Текст книги "Зверь Лютый. Книга 20. Столократия"
Автор книги: В Бирюк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
"Если не знаешь что делать – не делай ничего" – очень давняя мудрость.
Вечкенза не умер. О чём часто жалел. Куджа обошёл земли мокши с востока, успешно привёз добычу в свой аил и отдал "оленя" на забаву своим "волчатам". Всё, что может придти в головы полуголодным стойбищным мальчишкам в части игр с рабом – было исполнено. Кроме, конечно, членовредительства! Ата не велел.
Помочиться на голову самодовольному сынку врага... каждый. Каждое утро, каждый вечер. Погонять его связанного, с мешком на голове плетями... привязать к коню и поскакать по степи... сунуть головой в бочажок и не давать подняться... травить собаками, пока он не свалится обессилевший, дрожащий от страха... трахнуть живую игрушку оленьим хвостиком... просто трахнуть... привязать верёвкой к дереву и бросить под ноги осиное гнездо... и хохотать, глядя на его прыжки... измазать с головы до пят свежим навозом и оставить связанным на солнышке для мух... приставить к его глазу нож... или – раскалённый прут... или – не к глазу... заставить жрать землю... или – дерьмо... сунуть за шиворот горящий уголёк... или горсть муравьёв... обсудить как именно лучше отрезать... или прижечь... любую часть мяса раба... привязать к здоровенному колесу телеги и пустить с горки... запрячь в телегу и погонять...
Каждый. Каждое утро, каждый вечер. И бить, бить, бить... просто проходя мимо. Не так сидит, не так глядит, не так дышит...
– Ули ханын данки! А-ай!
– "Слава великому хану!" надо произносить правильно, через два "н". Ханнын. Ползи. От этой юрты до той кибитки. На брюхе. Через вон ту кучу навоза.
В коше было мало взрослых мужчин. И много подростков. Им было не важно – что представляет из себя брошенная им на забаву двуногая зверушка, какая у неё... "предыстория". Важно, что этот предмет позволял им удовлетворить свой инстинкт социализации.
Через полтысячи лет европеец будет писать о судьбе русского полона, взятого татарами:
«Они отдают пленников своим юношам для забавы, как бросают зайца своре собак».
Юноши хвастали друг перед другом своей изобретательностью, силой, меткостью... Всем тем, что позволяло получить уважение, занять более высокое положение в стайной иерархии «молодых волчат» становища.
– Я – самый сильный мужчина в становище!
– Нет, я самый сильный!
– Ты – самый сильный. А я – самый сильный мужчина. Я сегодня трахнул нашего Зю шесть раз! Попробуй, повтори.
Вечкензу держали на привязи возле шатра. Кормили вместе с собаками. Часто – вообще не кормили. Ночью он не мог спать – комары. А днём ему не давали спать малолетние хозяева.
Ещё в начале Куджа велел обрить раба и одеть его в женское платье. Первое – оскорбление для аристократа, второе – смертельное оскорбление для каждого мужчины.
Можешь оскорбляться. Но сидя в колодках, на привязи у кибитки, когда каждый мимо проходящий шкет бьёт камчой или палкой, таскает за уши, кидает свежим навозом или камнями, задирает тебе подол и щиплет, выкручивая, выворачивая твоё мясо, везде, где ему пришло в голову... – довольно быстро научаешься говорить правильно: "ханнын". Через два "н".
Для Вечкензы, сына и наследника Ине ("Великий"), привыкшего к любви, уважению окружающих – перемена в его участи была... катастрофической.
Нет, как всякий мужчина, как будущий воин – он умел терпеть боль, знал – как побороть страх, но... Это же не смертельная схватка с могучим медведем! Который может тебя опрокинуть, вырвать мясо из твоего тела, сломать хребет ударом лапы. Опасность, к которой ты готов. На такую схватку идёшь с оружием, с верными товарищами, с опытными наставниками-охотниками. Знаешь, что с тобой может случиться. Что может сделать медведь, что должен сделать ты.
Но никто не знает, какую новую забавную игру придумают ребятишки этого коша. И ты ничего не можешь сделать. Потому что сил нет даже говорить, даже ругаться, даже плакать. Только слабое нытьё. Когда больно, когда страшно. Всегда. В редкие минуты покоя уже не вспоминается прошлое, дом, подвиги. Вообще – не думается. Пустой взгляд, пустая голова. Ступор. С непрерывной болью в разных местах тела.
