Текст книги "Затмение (ЛП)"
Автор книги: Уинстон Грэхем (Грэм)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)
Он наклонил голову и прижал к губам Морвенны свои. Ее губы оказались холодными и довольно сухими, как лепестки только что развернувшегося бутона. В них соединялась непорочность и чувственность.
Когда они разъединили губы, то словно вернулись в обыденность из другой реальности. Морвенна отодвинулась, схватилась за каминную полку и опустила голову. Дрейк не шевельнулся, а так и стоял, как скала, пригвожденный к полу своими чувствами. Вот так окрепли отношения, не имевшие права ни начинаться, ни тем более продолжаться. Воцарилась тишина, пока снаружи не послышались шаги возвращающегося со свечой Джеффри Чарльза.
По странному стечению обстоятельств как раз в это время судьбу Морвенны Чайновет обсуждали в совершенно другом месте. В большом доме в Труро ужин подавали позже, чем в поместье, и между шестью и девятью, в тех редких случаях, когда на чай не собирались гости, не играли в карты и не устраивали литературные вечера, Джордж и Элизабет сидели вместе в большой гостиной наверху и обсуждали будничные проблемы. Джордж завершил все дела на сегодня, Элизабет давно покончила с домашними хлопотами, а Валентином занималась нянька, Полли Оджерс, так что они остались вдвоем. Дела у Джорджа шли хорошо, в доме тоже всё было в порядке, и здесь у каждого из них было меньше дел, чем в поместье – больше времени на развлечения в обществе и больше желания развлекаться.
Когда они оставались вдвоем, воцарялось долгое молчание, хотя и не напряженное, но и не вполне комфортное. Элизабет обнаружила, что Джордж мало читает, а Фрэнсис постоянно читал. Хотя ее брак с Фрэнсисом нельзя было назвать счастливым, уж точно не настолько успешным, как с Джорджем, но он был куда более безмятежным. Когда они оставались наедине, Элизабет могла позабыть о присутствии Фрэнсиса. Но никогда не забывала о присутствии Джорджа. Он часто наблюдал за ней, и когда она поднимала голову и не натыкалась на его взгляд, то ей казалось, будто он только что отвернулся. Элизабет размышляла, ощущает ли он до сих пор гордость от обладания ею (что весьма вероятно). Будь она более тщеславной, это доставило бы ей удовольствие. Но иногда она ловила взгляд мужа, в котором читалось подозрение.
Она была уверена, что это не подлинное подозрение, скорее это относилось к ее счастью и удовлетворению, в особенности к тому, довольна ли она Джорджем. Он знал, что, несмотря на всю скромность, Элизабет обладает такой уверенностью в себе, которой он никогда не достигнет, поскольку ни разу с самого детства ее уверенность в себе не подвергали сомнениям. Если бы Элизабет встретила герцога, тот немедленно признал бы ее за свою, и через пару мгновений они бы уже болтали на равных. Но может ли она быть счастлива с богатым выскочкой? Не жалеет ли, что связала себя с торговцем, который рекламирует себя на вывеске и отвел часть первого этажа под контору и банк? Не скучно ли ей в компании супруга? Не находит ли она его манеры недостаточно утонченными, разговоры банальными, наряды плохо пошитыми, а родню неподобающей? Подобные чувства не способствовали отдыху и расслаблению. Вскоре после свадьбы Элизабет обнаружила, насколько Джордж ревнив – не только к Россу, хотя, конечно, главным образом к нему, но и к любому мужчине. И потому она вела себя крайне сдержанно с мужчинами, которые, что вполне естественно, учитывая ее внешность, проявляли к ней внимание, а также следила за языком, чтобы ненароком не оскорбить мужа.
В тот вечер Джордж ненадолго вышел, а когда вернулся, они обсудили прием и бал, который планировали устроить в канун Нового года. Это трудно было осуществить в Большом доме – несмотря на претенциозное название, таковым он мог считаться лишь по сравнению с соседскими домами. Зал собраний, где обычно в Труро устраивались танцы, был более подходящим местом, но Джордж жаждал устроить бал именно в Кардью, где имелось достаточно места, к тому же устроить подобное событие в собственном доме (или в бывшем отцовском) – вопрос престижа. Но существовал и очевидный риск – настоящая зима в Корнуолле редко начинается раньше середины января, а всю осень угрожают дожди, и хотя до Кардью всего пять миль, он стоит в стороне от дороги на Фалмут, и дождь может превратить дорогу в трясину – такую не каждый преодолеет, да еще ночью, лишь самые крепкие телом и духом.
