Текст книги "Зверь Лютый. Книга 20. Столократия"
Автор книги: В Бирюк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)
«крепкое трудовое хозяйство, стремящееся максимально укрепить себя в производственном отношении, вкладывающее свои свободные средства главным образом в капитал хозяйства в форме живого и мертвого инвентаря, улучшение семян, стремящееся применить при ведении сельского хозяйства все известные ему способы обработки и т. д.».
Так, начав с «подневольного лесоповала» в «дебрях лесных», постепенно формировался новый мир – «мир» новой крестьянской общины.
Этот процесс растянулся на десятилетия. Но направление – было выбрано.
"Дорога – это направление, по которому русский человек собирается проехать".
"Он сказал – «Поехали!»
И взмахнул рукой...".
Ну, типа... Только – дольше, дороже и сложнее. Очень.
Я – не могу изменить мир.
Мир могут изменить только люди. Туземцы. Аборигены.
Я могу лишь чуть-чуть помочь. Тем из них, кто хочет и может менять этот, их собственный, аборигенный мир – в ту сторону, которую я считаю правильной.
Старая педагогическая ересь:
«Человека нельзя научить. Научиться он может только сам. Но ему можно помочь».
Только – чуть помочь, только – части. Той части, которая способна воспринять помощь. Дать возможность. Больше трудится. Больше учиться. Менять себя.
Способ расселения – большие сёла – создавал массу новых обычаев, традиций, манер общения и поведения. Новые, прежде нетипичные, повороты в судьбах людей. Чего стоила одна только всеобщая грамотность!
Пожив 8-10 лет в таком многолюдстве, среди активного общения, среди людей – очень немногие рвались уйти в маленькие, на 1-3 двора, лесные веси.
"Было б только с кем поговорить" – тоже удерживало селян. И заставляло интенсивнее, умнее трудиться. А то ведь: "Чего с нищим дурнем балакать? Только времени перевод".
Становление каждого такого социально-хозяйственного организма – десятилетие. Просто по агрономии. Сельское хозяйство легко разваливается. Но что-то приличное... очень тяжело и медленно создаётся. Особенно – в здешних средневековых условиях.
Я это понимал. В Пердуновке насмотрелся. Поэтому ложных надежд не испытывал. Но очень нервничал при возникновении задержек.
"Быстро – это медленно, но без перерывов" – старинная японская мудрость.
"Перерывов" быть не должно.
Недостаток скотины – вынужденный антракт. Вывод? – Предусмотреть и упредить.
В то лето число поселенческих семей менялось от трёх сотен к тысяче. У Акима в караване было, кроме наших боярских конских косяков, сотни полторы крестьянских лошадок. И десятка три – у меня. Мало. Потому что осенью мы не могли запасать корма – строились.
Их и изначально было мало, и работали они тяжело всю зиму. Лошадки малорослы и слабосильны. На трелёвке леса просто дохнут.
К началу посевной их малочисленность стала... болезненной. Прежде всего – из-за той сотни неожиданных, "присоединившихся" переселенцев, которых притащил Аким.
Сходно с лесовиками. Или их осадить, или многие из них снова в лес уйдут.
Да и вообще я не ожидал такого количества "больных до пахоты"!
У нас довольно обширные лесосеки. Но пахать-то по ним нельзя! Сперва – раскорчёвку после зимнего лесоповала. "Пни дёргать" – тоже лошади.
Вместо работы "по краям", "тут – чуток, там – чуток", мы получили скачок роста. "Роста" – потребностей.
Критический дефицит ресурса.
Не ново. Не в смысле именно скотины, а в смысле хоть чего. В работе оптимизатора – штатная ситуация. Сам дурак – не предусмотрел. Теперь давай выкарабкиваться.
Каждой поселенческой семье нужна лошадка. Лучше две. И коровка. Лучше две. И овечек. Лучше пяток.
Чего ж проще! Дирхемов полно – пошёл да купил!
Мелочь мелкая: у кого?
Речь идёт о табуне в тысячу-две голов. И о стаде такого размера. И об отаре – вдвое-втрое. Прямо сегодня – достаточно трети-четверти. Но нужно думать об осени, о следующей зиме. Где взять?
