Текст книги "Затмение (ЛП)"
Автор книги: Уинстон Грэхем (Грэм)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 30 страниц)
Глава двенадцатая
Всё произошло с Морвенной очень быстро. Или ей так показалось. Поток эмоций, нажима, паники и чувства долга могли бы постепенно погрести под собой любого, но человек, столько перенесший, чувствовал себя словно накрытым лавиной.
Известие о том, что Дрейка освободили, принесло такое облегчение, что казалось, больше ее ничего не волновало, Морвенна смирилась с возвращением домой и всем, что за этим следовало. Разочарование матери, любопытство и расспросы сестер, попытка вернуться к рутине, которую она уже переросла. Джеффри Чарльз еще оставался в Кардью, и она не надеялась повидаться с ним до отъезда. Но Дрейк был цел и невредим и на свободе, вот что самое главное. Всё прочее теперь было позабыто, и в конечном счете, время покажет – как считали все, кроме нее.
Полтора года, проведенные в доме Уорлегганов, станут просто эпизодом в жизни девушки, которая завела глупую и опрометчивую дружбу. Бодмин далеко. Сплетни о неосторожном поведении могут распространиться, несомненно, в преувеличенном виде, но она это переживет. Ей не хотелось ехать домой, жизнь с Джеффри Чарльзом была приятна, и Морвенна понимала, что возвращается к более скучному и бедному существованию. Но она смирилась с тем, что остается только дождаться, когда приедет мать и заберет ее.
Морвенне казалось, что ее хрупкой и обремененной другими проблемами матери не было необходимости совершать это путешествие, но Джордж и Элизабет настояли.
В ожидании Морвенна проводила больше времени с тетушкой Агатой, чьи потребности всё увеличивались по мере приближения юбилея. С удивительными для столь престарелой дамы энергией и вниманием Агата находила всё новые причины что-то сделать и о чем-то подумать. «Сделать» означало, что кто-то сделает за нее, и теперь, когда Джеффри Чарльз больше не находился на попечении Морвенны, а девушка старалась как можно реже попадаться на глаза остальным членам семьи, она проводила несколько часов в день со старушкой, главным образом в ее комнате, но иногда сопровождала старую даму во время ее вылазок вниз. В компании тетушки Агаты Морвенна была защищена от вопросов о собственной жизни. А кроме того, эта помощь была своего рода искуплением грехов. Жутковатая атмосфера спальни тетушки Агаты была чем-то вроде власяницы, заслонявшей собственные болезненные мысли.
В воскресенье, после утренней службы, она вернулась домой и обнаружила, что все старики собрались вместе внизу. Морвенна знала, что Джордж предпочтет держаться от них подальше, и потому села, чтобы выпить чашку чая, прислушиваясь к их обрывочному разговору.
В это время вошла Элизабет, улыбнулась всем с холодной вежливостью, отказалась от чая, поскольку, по ее мнению, его не стоило пить в такой час, и сказала, что хочет поговорить с Морвенной. Девушка встала и вышла вслед за кузиной. Элизабет велела Морвенне переодеться к обеду, потому что к семи часам они ожидают Уитвортов.
У Морвенны сжалось сердце.
– Но... почему они приезжают, Элизабет? Вы же сказали, что я уеду до их появления!
– Нет... они хотят повидаться с тобой. Мистер Уитворт был весьма добр и терпелив. Осборн Уитворт ничего не знает об этих неприятностях.
– Но... мистер Уорлегган сказал, что написал ему!
– Он написал. Но выпустив того человека, того молодого человека, решил не посылать письмо. Леди Уитворт и мистер Осборн Уитворт в любом случае собирались у нас погостить, и мы не стали их расстраивать.
– А... а как мне с ними разговаривать? Как я могу...
– Как будто ничего не произошло.
– Но так многое произошло! Невозможно притворяться, что...
– Нет нужды притворяться. Просто будь собой. Чего ты боишься?
