Текст книги "Энджелл, Перл и Маленький Божок"

Автор книги: Уинстон Грэхем (Грэм)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)

Глава 5

В воскресенье утром приехала из Истбурна Мариам, а после обеда явился ее муж. Они дали Годфри сроку на сборы до полуночи. Проследили за каждой выносимой вещью, чтобы он не прихватил чужого. Годфри переехал в комнату на Лавендер-Хилл. Там он почти весь день разбирал вещи, накопившиеся благодаря щедрости Флоры. Он прикинул, что все это потянет фунтов на четыреста-пятьсот, не считая часов и запонок. Кроме того, кое-какие существенные мелочишки хранились и в его комнате в Меррик-Хаузе. Он пришел к выводу, что неплохо поживился за счет старушки.

Годфри пошел на кремацию в Голдерс-Грин, и там было на что посмотреть. Целая куча людей с титулами и замысловатыми именами. Даже Энджелл пришел, но без миссис Энджелл. Годфри и припомнить не мог, когда он с ним виделся. Как-то в ноябре пообщались по телефону, Годфри держался с ним независимо, и Энджелл вспылил – с тех пор они не поддерживали связи. Энджелл выглядел еще более надутым и расплывшимся; неудивительно, что Перл хотела его бросить. Жаль только терять кормушку. И денежки. Может, она одумается – останется с жирным Уилфредом, а развлекаться будет с Маленьким Божком? А когда он по-настоящему разбогатеет, тогда другое дело. Тогда он устроит ей настоящую жизнь.

Только в четверг до него вдруг дошло. Как обычно, он тренировался в зале и вдруг взглянул на часы и подумал: надо поторапливаться, а то Флора начнет кипятиться. И тут понял, что торопиться некуда. Флоры-то нет. Ясно, что он скучал не по Флоре, а по роскошной машине и роскошной квартирке, но все равно он почувствовал сосущую пустоту в желудке и, переодевшись, отправился в ресторан Лайонз-Корнер на Пикадилли и попытался ее заполнить. Он плотно пообедал бифштексом с жареной картошкой и хлебным пудингом – не подозревая, что копирует Энджелла в своей попытке унять боль, – но пища не помогла. Он вышел на улицу, послонялся по Лейстер-сквер и взял билет в кино. Когда фильм кончился, уже стемнело, а пустота в желудке все росла. Близилось Рождество, и Риджент-стрит была забита машинами зевак, приехавших полюбоваться на яркие огни.

В прошлое Рождество Флора пригласила на обед Мариам с мужем, но в понедельник после праздника они пошли с ней на фильм Жака Тати, а после пили кофе с бутербродами и проговорили чуть ли не два часа о машинах, боксе и охоте. Чего ему будет не хватать, так это разговоров с ней. Он никогда ни с кем так не говорил, как с ней, и никогда никого так не слушал. А сколькому он от нее научился. Все равно, что говоришь с родной теткой, которая понимает тебя с полуслова и с которой можно поспорить о всяких житейских делах. Между прочим, у него никогда не было ни тетки, ни дяди. Только куча всяких вшивых инспекторов и приемный отец, чтоб ему провалиться.

Почему-то ему не хотелось видеть Салли, да и Перл тоже. Хотелось чего-то новенького, хотелось забыться, и он отправился в «Лицеум» и подобрал там девицу, которая не слишком долго ломалась. Но в конце концов от нее было не больше толку, чем от бифштекса с картошкой. Где-то около трех он вернулся к себе в комнату, не раздеваясь, повалился на кровать и сразу заснул.

Перед самым Рождеством просочились слухи о планах строительства нового города-спутника в Западном Суффолке, к северу от реки Стур, в районе между Делфам-Брук, Брокли-Холл, Уиверэм-на-Стуре и Хэндли-Меррик. По всей стране эта новость вызвала куда меньше интереса, чем сообщение о повышении на один пенс цены на сахар; большинство людей и слыхом не слыхало о тех местах, и к тому же, ради бога, надо же куда-то девать избыточное население. Обеспокоены были лишь те, кого это касалось непосредственно, и при поддержке Совета графства Западный Суффолк, Совета по охране сельских местностей и прочих организаций были созваны митинги протеста и началась длительная борьба с целью остановить руку осквернителя.

