Текст книги "Зверь Лютый. Книга 20. Столократия"
Автор книги: В Бирюк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)
Воину, чтобы стать героем, достаточно "правильно" погибнуть. Государю, военачальнику надо ещё и победить. Тот советский генерал, который ходит по позициям в "Горячем снеге" и раздаёт выжившим бойцам правительственные награды, приговаривая: "Всё чем могу..." – герой. Не потому, что метко стрелял или лихо рубил, а потому, что его люди остановили Манштейна.
"Мечтая героически погибнуть за Родину, ты желаешь ей трудных времен".
Не хочу. Ни "героически погибнуть", ни "трудных времён".
"Судьбе надо помогать, особенно на перекрестках".
Тогда... жаль Пичая.
***
Три вопроса, которые мне нужно решить.
1. Где взять скот? Сейчас и потом. Мы, я понимаю уже, будем вынуждены годами прикупать тысячные табуны и стада. Люди хотят быть крестьянами, крестьянам нужна скотина.
2. Как прижать "петухов"? Мне нужно срочно, "вчера" – ставить вышки на их землях.
3. Как обезопасить себя от эрзя? Чтобы ни сейчас, этим летом, ни потом – через год-три-пять ко мне не заявились из леса тысячи злобных мужиков с топорами.
Можно положиться на милость божью.
"Тьфу-тьфу! Сгинь нечистая! Да расточатся врази!".
Следствием будет долгая мелкая лесная война.
Конечно, я победю. Я ж весь из себя такой! Но... цена. В деньгах, в людях, в потерянном времени. "Времени" – моей жизни.
Вопросы решаются Пичаем. К его выгоде – я готов платить. Но он не хочет. Он взял курс на "самостийность", на создание своего прото-государства. Я, Всеволжск – очевидная и ближайшая цель. Все остальные – эмир, князья, кыпчаки – много дальше. Как только он чуть-чуть уговорит своих – поведёт их воевать соседей. Меня.
Просто потому, что грабёж выгоден.
Фиг вам!
Я вывернусь! Я завалю трупами эрзя все овраги вокруг Стрелки, выжгу все кудо на сотню вёрст! Не знаю как, но сделаю. Чего мне это будет стоить? Скольких вдов и сирот из русских деревень и марийских ешей я не смогу принять, тратя ресурсы на подготовку к этой войне? Сколько русских и не-русских младенцев помрёт в избах-душегубках из-за задержки в становлении Всеволжска? Год – сто тысяч. Половину – можно бы спасти.
Война – не оптимально...
"Он – хочет, он – не хочет"... Как недавно говорил мне Муса? – "Зачем управлять людьми тому, кто может управлять их желаниями?". А можно ли развернуть Пичая так, чтобы он пожелал нужное мне?
– Кха! Глаз орла! Ай, беркута! Асыл мырзам эдеми маре танды! (Благородный господин выбрал прекрасную кобылу!) Кха! Я отдам тэбэ! Тольк тэбэ! Совсем ни-по-чём! Да! Три десять кумис – забирай! Якши! Да-рам!
Мы гуляем по торгу у стен Пичай-вели. Идея закупить скот у кипчаков кажется мне... разумной. Но нуждающейся в проработке. Вот я и прикидываю...
Местный торговец принял мою задумчивость за торговый интерес и пытается всучить мне кобылу.
Да, дядя, у меня глаз как у степного беркута. Только заточен не на зайцев, а на людей. Не так хорошо как русских, но я вижу и степняков. Я не пропускаю мимо ушей рассказы Чарджи, Алу... Потому что – мне интересно. И теперь, присматриваясь к твоей одежде, к твоим повадкам, к твоим спутникам... могу сделать некоторые предположения. О тебе, о твоей жизни, о твоих талантах. Возможно – они правильны, возможно – ты подойдёшь для моего плана.
У меня нет ещё плана. У меня есть "направление". По которому я собираюсь пройти. Сделать "дорогу" к процветанию моего города.
– Твоя кобыла хороша. Но она не нужна мне.
– Ай! Гляди как глядит! Ай! Гляди! Она тэбе уже... лубит! Совсем! Бери-бери! Да-рам!
