Текст книги "Затмение (ЛП)"
Автор книги: Уинстон Грэхем (Грэм)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)
– Ну вот. Я осмелюсь сказать. Мисс Полдарк спит, и её нельзя беспокоить. Я осмелюсь сказать, что было бы ужасно плохо разбудить её сейчас.
Росс прервал её.
– Можешь осмеливаться говорить всё, что пожелаешь. Ты проводишь нас или нам самим пойти?
– Ну, не мне вставать на вашем пути, сэр, но...
Росс стал медленно подниматься по ступенькам, поглядывая на портреты и гадая, что случилось с теми, кто не удостоился места на стене зала. В Нампаре катастрофически не хватало предков. Возможно, Элизабет согласилась бы поделиться некоторыми портретами...
У двери в спальню Люси Пайп решительно преградила Россу дорогу. От нее несло алкоголем, а ее кожа при ближайшем рассмотрении была далека от идеала. Корни сальных черных волос сплошь забивала перхоть.
– Сюда. Позвольте мне войти, сэр. Я посмотрю, спит ли мисс Полдарк. Я посмотрю. А? Я посмотрю.
Она исчезла за дверью. Росс прислонился к стене и переглянулся с Кэролайн, которая постукивала хлыстом по руке в перчатке. Спустя несколько мгновений она сказала:
– Я таких, как она, за милю чую – наверняка прибирается. Заходим.
Когда они вошли, женщина прятала неопорожненный ночной горшок под кровать, а тетушка Агата со съехавшим набок париком и наспех нацепленным кружевным чепцом хваталась за балдахин и бормотала невнятные проклятия. Черный кот, уже почти взрослый, растянулся на ее постели. Несмотря на возраст, ей удалось сохранить отменное зрение, и она сразу узнала визитера.
– Ба! Росс, неужели это ты? Да будь я проклята, это ты, мальчик!
Она сердито посмотрела в сторону служанки, выползающей из-под кровати, и ткнула ее кулаком в зад.
– Черт тебя подери, ты должна была сказать мне, кто это, а не шнырять по углам! Лежебока треклятая... Ох, Росс, ты приехал пожелать мне счастливого Рождества, правда? Благослови тебя Господь, мальчик!
Росс прижался щекой к волосатой щеке старухи. Ему показалось, будто он касается чего-то давно ушедшего – времени, которое умерло для всех, кроме нее. В целом добросердечный человек, но редко проявляющий сентиментальность, он ощутил прилив чувств, целуя эту вонючую старуху, ведь она была единственным человеком, оставшимся со времен его утраченного детства. Родители давно умерли, как и дядя с тетей, Фрэнсис погиб, Верити он так редко видит. Это единственный человек, который помнит вместе с ним то время, когда все было незыблемо, время беспечной юности, благополучия, твердых традиций и правил семейного наследования – единственная связь с этим домом и тем, что когда-то составляло для него весь мир.
Тетушка Агата резко оттолкнула его и прохрипела:
– Но это же не твоя жена, Росс. Где моя крошка? Где мой бутончик? И не говори, что ты пошел по стопам своего отца! Джошуа хотя бы прекратил свои похождения, пока была жива Грейс!
Россу пришлось представить Кэролайн и начать оправдываться срывающимся на крик голосом, пока Люси Пайп складывала полотенца и гремела грязной посудой в углу, кот ревниво взирал на незваных гостей, а черный дрозд щебетал в своей клетке. Теперь, когда у Росса появилось время, он смог оценить ужасное состояние комнаты, жуткую вонь, грязь, штору с оторванным кольцом, чахлый огонь в камине.
Поразительно, как много могла понять тетушка Агата, если кричать ей прямо в ухо. Просто никто не утруждался до такой степени, чтобы приблизиться к ней настолько близко. Без сомнений, это было суровым испытанием.
Только сейчас она узнала о новорожденной дочери Росса; о том, какой успех сопутствовал его шахте; о реконструкции Нампары; о том, что Дуайт попал в плен к французам; о смерти Рэя Пенвенена.
В середине разговора Росс взглянул на свою высокую спутницу, которая присела на край стула и с отвращением разглядывала склянки с лекарствами, стоящие на столе.
– Прости за это, Кэролайн. Здесь так уныло. Почему бы тебе не подождать внизу?
