправного дизель-генератора... Солидола нет. А так-то...

   Эмир послушал отчёт о переговорах, выразился эмоционально-неразборчиво:

  – А пошли они все...!

   И уехал на охоту. Абдулла покрутил в голове расставальную фразу повелителя, помолился, повздыхал, пропотел... И пустил Николая в ту прачечную. Где Николашка быстренько устроил «Reset». В смысле: стенка есть, а зеркала нет.

   Эмир приехал – бабы в экстазе. Тотально, непрерывно и поголовно.

  – Привести наглеца! Позвать палача!

   Николай стоит на коленях, палач помахивает секирой.

  – Верни зеркало!

  – О благороднейший, сиятельнейший и благочестивейший! Нимврод современности! Шатёр благочестия! Не могу! Воля господина моего, «Зверя Лютого»!

   Николашка перетрухнул страшно. Остаться без головы – на раз. Я про это говорил не единожды, он был морально готов. Потому даже не храбрости – просто упрямства набрался.

   Ситуация, хоть только виртуально, но была нами пройдена. Солнечный зайчик от лезвия палаческой секиры... беспокоит. Но не «выключает».

  – Казнить или миловать, о солнцеподобный, в твоей власти. Жизни твоих поданных принадлежат тебе. Я же представляю здесь особу Воеводы Всеволжского. Твоего, о правовернейший, соседа, друга и почитателя. Ежели я вызвал твоё неудовольствие, то отпиши моему хозяину. И он, по твоей просьбе, с удовольствием срубит мне голову.

   Тема болезненная. Юрисдикция, закон гостеприимства, статус посла...

   «Политика – искусство возможного». Но так хочется... наглеца к ногтю...

   Николай сидит в зиндане, мучается «остроумием на лестнице». Хотя лестницы нет – стража забрала. Молится Богородице, ругает себя за глупость. За эту, за предыдущую, за пред-пред... постепенно доходя до той истории, когда я его полу-убитого на дороге подобрал.

  – Лучше б я тогда сдох!

   Или не лучше? А раз не сдох, то... в зиндане – закономерно.

   Эмир остыл, гарем прогнал, сидит-грустит в одиночестве.

  – Э... дозволит ли блистательнейший переменить блюдо с остывшей бараниной?

  – Заходи. Это всё ты! Это всё из-за тебя! Я тебе, Абдулла, как самому себе, а ты...

  – Я виноват в том, о благороднейший, что помог твоим прекрасным жёнам увидеть их красоту? Что их развлекло и развеселило, что позволило им стать ещё красивее, ещё сильнее радовать сердце победоноснейшего своими прелестями?

  – Ладно, что делать?

  – Вернуть.

  – Мозги шелудивого ишака! Разве эта стадо взбесившихся кобылиц позволит?!

  – Заплатить.

  – Это разорит мою страну, это возмутит мой народ, это сорвёт мои планы!

  – Можно, конечно, просто отобрать... Да простит меня мудрейший, но я видел лодию, о нападениях на которую грустит вали Иван. Она берёт 25 тысяч пудов. Премерзких пудов премерзкого товара премерзких неверных. Воин весит пять пудов. С доспехами, оружием, припасами... вдвое. По течению и при попутном ветре эта лодия летит очень резво. Мы не успеем узнать о начале войны, а уже две тысячи гяуров возьмут Ага-Базар. Тёпленьким. Со всеми его товарами. Я прилагаю все силы, я каждый день молюсь Аллаху, но... Великий Булгар, радость Аллаха на плоскогорье Трёх Озёр... может просто не успеть закрыть ворота. Потом неверные захватят лошадей и пойдут вдоль Камы. И мы останемся без хлеба.

   Дельта Камы – житница эмирата, зона мотыжного земледелия, кормит страну хлебом, там археологи будут находить сотни втульчатых мотыжек и тяпок.

   Абдулла не сказал ничего нового. Эмир сам это прекрасно знает. Ещё с того момента, когда «белый булгары» побежали перед гриднями Боголюбского на Бряхимовском полчище.

   Бряхимовский разгром, падение Янина... Дальше очевидное: Ага-Базар и Великий Булгар. Связка примитивная, додуматься – «как два пальца об асфальт».

   Эмир для того и затеял этот громоздкий переезд, перенос столицы в Биляр. Соскочить с Волги, с «рельс», по которым разгоняется «русский паровоз».