– Уважаемый. Э... хан. Не трать время. Я вижу, что твоя одежда бедна, что твои спутники... в рванье. Тебе нужны деньги. Но лишняя ногата не накормит твоих детей. Я знаю место, где ты можешь получить в тысячу раз больше. Сто гривен кунами.
– Кха... Гдэ?!!!
– У реки стоят мой шатёр. Приходи когда стемнеет. Один. Хан... э...
– Куджа. Мое имя Куджа.
Я улыбнулся бедному половцу и отправился гулять по торжищу дальше. А двое моих ребят тихонько рассосались в окружающем пространстве.
Авантюра и экспромт. "Каждый экспромт должен быть хорошо подготовлен". Насчёт "хорошо подготовлен"... нет времени. Но собрать хоть какую-то информацию об этом... Кудже – необходимо. Главное: никто не может связать его со мной. А вот потянет ли этот ободранный степняк работу на сто гривен?
Часа через четыре, когда прогнали с пастбищ коров, село солнце и народ в округе утихомирился, полог моего шатра откинули.
Куджа в дорогом засаленном халате, старательно прикрывавший рваную ветхую рубаху под ним, был забавным зрелищем. Он хотел выглядеть важно, но тот минимум удобства, который являл мой шатёр, воспринимал как роскошь. Которая сбивала его гонор. Не сколько богатством – не люблю таскать с собой дорогие и тяжёлые вещи, сколько чистотой, порядком, непривычностью.
Разницу между моей стеариновой и обычной сальной свечкой он уловил сразу. И – не понял. Горит... но как?! Колдовство?!
Мой походный бювар... не понял. Складной столик – понял. Не понял как складывается. Чистый войлок, чистые подушки, чистая посуда... Золото?!!! Нет – деревянная. Бедность? Но такой – нигде нет! Колдовство?!
– Ты знаешь – кто я?
– Э... Ресей бас (русский начальник). Катал жануар. Айуан (лютый зверь)
Не дурак – тоже "навёл справки".
– Хм. Айуан... хорошо звучит. Из какого ты рода, Куджа? Попробуй. Осторожно – это крепкое.
Мы выпили сорокоградусной "клюковки" за знакомство, и Куджа стал рассказывать свою историю. Периодически закусывая и выпивая.
Закусывал он плохо – пытался изображать из себя сытого. В смысле – богатого. Да и закусь у меня... ребята сообразили мордовских блинов.
Нормальное едево. Особенность – обязательно смесь разной муки, много яиц и дрожжи. Получается такая... довольно пухлая лепёшка. Мне – в кайф. А вот степняку, мясоеду... да под неизвестную здесь водочку... Куджа осовел и от алкоголя, и от тяжко лёгших в пустой желудок блинов. И стал откровенен.
***
История давняя, кое-что я уже рассказывал.
Лет семь-восемь назад Изя Давайдович выдернул своего племянника – князя Вщижского Магога, мальчишку лет десяти, и послал его к маме. А мама у него – беглая княгиня Черниговская. Которая, после смерти мужа, наплевала на все приличия и нормы поведения и, вместо того, чтобы пойти в монастырь или куда ещё в "за печку", сбежала с полюбовником в Степь. А любовником у неё – не просто парнишечка пригожий, а сам хан Башкорд.
Всё "приличное святорусское общество" немедленно пришло в ужас. От такого разврата и непристойности. Но княгине было плевать: лучше жить наложницей у поганого в юрте, чем в княжьем тереме под властью Изи Давайдовича. Убившего в битве своего брата и её мужа руками своих гридней. А вот единственный сын её остался у Изи.
Мальчика использовали сперва в качестве заложника, потом приспособили в переговорщики.
Княгиня не сдержала слёз радости, при виде своего первенца, приехавшего к ней в орду по воле хитроумного дяди, и уговорила влюблённого в неё своего нового мужа-хана, отправиться с войском Изе на помощь. Изю побили. Хан Башкорд сумел-таки выскочить из сечи. Но множество приведённых им воинов – остались на поле битвы под Киевом. Треть мужчин орды – мертва.
Дальше... Все остальные – становятся добычей. Добычей соседей. Слабая орда – беззащитное имущество. Протяни руку – станет твоим. Нет? Не хочет? Тогда возьми в руку палку. Или – аркан. Или – саблю. Всё равно, чужое и незащищённое – станет твоим.
В Степи все хорошо понимают это.