Дело даже не в моих конфликтах с Суздальскими и Булгарскими купцами, в неприязни Рязанского князя и малости Муромского княжества. Дело в том, что такие поголовья водой не привезёшь. Учан берёт полторы тысячи пудов. Если речь о зерне. Пара десятков лошадок – предел.
Можно собирать по крохам: пяток в одном месте, пара – в другом... Долго, дорого. У меня посевная горит!
Если бы речь шла о городском населении – было бы достаточно. Промышленному рабочему много скотины не надобно. Но скачок численности "голых" переселенцев, их острое желание крестьянствовать...
Факеншит! Да что ж они всегда такого... не такого хотят!
Надо решать. Срочно.
Типовая ситуация средневекового рынка: есть куча денег, есть нужный товар – в Рязани, в Суздале, в Булгаре. И... и никак.
И чего делать? – А как всегда – думать, вспоминать.
"Не князь, не знатный муж, не есть чиновник дворский,
Он Минин! Минин он! – купец нижегородский.
Порода знатная без добрых дел ничто,
Тот в мире знаменит, полезен царству кто!".
– А скажите-ка, Кузьма Минич Минин Сухорук, чем вы занимались до семнадцатого года?
– В смысле – до тысяча шестьсот восьмого от Рождества Христова? Так это... лавку держал. Говядырь я. Мясником был. Скотопромышленником. Брал всяких говяд, пригонял в Нижний, продавал. Своим трудом! Вот этими руками! Курток замшевых – тоже три...!
– Не надо. Верю. А вот где вы их брали? Не куртки, конечно, а говяд?
– А... Дык... Известно где! У поганых. Людишки там... поганые. А вот говяды – добрые. СЭС – никаких претензий.
"Орлеанская Дева из мясной лавки". Успешен не только в спасении Отечества, но и в личной жизни.
Где брал сырьё для своего мясного бизнеса уважаемый человек, посадский староста Нижнего Новгорода, герой народного ополчения, один из самых выдающихся людей в истории России, удивительным образом сочетавший успешность в бизнесе, храбрость в бою, мудрость в совете, честность в государственных делах, приумножение богатств в ходе распродаж имущества казнённых изменников...?
Общепринятый ответ:
– Известно ж! В Степи!
Посмотрите на карту. Где – Великая Степь, а где – Окская Стрелка. Прикиньте расстояние, которое нужно пройти гурту от, например, Дона. В условиях непрерывной малой русско-татарской войны.
Брал-то Минин скот в степи. Только не в Великой, а в Арзамасской. После походов Ивана Грозного эти земли уже не Зарубежье, а свои. Живёт там хоть и мордва, а наша. Частью – языческая, частью – крещёная. Там стоят усадьбы русских бояр и помещиков. Получивших поместья по воле Ивана Грозного и его наследников. Там русский закон. Ворья, конечно – полно. Но дела вести можно.
Остаётся поклониться великому предку. Не только за общеизвестные подвиги в деле спасения Государства Российского, но и за подсказанную бизнес-идею.
***
Едва прибежав во Всеволжск после торга у Усть-Ветлуги, просидев всю ночь в разговорах, подпихиваниях, подталкиваниях и понуканиях, я вскочил по утру в лодочку и, с малой дружиной, побежал вверх по Оке. К устью Теши.
Вот не зря я так внимательно разглядывал здешние берега по дороге из Мурома! Была попытка организации засады. Но мы аккуратненько подозрительное место... Нет, не обошли. Мы туда как раз и причалили. И – отчалили.
У "петухов" был довольно глупый вид: они так рьяно кинулись на нас с криками и топорами, предполагая испугать внезапностью. А мы отскочили спокойно лодочкой от берега на десяток шагов и, подняв луки с наложенными стрелами, поинтересовались:
– Ребята, вы чего? Праздник у вас тут какой-то? Двунадесятый?
Потом пошли разговоры. Сначала панк (военный вождь) бил себя кулаками в грудь, и рассказывал, как он нас всех порвёт на части. Потом пришёл ветхий карт (жрец), и долго говорил гадости про пришельцев. Не про инопланетных, конечно, а про русских. Потом, в два захода, пришли азоры с кудатями – местные старейшины.
Про переговоры с туземцами я уже... Меня ещё с Усть-Ветлуги подташнивает.
Обязательный элемент – возможность перехода к кровопролитию в любой момент без понятного мне повода. У них – свои обычаи и свои представления о допустимом. Если они смогут меня прирезать, не опасаясь возмездия и не неся тяжёлых потерь – прирежут. Даже не потому, что у меня и моих людей есть множество интересных и полезных в хозяйстве штучек, а просто – "морда нерусская". В смысле: "непетушинская".
Но в лодке выразительно торчит Салман. И двое ребят-стрелков. Луки опущены, но стрелы наложены. Поднять и стрельнуть – мгновенное дело. А толмачом у меня – Илья Муромец. Лично знакомый некоторым присутствующим:
– Видишь у ихнего панка шрам через морду? Моя черта, довелось разок переведаться. Быстро бегает, падлюка.
Переговоры... как это задолбало!
– Господа азоры! Вожди петухов и предводители куриц! – Про куриц не надо? – Ну и не переводи. Я, Воевода Всеволжский, предлагаю вашему племени мир, дружбу, жвачку и взаимное уважение. Мне от вас ничего не нужно. Ни вашей земли, ни ваших людей, ни ваших жён, ни вашего скота. Ничего. Кроме мира. Мой мир выглядит так: мои люди поставят вышки вдоль Окского берега на горах. Вышек будет немного – пять-шесть. Земля вокруг каждой, немного – на версту, будет использоваться только моими людьми. Если вы согласны – мы будет торговать и жить в мире. Если нет – не будем. Если вы выберите мир, то дадите мне десять аманатов. Из числа сыновей ваших старейшин. Через 10 дней я хочу видеть этих юношей в своём городе. Согласны ли вы?
Обратите внимание: с "петухами" у меня всё значительно мягче, чем было с "утками". Аманаты (заложники) – обычный элемент соглашения на Востоке. "Каловую комбинаторику", принцип "любые два из трёх" – я не использую – нет замученной придурками Русавы. Упокой, господи, её душу.
Илья переводит, азоры с панком и картом шипят, плюются в нас и друг в друга...
– Они спрашивают: что ты дашь за это? Какие подарки ты привёз?
Ну вот. А то начали... невинность блюсть. "Наша земля... испокон веку... деды-прадеды... никогда нога иноземца не ступала...". Как их здесь булгары, а до них хазары, а до них гунны резали... Локальная амнезия.
– Посмотрите на небо. Разве голубизна небесного свода не прекрасна? Разве тепло солнца не радует? Разве не доставляет удовольствие шум листвы в лесу, плеск воды в реке, треск поленьев в костре? Это, и многое другое, не менее восхитительное, называется жизнь. Разве ваша жизнь – не лучший из всех возможных подарков? Я дарю её вам.
Они сперва не поняли. Потом возмутились.
Зря. Я сказал правду. Если откажутся от моего подарка...
***
Ночью стучат в окно:
– Хозяин, дрова нужны?
– Нет.
Утром выхожу во двор – и правда – дров нет. Все спёрли.
***
Толпа туземцев за спинами переговорщиков завопила, начала махать копьями, луками и топорами. Дистанция меньше 30 шагов, если они начнут... Ежиков из нас понаделают мгновенно. Что у нас под одеждой панцири – им не видно.
Панк скалится злобно, Илья – чуть сдержаннее, но рукоять меча не выпускает.
– Они говорят... ты не должен ходить по Теше. Это река петухов.
– Я не собираюсь её выпить. Но никто не может запретить мне идти тем путём, которым я собрался пройти.
Или я не русский человек? Выбрал направление – это дорога.
– Они говорят... они пойдут к своему народу. Они передадут твои слова и сообщат решение.
Умные ребята. Сняли остроту конфликта, перенесли на более удобное для них время. Когда шансов на победу будет больше, а потери – меньше. "Удобное время"... Можно подумать – оно у них будет.
"Петухи" ушли, а мы гребанули по Теше вверх.
Устье Теши – нижняя граница Муромского княжества. Илье эти места хорошо знакомы – воевал он тут. Частенько.
Здесь же – граница расселения муромы с очень давних времён. Посёлки их стоят. Далеко не все признали власть князя и христианскую веру. Или – признали, но только днём. А ночью... Настоящая чересполосица. С пересортицей.
В одном селении тебя примут с раскрытыми объятиями – "наши пришли!", в соседнем – зарежут за какие-то стародавние счёты. С кем-то. С русскими, с православными, с низовыми...
Глава 434
– Вона, Иване. Глянь. Городок Пичаевый. Эрзя маа.
От Стрелки до Арзамаса 120 км по прямой. По рекам – вдвое. Но – пришли. К тому высокому месту на правом берегу в изгибе реки, где через века будет построен русская крепостица. А пока местный вождь живёт в большом, по местным меркам, вели (рой, селение) у подножия холмов, на которых позже появится город.
Прекрасные места. Впрочем, какие из здешних мест не хороши в мае? Теша здесь метров 60-70 шириной – куда больше, чем в 21 веке – нет плотного населения в долине, выпивающего воду и вырубающего леса.
Нас встречают. Не удивительно: на холме, на том месте где будет стоять Воскресенский собор – наблюдательная вышка. Вокруг селения... крепостью это назвать нельзя. Палисад. С крытыми вышками по углам и над воротами. Из ворот выезжает группа всадников. А я и не видал прежде эрзя верхом. Мне они только в пешем варианте попадались. Так то ж в лесах! А в степи... Как и положено – на кониках.
Впереди, на весьма приличном, по здешним местам, сером в яблоках жеребце, молодой чудак в гордо заломленной шапке, дорогом кафтане, с саблей.
– Вечкенза. Старший сын инязора Пичая.
Вечкенза от "вечкемс" – "любить". Любимый сын "хозяина народа".
У меня это звучало слегка вопросительно: вич-чем-за? С ассоциированием неизвестной здесь аббревиатуры "ВИЧ" и всём многообразием использования приставки "за-" – заслужил, заработал, заполучил... Напоминая знаменитый вопрос Битлов – "водки найду?".
У туземцев таких ассоциаций не возникало, но коверканье имени, естественно, раздражало. Илья недовольно выговаривал:
– Какой-то ты ему не такой лемдямс сделал.
***
"Лемдямс" – "именовать". Свой специфический лемдямс мордвины практиковали вплоть до середины XIX века. Имя нарекает повивальная бабка: по принесению благодарственной жертвы "юртазор" и "юртазораве" (покровителям дома) и умершим предкам за дарование младенца, повивальная бабка заставляет кого-либо держать над головой новорожденного испечённый пирог, сама берёт другой и, стукая хлебом об хлеб, произносит: "Даю тебе имя...".
Выбору имени придают большое значение. Для его поисков отец младенца выходит на улицу, и первый предмет или существо, попавшее ему на глаза, становится именем ребенка. Обосновывается тем, что раз встретившийся человек или предмет существует, здравствует, значит, будет жить и здравствовать новорожденный.
Похоже на афоризмы Гегеля или Попа: "Что разумно, то существует, что существует, то разумно".
***
Наименование Вечкензы не было отдано на волю случайности: он родился наследником. Наследником азора Пичая. "Азор" – "хозяин, владыка", Пичай от пиче – "сосна".
Известная строчка:
«А роза упала на попу азора»
– здесь неуместна: в эту эпоху в Мордовии ещё не выращивают роз. Поэтому Пичай искал себе приключений в другой форме: он постепенно переходил из статуса «азор» в состояние «инязор» – «великий владыка». Всё чаще приближённые и люзоблюды называли его этим словом или просто, по-домашнему: «ине» – великий.
– Ине, согреть тебе молочка?
После рождения Вечкензы, его мать, которую называли Сырнява – "золотая женщина", умерла. Пичай взял себе молодую жену. Тогда все восторгались и называли её Мазава – "красивая женщина". Имя сохранилось, а вот причина... 15 лет супружества, семь рождённых и четверо похороненных детей... Впрочем, Пичай был весьма привязан к Мазаве, иногда призывал её на ложе, внимательно выслушивал и, временами, следовал её советам.
Вечкенза был абсолютно предан своему отцу. И было за что.
Пичай имел заслуженную славу военного героя и мудрого правителя, пользовался авторитетом среди соплеменников и уважением соседей. Успешно совмещая применение или угрозу силы, с мирными речами и соглашениями, брачной и религиозной дипломатией, он постепенно превращался в общепризнанного лидера своего народа.
Недавние события вокруг Бряхимова ещё более укрепили его авторитет. Пичай был в битве, сумел вывести своих с минимальными потерями. В момент общей паники поддерживал дух людей. А несколько его давних соперников на ниве объединения эрзянского народа – утонули при отступлении или погибли на полчище.
Кстати, я и сам приложил руку к устранению одного из препятствий консолидации нации – тот "бубновый" чудак, которого завалил Сухан своей сулицей в Бряхимовском бою, был из уважаемых картов и наиболее упорных противников Пичая.
Молва приписывала Пичаю спасение сотен воинов при бегстве с полчища и защиту эрзянских земель от русского вторжения. То, что Боголюбский в принципе не собирался входить в эти земли – значения не имело. Мысль, что у противника есть иные цели, кроме как побить нас, любимых – оскорбительна для национального самосознания.
"Черногорцы? что такое? -
Бонапарте вопросил. -
Правда ль: это племя злое,
Не боится наших сил?
...
Их полковник повалился.
С ним сто двадцать человек.
Весь отряд его смутился,
Кто, как мог, пустился в бег".
Как видно из этой баллады южных славян, для разгрома наполеоновской армии достаточно одного ружейного залпа храбрых черногорцев.
После того как сторонники булгар из числа азоров и панков погибли или потеряли влияние из-за Бряхимовского разгрома и прекращения поддержки эмира, Пичай, сторонник самостийности, опоры на собственные силы, развернулся шире. В случае успеха в перспективе просматривалось возникновение эрзянского княжества. Этакого "мега-кудо Пичая".
Внутреннее состояние этого народа приближается к состоянию других племён, создавших собственные государства. По материальной культуре в эту эпоху эрзя лет на триста отстаёт от соседей-славян. Самое время князьям появиться.
Изготавливает керамику от руки (без гончарного круга), этот способ сохранится и в 20 веке. Распространен архаичный тип ткацкого стана, близкий по виду к трехподставному стану чувашей, удмуртов и марийцев, бытовавшему у них вплоть до 20 века – нет рамы и заднего навоя, основа закрепляется за столбик или перекидывается через заднюю стойку; верхние перекладины ткацкого стана отсутствуют, нитченки и бердо привязывают к палке, подвешенной к потолку.
Пахотные орудия сходны с орудиями степных полуосёдлых народов. Вообще – связь со Степью сильнее чем у славян, вплоть до превышения посевов конопли над льном и поясов из верблюжьей шерсти.
Сходно со славянами двух-трёхвековой давности, организовано и общество. В основе – уже не род, но очень большая семья. Мне нравится сербское слово "задруга". 30-40 душ, 3-4 поколения.
Напомню: женщины здесь начинают рожать в 13-15 лет. Соответственно, в 45 она уже не бабушка, а прабабушка. А живут здесь... У русских классиков можно найти: "ошалевшие от долголетия мужики, гнувшие свои общины в дугу".
Не все. Обычный возраст смерти мужчин – 32-38 лет. Долголетие – исключение. Сочетание хорошей генетики и цепочки случайностей, позволившей избежать болезней и несчастных случаев.
Храбрецы и изобретатели среди долгожителей – редкость. Проявления смелости и инновации часто связаны с риском для жизни и здоровья. Такие редко доживают. Дожившие становятся "кудатя".
Геронтократия – власть стариков – основная форма правления в племенных обществах.
Такой кудатя – "дед дома", в свои 50-60 ещё и бабёнку разложить может, и кулаком вдарить. То, что старцы продолжают брюхатить молодых девок – полезно для общины: распространяются гены долголетия. Впрочем, чьё-то мнение о пользе для "задруги" – настоящего кудатю интересует весьма косвенно: он в своём дому – царь и бог.
Как выглядит вели (род, селение), кудо (задруга, дом), ешь (малая семья), как они живут, как устроены – я уже...
У степных эрзя, выдвинувшихся из лесов на травянистые равнины, развивающих земледелие и скотоводство, возникают городки. Примерно, как у ирокезов в 17 веке.
Удачливый кудо, устроившись в хорошем месте – часто у переправы через реку, превращается в центр межплеменной торговли, разрастается, втягивает в себя родственников, нищих, бродяг, рабов – "домочадцы", "чада всего дома". Копает канаву, ставит частокол для защиты... Превращается в вели (рой), где уже несколько кудо. Продолжает расширяться и размножаться. Будущий центр будущего княжества. Станет.
Нет, не станет – Батый...
Для сравнения. Численность населения в русском княжестве – 600-900 тысяч человек. Хотя разброс большой: в Муромском или Туровском – на порядок меньше, в Киевском -1.8 миллиона. В ордах степняков, занимающих сходные по площади территории – 20-40 тысяч. В Мордовии к концу 17 века будет 150 тысяч. Нынешнюю численность мордвы (эрзя и мокша) я оцениваю в тысяч 60-80. Как почти всегда, мокша составляет половину от эрзя.
Чуть по демографии. В русских крестьянских семьях – 10 человек. В городах семьи меньше – 7.
У эрзя, из-за высокой доли охоты в хозяйствовании, уровень рождаемости ниже. Известное из этнографии соотношение: в охотничьих племенах женщины реже рожают, но детей выживает больше. В скученных земледельческих общинах инфекционные заболевания собирают обильную жатву. Особенно – среди детей.
На 40-50 тысяч эрзя можно считать тысяч 6-7 взрослых глав семей-ешей. И ещё пол-столько – юношей и бобылей. Эта категория населения присутствует в эрзянских селениях, только живут не отдельно, как преимущественно на Руси – "бобыльский двор", а в кудо.
Если Пичай объединит народ, подомнёт под себя конкретную тысячу-полторы людей – кудатей и азоров, то сможет собирать тысячные ополчения. Как они вооружены, как они дерутся – я видел в Бряхимовском бою. Сталкиваться с ними снова... – ни малейшего желания.
Сходные раннефеодальные империи известны в истории многих народов. Те же ацтеки, например.
Меня это не устраивало категорически: Всеволжск автоматически оказывался их целью. Едва эрзя объединятся, как они "покажут мне кузькину мать". И зачем мне такое зрелище?
***
Мои переговоры с Пичаем шли... вязко. Никак. Умный мужик – "да и нет не говорить". Подарки он принял, отдарился... скромненько так, но пристойно.
Я начал с "горящего":
– Нет ли у тебя скота на продажу?
– Есть, как не быть. Тебе сколько? Тысячу лошадей? Тысячу коров? Не, столько нет. Пару-тройку. Голов. Осенью, как урожай уберём, в зимницы переедем... тогда – да, тогда – пяток. Может – десяток. Задаток-то дашь? – Как у других? – Не знаю. Ты поговори, тут у меня пара-тройка азоров гостят. Поговори. А я – не, я не знаю.
Я понимаю, что у него нет тысяч. Но табун в сотню голов – я видал с реки. И стадо в сотни три. И это – не всё. Его слово авторитетно. Азоры со мною просто говорить не будут, а с ним... Он же может взять очень приличные комиссионные! При таких объёмах – сотни гривен! Не хочет. Старательно играет тупого мужичка. Ценами, условиями, сроками поставки – даже не интересуется.
Не, у нас всё своё есть. Уходи русский, ты нам не интересен. Ни твоё серебро, ни твои товары, ни ты сам.
Ладно, не идёт с экономикой – попробуем политику.
– Мирный договор? – Это хорошо. Но зачем? Мы ж и так живём мирно. – Прижать "петухов"? – Между нами вражды нет. Дать совет ихним азорам? – Завсегда. Если спросят. – Не посылать отряды им в помощь? – Так я и не посылаю. Но мы, эрзя, вольные люди. Если юноши хотят куда-то пойти – у меня разрешения не спрашивают. – По торговле? Товары везти во Всеволжск? А цены какие? Не, тут я указывать не могу – мы вольный народ. Каждый кудатя сам решает – с кем торговать. – Защиту твоих купцов? А зачем? Мы – мирные люди, разбойничков у нас нет – не у вас на Руси. Пусть идут, торгуют. И охрану с собой берут. От диких зверей, от лихих людей, на всякий случай...
"Свобода и демократия" – прекрасные отмазки. "Спор хозяйствующих субъектов", "группы инициативных граждан", "свободное волеизъявление"... Но если ты "не решаешь вопросы", то зачем я трачу на тебя время? Если не с кем договариваться о мире, если нет никого, кто может гарантировать выполнение условий договора, потому что все – "вольные люди", то... то надо вырезать население? Превращать "вольных людей" в "мёртвых людей"? Или как?
Какой-то... "троцкизм наизнанку" – ни мира, ни войны, а войско соберём.
Переговоры проваливались. Пичай не совершал враждебных действий, но... Я ощущал нарастающую опасность и полную бессмысленность. Вместо прямого "да-нет", какие-то... хлюп-хлюп, ляп-ляп... Как в болоте. Болото болтовни. Тянет время? Или это местные обычаи ведения дел? "Как с дедов-прадедов заведено"?
Я панически боюсь болот. Паника, испуг закономерно переходя в раздражение. И тут:
– Русский воевода, мой сын Вечкенза – великий охотник. Мы приглашаем тебя на наш медвежий праздник.
Я, естественно, согласился. Отказаться – прямая обида хозяину. Но я и представления не имел – на что подписываюсь!
***
"Медвежий праздник" – довольно редкое явление в племенах. Угро-финны не бьют "священного предка". Но... Как я понял, конкретный мишка чем-то достал аборигенов. Собаку, что ли, задрал?
Я уже попробовал медвежьей охоты. При здешнем вооружении самое умное – поддерживать с медведем "вежливые отношения". То, что у меня не так – следствие очевидных причин и некоторого прогресса. В вооружении и организации охот. Тут я пытаюсь следовать примеру Даниила Галицкого, которые забивал десятки медведей за один раз. Правда, и Даниил, и Мономах, которому "медведь у колена потник прокусил" – охотились с коней. У меня – пешая охота. И уж конечно бить медведя весной – не лучшая идея.
Здешние считают, что медведь имеет душу. Её нужно примирить, выполняя определённые обряды.
Обряд начинается в лесу, при "снятии шубы". Добытчик переворачивает медведя на спину, кладёт ему на живот короткие берёзовые палочки, на небольшом расстоянии друг от друга. Самцу – пять, самке – четыре: это пуговицы. Снимая шкуру, доходит до первой веточки, отбрасывает её ножом и говорит:
– Первая пуговица зверя оторвана.
Так же он поступает с каждой последующей веточкой. Затем он берёт лапу медведя, но делает вид, что держит опущенную ветку. "Увидев" лапу, испуганно вскакивает и убегает с товарищами. Потом возвращается и повторяет так с каждой лапой. Наконец, "узнаёт" в медведе своего "младшего брата".
"Опознание" вызывает радость у присутствующих, охотники исполняют маленький танец. После чего продолжают снятие шкуры. Но – только частично.
Сделав вид, что "не узнали" медведя, надеются, что он "решит", что это не они его убили.
Изготавливают носилки – "колыбель медведя" – дуга, согнутая из гибкого дерева, концы которой соединены тремя перекладинами. На эти носилки поднимают медведя.
Зимой эту "колыбель" ставят на сани, летом – на волокушу. И тащат домой. На окраине селения охотники вопят, бьют в бубен, или в котелок, или просто по бревну. Пять раз для самца, четыре – для самки. Это сигнал для жителей. В сани или волокушу ставят чашу с дымящимся трутом.
Жители изображают "полную занятость" – летом брызгаются водой, зимой кидаются снежками. Двое мужчин берут "колыбель" с медведем, помещают на маленький стол, который вносят в дом. Другие делают вид, что ничего не замечают и продолжают поливать друг друга водой. Пока кто-нибудь не крикнет, что медведь исчез. Тут начинается суета, все кричат одновременно:
– Куда его унесли?! Куда он делся?!