Выполнив свою роль, Уилфред сидел у себя в конторе и не без волнения ожидал реакции от лорда Воспера, но ее не последовало. Тем временем он окончательно уверился, что роман Перл с Годфри в какой-то мере продолжается. Годфри, как ему стало известно, после смерти леди Воспер получил немедленный расчет, а это означало, что теперь он свободен день и ночь околачиваться на Кадоган-Мьюз. Никто, насколько он сумел выяснить, не знал, куда исчез Годфри и как он живет. Но Перл это наверняка знала. Мысль об этом не оставляла Энджелла даже на аукционах, мешала ему сосредоточиться в конторе, и Эсслину дважды пришлось исправлять допущенные им ошибки; она преследовала его во время бриджа, так что даже назначенный и выигранный «большой шлем» только временно развлек его, и нечего говорить, особенно терзала его эта мысль все время, которое он проводил в обществе Перл.

И вот в одно пронизывающе-холодное утро в начале января, обманчиво солнечное, мисс Лок по внутреннему телефону сообщила ему, что пришел мистер Браун, который хотел бы с ним повидаться. Энджелл никогда не назначал встреч с клиентами до одиннадцати часов, посвящая первый час просмотру почты и особенно важным делам, и поэтому он был свободен.

Но как он должен был себя вести? Целых десять минут после сообщения мисс Лок он просидел, пытаясь сосредоточиться на почте, успокоить участившийся пульс, пытаясь обуздать ненависть, вспыхнувшую в душе. Но безуспешно, он знал, ничто не в силах ему помочь, просиди он хоть целый день. Он должен решить одно: принять этого типа или не принять. Наконец Энджелл нажал кнопку.

Пригласите его.

Вошел Годфри, в коричневой рубашке с белым галстуком, в коричневом, цвета осенних листьев, грубошерстном пиджаке без бортов и светло-серых расклешенных брюках. Он поздоровался в своей обычной развязной манере, и Энджелл вперил в него ненавидящий взгляд.

Годфри выждал, пока за секретаршей закрылась дверь. Затем сказал:

– Решил зайти повидаться с вами, мистер Энджелл. – Он засунул руки в карманы и стоял в непринужденной позе человека, привыкшего проводить время больше на ногах. Он ждал. Энджелл не произнес ни слова. – Это по поводу леди Воспер. Ее завещания.

– Вот как? – Стало немного легче дышать; что же, презирай себя за трусость и возненавидь его еще сильнее.

– Леди Воспер оставила мне в завещании кое-какие деньги, но с тех пор я об этом ничего не слыхал и хотел бы узнать, что там в завещании. Ведь я имею право узнать, верно? Леди В. говорила, что оставила мне тысячу фунтов, а эти типы, Мак-Ноутон и его жена, хлопают мне дверью в лицо, стоит мне туда явиться, это ведь нечестно. Вы адвокат…

– Я стряпчий, Браун. Но не ваш стряпчий. И я не был стряпчим леди Воспер. Поэтому я ничем не могу вам помочь.

Годфри облизнул пересохшие губы. Он подошел поближе, в нем появилось нечто жалкое, словно отзвук тех прежних дней в приюте, до того как он стал знаменитостью.

– Я имею право, – сказал он.

– Мне нет дела до ваших прав, – ответил Энджелл и сделал вид, что записывает что-то в блокноте.

Годфри сел.

– Значит, вы не можете мне помочь – или не желаете?

– Думайте как хотите.

Враждебность была столь очевидной, что Годфри понял: его тайная связь с Перл каким-то образом перестала быть тайной для Энджелла.

– Вот еще что, – продолжал он, – там, в доме в Суффолке, у меня остались кое-какие вещички. Всякие тряпки. Костюмы, рубашки, боксерская одежда. Поехал туда за ними позавчера. Так меня не пустили! Какой-то тип открыл мне дверь. Говорит, так приказано. Не пускать никого. Так что же мне делать? Это грабеж. Проклятые ворюги. Как же насчет моих прав?

Мизинцем Энджелл нащупал во рту расшатавшуюся пломбу.