Она пожала плечами.
– Ты забываешь, дорогой. Я привыкла к таким местам. В комнате моего дяди было не многим лучше, чем у твоей старой тетушки.
Они поговорили еще минут пять, и когда Агата разразилась потоком жалоб, он принял решение, которое зародилось почти сразу, стоило ему войти в эту всеми заброшенную комнату. Росс остановил тетушку Агату, положив руку на ее костлявое плечо. Она посмотрела вверх, чмокая беззубыми деснами, с тревогой в глазах, и неминуемая слеза скатилась по изрезанной глубокими морщинами правой щеке.
– Агата, – произнес Росс, – ты хорошо меня слышишь?
– Да, мой мальчик. Я слышу почти всё, когда говорят ясно.
– Тогда постараюсь говорить ясно. Ты должна поехать с нами домой. Наш дом не такой роскошный, как этот, но там ты будешь среди родни. Поехали жить к нам. У нас есть уютная комната. Если хочешь, можешь взять эту служанку, мы и ее пристроим. Ты стара – тебе нельзя жить среди чужаков.
Люси Пайп сложила последнее полотенце и с шумом налила из кувшина воды в таз, так что брызги полетели на истрепанный ковер. После этого она наполнила чайник и сунула его в еле горящий очаг.
У Агаты дернулось лицо, и, отвернувшись, она еще с минуту почавкала. Затем схватила Росса за руку:
– Нет, сынок, не могу я... Ты ведь об этом? Ты хочешь, чтобы я поехала жить в Нампару?
– Да, именно об этом я говорил.
– Нет, мальчик. Видит Бог, это очень смелый и благородный поступок, но нет, нельзя мне. Да и не стала бы. Нет, Росс, мой мальчик. Я жила в этом доме с тех пор, как под стол пешком ходила – вот уже девяносто девять лет, и никто не выставит меня вон, пока не придет мое время. Младенцем, девочкой, женщиной и старухой... Почти целый век я здесь, и ни один сопляк и выскочка из Труро не выкинет меня на улицу! Боже, что бы сказал отец!
– Смелость – это хорошо, – прокричал Росс. – Но ты должна понять, как изменились времена. Ты здесь последняя из Полдарков, живешь под присмотром бестолковых слуг. Посмотри на эту женщину – эту ленивую неряху, она, конечно, ухаживает за тобой по-своему, но ей плевать на тебя, ты ей совершенно безразлична.
– Но-но, сэр. Говорить такое – неподобающе и неуместно...
– Придержи язык, женщина, или я его вырву... Агата, не торопись, подумай. Я не смогу приезжать сюда, когда Джордж вернется, свора его хулиганья охраняет дом. Конечно, Элизабет ты не безразлична, но больше никого не осталось. Если ты решишь остаться здесь навсегда, приезжай хотя бы к нам на Рождество и оставайся, пока Джордж и Элизабет не вернутся. Разве тебе не нужна компания? Разве тебе не слишком здесь одиноко?
– Ах, да. О да, одиноко... – она погладила его рукав тощими пальцами. – Но в моем возрасте, где бы ты ни жил, везде будешь один...
– Один, допустим. Но неужели так необходимо страдать от одиночества?
– Да, ты прав, – кивнула она. – Мне было одиноко с тех пор, как отошел твой дядя, а как не стало Фрэнсиса – и подавно. Они не разговаривают со мной, Росс. Никто не разговаривает. Одна. Сама по себе. Но то ли еще будет через годик-другой, – она сглотнула комок от жалости к себе и закудахтала от смеха. – До тех пор, пока я не отправлюсь в другое место. Мисс Полдарк из Тренвита. Будь я трижды больна, изнурена и скрючена от холода, я останусь здесь до моего сотого дня рождения. И буду раздражать Джорджа, Росс. Я и впрямь его раздражаю. Он ненавидит меня, а я ненавижу его, довести его до белого каления – величайшее удовольствие. К тому же, если я покину этот дом, то и месяца не протяну. И ни твоя забота, ни ухаживания твоего ненаглядного бутончика не помогут. Нет, благослови тебя Господь, мальчик. И благослови Господь твою худышку. Ступай к детям и забудь обо мне.
