Текст книги "Зверь Лютый. Книга 20. Столократия"
Автор книги: В Бирюк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
Самое скверное, что может сделать медведь: убить или ранить охотника. В этом случае его гибель неминуема, её исполнит сын или другой родственник охотника. "Кровная месть" – распространяется и на медведей. Совершивший такое злодеяние, будет лишён праздника в свою честь, будет сожжён вместе с мясом, шкурой и всем остальным. Отчего не сможет возродится. Ибо вместе с телом окончательно уничтожается и душа медведя.
Там же, в песнях – правила поведения человека. Особенно следует остерегаться ложной клятвы на медведе. Если кто-то скажет: "Разорви меня медведь, если я лгу", то медведь обязательно придёт и разорвёт.
После песен и небольшого перерыва начинается драматическая часть.
Сцена – середина праздничной комнаты. Гримёрка – сени дома или соседний дом. Актёры – только мужчины. Если нужно изобразить женщину – накидывают платок. Роли животных (лошадь, собака, заяц) играют чуть замаскированные юноши. Они буквально бьются за эту честь. Если у персонажа нет слов и действий, например: стоящая лошадь – её играет деревянная дубина. К которой, в качестве саней, привязывают другую такую же.
Комические персонажи – всегда в масках из бересты, с длинным носом. "Не наши люди". Цель – скрыть от медведя личность актёра, на тот случай, если мишке не понравится шутка. По этой же причине актёры обычно говорят фальцетом.
Под маской можно даже насмехаться над медведем. При этом хозяин дома и зрители будут останавливать насмешника. За что медведь, естественно, будет благодарен своим защитникам.
Уровень условности достаточно высок: деревянное полено отрубается от несуществующего дерева палкой, изображающей топор, и зажигается несуществующим огнём. Плывущий в лодке человек сидит на голом полу и гребёт палкой. Если лодка по сюжету переворачивается, то гребец тонет, просто упав на полу на бок.
Тесный контакт между исполнителями и публикой. Актёр часто спрашивает у публики совета, осведомляется о чём-нибудь.
Очень танцевальное представление. Помимо собственно танцевальных номеров, среди которых пантомимы и танцы с охотничьим снаряжением, почти все сценки заканчиваются танцем.
Большая часть сценок – шутки. Есть миниатюры с охотниками, лесными и водяными духами. Предметами розыгрышей становятся даже самые деликатные темы: жертвы богам, сам медвежий праздник, траур родителей после смерти их сына...
Другая группа сценок – священные. Певец, одетый в парадную одежду, входит в помещение, кланяется медведю и начинает петь заклинание. Приглашает духа прибыть в эту комнату и обеспечить своим почитателям удачу в охоте, здоровье и другие полезные вещи. Тут появляется и сам дух. На спине и шее у него висят пожертвования предшествующего периода: шкурки лис, яркие ленточки и др. Кланяется медведю, танцует определённое количество кругов, снова кланяется медведю. Выпивает предложенное хозяином пиво и уходит.
Со второго дня праздника – медведя едят. Гостей угощают медвежьим мясом и кашей на медвежьем жире. Варить мясо – забота мужчин. Они его мелко режут, в том числе и на долю женщин. Им есть мясо медведя в праздничном доме – нельзя. На полу стелют шкуру, на неё ставят общую чашу, вокруг садятся мужчины с поджатыми ногами. Голову медведя на время трапезы накрывают платком. "Чтобы не видел".
Закончив еду, каждый берёт пучок очень тонких стружек, быстро поджигает их и суёт в рот. Этим же вытирают руки и бросают в горящий очаг. Затем каждый берёт свой нож и стучит лезвием по зубам. Хозяин брызгает на всех водой.
Огонь, железо, вода – для отпугивания души медведя.
Потом – очередная подборка сценок. Последняя мне понравилась.
Входит мужчина в маске и спрашивает:
– А что здесь происходит?
Ему объясняют и просят рассказать сказку. Он бросает конскую шкуру на пол перед медведем, садится перед ним, с подогнутыми ногами и заунывно начинает:
– Жили были старик со старухой. Поругались старик со старухой. Легли старик со старухой...