Конечно же, большая часть танцевального общества Корнуолла могла похвастаться крепким телом и духом, но в данном случае существовала еще одна помеха для успешной организации праздника. Лучшее время для балов в сельской местности – середина лета, зимой же танцы устраивали в городе. Элизабет отдавала предпочтение городу лишь потому, что смогла бы пригласить своих многочисленных старых друзей, с которыми в эту зиму виделась даже чаще, чем за всё время первого брака. Не у всех из них имелся транспорт или деньги, по тем или иным причинам они не могли выбраться в Кардью даже на одну ночь. Но она не настаивала, поэтому уступала во всем, кроме некоторых принципиальных вопросов, и позволяла Джорджу руководить. Итак, выбор сделан в пользу Кардью, музыканты заказаны, приглашен ряд знатных персон, не бывавших там ранее. Джордж надеялся, что имя Элизабет сыграет ему на руку, и гости примут приглашение. Время от времени Джордж пересекался с Бассетами и Сент-Обинами, также как и с Боскауэнами, по делам или в домах у общих друзей, однако они до сих пор не принимали его личного приглашения.
Что касается возраста приглашенных, то тут еще было что обсудить. Джордж проявлял больше интереса к зрелым людям – по причинам социального характера и чтобы представить свой дом в самом выгодном свете, но необходимо было разбавить их щепоткой неженатых и юных, не только чтобы было кому танцевать, но ради придания приему энергии, которой в противном случае будет недоставать. Джордж возражал против приглашения большого количества молодежи. Сам-то он никогда не был молодым, если подразумевать под этим легкомыслие, несерьезность, пылкость и умение веселиться, и потому не терпел подобных излишеств в других. Ему казалось ошибкой снижать уровень морали на приеме, поощряя подобное в Кардью. Ценность молодых людей, если они не являлись титулованными особами или детьми зрелых гостей, была крайне мала по сравнению с производимым ими шумом. А кроме того, если старики Уорлегганы и старики Чайноветы могут встречать гостей своего возраста, то двадцатилетними или совсем молоденькими в Кардью заниматься некому.
– Что ж, – сказала Элизабет. – Мы-то ведь еще и сами не состарились. Правда ведь, Джордж?
– Определенно нет, но ...
– И там будет Морвенна. Разве она не сможет присмотреть за девушками?
Последовала наполненная размышлениями пауза, во время которой они услышали, как подмастерья из лавки седельщика напротив закрывают ставни. Элизабет еще не была полностью уверена, одобряет ли Джордж Морвенну. Он вел себя с девушкой безупречно вежливо, но Элизабет, научившейся читать по его бесстрастному лицу, казалось, что муж излишне напряжен в присутствии Морвенны. Словно считал: вот еще одна из Чайноветов, благородного происхождения, несмотря на скромный вид, вслушивается и всматривается – не допустит ли он какой ошибки, показав, что вышел из низов. Достаточно и одной из этой семьи – жены. Неужели обязательна и вторая?
– Я думал о Морвенне, – сказал Джордж , вытянув сильные ноги в модном, но неудобном кресле.
Когда стало ясно, что больше он ничего не добавит, Элизабет спросила:
– И что же ты о ней думал? Она тебе не нравится?
Джордж встретился взглядом с Элизабет и спросил:
– Как ты считаешь, эксперимент удался? Я о том, считаешь ли ты, что из нее вышла хорошая гувернантка для Джеффри Чарльза?
– Да. Мне кажется, да. Вполне. А ты разве так не думаешь?
– Мне кажется, что женщина больше подходит для обучения девочки. Мальчику нужен мужчина.
– Что ж... Возможно, это и так. Если заглянуть в будущее. Но мне кажется, он очень с ней счастлив. Я даже иногда ревную, потому что этим летом он выглядел счастливее, чем когда-либо. Он почти не переживал из-за нашего отъезда.
