Текст книги "Зверь Лютый. Книга 20. Столократия"
Автор книги: В Бирюк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)
С такого. С того, что они – "мои люди". И ты, Ванюша, без них... свисток без паровоза.
Не ново – я это проходил, когда зимой начал принимать голодных мещеряков. Поэтому – перестань суетиться и брызгать слюнями, давай дело делать.
Делаю. "Декрет о земле".
Итить колотить! Ванька – РСДРПешник. На букву "б". Извините.
А жо поделаешь?
Делаем "удовольствие широким народным массам". Как и положено персоне на букву "б". Или – "п"? В смысле – политик.
Совмещая несовместимое: общенародное стремление жить "как с дедов-прадедов заведено" и моё "так жить нельзя, и вы так жить не будете".
В смысле: "Аграрную программу Зверя Лютого(б)". "Б" – в смысле "бешеный".
Все реформы в России от полюдья Святой Ольги до коллективизации Иосифа Сталина изменяли положение основной массы населения – крестьян. Это – не моя ситуация. У меня крестьян нет. Их надо создать. Приемлемыми для меня.
Крестьянская община к новизнам невосприимчива, никакие технологические выверты, сами по себе – в народ не пойдут. Нужен не только набор новых приёмов земледелия – нужно изменить навыки и способ мышления земледельцев.
Факеншит! За этими, типа академическими, словами – боль и страх конкретных людей! Вплоть до мышечных судорог и сердечных приступов.
Их консерватизм – выстрадан. Поколениями. Каждый приём пахоты, сева, покоса... вбит не только в мозги – в мышцы. Косой надо махать сверху-вниз и чуть вбок. Только так. Кто этого не делал – потомства не оставил. А тут – литовка. Справа – налево. Да у них пальцы так не становятся! Спина – гнётся, но не проворачивается!
Прежние навыки, части сущностей человеческих – надо выбивать.
Можно, конечно, понадеяться на "мудрость народную". К концу 19 века "горбуша" останется только в нескольких северных губерниях. А так-то... остальные-то – почти все! До этого "счастья" всего-то ничего – семь веков. Три десятка поколений. В каждом из которых будут не тысячи – миллионы умерших! От бескормицы. Сначала – скота, потом – людей. Прежде всего – самых слабых. Которые без молока и мяса вырасти не могут.
Понадеялись на "мудрость народную"? – Подписали смертный приговор миллионам ваших соотечественников. Маленьких, слабеньких... будущих. Их – не будет. И будущего, которое они могли бы сделать – тоже.
Подойти к каждому крестьянину, объяснить, что он, со своей "горбушей" на лугу – убийца не родившихся ещё детей – я физически не могу.
Поэтому, вместо змеиных укусов для вразумления по мордовски – меры социальные.
Данное в кредит "приличное жильё" – один из элементов.
Другой – "столыпинские отруба" – наделение землёй. В собственность. Одним куском. Без ежегодного общинного передела полосками. С ограниченным правом наследования – без дробления. С ограниченным правом продажи – после выплаты ипотеки.
Может, кто-то думает, что мечта крестьянина – "Земля и воля"? Получить земельку да хозяйничать на ней "на своей воле"? Полностью, вплоть до права продажи? – Отнюдь. Крестьянин вполне осознаёт, что самому себе, в части коммерческой деятельности – верить нельзя.
Криком кричат:
– Запретите! Запретите нам! Исконно-посконным, истинно православным, дурням неумытым... Продавать нашу землю!
Этот "вопль из толщи народной" звучит в начале 20 века в наказах русских крестьян депутатам в царскую Думу, в панике финнов в начале 21 века при вступлении в Евросоюз: "приедут немцы с русскими и всю землю скупят", в бесконечном моратории на продажу земли в самостийной Украине... в программе эссеров, в "Декрете о земле" большевиков...
Три основных мечты русского крестьянства:
1. Земля – общая (боженькина, государева...)
2. Делить – поровну (по едокам, по работникам).
3. Наёмный труд – запретить.