   Биляр и к Каме речного выхода не имеет. Водой идти нужно издалека, от Волги, с юга, чуть ли не от Луки, идти долго, против течения, по малым речкам. На берегах которых будет крутиться лучная конница, посыпая находников «певучими гонцами смерти». А в конце их встретит четырёхслойная матрёшка укреплений Биляра. Со стенами невиданной высоты и толщины.

   Ибрагим это многократно продумал, прочувствовал. Неделями бродил ночами в своём дворце, ища спасительное решение. Нашёл, обсудил, пережил в своём воображении возможные варианты и препятствия. Вложился душой, временем, деньгами. Он готовится. Но пока не готов. Ещё бы года три-четыре. Как по заключённому с русскими перемирию.

   Заплатить – потерять эти годы. Денег на строительство не будет.

   И что? – Можно же продлить мир на следующие шесть лет. А, может, и не придётся останавливать стройку. Денюжки у поданных есть. Если чуть прижать...

   "Куда ты денешься – плати,

Иначе – вам не жить.

Эмира вам не обойти,

Придется заплатить".

   Или – отказаться от собственного, выстраданного, уже начатого плана?

   Перед ледоставом мы получили серебро. Булгария влетела в национальный финансовый кризис.

   Народ верно говорит: «От бабы пользы ни на грош, да дух от неё хорош». Почему «глупые», девочка? Бабы эмирячьи не глупые, а реальные. «Локальные оптимизаторки» – «хорошо» себе, локально. Что там, за стеной дворца – им не интересно. Думать про то их не научили, сделать там они ничего не могут. Так к чему про то, снаружи, заботиться?

   Им бы в гареме весело жить. Зеркало для женского веселья очень полезно. А за оградой... На то муж есть. Пусть он себе мозги сушит. Гендерное разделение труда: бабам – красоту да любовь, мужикам – войну да деньги. Всяк при своём деле.

   Чуть позже, когда с Серебряной Булгарией малость растряслось и устаканилось, я Николаю орден Святого Владимира Четвёртой Степени дал. За успехи в гос.строительстве. В смысле: за втюхивание соседям гаремного зеркала с тяжкими и особо тяжкими.

   Как-то у нас всё с выподвывертом получается.

   Кажется – чего проще?

  – Владетель! Наведи порядок в своих землях.

   Фиг. Бакшиш давай.

  – Это же твои люди! Ты же сам так думаешь!

   Бакшиш давай.

   Ну – «на». Раз – «на», два – «на»... Потом – купи.

   «Бойтесь данайцев, дары приносящих».

   Увы, «Иллиаду» здесь не читали. И про «сыр в мышеловке» не в курсе.

   Всё это тянется... Вы не представляете насколько здешняя жизнь... вязкая. Даже не по расстояниям. Элементарное:

  – Отнеси эмиру грамотку.

   От площади перед воротами его дворца, до ушей блистательнейшего – неделя. При том, что все всё знают, согласны и очень не маленький человек подпихивает.

  – Он – выслушал. Он – думает.

   А климат у нас... Зиму не уговоришь, бакшишем не остановишь. Время упущено.

   «Все так живут».

   «Так жить нельзя и вы так жить не будете».

   А пока мой «авианосный Кон-Тики» вытащили на берег, вычистили, осмотрели, просмолили... Зима пришла.

   К весне ситуация стала ещё... веселее.

   С одной стороны, кипчакам погрозили, башкортов (каких-то) побили.

   С другой – Булгария побулькивает. Два восстания одновременно, толпы разбойников шастают. Нестабильно, ненадёжно. Но Саксин мне нужен.

  – Э-э... как тебя... скажи своему... э-э... Ивану, что для вас теперь везде пути открыты. И пусть вернёт серебро! Нечестивая помесь гиены и солитёра...

   Насчёт «вернуть» – уговора не было. Глупый наезд «а вдруг?». Нет уж, «умерла – так умерла». Да и по сути: эмир просто выполнил свои «должностные обязанности». Насколько качественно? – Проверяем. Снова снаряжаем расшиву, снова Муса ведёт её вниз.

   Фактическая проверка показала: исполнение некачественное. Верить нельзя никому, а эмирам – особенно.