Тут вбегает его друг и кричит:
– Пошли! Наши уже далеко!
Хватает край шкуры и тянет к дверям. Рассказчик замахивается посохом, его друг убегает. Сказочник начинает снова. Но не уходит в сказке дальше прежнего – снова вбегает его товарищ. Это повторяется несколько раз. Сказочник на шкуре всё больше отъезжает к дверям. Наконец, появляются двое мужчин, которые берут сказочника за руки, за ноги и уносят.
Номер вызвал бурные аплодисменты.
На этом программа дня закончилась. Появляются артисты, уже без масок. Хозяин дома спрашивает:
– Люди здесь шутили, а вы где были весь вечер?
Актёры отвечают:
– Мы всё время крепко спали.
Цель беседы: отвести подозрения медведя от жителей селения, заставить мишкину душу поверить, что веселье организовали какие-то чужие, пришедшие издалека, люди.
"Перевод стрелок", "я – не я, корова – не моя", "нас здесь не стояло" – основной смысл сакральной части.
Для этого же жители в течении всего медвежьего праздника употребляют тайные слова для обозначения медведя и частей его тела. Медведь – "лесной старик", его глаз – "звезда", сердце – "невидимое днём", я ем мясо медведя – "собираю вещи лесного старика".
На четвёртый день праздника медведю приносят кровавую жертву. Приводят телёнка, проводят перед медведем, конец повода кладут под левую лапу, все присутствующие делают три-четыре поклона. Повод вынимают из-под лапы и, пока певец держит телёнка, хозяин дома бьёт топором между рожками. Животное падает на правый бок, хозяин вытаскивает нож и бьёт телёнка в сердце. Пока у телка идут предсмертные судороги, хозяин выпивает пивка, выливает последние капли на спину медведя, угощает пивом других присутствующих. Затем все они несколько раз кланяются медведю.
Тут же сняли шкуру с телёнка, мясо разделили на части, самую большую сварили и, выложив в деревянную чашу, поставили перед медведем. В других помещениях началось угощение. Его составляло телятина и род пшеничной каши.
Наконец, пришла "священная ночь" – последний день "медвежьего праздника".
Сначала – пять медвежьих песен, затем репризы преимущественно про духов и богов. Потом играют ряд сценок, имеющих целью внушить медведю, что "пора и честь знать" – вызвать у него желание убраться подобру-поздорову. Хозяин считает что уже хватит, но сомневается что гость (медведь) с ним согласен.
В доме появляется журавль (человек, накрытый платком, с длинной палкой в руке). Журавль нападает на людей, подцепляет "клювом" коробку с едой у медведя и сбрасывает её. Зрители вопят и жалуются, что не могут защитить медведя.
На смену журавлю приходит филин. В белой шубе, мехом наружу, в берестяной маске и с тетеревиными крыльями в руках. Крыльями хлопает, кидается на людей и страшно кричит. Так страшно, что малые дети бегут прятаться к своим родителям.
По наблюдениям зрителей, медведь тоже сильно испугался – аж побледнел от страха. Факт побледнения давно мёртвой медвежьей морды подтверждается авторитетнейшими свидетелями.
Третье, ещё более страшное существо – "огненная лиса". Одета в старую шубу, сзади торчит пук сена. Который поджигают. "Лиса" бегает по помещению, лупит "хвостом" по людям и, более всего, по медведю.
Едва она убегает, как врывается мужик с топором. И поёт "страшным голосом":
– Вы, проклятые мальчишки и девчонки, что за шутки вы здесь вытворяете? Я порублю вас вот этим топором в месиво!
Он замечает медведя и, в своей арии, сообщает:
– Откуда вы притащили эту замшелую колоду? Я изрублю её в щепки!
Размахивая топором, угрожая людям и медведю, он рвётся к нему. "Держите меня все!". Потом очень приветливо склоняется над мишкой, вытаскивая у него из-за уха палочку с зарубками, которую и разрубает топором. Все смотрят – где разрублена палочка. По этому предсказывают – когда в селении будет следующий медвежий праздник.