Невежественные идиоты понимая меру своих идиотизма и невежественности, умоляют власти:
– Повяжите нам ручки-ножки. А то мы сдуру сами себе такого понаделаем...!
Смысл в этом есть. Земледелец – "землю делает". А не – "производит сделки с недвижимостью". Необходимыми знаниями, навыками не обладает. Всяк его "поиметь" может. Лох. В этой части.
Крестьянин "от сохи" не полезет делать трепанацию черепа – не умеет, не понимает. Непрофессиональные сделки с собственной землёй опаснее медицинских операций. Неправильным движением скальпеля можно убить одного человека, неправильной подписью на "акте передачи" – всё семейство.
Но и не превращать земле-дельца в земле-владельца, т.е. следовать "воле народной" – катастрофично. "Производительность труда", знаете ли, не производится.
Коллективный собственник – крестьянская община или колхоз – так же разрушителен. Успешные примеры – израильские коммуны-кибутцы и казачьи станицы. Но они завязаны на политику, получают поддержку со стороны.
Землю крестьянину, право собственности на неё – приходиться впихивать. Насильно.
Не всем. Исключение – "один из семи".
А кто из них – кто? Лейбл на лбу отсутствует. Надо смотреть по результатам деятельности.
Поэтому компромисс: продавать можно. Но не сразу.
У меня в эту весну существовало с десяток "образцово-показательных" поселений в разной степени готовности. По правде говоря – в зачаточном состоянии. С таких "образцов"... можно плакать в печали. Но "показали" они многое.
Прежде всего, по месту – мы ориентировались на прежние поселения аборигенов. Это не всегда правильно – другой способ хозяйствования предъявляет другие требования. Ягоды на болотах собирать хорошо, пахать – нет.
Начали формализовать критерии "доброго места". Не только очевидное: должна быть чистая вода, но и более детально. Шестьсот десятин доброй земли под пахоту, вдвое – под пастбище, вдвое – покос, вчетверо – лес, болота, неудобья... Шесть-восемь тысяч десятин – селение. "Нейтральная полоса" между ними, почвы, рельеф, флора и фауна, пути сообщения: зимой, летом, в половодье, роза ветров, уровень вод...
Свод требований постоянно расширялся. Но – был составлен. Что позволило учить моих "землепроходцев" – на что смотреть, как оно должно быть "приемлемо".
Постепенно строилась такая схема.
"Землепроходец" идёт по новым землям. По возвращению – даёт описание своего пути. Обычно это – бродячий торговец. Драгун, бедняга, временами просто сходил с ума, конспектируя их повествования.
Потом идёт более серьёзная группа: купец, поп, картограф, лекарь, геолог, ботаник, дипломат... охрана, гребцы.
Имея достаточно подробную карту земель, представление о населении и его настроении, можно проводить колонизацию, "примучивание" или "приголубливание" аборигенов. С реализацией "Каловой комбинаторики" – "любые два из трёх".
Обычные элементы: перепись, крещение, призрение вдов и сирот, "сдавайте валюту", "ограниченная десятина". Не для получения дохода, хотя компенсирование расходов на эту "географию" было полезно, но для проверки разумности очередной племенной группы. Способности к "за базар отвечаю". Вовлечения в процесс формирования нового народа – "стрелочников".
Эта фаза растягивалась на пару-тройку лет минимум. Мы работали не "сферическим конём в вакууме", не в "Терра Инкогнита". Ещё лет 70 тому новгородские купцы ходили на Печору. Где нашли, к западу(!) от Урала народ "Югра". Русские источники этой эпохи различают "Угру" Западную, имея ввиду угров-мадьяр на Дунае, и "Восточную" на Урале. Снова это же название народа русские источники фиксируют через пол-тысячелетия уже к востоку от Оби.
Детальность доступных мне сообщений, как и песен скальдов о дочерях конунгов, выданных замуж в "Великую Биармию" – недостаточна. "Землепроходцы" шли не "в слепую", но в очень... "мутное" пространство.
