Текст книги "Операция «Молот». Операция «Гадюка-3»"

Автор книги: Уолтер Уэйджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 38 страниц)

21

С какой точки зрения ни посмотреть – марксизма ли, или неевклидовой геометрии, или экзистенциалистской философии, или фанатов фольк-рока, – следующий день, среда, 23 июля, стал великой вехой в скучной и мрачной истории Парадайз-сити, города на Юге Соединенных Штатов. Вообще-то говоря, в эту среду наблюдалось то же количество часов в сутках, то же количество дорожных происшествий, мигреней и поломок кондиционеров, что и во вторник 22 июля; равным образом, ни в этот день, ни накануне не проводились ядерные испытания, не было объявлено о снижении налогов и не сообщалось о том, что ученицам городских средних школ было видение Девы Марии. Днем 23-го, однако, человек по имени Дж. Д. Дэвидсон в сопровождении двух молодых людей и одной весьма фигуристой брюнетки, которую все трое называли «Долл», въехали в пятикомнатные апартаменты в «Парадайз-хаусе». Портье отметил, что по документам женщину зовут Ширли Доллберг и что все члены команды Дэвидсона указали в регистрационных карточках нью-йоркские домашние адреса. Это была вне всякого сомнения команда Дэвидсона: пожилой мужчина с длинными седеющими локонами излучал власть и авторитет.

Через полчаса после того, как они зарегистрировались в отеле, Дэвидсон и один из сопровождающих его молодых людей – субъект с песочного цвета шевелюрой и с могучим телосложением бывшего крайнего полузащитника футбольной команды университета Нотр-Дам (как оно и было в действительности) – спустились в вестибюль и укатили в такси. К удивлению таксиста, они попросили доставить их на Лоуэлл-сквер к Первой баптистской церкви.

– Это же негритянская церковь, – заметил водитель, трогаясь с места.

– Очень хорошо, – ответил Дэвидсон с добродушной беззаботностью. – Мы к тому же и не баптисты.

– Вы, ребята, правительственные служащие? – поинтересовался водитель, решив, что они представляют Федеральное агентство по изучению движения за гражданские права или Управление по борьбе с бедностью.

– Мистер Келлехер, будьте любезны, сообщите нашему шоферу, – попросил адвокат по уголовным делам, – работаем ли мы на правительство или против?

– Мистер Дэвидсон, – честно ответил могучий телохранитель-ассистент, – в течение всех тех блистательных девяти лет, что я имел честь и удовольствие работать с вами, я постоянно был свидетелем вашей неутомимой борьбы с правительством. Вы выступали против федеральных органов власти, против властей отдельных штатов, против муниципальных властей и всякий раз с неизменной преданностью своему делу и с той благородной страстью, которая всегда ласкала мое ирландское сердце. Да здравствует мятеж!

– Э, поосторожнее с этими опереточными выходками, Джек, – посоветовал Дэвидсон сурово. – Еще минута – и ты затянешь свои мерзкие гимны Ирландской республиканской армии, а меня стошнит… Но все, что сказал мой коллега, истинная правда, – обратился адвокат к шоферу. – Мы не работаем на правительство, даже не симпатизируем ему.

– А что это значит «да здравствует мятеж»? – с беспокойством спросил таксист.

– Это он имел в виду статую генерала Роберта Ли, которую мы только что проехали, – непринужденно солгал Дэвидсон. – Мой друг большой поклонник генерала Ли и армии конфедератов. Он, видите ли, искренне восхищается Югом и его славными традициями.

Успокоенный, таксист улыбнулся.

– Рад слышать. Хотя надо вам сказать одну вещь, – свернув к западу на улицу, ведущую к Лоуэлл-сквер, он перешел на доверительный шепот. – Мы не считаем, что конфедераты были мятежниками – здесь так не принято. Здешние жители смотрят на это дело таким образом, что не было никакого мятежа, а была война между Штатами.

– Я запомню, – пообещал Келлехер. – Очень мило с вашей стороны сообщить об этом, спасибо.