– Но, Элизабет... Как же это?..
Элизабет улыбнулась.
– А что такого? Мы с мистером Уорлегганом поговорили и решили, что инцидент с твоим увлечением этим юношей слишком ничтожен, чтобы разрушать тебе жизнь. Мы больше не должны о нем упоминать. Да и кто об этом знает?
– Многие... Многие люди. Даже здесь, в этом доме! Ваши родители и... и...
– Мои родители знают о некоем происшествии, но никогда этим не интересовались. Достаточно на них взглянуть, чтобы это понять. Тетушка Агата ничего не знает. Джеффри Чарльз проведет остаток лета вдали отсюда. Что до остальных – нескольких деревенских, на них не стоит обращать внимания. – Элизабет подошла к двери и оглянулась. – Сегодня чудесный день, надеюсь, их путешествие будет приятным. Леди Уитворт уже немолода, а мистер Уитворт не хотел ехать, пока не прочтет молитвы и проповедь.
– Элизабет!.. Я... Это всё так неожиданно! Не знаю, как я смогу встретиться с ними без подготовки!
– Времени вполне достаточно. Мы решили, что лучше организовать всё именно так. Знаю, это тебя удивило, даже поразило. Но я уверена, если ты поразмыслишь несколько минут, то поймешь, что ничего не потеряла, как считала ранее, и будешь рада с ними встретиться.
– Не представляю, как это возможно!
Лицо Элизабет окаменело. Нежная кожа ее щек и подбородка редко покрывалась резкими линиями, но когда это происходило, перемена была разительной.
– Морвенна, молись, молись и вымаливай прощение. Этот молодой человек избежал наказания, которое разрушило бы его жизнь. Когда мистер Уорлегган решил отозвать обвинение, он поступил милосердно. Уверена, ты это оценишь.
– О, несомненно! Я ценю это! Я лишь...
– Что ж, отсюда проистекает и другое наше желание. Если молодой человек не пострадал за свою оплошность, то почему должна страдать ты? Пришло время быть благодарной, а не упорствовать в своем упрямстве.
Они спустились вниз и вышли в сад. Садовник прикоснулся к шляпе, и Элизабет заговорила с ним о розах. Потом она вновь обратилась к Морвенне:
– Уверена, твоя матушка даст тебе правильный совет, дорогая.
– Да, несомненно! Когда она приедет?
– Сегодня она переночует в Труро, и если позволит погода, приедет к нам к завтрашнему обеду. Я знаю, как тебе не терпится снова ее увидеть.
– Элизабет, а нельзя ли мне встретиться с мистером Уитвортом после того, как я повидаюсь с матушкой? Мне так нужны ее советы и помощь!
– Едва ли это возможно. Ты же не будешь отсутствовать целый день. Но в первый день нет нужды принимать решение. Тебе просто следует быть приветливой и любезной, ты прекрасно знаешь, как это делать.
– Но если... Как можно сохранить в тайне то, что случилось? Я всё рассказала матушке, а она наверняка поделилась с моими сестрами. Возможно, и с другими...
– Она еще не знает.
– Но я ей написала, шесть страниц на прошлой неделе. Она наверняка получила письмо до отъезда и...
– Я не отправила письмо, – сказала Элизабет. – Оно наверху. Его не открывали. Ни одного твоего слова не прочли. О, ты можешь счесть вольностью с моей стороны задержку письма. Но если и так, я сделала это из наилучших побуждений.
Морвенна прикусила губу, чтобы сдержать возмущение.
– В связи с этим... новым соглашением, – сказала Элизабет, – мы подумали, будет лучше, если твоя мать ничего не узнает о твоей связи с этим мальчишкой шахтером, пока не приедет. Тогда ты сможешь рассказать ей об этом так, как захочешь, своими словами. Мы не можем остановить тебя, дорогая, и даже не станем пытаться! Но встретившись с ней, ты будешь более спокойна и склонна к размышлениям. Она приедет завтра, зная только о том, что мистер Осборн Уитворт сделал тебе предложение, как ты ей писала.
