Текст книги "Энджелл, Перл и Маленький Божок"

Автор книги: Уинстон Грэхем (Грэм)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)

Глава 9

Годфри пришел в дом Энджелла, чтобы среди прочих вещей сказать, что они с Флорой Воспер уезжают в Меррик-Хауз днем во вторник. Утром во вторник Годфри отправился в тренировочный зал над пивной «Томаса Бакета» на последнюю встречу с Альфом Мантером, перед тем как Мантер уедет в Бостон бороться за звание чемпиона.

С утра Годфри примчался на «дженсене» на Олд Кент-роуд, остановил машину не на улице, а в переулке, вошел в боковую дверь большой мрачной пивной и тут же поднялся наверх. Ему были противны запах вина, дребезжащие звуки музыки и официантки, убирающие со столов, как и ранние клиенты, уже привалившиеся к стойке бара. Перед боем, даже тренировочным боем, на него находила суровая сосредоточенность и злость, состояние, которое он всегда старательно скрывал от Флоры.

Когда он поднялся наверх в большую пустую комнату в форме буквы «Г», с высокими пыльными окнами, с рингом посередине и тренировочными грушами, Мантер уже разделся и боксировал с тенью, а человек восемь наблюдали за ним.

– Ты опоздал, – сказал Коэн.

Годфри взглянул на часы.

– Точно вовремя.

– Я сказал в десять сорок пять.

– Мы условились с Альфом на одиннадцать.

– Ух, ух, ух, – приговаривал Альф, нанося свирепые короткие удары своему воображаемому противнику. – Ух, ух, ух. – Это он позирует перед зрителями, подумал Годфри. Словно мальчишка, изображающий драку, где все его удары попадают в цель. Ничего, скоро он получит противника себе под стать. В зале находились два незнакомых ему человека, а также фотокорреспондент из «Дейли Миррор», репортер из «Боксерских новостей» и еще несколько парней, которых он где-то раньше видел. Годфри пошел переодеваться.

В раздевалке находился Фред Бингхэм – еще один партнер Альфа по тренировке. Они кивнули друг другу. Коэн, последовавший за Годфри, сказал:

– Ты проведешь первые два раунда, Божок. Затем два проведет Фред, а затем ты еще два. Я хочу дать ему сегодня хорошую разминку, но не перестарайтесь.

– Как будто я смогу его покалечить, когда он в защитном шлеме, – язвительно заметил Годфри. – Что это там за темная лошадка? Вон тот, в верблюжьем пальто и в очках?

– Какое тебе дело, – сказал Коэн. – Сосредоточь свои мысли на Альфе. Сегодня он будет сдерживать удары.

Коэн вышел из раздевалки, и Фред Бингхэм начал бинтовать Годфри руки.

– Тот человек в очках – Джуд Дэвис.

– Мне кажется, я его где-то встречал. Он не менеджер Табарда?

– Да. И Буши тоже. Он тот самый, что сделал из мясника Лью Томаса чемпиона.

Годфри из раздевалки прошел на ринг. Все было приготовлено, как для настоящего боя, с той только разницей, что отсутствовал рефери. Коэн, стоя за рингом, исполнял его обязанности. Джуд Дэвис был худощавым, темноволосым уэльсцем лет сорока пяти; он стоял, опершись на зонтик, и разговаривал с фотокорреспондентом.

Раздался гонг. За пределами ринга Альф Мантер слыл весьма добродушным парнем, но на ринге он мог быть злым как черт. В своем защитном шлеме он походил на аквалангиста в купальном костюме. Они хорошо знали почти все излюбленные трюки друг друга, но это была их последняя встреча перед отъездом Альфа, что придавало ей немного больший азарт. У Альфа был великолепный стиль и отличное чувство равновесия. Он славился своим умением одерживать победу по очкам; редко кому удавалось его нокаутировать, но слабость его заключалась в том, что ему и самому редко удавалось нокаутировать своих противников.

Случилось так, что сегодняшний день обозначил определенный этап в его карьере. Во втором раунде он уклонился от резкого удара Годфри левой, так что удар ушел в воздух, но на этот раз Годфри удалось замаскировать последовавший за этим правый, и Альф, что-то промычав, повалился на пол, где и пролежал секунд пять, прежде чем пришел в себя. Коэн прямо нырнул на середину ринга, но, видя, что Альф поднимается на ноги, остановился, и противники продолжали боксировать до конца раунда.

После раунда никто не сказал ни слова: Коэн снял с Альфа шлем, губкой протер ему лицо и что-то сказал. Альф энергично потряс головой, показывая, что хочет продолжать бой. Годфри слез с ринга, вытер рукой пот со лба и подошел к окну. Фред Бингхэм влез на ринг и после гонга принялся за Альфа Мантера в третьем раунде. Годфри, чтобы не остыть, бегал трусцой по залу, стараясь расслабиться, потряхивая руками, сгибая и разгибая ступни ног. Затем он подошел к тренировочной груше.

– Как ваше имя? – раздалось позади него. – Воспер, если не ошибаюсь? Что-то я никогда о вас не слыхал.

Это был Джуд Дэвис, прищуренным взглядом, словно ему попал дым в глаза, он оценивал Годфри.

– Я не так давно выступаю на ринге. Но пока похвастаться нечем.

– Кто ваш менеджер?

– Роб Робинс.

– Против кого вы у него выступали?

– Против Берта Бромли, я победил по очкам. А Эдда Хертца – техническим нокаутом в третьем раунде. Тайгера Вэдэквуда я нокаутировал в пятом раунде.

– Бромли – это неплохо. Остальные – все мелюзга. Сколько вам лет?

– Двадцать три.

– Давно стали профессионалом?

– Пять лет.

– Ну, а до этого что сделал для вас Робинс?

– Ничего. До этого я работал у Пэта Регана.

– Никогда о таком не слыхал… Ах да, это тот, что в Мидленде?

– Верно.

Джуд Дэвис оперся о свой зонтик.

– Похоже, Воспер, что у вас есть талант. Мантера вы здорово уложили.

– Я бы его еще не так уложил, будь я в настоящих перчатках.

– Не хотите ли сменить менеджера?

– Очень даже хочу.

– Когда вы подписали контракт с Робинсом?

– В прошлом году. Но только на два года. Первый год уже почти истек.

– Хм. Как-нибудь уладим. Надо узнать, что думает Робинс. Когда вы закончите, спускайтесь вниз в бар, побеседуем подробней.

Пока Бингхэм находился на ринге, фотокорреспондент сделал несколько снимков. Теперь по окончании второго (и четвертого раунда для Мантера) Бингхэм спустился с ринга, лицо в красных пятнах, там, где пришлись удары Альфа. Годфри вернулся на ринг и провел еще два раунда с Мантером. Но на этот раз Альф уже не допускал ошибок.

В перерыве между этими двумя раундами Коэн куда-то исчез, и, взглянув через плечо Альфа, Годфри увидел, что он разговаривает с Джудом Дэвисом. Это не улучшило его настроения в последнем раунде, но он сдерживался, и после окончания раунда Альф сказал:

– Спасибо тебе, Божок, ты здорово потрудился.

Годфри отправился в раздевалку, принял душ, оделся. Когда он вышел из раздевалки, Джуд Дэвис уже ушел и несколько других боксеров разминались вне ринга. Годфри хлопнул Альфа по спине и пожелал ему удачи в Бостоне. Коэн ждал Годфри, чтобы отдать ему деньги, но, отсчитывая их, он избегал встречаться с ним взглядом.

Внизу в баре Джуд Дэвис разговаривал с красивой, темноволосой, довольно нахального вида девицей лет двадцати и коренастым плотным пожилым мужчиной лет пятидесяти, лысым и как бы со срезанным затылком. Годфри подошел к ним, и Джуд Дэвис сказал:

– Что будете пить?

– Спасибо, мистер Дэвис, я не пью, – ответил Годфри.

– Тогда присаживайтесь. Вы знакомы с антрепренером Фредом Армитажем?

– Нет. Здравствуйте.

Дэвис не представил ему девицу, которая сидела, закинув ногу на ногу, вертя в маленьких проворных пальцах пудреницу и по очереди поглядывая то на одного, то на другого собеседника. Армитаж и Дэвис продолжали некоторое время вести разговор, но Годфри не принимал в нем участия, он разглядывал висящие на стене старые афиши, оповещающие о прошлых матчах. Генри Купер, Рандольф Турпин, Лен Харви, Томми Фарр.

Армитаж встал, и девица проследовала за ним к бару. Джуд Дэвис прикрыл колени своим верблюжьим пальто и посмотрел на Годфри.