Когда пространство и его население приобретали для нас конкретность и, волей или неволей, позитивность – выбиралось место для поселения, запускалась "строительная цепочка".
Первый этап: вывалка леса "пятнами", раскорчёвка, расчистка и разметка местности.
Второй: собственно строительство подворий, нарезание наделов.
Третий: когда селение построено примерно на треть – начинается его заселение. Строители продолжают стройку, а расчистка переходит к новосёлам. Причём – каждый видит свой надел.
Наконец, строительство самого селения заканчивается, оно полностью заселяется. Есть уже поп и тиун. Строители уходят, но расчистка, освоение территории продолжается ещё несколько лет.
Собственно строительство – самая быстрая часть процесса. Индустриальный характер, профессионализм, предварительная подготовка производства, конвейерная организация – позволяли за 8-12 месяцев выводить селение "под ключ".
Эта "базовая технология", постепенно изменяясь, ежегодно воспроизводилась сначала в десятках, потом в сотнях мест.
В реале было масса "особых случаев".
"Мирные" туземцы вдруг вспоминали, что они "дикие", и нападали на строящееся селение.
Или, вместо нормальной "цепочки", приходилось тыкать пальцем в белое пятно на карте и велеть опальному боярину:
– Тут твоё место. Иди и стройся.
Или, решая какие-то иные – политические, торговые – задачи, посылать отряды в "дикие земли". В состав которых входили, естественно, и "землепроходцы".
Безусловно "накрывались" поселениями стратегические точки – волоки и устья.
За годы жизни здесь, в "Святой Руси", за недели бесконечных лодейных походов, когда я, игнорируя советы Мономаха, не повторял бесконечно "господи помилуй", а "всякую безлепицу" думал, у меня сложилась иерархия приоритетов.
Мне не нужны люди.
Ме-е-едленно.
Мне не нужны люди.
Полагаю, что масса разных... читателей после такого утверждения начнёт шипеть, скорбеть и волноваться.
Отволновались? Продолжим.
Мне не нужны здешние люди. Потому что они – средневековые.
Со свойственными средневековью комплексами стереотипов, ценностей, целей, трудовых навыков, образом жизни... Почти всё в этих комплексах – не нужно.
Но других-то нет!
Поэтому из существующих "нормальных", "старых" людей – нужно сделать людей "новых".
Тема очень не оригинальная. "Новые люди" – возникают в ходе любого крупного изменения общества. Опричники Ивана Грозного, "Птенцы гнезда Петрова", нувориши второй половины 19 века, "легендарные комбриги" и "железные наркомы" Советской власти, олигархи после-советские...
Два условия.
Желание самого человека изменить свою прежнюю долю.
Множество людей приходило ко мне "своей волей". "Десять тысяч всякой сволочи". Часто выбирая между "Зверем Лютым" и "смертью неминучей".
Выбирая – сами.
Второе: способность воспринять новое. Такое свойство... не у всех. Примерно, у трети. И – в весьма разной мере. По Максу Планку:
«Прогресс науки происходит с каждыми новыми похоронами».
«Прогресс жизни» – аналогично.
Моё тотальное неприятие жизни "по-средневековому", отсутствие других, "не-средневековых" людей требовало вкладывать более всего сил в изменение людей. В воспитание, обучение.
"Просветительство" – та "печка", от которой всё плясалось.
Второй круг задач – безопасность. Эпидемиологическая, продовольственная, пожарная, внутренняя, внешняя...
На кой чёрт учить людей, если они вдруг раз – и вымерли? Бацилла какая-нибудь пришла...
Для решения задач первого и второго круга требовалась индустриализация. Строительство, печки...
Человек учиться всю жизнь, во всякую минуту. Открыл глаза – увидел – научился. Закрыл глаза – подумал – научился. Мои инновушки были, кроме прочего, и наглядным пособием, поводом напрячь мозги, поумнеть. И – местом применения этого "поумнения".
Крестьянский труд, даже с моими прибамбасами, был менее "интенсивно просветительским". Посему сельское хозяйство занимало четвёртое место в ряду важных для меня вещей.
