Текст книги "Фанфики (СИ)"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Обстановка на «Святой Руси» начинала напоминать «Свадьбу в Малиновке»:

– Хлопцы недовольны мной. Какой, говорят, атаман, если у тебя нет золотого запаса.

Это – не только про пана атамана Грициана Таврического, а и про любого святорусского князя. Только «запас» – не золотой, а серебряный.

В 12 веке на Руси прекращается чеканка монет – серебра не хватает. «Безмонетный период». Экономика должна была остановиться – нечем платить.

Это особенно обидно: Мономах отбился от половцев, «собрал Русь под свою шапку», в 20–30 годах 12 века в русских городах происходит качественный скачок. И в технологиях производства, и в технологии сбыта: ремесленники массово переходят с работы «на заказ» на работу «на рынок» – устойчивость власти обеспечивает устойчивость торговли.

И тут такой облом – расчётная единица закончилась.

Ага. Мы на Руси или кто?

Как в 90-х в России пошли платежи в долларах, как все вообще перешли на бартер, как десятилетиями в СССР самой твёрдой валютой была жидкая…

«Опыт предков» срабатывает инстинктивно. «Нам денег не надо – работу давай» – наш повсеместный народный принцип. Поскольку денег мы себе и сами сделаем. Очень не ново: в «Святой Руси» в 12 веке запускают в массовый оборот заменители денег.

Шкурками на Руси платили всегда. «По векшице с дыма» ещё хазары дань брали. Теперь это занятие – изготовление «меховых денег» – поднимается на новый, промышленный, уровень.

В новгородской грамоте этой эпохи встречается фраза: «приходи ко мне ночью куны шить». Как это знакомо!«…А по ночам – деньги считают».

Абу Хамид аль-Гарнати, побывавший в Рязанской земле в XII веке пишет: «Между собой они производят операции на старые шкуры белок… И каждые 18 шкурок в счете их идут за один дирхем. Они их укрепляют в пачку… Они везут их в полувьюках в разрезанном виде, направляясь к некоему известному рынку, где есть ремесленники. Они передают им шкурки, и ремесленники приводят их в порядок на крепких веревках, каждые 18 шкурок в одну пачку. Сбоку веревки приделывается кусок черного свинца с изображением царя. За каждую печать берут по шкурке из этих шкурок, пока не припечатают всех. И никто не может отвергнуть их. На них продают и покупают».

Как было написано на советских рублях: «обязательны к приёму на всей территории СССР».

Но шкурки – громоздко. Другими деньгами работают раковины каури. Добывают их только в одном месте – на Мальдивских островах в Индийском океане.

Это – самая первая мировая валюта. В Сибири использовалась в качестве мелкой монеты ещё в 19 веке. В Азербайджане – до 17-го. Называют – ужовками или змеиными головками.

Ещё в качестве денег используют стеклянные и сердоликовые бусины.

Но «хит сезона» и специфический «фигурный болт» денежной системы «Святой Руси» середины 12 века – шиферный пряслень. Вот те самые колечки из розового шифера.

Так и просится слоган:

 
   «Попаданец!
   В Россию вляпываясь
   Запомни, для простоты:
   Взять надо
   Пачку гондонов.
   И пачками —
   Шиферные листы!».
 

Теперь понятие «безмонетный период в истории Домонгольской Руси» – запомнится каждому попандопуле.

Единственное в Европе месторождение этого камня – под Овручем на Волыни. На пространстве в 20 километров у всех обнажений – оврагов, обрывов – поставлены мастерские.

Из шифера делают ещё плиты, заготовки для саркофагов, плитки для ювелирных формочек… Но вот эти колечки-грузила для крестьянских прялок – «пряслени» – самая распространённая мелкая монета «Святой Руси».

«Русская замятня» – многолетний конфликт между волынским Изей Блескучим и суздальским Юрием Долгоруким, имела смысл не только династический, но и денежный. Долгорукий выдавливал из залесских вятичей и кривичей остатки «бобрового» серебра. А Изя выступал в роли США в Бреттон-Вудской системе – делал дензнаки.