– А его занятия?
– Лето – не самое лучшее время для обучения. Увидим, когда он приедет на следующей неделе. Но в целом, мне кажется, он делает успехи. Хотя, может, это ни о чем и не говорит, раз прежде его обучала лишь я.
– Ни одна мать не могла бы сделать больше. И лишь немногие сделали бы то же самое. Но думаю, что его нужно отправить в школу, под мужской присмотр. В любом случае, Морвенна останется с нами только на год, как и договаривались, ведь так?
– Уверена, она будет очень расстроена, если отправить ее домой в марте.
– Разумеется, нет нужды спешить. По крайней мере не настолько. И я не собирался отправлять ее домой.
– То есть ты хочешь сказать, что она может остаться, как моя компаньонка, а для Джеффри Чарльза ты наймешь кого-то еще?
– Возможно. Но меня больше волнует, что она вступила в брачный возраст. Она хорошо воспитана, обладает хорошими манерами и вполне миловидна. Можно найти подходящую партию.
Элизабет быстро обдумала сказанное, хотя это было для нее полнейшим сюрпризом – она и представить не могла, что Джордж задумывается о подобных вещах, точнее, снизойдет до подобных мыслей. Элизабет взглянула на него с легким подозрением, но он лишь лениво постукивал по табакерке.
– Не сомневаюсь, что она выйдет замуж, когда придет время, Джордж. Как ты и сказал, она вполне миловидна, а характер у нее мягкий. Но думаю, что ты забыл о главном камне преткновения – у нее нет денег.
– Я об этом не забыл. Но найдутся те, кто будет рад молодой жене. Мужчины постарше, например. Вдовцы и тому подобное. Или какие-нибудь молодые люди будут рады породниться с нами хотя бы с помощью такого брака.
– Что ж, нет сомнений, в свое время это произойдет и без нашей помощи.
– В определенных обстоятельствах, – сказал Джордж, отложив табакерку, хотя так и не взял табак, – мы можем оказать помощь. Я готов дать ей небольшое приданое, если она выйдет за кого-то по нашему выбору.
– Ты меня удивил, дорогой, – улыбнулась Элизабет. – Никогда бы не подумала, что ты будешь устраивать браки, в особенности для моей малютки кузины! Через двадцать лет, вероятно, мы задумаемся о более важном брачном союзе – для Валентина, но до тех пор...
– Что ж, впереди еще долгий путь. А твоя кузина не такая уж малютка. Она высокого роста, и если одеть ее надлежащим образом, выглядит на несколько лет старше. Не вижу причин, почему бы не устроить ее брак к нашей же пользе.
Теперь направление мыслей Джорджа потеряло всякую таинственность и стало совершенно понятным Элизабет.
– У тебя есть кто-то на примете?
– Нет. О нет, я зашел не настолько далеко.
– Но ты об этом думаешь.
– Что ж, выбор не особо богат, верно? Как я уже говорил, он ограничен либо человеком зрелым, ищущим молодую жену, либо молодыми людьми достойного происхождения, но с небольшими средствами.
– Значит, тебе наверняка пришли в голову кое-какие имена. Может быть, составим список?
– Нет, не будем. Ты находишь это забавным?
– Немного. Думаю, Морвенна будет польщена, узнав, что ты уделяешь ей так много внимания. И ты не можешь оставить меня в неведении.
Джордж взглянул на жену, не желая, чтобы над ним насмехались.
– Это просто праздные мысли, не более. В том числе я подумывал о Джоне Тревонансе.
Элизабет уставилась на него. Улыбка сошла с ее лица.
– Сэр Джон! Как тебе такое могло придти в голову? Он же закоренелый холостяк. Да ему наверное лет шестьдесят!
– Пятьдесят восемь. В сентябре как раз спрашивал.
– Ты что, обсуждал это с ним?
– Разумеется нет, – нервно ответил Джордж. – Конечно нет. Помнишь тот день, когда он пришел на обед и зашел к Джеффри Чарльзу, решив уделить ему особое внимание, пока все остальные пили чай? Меня вдруг осенило, что на самом деле его внезапный визит не был связан с Джеффри Чарльзом.