"Но люди хотят именно этого".
Я псих. Но не дурак. Становится поперёк своего народа – глупость. Поэтому мы вкладывались в сельские поселения. Десятилетиями отрасль была убыточна, висела на Всеволжске тяжёлой гирей.
Вы "бой с утяжелением" не пробовали? Я находил в таком положении дел некоторую пользу. Одновременно продвигая в сёла элементы индустрии.
Мы ставили в поселениях не только единоличные дворы, но и общественные сооружения: внешний тын, колодцы, церковь, общинный дом. Часто изначально строили производства "местной промышленности". Типа амбара с льномялкой, льночесалки. Ставили веялки, смолокурни. В удобных местах устраивали водяные и ветряные мельницы, пристани.
Это было прописано в "Типовом уложении об устроении селения". Оно непрерывно дополнялось и изменялось. Такой... толстый кондуит с множеством рисунков. Третий том – после "Доброго места" и "Подворья".
Обязательно осматривалась местность вокруг поселения.
Я уже говорил: в этой земле на каждом шагу есть что-то интересное. Весьма пригодное к пользе. Ежели с умом.
Понятно, что сажать селение на выходы известняков или на стекольные пески – нельзя. Но иметь такие "полезняшки" где-нибудь поблизости, между сельскохозяйственными зонами – полезно.
Первопоселенцы – те, кто первыми попадали в такие селения, получали преимущества: первыми выбирали дворы и наделы, раньше начав выплачивать ипотеку, могли получить кредит на приобретение в собственность "промышленных мощностей".
Часто в их число попадали "подневольные" строители – новосёлы, отработавшие "обязательный период адаптации" и выбравшие себе подворье из построенных ими самими.
Общим правилом было "два года казённой отработки". Однако мы не стремились держать людей в казармах. Отработав сезон, человек мог обзавестись своим домом, перевезти семью или жениться, и, продолжая "государеву службу" в своём селении, жить уже более нормально.
За исполнение "гос.обязанностей" таким людям продолжали начислять "жалование". А вот расходы по содержанию – существенно сокращались. Соответственно, быстрее сокращалась и задолженность по кредиту.
Самыми "перво-первопоселенцами" были выходцы из Пердуновки: им засчитывался уже отработанный кредит в Рябиновской вотчине, нам были понятны их таланты, уровень вменяемости. Они уже понимали – "как здесь ходят, как сдают". Большинство, особенно – молодёжь, были грамотными.
Многие из них, имея такую "продвинутую стартовую позицию", "всплывали" в общинах, становились их лидерами.
Если землю под пашни мы выделяли "отрубами", то луга, пастбища, лес, неудобья шли как общинная собственность. Я ориентировался на способ использования. Землю человек пашет, как правило, в одиночку. Косой машет – в общем ряду.
Такой уровень "индивидуализации" владения оказался удачным компромиссом между частным и общественным в стартовой ситуации.
***
Глава 433
***
По мере становления селения, часть "крепких хозяев" уходила на хутора. Прикупая у односельчан или у казны землю в дополнение к своим наделам. Подобное я видел в Коробце на Угре. Там Жердяю и его сыновьям мешали, у нас – наоборот.
Надел рассчитывался по норме: десятина (примерно гектар) на едока. Семья, в момент заселения и получения надела, должна была содержать 10 душ. Больше – ещё прирежем. Не меньше. Да и позднее были методы, которые поддерживали такой размер семей. Это, в частности, мотивировало принимать в семьи сирот.
Пахарь с плугом нормально вспахивает пол-десятины за день. 10 десятин – 20 дней. Вести сев 20 дней подряд – физически тяжело, агрономически глупо: оптимальные сроки для большинства культур – 3-5 дней.
Размер пахоты у русских крестьян – 2-3 десятины. При урожайности 50 пудов – "прожиточный минимум" плюс "семенной фонд". Мы же навязывали куда большие наделы. Форсируя само-эксплуатацию жадностью собственника.