– Ивашко, мы, что, сами такие… пряслени делать не можем?

– Как это? У нас же такого камня нет. А покупать надо – в каждой избе по паре веретён точно есть. Вот, два ста – как с куста.

Мда… Каменные и глиняные пряслени вернуться на Русь после татаро-монгольского нашествия – целая индустрия национального и наднационального уровня (эти колечки имеют хождение и в Причерноморье, Закавказье, Булгаре) вокруг Овруча будет уничтожена. А пока… заменить шиферные пряслени на глиняные самоделки… «душа не принимает»?

Через четыре года показывал я своим вятшим да купцам-гостям на торжище во Всеволжске первую в мире бумажную гривну. С соболем нарисованным. Наслушался в те поры и хая всякого, и крика матерного. Но причины для изделания новых денег были явные. А наипаче – навык у русских людей уже был. Что не всякая денежка – серебрушка – было понятно и привычно. Хоть и не просто ассигнации в обиход входили, хоть и законы суровые применить пришлося, а вот новизной невиданной – оно не было. И теперь мы картинки эти печатаем, за них во многих странах товары берём. За бумажку размалёванную, а не за хлеб, да за железо, да за людей русских. Просто оттого, что на Святой Руси розовым прясленем платить – привычно было.

Утром Румяна стол накрывает да косится. Судя по опухшим губам – ночка у неё была жаркая. Поймал за плечо, платок на шее оттянул. Точно – вся шея в засосах.

– Мать знает?

– Не твоё дело!

Не знает. Не моё.

Пришли поп с местным старостой. Братья хозяйки – два крепких мужика с жёнами, ещё пяток дедов седобородых. Тут я долговую грамотку выкладываю и спрашиваю:

– Как будем долг взыскивать?

Я, честно говоря, опасался, что начнут опротестовывать. Но хозяйка только сумму глянула, посмотрела на чешущих в головах братьев, нос вздёрнула и гордо оповестила:

– Экая забота мелкая. Что, коли баба, так – и сама не смогу? Погодь маленько.

И пошла за лопатой. Потом в сенник. Потом оттуда крик, и вылетает вдовица в сбившемся платке и с подъятой лопатой.

 
   «Стоит статуя. Рука подъята
   А вместо «здрасьте» – орёт нам матом».
 

Орёт… вопросительно-обещательно:

– Кто?! Убью!!!

Мда… Так я и отозвался…

Покричали, поутишали, поохали, повздыхали. Хозяйка за сердце хватается – чуть живую в избу увели.

Румяна на меня пристально смотрит, а я по шее пальцем провожу. «Не моё дело». И не твоё. Фыркнула, убежала.

И то правда: что-то где-то пропало… – старшие разберутся. А вот если про ночную гулянку всплывёт… матушка отыграется на дочкиной спине.

– Ну, так как, люди добрые, кто платить будет? Родня?

Братья переглянулись, один уже и рот открыл. Его баба его за рукав – дёрг.

Что у них в головах крутится – за версту видать. Всего майна я не заберу. А остальное, что от Жиляты осталось – им пойдёт.

Им лучше всего – если бы я вдову с сиротами голыми похолопил. Тогда нивы, пажити, подворье, живность – они поделят. А добавочных ртов не будет.

Второй братец посмотрел, да и сам в кружку уткнулся.

– Может, община за вдовицу выложится?

На три десятка дворов раскинуть 130 ногат… Грубо говоря – по две курицы. Но сотский молчит. Не его ли сынок нынче Румяне пятен понаставил? Ей-то цена, как невесте, вчера упала – сирота. А нынче-то…

Серебра нет, подворье вытрясут… Надо сыну добрую жену искать… С приданым, из крепкой семьи. Ежели эту уведут в холопки – сыну и сохнуть не по кому будет, ту возьмёт в жёны, на кого отец укажет, без споров.

Если дело о долге не решается полюбовно – впереди маячит княжеский суд. А это… грустно всем будет.

– Люди добрые, православные! Не дело бросать вдову с сиротками в нищете да унынии. Господь наш, Иисус Христос, велел заботу о малых и сирых являть. Давать им и корм, и кров. Возлюбите же ближних, яко себя самих! (О. Фёдор не стерпел и возвысил голос).