Есть – отвага, есть – стойкость. Это несколько разные качества. Вечкенза был отважен. Дома, среди своих.
"На миру – и смерть красна" – не только русская мудрость.
А вот стойкости в одиночестве...
***
Есть боль победы – она возвышает. "Да, мне было больно. Но я перетерпел и победил! Я – герой!".
Есть боль поражения – она озлобляет. "Да, мне больно, да, нас побили. Но я смою моё поражение их кровью! Я отомщу! Я буду героем!".
Есть боль бесконечного, безнадёжного унижения. Этот опыт не смывается ничем. "Вот так было. Вот так есть. Вот так будет всегда". И очевидное продолжение: "Я – не герой, я – никогда не стану героем". Никогда. Всегда. Вечно.
Есть эффективный "отбеливатель" – собственная смерть. "Дальше – тишина". Но и для этого нужны силы, решимость.
"Дерьмом грязь не вымыть".
А сил – нет. Ни на что.
***
Вот в таком состоянии Николай нашёл "наследного принца Мордовии".
– С Куджой проблемы были? Не пытался и – деньги взять, и – товар у себя оставить?
– Нет. Наоборот. Был счастлив, что от этого... "оленя" избавился. Он же боится, что узнают Пичай или Башкорд. Поэтому-то "оленя" обрил и девкой одел. Но, вроде бы, пока тихо. Он уходить собирается. То ли – на Дон, то ли – на Волгу. А если эта история дойдёт до Башкорда – ему голову оторвут.
«Глаз орла»... Хорошее свойство. Полезное. Для степняка. Правителю нужно другое – «глаз обезьяны». Глаз слабой, голой, бесхвостой обезьяны. Которая скачет на крокодиле, у стремени которой бегут князь-волки. А она смотрит и думает. Видит. Не леса и моря, не слонов и медведей – это интересно и полезно, но не столь важно. Важно – видеть других обезьян. Это – самое главное. Это самое – опасное. И – самое полезное. Не золото-диаманты, не звери-птицы – люди. Люди вокруг тебя.
Пять лет я ходил уже по этой земле, по «Святой Руси». Ходил и смотрел. Мне интересны люди. И я смотрел на них. Они были разные. Лесовики Фанг и Могутка, степняки Чарджи и Алу... Я их – видел, я – о них думал. Я пытался их понять. Я – их.
Множество коллег пытаются объяснить, втолковать, навязать... аборигенам своё. Для меня это вторично. Сначала – понять человека. Научиться говорить на его языке, говорить те слова, которые затрагивают его душу. Если ты понял его – сможешь объяснить ему своё. И уже не важно что именно: почему надо мыть руки перед едой или как построить самолёт. Все тайны ядерного синтеза бессмысленны, если он не понимает тебя. Потому что ты не понимаешь его.
Я стремился понять здешних людей. Обращал внимание на мелочи: состояние обуви, целостность и состав одежды, повадки, жестикуляция, мимика, интонации... Чужесть всего этого средневекового рядом с моим, с детства впитанным, способствовала восприятию. Перед моими глазами проходили сотни персонажей, я не отворачивался презрительно, не плёвывался от мерзости всей этой... «святорусской жизни» – запоминал, накапливал опыт. И, всё чаще, интуиция подсказывала: от этого человека следует ожидать чего-то вот такого. Не детально – направление, дорогу.
Через семь лет в мой шатёр в излучине Дона вошёл толстый половецкий хан в богатом парчовом халате. Неуклюже поклонился.
– Э... Достопочтенный Айуан не узнаёт меня? Моё имя – Куджа. Куджа-хан.
Я был потрясён. Вместо оставшегося в памяти нищего, прокалённого солнцем, нервного, голодного бродяги, недостоверно изображающего из себя удачливого торговца, передо мной на кошме сидел богато одетый, с увешанными драгоценными «гайками» пальцами, рыхлый, чуть смуглый повелитель орды. Восседал. Источая ауру властности, вельможности. Только глаза остались прежними: быстрый, скачущий взгляд охотника, выискивающего цель, мгновенное замирание, острое вглядывание в возможную добычу, и снова скольжение вокруг в поисках опасности.