Башкорд сумел сохранить орду. Да, часть куреней ушли к другим ханам, да, кого-то побили, захватили, да, большинство детей того, "кровавого", трёх предшествующих и двух последующих, годов рождения погибли при откочевке. Но, потеряв половину, орда сохранилась. Башкорд привёл её сюда, на северо-восток от Днепра.
Между Окой, Волгой, Сурой – на землях мордвы, видны три разные части. На западе – Окско-Волжская низменность, покрытая лесными дебрями. Это про них у Высоцкого:
"В заповедных и дремучих, страшных Муромских лесах
Всяка нечисть бродит тучей и в проезжих сеет страх".
На юге – водораздел Волжской и Донской речных систем, занятый в эту эпоху густыми лесами. Леса – сходные, насчёт нечисти... – не знаю. На востоке – Приволжская возвышенность. Со степными и луговыми ландшафтами.
Ах. какая весной степь у Арзамаса! Глаз не может насытиться! Так бы и глядел безотрывно! Как в лицо любимой женщины.
Ослабевшая орда сунулась через южные леса на пастбища Приволжской возвышенности. И отскочила – лесовики кусаются больно.
Конечно, выбить эрзя, откочевать ближе к Суре, выйти к Волге – было бы здорово. Но сил не хватает. И Башкорд прижался к лесам водоразделов с юга. Аккуратно, не трогая орду Элдори, ведомых старым Боняком или союзных им бурчевичей хана Беру, не столь давно откочевавших, тоже под влиянием эскапад Изи Давайдовича – после захвата Олешья Иваном Берладником – с Нижнего Днепра.
Притоки Дона в своих верховьях – очень приятная среда обитания для кочевников. И пастбищ вдоволь, и лес рядом.
Как и множество ханов разных орд и народов до него, Башкорд "соскочил с магистрального пути Великой Степи", спрятался на окраине, в лесостепи. Потихоньку, не ввязываясь в ссоры с соседями, поднимал свою орду.
Старики, больные, слабые – умерли. Мальчики вырастали и становились юношами. Они хотели славы, добычи, коней, женщин, золота... Всё это они возьмут на войне. Когда подрастут последние перед демографической ямой – массовой гибелью детей во время откочёвки. Война – скоро. Ещё три-пять лет.
Тогда они возьмут всё. У всех. Особенно – у этих проклятых русских. Которые положили отцов и старших братьев под Киевом. Сперва заманили туда, потом бросили там. Или это были другие? – А, какая разница – они все такие. "Землееды". Их надо резать и грабить. Так поют акыны в песнях о древних батырах, о Змее Тугарине, так говорит жрец, передавая слова Хан Тенгри. Так будет.
А пока они хотят есть. Каждый день. Молодые организмы прожорливы. Взрослый человек может быть вегетарианцем, ребёнок – всегда мясоед. А взять корм силой – нельзя. Орда ещё не готова к войне. Купить? Они – новосёлы. Они отбили, отвоевали, выпросили, заняли кусок лесостепи. Но – они чужаки для старожилов. Им продают – втридорога, у них покупают – за полцены. Потому, что они пришлые. Наказать? – Не сейчас.
Орда крепнет и нищает. Всё меньше слабых, всё больше молодых почти воинов. Почти. Нужно вкладывать в их рты мясо, нужно наполнять их животы пищей. Инвестиции в прекрасное будущее. Взять – негде.
Всё, что было накоплено, всё, что удалось сохранить во время исхода – продаётся за бесценок землеедам. Хлеб – необходим. Без хлеба человек болеет, без хлеба не пережить зиму, без хлеба люди режут последний скот. А весной выжившие едят траву. Болеют и умирают. Хлеб – у мордвы. Мордва обжирается своими толстыми блинами, а в юртах каждую зиму мрут дети. И женщины уже устали кричать над маленькими трупиками, молча рвут на себе волосы. Дети великого жёлтого народа не вырастут. Не станут воинами. И мужчины, главы кошей отдают всё. Чтобы купить хлеба. Но скоро, очень скоро, хан соберёт своих нукеров, поднимет славное знамя с белым бунчуком... Рыжий хвост носят потомки Шарукана, чёрный – у Боняка.