   Повтор. Но не «один в один». В Саксине доросли до того четвёртого, который «не-утопленник». Купчики тамошние уже сидят-ждут. Кто с серебром, кто с товарами, которые мне интересны. Хотя продолжают пытаться впихнуть Афоне – тамошнему фактору – разное невпихуемое: то камку, то парчу. На кой она нам? Я парчу даже с алтарей снимаю. Про это – уже... Многое наше, что брали только «на посмотреть», хотят уже партиями. Помещения, причал, работники... решено.

   ***

   Как ходят караваны – я уже...

   Важен режим стоянки: пришёл, скинул, загрузил, ушёл. Или стой-жди, пока купец расторгуется. Разница – основа процветания Великой Ганзы и итальянских торговых республик.

   От Саксина до Ага-Базара барку тащат два месяца, вниз она идёт 20 дней. Всеволжск – на половину дальше.

   Вариации «бурлачества» мы отрабатываем ещё с моих Смоленских похождений, с «банды Толстого Очепа». Кое-что Муса применяет: упряжь рюкзачную, сменные вахты «тягунов», кормёжка на борту. Другие, вроде «марша с факелами», мосты через притоки, обустройство тропы, тёплые стоянки... На чужой земле? – Нет возможности.

   Римские легионеры за пять часов проходили 32 км с полной выкладкой. После чего строили стандартный лагерь с немалым объёмом земляных и плотницких работ. Не «прохожие с улицы» – подготовленные, тренированные люди. Но и здешние бурлаки вовсе не «доходяги задёшево». Как Рахметова проверяли перед тем, как в артель взять – я уже...

   Две сменных упряжки, даже при ночёвках на берегу, дают существенный выигрыш в длине дневного перехода. Люди при четырёхчасовых вахтах устают меньше, идут быстрее. Конечно, и платить приходиться больше. Загонять их в апрельскую или ноябрьскую Волгу... Бурлак постоянно «плескается» в воде. Затягивать марш до ледостава – угробить людей.

   Помимо ощущения собственной глупости и мерзости, это и в цене плохо проявится: коли у тебя нынче пол-упряжки перемёрло, то на следующий раз расценки подымай вдвое. Иначе люди не пойдут.

   Есть интересные подробности как лучше пройти эти 2200 вёрст от Хазарского моря до Окской стрелки и обратно. Чистая вода у Стрелки 200 дней в году, у моря – 260... в Российской Империи низовые бурлаки тащили барки до Казани, там команды менялись...

   Проще: пару недель простоял – второго рейса в году не будет.

   Прямо сейчас не критично. Но год-два – и мы выйдем на соответствующие объёмы.

   ***

   Муса топает из Саксина назад и нарывается на повтор. С теми же персонажами.

   Точнее – я же не знаю имён людей – с теми же «этническими преступными группировками». Кроме тех, что были на Луке.

   Насчёт жителей Девичьих Гор ничего плохого сказать не могу: визирь их хорошо вырезал, на реку не вылезают.

   У кипчаков, кажется, другой курень из той же орды. У башкортов прорезались юраман и юлмын. Первые, получив подарки, попытались напасть ночью, вторые – сходу в атаку без разговоров. И снова буляр:

  – Давайте мириться. С вас куны (штраф за убийство).

  – Давайте. Но кун не будет – вы напали, вы тоже убили.

  – Вай-вай. Нам жаль. Но наших погибло больше – вам и платить больше.

   Муса, может, и заплатил бы. Но булярские бии жадничают – считают только всеволжских, без погибших саксинских булгар. Называют их помётом кривой кобылицы, степным мусором, сметённым к дувалам Саксина под сапоги огузов. А соседи-родичи погибших в прошлом году, которые тащат расшиву нынче, всё это слушают.

   Такие же булгары. Только верят в Аллаха, кланяются муллам и платят налоги хану. Своих степных «родственников» иначе, чем тупыми злобными язычниками не считают. Ещё бы – они-то городские! В мечети бывают! А эти... немытый помёт кривой кобылицы.

   Мнение бурлаков надо учитывать: если половина экипажа нападёт на другую половину, то, при любом исходе, расшива до Ага-Базара не дойдёт.

   Муса всю ночь уговаривает старшин буляр «урезать осетра». Утром те уходят, и через час, только сняли лагерь, только бурлаки впряглись – нападение конного отряда. «Недовольных ущемлением родовой чести путём невнесения в список покойников» так в упряжке и посекли. Кораблик от стоянки отскочил, вынесло на стержень, снесло вниз.