При "полосатом" землепользовании конфликт между "продолжительностью" и "оптимальностью" смягчался разными полосками. На бугре пахать – уже пора. А в низине – когда просохнет.
Решение для "отрубов" мы показывали в Кудыкиной Горе: разные культуры. Кроме ячменя с овсом и пшеницы с рожью, активно пошли лён, конопля. Гречиха, горох, капуста, репа... без репы русский дом в эти времена не живёт. И всё равно, от раннего льна до поздней конопли три недели – впритык.
Второе решение – озимые. Озимая пшеница в этих краях даёт урожай на четверть больше яровой и более стабильный. Для ржи озимые – основная форма.
Крестьяне постепенно въезжали в трехполку. Когда "за раз" нужно распахать 3-4 десятины. При 4-6 пропашных культурах – можно попасть в оптимум для каждой.
На "Святой Руси" трёхполье – не невидаль. Используется местами по лесо-степному порубежью, сходно пашут в Суздальском Ополье. Но среди моих поселенцев в первый момент людей оттуда было мало. Остальных – учить. Не словами – наглядно.
Всеволжское крестьянство пришло к этому, а затем и к более сложным севооборотам, набивая шишки на каждом шагу. Пахать пары, вносить навоз, снегозадержание... Каждый из этих приёмов – был, вообще говоря, где-то кому-то известен. Но необходимость вот тебе лично вложить огромное количество своего труда в такой приём... и в такой... и в такой... Каждое такое "вложение" здесь называется – "орать пашеньку". "Орать" лишний раз – не хочется. Но – надо.
Это вызывало изумление. С резким отрицанием и нежеланием. С очень неспешно приходящим пониманием.
Разделение пахотных земель на личные наделы – пониманию способствовало.
Повторю: наделение крестьянина землёй в собственность – чётко антинародная, антирусская политика.
Придя на место, новосёл имел подворье и кусок земли, как правило, заросший лесом. Выжигать или "подсекать" лес было запрещено, да и невыгодно: казна покупала строевой лес для строек, коренья, пни – для смолокурен. Какой дурак "живую денежку" в дым пустит?
Новосёлы объединялись в артели и сводили лес на своих наделах. Примерно, по две десятины на хозяйство. Потом мужичок "орал" свою земельку и радовался: урожай "по новине" часто бывает сам-десять. Радовался он и на другой год. А на третий сильно удивлялся – а почему так мало? Господь не попустил?
Тут тиун напоминал:
– Аль тебе не сказывали? Аль много раз не повторено? По лесной новине только два первых года урожай добрый. После – едва на семена соберёшь.
– А чего ж теперь делать-то?!
– Так у тебя ещё на осьми десятинах – лес стоит. Валяй, корчуй, паши. И нынешнюю делянку распахать да удобрить не забудь – чистый пар будет.
Так, кусочками, с перерывами, сводился лес на наделе. Процесс освоения собственной земли мог растягиваться на десятилетие. Похоже на привычный для "кочующих земледельцев" цикл.
Через десятилетие, когда весь надел уже был распахан, появлялось обычное, "как с дедов-прадедов заведено", желание: встать бы да пойти на новые земли. Но... дом. Которого в чащобах диких – нет. Обжитое подворье. Разные интересы. У кого – ремесло пошло, у кого дети выросли и в том же селе переженились. Соседи знакомые. Которые не собираются откочёвывать.
Вот если бы все вместе, если бы "обчеством"...
"Гуртом и батьку бить легче".
В общине после выпахивания всей общинной земли, все оказывались в одинаковом положении. На личном наделе к желанию откочевать приходили по одному. Я уже говорил: крестьянин подобен улитке – таскает свою "ракушку", свой "мир" – на себе. А тут "мир" – переезжать не хочет. А в одиночку... страшновато.
Это – из крайних случаев консервативности и лености ума. До такого редко доходило.
Прежде всего, назначаемый мною тиун постоянно долбил новосёлов советами.