Ха! Русские знают этот знак! В русских селениях пугают детей страшными сказками о семиглавом змее. О символе семи племён, поднятом над Иртышом, принесённый сюда славными ханами – Змеем Тугарином и Боняком Серым Волком...
***
Глава 436
– Я понял, Куджа. Вы умножитесь и вы победите. Ваши рты наполнятся жирным мясом, а животы обернуться дорогим шёлком. Я знаю, как выглядит счастье для людей Степи. Так будет. Но не сегодня. Сегодня ты глава нищего коша. Юноши, которых я видел возле тебя на торжище, тощие, плохо одеты и голодны. Они не станут могучими воинами, если ты их не накормишь.
Хвастливый монолог поддатого Куджы был резко прерван. Кыпчак решил, было, обидеться на невежу в моём лице. Потом протянул кубок. Но я остановил прислуживающего нам толмачом Алу. И отправил его вон из шатра. Толковый парень, но лишние уши... хороши только срезанными у мёртвого. А мы и сами сможем понять друг друга.
– Запоминай, хан. Завтра инязор Пичай устраивает большую охоту за рекой. Говорят, ты хороший ловец зверей. Там будут лоси и кабаны. И один олень. По кличке Вечкенза. Поймай. Увези к себе. Твои волчата могут поиграть с ним. Тебе мясо – мне кости. Живые кости. Мой человек приедет в твоё становище. Через... через месяц. Увидит оленя. Дрессированного, послушного. И купит его. За сто гривен кунами.
Я выжидательною рассматривал стремительно трезвеющего Кунджу. Того аж пот прошиб. Взгляд стал трезвым и... мечущимся.
– Инязор... секир башка.
Гос-споди! Он такой тупой? Может, я ошибся в человеке? Мои ребятки, погуляв по торгу, смогли узнать немногое. Но известный зверолов не должен быть дураком и трусом.
– Ты ему расскажешь? Или люди лгут о твоей славе охотника?
Заметался кипчак, задёргался. "И невинность соблюсти, и капитал приобрести". Или тут правильнее – "... и рыбку съесть"? Здесь речь не об одной рыбке. За сотню гривен на Руси можно купить две сотни кобыл. В Степи цены на скот в разы ниже. Он накормит свой кош, он переживёт зиму, посадит сыновей на приличных коней, купит им тёплую одежду... Думай, Кунджа. Ты кошевой или где?
– Хан... жанжал кельмейди... ссора с эрзя – нет. Хан... жазалаймын... накажет, заставит вернуть... олень.
Подчёркнуто недоуменно вздёргиваю брови:
– Ты собираешься хвастать пойманным оленем перед своим ханом?
Бедняга. Даже макушка зачесалась. Всунул руку под войлочную шапку, остервенело поскрёб. Сейчас и в других местах скребсти начнёт. Поскрёбыш. Точно: расцарапывает себе кисти рук. Это не кожное – это нервное. Но брезгливый взгляд – я не сдержал. А он – поймал. Вскинулся, попытался сыграть смелость:
– Я идти инязор! Сказать – что ты сказал минэ!
– Твоё право. Ты будешь обвинять меня в том, что я захотел живого оленя? Пичай – мудрый правитель. Перед ним будет твоё слово против моего. Что он решит? Что нам обоим лучше покинуть его земли? И мы – уйдём. Зимой ты похоронишь... Сколько? Пять? Десять? Из твоего коша. Сотню из твоего куреня? Ты ведь можешь в эту зиму стать куренным. Добавить "апа" к своему имени. Куджапа... Звучит? Зазвучит. Если у тебя будет хлеб и скот для себя и для соседей. Ты теряешь многое, я – ничего.
– Э... половину. Задаток.
Ну вот. А то девочку строил: "хан накажет, инязор узнает...".
– Ты знаешь кто я. "Зверь Лютый" не может лгать.
– Кха! Там – не может, тут – может! Почему мне знат?! Сперва половин – потом другой половин. Иначе – нет.
– Ты боишься мне поверить? Не бойся.
Если он трус то... то придётся придумать что-то ещё. Пичай идёт к войне. Договориться о мире – не удалось. Значит...
– Мы – вольные люди. Разговора не было. Тебя проводят.
Я осторожно поднялся, достал из ящичка очередную свечку, щёлкнул зажигалкой, поставил свечу в подсвечник взамен прогоревшей. Куджа смотрел на мои манипуляции с широко открытым ртом и распахнутыми глазами.