«Глаз обезьяны» не ошибся. Я искал человека для непростого дела. Мне повезло – я нашёл Куджу. И ему повезло – я дал ему шанс. Шанс стать чем-то. Выглядывая подходящего человека на торжище возле городка Пичая, я совершенно не думал о дальнейшей судьбе «похитителя принца». Лишь бы сделал и не болтал. Но интуиция выбрала не просто успешного людолова, а «персонаж с перспективами».
Получив кучу серебра (около 5 кг), Куджа не кинулся их пропивать или хвастать, а аккуратно проехался по соседним ордам, прикупая скот, навестил городки порубежья, запасся хлебом и осенью ушёл на Волгу в тамошнюю орду. Серебро он тратил осторожно, создав себе славу человека обеспеченного, но прижимистого. Зимой, после разгрома Башкорда и его орды, часть кошей кинулась спасаться по его следам. Он оказался первым в этом потоке «выскочивших из под топора». Что принесло ему славу прозорливого вождя. Куджа помогал беглецам. Что создало ему славу человека отзывчивого, заботящегося о народе. Через год он стал куренным. «Апа».
Наша тогдашняя встреча произвела на него впечатление. Он узнал – куда надо смотреть. Мои интересы на Волге затрагивали всё больше людей там, не была исключением и Приволжская орда. Хан думал по-старому, «как с дедов-прадедов», а Куджа знал, чётко ощущал новизну и опасность, исходящие от меня. Ему снова пришлось бежать – дальше на юг.
Грузинские летописи пишут о «дербентских кипчаках», Куджа говорил – Терки, теркская орда.
Когда Коба (хан Кобяк) поднял священное семихвостое знамя кипчаков, собрал «жёлтый народ» и повёл на Переславль, хвастая огромными луками, которые натягивали пятьдесят мужчин, и «греческим огнём», Куджа... извинился и не пошёл. А молодой горячий хан Терков – поскакал. Да там и остался. Когда остатки ханского отряда вернулись в родные становища, Куджа поднял своих и вырезал ослабевший ханский род под корень. Взяв всё: майно, скот, рабов, женщин. Став сам ханом.
Там, над Доном, Куджа немного хвастал, немного нервничал – я ведь и до Терека уже мог дотянуться. Я его успокоил, и мы поговорили дружески. Его голос на тогдашнем курултае был для нас весом. Наличие верного союзника в том регионе оказалось чрезвычайно полезным – он сумел перекрыть Дарьял и Дербент. Что не позволило потомкам Шарукана ни уйти в Грузию, как сделал их предок, не вызвать оттуда подкрепление.
Да и позднее, пока Куджа не погиб под стенами Праги, я всегда вспоминал его добрым словом.
Глава 437
– А как обратной дорогой? Этот... "олень"? Не взбрыкивал?
Николай снова покрутил головой.
– Да уж... Только отошли от берега – этот... начал разговаривать... громко. Дайте, де, нормальную одежду, отвезите меня к отцу. Пугал сперва... Ну, мы его... в речку... для промойки. Потом... кляп в глотку... для тишины... Вечерком – на комарики. К утру – уразумел. Громко говорить перестал – улещивать начал. Злато-серебро предлагал, отцовой милостью да богачеством прельщать пробовал. Ну, я ему растолковал. Насчёт его места. И – ценности. В одну курицу, в две ногаты. Тогда просить да умолять начал. Себя, как он есть, предлагать. Хе-хе... Всё просил задок его попробовать. Для "наслаждений по-кыпчакски". Типа: я тебе по всякому "сладко" сделаю, только отпусти. Сильно упрашивал. Аж со слезами. Ну, я и соблаговолил... ознакомиться. Не впечатлило. Старание есть, а умения нет. Объяснил, что ему ещё... опыта поднабрать надо. Отдал ребятам. Вот они его всю дорогу... опытом и накачивали. Сейчас, поди, в бане хором продолжают. Или я чего не так сделал?
– Всё так, Николай. Всё – так. Теперь прикинь – какой выкуп с Пичая за его сына мы можем запросить?