Вывалить весь "свой" лес. Побыстрее. И продать. В казну. Расчистить землю, а пни продать. На смолокурню. Распахать и засеять всё. А избыток урожая – продать. Или, как тот же лён, коноплю – обработать у себя и продать уже полуфабрикат.
Казна брала всё. Это принципиально отличалось от картины, показываемой Энгельгардтом. Когда неурожай – ведёт к голоду, а урожай – к падению цен и разорению. "Свободный рынок" с кусочниками – я не допускал.
У меня шёл форсированный рост. Мне было нужно всё.
Одна из причин – моя личная "жаба". Я не чувствую себя спокойно, если не имею "запаса с перекрытием". По любой разумно предполагаемой потребности. Я не могу быть счастливым, если моя "жаба" по ночам воплем вопит. Я не ГГ, я – ДДДД. Прокрутившись ночь на постели, я так... "перепевал жабьи песни" своим помощникам, что и они... крутились живенько.
Построенные, расширяемые, поддерживаемые в рабочем состоянии хранилища, в основе существования которых было гончарное, кирпичное, черепичное, бондарное... производства, позволяли накапливать существенные объёмы товаров. И контролировать цены. Не запретом, указом или раздачей денег, как бывало при Годунове, а товарными или денежными интервенциями.
Продавать осмину ржи по полугривне, как было в Новгороде, когда я туда заслал свой караван из Пердуновки – во Всеволжске не получится.
Этот принцип – "бездонные закрома родины" – чтобы ты приличное ни сделал, в любых количествах, казна купит за пристойные деньги, продавливался в широкие крестьянские массы не только "пряником", но и "кнутом".
В основе "кнута": вы все мне должны. Ипотека.
Чисто оценка для знатоков.
Урожайность при обычном здесь "сам-трет" – полста пудов с десятины. По новине – втрое. За раз распахал весь надел – 1500 пудов. Цена пуду – векшица. Цена всему урожаю – десять гривен. Годовой взнос по ипотеке – 2 гривны, сумма 14-16, рассрочка – 7-8 лет под 10%. Если засеять весь надел за раз и ничего больше не делать, то за два первых урожайных года можно полностью вернуть долг. И ещё останется.
Понятно, что такое – редкость. Для этого надо иметь в семье кучу мужиков и коней. Как у Жердяя. С другой стороны, крестьянин нигде на Руси только с нивы не живёт. И крестьянской хозяйство производит не только пропашные культуры. Про лес, про работу на казну – я уже...
А если не может?
Нагружать штрафами "лёгшие" хозяйства – бессмысленно. Рассуждения о божьей воле, "не мы таки – жизнь така" – меня бесили. Как показывал предметный анализ, неспособность "свести концы с концами" часто связана не с объективными обстоятельствами, а с неспособностью конкретного индивидуя с ними бороться.
– Пашеничка-то наша, государь-батюшка, повымокла, кушать неча. Где уж нам-то должок вернуть. Ослобони, милостивец!
– У тебя надел 10 десятин. Ты распахал две в низине. Почему не кусок, что на бугре?
– Дык... ну... я ж не знал... думал... эта... сухо будет... кто ж знал-то?
– А что нужно расчищать и пахать весь надел – тоже не знал? Ты не сделал всего того, что мог и должен был сделать для пропитания своего семейства, того, что тебе было объяснено и много раз сказано, для чего тебе дом и многие инструменты дадены были. Ты – лентяй, бездельник. Вместо своего труда ты понадеялся на бога, на авось. Твоя беда – дело твоих рук, твоей глупости. Посему крестьянствовать, быть хозяином на земле – ты не годен.
В одних ситуациях мы видели форс-мажор и переносили платежи на следующий год. В других – переселяли крестьянина в новое селение, давая возможность сделать вторую попытку.
"Начать сначала
Не поздно нам всегда
Начни сначала
Хоть лиха беда.
Не все пропало.
Поверь в себя.
Начни сначала,
Все начни с нуля".
Лирический совет в делах хозяйственных часто есть производная от лености, бестолковости, разгильдяйства.