Нормальная реакция – он впервые в жизни видит зажигалку.
Все люди, всегда и везде, достают огниво, стучат по кремешку, раз-другой-третий..., раздувают трут, пыхтят, кашляют... Тут – просто блестящая штучка, из которой вдруг вылетел голубенький огонёк. И исчез. Два щелчка. А штучка небрежно опущена в карман. Колдовство?
Тот, у которого есть такие диковинки, не одна – много, разные – богат и могуществен. С таким человеком полезно дружить. Около него можно хорошо заработать, подняться, поднять семью. А работа... Что такое "украсть человека"? Пф-ф! Кыпчаки всегда воруют дураков. У соседей в степи, у землеедов...
Кха! Наказать этого жадного Пичая... который не даёт жёлтому народу дешёвого хлеба! Из-за которого каждый год мрут дети в становищах!
Ой-е! Наказать – в его же ребёнке, в первенце! Не убить, не полонить – исчезнуть. Вот он был и вот его нет. И пусть мучается неизвестностью! Как мучается неизвестностью весь мой народ – будет этой зимой джут или нет, погибнет ли скот, какие будут морозы... Немножко поиграть с этим надутым сопляком Вечкензой.
Ой-е! Он думает о себе, что он велик! Потому что убил медведя. Он хвастает передо мной, перед Куджей! Чья слава охотника летит по Степи! Наказать! Да!
Пусть мальчики поиграют. С этим... "добытчиком". Это придаст им уверенности, они увидят, что враги – слабы. Что даже их вожди – трусливые плачущие двуногие скотинки. Их можно пугать, их можно ставить на колени, их можно бить по щекам... Да, это поднимет боевой дух моих волчат. Это важно – скоро набег, война. Мои волчата должны быть сильными, должны верить в себя. И в меня, Куджу.
Просто Куджа, не – Куджапа, не – Куджа-хан. Пока.
– Якши. Келисемин (согласен).
Ещё пара уточняющих фраз: кто придёт от меня за "оленем", куда. Отказ подарить зажигалку: никаких вещей, связанных со мной, у Куджи быть не должно.
Кыпчак неслышно скользнул в тень у шатра, исчез в темноте. Будто и не было. Только запах. Неистребимый запах степняка. Букет из конского пота, навоза, плохо выделанных шкур, немытого тела...
Я кликнул ребят, они шустро начали таскать вещи в лодку, сворачивать шатёр.
Такая суета посреди ночи не могла остаться незамеченной. Прибежавший слуга Пичая услышал исчерпывающий ответ моего толмача:
– Воевода получил важное известие. Дела срочно требуют его присутствия во Всеволжске... приносит инязору искренние извинения за невозможность попрощаться с ним лично... лишается удовольствия общения со столь мудрым правителем... надеется на дальнейшее сотрудничество... благодарит за возможность насладиться медвежьим праздником... печалится что не может принять участие в охоте...
Есть дипломатический этикет. Незачем чересчур сильно его нарушать.
У меня и в самом деле куча дел во Всеволжске. Это состояние – "куча срочных дел" – постоянно. Я в нём живу.
На первом же привале осторожно подошёл Алу:
– Господин... Я не слышал вашего разговора. Но если ты позволишь... Тот человек – плохой. Он обманщик.
Давненько я не видел Алу. Не так: я вижу его почти каждый день. Он кормит Курта, бегает с поручениями, крутится по дому, учится грамоте и военному делу. Чарджи уже давно перестал шипеть в его сторону. Мальчик вырос. Ещё не воин – отрок. Тощий, нескладный, голенастый. Умелый, разумный. Удивительно честный, открытый со мною. А я... кручусь, суечусь... и упускаю взросление этого парня.
Привык. Перестал приглядываться.
Маленький ханыч, которого я когда-то украл. чтобы иметь заложника при побеге из половецкого плена на Черниговщине – вырос. Почти. Ещё растёт. И вырастет во взрослого умного сильного мужчину. В, я надеюсь, моего друга. Смелого и вдумчивого.
Он не обязан сообщать мне своё мнение о Кудже. Более того: это вредно и опасно. Нормальный вятший просто рявкнул бы на слугу:
– Не твоего ума дело! Молоко на губах не обсохло!