– Ваши права, Браун, меня не интересуют и никогда не будут интересовать. Отыщите себе менее щепетильного представителя моей профессии – он вас защитит. – Энджелл говорил и все вновь закипало в нем при мысли о грубой неблагодарности Перл, об унизительности, вульгарности положения, в котором он оказался. Словно человека, изысканно воспитанного, швырнули в одну камеру с ворами. Он ощущал запах грубого здорового тела, пота, резкий дух, исходивший от этого похотливого животного.

Сдерживаясь, он добавил:

– Если вам это неизвестно, Браун, – а насколько я понимаю, вам это неизвестно, – так знайте, что, когда лицо умирает, на его или ее имущество накладывается запрет до момента утверждения завещания. Если леди Воспер поддалась слабости и оставила вам какие-то деньги, то вас о том поставят в известность. Ваши личные вещи, если вы сумеете доказать, что они принадлежат вам, также будут со временем вам возвращены. Так что нет смысла ломиться в двери и требовать несуществующих прав. Стряпчими леди Воспер являются Огден и Уитли, их контора находится на Нью-сквер, 9. Вот все, что я могу вам сказать.

Годфри подтянул на коленях тесные брюки, чтобы их не помять. Он пытливо смотрел на Энджелла.

– Не понимаю, какие такие права у Мак-Ноутона и его жены, чтобы всем заправлять. Леди В. говорила мне, что они мало чего получат; вся собственность и прочее перейдет к кому-то в Швейцарии. Так отчего меня выгнали, а их нет? Уж они там нахапают вещичек, будьте уверены. А кто поручится, что они не сопрут чего-нибудь моего?

Энджелл перестал ощупывать зуб. Нажал рычажок внутреннего телефона.

– Мисс Лок, позвоните, пожалуйста, мистеру Денхерсту и узнайте, не сможет ли он принять меня сегодня после трех или завтра утром до одиннадцати. Скажите, что у меня отломился кусочек пломбы.

– Хорошо, сэр.

Годфри продолжал:

– Раньше вы что-то не таким были. Тогда вам хотелось разузнать о леди Воспер. Ну и все прочее.

Энджелл пододвинул к себе настольный дневник.

– И еще, мисс Лок, принесите папку по делу Митчела Томаса. И немедленно сообщите мне, как только мистер Томас придет. – Он отключил телефон. – Меня не интересует этот разговор, Браун. Нам больше не о чем говорить.

– Как-то, правда, вы мне здорово подсобили, – сказал Годфри сквозь зубы. – Что верно, то верно. С Джудом Дэвисом у меня все в ажуре. Я теперь в списке легковесов. А как поживает ваша жена? Как миссис Энджелл?

Энджелл снял очки и начал их протирать. Это позволило ему не поднимать взгляда, но не уняло дрожи в пальцах. Уголком глаз он видел, как Годфри заложил ногу на ногу, – он был в коричневых замшевых ботинках. Легко можно себе представить выражение ненавистного лица. Маленький, похотливый, наглый, лживый, предательский подонок. Будь он трижды проклят. Чтоб ему провалиться, сгинуть, сгнить, сломать себе шею. Такого стоит убить, так убей его или найми убийцу…

Он вновь нажал рычажок.

– Мисс Лок, проводите мистера Брауна.

Вошла мисс Лок с делом Митчела Томаса и остановилась, ожидая, когда Годфри поднимется. Годфри поднялся со стула. Он в упор посмотрел на мисс Лок: седые волосы, серый костюм, аккуратная, подтянутая, сдержанная, типичная секретарша средних лет. Он смотрел на нее и гадал, был ли у нее когда любовник и какова она в постели. Его взгляд был, очевидно, дерзким, и мисс Лок покраснела. Энджелл взял папку с документами и листал их, не обращая внимания на посетителя, выигрывая время.

– До скорого, папуся, – сказал Годфри и вышел.

После его ухода воцарилась гнетущая тишина. Мисс Лок последовала за ним проверить, действительно ли он ушел, закрыла входную дверь и вернулась к Уилфреду.

– Мистер Энджелл…

– Только не сейчас, мисс Лок. Прошу вас, дайте мне десять минут – ознакомиться с этой перепиской. – Энджелл поднял голову, и мисс Лок ужаснулась выражению его лица. Словно сердечный больной, преодолевший высокую лестницу. – У нас ведь нет спешных дел.

– Видите ли, там мистер Бирман, сэр. Он ждет вас, но я не докладывала, пока у вас был этот… этот парень.

– Мистер Бирман… – Энджелл закрыл папку. – Ах, да, мистер Бирман. Пригласите его.

Бирмана тоже удивил вид Энджелла. Положение явно все более усложнялось – он узнал Годфри Брауна, когда тот направлялся через приемную к выходу. Но Бирман взял себе за правило знать лишь то, что ему говорили.

– Ну как? – резко спросил Энджелл.

– Вы здоровы, старина?

– Разве я похож на больного?

– Простите. Я только спросил. Сейчас кругом грипп.

– Зачем вы пришли? Я жду клиента.

– Пришел, – сказал Бирман, – чтобы получить у вас чек на две тысячи с оплатой наличными.

На улице кто-то завел машину, взревел мотор, это неприятно действовало на нервы. Бирман сложил перчатки, сунул их в карман и подул на пальцы.

– Ну и холод.

– На две тысячи фунтов?

– От вашего клиента, – пояснил Бирман с ноткой иронии в голосе.

От Энджелла она не укрылась, но кровь так сильно стучала в висках, что заглушила голос осторожности. Возможно, выдумка о несуществующем клиенте изжила себя.

– Что это значит?

Бирман пожал плечами.

– Это значит, что мы не ошиблись в низости человеческой натуры.

Бледность постепенно исчезла с лица Энджелла. Он откашлялся.

– Мне казалось, Джуд Дэвис отказался. Отказался наотрез.

– Мне тоже так казалось. Но у него было время поразмыслить, и он передумал. Как видно, в этом мире нет праведников.

У Энджелла брюки словно прилипли к стулу. Пришел, наконец, момент, когда он мог вкусить месть, и тут он на мгновение в растерянности отпрянул.

– Вы хотите сказать… А какая у нас гарантия, что после уплаты денег соглашение будет выполнено?

Винсент Бирман слегка улыбнулся.

– Никакой, старина. Абсолютно никакой. Боюсь, вам придется примириться с этим: раз уж попал в грязь, нечего бояться замарать ноги. Но сейчас я отдам Дэвису только тысячу, а вторую, когда дело будет сделано. В крайнем случае, вы рискуете половиной.

Энджелл смотрел в окно на обманчивое солнце, отсюда казавшееся таким же теплым, как улыбка Бирмана. Как ни странно, у него вдруг зашевелилась совесть, отзвук былых внушений и понятий. Еще один довод против пустой траты денег. Он заколебался и тронул языком расшатавшуюся пломбу. И тут ему вспомнился Годфри – негодяй, сделавший из него рогоносца, посмешище любого фарса. Теперь, когда представилась возможность отомстить, мир вокруг показался ему более беспросветным, чем прежде.

– Если, разумеется, – продолжал Бирман, – ваш клиент не охладел к затее.

– Нет, – ответил Энджелл. – Когда я говорил с ним в последний раз, он нисколько не охладел. Он уполномочил меня выплатить деньги от его имени. Тысячу сейчас?

– Две тысячи сейчас. Когда буду выплачивать первую, я должен показать, что и вторая у меня в руках.

На следующей неделе Годфри работал со скакалкой, когда Дэвис отозвал его в угол. В последнее время Дэвис держался несколько сдержанно, и Годфри обрадовался такому проявлению благожелательности.

– Послушай, малыш, у меня тут есть для тебя интересное дельце. Слыхал о Токио Кио?

– Кто же о нем не слыхал.

– Так вот, ты ведь знаешь, что он подписал контракт на бой из десяти раундов в Йорк-Холле с Кевином О'Шеа, ирландским чемпионом?

– Знаю. Я надеялся выступить в той же программе.

– Что ж, может, еще и выступишь…

– Вот как? Приятная новость!

– На прошлой неделе звонил менеджер О'Шеа. О'Шеа на тренировке вывихнул себе щиколотку и вышел из игры.

Годфри ладонью пригладил густую шевелюру.

– Ну и что?