   Ветра попутного нет – пришлось три дня стоять на острове, отбиваясь от лодочных десантов, мучить людей ночными караулами. Потом вообще уйти на сотню вёрст вниз. Только тогда отстали.

   Народ мой уже опытнее, брони на ночь не снимают сами, без напоминания, потери у нападавших – в разы. Но и их больше стало, опытные бойцы добавились. Не одни джигиты безбородые, уже и «иры» (отцы семейств) лезут. У меня опять – убитые да покалеченные.

   ***

   Я не понимаю моих коллег. Они частенько описывают кое-какую дальнюю торговлю. Говорят – успешно.

   Согласен, бывает. Но вот такое здесь норма.

   Непрерывный поток храбростей, героизмов и прочих... подвигов. Для молодого парня, впервые в жизни вылезшего из своей юрты или избы, такое времяпрепровождение интересно. Раз-другой. А всю жизнь? А смысл? Подвиг, квест, дойти любой ценой... или промежуточный элемент товарно-транспортной операции? Изготовил-доставил-продал. Доставка цацок – ценою жизней твоих товарищей? Рутинное занятие как цепь подвигов и похорон? Это бизнес?

   Я немного умею производить. Не умею торговать, но у меня есть мастера, которые умеют и любят это дело. А вот в середине... И плевать этим «непокорённым» на всю прогрессивность книгопечатанья, например, или хрусталеварения.

   Надо... Что?!! Утроить охрану?! Всё равно – будут попытки, будут потери.

   ***

   «Кон-Тики» топает вверх по реке, Николай с Мусой из Ага-Базара на «Ласточке» «прилетают» во Всеволжск. Плакаться. В смысле: доложить обстановку и получить «особо ценные указания особо мудрого руководства».

   Я их понимаю: проблема вышла из круга их компетенции. Но, факеншит уелбантуренный, делать-то чего?!

   Тут у меня других забот...! Софья с Ростиславой, амальгама с булатом, фарфор расписывают, эрзянских картов добивают, Кострому жгут, Сивка не слушается, Курт побегать хочет... Нормальная жизнь. Бьёт ключом, без перерывов, по голове, не отходя от кассы.

   Собираю совет голов. С приглашённым по такому случаю Мусой.

   Он второй раз при мне на Стрелке. Ходит, рот раскрывши:

  – Да не было ж тут ничего! Тут же всего три года назад... Вай! Вали Иван, ты повелитель джинов! Только эти проклятые умеют так быстро и красиво строить! Вай!

   Приятно, но не будем отвлекаться.

  – Муса, нужно, чтобы мои товары шли в Саксин и обратно без проблем.

  – О, досточтимый вали Иван! Аллах благоволит тебе! Редкий караван проходит этим путём без потерь. А ты лишился всего лишь нескольких слуг, твои товары не пострадали. Говорят, что раньше, когда этими землями владели нечестивые иудеи-хазары, да сгинут они в когтях иблиса, на берегах великой реки был порядок, караваны шли по благоустроенной степи, от стоянки к стоянке. Караван-баши даже не выставляли охрану ночью! Потому что служители караван-сараев охраняли их покой, а воины кагана, да сгорит он в аду, истребляли разбойников на десять дней пути. Увы... Я хотел сказать, слава Аллаху! Слово Пророка достигло ушей великого Аламуша! Твои храбрые предки, хоть и не поняли неизъяснимой мудрости правильного учения, но сокрушили своими мечами нечестивцев. И воссиял в этих диких прежде краях свет самой последней истины!

  – В смысле: купцов начали резать на каждом шагу? Муса, ты много общался с ташдаром? Так густо изливать млеко мудрости и нектар благочестия – его манера. Давай проще, давай о деле. Что делать с этими... чудаками, которые пытались ограбить? Караван надо повторить. А они повторят нападение. Возможно, более успешно.

   Муса сокрушенно кивал.

  – Повторят. Обязательно повторят. Такова их природа. Злобные язычники, не воспринявшие истинного учения. Покарай их три раза Аллах противоестественным способом.

  – Понял. Что делать?

   Длинная нудная беседа. Попытка структурировать размазанные, наполненные неопределёнными надеждами на милость бога – Аллаха или Христа (Николай присоединился), высказываниями.

   Члены гос.совета звереют от тоски, но умных мыслей не высказывают. И я молчу: неужели эти очень неглупые мужики... и, пардон, не менее умные бабы, не могут чётко сформулировать варианты? Что же с ними будет, если со мной, не дай бог...