Дальше – подзатыльник, как это принято с отроками, или плетей, если считают достаточно взрослым.
У меня – не так. Я – ненормальный. И вот слуга, по сути – раб, проявляет смелость, инициативу, заботу обо мне, о моих делах. Понимая и ограниченность своего опыта, и незнание темы беседы, пытается, всё-таки, меня предостеречь. Это – по-дружески. Это – ненормально. А Алу даже не знает – как оно нормально!
Тяжело парню в жизни придётся. Не научил. Ждать со всех сторон сволочизма.
– Ты прав, Алу. Этот человек – мелкий мошенник. Новогородцы называют таких – "посак". Немножко ворует, немножко обманывает. Но у него – умные глаза. Он способен на действие. Видит новое и не боится. И он думает о своих людях. Из этого "посака" может получиться вождь. Лучше, если новый вождь будет дружествен. Я, возможно, помог ему.
Алу кивнул, пошёл к лодке, не стал проявлять столь естественное любопытство: чем помог, о чём говорили? Мальчик растёт. Сколько лет прошло с моего Черниговского похода... И вот я снова выхожу к грани земли "желтого народа". Не к служивым половцам Боголюбского, а к "настоящим", "дикими", степным половцам. И они тоже становятся частью моего "круга", моими соседями. Пока – дальними. Но думать о них – уже пора.
Вот ты, красавица, бегала давеча на кулачный бой смотреть. Возвернулася вся раскрасневши. Восторг девичий со всех дыр прёт. Ну-ну, я про глазки твои блестящие. «Тот махнул... этот ударил... С одного удара – наповал!». Любят, любят девки парней, кто кулаком ударить горазд. А вот как такой талант в жизни семейной обернётся...
В государевых делах кулачный удар – глупость. Есть три других манеры.
Первая – «стилет». Ткнул тихонько. Силы великой не надобно. Попал, достал. Спокойненько выдернул да дальше пошёл. А сзаду от тебя мертвяки валятся.
«Смертельный удар», «стремительный бросок», «глубокий рейд». Один удар, один клинок, один шанс... Судьба на ниточке.
Другая манера... Назовём – «пирамида». Всё наперёд продумал, просчитал, измерил. Площадку выровнял, кирпичей запас. Так по плану и повёл дело. Первый слой выложил. Подождал пока схватится, второй повёл... Всё рассчитано, промерено. Каждому камню – своё место. И – не на вершок!
Обе манеры мне знакомы, обои применял не единожды. Однако же есть и третья, мною любимая. Назовём её – «куст смородинный».
Вот посадила ты кусточек. Удобряешь-поливаешь. А растёт он сам. Как ему самому удобнее. По его собственной природе, силе и смыслу. А ты так... при нём. Больные листочки – обобрать, поникшую веточку – подпереть.
Ножиком ткнуть – быстро, камень складывать – долго. А куст вырастить? – Любовно? Что лучше? – Кто на что учился. Я – на садовника.
Пичай, Вечкенза, Куджа, Алу... все они, со временем, дали хороший «урожай». Каждый по-своему.
Чем больше разрасталось моё хозяйство, чем больше людей втягивались в мои дела, тем чаще действия мои переставали быть звеньями только одной последовательной цепи, но перемежались звеньями разных цепочек. Как говаривал один мудрец, Эйнштейном его звали: «Кто хочет видеть результаты своего труда немедленно – должен идти в сапожники». Увы, я «спопадировал» в прогрессоры.
Толкнув события вокруг Пичая, я был вынужден тут же заняться другими делами. И, конечно, с этого дня я каждый день «видел» Алу. Учил сам, помогал ему учиться у других. Зимой, в битве у «Земляничного ручья» это учение спасло ему жизнь, открыло новые пути. И позволило мне сделать ещё немного «невозможного».
Я вернулся во Всеволжск – «не солоно хлебавши». По всем позициям – провал. Пришлось придумывать обходы и замены.
"Петухи" просто не явились. А при встрече с егерями Могуты – "открыли предупредительный огонь". Мы поняли. И пошли в обход: я заслал бригаду строителей-связистов в Муром. Живчик дал "добро" и ребята начали ставить вышки оттуда, от Мурома вверх и вниз по Оке, к устью Теши.