Пожилая леди Уитворт вовсе не показалась Морвенне нежным цветком, как описывала ее Элизабет. Это была высокая, крепко сложенная женщина с жесткими, но обвисшими щеками, мужским голосом и настырными глазами-пуговицами. Сама она никогда не посчитала бы эту скромную тихую девушку подходящей для Осборна. Но узнав о том, что к ней прилагаются деньги мистера Уорлеггана, она в некоторой степени одобрила такой союз с практической точки зрения. Леди Уитворт беспрестанно обмахивалась веером и в доме, и на улице, оставляя его только во время еды. Где бы она ни появилась, ее сильный аристократический голос заполонял все комнаты.
Сын был выше ее на пару дюймов, и его голос в сочетании с голосом матери заглушал всех остальных. Тетушка Агата, которая знала мать леди Уитворт и была невысокого мнения о ее дочери, не включила их в список приглашенных на свой день рождения.
Оззи относился к Морвенне сдержанно, чуть более высокомерно, чем прежде. Он знал, что в Труро ему отказали, но придавал этому мало значения – многие девушки считали своим долгом пару раз отказать претенденту, это было частью игры – терзать его отказом. Он нуждался в приданом, а лучшего в поле зрения не оказалось, хотел он заполучить и девичье тело, такое недосягаемое под этими строгими нарядами, но ему не нравился характер, скрывающийся за взглядом застенчивых и сонных карих глаз. Оззи готов был с ним смириться ради прилагающихся благ, но все же чувствовал себя несколько скованно.
В первый вечер Осборн провел с Морвенной несколько минут наедине, но унижаться до ухаживания не стал. Вместо этого он пересказал ей свою утреннюю проповедь и эффект, который она оказала на паству, о том, как ему было тяжело оставить приход ради визита в Тренвит. Более холодную и формальную беседу трудно придумать. Но при этом Осборн не сводил глаз с Морвенны, и она чувствовала на себе его взгляд.
На следующий день перед обедом приехала ее мать, действительно уставшая после путешествия, в отличие от леди Уитворт, не отказавшейся от крепкого рома и игры в кадриль. Из-за усталости ее матери обед пришлось отложить до трех часов.
Амелия Чайновет была, да и по-прежнему оставалась весьма привлекательной женщиной. Урожденная Трегеллас, дочь Трилони Трегелласа, печально известного банкрота. Когда он умер во время службы во флоте, подходящей партией для нее сочли преподобного Губерта Чайновета, выходца из безупречной семьи, обладателя прекрасного тенора, восходящей звезды в церковной иерархии.
Что ж, звезда взошла, размножилась и слишком рано угасла, оставив обнищавшую вдову сорока двух лет и выводок детей, которых она не могла содержать. Амелия Чайновет, возможно, как дочь человека, никогда не шедшего в ногу с обществом, сначала в родном графстве, а потом и в столице, которую он отправился покорять, старалась не допустить ни единого неверного шага. В высказываниях, в поведении, во вкусах и мнениях она соглашалась с общепринятым. С годами конформизм перестал быть пылкой потребностью и превратился в рутину и привычку. Так что совершенно не удивительно, что она с удовольствием взирала на союз старшей, но не имеющей средств дочери с человеком из более знатной семьи, очередной восходящей звездой в церковной иерархии, пусть даже он не обладал достойным тенором.
На следующее утро они проговорили об этом два часа в тесной и темной спальне с деревянными панелями в стиле Тюдоров, единственной комнате, оставшейся для миссис Чайновет. Морвенна не сказала матери всей правды – пророчество Элизабет сбылось, и история отношений, рассказанная в письме, так и не вышла наружу. Морвенна говорила о Дрейке, как о молодом человеке, живущем по соседству, плотнике и родственнике Полдарков, как о добром христианине, которого она преданно любит и будет любить до самой смерти.