– А вот (Николай вытянул бумагу, развернул). Я ж эту... важенку – дорогой расспрашивал. Чего у его батюшки в дому есть и сколько. Только вот что, Иване, брать надо сразу. Парня-то быстро изведут. Пичай... он же в государи метит. Ему ж важно, чтобы народ его уважал. А при таком сынке весь его авторитет... Так что сынок помрёт скоро. Потом выкупа от папашки – не дождёмся.
Николай – умён. То, что мною обдумывалось как одно из возможных развитий событий – сообразил по доступным ему деталям. Но есть подробности:
– Умён ты, Николай, а не додумал. Майно у нас своё есть. У нас – скотины нет. И лесовики нам скотинку не продадут. Пусть Пичай сам своё имущество распродаст да скот купит. И сюда пригонит. Куда как выгоднее получится.
Мы сходили в баню, где отмывалась после похода команда Николая.
Ребята загуляли славно. Я уже говорил – баня после похода не только средство смыть с себя дорожную грязь. Нужно отпарить покусанное, стёртое, расцарапанное, растянутое... Нужно смыть с себя чужие слова и чужие взгляды. Нужно сбросить кожу. Наросшую на чужбине. И ощутить: "я – дома!". Телом и душой.
Важное, сакральное, душевное занятие.
"Приходите к нам на помойку!
Мы откроем все окна и двери!
Мы отпарим вас и отмоем!
Будем чистыми! Мы в это верим".
Из предбанника доносилась какая-то весёлая песня. Что-то из репертуара «медвежьего праздника»? На мой удивлённый взгляд Николай выдал разъяснение:
– Ну... когда я его... Спрашивал – умеет ли он песни петь. Что-нибудь такое... для настроения, так сказать. Вот он и исполнил. Так это... бодренько. Говорит – песнь торжествующих мордовцев. Чего-то там – как они всех победили. Ребятам музычка понравилась. Вот они его под эту песню всю неделю и... Уже все и слова выучили.
Картинка... штатная. Довольно просторное помещение, освещённое пляшущим светом трёх-четырёх свечей. Полтора десятка голых и полуголых прилично выпивших парней. Основная часть – у дальней стенки, на лавках вдоль стола, по которому они колотят кружками, отбивая такт. Ближе к нам, посреди комнаты, через лавку переброшено животом вниз тело страдальца. В которое заправляют с двух сторон. Руки бедняги растянуты в стороны и примотаны к концам лавки. Третья вязка – к ошейнику, в кулаке переднего. Он её периодически вздёргивает в конце каждого такта песни.
Тело... более всего похоже на тело Новожеи после ушкуйников. Если не обращать внимание на отсутствие волос с одной стороны и наличие... кое-каких архитектурных излишеств с другой. Та же отощалость, мословатость всех суставов, нездоровая опухлость лица, глаз, некоторых других частей... Сходная радуга синяков разных оттенков свежести, царапины и ссадины, параллельные синие полосы. Здесь, вероятно – от потерявшего листья банного веника. Пропарили парня. Как нурманы Лазаря.
Мда... опыт уже есть, примерно представляю дальнейшие реакции индивидуума.
– Здрав буди, господин Воевода!
– И вам исполать, добры молодцы. Продолжайте, отдыхайте. Как там, в парилке, парка хоть чуть оставили?
Мы с Николаем сполоснулись, посидели в парилочке, обсудили кое-какие животрепещущие... Потом он убежал, а на его место пришёл Самород. Мне было нужно уточнить кое-какие подробности по марийско-мордовским нынешним делам.
На Волге нарастала напряжённость: столетиями функционировавшая система экзогамии между мари и эрзя с моим приходом – рухнула. Торговые санкции со стороны эрзя вызвали ответные контрсанкции с моей стороны. Мари перестали отдавать своих женщин в роды эрзя – я запретил. Эрзя ответили симметрично.
Для мари это было не критично: гибель множества мужчин в ходе Бряхимовского похода и последующей войны с унжамерен, оставили много вдов. А навязанный мною закон не только разрешал, но и требовал выдать их снова замуж, исключая из круга претендентов лишь близких родственников. Как и установлено по русскому "Уставу Церковному". Кроме того, в их землях появились расселяемые мною русские и мещеряки. Да и активное втягивание марийской молодёжи в жизнь Всеволжска снижало остроту "брачного вопроса" в марийских селениях.
Обычные внутрисемейные конфликты вдруг получили у эрзя непривычное продолжение. Обнаружилось, что жена может уйти в род отца, к мари. И те её не вернут. Это был единичный случай. Но туземцы были потрясены: "мир перевернулся!". А мои отвечали:
– С Всеволожска выдачи нету. Мы – всеволожские! И валите отсюда.
Сходных случаев следовало ожидать и с другой стороны. Но "баланс спроса и предложения" – существенно отличался.
"женат два раза неудачно -
одна ушла, вторая – нет".
«Особо страждущие в браке» марийцы могли перейти ко второй попытке.
В предбаннике уже не было ребят Николая, было чисто и чуть прохладно. На столе стояла початая бадейка кваса. А на лавке – в прежней позе лежал Вечкенза. Тоже – весьма "початый".
Пару минут, пока Самород наливал мне и себе квасу, я рассматривал "наследного принца Мордовии". Вспоминал, как чуть больше месяца назад он злобно шипел на меня, уверенно обещал мне мою смерть и свои песни-пляски по этому поводу.
"Я съем твоё сердце. Ха-ха-ха...".
Не случилось... Не он первый. Бог даст – и дальше так будет.
Тишина испугала парня. Он вскинул голову и что-то залопотал по-эрзянски.
Самород включил перевод без подсказки:
– Говорит – пошли гонца к отцу его. Много мехов и скота получишь.
– Как он меня называет?
– Никак. Э... говорит – ты.
Пришлось вставать, разбирать метлу в углу, вытаскивать подходящий прут.
Как же там, в одной народной песне:
"Била меня мати
Березовым прутом
Щобы я не стояла
З молодым рекрутом".
Есть и более поздний вариант:
"Била меня мати
Двухпудовым гаком
Щобы я не стояла
На дорози раком".
Разруха, блин, средневековье, факеншит. Где тут найдёшь «двухпудовый гак»? Только – исконно-посконно.
Помнится, когда-то давно Ноготок учил меня порке розгами. Упирая, в частности, на область между нижней частью ягодиц и началом собственно бёдер. Он так обрабатывал Светану на поварне в Рябиновке. Как давно это было... А я вот помню. Прилежный ученик, потому что.
– А-а!
– Он спрашивает – за что?
– Не за что, а почему. Потому, что мне захотелось. Он мой раб. Как должен раб обращаться к своему хозяину?
– Он говорит: если ты убьёшь его – ты не получишь большого богатства.
– Как он меня назвал?
– Э...
Всё-таки, мне привычнее обрабатывать лодыжки. Как-то старая школа, ещё с Киева... А учусь я у всех.
– А-а-а!!! Кашпадин-кашпадин-кашпади-и-и...!!!
Теперь – спокойно.
Не заводясь от его истошного крика.
Неторопливо.
Вбивая свои смыслы в его... подкорку. Или чем он думает?
Не отрывая конца прута от его тела.
Чуть похлопывая, чуть царапая, чуть обводя... интересные места.
Держа в напряжении.
В постоянном ожидании следующего удара.
Здесь.
Или здесь.
Или с этой стороны.
Обеспечивая.. концентрированное внимание слушателя.
– Ну, вот. Уже лучше. И так будет всегда. Всю твою жизнь. Попробуй это понять и запомнить. Попытайся. Ибо ты глуп, Вич-чем-за. Вообрази: завтра я открою доступ. К твоему телу. Каждый желающий сможет, за совершенно смешные деньги, ударить, или плюнуть, или всунуть...
– А-а-а...!
– Но-но. Стоять. Итак, каждый желающий сможет трахнуть сына и наследника инязора Пичая. Вот прямо...
– О-о-ой...
– Эк у тебя всё покраснело. Перетрудил ты дырочку. Ничего, это хорошая наука, дальше будет больше. Не думаю, что твоя задница так уж привлечёт моих людей. Для русских – ты не интересен. А вот в Мордве найдётся, пожалуй, как бы не тысяча состоятельных людей, которые с интересом отнесутся к моему предложению. Ещё есть мурома и мещера, мари и меря. Конечно, дело не в красоте линии твоих ягодичек...
– А-а!
– А в том, что ты сын инязора Пичая. Которого можно трахнуть. Не инязора – только его сынка. Но и это немало. Придут – десятки. И расскажут тысячам. О своих... наслаждениях. Вся мордва будет звенеть звоном и шипеть шипом. О нежной кожице твоей задницы. Пичай это знает. Поэтому заплатит. Столько, сколько я скажу.
– Он говорит: отец отомстит. Убьёт, зарежет, сожжёт...
Мда... "Не умён вызывающе".
– Ты – глуп. Ты забыл очевидное. Время. Он придёт мстить потом. После того, как десятки азоров и кудатей... насладятся твоим телом. Юным и благородным. Аж... по самые ноздри. Или – не придёт. Вовсе. Зачем великому Ине – наследник общего пользования? Тогда ты просто подохнешь. Какой-нибудь дебелый атя сильно полюбит тебя. И сломает тебе спинку. В припадке наслаждения.
Пленник пытался возражать, дёргался, рвался. Даже вздумал истерично орать и перебивать меня.
– Самород, что-то парень вольничать начинает. Трахни его. И вон, поводок подтяни.
– Как это?! Не... Господине, я – не... Я ж... это... Я же женатый! Как же я жене-то изменю?! Не...
– А ты не изменяй. Измена – если ты пообещал любить одну женщину, а полюбил другую. А тут и не женщина, и не любовь. Любить Вечкензу не надо. Надо заелдырить и уелбантурить. Вложить в зад так, чтобы в голове посветлело. Обычное дело наставника. Научение – называется. Давай-давай.
Самород сперва растерялся, потом смутился, потом хмыкнул, осмотрел растянутое на скамейке бледно-синюшное тело в полосочку заинтересовано-оценивающим взглядом. Тело – вполне подготовлено, даже не остыло. И он – приступил.
В рыцарских романах об этом движении иногда пишут: "... и вступил в стремя". Здесь – не "в стремя". Но "вступление" было мощным. Не столь мощное, как в концерте Брамса, но тоже вполне.
Забавно: состояние Саморода в некоторой части сходно с состоянием Вечкензы. Самород за эту зиму ощутил себя "повелителем всея кугырза и окрестностей". Его окружение смотрело ему в рот, восхваляло и припадало. И было за что – были объективные серьёзные успехи. Как медведь у "принца Мордовии". Появилось желание самовозвеличения. Не "гордыню свою тешить" – нет-нет! Не дай бог! Исключительно во славу "пославшего меня". Стоящего за спиной. И неясные, туманные... ещё не мысли – смутные надежды: вот тот, "заспинный" помрёт когда-нибудь и тогда я тут... один... самый-самый...
У Вечкензы за спиной стоял Пичай, у Саморода – я. Остановленный на взлёте, на пол-пути к состоянию "царь всея мари", Самород уже не был тем простым резковатым мужичком-бродягой, который меньше года назад пришёл ко мне. А злость к здешним племенам у него осталось. Он, оскалился, раздвинул Вечкензе розовеющие, как щёчки невинной девицы, услышавшей вольную шутку, ягодицы, смачно плюнул для смазки и...
– А-а!
– Он говорит...
– Не интересно. Я хочу услышать от него признание в любви. К тебе. Красочное описание восторга от процесса. Поэтическую балладу на тему: как я люблю когда меня сношают в попку. Заставь его говорить и двигаться так, как это приятно тебе. Поиграй с ним. Подчини его. Доведи его до... До радости послушания и восторга принадлежания. Поменяй ему парадигму... э... Но без необратимых травм. А я пока ещё разок в парилку схожу.
***
Один из элементов таких техник слома психики – создание ощущение безысходности. Обыденности, малозначительности, постоянности. Вечности.
"Что было – то и будет". "Что воля, что неволя – всё равно". Вот так будет всегда. Не важно – что. Хоть – муки адовы, хоть – блаженство райское. Безвариантно.
Не уникальная удача, не ужасное несчастье – будни, повседневность, обычность. Не злая воля, которой хочется воспротивиться, но обычай, рутина, "сила вещей".
"Плетью обуха – не перешибёшь".
Именно ужас безысходности, неизменности подсовывают многие религии своим адептам в качестве "загробного блаженства". Замкнутый круг удовольствия.
Крысы от этого умирают.
В раю и умереть невозможно.
***
Вечкенза был потрясён своим похищением. Попытался освободиться – не получилось, его привезли в аил. Пытался отстоять своё достоинство, честь, самосознание... В колодках посреди стаи ордынских мальчишек?
Надеялся выкупиться – его дом богат. Но ни слава, ни сила, ни богатство – не имеют значения "здесь и сейчас".
– Как же так?! Я же...! Мы же...!
Куджа, только что – нищий, в вели Пичая – просящий, заискивающий – просто посмеялся над ним.
– Ты – стойбищная скотинка. Говорящая игрушка моих волчат.
"Волчата" игрушкой игралися. Непрерывно, постоянно, безысходно...
Переход к русскому купцу, изменение обстановки – вызвало фонтан надежд.
Ничто так не обижает, как "обманутые надежды". Потому что – "сам дурак". Его снова избивали, насиловали, унижали...
Он надеялся, что это просто своеволие купчишки. Вот придут в город, к Воеводе Всеволжскому. Он, конечно враг, "Лютый Зверь". Но он же знает отца! Русские хотят чего-то – значит, меня обменяют, меня выкупят!
А... а всё по прежнему: битьё, насилие, вязки, унижения.
"Ты – никто. И звать – никак".
Раз за разом.
Постоянно.
Всегда.
THE PRESENT CONTINUOUS TENSE – настоящее продолженное время. Вполне – настоящее, бесконечно – продолженное.
Самород отрабатывает сейчас очередной этап этого внушения. Внушения безысходности, безнадёжности. Разрушения психики, самосознания. Выжигание души. До почвы, до основ. До базовых инстинктов. Всё остальное – в пепел.
Теперь приходит время выращивания на этом пепелище – нового. Нового человека. С новыми целями и ценностями. Точнее: с новым видением их, прежних и вечных.
Парилка уже остывала, долго я там не высидел – кайфа нет. По возвращению в предбанник увидел довольно миленькое зрелище: урок стихосложения в сочетании с уроком гимнастики.
Они на два голоса распевали сочинённую песню, одновременно оттачивая гармонию текста и гармонию движения. Последнее достигалось ритмическим подёргиванием поводка, привязанного к ошейнику Вечкензы. Каждый раз парню приходилось всё выше задирать своё, уже красное от удушья, залитое слезами (ещё остались?) лицо.
Наконец, Самород, удовлетворённо ухнул. Хекнул, хакнул и хлопнул. Крепкой, широкой, "мозолистой ладонью трудового народа" по выпирающим перед ним позвонкам отощавшего и ослабевшего будущего ине. И слез с розовеющей задницы "наследного принца".
– Не, ну ты, воевода... Верно говорят – "Зверь Лютый". Даже и подумать-то, что я, холопище безродное, ни отца, ни матери – не знавший... самого наследника великого азора. Ине! А я его...! А он ещё и благодарит, радуется, на продолжение напрашивается... песни поёт. Нравится, грит, гадёныш, как я ему...
Вот я и узнал кое-что новенькое про Саморода. Точно – сам родился. Без отца, без матери. Из беглых холопов. Это – мои познания. А вот ты, Самород, не знаешь, что отымел наследника не просто инязора, а объединителя нации, создателя государства, потенциального нац.героя.
Только что ты сделал важный шаг. Очередной.
Шаг – от тебя прежнего. От состояния "живу по своей воле". Шаг – по дороге подчинения. "Делаю что велят". От мук или удовольствий по своему выбору, к "наслаждениям" и всему прочему – по воле моей.
А плачущий и благодарящий "мордовский принц"... У "национальных героев" с наследниками всегда проблема.
"Природа отдыхает на детях гениев".
Сегодня роль "природы" взял на себя Самород. Судя по его довольному лицу – отдых удался.
– Спроси его: чего он сейчас хочет больше всего?
– Говорит: чтобы отпустили домой.
– Возьми прут и объясни ему: первое и главное желание раба – служить своему господину.
Фу, как шумно. Что ж он так визжит? И ведь кляп не вставить – мы ж беседуем. А, вон в чём причина. Самород несколько... загибает розгу в ударе. Так что кончик попадает по... по кончику. Да, это больно. Как вспомню киевские подземелья... Главное – не перестараться. Товар должен иметь... товарный вид. С учётом моих планов.