– Не торопись. Ты ведь знаешь, Токио Кио только за тем и приезжает в Европу, чтобы в феврале встретиться с Карлом Хейстом в Гамбурге на звание чемпиона мира. Но до этого ему хотелось встретиться еще с кем-нибудь для разминки. Это ведь его первый приезд в Европу. Так что десять раундов с О'Шеа и планировались как разминка. Ну и для О'Шеа это был бы шанс показать себя.

– Какой шанс? Да Кио сожрет его с потрохами. Всем ясно.

– Верно. – Джуд Дэвис разглядывал золотое кольцо с печаткой на безымянном пальце. – Пойди, накинь халат, ты вспотел.

– Нет, хватит и полотенца. Ты к чему клонишь, Джуд?

– О'Шеа в последнее время не везет. Мы все так считаем. Сначала дисквалификация, да еще где – в Дублине! Потом сломал руку в Ливерпуле и на полгода вышел из игры. Ему был нужен реванш. А теперь он все испортил, вывихнув щиколотку.

Годфри хмыкнул.

– Интересно, как бы он взял реванш у типа с самыми тяжелыми кулаками в этой категории? – Он взглянул на менеджера. – Уж не хочешь ли ты сказать, что ему бы подстроили победу?

Джуд Дэвис улыбнулся.

– У тебя, малыш, романтические идеи. Токио Кио не даст подмочить свою репутацию. Просто менеджер Кио хотел устроить ему полную разминку со всеми фокусами-мокусами, как в настоящем бою, только, как бы это сказать, без особой перегрузки. Тренировка – это не то. И в показательном бою нет того накала. С менеджером Кио договорились, что Кио даст О'Шеа продержаться все десять раундов и что Кио выиграет по очкам. Таким образом, О'Шеа заработает хорошие отзывы – еще бы, провел бой до конца с будущим чемпионом мира. Кио получает настоящую разминку, а немецкие болельщики нарасхват покупают билеты, считая, что их Хейст наверняка завоюет звание чемпиона.

Годфри в задумчивости тер спину полотенцем.

– Что у тебя на уме?

– Я считал тебя догадливым.

Два молодых боксера молотили друг друга на ринге. Раздался гонг, и они тут же прекратили бой и, ожидая продолжения, начали работать с тенью.

Годфри тихонько свистнул.

– Вот так шанс. А почему я?

– Это еще окончательно не решено, но я хотел тебя предупредить. А пока помалкивай. Еще никто не знает, что О'Шеа собирается выйти из соревнований. Он вышел уже на прошлой неделе, и с тех пор антрепренер Сэм Виндермир только и занят тем, что ищет ему замену. Но Рой Андерсон в Австралии. Лену Флоддену только что сделали операцию на лбу. Есть и другие, которые бы ухватились за такую возможность, да только, боюсь, им не вытянуть. А ты можешь быстро пойти вверх. Вся загвоздка в том, сумеешь ли ты привлечь публику.

– Кио сумеет. С кем бы его ни свели. Он крупная приманка. И никогда раньше не был в Англии. Я бы сам заплатил, чтобы его увидеть.

– Ты-то его наверняка увидишь. Если дело уладится. Как бы там ни было, ты все равно не останешься в проигрыше.

– Ты хочешь сказать, что выиграть мне не удастся?

– Только скажи, что не хочешь, и конец. Виндермир вызовет из Мадрида Санчеса.

– Да нет, я пошутил. Конечно, хочу. Голосую руками и ногами. Это колоссально. Ну, а Кио, он-то не станет упираться?

– Чего ему упираться?

– Хоть и курам на смех, а все-таки он собирался встречаться с чемпионом Ирландии. А теперь ему предлагают чемпиона Кенсингтона, у которого за плечами только шестнадцать профессиональных боев. Вдруг он заартачится?

– Не думаю. Он тут новичок. Японцы очень вежливые люди. Они сочтут неудобным жаловаться на качество замены. Ну, а в бою ты покажешь себя не хуже О'Шеа.

– Бьюсь об заклад, что лучше.

– Мне только осталось уговорить Сэма Виндермира. Он еще колеблется. Он, конечно, понимает, что это репетиция к Гамбургу, но не хочет, чтобы новость стала всеобщим достоянием. Все должно быть как положено, чтобы никто не мог подкопаться.

– Уломай его, – сказал Годфри. – Упроси, влезь к нему в душу, подкупи, надави на него.

Неприязнь мелькнула во взгляде Джуда Дэвиса, он вытащил записную книжку и сделал в ней пометку.

– Я и сам справлюсь со своими делами, Годфри. Думай лучше о себе. Насколько я тебя понял, ты согласен драться с Кио, если мне удастся это устроить?

– Еще бы!

– Это настоящий шанс. Если мы все уладим, тебе придется всерьез заняться тренировкой.

После этого он всерьез занялся тренировкой. Он даже был готов отказаться от женщин. Во время второго свидания в квартире Салли, после объятий, они поцапались, чувствительно, до боли, как двое любовников, у которых роман идет на убыль; она сбросила одежду со стула, который ей понадобился, он, насупившись, не отвечал на ее болтовню; расставаясь, они не условились о встрече. Что же касается Перл, то с ней было сложнее, а он был слишком раздражен и в смятении, чтобы желать ее сейчас. И Флора тут была ни при чем, просто он слишком привык к старушке, с которой мог и повздорить, и посостязаться в остроумии.

Как-то раз он вернулся к себе на старой десятилетней давности малолитражке, на которой теперь ездил, и у дверей его поджидала Перл.

– Устричка! – воскликнул он, захлопнув дверь машины, и стремительно взбежал по ступеням. – Чтоб мне провалиться! Вот уж не ожидал, что ты заявишься в Клэпэм. Ну, заходи! Заходи! Я живу на третьем, тут паршиво, но подыщу что-нибудь получше. – Пока он объяснялся и вел ее наверх, он вдруг вспомнил, как девять месяцев назад сторожил у ее особняка, сторожил день за днем, потому что тогда ему было невтерпеж. Теперь ей было невтерпеж, и это его обрадовало.

По пути наверх, на темной и грязной лестнице, он любовался ее ногами. А когда отпер дверь и впустил внутрь, тут же прижал к двери и начал целовать.

Она была в светлом пальто, и он стал расстегивать пуговицы. Она слабо сопротивлялась, отталкивая его руки.

– Годфри, нам надо поговорить.

– О чем, Устричка? Стоит ли терять время…

– Я не виделась с тобой целую неделю. Подумай только, целую неделю. Ты не позвонил и…

– Ты же запретила мне звонить.

– И все-таки, что тебе стоило позвонить во второй половине дня. В чем дело? Со смерти леди В. прошло уже три недели, а ты не приходишь. Может, нашел себе другую?

Он рассмеялся, глядя в упор темными глазами в синие глаза, потемневшие от прикосновения его рук к ее телу.

– Да ты пораскинь мозгами. Где мне найти такую девушку, как ты? Думаешь, таких навалом? Пораскинь мозгами, Устричка.

– Откуда мне знать, если ты не приходишь?

– Я тебе все расскажу, – ответил он. – Обожди немного. Обожди немного, и я тебе все расскажу.

– Годфри. Я хочу знать сейчас. – С усилием она оторвала от себя его руки и вывернулась из его объятий.

Он отпустил руки с выражением нетерпения и досады на лице.

– Какая тебя муха укусила? В чем дело?

Она сказала:

– Когда… когда умерла леди Воспер, я думала станет лучше. А стало хуже. Мы с тобой виделись всего один раз. Ты переменился. Внутри. Я хочу знать отчего. Может, я в чем виновата?

В другое время он бы не придал этому значения, подшутил бы над ней, развеселил, а если нужно, и соврал, и все без суетни, с сознанием, что его привлекательная наружность и особая неотразимость для женщин победят и развеют ее сомнения. Но теперь что-то не срабатывало. Он пускал в ход проверенные уловки: покоряющую самоуверенность, веселый, легкий разговор, умелое прикосновение ласковых рук, но они почему-то не действовали, оставляя равнодушным даже его самого. Он не мог избавиться от плохого настроения, раздражения и тоски – или мысли о проклятой Флоре, – а когда сам не веришь в слова, которые говоришь девочке, то где уж ждать, чтобы она тебе поверила? И тогда его злость обратилась против нее самой. С возмущением он вспоминал теперь, как она упиралась вначале, как ее сдержанность и разборчивость придавали ей очарование и сколько он приложил усилий, чтобы преодолеть ее сопротивление. Теперь он его преодолел, но с ней по-прежнему было непросто. А он хотел, чтобы было просто. У него не хватало терпения. Он хотел с ней спать – аппетит остался, – но у него не было терпения для любой женщины. Казалось, сошла бы любая уличная девка, и все-таки он хотел именно ее.