Они пробыли там еще минут десять. Агата велела открыть и принести шкатулку, откуда она достала небольшую расписную камею, предназначенную для маленькой Клоуэнс. От своего решения она так и не отступилась. Росс признал, что в какой-то мере она права, но ее упрямство жутко его раздражало. С самым грозным видом он резко повернулся к Люси Пайп.
– Послушай, тварь. У тебя есть кров, еда, тебе платят. Я прослежу, чтобы ты выполняла свои обязанности как следует! Одно мое слово миссис Уорлегган, и тебя выкинут из этого дома. Я сделаю это снова – приду неожиданно, как сегодня. И когда я приду, то хочу, чтобы эта комната сияла! Слышишь меня? Сияла! Штору нормально повесь, натри как следует зеркала и окна, вычисти пыль с украшений и личных вещей мисс Полдарк. Хочу, чтобы горел яркий огонь – не какие-то там тлеющие угли, и никаких вялых горничных, а не то – пойдешь вон отсюда! И не запихивай больше под кровать неопорожненный горшок, очисти как следует кресло, выстирай халат мисс Полдарк и всё остальное белье! Ты слышишь меня?
– Да, сэр, – послушно и в то же время обиженно пролепетала Люси Пайп. – Я сделаю сколько смогу, но часто я...
– Не хочу даже слышать. Поднимай свой жирный зад и за работу! – Росс посмотрел на Кэролайн: – Поехали?
Пожелав Агате счастливого Рождества и поцеловав ее на прощание, они вернулись в холодный продуваемый насквозь коридор и проследовали по тому же пути, что пришли. Оба почувствовали облегчение, вдыхая воздух, не оскверненный запахами разложения. Они не разговаривали, но когда подошли к залу, Росс сказал:
– Подожди. Осталось еще кое-что...
Кэролайн проследовала за ним через две двери, затем по узкому коридору к другой двери, которую он резко распахнул. Внизу была кухня. Большую темную комнату освещали два фонаря, в очаге ярко горел огонь. Висело несколько рождественских украшений, а рядом с кухней сидело пятеро слуг вразвалку, кто как. При виде Росса они оборвали песню на полуслове, и три женщины вскочили на ноги, не понимая, что произошло, но чувствуя, что этот человек имеет право командовать, хотя они его и не ждали.
Росс подошел к ступенькам.
– Я пришел проведать вас по просьбе моей кузины, она хотела убедиться, что дом в порядке, пока ее нет. И что же мне ей рассказать, как думаете? – спросил Росс.
Никто не проронил ни слова. Одна поставила кружку, а другая икнула и вытерла нос рукавом.
– Что все вы напились и не можете выполнять свои обязанности? Как думаете, я это должен сказать? – он глянул на Кэролайн, стоящую за его спиной. – Думаете, я это должен сказать? Ведь сейчас Рождество. Может, мне стоило закрыть глаза на безобидное веселье. Но как оно может быть безобидным, когда старая больная леди лежит наверху всеми брошенная? Ты! – Один из слуг подпрыгнул, когда Росс посмотрел на него. – Отвечай!
– Сэр, но ведь, – заикаясь, слуга ерзал на стуле и вытирал руки о штаны. – Сэр, ухаживать за мисс Полдарк – не наша работа. Понимаете...
– Послушайте, – сказал Росс, – меня не касается, где там ваша работа, а где нет. В этом доме живет одна леди, которая нуждается в постоянном уходе. Мисс Полдарк – ваша хозяйка, пока остальные члены семьи в отъезде. Она стара и слаба, но отлично знает, что здесь происходит. И обо всем сообщает мне. Так что следите за каждым своим шагом. Мне всё равно, в каком состоянии дом до тех пор, пока за ней хорошо ухаживают. Когда она звонит в колокольчик, двое из вас должны немедленно бежать к ней в любое время! Вы должны служить ей и выполнять любые ее просьбы. Иначе вас всех уволят. Всё ясно?
– Да, сэр.
– Есть, сэр, – тихо бормотали и шептали они друг за другом, обиженные и напуганные.
Росс еще раз осмотрел всё вокруг и повернулся к Кэролайн:
– Теперь нам пора уходить.
В этот момент в кухню ввалился еще один человек. Это был Том Харри.
– А, – воскликнул Росс. – Так значит, ты здесь.