   Наконец, Гапа не выдержала:

  – Что вы телитесь, мужи добрые?! Сопли жуёте, время переводите! Запоминай, Воевода. Пути три: не ходить, убить, заплатить. А, ещё: ходить. Но не по Волге, а через... Ну, вы поняли.

   У Мусы – челюсть на груди, борода на коленях. Чтобы баба... знатным мужам... в лицо... таковы слова...

   Следом вскакивает Ольбег, весь красный, набычившийся:

  – Убить! Их всех! Они наших людей...! Изменнически! Истребить!

   Чарджи нет, по Сухоне шастает. Замещающий его Салман начинает на Ольбега порыкивать:

  – Молод ты ещё. Видал мало. Там бойцы... хрен убьёшь. Он тебя наперёд... пополам сделает.

   Муса кивает:

  – Истребить... ай, тяжело. Блистательные эмиры полтораста лет... привести в истинную веру... увы... Наш нынешний победоноснейший – три раза ходил, полон брал, хабар брал, скот брал. Белые булгары – каждый! – по наложнице... Да-а... Но-о...

   Короче: Гапа права. Считаем варианты:

   1. Не ходить.

   Не могу. Там – Халифат. Там слоны в шёлковых рубахах. Надо.

   2. Платить.

   Я – не против. Если будет толк. Толка – не будет.

   Салман с Мусой объясняют насчёт платежей.

   Надо заплатить духам погибших бандитов. Чтобы они умиротворились и не вредили своим сородичам за свою преждевременную смерть.

   Надо заплатить вдовам и сиротам павших, дабы они перестали бедствовать и грустить о потере своих кормильцев. До конца жизни.

   Надо заплатить народу за обиду (побили при попытке ограбить – очень обидно) и устроить праздник примирения.

   Наконец, надо заплатить туземным вятшим. Которые будут говорить с духами и с народом, склонять тех и других к прощению нас, нехороших и кругом виноватых.

   Статьи платежа – ежегодные. Точнее: еже-караванные. Как караван идёт – плати. Размер определяется уровнем ощущения душевного несчастья аборигенами. Чем больше товаров они видят, тем более несчастными себя чувствуют.

   Причём, речь идёт только битых родах. Что скажут и сделают юрматы и юрми... аллах акбар. В смысле... а я знаю кому они нынче поклоняются? Змее, журавлю, дереву... Типа: сумму платежа юрматам ты узнаешь по курлыканью журавлиной стаи, улетающей в тёплые края.

   Кроме перечисленных племенных групп, есть ещё тридцать. Которые тоже могут вылезти на Волгу и потребовать «себе, как людям». Но – больше. Потому что им придётся устраивать богатый той для прибрежных.

   Факеншит! Я начинаю любить «серых степных тараканов»! В смысле: кипчаков. Их пятнадцать орд. Но не тридцать три! В каждой орде есть хан. Конечно, он не самовластен, он – «слуга народа». Пожизненно. Просто жизнь иногда бывает... короткой.

   «В России абсолютное самодержавие. Ограниченное удавкой».

   В ордах спектр шире. Кроме удавки бывает ещё сабля, кинжал, копьё, стрела, яд...

   Но нормальный хан хоть как-то управляет своей ордой. С ним можно договориться, есть надежда, что он выполнит обещанное. Даже если и обманет, то он, один. А здесь...

   Глава 525

   ***

   Здесь демократия. Полная. Полторы сотни «благородных родов», с родословными на семь поколений. Все считают себя равными. Аналог польского шляхетства 18 века или аланов нынешнего.

   Хуже: у ляхов или алан есть, хоть номинально, общенациональный предводитель. Здесь – все равны и свободны. A priori, ad infinitum и ad verbum (изначально, до бесконечности и буквально).

   Предводители выбираются из такого количества «родовитых», что можно найти придурка на любой вкус. По «воле народной». А эта «воля» не обеспечена информацией, опытом.

   «Глас народный – глас божий». Не – «голос разума».

  – Белая изба? Что за глупость? Не знали и знать не хотим. А вот шёлковая занавесочка – хорошо. – Как сделать? – Просто. Саблей. Зарезать прохожего с шёлком. Шёлк – повесить в юрте. Это ж все знают!

   Не хочу, чтобы думали, будто я так именно на буляр разозлился.

   Это нормальное, повсеместное, родо-племенное мировосприятие. «Все так живут».

   Люди – мы. Остальные – животные. Двух– или четырёх-ногие. Мы – потомки алтайской змеи, или иртышского журавля, или джезказганского кулана... – человечество. Остальные – нерассыпавшиеся пока кучки степного мусора. Пожива для настоящих людей.

   Такое лечится. Историческим процессом.

   Род растёт, превращается в племя, в народ. В многочисленную общность. Обычный человек живёт среди своих. Сородичей, единоверцев, единоязыкцев. Привыкает. Навыки повседневной ксенофобной реакции на «не-людей» слабеют за ненадобностью. При появлении чужака его видят, отличают, но общаются с ним как, примерно, со своим: других стереотипов общения уже нет. Отмерли.

   Это путь возникновения «великих» народов. Рост численности, создание однородной, протяжённой, комфортной для своих членов, общественно-культурной среды.

   Если к этому моменту «производственные силы» достаточно подросли, то однородность позволяет переходить от натурального хозяйства к товарно-денежному. К национальному рынку. Формируя и сам рынок, и общность людей следующего уровня – нацию.

   Процесс превращения «рода» в «народ» можно интенсифицировать. Биологическое родство (общий предок), дополняется брачными союзами с представителями других этносов. Метисы. Которые «наши», но «чуть другие». Единство языка позволят понимать друг друга, общая религия задаёт единый набор ценностей, целостность культуры («одни песни поём»). Наконец – государство. Навязывающее своим поданным единый язык, культуру, веру, закон, образ жизни.

   Не здесь. Сбежавшие в эти места в разное время из разных племён роды, имеют разных предков, что подчёркивается. Родовая память – «сокровище», часть души каждого. Конфликт из-за кобылы двухсотлетней давности, между давно сгнившими пра-пра-..., определяют взаимоотношения между живущими.

   Отсутствие общей религии провоцирует конфликты между адептами разных богов:

  – Наш журавль завсегда вашу змею заглотит. Отдавай отару! А то заклюём!

   Роды говорят на разных, восходящих к трём разным языковым семьям – иранской, угро-финской и тюркской, диалектах, находящихся на разных ступенях развития смесей изначально разного состава: «твоя моя не понимай».

   Разноверные, разноязычные, разноплемённые роды имеют общее свойство – «непокорённость». Что заставляет их объединяться против любого, кто умножился настолько, что может вздумать покорить.

   «Сократить поголовье!». И стая мелких «шакалов» накидывается на подрастающего «волчонка».

   ***

   Старый чёрт инструктирует молодого в преисподней:

  – За этим котлом можешь не смотреть. Если кто и вылезет, то его свои же назад утянут.

   Корень в слове «свои». Для чёрта в преисподней, для меня здесь – башкорты – общность. Для них самих – 33 разницы. Не «свои».

   ***

   Аламуш начинал среди примерно таких же племён прикамских булгар.

   Его род не был самым многочисленным. Но у Аламуша были умные предки – «трусливые прихлебатели злобных чужеземцев» – представляли власть кагана среди булгар. Хазарские мечи за спиной предков Аламуша создали традицию подчинения разных родо-племенных групп. «Покорные» присоединялись к правящему роду, усиливали его, становясь народом – «серебряными булгарами». «Непокорённые» – бежали или уничтожались.

   Доставшееся Аламушу награбленное руссами на Каспии – обеспечило его «стартовым капиталом». Посольство Ибн-Фадлана – верой, торговый путь «из варяг в хазары» – финансовыми поступлениями, бегство «непокорённых» – свободными землями. А Святослав-Барс, своевременно разгромивший каганат, избавил от главного противника в регионе.

   Так, сверху, «от вождя», создавался новый народ. Через два-три поколения десятки булгарских, угро-финских, тюркских, мадьярских племенных групп «переварились» в единый народ – волжские булгары.

   Сходно произошло на Руси. Дважды.

   Варяги покорили славянские племена. Их ублюдок, Владимир Креститель, опираясь на привычку к покорности, вбиваемую со времён легендарного «восстания Вадима» в Новгороде, на тысячу мечей приведённых норвежцев, объединил Русь «мечом и крестом». Автор «Повести временных лет» отмечает, что славяне перестали называть себя по племенам (поляне, кривичи, северяне...), а используют названия местности (киевляне, смоляне, черниговцы...).