– Значит, ваше настоящее имя Браун?

– Да, если у меня вообще есть настоящее имя. Просто мне его дали, потому что не знали другого.

– Но вы начали выступать под именем Годфри Брауна?

– Верно. – Маленький Божок про себя послал изощренные ругательства в адрес Коэна.

– И вы переменили его после того, как вас временно дисквалифицировали?

– Я служу у одной женщины, понимаете. Шофером, кем угодно, одним словом, на все руки. Это она предложила мне сменить имя. Я так и сделал.

– В мире бокса людям не так просто спрятаться.

– А я и не пытаюсь, мистер Дэвис. Я предупредил об этом Совет.

– Не сделай вы этого, вам не миновать беды. Но зачем вам это в голову пришло?

– Зачем? Не знаю. Наверное, хотел начать все заново. Думал, поможет.

– Я слышал, вас дисквалифицировали за то, что вы вне ринга слишком давали волю кулакам?

Глаза Годфри сверкнули.

– Верно.

– Почему?

– Так уж получилось. Меня надули.

– Это бывает с каждым из нас чуть не каждый день.

– Вы так думаете?

– Да, я так думаю.

Армитаж и девушка вернулись, Армитаж принес еще пива, и на этом их разговор прекратился. Годфри не уходил. Он мог опоздать приехать за Флорой, но, что поделаешь, Флора подождет. В конце концов все встали и направились к выходу.

Дэвис сказал:

– Вы мне понравились на ринге, Браун. Или Воспер, как предпочитаете. У вас классический удар левой, видимо, от природы, и это кое-что да значит; вы очень подвижны и так и рветесь в бой – сразу видно! Вам нужно набраться опыта с хорошими противниками, вот главное, чего вам не хватает. Этим надо заняться.

– Я могу драться с Альфом Мантером хоть каждый день.

– Возможно. Но вам нужно научиться сдерживать свой норов вне ринга, а этого еще нужно добиться. Вы сказали, вам у Робинса осталось работать год?

– Чуть побольше.

– Хорошо, я буду иметь вас в виду. Когда контракт истечет, заходите ко мне, если будет охота.

– Господи, ведь мне тогда стукнет двадцать четыре! Целый год пропадет зря! Вы не можете сделать для меня что-нибудь пораньше, мистер Дэвис?

– Не пропадет зря. За год вы сможете подняться еще на несколько ступенек вверх. Проведите зиму с Робинсом и разыщите меня, если захотите, где-нибудь в июле. Мой телефон в справочнике. Либо найдете меня в конторе «Викинг энтерпрайсиз».

Отъезд в Хэндли-Меррик был назначен на два часа, а Маленький Божок появился на Уилтон-Кресчент лишь в половине третьего. Леди Воспер была вне себя от бешенства, Годфри огрызнулся в ответ, и между ними разразилась первая настоящая ссора. На этот раз грань между титулованной леди и шофером стерлась. Остался лишь молодой парень, да женщина гораздо старше его, и они ругались последними словами, позабыв все приличия. Даже их лексика и та была одинакова, ибо Флора вполне могла соревноваться в этом с Годфри. Она парировала любые его словечки. Ссора закончилась быстро, как и началась, но Годфри не стал извиняться, не снизил тона, нет, они просто оба выдохлись. Затем Флора сказала:

– Садись за руль, мы и так опоздали. Я ничем не могу тебе помочь.

Годфри вынес из дома два чемодана, швырнул их в багажник, а Флора захлопнула дверь квартиры и села в машину.

И Годфри помчался как безумный, вымещая на автомобиле всю свою злость и разочарование. Они неслись от одного светофора к другому, молнией, на реактивной скорости обгоняли другие машины, а когда огни светофора оставались позади, он с ходу выжимал 80 миль. Они не успевали и вздохнуть, как уже опять с маху тормозили у следующего светофора, так, что их швыряло к ветровому стеклу. Леди Воспер переносила все молча. За всю дорогу они не обменялись ни словом.

Машина остановилась перед усадьбой, оставив на рыхлом гравии длинные следы от шин.

Флора сказала:

– Конец. Завтра можешь убираться! Месячная зарплата вместо предупреждения. Я не желаю держать у себя наглецов и предателей!