Харри остановился в проходе с кувшином рома в руках.
– Чего вам надо?
– Я отдавал указания другим слугам о том, как они должны работать. Им следует лучше заботиться о мисс Полдарк, или их уволят.
– Прошу вас выйти отсюдова.
Его тон был довольно грубым, но без хозяина Харри был не так уверен в себе.
– Послушай, что я говорю, Харри. Это для твоего же блага.
– У вас нет права сюда приходить.
– Сейчас Рождество, я пришел лишь для того, чтобы предупредить тебя, как и в прошлом году. Но если тебе хочется поспорить на эту тему, так и скажи.
– Прошу вас выйти отсюдова, – прищурился Харри.
– Запомни мои слова. Я вернусь сюда через неделю вместе с хлыстом и воспользуюсь им при случае. Я хочу, чтобы отношение слуг к мисс Полдарк изменилось. Проследи за этим, если шкура дорога.
И тогда они вышли. Джудит радостно заржала, увидев хозяина. Росс подсадил Кэролайн, прыгнул в седло сам, и они медленно поехали по подъездной дорожке, гравий скрипел под копытами. Падал густой снег, и было уже довольно поздно.
Когда они подъехали к воротам, Росс придержал створку для Кэролайн, а она сказала:
– Как же мне нравится сильный мужчина!
Он выдохнул.
– Твоя шутка вполне заслужена.
– Иногда в шутке есть доля правды.
– О да, но обычно это лишь случайное совпадение.
– Сейчас это далеко не случайно.
– Не могу поверить, что такая цивилизованная и утонченная дама, как ты, может на самом деле оценить грубые порядки, принятые в нашем краю.
– Это говорит о том, что ты слишком мало обо мне знаешь, – ответила Кэролайн.
Они поскакали сквозь пелену снега.
Глава третья
До полуночи выпало шесть дюймов снега. К этому времени показались звезды, но мороз крепчал. Над землей задувал ледяной ветер, словно прямо с Голгофы.
Спать легли поздно, не желая отрываться от полыхающего в камине огня, который разжег Росс. В конце концов пламя так разгорелось, что пришлось отодвигаться от него всё дальше и дальше, оно обжигало лица, но в спину атаковал холод. В постели наверху положили грелки и разожгли камины, ведерки наполнили углем и принесли дров на всю долгую ночь. Но они втроем по-прежнему сидели внизу, не желая покидать натопленную гостиную с дружеской атмосферой, свечами и приятной обрывочной беседой.
Наконец, Кэролайн встала и потянулась.
– Мне пора спать, иначе начну клевать носом прямо здесь. Не стоит беспокоиться! Я прекрасно дойду со свечой. Заберусь под одеяла и буду думать о тех, кому повезло меньше. Я не особо набожна, но попытаюсь найти правильные слова, чтобы сказать что-нибудь особенное для одного человека, и буду надеяться, что эта погода не распространится на Францию. Спокойной ночи! Спокойной ночи!
Когда она вышла, Росс сказал:
– Нам тоже пора.
И оба откинулись в креслах и рассмеялись.
– Нам пора, – настаивал он. – Клоуэнс просыпается рано, хоть и только что родилась, и не думаю, что снег ей помешает.
– Как думаешь, Кэролайн говорила всерьез? – спросила Демельза. – Про свой дом. О том, чтобы превратить его в центр для французских эмигрантов?
– Кэролайн всегда говорит всерьез. Хотя вряд ли ее приглашение будет относиться к любому и каждому. Сейчас много говорят о контрреволюции во Франции, и она явно намеревается помочь этому насколько сумеет.
– И как же она сумеет?
– У эмигрантов обычно маловато денег. А кроме того, временами, какими бы благими ни были намерения, гости начинают надоедать хозяевам. Те двое, которых мы встретили в Трелиссике, граф де Марези и мадам Гиз, живут в Техиди уже пять месяцев, наверняка и они, и их хозяева не прочь что-нибудь изменить. А есть и другие.
– И они... как ты их назвал? Контрреволюционеры?
– Де Сомбрей приехал одним из первых. Он, де Марези, граф де Пюизе и генерал д'Эрвилльи. Они постоянно перемещаются туда и обратно. Между Англией и Бретанью.
– Но на что они надеются?