Ее мать проявила сочувствие и понимание. Она знала искренность и честность Морвенны и твердость ее характера. Когда скончался Губерт, Морвенна служила матери утешением. Но Амелии недоставало сопереживания, способности поставить себя на место другого и посмотреть на мир его глазами. Она так часто делала это за прошедшие двадцать лет, причем поверхностно, что утратила способность чувствовать глубоко. Пока Морвенна говорила, миссис Чайновет оглядывалась на собственную жизнь и не могла вспомнить, любила ли она Губерта, когда выходила за него замуж. Замужество стало кульминацией «правильных» поступков. После свадьбы «правильные» поступки стали более четко очерченными рамками ее положения и ответственности. Став вдовой декана, она действовала машинально.
И как теперь поступить с дочерью, чье сердце разбито, потому что она влюбилась в неподходящего мужчину?
– Морвенна, милая. Конечно, я понимаю твои чувства. Но думаю, тебе следует помнить, как ты еще молода.
При этих словах сердце Морвенны сжалось, потому что она ясно увидела неминуемое поражение. Когда кто-то говорит ей, как она молода...
Миссис Чайновет говорила еще несколько минут, но Морвенна почти ее не слушала, думая о кошмарном будущем. Лишь через некоторое время голос матери пробился сквозь темноту, печаль и страх.
– Разумеется, тебе вовсе не обязательно выходить замуж, по крайней мере сейчас. Тот молодой человек, с которым ты к несчастью и неблагоразумно познакомилась... Ведь вряд ли можно думать о браке с ним, не так ли? Ты и сама такого не предполагаешь. Я знаю, ты это понимаешь. Но другой вариант, этот мистер Уитворт. Мне кажется, ты должна тщательно всё взвесить, прежде чем ему отказывать. Понимаю, что чувства к одному человеку усложняют появление подобных чувств к другому. Но думаю, ты должна принять это во внимание и попытаться преодолеть.
– А если я не смогу, мама?
Миссис Чайновет поцеловала дочь.
– А ты постарайся. Ради твоего же блага. И ради всех нас.
– Ты просишь меня сделать это ради тебя?
– Нет-нет, не ради меня. Хотя меня бы это порадовало, и уверяю, эта радость не была бы эгоистичной. Посмотри на всё это шире. Ах, хотелось бы мне приставить мою старую голову на твои плечи, чтобы ты могла мудро и тщательно всё обдумать, учитывая опыт, которого у тебя пока нет. Перво-наперво рассмотри это с позиций собственного блага: это лучший брак, на который ты могла бы рассчитывать, достойное положение в обществе, достаточно денег, приятный молодой муж с хорошими перспективами в церкви, благополучие до конца твоих дней и чудесная религиозная жизнь. Любая девушка с радостью бы на такое набросилась. Я знаю, как бы радовался твой отец при мысли о том, что дочь выходит замуж за священника. А после того, как ты поразмыслишь об этом, подумай о щедрости мистера Уорлеггана, сделавшего этот брак возможным. Какое облегчение, дорогая! Не могу этого не признать. Облегчение. Не то чтобы я хотела тебя потерять или не готова принять тебя дома с распростертыми объятьями, но у меня есть еще три дочери, как ты прекрасно знаешь, и все моложе, а наши средства весьма скудны. Ты знаешь, какое у меня хрупкое здоровье и как мне приходится мучиться, с тех пор как умер твой отец. Конечно, это не главная твоя забота...
– О, но это так, именно так!
– Не главная твоя забота, дитя мое. Первым делом тебе следует думать о собственном будущем. И ради твоего будущего я надеюсь, что ты примешь мудрое решение. Но я уверена, что мистер Уитворт поговорит с тобой завтра или послезавтра. Прошу, хорошенько обдумай ответ.
И мистер Уитворт с ней поговорил. Он нашел Морвенну в саду ближе к вечеру, где ее неслучайно оставили в одиночестве.
Она прогулялась с матерью почти до самых утесов, они тщательно избегали разговора о замужестве и болтали о церковной жизни в Бодмине. Когда они вернулись, миссис Чайновет отправилась в дом отдохнуть, а встретившую их Элизабет вызвали по какому-то таинственному делу. Мистер Уитворт, увидев Морвенну в одиночестве, подошел к ней, и они прогулялись по саду вдвоем.
Как уже говорилось, Оззи имел дело с дамами главным образом поверхностно, в гостиных, или за пару серебряных монет за час в комнатах наверху. Его ухаживания за первой женой были короткими и простыми, поскольку она обожала его еще до свадьбы, и он считал такое поведение естественным для женщины и полагал формальные слова ненужными. Это слегка враждебное юное создание однажды уже встретило его почти что отказом. Весьма обескураживающе повторять всё то же самое еще раз, в особенности без полной уверенности в успехе.
Да и сад – не то место, которое он выбрал бы, но время поджимало, и его чувство самоуважения не позволяло уклониться от такой возможности.
Он начал разговор с замечания относительно плохого урожая и натянуто произнес:
– Мисс Чайновет... Морвенна... Вы знаете о беседах, которые мы вели с вашим кузеном, мистером Уорлегганом, относительно нашего брака, относительно сделанного вам предложения, предложения руки и сердца. Вы можете посчитать, что я слишком много говорю о вашем благодетеле и слишком мало о вас. Но при нашей последней встрече я сообщил вам о своих чувствах, и вы дали понять, что вам нужно время обдумать мое предложение, время подготовиться к столь важному шагу. И мне показалось правильным не надоедать вам ухаживаниями, но от вашего благодетеля я время от времени узнавал, каковы ваши чувства и насколько они изменились.
Осборн замолчал и поправил шейный платок, а потом вернул руку на привычное место за спину. Он похвалил себя за то, что до сих пор ни разу не запнулся и не засомневался.
– Да, – сказала Морвенна.
– Вчера вечером я снова побеседовал с мистером Уорлегганом, а сегодня перед обедом – с вашей очаровательной матушкой. Оба сказали мне то, что я хотел услышать.
– Вот как?
– Да. Но... чтобы мое счастье стало полным, я должен услышать то же самое из ваших уст.
Морвенна опустила взгляд на клумбу с колокольчиками, нежно кивающих в такт ветру. Потом посмотрела на лужайку и на старые серые камни дома. Чуть левее лежал декоративный пруд, где Дрейк развлекался с лягушками. А еще дальше, за пригорком, рощица, где она впервые встретила Дрейка. А вон из того окна на первом этаже она обычно наблюдала за его появлением и смотрела, как он медленно уходит по дорожке в последний раз, его фигура уменьшалась, пока не исчезла за воротами. А с ним ушла ее любовь и ее жизнь.
– Мистер Уитворт, я...
– Осборн.
– Осборн, даже не знаю, что сказать...
– Вы знаете, что я хочу услышать.
– Да, да, но... Простите меня, если вы хотите услышать мое признание в любви, то я не могу этого сделать. Если... Если для полного счастья вам нужно именно это, то... то я не могу вам этого дать. Сожалею.
Осборн уставился на нее, сглотнул и отвел взгляд.
– Мне сказали, – продолжила Морвенна, – что я... – она замолчала.
– Умоляю, продолжайте. Прошу вас, говорите открыто.
– Я не знаю, что произойдет, если мы поженимся. Мне сказали, подобное чувство появляется постепенно...
– Вам сказали совершенно верно.
– Но, мистер Уитворт, я не буду с вами честна, если притворюсь... что чувствую то, чего я не чувствую. Вы говорите, что хотите на мне жениться. Если, услышав мои слова, вы по-прежнему этого хотите, то я выйду за вас. Даже несмотря на то...
– Именно это я и хотел услышать, больше мне ничего и не надо!
– Больше ничего...
– Пока что. А в браке придет всё остальное. Чувства, которые вы еще не осознаете! Вы слишком молоды, чтобы понять. Просто поверьте. Я вас направлю, – он взял Морвенну за руку, рука была холодной. Ее руки всегда были холодными. Осборн терпеть этого не мог. – У меня нет сомнений. Вы станете матерью моим дочерям и в должное время – матерью собственных детей. Дом викария готов. Летом завершили необходимый ремонт, поскольку прежний викарий довел дом до запустения. Камин перестроили и вычистили плесень. Однажды вы войдете в этот дом.
– Дело не в этом, – пробормотала Морвенна. – Я уверена, что дом...
– Я хотел вернуться в воскресенье, потому что не отдал своему заместителю распоряжений насчет молитв. Поскольку я в приходе человек новый, а среди моей паствы много людей выдающихся, мне не хотелось бы отменять положенную воскресную службу. Мы можем пожениться в пятницу и вернуться в тот же день.
– В пятницу? – ужаснулась Морвенна. – В эту пятницу? Но это невозможно! Как же это? Говорю вам, это невозможно, – он запнулась, поняв, что если решила через это пройти, то лучше начать новую жизнь так, как ей велят, и попыталась сдержать возмущение в голосе. – Простите... но ведь это же невозможно, не так ли? Нельзя сделать все приготовления к этому сроку.
– Получив определенные заверения, – ответил Осборн, – и в надежде на то, что время и размышления переломят ваши колебания, я осмелился сделать кое-какие приготовления. На прошлой неделе я получил разрешение от епископа Эксетера, и мы можем пожениться в вашей церкви до возвращения в Труро.
Морвенна почувствовала, что ускользает последняя надежда и все двери к отступлению, пусть и временному, захлопываются, стоит к ним только приблизиться.
– Мистер Уитворт, прошу вас...
– Осборн.
– Осборн... У меня нет ни платья, ни прочих вещей для свадьбы! Ничего не готово! Вы должны дать мне время, дать мне больше времени...
Его лицо напряглось. Теперь он был куда больше уверен в себе.
– Любовь моя, у вас было полгода, чтобы всё обдумать. Этого времени вполне достаточно. Что до платья... Кому есть до этого дело? У вашей матушки нет средств для подвенечного платья, – добавил он с долей презрения, – она сама мне об этом сказала, но у вас есть белое платье, а у миссис Уорлегган – фата, несложно будет соорудить что-нибудь из этого. А когда мы поженимся, то купим вам повседневные и вечерние платья. Моя жена будет одета подобающе. А свадьба – это религиозная церемония, а не повод выставляться напоказ.
– Но пятница всего через три дня! Нельзя ли отложить до сентября? Я обещала остаться здесь на день рождения старой мисс Полдарк. Это всего через две недели. Всего чуть-чуть времени...
Оззи не отпускал ее руку. И это прикосновение словно заражало его настойчивостью.
– Нет... Это должно случиться сейчас. Морвенна, посмотрите на меня.
Она подняла затуманенный взгляд и снова отвернулась.
– Это должно случиться сейчас, – повторил Осборн и впервые запнулся. – На этой неделе. Вы мне нужны. Моим... моим детям вы нужны. А кроме того, когда еще и ваша, и моя матушка соберутся под одной крышей? И можно ли найти лучшую церковь для венчания, чем семейная церковь Уорлегганов, которая так вам хорошо знакома?