Годфри сказал:

– Никуда я завтра не уберусь, и не думайте! А теперь я вам расскажу, почему я так разозлился.

– Начхать мне, черт побери, трижды начхать, почему ты разозлился. Я не желаю терпеть слуг, которые вымещают на мне свой паршивый характер.

– Сегодня утром у меня был шанс перейти к настоящему менеджеру. Я его упустил. Меня подвели. Послушайте. Я хочу вам все рассказать. Я упустил шанс.

– Иди к дьяволу!

– Я тренировался с Альфом, два первых раунда с Альфом Мантером, тем самым…

Леди Воспер взяла пачку сигарет из перчаточного ящика и закурила. Пока Годфри рассказывал о случившемся, она не промолвила ни слова. А потом, когда он заканчивал свой рассказ, появился Джо Формс, помог внести багаж. Флора молча вошла в дом, а Годфри, объехав вокруг, поставил машину в гараж.

В этот вечер она обедала в одиночестве и не желала его больше видеть. Однако об увольнении тоже не упоминалось.

На следующий день она сказала:

– Выведи машину из гаража. Я хочу поехать в Норвич.

– Хотите, чтобы я вел машину?

– Да, если сумеешь ее вести.

– Да нет, я уже отошел. Просто я тогда обалдел от злости. Можно сказать, Маленький Божок не стерпел.

– Можно сказать, Флоре Воспер ни к чему это терпеть.

– Вы правы, но…

– Я жду извинения.

Годфри кусал нижнюю губу.

– Ну, хорошо, прошу меня извинить. Так уж получилось. Я весь кипел от злости. Хотя вы понимаете почему. Я здорово рассвирепел.

Они остановились на некотором расстоянии от Норвича, около завода, Флора вошла в здание, оставив Годфри в машине; минут через десять она появилась в сопровождении мужчины в спортивном костюме, который говорил, как показалось Годфри, с итонским акцентом. Проехав на машине через несколько ворот, они выбрались на гладкую, покрытую мелким щебнем дорогу, похожую на гоночную трассу. Два механика вывезли на дорогу низкий спортивный автомобиль, и Флора вместе с мужчиной в спортивном костюме, нагнувшись, стала осматривать ее, обходя вокруг, проверяя мотор и ходовую часть. Затем Флора пристегнула защитный шлем и вернулась к «дженсену».

– Может, хочешь составить мне компанию? Меня пригласили испытать эту опытную модель для гонок, которые состоятся в будущем году в Ле-Мане.

Годфри вылез из машины и последовал за ней. Автомобиль был маленький, двухместный, открытый, голубого цвета, с очень низкой посадкой и до того обтекаемой формы, что у него убирались внутрь передние фары. Леди Воспер и тот мужчина обсуждали какие-то технические подробности о степени сжатия в двигателе, которые Годфри не улавливал.

– Садись, – сказала она ему, показав рукой. Он сел. Один из механиков предложил ему защитный шлем.

Он с усмешкой отказался. Флора села рядом и, захлопнув дверь, запустила мотор.

– Попробую сделать пару кругов, – сказала она, обращаясь к мужчине. – Посмотрю, что получится.

– Хорошо. Можете не спешить. Я вас подожду.

Автомобиль тронулся с места. Примерно с полмили Флора вела машину спокойно, привыкая к переключению скоростей, приспосабливаясь к тормозам. Затем на прямом отрезке она вдруг включила предельную скорость, машина с шумом рванула вперед. Флора переключила на вторую, снова переключила, и со скоростью 100 миль в час они стрелой помчались навстречу деревьям, видневшимся на повороте. Когда до них было рукой подать, она снова и снова переключила скорости, затормозила, резко крутанула руль. Машину занесло, казалось, все четыре колеса оторвались от земли, и они полетели навстречу неминуемой гибели. За секунду до катастрофы колеса вдруг коснулись дороги, машину развернуло, так что она описала полный круг, а затем они снова с ревом понеслись вперед по прямой. Здесь она дала полный газ, и стрелка спидометра подскочила до 120 миль в час, они помчались до следующего поворота, лишь раз сменив скорость, и на повороте их занесло в головокружительном вираже. Их занесло к самому краю дороги, и перед глазами у Годфри в дикой пляске закрутились поля, окрестный пейзаж и тихие тропинки, куда, он был уверен, они через мгновение полетят вверх тормашками.