– Половина Франции, ее здоровая половина, устала от безумств революции. Все разумные люди хотят вернуть стабильное правительство, и многие считают, что путь к этому – реставрация Бурбонов.
– А он что, тоже в Англии?
– Кто?
– Бурбон.
– Граф де Прованс. Нет, сейчас он в Бремене. Но прибудет в Англию, когда настанет время. Идея заключается в том, чтобы высадиться в Бретани и объявить его королем. Бретонцы весьма недовольны революцией и восстанут в его поддержку.
– Думаешь, всё получится?
– Впервые со мной заговорили об этом у Трелиссика в июле. В то время я считал эти планы слишком туманными. Но судя по тому, что сказала Кэролайн, с тех пор они значительно продвинулись.
– Но почему Кэролайн так это заботит? Из-за Дуайта?
– Что ж, Дуайт в Бретани, вероятно, она считает, что таким способом ускорит его освобождение. Но думаю, главным образом, она просто не может сидеть сложа руки, пока Дуайт в плену. Конечно, в новом году она поедет в Лондон и попытается освободить его за выкуп, но в Адмиралтействе ее, видимо, попросят этого не делать, потому что стоит только выплатить выкуп, как уже невозможно будет гарантировать, что та сторона выполнит свои обязательства. Скорее всего, это окажется дорогостоящим и бесполезным, и она тоже об этом подозревает. Таким образом, помогать восстанию в Бретани, чтобы сбросить революционеров, это лучший способ найти выход энергии и хоть немного позабыть о тревогах.
Демельза немного помолчала, не сводя глаз с пылающих углей в очаге.
– Знаешь, Росс, мне кажется, что Кэролайн немножко в тебя влюблена.
Росс взъерошил волосы, закрыв ими шрам.
– А мне кажется, я немножко влюблен в Кэролайн, но только не так, как ты думаешь.
– А как же еще?
– По-дружески, по-товарищески. Мы так друг другу созвучны. Это совсем не то, что я чувствую к тебе, что я когда-то чувствовал и, может, еще чувствую...
– К Элизабет, – откровенно сказала Демельза.
– Ну, в общем, да. Но мои чувства к Кэролайн не могут соперничать с чувствами к тебе. И я ни на мгновение не могу вообразить, что ее любовь к Дуайту может сравниться с привязанностью ко мне. Всё это странно, но уж как есть.
– Всё «это» иногда быстро развивается в нечто другое. И это тоже удивительно.
– Но мужчине, живущему в счастливом браке, это не грозит.
– Опасность всегда есть. Особенно если какое-то время жена не может быть женой или выглядеть как жена.
– Какая жена может быть лучше, чем та, что принесла мне еще одну дочь?
– Это весьма достойное чувство, Росс.
– Достойное! Боже ты мой, вот так ты считаешь? Какое же ты извращенное создание! Что тут достойного? И обещаю, когда ты не будешь выглядеть как жена, я тебе об этом сообщу.
Демельза сбросила тапочки и вытянула пальцы.
– Что ж, возможно, жена – это неверное слово, возможно, я зря его сказала. Видишь ли, Росс, в каждом правильном браке, в каждом удачном браке, женщина должна быть единой в трех лицах, так? Она должна быть женой и заботиться о муже, как это полагается. Еще она должна носить его детей, раздувшись, как летняя тыква, а потом беспрерывно их кормить и подтирать, и они будут таскаться за ней по пятам... Но есть еще третья роль – она должна быть и любовницей, которая ему по-прежнему интересна, которую он желает, а не просто человеком, который всегда под рукой, как удобно. Немного загадочной, как та дама, что вчера охотилась, кто-то, чьи колени или... или плечи он не сразу узнает, когда увидит рядом в постели. И это... это невозможно.
Росс засмеялся.
– Уж конечно, это относится и к противоположной стороне. К тому, что ожидает жена от мужа.
– Далеко не в той же степени. И это не настолько невозможно.
– Но в некоторой степени. Что ж, я не собираюсь тебя убеждать, если ты этого ждешь, потому что, если до сих пор не убедил, то никакие сладкие речи ничего не изменят.
– Нет, не убедил.
– Да и с какой стати? Тебе стоит лишь щелкнуть пальцами, как все мужчины сбегутся. Они вечно тебя домогаются.