И вот, как раз в то самое время, когда Дрейк возился с раненой рукой в лесу у Кемпера и старался не просить воды, поскольку знал, как трудно ее достать, Морвенна Чайновет готовилась расстаться с девичьей фамилией в готической церкви святого Сола. Элизабет не только одолжила кузине фату из старого кружева, но и отдала ей свое первое подвенечное платье двенадцатилетней давности, с тех пор она его ни разу не надевала. Для Морвенны оно оказалось коротковато и сидело слишком плотно, но за три дня кропотливого труда Элизабет и миссис Амелия Чайновет сотворили чудо, так что к нужному сроку платье сидело отлично, и никто не мог бы предположить, к каким ухищрениям пришлось прибегнуть.
В церкви собралось только с десяток гостей, а позже состоялся скромный завтрак в Тренвите, только семья и Оззи с Морвенной. Оззи нарядился в новый сюртук из рубчатого оранжевого бархата с двойными лацканами, нижние – в зеленую полоску, и бледно-лавандовый галстук, купленный специально для этого случая. Морвенна сидела, как застенчивая мадонна, из-за белого платья ее кожа выглядела смуглой, но шелковистой, она улыбалась, когда подобало, но взгляд был отсутствующим, душа пыталась взлететь, но ее сковали цепями.
Джордж смотрел на происходящее невозмутимо и со сдержанным удовлетворением. Поражение для него значило не то же самое, что для большинства людей, для него это был лишь повод собрать всё по кусочку заново и построить на другом месте. После тщательных размышлений он уступил перед угрозами Росса, взвесив риски в случае отказа и вычислив преимущества цивилизованного тактического отступления. Он не позволял себе действовать сгоряча. Джордж решил, что отзыв обвинений вернет его к первоначальной позиции и в конце концов сделает возможным брак с Осборном Уитвортом. Значительный успех по сравнению с незначительной потерей лица. И в целом он был доволен обменом.
После завтрака последовало поспешное прощание, где-то на заднем плане тетушка Агата возмущенно трепыхалась, как подстреленная летучая мышь, остальная семья стояла в дверях, пока они шли к одолженной Джорджем карете. Через три часа тряски по колдобинам, причем Осборн ни на секунду не прекращал дотрагиваться до жены – до руки, колена, плеча или лица, они наконец спустились по крутому холму к Труро.
Затем они покатили по мостовой через город, к церкви святой Маргариты на другом его конце, через ворота и по короткой и грязной дорожке к дому. Двое слуг склонились в поклоне, а две девчушки на попечении няньки всё глазели и глазели с пальцами во рту. Потом наверх, в спальню, пахнущую старой древесиной и свежей краской. После этого час в одиночестве и ужин, только они вдвоем, прислуживал лакей, Морвенна почти не притронулась к лакомствам и выпила достаточно канарского, чтобы подавить дрожь, которая ей завладела.
И всё это время Осборн громко говорил, голос его был похож на материнский. Целый день он пребывал в радостном возбуждении, но эта радость как будто скрывала истинные чувства. Несколько раз во время ужина он вставал из-за стола, чтобы поцеловать ей руку, а один раз поцеловал в щеку, но Морвенна непроизвольно съежилась, и Осборн больше не стал пытаться. Он всё время не сводил с нее тяжелый взгляд. Морвенна искала в его глазах любовь, но находила лишь похоть и долю обиды. Как будто она только что пыталась сбежать, и он до сих пор сердился на нее за это.
Ужин закончился, и Морвенна в панике пожаловалась на плохое самочувствие после поездки и спросила, не может ли она пойти спать пораньше. Но время ожидания и задержек закончилось, он уже и без того прождал слишком долго. И Осборн проводил ее наверх, в спальню, пахнущую старой древесиной и новой краской, и там после быстрых и формальных нежностей стал ее раздевать, с величайшим интересом снимая и изучая каждый предмет. Морвенна попыталась воспротивиться, и он ее ударил, после чего она уже не сопротивлялась. И наконец Осборн уложил ее обнаженной в постель, и Морвенна свернулась, как испуганная улитка.
Осборн встал на колени у постели и произнес короткую молитву, потом поднялся и стал щекотать Морвенне ступни, а затем набросился на нее и грубо овладел.