При таких пертурбациях существенно страдала семья неудачника. О смертности при переселении – я уже... Поэтому массово пошла специфическая форма: "отъезд с разводом" – лузера разводили с его женой. Как правило – по её желанию.
«Идеальное общество – все женщины замужем, все мужчины – холостые» – слышал и такое мнение.
Хозяйку тут же выдавали замуж. Соискатели являлись во множестве: частично выплаченная ипотека, частично расчищенный надел, функционирующее хозяйство, обустроенное подворье... богатое приданое.
"Брачной взаимозаменяемости" способствовала исконно-посконная традиция русской патриархальности: вопрос о браке решают родители.
"Батя сказал – взамуж, значит – взамуж".
Личные переживания брачующихся – малоинтересны. "Стерпится – слюбится". Напомню (из 19 века):
«Да как же ты венчалась, няня?»
– Так, видно, бог велел. Мой Ваня
Моложе был меня, мой свет,
А было мне тринадцать лет.
Недели две ходила сваха
К моей родне, и наконец
Благословил меня отец".
Здесь это – норма.
Персону всеобщего "бати" – олицетворял я, полномочия – делегировал тиуну с попом.
Случались... эксцессы. Мы их... купировали. С другой стороны: "дурной пример – тоже пример". В смысле: мотив для "повышения производительности труда".
Лузер же начинал "всё с нуля" – с вывалки леса на месте будущего нового поселения. Некоторым такое занятие нравилось – забот меньше, "начальство пусть думает". Они в нём и оставались.
При повторном подтверждении непригодности к крестьянскому труду – вычёркивали из крестьянского сословия.
Об изменениях в сословной структуре "святорусского общества" я ещё буду...
Главное: такой человек лишался права владеть землёй, становился "вольным", пролетарием без пролеса. По словарю Даля: бобыльство, бездомничество, безземелье.
Средневековый маразм – сословное деление общества – оказался, в условиях средневековья и при разумном применении, довольно эффективным инструментом повышения производительности труда и урожайности земель.
Находились умники, которые, прихватив выданные им зерно, скот и инвентарь, пытались сбежать. В леса, например. И там, закопавшись в чащобы... жить-поживать. Ничего не платя, ничего не отдавая.
Такие люди попадались – я уже рассказывал как ловятся скрытые веси. По факту присвоения гос.имущества – получали наказание. Как за кражу. По-русски – татьба.
Для меня тать – враг. Врагов я желаю видеть мёртвыми. Или, хотя бы, недолго в каторге. "Долго" – там редко кто выживает.
Были умники, которые, прихватив майно, уходили далеко. Так далеко, что и сыскать не могли. Хотя граница моих земель непрерывно и довольно быстро двигалась. Они погибали в столкновениях с племенами – туземцам тоже нравилось их имущество. Гибли от диких зверей, болезней... От всех тех "прелестей", которыми встречает человека дикая природа.
Что ж, определённый процент потерь – закладывался в мои расчёты. В кредитовании обязательно появляются "плохие долги". "Производственный брак". Избавится от них совсем – невозможно, но можно поддерживать невысокий уровень. Их списывали. Долги и умников.
Бывали персонажи, которые пытались придти и жить на моих землях сами, не беря у меня ничего.
– Уходи, Воевода. Я тут богу молюсь. Я тебе ничего не должен.
– К тебе шиши лесные не захаживали? А находники чужедальные похолопить не пытались? В мире живёшь, в тишине... Потому что мои люди шишей бьют, ворогов не пускают. Ты мне, моим людям – жизнь и свободу свою должен.
– То не твоя забота! То промысел божий!
– Само собой. Господь промыслил. Чтобы я озаботился.
Их переселяли. Поскольку их жилища не соответствовали моим санитарным нормам. Одни, попробовав "сладкого" – житья в "белой избе" не хотели более "горького" житья в лесных землянках. Другие убегали. Их ловили и "навешивали" полученный, но не возвращённый кредит. Дальше – смотри выше.