Возможно, Рэндольфу Скотту или Джоэлу Маккрею этот обмен любезностями и понравился бы, но он не произвел никакого впечатления на Джошуа Дэвида Дэвидсона, который терпеливо поддерживал разговор, лишь бы отвлечь любопытного таксиста от потенциально опасных вопросов относительно цели их приезда в Парадайз-сити. Понимая, что Келлехер сознательно порет всякую чушь, пожилой адвокат отвернулся и стал глазеть на проносящиеся мимо симпатичные зеленые улочки этого малоприятного города. Они подъехали к церкви и расплатились с водителем.

– Вы что-то нервничаете, Джош, – заметил Келлехер, когда они двинулись по мощеной дорожке к зданию церкви.

– Я беспокоился, как бы не иссякло ваше красноречие.

– Еще чего! У меня в запасе оставалась имитация птичьих криков и пригоршня польских анекдотов, не говоря уж о моем коронном выходе, когда я пародирую Пэта О’Брайена.

– Ради Бога, не надо!.. Ну, мы пришли. Теперь у тебя есть шанс посмотреть мое выступление, сынок!

– Не сомневаюсь: вы будете неподражаемы, Джош!

Так оно и вышло. Джошуа Давид Дэвидсон держался непринужденно, почтительно, галантно и внушительно. Чернокожий священнослужитель прекрасно знал, кто к нему пожаловал, и был чрезвычайно польщен, что знаменитый юрист приехал предложить свою помощь. Кроме того, преподобного Снелла очень порадовало блестящее знание Дэвидсоном Ветхого Завета. Они обменивались цитатами из Писания, пока Дэвидсон выяснял у него подробности предстоящего процесса и обстановки вокруг него, и к концу беседы между ними установилось полнейшее взаимопонимание и взаимоуважение.

– Честно говоря, я и не ожидал, что вы или какой-то другой именитый адвокат согласятся взяться за это дело, – признался священник, когда им пришла пора прощаться. – Мне-то казалось: подумаешь, Сэм Клейтон – кому какая забота!

– Кто-то решил позаботиться о Сэме Клейтоне на сумму в шестьдесят пять тысяч долларов! Вы бы страшно удивились, узнав, насколько богат и влиятелен человек, который оплачивает услугу защиты в этом деле… По правде сказать, я бы тоже удивился.

Снелл задумчиво воззрился на него.

– Вы хотите сказать, что вам неизвестно, кто оплачивает ваши услуги, мистер Дэвидсон?

– Пока нет, но мистер Келлехер и я – мы обязательно это выясним, не так ли? А пока что пусть это остается незначительной, но, возможно, не столь уж немаловажной тайной. Я полагаю, что за всем этим стоят хорошие ребята.

– Он именно так и сказал, – размышлял вслух священник.

– Он? – вставил балагур Келлехер. – Готов поспорить, что это был высокий парень в черной маске и на белом коне, а с ним индеец по имени Тонто, так?

Преподобный Снелл покачал головой.

– Нет, это был не Одинокий Рейнджер и вообще не персонаж приключенческих романов. Это был обычно одетый мужчина, белый, с приятным лицом, на вид ему что-то между тридцатью пятью и сорока пятью. Он сказал, что может раздобыть для нас первоклассного юриста.

– И? – нетерпеливо поторопил его Дэвидсон.

– И он попросил меня никому об этом не говорить, потому что это может стоить ему жизни… Мы в общих чертах обсуждали некоторые возможности сотрудничества… И вот теперь оказывается, он выполнил свою половину нашего уговора, выплатив вам аванс, а я так и не знаю, что же ему нужно.

Адвокат хмыкнул.

– Не беспокойтесь, преподобный отец. Можете быть уверены, что уж он-то знает, что ему нужно. При такой цене он точно знает, что ему нужно, и он вам все расскажет, когда придет время. Подозреваю, он придет к вам с вот таким списком просьб… А пока что передайте мистеру Клейтону, что я собираюсь представлять его интересы в суде, эта информация может быть полезной для него.

– Я постараюсь.

– Есть и еще одна вещь, о которой я хочу вас попросить, – заявил Джошуа Дэвид Дэвидсон и объяснил, что же это такое. – Если им понадобятся деньги на транспортные или на текущие расходы, я могу сразу же отложить тысячу долларов. Пусть они будут моим стратегическим резервом в этой шахматной партии – так что мне надо их оберегать.