– Думаю, – сказала Демельза, – ты чувствуешь себя виноватым, раз обвиняешь меня в том, чего никогда не было. Ты всегда меня обвиняешь, когда чувствуешь собственную вину.
– Помнишь, – тихо произнес Росс, – что случилось год назад? Мы начали говорить о любви друг к другу, о принципах верности, бог знает о чем еще, и в конце концов ты решила от меня уйти. Помнишь? Ты забралась в седло, и если бы бочка с пивом не забродила в неурочный час, мы могли бы теперь и не жить вместе.
– Мне всегда казалось, что то пиво имеет специфический привкус.
Но после едва заметного предупредительного жеста Росса она замолчала.
Через минуту или около того Демельза сказала:
– Я благодарна Кэролайн за то, что она сегодня поехала с тобой в Тренвит, как оказалось, ее отсутствие всё для меня упростило. Простым работягам совсем не так уютно с Кэролайн, как с нами.
– Удивлен, что все они ушли.
– Что ж, в такую дрянную погоду они предпочли разойтись по домам, пока не стало хуже. А Сэм устроил собрание.
– Ну и крестного ты выбрала для бедного ребенка!
– Но он хороший человек, Росс, сколько бы ты над ним ни подшучивал. Вчера вечером он наткнулся в Грамблере на вдову Клегвидден, она тащилась с ведром воды к своей хибаре чуть ли не на четвереньках. У нее так болят ноги из-за ревматизма, что она не может стоять, а идти до водокачки четверть мили. Он говорит, что будет делать так каждый вечер после смены.
– У него будет куча возможностей, – ответил Росс. – Если такая погода простоит долго, то цена на уголь поднимется в этом месяце до сорока пяти шиллингов за челдрон [20]20
Челдрон – старая мера угля, составлявшая от 32 до 72 английских бушелей, т.е. около 1200 кг.
[Закрыть]. Картофель уже подорожал с четырех шиллингов до пяти за центнер [21]21
Имеется в виду английский центнер, равный 50,8 кг.
[Закрыть]. И ячменя для хлеба не хватает. Пяток яиц идет по два пенса, а масло – по шиллингу за фунт. Что может купить рабочий на восемь шиллингов в неделю?
– А мы сами не могли бы что-нибудь для них сделать?
– Что ж, работники нашей шахты не сильно пострадали, но это не дает нам права закрывать глаза на остальных. Я подумываю поговорить с другими землевладельцами и предложить помогать сообща. Но разумеется, я знаю, каков будет ответ: они уже вносят свой вклад через налог для бедных. А также помогают тем, кто живет поблизости от их дома. А еще они скажут, что не желают поощрять праздность и лень.
– Но разве они поощряют праздность?
– Нет, если посмотреть на это под правильным углом, то они лишь будут бороться с голодом и болезнями. Обычно налог на бедных идет вдовам, сиротам, больным и старикам, но сейчас и вполне трудоспособным, поскольку даже те, кто работает, не могут прокормиться.
– Кэролайн могла бы помочь собрать остальных, – сказала Демельза. – В конце концов, теперь ведь она владеет поместьем.
– Но не слишком-то сочувствует бедным и всем прочим. Ей не хватает влияния Дуайта.
– Поговори с ней, Росс. Уверена, ты сможешь ее убедить.
– Посмотрим, – скептически поднял бровь Росс. – Но ты переоцениваешь мое влияние.
Демельза просунула одну ногу в тапок и подтянула другой пальцем ноги.
– Пойду взгляну на скотину. Прошло четыре часа, с тех пор как ушел Мозес Вайгас, а я ему никогда особо не доверял... Нам нужно больше работников на поля. Это еще один способ, и весьма практичный, дать людям работу.
– Росс. Я должна сказать тебе еще кое-что. Сэм поведал мне по секрету и просил тебе не говорить, но я объяснила ему, что у нас нет друг от друга тайн.
– Хорошее начало, – кивнул Росс. – Он по-прежнему беспокоится о молельном доме?
– Нет. Я намекнула, лишь намекнула, что весной ты можешь отнестись к этому благосклонно. Нет... Эта небольшая проблема касается Дрейка.
– Дрейка?