– Ну, хватит. Итак, чего мой раб хочет более всего?
– Говорит: служить своему господину, Воеводе Всеволжскому. Говорит: мудрому, сильному, великому, славному, прекрасному, храброму...
– Пусть повторит 10 раз.
"Повторение – мать учения". Может, чему и выучится.
– Объясни ему: эти слова он будет повторять всю свою жизнь. Вставая ото сна и отходя ко сну. Садясь за стол и вставая из-за стола, начиная любое дело и заканчивая его.
Христианам это обеспечивает веру в Христа, мусульманам – в Аллаха. "Рабы божьи". Воспользуемся отработанной тысячелетиями технологией.
– У тебя хорошо получается. Только надо искреннее, задушевнее. А чего ты хочешь после этого?
– Он говорит: вернуться домой, к отцу.
– Мда... А третье его желание?
– Говорит... да, говорит: убить тех, кто его украл. Тех кто его мучил. Тех... ругается однако.
Ведро холодной воды прервало истеричный поток разнообразных проклятий и неисполнимых обещаний "мордовского принца". Он затих и только мелко дрожал. Не то – от воды, не то – от нервов.
Самород вытер и отвязал парня. Но ни сидеть, ни стоять тот не мог. Каждое движение вызывала у него волну боли. Уже и не привязанный, он снова опустился на колени и, чуть постанывая, опёрся на лавку. Моя снисходительная усмешка была им вполне понята. Но попытка занять менее... характерную позу – вызвала вскрик боли. Ощущения тела пересилили гордость, и Вечкенза замер на коленях на полу. Вполне пригодный для повтора в любой момент. И – осознающий это.
Выбор – отдан мне. И он с этим – согласен.
– Ладно. Давай о деле. Ты – глуп. Ты хочешь вернуться к отцу. Пичай организует тебе быструю смерть.
– Говорит: нет. Не верит. Отец его любит. Отец его выкупит.
– Ты смешиваешь разные вещи. Отец тебя выкупит. Чтобы убить. Не сам – слуги сделают. Не открыто – тайно. Случай. Упал, утонул, съел не то... Твой отец храбрый командир, мудрый правитель и умный человек. Богатый душой, крепкий характером. Он – лучший среди твоего народа. Он хочет и может стать государем, объединить твой народ. Он потратил на это всю свою жизнь. Он близок к успеху. И тут – ты. Старший сын, наследник от плоти и крови великого ине. Радостно распевающий песенки, подмахивая своим инязорским задком – врагам-кипчакам, врагам-русским...
– Нет!
– Да! Именно так и будет рассказано. Именно в это поверят люди. В то, что наследник мудрого и храброго Пичая – курв-давалк. Каждый человек в твоём народе, приезжая к Пичаю по делу, будет видеть тебя, будет думать: а как он это делал? Как становился, что при этом говорил, какие песни пел? Как там, в твой охотничьей песне: "Я и медведю дал"? Это Пичай научил сына такому? Если я отдам своих сыновей в отряд ине – их там тоже...? Люди перестанут приходить к твоему отцу, люди перестанут слушать твоего отца, люди будут презирать его.
– Ы-ы-ы...
– Твой отец – мудр. Поэтому он убьёт тебя. Как можно скорее. Он будет опечален, но сделает это. Потому что он любит свой народ, свою власть над ним, свою цель в жизни. Эта любовь – сильнее любви к своему сыну. К тебе.
***
Национальный герой часто отдаёт за свой народ жизни многих лучших представителей своего народа. Жизни своих близких, своих детей. Авраам пытался убить единственного сына во имя Господа, защитника народа. Пётр Первый пытал своего Алексея, Иван Грозный убил своего Ивана Ивановича...
Ритуальные жертвоприношения членов правящей семьи, чтобы умилостивить богов, чтобы война была удачной, чтобы прошёл дождь и вырос урожай... – в легендах многих народов.
"Сын за отца не отвечает" – эпоха недостижимого гумнонизма, либерастии и дерьмократии. Да и тогда – а "отец за сына"?
"Бей своих, чтобы чужие боялись" – русская народная мудрость.