– Ага. А серебро ты, что ль из своей кисы вытрясешь? Так-то языком молотить… (Братья смущены. По обычаю надо бы помочь сродственнице…).

– Боярский сын Иван Рябина! Я, пресвитер Большеелбунской церкви, освящённой, с помощью божьей, в честь Святаго Креста Воздвижения, беру долг сей бедной вдовицы – на себя! Вот…

Присутствующие и рты пораскрывали. Потом – дружно загомонили, глядя на раскрасневшегося и просветлённого от собственной смелости и являемой богоугодности отца Фёдора.

Надо подыграть «батюшке» в решении его «квартирного вопроса»:

– Можно и так. Два условия. Первое: делаем долговую грамотку на тебя. Срок – год, рез – обычный. Второе: имение покойного переходит к тебе. Иначе, коли ты через год не расплатишься, чем я взыскивать буду?

Вот тут присутствующие сильно возмутились. Но остановить отца Фёдора было уже невозможно. Воспарив духом над трясиной унылой повседневности, почуяв вкус настоящего благодеяния, примерив доспехи истинного защитника «вдовиц и сирот», он обрушил на аудитории столь яркую и красноречивую проповедь милосердия и вспомоществования, что и у меня в носу защипало. Чуть не чихнул.

Как говорил Энди Таккер: «филантропия, если её поставить на коммерческую ногу, есть такое искусство, которое оказывает благодеяние не только берущему, но и дающему».

О. Фёдор – О. Генри не читал. Но являл собой яркий пример искреннего благородного богоугодного благочестивого благодетеля. «Б…» – во всех видах проистекало из всех его пор, дыр и слов, подобно мирру из мироточивых икон. «Искренне» – особенно ценно.

– Разве не сказано в Писании: отдай страждущему последнюю рубаху? Вот и я, преисполнившись сострадания к несчастьям соседей наших, готов пожертвовать даже и имением собственным. Свой дом! Своё жильё, где уже годы обретается моё милое семейство, отрываю от души своей со слезами, и жертвую на доброе дело. Отдаю его вдове с дочерьми. Ибо нельзя, не по-людски и не по-божески, оставлять несчастных без крова и укрытия.

Его энтузиазм, огонь истинной веры, горевший в очах доброго человека, нашедшего в себе силы пожертвовать даже и семейным очагом, ради воспомоществования «малым и слабым», расцвеченный удачными цитатами из священных текстов, озвученный профессионально поставленным голосом – просто отметал какие-либо сомнения и возражения.

Были бы мы квакеры – тут бы и заквакали. В смысле – замолились и запсалмились. А так просто прослезились и возрадовались.

К тому времени, когда хозяйка очухалась и вышла к гостям, все договора были уже подписаны и обмыты.

Туземцы постепенно осознавали произошедшее и начинали злиться. Ожидания братьев хозяйки оказались обмануты: хитроумные планы и расчёты по присвоению имения покойного – не исполнились. Поля, покосы, немалая часть хозяйства всё равно им достанется – поп такое хозяйство не потянет. Но придётся купить, а не поиметь на халяву. Да и вдовица с сиротками оставалась в селе, что потребует, по обычаю, их будущей помощи.

Нет ничего обиднее обманутых ожиданий. Под мохнатыми бородами и бровями зашевелилось наше исконно-посконное: опять кинули! Признаваться в собственной глупости и жадности аборигены не хотели и приступили к поиску виноватого.

Я на эту роль не подходил из-за своей мелкости и чужести. Чего на меня злиться? Вон, мои уже телегу запрягают – был и нету. Да и с чего? – Моё участие в произошедшем было столь минимально и невинно, что и прицепиться не к чему.

Приходской священник тоже не годился на роль виноватого. Тем более, что «божественный восторг филантропа» продолжал светить из его глаз.

Оставалась одна хозяйка. Да и вообще – «баба всегда виновата». Со времён Адама и Евы – по любому поводу. Общее мнение о том, что «лакомый кусок» просвистел мимо уважаемых носов по её вине, формировалось и укреплялось.

Сторговав у нового хозяина подворья пару овечек и большой мешок репы – надо же чем-то моих новосёлов кормить! – я уже собрался уезжать. На глаза попались очень… нацелованные губки Румяны.

– Слышь, красавица, а не поедешь ли ты со мной? У меня вотчина большая, дом просторный. Поворотливой да весёлой девушке – место найдётся. А? Давай быстренько.

Кажется, я тоже выступаю в роли филантропа. Навеяло. Ну, правда же! У меня и чисто, и тепло, работой служанки не заморены. Для молодой девчонки выбраться из крестьянской жизни в боярскую усадьбу… Перспектива же!

В ответ я получил презрительное фырканье и указание направления. Куда таким как я следует идти. Я не пошёл – я поехал. И не туда, а в городок с несколько более длинным названием, где меня ждали дела. А Большие Елбуны – остались.

…

История эта имела продолжение. В конце зимы в Пердуновку пришёл мой новгородский «хлебный обоз». Среди привезённых людей была и Румяна. Весьма истощённая, на седьмом месяце беременности, она рассказала о гибели своей семьи.

Её мать так и не смогла оправиться от потери мужа и подворья. Она потеряла интерес к жизни, целыми днями сидела на неубранной постели неодетая и непричёсанная, ни с кем не разговаривала и ничего не делала. Жизнь пробуждалась в ней только при появлении тёщи о. Фёдора.

Этот «иблис в юбке» нашла себе врагов в лице семейства покойного Жиляты. «Более всего мы ненавидим тех, за счёт кого мы живём» – международная народная мудрость. И не только про классовую борьбу.

Злобность тёщи немало способствовала тому, что соглашение об обмене подворьями было реализовано очень быстро. Однако и после она не оставляла своим вниманием бедную вдову. Ежедневно являлась она на своё старое подворье и требовала какую-либо, якобы забытую, мелочь или указывала на непорядок в ведении хозяйства.

Для вдовы эти яростные перепалки, доходившие даже и до таскания за волосы, были единственными моментами активности.

Из-за апатии матери и беременности Румяны, домашние занятия всё более сваливались на младшую из сестёр. В холода она заболела и умерла. Вскоре от тоски умерла и вдова. Румяна, не имея возможности прожить одной и встречая враждебность сородичей, бросила всё и, вспомнив моё приглашение, напросилась в мой проходивший мимо обоз. К сожалению, слишком поздно. Через неделю по прибытию она умерла от преждевременных родов.

Я рассказываю эту историю тебе, красавица, чтоб понятно было: попаданство есть несчастие. Для попаданца самого – прежде всего. Потерять всё: близких людей, весь прежний мир, собственное тело… Да любая ссылка, хоть в тайгу, хоть в пустыни египетские – против «вляпа» – лёгкая прогулка!

Однако же – и несчастие для людей, попаданцем затронутым. Попав в новый мир, попаданец бьётся в нём как жук в паутине. А нити сии – суть судьбы людские. Меняет мир, а значит – отношения между людьми. Делает это быстро, а люди не поспевают. Не успевают понять, перестроиться, изменится.

Решил я осчастливить мир сей «белыми печками». Хорошее дело, нужное. Для печей надобен кирпичник – сыскали Жиляту. Однако, приехавши на место, понял он, что нету в Пердуновке обычного к нему уважения, придыхания да пиетета. Самому поменяться, кусочек нового, мною созданного мира – принять не смог. Оттого и выпил с суздальцами лишку, оттого и помер. Я же додавил семейство его долгом – оно и вымерло. А моя вина – не дожал сразу да быстро.

Людей, коих дела мои зацепили, надобно полностью под себя брать. Они-то нынче хоть и против, а будущего не видят, без моего надзора, от по-новому обустройства – мрут.

«Мы в ответе за тех, кого приручаем». А за тех, кого разоряем? Жаль мне девок Жилятиных: похолопил бы – в нормальных баб выросли бы, жили бы счастливо. А так… червям могильным пропитание.

Никогда не напоминал я отцу Фёдору его слова насчёт – «в каком углу». Позже, как перешёл он ко мне во Всеволжск, служил многие годы пресвитером в храме Покрова. Прихожане весьма его любили. За доброту, за отзывчивость, за всегда к бедам людским душевное участие. И я им завсегда был доволен. Ибо доносы его были точные да быстрые.

Глава 238

К моей радости дальнейшее путешествие прошло без особых приключений. Аким притащил от Немата возчиков – тому радостно списать часть долга за возниц хоть и по полцены. А уж как он со своими мужиками расплатится… им виднее.

В Елно было интересно наблюдать, как «на ура» ушли Жилятинские пряслени: прошлогоднее разорение Десны создало дефицит мелкой разменной монеты, да и прялки новые во множестве делаются.

В Коробце перетолковали с Жердяем. Крепкий мужик: прижимает общину. Без рывков, но намертво. Может, сыны-внуки и до боярства дорастут.

Где-то попадалось завещание одного новгородского купца в эту эпоху. Он отдавал родне 4 села. Видать, приобрёл как-то по случаю. Напомню: село – селение с церковью, ядро церковного прихода. По нормам 19 века, приход – 60 семейств, здесь, из-за дефицита попов – раза в полтора больше. В здешней крестьянской семье, в среднем, 10 голов. Вот и считайте – сколько у разворотливого купчины зависимых людей. Кроме крестьянского, княжеского, боярского и монастырского землевладения, на «Святой Руси» есть и купеческое. Что-то такое я и наблюдаю: Жердяй общину подминает, а меня обеспечивает. Хлебом и рабсилой.

В Пердуновке… дома хорошо!

В очередной раз убедился. Выскочишь в мир, нос покажешь, нюхнёшь – нехорошо там. Рюриковичи, разбойники, попы, гипнотизёры…

В вотчине – куча дел. Даже не поштучно, а так это… кругами.

Круг первый – люди, второй – земля, третий – технологии.

Начну с простенького – с третьего.

С самого… уже кое-где наболевшего. Технология интима.

Заваливаюсь я со своим гаремом на свой… «палкодром». Девочки в восторге и радости от моего возвращения, от подарков, от… А я-то как рад! Радуюсь раз, радуюсь другой… И вдруг понимаю… Как-то я тут… «третий лишний». Не то – «обогреватель типа джигит», не то – «вибратор самоходный».

Не, девочки ко мне очень даже ласковы. Податливы да отзывчивы. Но…

Кто сказал что – «А поговорить?» – слоган исключительно русских алкоголиков? И другие ситуации бывают…

Прикол в том, что девчушки болтают непрерывно. Но – между собой. Им друг с другом интереснее, а я – так… постельная принадлежность.

 
   «Вам не случалось двух сестер
   Замужних слышать разговор?
   О чем тут, боже справедливый,
   Не судят милые уста!
   О, русских нравов простота!».
 

Подруженьки – как сёстры. И обе – «замужем». Причём – за одним и тем же. За мною. Наслушался…! Очень интересно местами.

Но я же не в оперу слушать пришёл! А когда Елица сосредоточенно облизывает и покусывает соски моей «гречанки», а та только стонет, не открывая глаз… Ну не могу я это видеть! Нет, видеть – могу… Но не со стороны! В смысле… Ну, вы поняли. И только я начинаю… присоединяться. А мне:

– Ты погоди пока. Мы тут сейчас сами… А потом, как надоест, и тебя позовём.

И ей глубоко плевать на всякие рабовладельческие заморочки! Потому что Трифа уже кричит:

– О! Ещё! Ещё! Не останавливайся!

Да сама Елица… одного ведра холодной воды – точно не хватит.

Мда… Проблемы организации гаремов у попаданцев не рассмотрены совершенно! Что очень удручает.

Исторический опыт… отдельными картинками.

Султан XIV в. Ибрагим, обидевшись за что-то на свой гарем, приказал утопить его в кожаных мешках в Босфоре, все триста единиц. У меня Босфора нет, но есть обширные болота.

Меня, конечно, сегодняшнее «исключение из членов» – обидело. Но я же не османский султан! Я – дерьмократ и либераст! В душе. А главное – я знаю: потом придётся новых набирать.

«Без женщин жить нельзя на свете…». Неправда – «льзя». Но очень скучно. Можно, конечно, переменить контингент… Но будет повтор. Потом – снова менять? При моих… гормонах – на одних мешках разорюсь.

Другой османский султан имел привычку сгонять свой гарем в кучу и бегать вокруг голым с дикими криками. Так орал, что женщины, в конце концов, обращали на него внимание. Может, и мне так побегать? Потом, правда, он совсем с ума сошёл.

Султан Мулаи Исмаил имел 548 сыновей и 339 дочерей от 400 наложниц, в его гареме каждые двадцать дней рождался ребёнок. Что характерно – никакими другими великими деяниями этот… Мудаи – не прославился.

Наоборот, Чингисхан, отправляясь на завоевание Запада, подарил свой гарем одному из остававшихся военачальников:

– Что гарем? какой гарем? речь – о господстве над миром!

Правда, «господством над миром» Чингисхан занялся, когда уже был стареньким. Боюсь, о Господи, я до этого не доживу.

Похоже, обилие женщин мешает великим делам. Чехов считал, что Левитан – великий художник, но высот гениальности не достиг – «истаскали бабы». Во всяком случае, левитановский сериал о волжском городке Плёс обломался именно об потуги женской свободы. Больше его туда не пускали.

Ещё одна проблема: переборчив я стал.

«Может, я извращенец, но для меня сексуальность начинается после определённого интеллектуального порога». У меня ещё хуже – «…и морального уровня».

И стерву, и дуру можно трахать. Но держать их в доме… Я уж не говорю про душу.

Мои две девчушки уже прошли кое-какое обучение, проявляли вменяемость и приверженность, с ними и поговорить можно. Потому что раздражённую реплику персонажа из одного фильма о России 21 века:

– О чём мне с тобой трахаться?!

я прекрасно понимаю.

Нужно какое-то… организационно-технологическое решение. Чтобы они, как в детсадовской песочнице – «взяли меня с собой поиграть». Понятно, что любой мой прямой приказ они выполнят. Но роль «постельного прапорщика»… Или других искать? Или…

– Хватит. Ты – бери в рот. Вот это. И ложись туда. Вот так. А ты залезай на табуретку и читай стишок.

– К-какой?!

– Какой хочешь. Начнём с отчёта об успехах твоих учеников. Начали.

Аннушкин «жёлудь» оказался очень полезным. Пока одна его на языке мотает – молчит. И, вынужденно, слушает себя. Свои ощущения. Что и позволяет мне получать удовольствие самому и доставлять ей. Только «жёлудь» надо обязательно на шейную цепочку – может проглотить при глубоком «ахе».

А вторая довольно связно и структурировано излагает полезные сведения. Потом – меняются. Потом снова – меня давно не было, много интересного накопилось. Потом… обе отползают к себе. А я – чешу. Чешу князь-волчонка за ухом и тоже отползаю.

Проблему с говорливостью я решил. Такое простенькое приспособление – и настолько эффективно!

А вот другая проблема… Буквально через пару дней столкнулся. Называется: «синхронизация менструального цикла в женском коллективе».

И что характерно: ни одна сволочь… извиняюсь – попаданец или историк – о методах противодействия – не рассказывает.

Теоретически… Отравление, переохлаждение, сильный стресс… Но не пороть же их! За «синхронизацию»…

Другой напрашивающийся вариант – увеличение поголовья. Начиная с некоторой численности, связность в коллективе снизится ниже критического уровня. Происходит «секционирование», формирование «партий»… Естественно – враждующих. Мда… А оно мне надо?

Надо обдумать проблему, решение как-то не складывается.

В восточных царствах типа Персии или Османской империи гаремы съедали половину царских ресурсов. Вторая половина шла на армию, строительство, культуру, науку… У меня главный ресурс – собственное время. И расход его… похоже.