– Похоже, Дрейк часто видится с Джеффри Чарльзом. Они стали большими друзьями, и Дрейк регулярно посещал Тренвит, пока Джеффри Чарльз не уехал.
– Как они познакомились? Но что в этом плохого? Разве что...
– Он дружит не только с Джеффри Чарльзом. Он также весьма привязался к его гувернантке, Морвенне Чайновет.
Росс встал и потянулся. Свечи тускло мигнули.
– Кузине Элизабет? Я с ней встречался?
– Она была в церкви в день святого Михаила. Высокая, темноволосая, иногда носит очки.
– Но как это произошло? И представить невозможно, как Дрейку удалось познакомиться с такой девушкой.
– Они встретились на улице, так и зародилась дружба. Сэм говорит, что Дрейк по уши влюблен, хоть и пытается это скрывать. Не думаю, что Элизабет или кто-то еще знают об этой дружбе. Разумеется, теперь все они уехали в Труро на Рождество, но вернутся в следующем месяце. Сэм встревожен и опасается, что Дрейк от него отдалится.
– Этого ему стоит опасаться меньше всего.
– Я знаю.
В доме стало очень тихо. Даже море умолкло. После постоянного завывания ветра эта тишина и спокойствие выпавшего снега было так заметно.
– Сколько лет девушке?
– Семнадцать или восемнадцать.
– И она... Ей нравится Дрейк?
– Подозреваю, что да, судя по словам Сэма.
Росс раздраженно махнул рукой.
– Почему бы им всем не уехать куда-нибудь подальше, всему проклятому выводку! Они постоянно разжигают вражду. Не думаю, что Джон Тревонанс или Хорас Тренеглос с радостью приняли бы связь между Дрейком и своей племянницей, но мы по крайней мере могли бы собраться и обсудить это достойным образом. Но отношения между нами и Джорджем, а также между нами и Элизабет безнадежно отравлены. Дрейк уж точно не может надеяться, что его ухаживания увенчаются успехом.
– Не знаю, на что он надеется.
– Иногда влюбленные не заглядывают дальше, чем в завтрашний день.
– Сэм говорит, что Дрейк его не слушает, и спросил меня, как ему быть.
– А что мы можем поделать? Я уволю его и отправлю домой в Иллаган, если хочешь, но с какой стати мне наказывать его за то, что нас вообще не касается?
– Это может нас коснуться, вот чего я боюсь.
– Хочешь, чтобы я его уволил?
– Боже ты мой, нет. Но все же это меня беспокоит. Не хочу, чтобы он перебегал дорогу Джорджу или его егерям.
– А какая она, эта девушка, ты знаешь? Живет ли собственным умом? Если об этом станет известно Элизабет, и она запретит эту дружбу, а она непременно так и поступит, как думаешь, девушка воспротивится?
– Мне известно не больше, чем тебе.
– Чума на твоих братьев, – сказал Росс. – Мне кажется, они посланы сюда специально, чтобы доставлять нам неприятности. Нужно было с самого начала быть жесткими и отослать их обратно.
Погода так и не улучшилась. После той ночи снег почти не шел, но и не таял. Вся Англия, вся Европа были в тисках зимы. В спальне Демельзы вода в рукомойнике, принесенная с вечера, по утрам оказывалась замерзшей, и на третье утро кувшин треснул. Внизу, в гостиной, несмотря на то, что камин горел всю ночь, мороз расползался по стеклам ледяной паутиной, которая не исчезала до двух пополудни.
В Камберленде замерзли все крупные озера, а над Темзой стоял туман. К Новому году плывущие по реке льдины перерезали тросы и повредили суда, а неделю спустя у моста Баттерси и в лондонском районе Шадуэлл река замерла, и люди могли переходить на другой берег по льду. Стали готовиться к самой грандиозной ярмарке, но этому так и не суждено было случиться, потому что короткая оттепель в середине месяца ослабила лед и сделала его непригодным для передвижения.