– Спасибо, что напомнил. Но почему ты так решил?
– Потому что в прошлые их встречи он не проявлял подобного интереса. А теперь они впервые увиделись, с тех пор как у мальчика появилась гувернантка.
Элизабет поднялась с места и, погруженная в свои мысли, направилась к окну. Она отдернула тюль и уставилась на фермера, бредущего шаткой походкой по мостовой.
– Я думаю, что Морвенне не очень понравилась бы эта идея.
– Не понравилась, если бы ее насильно заставляли. К тому же довольно заманчивая перспектива стать леди Тревонанс. Прошу заметить, я понятия не имею о его намерениях, однако если на приеме он не скрывал своего отношения к ней, думаю, будет вполне уместно, если он сделает ей предложение. Он не обрадуется, если все его имущество достанется расточительному брату, а она смогла бы родить ему сына. Он, конечно, добрый человек, но жадный до денег. После неудачи в медеплавильном предприятии его дела шли не особо хорошо. На свадьбу он денег не пожалеет. И разумеется, идея взять в жены восемнадцатилетнюю девушку прельщает старика.
Элизабет вздрогнула.
– Есть еще какие-нибудь соображения?
– Еще я рассматривал кандидатуру Хью Бодругана, он на год моложе сэра Джона, но я не в большом восторге от мысли, что наши семьи породнятся, к тому же ты вряд ли захочешь, чтобы твоя кузина связала свою судьбу с таким распутником.
– Конечно же нет!
– Еще есть его племянник, Роберт Бодруган, наступит день, и он станет наследником всего состояния. Но пока он гол как сокол, и никто не знает, сколько денег вообще осталось. Констанс Бодруган еще весьма молода.
– Продолжай, – сказала Элизабет, опустив шторы.
– Наверное, я тебя утомил.
– Как раз наоборот.
– Что ж, кто знает, что может проистечь от праздных размышлений. Есть еще Фредерик Тренеглос. Ему двадцать три, и на прошлом приеме он уделил немало времени твоей кузине. Он из хорошей семьи, почти такой же старинной как твоя, но младший сын, а на флот в плане денег надеяться не приходится. Немногим удается захватить ценный трофей, но большинство остается бедняками.
– Думаю, я бы предпочла именно его. Он молод и полон энергии и рвения.
– На том приеме я также заметил, что он уделил немало времени тебе, – сказал Джордж.
– Что ж... он хорошо воспитан. Что редко можно сказать о молодежи. Да, он мне нравится. В твоем списке есть еще кто-нибудь?
– Ты по-прежнему принимаешь всё это в шутку?
– Вовсе нет. Но меня заботит счастье Морвенны. Это тоже нужно принимать во внимание.
– Счастье Морвенны должно быть нашей главной заботой. Двое оставшихся, о которых я думал, вдовцы. Один из них – Эфраим Хик...
– То есть Уильям Хик?
– Нет, Эфраим, отец. Уильям женат.
– Но он же пропойца! Ни дня в своей жизни не был трезв после полудня!
– Но он богат. И мне не нравится Уильям Хик. Будет приятно, если его отец заведет другую семью и лишит Уильяма всех надежд. А Эфраим долго не протянет. Как богатая вдова, Морвенна станет куда более ценной добычей, чем сегодня.
Элизабет посмотрела на мужа. Как обычно, задумавшись, он сидел спокойно, слегка ссутулив плечи и стиснув крупные ладони. Элизабет гадала, почему он ее не пугает.
– А последний?
– О, могут найтись и другие. Ты можешь предложить и других. Последний в моем списке – Осборн Уитворт. Он молод, священник, и это может понравиться твоей кузине.
– Но он женат, у него двое малолетних детей!
– Его жена умерла на прошлой неделе. Ты увидишь, что я вписал его имя в список гостей. К концу месяца он может уже снять траур и сопровождать свою матушку. Кажется, ему только тридцать, и, как ты знаешь, недавно он получил место в церкви святой Маргариты в Труро. С двумя детьми и значительными долгами он наверняка скоро начнет искать новую жену. Думаю, предложение в жены дочери декана и прощение некоторых долгов его привлечет.