Были мошенники, которые пытались продать скот и инвентарь и сбежать с деньгами. Увы, "рябиновки" вытесняли в моих землях серебро. А с ними не сильно побегаешь.
Система превентивных мер, начиная с двухлетней отработки новосёла на казну, таких выявляла, отсекала и наказывала. Или – "затягивала" в нормальную жизнь.
Попадать под репрессии поселенцы не хотели. Стремление выйти из состояния "закуп", знакомого крестьянам по прежней жизни, по "Русской Правде", состояния, в котором, по сути, оказывались почти все мои новосёлы, было сильным, основанном на традициях. На, если не понимании, то – ощущении выстраиваемой мною системы.
С принципом: "каждое лыко – в строку".
С рефреном: "не ищите у меня милости. Ибо нету её у меня".
"Милость хвалится над судом" – не здесь.
Одни рвались к "сладкому слову свобода", другие – к обеспеченности, третьи – "чтобы не хуже чем у других".
Консервативный, "как с отцов-дедов повелося" крестьянин распахивал своё надел лет за 6-8. "Жадный" новосёл, поверивший во Всеволжск – за 2-3. И оказывался в выигрыше: дело не только в процентах по ипотеке за меньший период, дело в "первородстве" – в появлении свободных средств. Которые можно "вложить в дело". Будь то производство "щепяного" товара, приобретение прялки-самопрялки или скупка у односельчан ржаной соломы. Позже появлялись и другие возможности.
Поселение постепенно "выворачивалось". "Крепкие хозяева" отселялись на хутора, на периферию обрабатываемых земель, прикупали наделы своих менее успешных односельчан. Само селение росло, превращаясь в городок. Ещё быстрее росло в нём число бедняков. Безлошадных, безземельных.
Желающие – переселялись дальше, в новые создаваемые поселения. Огромный резерв земель, пригодных для сельского хозяйства, поддержка переселенцев, позволяли снизить остроту социальных конфликтов.
Схоже с замедленным формированием "пролетарского движения" в США в 19 веке. Причина: наличие свободных земель, гомстедов.
У меня – жёстче: казна даёт переселенцу не только "право на землю", но и товарный кредит на её освоение.
– Не любо здесь жить? С нашим "атаманом" приходиться тужить? – Встал, пошёл. На новые земли.
Главная из свобод для самостоятельного человека – свобода перемещения. Я про это уже...
Так, достаточно случайно в каждом конкретном случае, основываясь на личных способностях, на огромных незаселённых пространствах, где легко находилось место приложения любому разумному труду, на создаваемой системе – с "белыми избами", большими селениями, навязанным распадом общины, элементами индустриализации, финансово-кредитных отношений, обеспечиваемом относительном порядке, прекращением бесконечного потока шишей и татей, постоянных межплеменных войн... возникала сельская буржуазия.
Кулачьё. Мироеды. Богатеи.
Тут есть некоторая, чисто большевистская, терминологическая путаница. Рассмотрена, например, в журнале ЦК ВКП(б) "Большевик" в 1925 г.
«Кулачество – совершенно специфический экономический тип сельского эксплуататора... Капиталистически развивающееся крестьянское хозяйство приобретает... черты кулацкого хозяйства лишь в известных, строго определенных условиях... Капитал зажиточных крестьян, вытесняемый из мелкой торговли и ростовщичества, обратится в более широких размерах на производство... В деревне при активнейшем содействии государства, происходят именно те процессы, о которых говорил Ленин как об уничтожении развития кулачества: во-первых, развитие торговли и, что особенно важно, кооперативной и государственной, т.е. несравненно более могущественной, чем торговля деревенского лавочника; во-вторых, развитие европейски правильного кредита и, что важно, кредита кооперативного... Также и целый ряд административных мер, принимаемых государством с целью борьбы с кабальными сделками и прочее».
Мне нужен товарный хлеб. Ни община, ни крестьяне-середняки дать его не могут. Поэтому я поддерживал богатеев. В духе главы Наркомзема в 20-е годы А.П.Смирнова:
