Текст книги "Операция «Молот». Операция «Гадюка-3»"

Автор книги: Уолтер Уэйджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 38 страниц)

16

Последнее заявление произвело эффект разорвавшейся бомбы.

Майклсон чуть не выронил трубку, Дарби вскочил на ноги и окаменел, а генерал Питер П. Крейн – кавалер двух крестов за выдающиеся заслуги в авиации, одиннадцати прочих американских боевых наград и девяти наград государств – членов НАТО, прошептал некое проклятье – почти неслышное за исключением одного слова: «ублюдки». Маккензи не сообщил ему о требовании заложника, и теперь начальник штаба ВВС понял, почему: главкомстратав не осмелился произнести этого, даже по скремблеру.

– Это абсурдно, – заключил без колебаний государственный секретарь.

– Смешно! – добавил он секундой позже.

Далее он скажет «неслыханно!», подумал президент.

– Неслыханно! – фыркнул Гросвинор.

Артур Ренфрю Гросвинор – тонкий дипломат, размышлял Стивенс, но он стопроцентно предсказуем.

– Момзеры! – рассудительно заметил генеральный прокурор.

Высшее должностное лицо Соединенных Штатов кивнуло. Он уже и раньше слышал, как Фрост употреблял это слово на идиш. Оно означало «ублюдки».

– Да он совсем сбрендил, этот майор! – настаивал Гросвинор.

В этот момент голос Маккензи вновь зазвучал на пленке:

– Да вы с ума сошли!

– Лестью вы ничего не добьетесь – ответил бывший офицер ВВС. – А ваше мнение относительно меня или предложенной сделки роли не играет. Есть только один человек, с которым можно заключить эту сделку, так что вы лучше позвоните ему. И смотрите, без шуток. Позвоните ему немедленно.

– Что генерал Маккензи и сделал, – объявил Стивенс. – Он позвонил мне, а я вызвал вас.

Президент взял телефонную трубку.

– Благодарю вас! – обратился он к человеку в бункере близ Омахи. – Мы скоро снова с вами свяжемся, генерал, ну, и конечно, вы звоните сюда сразу же, как получите какие-либо новости о развитии событий.

Он положил трубку на рычаги красного телефонного аппарата и обернулся к собравшимся.

– Насколько я понимаю, перед нами стоят три проблемы: юридическая, политическая и военная, – размышлял вслух Стивенс, – в порядке возрастания их важности, я бы сказал. И в порядке возрастания их трудности, как можно предполагать. Билл, если все же дело повернется так, что нам придется заключать сделку с этим Деллом и его шайкой, какова юридически наша позиция? Мы можем это сделать? Мы может откупиться от этих преступников и обеспечить им бегство из страны?

– Мистер президент, правительство Соединенных Штатов не может иметь никаких дел с преступниками, – возразил Гросвинор.

Стивенс вздохнул.

– Артур, вы же знаете, что и наше правительство и масса прочих правительств – и британское, и русское, и сотни других – имели дела со всякого рода мерзкими диктаторами и кровавыми тиранами на протяжении десятилетий, – терпеливо сказал он. – Мы не слишком этим гордимся, но надеемся, что когда-нибудь – очень скоро – в этом уже не будет необходимости, но теперь давайте-ка отбросим ложное благочестие. И не будем прерывать нашего генерального прокурора, нашего высшего авторитета в области юриспруденции. Билл?

Фрост пожал плечами.

– Вы же и так знаете мой ответ, мистер президент! – откровенно сказал он. – Но я тем не менее отвечу, ибо полагаю, что вы этого хотите – для протокола, разумеется. Так вот, для протокола! Поскольку конституция вменяет президенту обязанность отвечать за проведение внешней политики государства, и поскольку запуск этих ракет, без сомнения, нанесет ущерб нашей внешней политике, мое мнение: вы можете заключить сделку с этими момзерами.

– А деньги?

– Мистер президент, ежегодно конгрессом выделяются определенные средства, которые глава исполнительной власти страны волен использовать по своему усмотрению, – средства, общая сумма коих безусловно, превосходит требуемые пять миллионов, – отвечал Фрост. – В столь экстремальной ситуации, я бы сказал, вы вполне можете, используя вверенную вам власть, распорядиться этими средствами. Могу предположить, что ЦРУ ежегодно расходует куда большие суммы на подкуп куда более отвратительных лиц – включая и наемных убийц. Так почему бы вам не сделать то же самое?

Майклсон обдумал свою ответную реакцию на это ехидное замечание, но решил, что расквитается с обидчиком как-нибудь в другой раз.

– Давайте не будем играть в детские игры, – добавил генеральный прокурор грубовато. – Если у нас нет иного способа обезвредить этих преступников, мы им заплатим, а я составлю пятидесятистраничный меморандум с оправданием ваших действий. Я просто достану из архива старый меморандум, который был составлен после провала операции в Заливе свиней, и возьму его за образец.

Теперь пришла очередь министру обороны и государственному секретарю злобно скрежетать зубами.

– Сейчас не время для легкомысленных шуток. Все это не смешно, – отрезал Артур Ренфрю Гросвинор.

– Знаю. А я и не смеюсь, – заметил Фрост. – Я слишком напуган, чтобы смеяться, и слишком смущен, чтобы плакать, – добавил он.

Молодец, подумал Бономи. Этот Фрост не позер и не пустомеля.

– Я буду иметь в виду это в высшей степени аргументированное мнение нашего прокурора – просто на всякий случай, если вдруг дело и впрямь до этого дойдет, – заявил Стивенс. – Но, надеюсь, что не дойдет. Так, а как насчет политических последствий?

– Это невозможно! – предупредил Гросвинор. – Абсолютно невозможно. Вероятно, точнее было бы сказать: это катастрофа! Мы не можем допустить, чтобы кто-то – даже наши ближайшие союзники – узнал об этом. Это же совсем не то, что кубинский ракетный кризис. Все сейчас произошло в конце концов по нашей вине. Вся ответственность ляжет на наши вооруженные силы!

– Ерунда! – воскликнул Бономи. – Частично ответственность лежит на ВВС – ладно, но ведь не ВВС заварило всю эту кашу в мире, когда без ракет и ядерных боеголовок никуда не деться! Одумайтесь, господин государственный секретарь.

Правильно!

Бономи прав, подумал начальник штаба ВВС, пора уже кому-то поставить на место этих зарвавшихся гражданских, которые все валят на военных…

Да, бывший пилот сказал именно то, что мог бы сказать Пит Крейн – если бы у него было поменьше выдержки.

– Мы сможем разделить бремя вины поровну – потом, – вмешался Стивенс, – и я уверен, на орехи достанется всем. В развитие ваших слов, Артур, мы не можем допустить утечки об этом происшествии, потому что это нанесет нам непоправимый ущерб. А что если это дойдет до русских или китайцев?

– Они не поверят, – быстро ответил Майклсон. – Я утверждаю со всей определенностью – они сочтут это нашей уловкой и немедленно объявят полную боевую готовность и подготовятся к нанесению ответного ядерного удара. Нет, мистер президент, я полагаю, все находящиеся в этом кабинете понимают, что мы ни под каким видом не имеем права сообщить Москве или Пекину, что наши межконтинентальные баллистические ракеты очень скоро могут быть запущены по направлению к ним, хотя мы вовсе не имеем намерения с ними воевать. Через одиннадцать-двенадцать минут после запуска этих чертовых ракет из шахты «Гадюки-3» мы окажемся участниками третьей мировой войны, ибо эти чертовы ракеты, как ни крути, нацелены на красных…

Стивенс кивнул и поглядел на Крейна.

– Вы не могли бы сказать, на какие именно цели нацелены ракеты «Гадюки-3»?

Генерал полез в карман кителя и вытащил сложенный листок бумаги.

– Я проверил сразу же после звонка Маккензи. Цель номер один: советская военно-морская база в Кронштадте, близ Ленинграда. Цель номер два: завод имени Ворошилова, где производятся их ракеты СС-11 – это в Свердловске, городе с населением восемьсот восемьдесят тысяч. Цель номер три: плотина в Магнитогорске. Цель номер четыре: сибирский штаб советских ВВС, в районе Владивостока. Цель номер пять: город Харьков на Украине с населением примерно один миллион сто тысяч. Цель номер шесть: ах, да, цели номер шесть, семь и восемь – районы континентального Китая. Шестая цель…

– Не важно! Этого и так достаточно, – мрачно оборвал его президент Стивенс. – Мне кажется, картина ясна.

– Все это штатные цели! – отметил Крейн. – Они все определены Управлением стратегических целей.

– Ага, расскажите это жителям Свердловска и Харькова! – сардонически усмехнувшись, предложил генеральный прокурор. – Им будет приятно сознавать, что они погибнут по штатному расписанию, санкционированному всеми инстанциями ядерного апокалипсиса.

– Не ВВС выбирало эти цели, черт побери! – возразил Крейн. – Это дело межведомственной группы, включавшей в себя ЦРУ, если это кого-то здесь интересует!

Майклсон вытащил изо рта трубку.

– Пит, никто не винит ВВС за выбор целей, – рассудительно заметил далеко не идеальный, но неглупый глава разведывательного ведомства, – равно как и за дурацкую международную обстановку. Да, мистер президент, я согласен, что возможные последствия от поражения вышеперечисленных стратегических целей совершенно ясны.

Наступила гнетущая тишина.

– Третья мировая война, – наконец вымолвил президент.

– Третья мировая война, – эхом отозвался Майклсон.

В кабинете повисла еще более гнетущая тишина.

– Вы, – сказал Гросвинор, простирая палец на Дарби, – вы обязаны выбить оттуда этих уголовников! Должен же быть какой-то способ. У вас есть войска, самолеты, напалм, ядерное оружие!

– Не знаю, – осторожно ответил министр обороны. – Я понимаю, что места базирования «минитменов» должны в принципе быть неприступными или почти неприступными. Шахта оборудована толстенной стальной дверью и множеством всевозможных датчиков тревоги для предотвращения внезапного нападения.

– А газ? Как насчет газа? – к собственному удивлению услышал свой голос миролюбивый Артур Ренфрю Гросвинор.

– «Ямы» газонепроницаемы. Они оборудованы системой очистки воздуха, которая автоматически включается в рабочий режим, как только сенсоры покажут наличие газа, – ответил Крейн.

– Отключите их! – не унимался новоанглийский аристократ.

Начальник штаба ВВС кивнул.

– А ракеты? До них можно как-нибудь добраться… пока они находятся в шахтах? – с надеждой спросил Гросвинор.

– Каждая ракета в шахте находится под семидесятитонным железобетонным колпаком, который можно сдвинуть с места только изнутри при активизации гидравлического компрессора. Этот колпак представляет собой цельную плиту, конструктивно способную выдержать взрыв любой разрушительной силы.

– А как насчет бомбардировки с воздуха? – предложил Дарби. – Может быть, стоит послать туда бомбардировщики командования тактической авиации, чтобы они одновременно сбросили на все десять шахт… атомные бомбы?

Крейн взглянул на Дарби, потом на Стивенса.

– Может быть. Теоретически рассуждая, да, – ответил он, – но я в этом не уверен. Командующий силами тактической авиации может сказать, конечно, что его ребята справятся с таким заданием, но дело в том, что это должно быть исключительно точное бомбометание. Сверхточное бомбометание: необходимо нанести точечный удар по десяти различным целям одновременно и один раз.

– Один раз? – переспросил президент.

– Если мы не обезвредим десять «птичек» с первого захода, можно не сомневаться, что эти сволочи запустят все уцелевшие ракеты. А что им терять, черт побери? В любом случае считайте, они трупы. Нет, я бы не рекомендовал воздушный налет, – заключил высший чин ВВС США.

– Но надо же что-то делать! – настаивал государственный секретарь.

– Возможно, но удар с воздуха, даже притом, что его осуществят лучшие пилоты тактической авиации, это чертовски большой риск, – повторил Крейн. – Вы же сами летали на истребителе-бомбардировщике, мистер президент, и вам известно, каковы шансы попадания в десять небольших целей при полете на низкой высоте.

На мгновение и Стивенс, и Бономи вспомнили горячие денечки в Корее двадцатилетней давности.

– Генерал Крейн прав. Вероятность человеческой ошибки – ошибки пилота – даже при скорости триста – четыреста миль в час очень велика, и последствия такой ошибки могут быть ужасны. Нет, я не могу одобрить воздушный налет.

Президент принял решение, но совещание не окончилось.

– В нашем распоряжении гигантская военная мощь, – утверждал Дарби, – и ее, разумеется, вполне достаточно, чтобы справиться с пятью зеками, засевшими в «яме» в прериях Монтаны.

– Ну, не знаю, – раздумчиво заметил Стивенс. – Наша мощь не рассчитана для таких ситуаций. Наша военная мощь способна противостоять любому противнику на этой планете, но вот во Вьетнаме у нас что-то нет громких побед. Да и в такой нештатной ситуации она едва ли может быть применена.

– Если провести грубую аналогию, – вставил слово Фрост. – Эти пятеро негодяев повели себя с Соединенными Штатами, как обыкновенные уличные хулиганы, а против уличных хулиганов нельзя бороться с помощью бомбардировщиков.

Стивенс вопросительно обернулся к своему бывшему ведомому.

– Мистер президент, – отвечал Бономи ровным голосом, – есть целый ряд возможных военных решений, которые нам в ближайшее время придется рассмотреть. В случае необходимости, нам, вероятно, придется вызвать сюда начальника штаба сухопутных войск и обсудить с ним сложившуюся ситуацию. Однако прежде всего нам следует предпринять одну попытку.

– Продолжай, Винс!

– Почему бы вам не поговорить с Деллом лично? Что вы в этом случае теряете? Вы же можете выкрутить руки кому угодно, вы умеете вести торг, вы тонкий политик.

За последние двадцать лет вы смогли договориться с множеством очень несговорчивых людей, – напомнил президенту однозвездный генерал, – может быть, вам удастся полюбовно договориться и с этой шайкой. Я убежден, что вам приходилось принимать в Белом доме субъектов и похуже…

Стивенс сразу же вспомнил по крайней мере пяток таких – все это были главы «дружественных» государств.

– Я не имею в виду никого конкретно, – добавил Бономи.

Добрый день, сукин ты сын!

– Я это понял, генерал, – ответил Дэвид Стивенс сухо.

Из всех присутствующих только Майклсон почуял в этих словах некий скрытый смысл, понятный только президенту и его помощнику. Это было, конечно, очередное тонкое проявление той личной близости и преданности, которая игнорирует служебную субординацию и официальные каналы связи.

– И что вы думаете об этом, Ивен? – спросил Стивенс.

Майклсон, поразмыслив, кивнул.

– Это может сослужить хорошую службу, – опасливо заметил он.

– Билл?

– А почему бы нет, мистер президент? Насколько я понимаю, типов похуже этих пятерых преступников вы не только приглашали на завтрак, но и на обед!

Возможно, он имеет в виду короля Ахмеда, подумал Гросвинор. Государственный секретарь не питал никаких иллюзий относительно взглядов Фроста на арабо-израильский конфликт, ибо, хотя генеральный прокурор не вмешивался в международные дела, он редко когда старался скрыть свои чувства. На самом деле в формировании внешней политики великой державы нет места для чувств, ибо просвещенный, но твердый государственный эгоизм должен превалировать над эмоциями, как то всегда и бывало в истории, а национальные интересы Соединенных Штатов не позволяли государственным мужам проявлять какую-либо снисходительность или сентиментальность.

Большинство политических лидеров, будь то в Вашингтоне или Лондоне, Париже или Москве, Пекине или Токио, с пониманием относились к такой философии – это государственному секретарю было известно, и для него было большим разочарованием видеть столь непрактичных людей, как Фрост, на высоких государственных постах.

Следующий вопрос президента нарушил ход его мыслей.

– Боб?

Министр обороны не возражал, поскольку всякие попытки вести переговоры – серьезные или не очень, успешные или нет – могли дать выигрыш во времени подготовке сухопутных войск и ВВС для нанесения ответного удара. Крейн поддержал его позицию молчаливым кивком головы, и тогда Артур Ренфрю Гросвинор торжественно заявил, что он всегда предпочитал применению силы ведение мирных переговоров. История свидетельствует, со знанием дела заключил государственный секретарь, что подобные «частные беседы» могут оказаться «исключительно плодотворными».

– Уж не знаю, насколько я со своим талантом вести переговоры преуспею в беседах с этими преступниками, – сказал Стивенс, – но мне не терпится сделать попытку.

– Вы можете воспользоваться «горячей линией» САК и соединиться с «Гадюкой-3» через бункер связи в Оффатте, – предложил Крейн. – Это самое простое и надежное.

Президент снял трубку телефона прямой связи с подземным командным пунктом Маккензи.

В этот самый момент маршал Кобрынин снял телефонную трубку в штабе Группы советских войск в Германии в тридцати пяти милях от Восточного Берлина. 76-я и 99-я дивизии должны были выдвигаться немедленно, а эскадрилья МИГов-23 быть готовы подняться в воздух перед рассветом. К тому времени первые звенья истребителей должны были занять все воздушные коридоры. Радио– и радарное глушение должно было начаться за пять минут до того, как сверхзвуковые перехватчики покинули взлетные полосы, и маршал Владимир Кобрынин лично проследит за тем, чтобы офицеры, выбившиеся из графика, были строго наказаны.

Главный маршал бронетанковых войск Союзов дал ясно понять, что координация и соблюдение графика в этой операции представляют исключительную важность, ибо «Ямщик» был замыслен и спланирован в Центральном Комитете как стремительная и внезапная атака.

Пока не было ясности в том, увенчается ли операция успехом, – это маршал Кобрынин понимал. Но зато ему было предельно ясно, что ждет командующего – будь он даже маршалом Красной Армии, – вызвавшего неудовольствие Центрального Комитета… Можно было быть уверенным, что, если «Ямщик» провалится, вся вина ляжет на командующего. Алексей Союзов был неплохим человеком, но он бы никогда не дослужился до столь высокою поста в Генеральном штабе Красной Армии, если бы не научился сваливать вину за собственные провалы на кого-то другого.

Добрый Алексей Союзов не собирался брать на себя ответственность.

Это было вполне естественно в этой армии, как и в любой иной.

Будь на месте Союзова маршал Кобрынин, он тоже не взял бы на себя ответственности. Если в ближайшие три-четыре дня все будет хорошо, может быть, и Кобрынину светит теплое местечко в уютном штабе в Москве. Именно сознание того, что может произойти с ним, если все не будет очень хорошо, заставило командующего Советской группой войск в Германии так грубо разговаривать по телефону со своим собеседником.

17

– Ключи! – неожиданно произнес Делл. И добавил. – Мы забыли взять эти чертовы ключи!

– Чего? – пробурчал Шонбахер.

Вспотевший, с несчастным выражением лица, сексуальный маньяк-убийца похоже потел еще пуще прежнего, несмотря на то что благодаря исправно работающему кондиционеру в капсуле поддерживалась постоянная температура 68° по Фаренгейту. По крайней мере этот компонент системы работал бесперебойно, но Харви Шонбахер тем не менее потел вовсю. Не будь он таким лодырем и самодовольным дураком, думал Делл, этот идиот давно бы уже снял с себя тесный комбинезон.

А может, он просто трусит.

Только этого им теперь не хватало – чтобы один из пятерых предался безрассудной панике.

– С тобой все в порядке, Харв? – спросил бывший офицер-ракетчик с наигранной беззаботностью.

– Конечно. Так что там с ключами?

– Ключи пускового устройства? – вставил Пауэлл.

– Именно! – отозвался Делл.

– Так что с этими проклятыми ключами? – брюзгливо поинтересовался убийца на сексуальной почве.

«Дьякон» Хокси нахмурился, услышав очередное сквернословие.

– Не нравится мне этот разговор, – заявил он.

– О, Бога ради, заткнись! – скривился Шонбахер. Но, увидев, какой злобной ненавистью сверкнули глаза безумца, он нервно отступил.

– Харви и не собирался оскорбить твой слух, Дьякон, – успокоил его Делл, также заметивший во взоре религиозного фанатика недобрый огонь распиравшей его ярости. – Это просто фигура речи, дрянная привычка такая. А ты, Харв, следи за своей речью. Так не следует разговаривать в присутствии достойных людей, понял?

Фэлко восхищенно кивнул.

Да, умеет же Ларри ладить с этими недоумками! Мягко, спокойно, мгновенно всех утихомирил.

– Я послежу, Ларри, – поспешно пообещал Шонбахер. – Мне жаль, что я это сказал. Я просто неважно себя чувствую, – извиняющимся тоном продолжал он. – Наверное, съел что-то не то. В желудке у меня целая революция. Мне не по себе…

Страх.

Это просто неодолимый страх, решил Делл и тут же опечалился.

– Мне кажется, у нашего Харви язва. – Пауэлл сделал попытку снять напряжение. – Так что не будем слишком строги к нашему другу, Дьякон. Прощение – одно из самых достойных христианских добродетелей, если я не ошибаюсь.

Ярость, сверкавшая в глазах Хокси, стала затухать.

– Так вот я и говорю: мы забыли забрать у них два стартовых ключа, – продолжал Делл как ни в чем не бывало, – а без этих ключей мы бессильны, как птенцы. Без этих ключей мы не сможем выпустить наших птичек на волю, ведь так, Сэнди?

Капитан Сэнфорд Таун не ответил.

Золотоволосый командир боевого ракетного расчета 889-С уже пришел в себя и без кляпа во рту вполне мог бы что-нибудь ответить. Он выпил несколько глотков воды, и его голова уже не так сильно болела, как час назад, так что ему можно было сказать массу интересного. Хотя его затылок все еще ныл от удара и путы на запястьях и лодыжках впивались в кожу, капитан Таун мог порассказать много чего. Но он смотрел на врагов из своей койки и молчал.

– Ну, может, скажешь что-нибудь? – настаивал Дел.

Нет ответа.

– И даже «Боже храни, Америку!» не скажешь?

Таун не ответил.

А лейтенант Канеллис ответил.

– Изменник! – злобно произнес молодой лейтенант. – Да ты же предатель, Делл, черт тебя дери!

Фэлко стал мотать головой, изображая картинную укоризну.

– Эй, мы уже договорились, малыш: никакой непотребной божбы! – напомнил он Канеллису. – Отставить сквернословие в нашем присутствии!

– Тебя повесят, Делл. Вас всех, ублюдки, повесят! – заверил их Канеллис.

Профессиональный убийца вздохнул.

– Остается только надеяться, что он не скажет: «Вам не уйти от наказания»! Я, кажется, видел этот кинофильм миллион раз по телеку! Да, по крайней мере миллион раз!

– Вам не уйти от наказания! Вас всех повесят!

Глаза Фэлко сузились.

– А я-то думал, нас расстреляют, – признался он. – В армии преступников не вешают, не так ли, Виллибой?

Бывший морской пехотинец задумался.

– Насколько я помню, обычно осужденных выводили перед расстрельной командой, хотя для государственных преступников, возможно, казнь иная. Но только в том случае, если нас поймают и осудят. Думаю, впрочем, мы сможем получить послабление, сославшись на временное помутнение рассудка.

– К примеру, у меня было очень трудное детство: родители развелись, я попал на улицу, – жалобно вспомнил Фэлко. – С тех пор у меня расшатана нервная система, я очень нервный…

– Эмоциональная неуравновешенность? – предположил чернокожий.

– Вот именно. Я до сих пор сосу большой палец, когда никто не смотрит. А ты, Ларри?

– Моя мамочка меня не любила. А ты, Вилли? Я уверен, что ты с детства испытывал на себе все прелести расового угнетения в гетто.

Шутил он или ехидничал?

– Под влиянием трущоб в гетто и слезливых доброхотов из службы социального обеспечения у меня развились ужасные антиобщественные инстинкты, – ответил Пауэлл. – Я страдаю от комплекса неполноценности, из-за которого мне постоянно хочется причинять боль белым – особенно офицерам.

– О, да я теперь к тебе спиной не повернусь! – заметил Делл.

– На твоем месте я бы не стал, майор!

Зубоскалил Пауэлл или угрожал?

– Так где же эти стартовые ключи? – нетерпеливо поинтересовался Шонбахер.

– А ты спроси у лейтенанта, – предложил Делл. – Он, похоже, из них двоих самый разговорчивый. А вот мой друг Сэнди что-то не в духе.

Шонбахер подошел к спальному отсеку и воззрился на Канеллиса.

– Ну так, лейтенант, где ключи?

– Пошел ты!

Он был совсем юный, глупый и забавный.

Вот что подумал Делл.

Другая мысль беспокоила Виллибоя Пауэлла.

Бывший майор САК многократно излагал им свой план, рассказывая о капсуле, но ни разу не упомянул о каких-то стартовых ключах.

Почему?

– Пошел ты на..! – повторил Канеллис с омерзением.

Шонбахер поднял пистолет и, прежде чем кто-то успел его остановить, ударил стволом молодого парня под дых. После этого жирный насильник и убийца вновь замахнулся.

– Я пристрелю тебя, Харви! – произнес Делл громким злобным голосом. – Еще раз ударишь его – и я тебя пристрелю!

Толстяк, удивившись и не веря своим ушам, опустил пистолет.

– Но нам же нужны ключи! – рявкнул он.

– Он нам их не принесет. Убери пистолет, ты, идиот, сейчас же!

– Майор не шутит! – рассудил Фэлко. – Он тебе сделает пиф-паф, Харв!

Тяжело и шумно задышав, Шонбахер медленно и нехотя убрал оружие и сделал два шага назад. Лейтенант Канеллис с трудом ловил губами воздух – в любую секунду его могло вырвать.

– Это была дурацкая выходка! – резко сказал Делл. – И я уже сыт по горло твоими дурацкими выходками, Харви. Сначала ты хотел убить того часового, который просунул голову в окно «универсала» – хотя в этом не было никакой необходимости, а потом ты вдруг наложил в штаны, когда я приказал тебе идти впереди меня по туннелю – когда это было необходимо! И теперь вот ты применяешь бессмысленное насилие против безоружного, который даже не знает шифр!

– Что, наш друг сегодня не в форме? Мало тренировался? – съязвил Пауэлл.

Делл покачал головой:

– Нет, он просто болван. Только командир боевого расчета знает шифр – нужную комбинацию цифр сейфа, где хранятся стартовые ключи. Вот этого сейфа.

Он махнул стволом автомата на небольшой красный шкафчик на кронштейнах, торчащих из стены около командирского кресла. Металлический ящик был примерно семь дюймов шириной, пять дюймов высотой и десять дюймов глубиной. Диск с цифрами находился на передней стенке.

– Когда происходит смена боевого расчета, командир, сдающий дежурство, передает вахтенный журнал и шифр командиру заступающего на боевое дежурство расчета, – объяснил Делл.

– Он говорит, что ты замочил не того, кого надо, – ухмыльнулся Фэлко. – Помню, однажды я так же лопухнулся в Новом Орлеане. Местные ребята ужасно переживали по этому поводу и отказались мне платить, так пришлось недельки через две вернуться в город и мочить того, кого надо. Эти бедолаги были страшно похожи – не отличить!

– Ты бы мог сказать: как «сиамчики», – предложил Делл, которому было известно, что на уголовном жаргоне «замочить» означало «убить».

– Ну, можно и так сказать, – согласился наемный убийца. – Короче, Харв, тебе бы следовало сделать ата-та другому капитану. Может, ты сумеешь выбить из него код?

– Я сам с этим разберусь, – авторитетным тоном заявил бывший зам. начальника разведки 168-го ракетного крыла.

В этот момент Канеллис начал блевать, извиваясь всем телом.

– Черт! – проворчал палач преступного мира. – Теперь все тут завоняет!

– Я не… – начал было Шонбахер.

– Ты подотрешь за ним! – приказал Делл. – Ты заварил эту кашу, ты и убирай. Пойди возьми из сортира бумажные полотенца. Я же побеседую о ключах с капитаном.

Зазвонил телефон, и все разом повернулись на резкий звук.

– Неси полотенца, Харв! – повторил свою команду Делл, направившись к командирскому столу.

Он сел и снял трубку.

– Да, генерал Маккензи? – произнес он весьма холодно.

– Это не Маккензи. Это президент!

Делл слабо надеялся, что президент сам позвонит, он невольно вздрогнул, услышав знакомый голос.

– Да, мистер президент? – ответил Делл.

– Мать твою богородицу! – воскликнул Фэлко. – Президент?

Бывший майор выдавил улыбку.

– С кем я говорю? – спросила трубка.

– Моя фамилия Делл. Лоуренс Делл, мистер президент.

Стивенс мельком взглянул на телетайпную биографию Делла перед собой и продолжал.

– Майор Делл, – сказал он, намеренно избегая обращения «мистер» в надежде, что ему, как верховному главнокомандующему удастся напомнить этому убийце, что он как-никак военнослужащий, – Генерал Маккензи сообщил мне, что вы возглавляете группу людей, удерживающих в настоящее время ракетную базу под названием «Гадюка-3».

– Верно. Мы захватили контрольно-пусковой центр, мы нейтрализовали блокираторы, которые могли помешать нам осуществить запуск этих ракет. Это ракеты «минитмен-2» с термоядерными боеголовками мощностью приблизительно одна мегатонна каждая.

Этот сукин сын режет правду-матку, подумал Крейн, слушая разговор через внешний усилитель.

– Меня об этом проинформировали, майор.

– Это не новейшие модели, мистер президент. У «Минитмена-3» разделяющиеся головки, способные поразить сразу несколько целей, – спокойно объяснял Делл, – но эти десять ракет могут поразить всего только десять целей – по одной каждая.

Этот ублюдок пытается вывести Дейва из себя, подумал Бономи.

– Я это понимаю, – спокойно продолжал Стивенс, – и я также знаю, что вы и ваши сообщники вчера ночью совершили побег из камеры смертников в тюрьме штата, расположенной в Хелене.

– Правильно. Нам терять нечего – мы способны на все! – с нескрываемой ехидцей в голосе заявил Делл. – Если бы не были на грани отчаяния, мы бы не предприняли столь рискованную операцию по захвату ракетной базы САК!

– Мне кажется, я это понимаю, майор. Люди, ожидающие смерти, готовы совершить все что угодно, лишь бы остаться в живых. Я сам был пилотом истребителя «Ф-86» во время корейской войны и мне знаком инстинкт самосохранения. Я ведь и сам неоднократно испытывал чувство страха.

– Я очень рад, что вы это понимаете, мистер президент. Поймите, мы ничего против Стратегического авиационного командования не имеем – как и против правительства Соединенных Штатов. Мы бы захватили ракетную базу в любой другой стране. Американская просто подвернулась под руку.

– Это шутка, майор?

Делл вздохнул:

– Боюсь, да. Не очень удачная, да? Мне, наверное, все же лучше заниматься побегами из тщательно охраняемых тюрем и захватами неприступных ракетных баз.

Стивенс сделал краткую паузу, чтобы собраться с мыслями.

– Майор Делл, это происшествие куда более серьезное для нашей страны, а возможно, и для всего мира, – чем вы можете себе представить. Честно говоря, я не могу понять, как человек с вашим интеллектом и образованием мог такое совершить. Одно дело сбежать из тюрьмы штата, но совсем другое совершить нападение на базу межконтинентальных ядерных ракет. Это уже не просто какой-то там дешевенький гангстерский боевик!

– Понимаю! Это дорогостоящий фильм эпического размаха, мистер президент. И, чтобы завершить съемки, потребуется пять миллионов долларов – я полагаю, вы столь же заинтересованы в хэппи-энде этого сюжета, как и мы. Вы же не хотите, чтобы мы задержались на «Гадюке-3» дольше необходимого.

Разговор не клеился.

– Генерал Маккензи сообщил, что вы упоминали подобную сумму, кроме того, он доложил мне, что вы высказали ему серию весьма мелодраматичных угроз… Однако…