Как полагают, медведь в ответ на эти запугивания, решает покинуть дом. Но не может обвинить жителей, которые пытались защитить его от нападавших. Теперь нужно позаботиться о том, чтобы мишка появился снова. Чтобы его снова можно было отпраздновать. В смысле – съесть.
В углу, который не виден медведю, ковыряют дырку, так, что медведь слышит только скрип. Люди с удивлением спрашивают друг друга:
– Что это за птица поёт так красиво?
Смотрят, ищут, но никто не может увидеть птицу. Один говорит:
– Когда наш младший брат посетит нас снова – мы сможем её увидеть
Тоже самое повторяют с колокольчиком, с дудкой. Считают, что любопытство медведя возбуждено, что он решит – после возвращения к жизни – снова посетить этот дом.
Пробил час прощания. Одна из старых женщин, прерывающимся от страха и слёз голосом, говорит прощальные слова и целует медведю правую лапу. Примеру следуют и другие женщины. Мужчины целуют медведя в голову и в левую лапу.
Бурого, давно покойного, частично сваренного и съеденного "ребёнка", со столом несут к двери.
Хозяин возмущается, ему объясняют: "ребёнка" ведут в гости, скоро принесут назад. Едва процессия оказывается во дворе, как начинается "буря". Т.е. все беспощадно поливают друг друга водой и кидаются грязью. Теперь и у медведя морда мокрая и грязная.
Хозяин возмущается – его посылают в дом принести игрушку "ребёнка". Хозяйка против – её отсылают в дом принести напёрсток "ребёнка". Медведя выносят за дом, кладут лицом к солнцу, мужчины орут и таскают друг друга за грудки. Пока внимание медведя направлено на "ссору", приходят два человека в масках и кричат: "Кыр! Кыр!". Это вороны.
Появляется хозяин с палкой и несколько раз отгоняет воронов. В этой возне вороны опрокидывают "колыбель", медведь лежит на земле – ничего не видит. Все вскрикивают от ужаса, хозяин ругается, но уже поздно. А виноваты во всём – вороны.
Вот только теперь снимают шкуру медведя целиком.
Меня позвали разрубить топором позвоночник медведя. Сами они – опасаются из-за возможной мести. Если в селении нет чужака, то позвоночник расчленяют ножом, аккуратно вынимают позвонки, не разрушая костей.
На шестой день дело серьёзно доходит до медвежатины. Позади дома вешают большой котёл, в который кладут мясо. Туда же кладут сердце и голову. Для женщин мясо нарезают в отдельную берестяную чашу и только с задней части. Это мясо варят в доме. Всю работу делают только мужчины. Мужчины и женщины едят в разных помещениях.
Во время трапезы хозяин дома срезает с носа медведя полоску в виде кольца, берёт её согнутым большим пальцем и передаёт соседу. Который тоже берёт только так. И передаёт дальше. Каждый из мужчин надевает кольцо и при этом с храпом дышит через нос. Кольцо возвращается к хозяину, который отрезает от него по кусочку каждому, и при этом сопит, будто ест.
Срезание кольца с носа медведя – древний обычай. Как поётся в одной финской медвежьей песне:
"Я беру нос моего медведя, чтобы он не мог больше чуять".
Когда женщины поели, хозяин обходит их с чашей в руках и всхрапывает. Ставит чашу с самой задней частью медведя на колени старой женщине. Это – большая честь. В качестве ответного дара женщина должна сшить пару рукавиц, украшенных изображением медведя.
Отделённую голову медведя кладут в другую чашу. Хозяин обходит мужчин и снова всхрапывает несколько раз. Затем ставит перед старым мужчиной. Только перед таким, который сам убивал медведя. Получатель унесёт её домой и там, не торопясь, съест.
Череп нужно будет завязать в белый платок и повесить в священном месте селения. Нож, который использовался при поедании головы медведя, нельзя носить на боку в ножнах, нельзя давать женщинам. Только мужчина сам может его использовать.
"Медвежий праздник" ещё не закончился. Душа медведя в первый вечер слушает с крыши дома, во второй – в конце тропы, на третий – в конце пути.
В первый вечер поют две-три "медвежьих песен". Одна – обязательно новая. Исполняют несколько сценок. Актёры периодически кричат:
– Где он?! Приведите его сюда!
Люди в доме отвечают:
– Он пошёл в гости. Он скоро придёт.
Эта заключительная часть исполняется не очень согласованно. Хозяин дома, в ходе основной части праздника, был вынужден сдерживать себя в части спиртного. Теперь – отрывается "за всё".
"Гуляют – все!".
"Медвежий праздник" – повод собраться вместе, сменить наполненные повседневным трудом дни на состояние полной беззаботности.
***
Глава 435
***
Я это пережил, я это ел, я это нюхал. Теперь у меня пара вопросов к моим коллегам-попандопулам.
"Медвежий праздник" – обязательное явление во всех охотничьих племенах лесной полосы Северного полушария. Как в Евразии, так и в Америке. Куда бы попандопуло не спопандолупировало – с этим придётся столкнуться. Смысл везде один – отвести месть медведя. Но необходимо знать подробности. В точности. "Здесь и сейчас". Только у угро-финнов есть десятки разновидностей этого мероприятия. Причём они меняются во времени и отличаются у разных групп даже в одном племени.
Между племенами – вплоть до противоположности. Мари, например, в эту эпоху вовсе не едят медведей. А бьют, фактически, только шатунов. Которых сжигают. Больных животных, которых и есть опасно, и в живых оставлять нельзя. Манси наоборот – практически полностью сохранили к 20 веку описанную форму праздника.
В мордве произошло, как и у славян, смешение языческого и христианского обрядов. Медведя перестали есть, увидели в нём положительные качества человека – добродушие, благоразумие, физическую и духовную силу, чадолюбие. В свадебной поэзии медведь выступал как символ здоровья и семейного благополучия. Кушать такой символ в варенном виде... Но и при таком позитивном символизме в тех же селениях на Рождество Христово шли довольно суровые игры ряженых. Медвежьи маски – наиболее распространены. Мужчины надевали на себя вывороченные шубы, маски, иногда просто мазали лицо сажей, пугали людей, заходили в дома, требовали угощение у хозяев.
Как соотнести добродушие, благоразумие, семейное благополучие, приписываемые медведю, с целенаправленным запугиванием, назойливым попрошайничеством в его образе?
Славяне приписывали ему смысл грубой и тупой силы. "Не садись на пенёк, не ешь пирожок", "кому вершки – кому корешки".
Эти оттенки, подробности – надо знать.
Если вы не знаете в какую лапу целовать медведя, не умеете исполнять сольные танцы, петь "медвежьи песни" – вы не станете "альфой" в этом сообществе. Даже если вы сами убьёте медведя – вы будете охотником. Не лидером.
Вам могут подсунуть кусок филейной части медведя. И будут хихикать: во, баба!
Вам могут загадать загадку.
– Что из дома целым не вынесешь?
Ну-ка быстренько. Не ответил – дебил.
Отгадка проста – печка.
Хотя русский Емеля из избы на целой печке выезжал.... Или он в танковом боксе жил? А, ну конечно – русские завсегда на танках. Даже голыми в баню.
В отношении чужака происходят провокации. Например: до какой степени можно терпеть "наезд" "журавля"? До какой силы ударов палки нужно играть испуг, а где начинается оскорбление? Если вы пугаетесь – вы трус. Если воспринимаете всерьёз – дурак. Если отвечаете на удар ударом – хам. Если терпите без конца – тупица.
Я-то после третьего удара палкой своротил бедняге его "шею с клювом" и засунул под колено. Реакция публики была... нездоровой. Но тут к нам пришёл филин. Мда... И дети плакали уже без моего участия.
Эти традиции, в той или иной форме, "живее всех живых". И у славян – тоже. Я уже вспоминал:
"Я гнала свою корову во росу
Повстречался мне медведь во лесу".
У славян медведь – «зверь Велеса». Этот образ, смысл – во множестве отражений, фрагментов существует везде, где человек живёт рядом с «хозяином тайги».
Второй вопрос – ментально-хозяйственный.
"Медвежий праздник" – идеальная жизнь. Образ "царства божьего", к которому стремятся все лесные племена. Например, довольно чётко соответствует понятию "рай" у древних пруссов-перунистов. Про это я уже...
Много вкусной жирной еды, никакой работы, песни, сказки, маскарад. Вся прочая деятельность, кроме самой необходимой, на этот период останавливается.
Беда в том, что такие "каникулы" приходят внезапно. Если Новый Год, даже в российском варианте "с первого и по тринадцатое, с шутками, песнями, танцами..." – можно предвидеть и подготовиться, то вот такая охота... "иншалла".
Если "медвежий праздник" – идеал, то всякая "способность к постоянному, равномерному труду", о которой говорит Энгельгардт – противная неприятность, от которой надо всеми силами избавляться. Не потому, что "не могу", климат там, планида такая, а потому что – "не хочу". Есть от пуза и дурачиться – приятнее.
"Заниматься потреблятством" – веселее.
А вот "народная мудрость" даёт другие суждения:
«Что потопаешь – то и полопаешь», «не сеяно – не растёт».
Если я хочу, чтобы эти люди и их дети, были здоровы и сыты, не по «медвежьим праздникам» только, но «во всяк божий день», то необходим «рост производительности труда», который обеспечит только индустриализация. Ну, или – «божье попущение». Но тут я бессилен.
Для индустриализации необходимы люди, для которых "медвежий праздник" – не "царство божие", а мерзость и неприятность. Которые способны, склонны к "постоянному размеренному" труду.
Соответственно, "герои" праздника – охотники, певцы, актёры – должны быть не "образцами для подражания молодого поколениями", а "людьми второго сорта". Бездельники, лентяи, бестолочи. Юноши должны не драться за честь изображать зайца, а отшатываться от антрепренёров, как от сутенёров. Сам "праздник" из разряда "прекрасное священное событие" должен быть переведён в разряд вредного непристойного развлечения отбросов общества.
В реальности это означает наказания ключевым персонажам.
Чем и занимаются все мировые религии – они-то выросли не на присваивающем, а на более стабильном, прогнозируемом производящем хозяйствовании.
Нет, когда-нибудь потом... Когда "медвежий праздник" перестанет быть чуть ли не единственным поводом для сытости, когда внезапная халява беспробудного пьянства и обжорства перестанет быть синонимом веселья... Тогда многочисленные исконно-посконные хранители, сказители и имитаторы, кастрировав, обезвкусив и стерилизовав этот ритуал, будут, вполне индустриально, устраивать "чёс" по городам и весям. Наполняя свои желудки колой и попкорном. А своих поклонников – гордостью за их предков. Жравших вот это дерьмо с великой радостью.
Потому что – другого не было! Потому что другое – требует постоянного размеренного труда! А предки – не умели...
Не говорить же, что мы произошли от бестолочей и неумех? Они много чего умели делать, но не попкорн. Поэтому... отсекая не-политкорректное, не-гигиеническое, не-экологическое, не... неудобное в рамках текущих представлении этно-плясунов и нац-скоморохов... пипл хавает?
Будет. Но не сейчас. Когда-нибудь позже. Когда реальный вкус этого мероприятия забудется. Когда можно будет "с превеликим трудом собирать отдельные, чудом сохранившиеся крохи" исконно-посконного образа жизни. И по этим... "следам от гвоздей" свободно нафантазировать себе нечто... современно-приличное и актуально-эпическое.
Жалко, конечно, этнографию. Но запах медвежатины на шестой день...
***
Особый смысл происходящему придавало то, что "добытчиком" был Вечкенза.
Вечкенза просто купался во всеобщем внимании и восхищении. Несколько манерно, с подчёркиваемой сопричастностью, он целовал "мохнатого покойника" в лобик, важно дёргал колокольчик, объявляя начало очередной "медвежьей песни".
"Бзы-ынь... Продано!".
Пел и сам. Несколько раз исполнял свою любимую охотничью песню:
"Иду я по лесу зелёному.
Собака бежит впереди.
А вон большой медведь лезет на дорожку,
И мне надо его убить.
Копьё моё хорошо.
Я в медведя попал.
Сильно я ему дал!
Ах-ах! Потекла его кровь!".
Наглый, самоуверенный, он смотрел теперь, после забоя «топтыгина», на всех окружающих – свысока. На чужаков, в моём лице, просто презрительно. Подыгрывать, кланяться, льстиво лепетать... Перед сынком какого-то племенного князька... мне было противно.
Мы повздорили.
Вечкенза присутствовал на переговорах. Он был враждебен изначально. Моё несколько пренебрежительное отношение:
– Да, конечно. Медведя убить – здорово. У меня раз из берлоги сразу два медведя выскочило – это было круто. А одного... Да-да, конечно. И какой дурак вздумал бить медведя в мае? Шкура же никуда не годна. Кстати, на шкуре два десятка дырок. Как плохая мастерица иголкой. Это всё ты? Сильно вспотел?
добавляло остроты.
Он пытался меня оскорбить.
Увы: "Оскорбление – привилегия равных". Кто ты такой, "вич-чем-за", чтобы я воспринимал твои взвизги, иначе чем кваканье сексуально озабоченного лягуха на речке?
Было видно, что он едва сдерживает злобу. Ненависть к чужакам, побившим его собратьев на Бряхимовском полчище. Зависть к моему случаю на охоте, к "двум медведям в одной берлоге". Но прицепиться...
Мне не нужна война. Я не могу выступить зачинщиком ссоры. Кто первый обнажил меч – тот и виноват. И в элитах окружающих меня племён – "партия войны" станет сильнее "партии мира":
– Воевода Всеволжский – бешеный зверь. Рядом с таким жить нельзя. Подымайся народ эрзянский... или мерянский... или муромский – на врага, на пса бешеного. Не то он нас по одиночке съест.
Да, я хочу именно "по одиночке". Потому что Всеволжск пока слаб, со всеми разом не справится. Надо сделать его сильным. Чтобы сделать их самих – другими. Превратить этих "людей", живущих по-скотски в... в "нелюдей". Моющих руки перед едой, давящих вшей, не убивающих собственных детей в душегубках "по чёрному", не дохнущих в регулярных голодовках и межплеменных стычках... Сытых, здоровых, грамотных, умелых... В не таких, какие они есть сейчас.
Быстро. Быстрее. До Батыя.
Объяснять им неизбежное будущее... Все их жрецы, половина вождей – только тем и занимаются, что пытаются открыть народу глаза на это "неизбежное". А народ упорно не хочет "глаза открывать". Народ хочет "спать". В смысле – жить в мире. Потому что, не зная, чует нутром: или я до него, до нормального, простого мужика-эрзи – не дотянусь, или дотянусь – с добром. Потому что со злом к мужику – себе дороже.
Вот со всякими надстройками, элитами, вятшими... возможны варианты. А мужика достать – только нашествием.
Такой слабовыраженный конфликт классовых интересов в племенной, ещё по сути, среде.
"Пока гром не грянет – мужик не перекрестится". Или что язычники делают в подобных ситуациях? И мне сейчас "громом греметь" – совсем нельзя.
Хочется. Врезать, врубить, воткнуть, порвать... этого наглеца. Нельзя.
Я убил неделю на дорогу сюда, я убил ещё неделю на "поедание медведя". У меня во Всеволжске... я даже представить себе не могу – что там без меня делается! Посевная... точно накрылась. Медным тазом.
Время – перевёл, дело – не сделал. Дальнейшее пребывание здесь – смысла не имеет. Но проблема-то никуда не делась!
Всё это бесило чрезвычайно.
Попытка договориться после окончания праздника – снова "завязла". Зато я получил от Пичая приглашение на большую охоту.
Пичай присматривал за сыном, проверяя его способность сдерживать эмоции ради государственных дел. Он упустил сына только на один момент. Этого оказалось достаточно.
Выходя после дня пустых переговоров, я, поджидая коня, которого должны были привести слуги, оказался на крыльце высокой и обширной избы Пичая, на пол-минуты с глазу на глаз с провожающим меня по этикету наследником. Свитские побежали на конюшню, я был раздражён. И подколол Вечкензу:
– Ну что, Вич-чем-за, ты ещё не выучился быстро бегать за конём для русского воеводы? Стремя придерживать? Учись. Скоро пригодится. В конюхи возьму.
Парень тоже был крайне раздражён проведённым впустую днём. Ещё: необходимостью видеть меня, вежливо слушать мои речи. Озлобление против чужаков (вообще) и против меня (персонально) – и так в нём постоянно кипело. Вот он и сорвался. Схватился за саблю. Но мы стоим на крыльце, вокруг полно народу. Выразить свою ненависть в движении, в рубящем ударе он не мог. Поэтому ограничился словами. Прямо-таки сочащимися ядом:
– Там... э... Пиче вирь чире-сэ ашт-и вирь ваныень кудыне. (На опушке соснового леса стоит домик лесника). Там... э... Ванды пряд-ан важодемам (завтра закончу работу). Охота. За река. Воевода – кирдык. Воевода коня нет. Никогда. Вечкенза – петь, гулять. Твой сердце кушать. Ха-ха-ха.
Тут мне подвели коня, и я удалился. Провожаемый полным ненависти взглядом наследного принца Мордовии.
В сочетании с приглашением инязора, картинка выглядит так: завтра состоится большая охота за рекой. Не то кабаны, не то лоси, не то олени забрели. Приглашается Воевода Всеволжский и другие достойные люди. Там меня и прирежут. Или – приколют. А может – подстрелят.
...
Кроме моего посольства, у городка Пичая было ещё несколько станов. Под стенами идёт активный межплеменной торг.
Хорошо видна мурома с левобережья в низовьях Теши. Среди них несколько женщин с характерными дугообразными головными украшениями, сделанные из конского волоса, полосок кожи, спирально оплетенных бронзовой проволокой. У других финских народов такой элемент отсутствует.
Мурома пришла своих женщин на эрзянских менять. Экзогамная система – жёны нужны из других племён. А вот мокша женщин не меняют – только торг ведут. Им женщин из эрзя брать нельзя.
Есть кыпчаки – этим всё можно. Всех. Но вряд ли у них получится – из бедного коша люди.
Дальше на юг и восток – степные места. Кыпчаки здесь не кочуют – мордва не даёт, но пути открыты – пригоняют скотину на продажу. Однако торг слабоват: и мурома, и мордва – более скотоводы, чем, например, русские.
Мы немного погуляли по торжищу, поглядели на пригнанных кыпчаками коней, по-приценивались...
Непонятно. Коней мне надо много. Кыпчаки отдают дешевле. Но сроки, надёжность поставки на таких расстояниях... И как на подобную сделку отреагирует Пичай? "Мы – свободные люди", и какие-то "удальцы" перехватят стада и табуны. У Пичая есть серьёзные завязки среди кыпчаков – "удальцы" и "гуртовщики" просто поделят скот. Не лучше ли купить дороже, но у ближних – у мордвы и муромы?
"Кто торгует – тот не воюет".
Пичай тревожил меня чрезвычайно. Завтра на охоте мне устроят "кирдык". Самодеятельность сынка – Вечкензы? Или решение его отца? Особа посла – неприкосновенна. "Гость в дом – бог в дом". Или – для них нет? Или я для них – не посол? Не останется государя, который мог бы отомстить за убийство своего посла?
Или это будет несчастный случай? – Ай-яй-яй! Сам – упал, сам – шею сломал. Плохо прожевал – косточкой подавился.
Фундаментальный закон дипломатии: "тщательно пережёвывая пищу – ты помогаешь обществу". И – своей родине.
Или кто-то из дорогих гостей достопочтенного инязора поссорится с другим дорогим гостем и перережет ему глотку? А инязор скажет:
– Ахти мне! Не досмотрел! Но правом суда над убийцей не обладаю – гость же ж!
И чего мне делать? "Ноги в руки и бежать"? А результат?
Каков результат этой поездки?!
Убитое время?!