Горох Прибычестович оказался ответственным человеком: две нитки телеграфа потянулись вверх и вниз от Гороховца.
Злобы на меня в Залесье было много. Но – подальше, в коренных городах, не в нижних по Клязьме. Да и присланные Боголюбским половцы хана Асадука – сильно способствовали миролюбию местных.
С людьми и скотом... Значительную часть безлошадных переселенцев задействовали на общих работах. Где коней не требовалось. Прикупили чуток в Муроме. Чуть прижали мари. В ходе нормального "наведения порядка". Пару десятков притащили водой от черемисов. Но все племена эрзя отказались продавать нам скот. Все. Даже, вроде бы, уже "приголубленные" "утки".
У мари случилась... "свара". Были убитые. Причина – "косяки" Саморода. Пришлось вызвать его.
– Ты приказал людям придти к тебе. Ты приказал им взять с собой пропитание на месяц, лопаты, заступы и топоры, чтобы отстроить Усть-Ветлугу. Они пришли. Но ты не смог дать им работы.
– Они пришли не все! Кто пришёл – без еды, без инструмента! Я им приказал! Они не сделали! Я велел бить их плетями!
– Ты наказал тех, кто пришёл. А не тех, кто не пришёл.
– Они все виноваты! Они не выполнили приказ! Мой приказ!
– Разве ты не знаешь, что у мари почти нет лопат? Что у них очень мало заступов? Они работают мотыгами.
– Мне плевать – чем они работают! Они должны были принести! Это мой приказ!
– Ты не дал людям корма. Они стали голодать и разбегаться.
– Они должны были принести с собой! Они не выполнили приказ!
– И? Те, кто не принёс – стали голодать и разбежались. А тех, кто принёс – ты выпорол. Это глупость.
– Я – твой наместник! Я главная власть над мари! Они должны выполнять мою волю!
– Хороший ты, мужик, Самород. С руками, с головой. Много повидавший. Но испытания властью – не прошёл. Стал отдавать глупые приказы, стал наказывать невиновных. Поэтому я снимаю тебя с наместничества. Ты – не дурак, поймёшь, что я прав. А если "нет" – то "нет". Мне будет жаль. Дела сдашь новому наместнику – Акиму Яновичу Рябине.
Самород обижался, напился, буянил. Но Акима в Усть-Ветлуге принял по чести и вернулся ко мне без эксцессов. Молчаливый, злой, недоверчивый. Подколок во Всеволжске – избежать он не мог. Я насмешников укорачивал, но было видно – надо срочно давать мужику новую службу. Новую и не здесь.
Так – мирно, потому что своевременно – решились два становящихся болезненными вопроса.
Меня встревожило поведение Саморода во время "разворота Булгарского каравана". Он начал сомневаться в моих приказах. Это – недопустимо. Когда есть сомнение – я готов выслушать. Но после отдачи команды – надлежит бежать бегом и исполнять с радостью.
Ещё он начал слишком сильно себя "праздновать". Самоуверенность – необходимое качество лидера. Пока оно не приводит к глупостям. Он перестал видеть "свой народ" – мари. Дело не в пренебрежительном тоне, дело – в нежелании знать, понимать – что они думают, как они живут. Всё равно, что кидать в открытую железнодорожную цистерну зажжённые спички. Не зная что там внутри – вода или бензин.
Другая сторона: меня, чем дальше – тем больше беспокоил Аким. После нашей размолвки по моему приходу с Москвы, мы так и не помирились. Его настроение портилось, превращалось в поток всё более злобного и бесполезного брюзжания. Его раздражало всё: и моя оценка разгрома Клязьменского каравана как глупой катастрофы, и мой удачный "разворот Булгарского каравана", и мой неудачный поход к Пичаю, и то, что он живёт в построенном для меня доме...
Его раздражало всё. "Было бы желание – повод найдётся".
Причиной же было то, что он оказался не у дел. Жить без дела – достойного, важного по его мнению – он не мог. Эти ручки, сожжённые за меня в Елно, нужно было занять. Иначе он вносил дополнительную струю разлада в моё, и так трещащее по швам, хозяйство.
Надо понимать, что за ним были его люди. И не только Яков. Он пользовался авторитетом. И не только как мой отчим.
Вот я и провёл рокировку: Акиму – "честь" и поле "боярской" деятельности, Самороду – укорот, "промывание" и новая служба. Вводными я их загрузил. Дальше – сами. Как потянут.