Проблема взаимной привязанности девушек разрешилась «силою вещей» и «административным ресурсом»: я отослал Елицу к Маре. Там открылся обширный фронт работ и пространство для инноваций. Там закладывались основы моих технологий «извлечения правды».

Марана очень воодушевилась при виде Толстого Очепа. Ну, ещё бы – такой яркий представитель хомосапиенсов! Большой. «Богатое тело – прямо в анатомический театр». Хотя – существенно похудевшее за время принудительного совместного путешествия.

Мара начала с физиологии: как действуют на самца-бандита различные биологически активные средства. Кипяток, например.

Мне же было интересно получить из главаря городской банды информацию. Кто, когда, сколько…

Свежий пример в Больших Елбунах показал, что в «Святой Руси» деньги в землю зарывают. Предполагаю, что у предводителя бандюков заначка должна быть больше, чем у мирного печника.

Для ведения дознания и, главное, его протоколирования, отправил туда Елицу – она уже достаточно грамотная.

Пару раз, пока одна молчала от «жёлудя», а другая от усталости, успел прочитать небольшую лекцию по основам проведения допросов.

Трифена – существо романтическое и богобоязненное. Затыкала уши и печалилась:

– Как же так?! Ведь это же обман?! Это же больно?! Ведь только чистосердечное раскаяние…

Она поповна, «закон божий» – с «молоком матери». А Елица – смердячка. Из большой, бедной и девической семьи. Ей все три уровня «правдоискательства»: беседа, расспрос, пытка – вполне по душе.

В паре с Мараной они не только великолепно играли классику – злой-добрый следователь, но и ввели очень интересную модификацию: злобная старуха-колдунья и нежная, наивная внучка.

По моим наблюдениям, что киевский Саввушка, что мой Ноготок, в ходе своего «правдоискательства», работают в обычном для «Святой Руси» стиле – ломать личность допрашиваемого болью, пока он не пойдёт на вынужденное сотрудничество.

Технология вечная, активно применяется и в 21 веке. Я же искал новых путей. Я прогрессор или кто?! Понятно, что пентотала и амитала у меня тут нет. А вот белена, красавка, дурман… Гиосциамин, скополамин… по доступным мне реактивам – вполне.

Не надо только нервно кричать: «сыворотка правды!», «элексир истины!»… А что, гражданин, вам есть что скрывать? От товарищей, от нашего, исконно-посконного народа? Вот на Востоке арбу не смазывают: «Не тати едут. Пусть все слышат!». А вы, гражданин конкретный, не хотели бы громко поскрипеть? По интересующей нас теме?

Основа в технологии – не сложная. Кипящий чистый спирт, поташ, серная кислота… Вот дальше… повышая скорость срабатывания и глубину погружения… Интересны варианты с частичной амнезией, с неконтролируемым возбуждением речевого центра, с добавкой некоторых «глюкогенов» и общей психической подготовкой. Типа надежды на чудо в виде явившегося, в образе невинной девочки, ангела небесного.

Елица настолько входила в образ, что как-то попыталась дать мне пощёчину, когда я, во время очередного посещения заимки, вздумал задрать ей подол. Конечно, она мгновенно вспомнила «своё место» и ножки сама раздвинула. А я оценил её актёрские способности и не только отымел, но и наговорил кучу комплиментов. По сравнению с ранее знакомыми актрисами – разница в последовательности этапов.

И ещё одно её удивительное свойство: она оказалась способной формулировать вопросы.

Попаданцы совершенно игнорируют этот аспект. Очень часто ты видишь человека, который что-то знает. А вот что именно…

– Очеп, где ты зарыл свои деньги?

– Это… тама…

Карту со своими захоронками он нарисовал. Сколько – сказал. А вот спросить:

– откуда они?

Получить списочек его операций, выяснить его связи, обнаружить, что он связан с городской верхушкой и конкретно с посадником Бонятой Терпиличем…

Это нужно было догадаться. Елица – смогла.