Этот поворот привел их к покатому спуску, и здесь машина, казалось, стала терять в весе и помчалась так, словно лишилась земного притяжения. Впереди виднелся подъем, и они взлетели на него, словно хотели оторваться от земли. Флора несколько раз снижала и увеличивала скорость, и они пронеслись мимо трех смотревших на них мужчин. Только когда Годфри увидел, как они летят со скоростью снаряда навстречу знакомой группе деревьев, только тогда он сообразил, что это те самые трое мужчин, которые втянули их в это убийственное мероприятие, и что они уже совершают второй круг.

Еще один крен, завывание, скольжение колес, на этот раз они с трудом вышли из виража, машина стала вихлять, и Флора пыталась исправить положение. Но тут Годфри приметил, что Флора не столько стремится выровнять машину, сколько, наоборот, на скорости 90 миль в час сама резко бросает машину из стороны в сторону. Они приближались к покатому повороту, и она обошла его еще резче, под большим уклоном и тормозя изо всех сил.

Пахло горелой резиной, казалось, внутри у тебя все оборвалось; а они, выжимая предельную скорость, снова мчались вперед по прямой. На этот раз у дороги стоял только один мужчина. Флора приветственно подняла руку.

Всего она сделала четыре круга, на третьем подвергаясь смертельной опасности даже больше, чем на первых двух. На четвертом круге она проделала скольжение на передних колесах. Они остановились около того первого мужчины, что привез их сюда, и тут же появились оба механика.

– Ничего, машина в порядке, – сказала Флора.

– Вы могли бы иногда приезжать в парк, – сказал мужчина. – Если, конечно, у вас найдется время.

– Давайте сделаем с вами один круг, – сказала Флора. – Покажу, какие есть неполадки. Не знаю, не поздно Ли их еще исправить. – Годфри она сказала: – Вылезай.

Годфри вылез. Он обнаружил, что все-таки дышит и даже может стоять на ногах. На ладони остался белый след – с такой силой он сжимал рукой борт машины.

Мужчина с Флорой умчались. Один из механиков подмигнул Годфри:

– Как самочувствие, приятель?

– Зря беспокоишься, – огрызнулся Годфри и пошел к своей машине. Он сел в нее, кипя от злости и кусая губы, пока, наконец, к нему не присоединилась Флора.

– Съедим ленч в Норвиче, – сказала она. – Управляющий останется здесь, поэтому мы можем ехать.

– Прекрасно, – сказал Годфри и вставил ключ, но не включил зажигание.

– Ты можешь вести машину?

– Еще бы, конечно могу. Но я еще никогда в жизни столько раз не поминал про себя Господа Бога.

Флора Воспер заметила:

– В следующий раз, когда с тобой случится припадок, я тебя снова отвезу в Брэндс Хэтч.

Глава 10

– Вы не идете сегодня вечером в клуб? – спросила Перл.

– Думаю пойти, но я не условился о бридже, и еще надо просмотреть кое-какие каталоги.

– Я сегодня листала некоторые ваши книги по искусству. Сказочные иллюстрации. Некоторые так хороши, что их можно вставить в рамку.

– Я рад, что вас это интересует. Вы разбираетесь в хороших вещах.

– О, только не в картинах. Некоторые картины тут у нас, – правда, их немного – кажутся мне нестоящими. Абстрактные, как вы их называете.

– Они трудны для понимания. Но они стоят изучения. Они значительны по форме.

– Знаете, Уилфред, для меня форма имеет значение в том случае, если… если за ней можно что-нибудь распознать. Мне ничего не говорит стол на пяти ножках или трехглазая женщина, если при этом подразумевается именно стол или женщина. А эти линии, квадраты и точки для меня решительно ничего не значат.

– Надеюсь, прошлый понедельник для вас кое-что значил.

Перл разгладила невидимую складочку на юбке.

– Да, конечно… Если я угадываю, что вы имеете в виду.

– Вы должны знать, такие вещи не сразу получаются. Это вполне естественно. Между, ну, как бы это выразиться…

– Между начинающими?

– Я хотел сказать, между таким мужчиной, как я, который посвятил свою жизнь интеллектуальным и художественным ценностям, и молодой девушкой, еще не разбуженной. Необходимо, чтобы прошел какой-то пробный период, как это и получилось. Я надеюсь, вы не сочли…

– Не сочла что?