Подпорченная репутация?!
Наглеющие от моей беспомощности враги?!
***
Пройдёт лет 70, и другой инязор будет биться с русскими:
«Пришла мордва с Пургасом к Нижнему Новгороду, и отбили их новгородцы. И зажгли монастырь Богородицы и церковь, которые были вне города. В тот же день и уехали прочь, взяв своих убитых. В том же году победил Пургаса Пурешев сын с половцами и перебил мордву всю и русь Пургасову, а Пургас едва успел утечь».
"Великий князь Юрий, и Ярослав, и Константиновичи Василько и Всеволод идоша на мордву и мурому. Князь Юрий вшедъ в землю мордовскую Пургасову вослость пожгоша и потравиша полон послаша назад а мордва вбегоша в лесы своя в тверди а кто не вбегоша те избиша наехавше юрьевы молоди. То видевше молодые Ярослави и Василькови и Всеволожи утаившеся зауте ехавше в лес глубоко. А мордва, давше им путь, а сами лесом обидоша их около, избиша их; а иных изъимаша; бежаша в тверди, тех тамо изоиша, и князем нашим не бысть кого воевати".
Вот это будущее моих людей? «...лесом обидоша их около, избиша их; а иных изъимаша...».
В конце 20 веке российский литератор пишет:
«Очень тяжёлым (для эрзян) был период начала XIII века. Требовался такой человек, которому бы верили, его идеи и поручения выполнялись бы, за ним бы шли на любое дело. Именно таким человеком стал Пургаз – мудрый, богатый душой, крепкий характером, предвидящий будущее... Всё выше сказанное ставит Инязора Пургаза первым эрзянским национальным героем».
Пичай похож на описанного национального героя. Предтеча. Я – восхищён и восторгнут! Беда в том, что я знаю, что будет дальше: практически всё мужское население этих народов будет уничтожено. Большая часть остальных – вымрет, будет уведено в полон, продано на невольничьих рынках.
«Пургаз был храбрым и полководцем и человеком. Он не сдался монгольским войскам сам и не сдал им свою страну Эрзянь Мастор, хотя понимал, что противостоять такой мощной силе будет очень трудно».
Ошибочка. Маленькое чёрное пятнышко в ореоле талантливого полководца, мудрого дипломата, храброго человека, богатого душой, крепкого характером... Размером в десятки тысяч жизней его соплеменников, в одно слово: не «трудно» – «не смог». Ещё один национальный герой с традиционным рефреном:
"Прости народ! Что поднял, да осилил".
" – Девушка, у вас в продаже есть ночные рубашки 4 метров длины?
– ???!!!
– У меня муж – научный сотрудник. Ему важен процесс, а не результат".
К чему талант, мудрость, храбрость... и прочие оттенки процесса, если результат деятельности правителя – гибель большей части его народа? Неудачник. «И – не преуспел». Не в то время, не в том месте, не теми средствами... Сам-то по себе – вполне, «богат душой», «крепок характером» – ночнушка в четыре метра – в самый раз, но вот результат...
Человек, скачущий во весь опор к обрыву, к смерти – самоубийца. Человек, ведущий по такой дороге свой народ... просто убийца?
Героизм воина и героизм правителя – различны. "Кому много дано – с того много и спросится". Непонимание этого – свидетельствует об азарте пропагандиста, но не о разумности исследователя.
«Хороший человек – не профессия».
Прав был царь Соломон: «Честь государя – в многолюдстве его народа».
Инязор Пургас – выдающийся человек. Национальный герой. И, по Соломону – бесчестный государь.
Народ сохранился не "благодаря" национальному герою, а "вопреки".
"Всё выше сказанное" – стало возможно сказать, только потому, что тогдашний предок сочинителя оказался храбрецом (или – трусом, кому как нравится), послал нац.героя куда подальше, сбежал из-под его знамён, изменил присяге (если таковая была) и рассосался в окружающей среде. Прикинулся кочкой в болоте, сучком в лесу. И дышал там тихохонько. Пока остальных резали, жгли, насиловали, угоняли... От тех – потомства не осталось.