– Что-нибудь еще?

– Сидите и наслаждайтесь, – посоветовал Келлехер. – Когда вы увидите Джошуа Дэвида Дэвидсона за работой в зале суда, то, гарантирую вам, вы будете изумлены, поражены и немножечко восхищены. Как это всегда происходит со мной – даже после девяти-то лет!

– Перестань молоть чепуху, Джек, – отрезал адвокат, сердясь и смущаясь. – С таким непомерным, как у меня, самолюбием, я не нуждаюсь в низкой лести своих помощников.

– Мой шеф переплюнет Перри Мейсона, хотя он и такой красавчик! – настаивал бывший крайний полузащитник команды университета Нотр-Дам.

Понимая, что Келлехер ничуть не кривит душой, адвокат еще более смутился, ибо в глубине души весьма гордился преданностью и уважением своих помощников.

– Все равно, Джек, это не принесет тебе прибавки к жалованью, – ответил Дэвидсон с притворным презрением. – Так что придется тебе свыкнуться с необходимостью сводить концы с концами, имея нынешнее жалованье. Итак, до встречи в зале суда завтра в десять утра, преподобный отец.

Крупный план: рука Дэвидсона на дверной ручке.

– Смена кадра: оба нью-йоркца выходят из церкви.

Кадр дается средним планом: они медленно бредут душным вечером по направлению к Лоуэлл-сквер, ища глазами такси.

– Нам понадобится машина. Возьми напрокат лимузин с кондиционером, как только мы вернемся в отель.

– Есть, сэр.

– За рулем будешь сидеть сам. Я не желаю, чтобы кто-нибудь из местных шоферов растопыривал уши, подслушивая наши разговоры.

– Есть, сэр.

Камера наезжает: лица обоих даются крупным планом.

– И брось ты эти свои «есть, сэр». У меня и так голова пухнет от забот, чтобы терпеть твою клоунаду или дурацкие комплименты.

– Лесть – пища дураков, верно?

– Джонатан Свифт, – мгновенно узнал пожилой адвокат. – Да, похоже, так. Давай-ка просто приступим к своим обязанностям и будем выполнять их аккуратно и спокойно… А вот и такси.

На другом конце города в «Парадайз-хаусе» Пикелис разговаривал по телефону с Ирвингом. В Майами ужасная жара, докладывал Ирвинг, а его мучает летний насморк. Эти летние насморки – просто беда, канючил Ирвинг. Когда надо поканючить, подумал Пикелис, Ирвингу нет равных, но когда же он подойдет к сути дела? Терпеливо выслушав еще несколько жалоб, рэкетир, установивший свое владычество в округе Джефферсон, решил поставить вопрос впрямую.

– Ирвинг, ты узнал что-нибудь о деле, о котором я тебя в прошлый раз спрашивал?

– Да, узнал.

– И что же?

– Я спросил кое у кого, у кого много друзей, – начал он.

Должно быть, этого проныру Майера.

– И он, в свою очередь, порасспрашивал среди своих знакомых. Больших людей у нас в городе, в Вегасе и Чикаго, в Лос-Анджелесе и Кливленде, в Новом Орлеане и Нью-Йорке. Очень больших людей – ты понимаешь, что я имею в виду?

– Я понимаю, что ты имеешь в виду, Ирвинг. Так что же они, черт побери, сказали?

Человек из Майами заколебался, лихорадочно раздумывая, как бы это ему повежливее и поточнее сформулировать свой ответ. Он высморкался, извинился.

– Короче, ответ отрицательный, – наконец проговорил он. – Абсолютно отрицательный. Никто ничего не слышал о том, что кому-то вздумалось тебя побеспокоить, Джон, и все они испытывают исключительно дружеские чувства и к тебе, и к твоим коллегам. Да, пожалуй, я точно передаю суть их ответа.

– Понятно, – буркнул Пикелис, размышляя, правду ли сказал Ирвинг.

Не соврал ли Майер Ирвингу, и были ли искренни с Майером боссы мафии? Скорее всего, принимая во внимание положение и репутацию Майера, это похоже на правду.