Он сказал:

– Послушай, какого черта… Мне предстоит этот матч. Такого серьезного у меня еще не было. Осталось всего три недели, чтобы войти в форму. Ну что ты ко мне привязалась, прекрати нудить. Все нудят. Не только ты.

– Все твои другие женщины?

– Ладно, ладно, пусть другие. Как же, я султан. А эта конура – мой гарем, да? Мне не до тебя. А если я тебе не по вкусу, отправляйся обратно к своему старичку. Он тебя ублажит. Наверное, он и в кровать тащит свои заумные книжки.

– Замолчи! Ты отвратителен! Ты мне противен, когда издеваешься. Как тогда, прошлой весной. Порой мне кажется, что я сошла с ума, потому что… потому…

Его изумило это неожиданное излияние чувств; оно пробудило в нем ответную вспышку, и он закричал, криком заставив ее смолкнуть. В бешенстве, с горящими глазами, она мгновение смотрела на него и вдруг ударила его по лицу. Ей показалось, что она бьет по камню, но от удара остался красный след. Он схватил ее руку и стал выворачивать не сильно, но достаточно больно. Она попыталась вырваться. Он жадно запустил свободную руку ей за блузку. Она укусила ее.

Он отскочил в сторону, так что она потеряла равновесие и чуть не упала.

– Ах, ты – сука! – закричал он в бешенстве, придерживая укушенную руку.

– Я не позволю собой помыкать! – задыхалась она. – Не позволю, не позволю, не позволю!..

– Ну, Устричка, как-нибудь ты нарвешься, заработаешь от меня!

– Как-нибудь! – кричала она. – Как-нибудь я с тобой покончу! И буду счастлива!

– Мы еще не покончили, Устричка, и ты это знаешь. Мы не можем друг без друга, ничего не поделаешь. Так что закрой свой ротик, побереги зубки, а то я как-нибудь до них доберусь и вышибу начисто. Имей в виду, я не шучу.

Он занес кулак, словно готовясь ударить. Она в ужасе уставилась на него, ожидая удара, но он опустил руку. Она отвернулась, чтобы спрятать внезапно набежавшие слезы, нашарила ручку двери, открыла ее, спотыкаясь, сбежала вниз по лестнице.

Когда дверь за ней закрылась, он снял пиджак и закатал рукав рубашки. В двух местах выступала кровь, и он приложил к ранкам платок, а затем наклеил пластырь. Пока он проделывал эту процедуру и ругался всеми известными словами, каким выучился за свою нелегкую жизнь, он не мог думать ни о чем другом. Затем он сел на кровать, сбросил с ног ботинки и лег, прислонившись к спинке, закинув руки за голову и глядя на старые боксерские афиши, которые повесил на стене.

Поверни он дело по-другому, она сейчас была бы с ним, и никаких проблем. Она пришла за этим, а ушла без этого. Он сам виноват, но сколько ни ломал голову, он не мог понять, что тут не сработало. Главное, после такой ссоры с ней сразу не помиришься, он-то ее знает.

Воспоминания о Флоре не давали ему покоя. Может, он и верно был привязан к старушке сильней, чем думал, но дело не только в этом. Пока Флора была жива и он жил с ней, он с легкой душой добивался Перл и одержал еще три-четыре мимолетные победы, о которых не стоило вспоминать. Но он всегда возвращался к Флоре, с ней он не скучал, несмотря на ее возраст. При жизни она была его хозяйкой, виконтессой, непохожей на всех. Но не больше, как ему казалось тогда. Она не была его особой симпатией. А теперь, когда она умерла, он не мог отделаться от мыслей о ней. Не мог и все.

И пока это продолжалось, все шло кувырком. Он был зверски несчастен. Он был противен самому себе, и ему были противны окружающие.

Он повернулся лицом к стене. Что ж, вполне подходящее настроение для драки. Может, ему удастся как следует всыпать этому Токио Кио.