***
Дело делается тогда, когда каждый делает своё дело. То, которое ему нравится. Не люблю ломать людей, загоняя их, как шурупы, молотком в дырку. Лучше, чтобы каждый вкручивался в ту дырку, которая ему – "по резьбе". По Леонардо:
«Всяк должен заниматься своим делом, и в этой мудрости вся справедливость жизни».
Осталось понять – какое дело для каждого из этих двоих – «своё». И можно чувствовать себя – «высшей справедливостью».
***
Через неделю Николай отправился в свой очередной поход. На этот раз – по Оке. Поднялся по Мокше, по Цне и там, "чисто случайно", встретил стойбище коша Куджи. У которого и купил, за совершенно смешные деньги – люди видели обычные для таких моих покупок две ногаты – молодую, тощую, ободранную рабыню. В платочке, в грязной драной дерюжной рубахе, подпоясанной лыковым пояском. К которому сзади был привязан облезший хвост оленя.
Николай вернулся во Всеволжск и сразу прибежал с отчётом.
– ... Так что расторговались мы не худо. Можно бы и лучше, но дальше идти надо. К Пронску бы... Но, сам видишь – с рязанцами у нас согласия...
– По товарам понятно. По рязанцам... думаю я. Сделаем чего-нибудь. Расскажи про... оленя.
Николай, несколько засмущался, начал лицо отворачивать. Поначалу хмыкая и мекая, он постепенно разошёлся, рассказ его обрёл связность и красочность.
Куджа, как и положено опытному зверолову, поймал дичь на приманку.
Во время охоты Вечкенза, постоянно хвастающийся резвостью коня и мастерством наездника, оторвался от остальных охотников, выскочил на полянку и обнаружил там мокшанку, собирающую травы. Зрелище височной спиралевидной подвески с грузиком, присущей исключительно мокше ещё со времён проживания этого племени у Суры, заставило его не обратить внимания на некоторые несуразности в одежде. А вид юной беззащитной девушки, забредшей так далеко от своего племени, отбил последние разумные мысли.
На девушке были видны штаны – это традиционный элемент женского одеяния у мокши. Но не у эрзя. Не ознакомиться поближе с такой необычной деталью девичьего костюма – было выше сил юноши. Девушка попыталась скрыться в лесу, Вечкенза спрыгнул с коня и бросился за ней.
Эрзя не берут в жёны мокшу. Но он ведь не "в замуж" её приглашал! Догнал, схватил за плечо, сорвал платок... и одурел. Увидев перед собой улыбающееся лицо молодого кыпчака.
Дальше он ничего не видел и не слышал, потому что с плотным мешком на голове – это затруднительно.
Вечером, когда Вечкенза не вернулся в охотничий лагерь, его попытались искать. Поиски ночью в лесу... Утром был найден его конь и потерянная мокшанская подвеска. Следы нападавших вели на юг, к мокше. Две недели поисковые команды метались по эрзя-мокшанскому порубежью, стремясь к югу и частично – к юго-западу. Следы были потеряны: следопыты лесовиков не столь хороши в степях и лугах. Разговоры ничего не дали: мокши – ничего не видели. Или – не хотели говорить. Дело дошло до ссор и вооружённых столкновений.
Наконец, безуспешные поиски закончились, команды вернулись к Пичаю. Инязор понял, что ему подсунули ложный след. Но куда ведёт настоящий? И нужно ли идти по нему?
Ещё в первую ночь Мазава, пытаясь утешить опечаленного мужа, намекнула:
– Жаль Вечкензу. Он был храбр. Но, дорогой, у тебя есть ещё трое сыновей. Они станут достойными продолжателями рода, верными помощниками и наследниками твоего кудо. Тебе нужно больше ими заниматься. И показывать свою любовь к ним – людям.
Тщетно скрываемое удовольствие женщины от пропажи пасынка, уверенность в его гибели, радость от открывшейся перспективы для её сыновей – могли быть уликой. А могли – и нет.
Два следа – мокша и Мазава, оказались чрезмерной нагрузкой для мудрости Пичая. Да и то сказать: если Вечкенза умер, то зачем ссорится с матерью своих наследников? Даже если она и причастна. Чтобы потерять всё?