– Но что именно привлекает тебя? – с любопытством спросила Элизабет.
Джордж поднялся и немного постоял, неторопливо вытаскивая деньги из кармана.
– Уитворты – пустое место, сэр Августус – совершенно бестолковый судья. Но леди Уитворт из семьи Годолфин.
Так вот в чем дело. Союз с семьей, находящейся в упадке, но при этом в родстве с полудюжиной знатных семей Англии, в особенности с Марлборо.
– Да, – сказала Элизабет. – Да, – она вернулась к окну и, проходя мимо Джорджа, слегка похлопала его по плечу. – Всё это – весьма интересные предположения, дорогой, и я не перестаю удивляться, что ты зашел так далеко в своих размышлениях. Со своей стороны, я по-прежнему считаю Морвенну ребенком, еще не доросшим до брака. Мне кажется, это преждевременно. Уверена, что она очень счастлива с нами и хотела бы, чтобы это длилось еще какое-то время. Давай не будем слишком спешить, Джордж?
– Нет никакой спешки, – ответил Джордж. – Но не думаю, что этот вопрос стоит откладывать в долгий ящик.
Глава вторая
В Канун Рождества начались заморозки. До этого месяц стояла теплая и слякотная погода. Непрекращающийся дождь слил воедино границы моря, земли и дыма, идущего из шахт. В полях образовались ручьи, Меллинджи превратился в бурлящий поток, а дороги и тропы – в непроходимые топи. Джордж отправил карету за старшими Чайноветами, и пять раз на пути туда, и пять – на пути обратно карета застревала в грязи, и ее приходилось вытаскивать. Когда стало посуше, чтобы уменьшить нагрузку кареты, Морвенна и Джеффри Чарльз выехали следом верхом.
Росс и Демельза хотели устроить крестины Клоуэнс на рождественской неделе, но с гостями возникли проблемы. Они пригласили Верити и Эндрю Блейми, но, как написала Верити, у маленького Эндрю начали резаться зубки, и при всем желании они не могли отважиться на эту поездку. Кэролайн пообещала погостить несколько дней, но оказалось, что кроме нее из близких пригласить было некого. И Росс, и Демельза сразу отказались от двойных крестин, как было у Джулии, и не собирались впредь устраивать подобного. Это оказалось плохим предзнаменованием для девочки.
Двадцать третьего числа дождь прекратился, и после обеда, когда приехала Кэролайн, ярко светило солнце. Но свет этот был каким-то странным, зловещим и увядающим, словно струился из уходящего мира, оставляющего всех позади. День потихоньку клонился к вечеру, и солнце уже не грело, превратившись в медный диск, отбрасывающий на море металлические отблески и одевающий прибрежные скалы и пески в синевато-серые тени. Неутомимый ветер наконец стих, ни единого шороха не слышалось в ветвях и траве.
– Полагаю, наконец-то распогодилось, – сказала Кэролайн, спускаясь с лошади. Она поцеловала Демельзу и выжидающе подставила щеку Россу для поцелуя. – Мы в Киллуоррене утопаем в грязи со времен похорон.
– Да, погода переменилась, – ответил Росс, наслаждаясь вкусом ее кожи. – Но, сдается мне, это к холодам.
– Демельза, да ты совсем худая! Я-то думала, что несколько месяцев после родов женщина остается в теле!
– Я и была толстухой. И не все еще ушло, как мне кажется.
– Ушло достаточно, – сказал Росс. – Да и худоба тебе не к лицу. – Он собирался было сказать, что худоба не к лицу женщине, но вовремя остановился.
Они направились к дому. Слуга, прибывший с Кэролайн, снял седельную сумку со своей лошади, а Гимлетт принял у Кэролайн плащ с меховой накидкой и хлыст. Вскоре она уже сидела в гостиной и потягивала чай, Росс пытался оживить огонь в камине, Демельза повязывала Джереми нагрудничек, а Эна Дэниэл внесла горячие булочки.
– Когда я смогу повидать свою крестницу? Нехорошо держать ее в неведении о моем присутствии. Ей рассказали?
– Скоро, – ответила Демельза. – Ты скоро увидишь ее, как только она проснется. Обычно это происходит в семь часов. Как ты чудесно выглядишь, Кэролайн!