В Корнуолле деревья на многие дни покрылись инеем, и после короткого периода солнечной погоды в декабре графство погрузилось в сумерки, а непрекращающийся восточный ветер сдувал всё на своем пути. В Сент-Агнесс насмерть замерзли мужчина и женщина, они напились и остались на морозе. В гравийном карьере в поместье Бодругана стоял лед толщиной четырнадцать дюймов, а к утру содержимое ночных горшков затвердевало. Термометр на доме сэра Джона Тревонанса несколько ночей показывал девятнадцать градусов мороза. Когда наконец пошли дожди, сэр Джон с досадой обнаружил, что больше не может пользоваться термометром, поскольку тот сломался на морозе. Земля даже после того, как весь снег сдуло, оказалась слишком твердой, чтобы что-либо в нее воткнуть. В конце месяца сэр Джон посетовал, что, пытаясь нарвать крапивы для отвара, можно заработать синяки на ладонях.
Французская армия во Фландрии, полуголодная и полуголая, с чесоткой и паразитами, вдруг оживилась, получив приказ от командующего, генерала Пишегрю, перейти по замершему Маасу, который выдержал даже пушки, застала врасплох и обошла с флангов англичан и голландцев, отбросив их назад. По мере того как перед наступающей армией замерзала одна река за другой, отступление превратилось в беспорядочное бегство, и в каждом городе, открывающем ворота французам, толпы людей выходили приветствовать их как друзей и освободителей.
20 января пал Амстердам. Море было усеяно кораблями, забитыми беженцами со своими пожитками, но голландский флот, стоящий у острова Тексел, слишком поздно покинул гавань и вмерз в лед, а тем временем французская кавалерия вместе с пушками пересекла по льду залив Зёйдерзе. Могло произойти небывалое за всю историю сражение между конными гусарами и военными кораблями, застрявшими в снегу, как покрытые инеем крепости. Но голландцы, понимая, в каком невыгодном положении находятся, сдались без боя. К концу месяца французы полностью овладели Голландией.
Если погода помогала французам в их планах покорения Нидерландов, то она же помешала Джорджу Уорлеггану покорить высшее общество Корнуолла. 31 декабря наступила короткая оттепель, принеся с собой град и снег с дождем. Даже самые крепкие представители знати, готовые терпеть неудобства в погоне за развлечениями, задумались бы, перед тем как отправиться в путешествие на несколько миль по дорогам, больше похожим по консистенции на непропеченный пудинг. Влиятельные и знатные люди, приглашенные провести эту ночь в Кардью, которые не стали отказываться ради Элизабет, теперь с благодарностью приняли этот предлог и отправляли мокрых посыльных со своими извинениями.
Вечер стал катастрофой. Оркестр прибыл еще до полудня, но один из музыкантов поскользнулся на пороге и так сильно вывихнул лодыжку, что его пришлось уложить в постель. Приготовили несметное количество блюд, но нанятые дополнительно слуги так и не прибыли до появления гостей, а некоторые припасы и напитки, заказанные извне, не привезли вовсе.
Дом, обычно теплый и без сквозняков, по крайней мере, так считала Элизабет после Касгарна и Тренвита, в эту ночь казался громадным и холодным, а каждый звук отражался эхом. Отчасти потому, что дом был уязвим для южно-восточного ветра, а отчасти потому, что мебель вынесли, освободив место для ста двадцати гостей, а отчасти – потому что к полуночи прибыли лишь тридцать два человека и выглядели они какими-то карликами по сравнению с приготовлениями к их приему. К досаде Джорджа эти тридцать два гостя были самыми молодыми и крепкими, но и самыми незначительными из его знакомых и сыновей знакомых, а производимый ими шум, хотя и скрадывал пустоту, но невыносимо звенел в ушах.
Тем не менее, Джордж, привыкший к сдержанности на публике и в поведении, и в разговорах, показывал лишь приятную сторону своей натуры. Из гордости он не мог переложить всё на Элизабет и слуг. Вместо этого он решил извлечь из вечера всю возможную пользу.
Из прибывших сегодня молодых людей имена троих он называл в разговоре о будущем Морвенны. Против стариков все равно горячо возражала Элизабет. Джордж принял ее вето на Эфраима Хика и Хью Бодругана. Возражения против Джона Тревонанса было труднее понять, разве что помимо возраста. Но Джордж постепенно начинал осознавать, что какие бы ни были у подобного брака преимущества, Элизабет не обрадуется, если юная кузина станет леди Тревонанс и поселится по соседству. Ему не сразу пришло это в голову, но теперь он хоть и неявным образом, но сообразил, в чем дело.