Среди попаданцев очень распространены технические выверты типа изобретения пороха или дирижабля. Мне же ближе информационные технологии. Вроде «обработки информационного мусора», активно запущенной шефом германской разведывательной службы BND Рейнхардом Геленом, форсированное психологическое давление, типа «момента истины», описанного в «Августе 44», модификации традиционных ритуалов веры, вроде исповеди карбонария в «Оводе», или суеверия, аналогичного «восстанию из мёртвых» в склепе у Аннушки.

Разница, похоже, в стиле мышления, навязываемом средствами коммуникации 21 века.

Лёгкость в доступе к значительной части информации уничтожает привычку к прикладыванию усилий по поиску труднодоступной части. «В сети – всё есть» – постоянный рефрен. Это – просто неправда. Ещё забавнее то, что даже имеющиеся в сети ответы трудно найти: нужно уметь ставить вопросы.

Мелочи вроде порядка слов в запросе, языка или домена, из которого вы выходите в сеть, могут дать разную информацию и принципиально изменить ваши личные представления, например, о количестве танков, сожжённых в знаменитом танковом сражении под Прохоровкой.

Огромное количество информации, вроде бы относящейся к интересующему вопросу, меняет не только её восприятие, но и собственно набор целей, круг интересов. Хомосапиенс цифровой эпохи становится более эмоциональным и менее интеллектуальным.

Для телевидения это особенно характерно. СМИ дают не информацию, но лишь информационный повод для формирования эмоций.

«Зверьё внучка любила, регулярно смотрела по телевидению «В мире животных», а если показывали слонов – от экрана её было не оторвать, но когда я интересовался, сколько весят бивни или новорождённый слоненок, или до какого возраста он сосёт мать – то, что я узнавал уже из первой страницы слоновьего раздела у Брэма, – она это даже отдалённо не представляла. «Про что же рассказывает твоя передача?» – «Показывают, как слоны обливают друг друга водой из хоботов». – «И всё?» – «Ну, как они идут по саванне, а слонятки бегают у них под брюхом». – «А тебе не хотелось бы узнать, какого веса бревно может поднять слон или сколько он живёт?» – «А зачем?» Её вполне устраивала сама цепь визуальных образов – без их содержательного наполнения».

Большинство моих современников, функционирующих в таком «визуально-цепном» стиле мышления и восприятия, непригодны ни к прогрессорству, ни к «правдоискательству». Обратите внимание: не по физическим или душевным свойствам, не по жизненному или технологическому опыту. По мозгам: «видят, но не разумеют» – «А зачем?».

Целый букет прогрессорских инноваций – технологий «поиска правды», методик ведения бесед и расспросов, подавление и перенацеливания личностей – создавался в то лето на заимке у края «Мертвякового луга» и отрабатывался на материале накопленных товарно-денежных ценностей смоленских «запольненских татей».

Кстати, о деньгах. Уяснив себе роль прясленя в денежном обращении на «Святой Руси», я, естественно, не мог пройти мимо. Нафига деньги зарабатывать, когда их можно просто печатать?!

Пошла технология «святорусской денежной эмиссии».

Прокуй… это отдельная тема. Но, после серии взвизгов и приключений, он сделал разборную форму под эти биконические… «грузила». Такая двухслойная железная плита с дырками и штырьками. Мой первый «печатный станок».

Сыскалась и подходящая глина. Только не розовая, как овруческий шифер, а голубенькая. Её оказалось довольно много вдоль русла реки.

Я сперва переживал насчёт гендерного соответствия цветов. «Пряслень» же – для женской прялки! Мужской прялки в природе вообще нет. Но меня просто не поняли.

– Бабам всё едино – лишь бы покрасившее. Нашим нравится – у других-то такого нет!

Нашли подходящее место и стали копать. Я процесс – запустил, ответственного – поставил, команды – раздал и забыл. Тут, как раз, вообще гончарное производство запустили… И чего об этой мелочи вспоминать? Сидит дедок, мешает глину, заливает её в форму, ставит в печку. Печка два раза в день выдаёт порцию обожжённых горшков и эту… «упаковку денег».

Сначала мы заменили все пряслени у моих смердов. По курсу два новых за один старый. Одновременно раздали новосёлам, у которых ничего не было. С записью в сумму общего долга за предоставляемые подворья, конечно.