– Благодарю. Мне уже лучше. Благодаря вот этому человеку… Не то чтобы я перестала просыпаться ночами в мыслях о своем пропавшем женихе, переживая о том, на чем он спит, есть ли у него в лагере хоть какие-то удобства, думает ли он вообще обо мне, и когда его освободят… Но я уже не одинока в этом мире… Понимаете? Вы понимаете, что я имею в виду? Даже потеряв дядюшку, я теперь все же не чувствую себя одиноко.
– Да, мы понимаем, – ответила Демельза.
– После смерти дяди Рэя у меня не было ни минуты свободной, я пыталась навести хоть какой-то порядок в его имении. Но сразу после Рождества я поеду в Лондон, в Адмиралтейство, и узнаю, есть ли шанс выкупить Дуайта. Если французы перестали обменивать пленных, то наверняка не отвернутся от денег.
Ужинали поздно. Демельза немного поиграла, а когда в гостиную проникла вечерняя прохлада, все разошлись спать пораньше. Следующее утро выдалось ясным и таким же безветренным, но стало холоднее. Ночью еще не было морозно, однако с каждым часом температура медленно опускалась. К полудню трава уже похрустывала под ногами, и Дрейку, ремонтирующему библиотеку с двумя другими работниками, приходилось отогревать руки дыханием. В три Росс распустил их по домам и направился к шахте. Ночные тучи ползли с севера. В здании подъемника все было тихо, только штоки насоса ритмично позвякивали, щелкали клапаны, шипел пар. После зябкого вечернего воздуха внутри моторного отделения было тепло. Свет двух фонарей отражался от огромного латунного цилиндра и блестящего поршневого штока. Перед уходом Росс перекинулся парой слов с младшим Карноу. Когда двое работников открыли шуровочную дверцу котла и закинули туда уголь, яркий свет внезапно разогнал сгущающиеся сумерки. Внутри все дышало жаром, брызгало оранжевым, плавилось. Затем дверцу закрыли, и постепенно вокруг вновь воцарились холодные сумерки.
Дома в камине развели сильный огонь, пытаясь защититься от сквозняков. Обычно в эту ночь приходил церковный хор с колядками. Демельза помнила, как они явились на Рождество перед смертью Джулии. Тогда она принимала их одна, а затем вернулся Росс и рассказал ей о крахе плавильной компании. В этот раз у нее на кухне были наготове мясные пирожки и имбирное вино, однако хор не появился. Около девяти, в обычное время для колядования, она выглянула в окно, пытаясь разглядеть где-нибудь музыкантов, но то, что она увидела, заставило ее подозвать Росса и Кэролайн. Снаружи бесшумно и быстро на землю падали крупные хлопья снега.
Снег шел до одиннадцати, затем прекратился, но не успели они разойтись спать, как вновь пошел. К утру земля покрылась тремя дюймами снега, и вовсю светило солнце. Сад превратился в ослепительный лес из снежных перьев. С подоконников и ворот свисали мерцающие сосульки. Долина и все строения шахты покрылись белой пеленой, разлетающейся в пыль под порывами ледяного ветра. Но снег не таял. Здесь, на побережье, море смягчало климат, и снег выпадал редко, а когда выпадал, то почти всегда таял сразу или в течение дня. Но не в этот раз. Это еще не все, подумал Росс, выйдя утром вместе с Джоном Гимлеттом, который направлялся к коровам. На северо-западе снова собирались тучи, наползая друг на друга и отливая свинцово-желтым на фоне неба.
Крестины были запланированы на одиннадцать. Росс проверил, не слишком ли скользкая земля, и посчитал ее вполне безопасной. Кэролайн убедили позволить вести ее лошадь в поводу, за ней Джон Гимлетт вел Брюнетку, уверенно несущую Демельзу и Клоуэнс. Следом на норовистой и темпераментной Джудит ехал Росс, посадив перед собой Джереми. Завершали процессию несколько пеших слуг и друзей: Джейн Гимлетт, Джинни и Седовласый Скобл, выводок Дэниэлов и Мартинов и как всегда Вайгасы, в надежде что-нибудь ухватить. Остальные присоединялись по пути или ждали в церкви: капитан Хеншоу с женой, братья Карн, Нэнфаны, Чоуки и, конечно же, Пэйнтеры – припозднившись и слегка навеселе. В конце концов, выбравшись из сугробов и продрогнув на леденящем душу ветру, они добрались до промерзшей церкви. Там, скукоженный и кривой, как забытый на морозе овощ, их встретил преподобный Оджерс и, запинаясь, провел церемонию.