– Кстати сказать, вроде как кое у кого из этих людей возникли проблемы, – продолжал Ирвинг. – Одного очень милого парня обложили со всех сторон и грозят ему депортацией, у другого жуткие неприятности с налоговой инспекцией, и, я думаю, ты слыхал о заварушке в Бруклине?

– Да, там за последние полтора месяца произошло пять ужасных убийств в ходе кровавой разборки между двумя враждующими семьями «Коза ностры».

– Это просто не укладывается в голове, и как это в наше время взрослые люди могут быть такими неблагоразумными, такими тяжелыми в обращении и примитивными в поступках, – бубнил Ирвинг. – Разумные люди пытались их урезонить – люди куда более зрелые и с большим опытом в делах, – но это же звери какие-то!

– Увы, мы являемся свидетелями печального отступления от закона и порядка в наши дни, – подхватил Пикелис. – Нет уважения к традициям. Ну, у нас это невозможно. Я не потерплю здесь ничего подобного, так и передай всем мои слова. У нас тут тихий, приличный чистый город – таковым и останется впредь.

– Я во всем виню этих безмозглых студентишек и хиппарей, Джон. Они же такие разболтанные, такие грязные, такие кровожадные – воюют с полицией, устраивают крикливые демонстрации в университетах и на улицах, они же подают дурной пример всей стране. Насчет отсутствия уважения ты прав, Джон. Это просто позорище!

Пикелис еще раз заверил его в том, что такое в Парадайз-сити невозможно, и спросил, когда прибудут восемнадцать новых игровых автоматов. Ирвинг сверился по своему гроссбуху и пообещал доставить товар «самое позднее» ко второму августа. Он лично позвонит менеджеру завода игральных автоматов в Индиане и будет держать это дело на контроле.

– Спасибо и передай привет своим! – завершил разговор рэкетир.

– Сегодня же им и передам.

В тот же вечер Гилман, как обычно, подкатил к воротам «Фан парлор» в семь пятьдесят пять и помахал охраннику, который узнал его и открыл ворота, впуская машину крупье на территорию. Лицо охранника за толстым пуленепробиваемым стеклом окошка выглядело бесстрастным и спокойным; его овевала прохладная струя воздуха из кондиционера, вмонтированного в крышу сторожки. Человек из Лас-Вегаса знал, что в этот самый момент Арболино собирает свой инвентарь, по давней привычке проверяя его напоследок. Гилман был, конечно, прав. В тот момент, когда он, поставив машину на стоянке, вышел и захлопнул дверцу, в тринадцати милях от «Фан парлор» каскадер завершил контрольную проверку оружия и инструментов и застегнул второй чемодан.

В номере 407 отеля «Джефферсон» Уиллистон не отрывал взгляда от циферблата часов и ждал телефонного звонка. Звонок раздался в девять десять, и звонивший поблагодарил «мистера Уоррена» за отсылку «данных» точно в срок. Если кто-то и подслушивал их разговор, то могло показаться, что это звонит сотрудник Южной корпорации по изучению общественного мнения. На самом же деле голос в трубке принадлежал П. Т. Карстерсу, который докладывал о своем возвращении и готовности взять, как и было договорено, машину через девяносто минут.

В девять двадцать пять Карстерс вошел в вестибюль «Парадайз-хауса» и объявил, что вернулся из Дайтоны. Он взял у портье ключи от номера и отправился в бар пропустить стаканчик перно. Когда бармен по имени Гарри поздравил его с возвращением, охотник-миллионер, поблагодарив его, рассказал, что повидался со своим приятелем-гонщиком в Дайтоне и обсудил планы его участия в предстоящих гонках «Гран при», после чего заявил, что смертельно устал и мечтает залечь в постель.

– В одиночестве, – добавил он скорбно.

– Ну, не можете же вы поиметь их всех, мистер Карстерс, – посочувствовал ему Гарри Бут.

– Конечно, могу, молодой человек, – возразил второй наиболее выгодный жених Соединенных Штатов с притворным гневом, – да только у меня сейчас сил нет играть в эти игры. Доброй ночи, сэр.

В девять тридцать при Паркер Теренс Карстерс вошел в апартаменты «Брекенридж», а в десять тридцать девять бесшумно покинул номер, выскользнув через служебный выход. Четыре минуты спустя в номере 218 – небольшом однокомнатном номере в дальнем конце коридора на втором этаже – зазвонил телефон. Там личный шофер Пикелиса лежал в трусах на кровати и смотрел телевизор.

– Мистер Пикелис просит немедленно подать машину к «Фан парлор», – сказал кто-то.

– Сию минуту, – повиновался шофер и, не задавая лишних вопросов, положил трубку. Мистер Пикелис не поощрял любопытства, но ценил верность и преданность, так что шофер быстро оделся и поспешил в подземный гараж, где стоял сверкающий «кадиллак». Огромный лимузин выехал из гаража приблизительно через шестьдесят пять минут после того, как мистер Артур Уоррен въехал в ворота придорожного кинотеатра «Старлайт» на шоссе номер 121.

– Я еще успею к началу сеанса? – спросил водитель голубого «дарта».

Толстушка кассирша кивнула и, не переставая жевать резинку, улыбнулась.

– Наш последний сеанс начнется через две минуты. Первый фильм называется «Изнасилованные зомби», а затем гвоздь программы: «Буллит» со Стивом Мак Куином в главной роли, – равнодушно продекламировала она.

– Я слышал, что «Буллит» очень даже ничего! – бросил лазутчик, дожидаясь сдачи со своей пятидолларовой купюры.

– Высший класс, говорят… Три, четыре, пять. Спасибо.

Он въехал на территорию кинотеатра и поставил машину в заднем секторе. На огромной стоянке перед киноэкраном скопилось восемьдесят, если не сто автомобилей, отметил он про себя с удовлетворением. В основном зрителями были подростки, что тоже его устраивало. Они будут весь вечер, не глазея по сторонам, пыхтеть над своими проблемами, и его присутствие в «Старлайт», возможно, запомнит жующая жвачку кассирша. В десять ноль-ноль прожекторы погасили и начались «Изнасилованные зомби» сразу же после трех слайдов, рекламирующих местные придорожные мотели и магазины. Он в оторопении смотрел на экран: этот фильм был если не худшей кинолентой всех времен и народов, то, во всяком случае, главным претендентом на это звание. Только благодаря тому, что Уиллистон в 1943 году прошел полный курс искусства выживания на тренировочной базе УСО, а недавно стал свидетелем студенческих бесчинств в Колумбийском университете, он сумел безропотно досмотреть до конца «Изнасилованных зомби». Даже два эпизода с демонстрацией грудей двух полуголых туземок не спасли положения. Когда он догадался выключить звук, ему стало лучше, хотя и не намного.

В одиннадцать ноль пять безумный изобретатель был разрублен на куски собственными зомби, фильм кончился, а те из подростков, которые уже успели натянуть штаны, вышли из машин купить кока-колы, пиццу и техасские хот-доги. В одиннадцать двадцать пять прожекторы опять погасли, и на гигантском белом полотнище вспыхнули первые кадры «Буллита». В одиннадцать тридцать одну профессор Эндрю Уиллистон опасливо огляделся по сторонам и заключил, что никто в ближайших к нему автомобилях им не интересуется. Он припал к полу у заднего сиденья, нащупал там манекен, который они накануне стащили из универмага, и осторожно водрузил его на переднее сидение. После чего он тихонько приоткрыл хорошо смазанную маслом заднюю левую дверцу, выскользнул наружу и переместил манекен за руль. Стараясь не шуметь, он закрыл дверцу и снова осмотрелся по сторонам. Никто его не заметил. Низко пригибаясь к земле, Уиллистон шмыгнул в тень и проскочил между деревьями к задам автостоянки. Через две минуты он уже сидел рядом с Арболино в кабине фургона.

Первые пятьдесят ярдов они проехали малым ходом, а потом каскадер увеличил скорость до тридцати миль и включил фары. Через мгновение фургон выскочил на перекресток Оушен-роуд – теперь от «Фан парлор» их отделяли четыре и три восьмых мили. Они точно определили расстояние во время «генеральной репетиции» вчера вечером, когда изучали маршрут, движение транспорта на шоссе и замеряли время, необходимое для ухода.

– Мне бы надо рассказать тебе в двух словах про фильм – вдруг кто-то будет спрашивать, – сказал Уиллистон.

– Я видел «Буллит» в Калифорнии пару месяцев назад, Энди.

– Я говорю о первом – «Изнасилованные зомби». Барахло, полная или, точнее сказать, пустая чушь. Ну слушай, в чем там дело.

Арболино слушал и похохатывал.

– Похоже на те дешевые поделки, что у нас снимаются за десять дней, – сделал он вывод, дослушав рассказ Уиллистона до конца.

– Очень дешевая поделка. Я даже думаю, что и зомби-то были бэ-у. Представляешь: сиськи у туземок болтались, как у старух, – жаловался профессор. – Ну, вот мы и приехали. Здесь нам надо съехать на обочину и подождать. Вряд ли это займет у нас много времени, если только он не опоздает.

– Он не опоздает.

В миле от них огромный «кадиллак» мягко катил по асфальту, и водитель наслаждался лившейся из стереоколонок мелодией, тихо напевая вместе с Бобби Джентри ритмично-жалобную «Оду Билли-Джо». Перед последним куплетом этого хита 1968 года он вдруг резко перестал наслаждаться музыкой.

А все из-за холодного ствола пистолета, приставленного к его шее.

– Держи руки, обе руки, Том, на руле и не оглядывайся, – прошептал голос.

Он инстинктивно бросил взгляд в зеркало заднего вида и увидел, что сидящий позади него человек не имеет лица. В маске, догадался он.

Пистолет больно вонзился в кожу.

– Не делай этого, Том, или я тебя прикончу. Следи за дорогой.

– Ты офигел, парень, – предупредил шофер незнакомца. – Это же личный лимузин Джона Пикелиса. Ты, видать, совсем сбрендил, коли решил угнать эту машину.

– Я-то сбрендил, а ты все еще жив – пока… Здесь прямо… вон туда между тех двух деревьев… съезжай на обочину, остановись и три раза мигни фарами. Потом выруби свет. Ты меня понял, Том?

– Ага.

Сага о Билли-Джо кончилась, и теперь веселый диктор расхваливал достоинства пива «Миллер». В горле у Тома Во все пересохло, язык одеревенел – от страха, смущения, недоумения и гнева. Он был очень разъярен, но не слепо, поэтому он в точности выполнил все указания Карстерса.

– Хороший мальчик. А теперь смотри – без шуток, или я расплескаю твои мозги по ветровому стеклу… Медленно повернись направо… Нет, только голову! Так.

Позади водителя хлопнула дверца, и Во услышал, как из замка зажигания вынули ключ. Второй! Пистолет все еще был плотно прижат к нижней части его черепа – значит появился еще и второй. Несколько секунд спустя водитель услышал звук шагов и лязг открывшегося багажника. Второй человек – или их больше? – что-то загрузил в багажник, закрыл его и вернулся, чтобы снова вставить ключ в замок зажигания. Потом дверца за спиной водителя захлопнулась, открылась одна из задних дверей и захлопнулась. Машина чуть просела под увеличившимся весом, что указывало на появление еще одного или, может быть, двух новых пассажиров.

– Ну, поехали, Том, – прошептал голос.

– Куда, сэр?

Слово «сэр» он произнес с понятным раздражением.

– В «Фан парлор».

– Это еще зачем? – недовольно удивился водитель.

– Чтобы немного повеселиться, идиот! Ну, заводи!

Лимузин выехал на шоссе.

– Зажги фары, Том. И чтоб без глупостей. Нам сейчас недосуг разбираться с полицейскими, понял?

Водитель повиновался, и лимузин помчался по Оушен-роул, делая добрые сорок миль в час.

– Когда подъедем к воротам, помаши охраннику и улыбнись своей широкой добродушной улыбкой. Я скроюсь в тени, но твой затылок будет у меня на прицеле.

Ощущение холодной тяжести на затылке прошло, а потом водитель услышал, как металл лязгнул о металл.

– Это глушитель, Том, – объяснил шепотом его невидимый собеседник. – Я просто привинтил глушитель. Теперь я могу раскурочить тебе башку почти без шума, если ты вдруг вздумаешь учинить какую-нибудь глупость.

– Я не настолько глуп, – отрезал шофер Пикелиса.

Все происходило точно во сне. Другой пассажир или пассажиры не проронили ни звука. Их дисциплинированность только усилила страх водителя и подтвердила его подозрения, что он оказался в лапах хладнокровных профессионалов, которые и впрямь ухлопают его, если он начнет сопротивляться. По радио тем временем передавали одну из лучших записей Чета Аткинса в стиле «кантри», но даже знакомый шлягер не улучшил настроения Тома Во.

На заднем сиденье Уиллистон поглядел на фосфоресцирующий циферблат часов и отметил про себя, что сейчас Гилман возьмет свой обычный «десятиминутный перерыв». Он должен попросить «сменщика» присмотреть за рулеткой и отправиться в служебный туалет, чтобы потом установить взрыватель в виде карандаша в распределительную коробку системы охранной сигнализации, спрятанную позади картины на стене в коридоре рядом с кабинетом Деннисона. «Карандаш» должен произвести огромной температуры взрыв, который сожжет контакты и разомкнет цепь системы охранной сигнализации ровно в одиннадцать пятьдесят одну. А может, и в одиннадцать пятьдесят или в одиннадцать пятьдесят две, если часовой механизм взрывателя-«карандаша» не вполне точно выверен – нельзя, в самом деле, бездумно целиком полагаться на это.

Вот почему они и решили начать акцию в одиннадцать сорок девять.

– Вон и ворота, Том. Притормози и веди себя хорошо, – прошептал Карстерс.

Как и было запланировано, привратник пропустил лимузин Пикелиса беспрепятственно. Водитель, следуя отдававшимся шепотом инструкциям, направил автомобиль за «Фан парлор» – там была автостоянка персонала. Там-то его и оглушили умелым ударом по шее. Чтобы он оставался в бессознательном состоянии по крайней мере еще час, Уиллистон впрыснул ему небольшую дозу того же наркотика, который оказал столь благотворное воздействие на Лютера Хайетта. Участники операции «Молот» привалили тело шофера к рулевому колесу так, чтобы со стороны можно было принять его за спящего, после чего все три диверсанта отправились каждый по своему маршруту.

Уиллистон проник в заросли кустарника, чтобы подсунуть небольшой металлический цилиндр под кондиционер сторожки привратника, а Арболино отыскал главный телефонный кабель, соединявший казино с ближайшей магистральной телефонной линией. Ему пришлось изрядно попыхтеть, орудуя металлорежущими ножницами, но с пятой попытки он сумел перекусить кабель. Это произошло в одиннадцать сорок семь. А в двадцати ярдах от него Карстерс заряжал оружие, которое должно было помочь им расчистить себе дорогу при отходе. Руки не слушались. Он уже многие годы не имел дела с этой штукой – ни разу с того самого дня, когда они руководили атакой «маки» на колонну вермахтовских броневиков – за неделю до высадки сил союзников в Нормандии. Или это был их рейд в канун дня рождения фюрера?

Он положил оружие около радиопередатчика на пол под заднее сиденье лимузина и увидел возвращающихся Уиллистона и каскадера. Все трое сверили часы. Было почти одиннадцать сорок девять – время начала операции.

– В нашем распоряжении три минуты. Нам предстоит действовать, как настоящим громилам-гангстерам, – предупредил профессор.

– Машина вас будет ждать, сэр. Хотя мне бы надо было пойти туда вместе с вами, – сказал Карстерс.

Уиллистон покачал головой.

– Нам это не впервой. А ты лучший шофер и лучший снайпер на открытой местности, – напомнил он охотнику, – так что тебе самое место прикрывать нас тут, Пи-Ти.

Арболино и Уиллистон взяли инвентарь, который Карстерс достал из чемоданов.

– Лучше бы ты взял девятимиллиметровый «узи», чем «М-3», – проворчал Карстерс. – У «узи» более высокая скорострельность – шестьсот пятьдесят выстрелов в минуту, а не четыреста – и в магазине у него сорок патронов, а не тридцать.

– Мы же собираемся устроить простой налет, а не кровавую бойню, – заметил Арболино, – и «М-3» с глушителем производят меньше шума.

– Ну, пора, – скомандовал профессор.

Они двинулись к зданию.

– Merde[20]20
  Дерьмо (фр.).


[Закрыть], – тихо произнес Карстерс традиционное напутствие, которым пользовались секретные агенты сил союзников перед высадкой во Франции.

– Merde, – отозвался шепотом Уиллистон из темноты.

Оба налетчика добрались до служебного входа, и профессор аккуратно вставил добытый Гилманом ключ в замочную скважину. За дверью в брезентовом шезлонге сидел охранник – он курил и слушал музыку, доносившуюся из танцевального зала. Оркестр играл «Вверх, вверх и прочь» Джима Уэбба. Мелодия была заводная, приятная и такая родная: ведь она давно уже стала использоваться в рекламе авиакомпаний. Вдруг дверь служебного входа распахнулась, и изумленный охранник вытаращил глаза.

Двое.

Двое в черном, оба – в масках Деда Мороза.

Двое людей в черном и в масках, у обоих на плечах болтались армейские вещмешки и оба целились в него из автоматов. Оружие не совсем походило на обычные автоматы, но эта незначительная разница вряд ли способствовала бы уменьшению расходов на его похороны.

Охранник замер.

– Одно легкое движение, приятель, и ты покойник, – прошептал один из гостей.

– Весь в красненьких кляксочках, – добавил второй.

Охраннику прекрасно было известно, что именно таким и бывает эффект стрельбы из автомата калибра 0,45 с близкого расстояния: его отделяло от стволов каких-то пять ярдов. В отличие от Карстерса, он не знал, что автомат «М-3» весит 8,15 фунта и имеет в длину (с прикладом) 29,8 дюйма, а начальная скорость пули составляет 920 футов в секунду. Но ему было наплевать на такие тонкости, он лишь знал тот несомненный факт, что кусочки свинца с такого близкого расстояния могли в буквальном смысле его расчленить.

– Что вам надо? – проквакал перепуганный прихвостень Пикелиса.

– Телефон-автомат, кретин! – ответил Уиллистон.

Он стремительно шагнул вперед, размахнулся автоматом и коротким ударом повалил охранника на пол. Арболино выхватил из своего вещмешка баллон с «мейсом» и щедро опрыскал нервнопаралитиком лицо поверженного стража.

Уиллистон посмотрел на часы.

Одиннадцать пятьдесят одна. Они опаздывают, но не фатально.

В ту же секунду взрыватель в коробке охранной сигнализации воспламенился и вырубил все контакты. Из потайной распределительной коробки заструился тонкой струйкой дымок, хотя внутри коробки температура достигла почти тысячи градусов[21]21
  По Фаренгейту. 540 °C.


[Закрыть].

Вторгшиеся боевики тихо стали красться по коридору, нашли проем в стене, о котором им говорил Гилман, и осторожно заглянули в узкую щель между пологами бархатных драпировок. Они смотрели в игорный зал, где дюжина мужчин и женщин беспечно и наивно ловили свою «удачу». Гилман обменивался прибаутками с блондинкой-певицей, которая наблюдала за игрой в рулетку и попивала виски со льдом, а франтоватый Вилли Деннисон стоял у стола для игры в кости, где семь или восемь взрослых мужчин были полностью поглощены пируэтами и кульбитами костяных кубиков с точками. Один из них, прежде чем метнуть кубики, похлопал по заду свою рыжеволосую спутницу, словно пухлые формы этой девочки по вызову могли оказать некое магическое влияние на предстоящий бросок.

Самый обычный вечер в среду в «Фан парлор».

– Четыре… три… два… один… пошли! – нараспев скандировал профессор Колумбийского университета Эндрю Уиллистон.

Налетчики ворвались в зал. Арболино навел на посетителей свой скорострельный ствол, прикрывая входную дверь в зал, за которой находилось по крайней мере двое охранников. Мгновение спустя он описал стволом крутую арку в воздухе и прицелился в вооруженного человека у будки кассира. Уиллистон повернулся на каблуках и направил свой автомат на другого охранника, стоявшего у дверей кабинета менеджера. Некоторое время они оставались незамеченными. Но вот один из играющих оторвал взгляд от покерной колоды, взглянул на них и оторопел.