Бегают друг за другом перед домом по кругу, с востока на запад. Кто-нибудь открывает дверь дома и кричит:
– Вот он!
Женщины резво ломятся вперёд. Потом идут мужчины. Козлиными прыжками. Перед медведем ставят чашку с водой. Охотник, убивший медведя, берёт чашку и ударом по днищу выплёскивает воду на людей. Это означает, что медведь участвует в весёлой игре людей.
Затем в комнате немного танцуют и чужие расходятся.
Собственно медвежий праздник начинается вечером. Жители собираются в дом охотника. В следующие дни прибывают люди из других селений, иногда издалека. Обычно медведя празднуют пять дней, медведицу – четыре, медвежонка – два-три. Но иногда праздник растягивается на неделю.
Медведь лежит в праздничной комнате, в своей "колыбели" на маленьком столе, на животе, голова между лапами, как у собаки. Глаза закрыты кружками из коры, к носу приставлен такой же кружок, который по бокам привязан верёвочками за уши медведя. На спине лежит особый платок. Медведице ещё надевают на когти кольца. Все, что есть в селении. Под нос ставят коробку из бересты, чтобы вытекающая кровь не разносилась по полу. Перед медведем тлеет в чашке на столе трут, ставят угощение – кружку пива, кусочек белого хлеба, сушёную рыбу, мясо тетерева.
Рядом с медведем, слева, на высоком обрубке дерева сидит "герой дня" – добытчик медведя. Над его головой свисает колокольчик, по которому он ударяет после каждой спетой "медвежьей песни". Временами он гладит медведя по голове, целует его в лоб и в правую лапу.
Программа каждого дня праздника состоит из двух отделений: музыкального и драматического.
Для исполнения "медвежьих песен" перед медведем становятся в ряд трое мужчин лицом к медведю. В середине – "певец", по бокам – помощники. Одеты в яркие покупные халаты, на голове колпаки или яркие платки, завязанные на затылке. Перед первой песней подросток берёт от медведя дымящуюся чашу, трижды обегает певцов с востока на запад и кричит: "Кур! Кур! Сук! Сук!". Затем он размахивает дымящейся чашей над головой покойного мишки. Певец с помощниками – негромко свистят.
Смысл слов неизвестен, действие означает очищение певцов и помещения.
Певец и помощники берутся за мизинцы, делают поклоны перед медведем. Певец начинает петь. Помощники – помогают: раскачивают руки певца. Когда песня закончена, "добытчик" ударяет в свисающий колокольчик, начинается следующая песня. Медведю поют пять песен, медведице – четыре, медвежонку – пару-тройку. Каждый вечер. Если нет знатоков песен – зовут сказочников. Им тоже помощники качают руки.
Снова обходят с дымокуром певцов. Несколько юношей танцуют. Певцы оборачивают руки платками и танцуют несколько кругов по помещению. Постоянно размахивая платками. Затем танцуют и другие мужчины – кто захочет. Потом приходит очередь девушек, потом взрослых женщин. У женщин лица закрыты платками, а руки втянуты в рукава: медведь сердится на открытые руки. Все танцы – сольные.
Число "медвежьих песен" очень велико. В них рассказывается, как медведь растёт на небе в качестве дочери верховного бога-отца, как он (она?), играя на деревенской улице, продавил ногой небосвод, как он смотрит в дыру, видит землю, очарован ею, просит отпустить туда. Бог-отец разрешает, выковывает серебряную колыбель, укладывает туда медведя, опускает колыбель с неба на железной цепи. Рассказывают о приключениях медведя на земле, о его борьбе с охотниками, как он становится добычей, как ему устраивают этот великолепный праздник, как он возвращается к своему папе – богу-отцу.
Одновременно происходит воспитательная работа: медведю в песнях внушают, что он может есть лесные шишки и ягоды, но не должен пугать женщин и детей в ягодниках, не может опустошать охотничьи ловушки и проникать в амбар с припасами.