Крестными стали Кэролайн и Верити, за которых выступала Демельза, а также Сэм Карн, вызвавший споры у родителей.
– Будь я проклят, – возражал Росс, – он, конечно, вполне достойный молодой человек, а также твой брат, что его характеризует наилучшим образом. Но я не хочу, чтобы мой ребенок стал методистом!
– Да, Росс, я тоже не хочу. Но думаю, Верити скорее всего будет далеко, а Кэролайн, даже если выйдет за Дуайта и останется в Киллуоррене, совсем не религиозна. А Сэм – религиозный человек.
– Это уж точно! Он не дает об этом забыть!
– Просто методисты так выражаются, Росс. Я думаю, что он все же хороший человек и очень к нам привязан. Я уверена, что если с нами что-то случится, он посвятит девочке всю жизнь.
– Упаси боже, – произнес Росс. – На что иногда родители обрекают своих детей!
Тем не менее, он сдался, так же как смирился с мыслью разрешить постройку нового молельного дома из обломков шахты Уил-Грейс. Вернее, он сказал Демельзе, что дом можно строить, но пока что не разрешил сообщать об этом братьям. Это может подождать до весны, считал он, когда проблема выживания отойдет на второй план. Тем временем старый молельный дом в Грамблере пришлось закрыть уже в этом месяце, и вся оставшаяся в нем утварь и мебель – скамейки, небольшая кафедра, две лампы, две Библии, несколько листов с гимнами и настенные проповеди, – осела в амбаре Уилла Нэнфана по соседству с его коровой, овцами и курами.
В конце службы мистер Оджерс, которому пришлось разбить корочку льда в купели, чтобы омочить пальцы, тихо опустил молитвенник и потерял сознание от холода. Его супруга возопила, что он скончался и теперь она – бедная, несчастная, всеми покинутая вдова с семью голодными детьми. Однако через пару минут, благодаря помощи доктора Чоука и безотказного средства в виде фляги с бренди, принесенной Россом, беднягу вернули к жизни, в его глазах проступили слезы, и он поковылял домой, опираясь на руку своей стенающей супруги.
Джуд Пэйнтер, будучи не в духе, углядел в этом плохое предзнаменование, о чем и прошамкал деснами с двумя зубами вопреки попыткам Пруди заткнуть его.
– Это неправильно. Неподобающе, – бормотал он. – Дать девчонке такое имя! Кларенс – имя для мальчишки, не для девчонки. Бессмысленно. Бесчеловечно. Верно тебе говорю, плохой это знак.
– Да закройся ты, дубина стоеросовая! – шипела Пруди, пихая его локтем. – Клоуэнс, а не Кларенс. Прочисти уши!
– Я слышу не меньше твоего! И все это неправильно! Говорю тебе, неправильно! Обмочиться мне на месте, если это не Кларенс! О чем они только думают… Бедная девчуха, точно не доживет до следующего года.
– Это ты у меня не доживешь до следующего года и не переживешь этот, если не захлопнешь свой брехальник, – шипела Пруди, волоча его к двери церкви.
– Кларенс! – повторял Джуд, неохотно удаляясь. – Чтоб я сдох, это и доконать может, и что люди только ни вытворяют со своими ближними. Да отстань от меня, грязная старая ведьма!.. – поток его комплиментов стихал вдали.
Остальные не обращали внимания на эту ворчливую перебранку. Демельза поплотнее закутала теплым платком свою драгоценную дочь, Кэролайн прикидывала, как бы избавиться от заплесневевшего молитвенника, который ей вручили, Заки Мартин дышал на пальцы, а Полли Чоук пыталась разглядеть свое отражение в латунной мемориальной табличке. Росс отправился навстречу доктору Чоуку, который только что выпроводил Оджерса из ризницы.
– Скажите, Чоук, как поживает моя тетушка? То есть двоюродная бабка. Вы не навещали ее в последнее время?
Чоук с подозрением воззрился на Росса из-под кустистых бровей.
– Мисс Полдарк? Мисс Агата Полдарк? Мы навестили ее в середине месяца и не обнаружили почти никаких изменений. Разумеется, состояние диктуется скорее возрастом, чем водянкой. Кровеносная система приходит в упадок, что подавляет жизненно важные части организма. Мы немножко едим, немножко двигаемся. Но жизненная искра еще есть.
– Кто за ней ухаживает? Она же теперь практически совсем одна в доме, не так ли?
Чоук потеребил серые шерстяные перчатки.
– Не могу сказать. Во время нашего последнего визита в доме еще были Чайноветы. Но у мисс Полдарк есть искусная сиделка, владеющая навыками ухода. Если возникнут какие-либо изменения, нас вызовут.
Перед входом в церковь Росс взглянул на небо. Предзакатное солнце затянула пелена беспросветных облаков. Когда они зашли внутрь, все вокруг погрузилось в атмосферу зловещей прохлады и меланхолии. И с нависшего, полного снегом неба посыпались безмятежные невесомые хлопья.
– Можешь отвести детей домой? Пусть Гимлетт понесет Клоуэнс на руках, если будет скользко. Я переживаю, что Агата одна в этом доме, хочу навестить ее, пока мы неподалеку. Следующая возможность появится не раньше, чем через пару дней.
– Я бы хотела, чтобы ты ее навестил, – сказала Демельза. – Но только не сегодня. Не хочу залечивать твои кровоподтёки и сломанные зубы ещё одно Рождество.
– О, риск невелик. И сломанных зубов не было, только расшатанные... Джорджа нет дома, а слуги не смогут меня остановить.
– Я думаю, братья Харри всё ещё там. Они знают тебя и дрались с тобой.
– Они не могут мне запретить увидеться с тётей.
Демельза скептически поджала губы.
– Ну не знаю.
Затем ей в голову пришла идея.
– Почему бы тебе не взять с собой Кэролайн? Она желанный гость в доме. Вряд ли они выгонят тебя, если пойдёшь с ней.
– Слышишь, Кэролайн? – сказал Росс. – Ты точно не хочешь сразу вернуться к пылающему огню?
– Раз уж Демельза разрешила, я стану твоим пылающим защитником.
– Хорошо.
Он нежно сжал руку Демельзы и посмотрел на их малышку, которая переносила свои мучения почти без жалоб.
– Когда вернётесь, дай этим добрым людям глоток рома и немного твоего восхитительного пирога. Мы будем к обеду.
– У тебя пар изо рта прямо как у насосов на Уил-Грейс, – сказала Демельза. – Не помню, чтобы было так холодно. Я переживаю за Клоуэенс. Росс, подсади меня на лошадь, и мы пойдём.
Тренвит выглядел пустым и безжизненным, когда Росс поднялся по ступенькам и позвонил. Все вокруг было серым. Тонкий столб дыма поднимался вверх из задней трубы дома и растворялся в воздухе. Две клушицы сидели на крыше, в небе кружили чайки в поисках еды.
Краснолицая служанка, которую Росс не знал, открыла дверь и неохотно провела их в зал, а затем исчезла в поисках горничной мисс Полдарк. Камин в зале не горел. Не считая защиты от ветра, здесь было едва ли теплее, чем снаружи. Кэролайн закуталась в шерстяной плащ и ёжилась.
– Здесь совсем не так, как в тот день, когда крестили сына Элизабет.
Росс не ответил. Как всегда, это место навевало массу воспоминаний – одно накладывалось на другое, и каждое в отдельности ярко высвечивалось в памяти. Теперь они утратили свою значимость.
Вошла женщина, вытирая руки о грязный передник. При её полноте всё у нее было коротким – в особенности ноги. Она больше напоминала крупного карлика, нежели невысокую женщину. Наполовину подобострастно, наполовину обиженно, она сказала, что её зовут Люси Пайп и она горничная мисс Полдарк, что она может для них сделать? Росс объяснил.