– Я хотел сказать, вас ничем не смутил тот вечер в понедельник?

– Не…ет. Я ведь сама все начала, не так ли?

– Это застало меня врасплох. Понимаете? Нарушило условия нашего соглашения, когда мы женились.

– И вы против?

Он посмотрел на нее с легким беспокойством и неудовольствием.

– Если вы не возражаете, то я тоже нет.

– Что ж, я сожалею, если это нарушило наше соглашение. Понимаете, я…

– Вы, что вы…?

– Да нет, это не имеет значения.

– Что? Вы должны мне сказать.

– Я выпила перед обедом две рюмки водки, – она вовсе не это хотела сказать.

– Мне не нравятся женщины, которые слишком много пьют.

– Да, но изредка это доставляет удовольствие.

– Я рад, что вы считаете это удовольствием. Поскольку вы не касались этой темы целую неделю, я думал…

– О, я хотела сказать, что мне доставило удовольствие… просто то, что я выпила.

– Я понимаю.

Наступило молчание. Уилфред обгрыз сигару и повертел кончик во рту, чтобы сравнять его.

– Шофер леди Воспер больше не заходил, – заметила Перл.

– Надеюсь, вы довольны.

– Вы сказали ему, что мне неприятны его визиты?

– Еще нет. Он уехал в Суффолк с леди Воспер.

– Некоторые считают, что он станет чемпионом по боксу.

– Он маловат ростом.

– Да нет, в своей категории – он как раз. Полулегкий вес или что-то вроде. Вы когда-нибудь наблюдали бокс, Уилфред?

– Нет, у меня нет склонности ни к одному виду спорта.

– Мне кажется, это интересно. Может быть, вы как-нибудь сводите меня на бокс – посмотреть, что это такое?

Энджелл все вертел в руке сигару.

– Возможно, когда-нибудь. Брайен Эттвуд, которого вы видели здесь у меня на обеде, занимается подобными вещами. Перл…

– Да?

Он чиркнул спичкой и осторожным движением зажег сигару, потушил спичку, положил ее в серебряную пепельницу.

– Я много передумал о прошлом понедельнике. Пусть это полным успехом и не увенчалось…

– Мне очень жаль, если это нарушило условия нашего соглашения.

– Ах, это. Да, конечно. Разве нет?

– Ну, мы можем…

– Но что произошло, то произошло. Это несколько изменило наши отношения. Хотя и не входило в планы нашей совместной супружеской жизни, но ясно, что это тот самый результат, которого ждут от брака все заурядные люди.

– Мне очень жаль, если это сделало нашу жизнь заурядной. По-видимому, это опустило нас на более низкую ступень.

– Я бы сказал, на другую ступень. Мы… Мы продвинулись в наших отношениях. И я не думаю, что теперь можно вернуться к прежнему.

Перл разняла скрещенные ноги и скрестила их на новый лад.

– Можно мне закурить?

– Да, конечно… – Энджелл стряхнул с себя минутное оцепенение, протянул руку к каминной полке, нашел там пачку сигарет, секунду колебался, а затем встал и подал ей пачку, подождал и зажег спичку. За всю жизнь он делал такое впервые.

– Благодарю. Вы очень любезны. Я часто думаю о том, как странно мы встретились. Если бы я не задержалась тогда дома из-за больного горла… Это прямо судьба, верно?

– Очень возможно, что и судьба, – сказал Уилфред, принимая это избитое объяснение как должное. – Я хочу сказать, хотя в прошлый понедельник все произошло не совсем так, как надо, неприятного осадка у меня не осталось.

– Я очень рада.

– Я, наверное, неправильно выразился. Неудача – более подходящее слово. Я способен глубоко оценить эстетическое воздействие красоты. Доказательством тому все, что нас тут окружает. Но до понедельника, признаюсь, я не умел во всей полноте оценить и эстетическую и… физическую силу воздействия молодой женщины.

– А как же Анна?

– Это было слишком давно, Перл. Словно вовсе и не со мной произошло. В моих воспоминаниях о понедельнике… – давайте будем говорить прямо… смущение, растерянность – эти чувства вовсе не доминируют над остальным.

Перл стряхнула упавший на руку пепел.

– А что доминирует?

Уилфред оставил сигару тлеть в пепельнице.

– Откровенно говоря, если мы уж хотим быть откровенны друг с другом, – мое воспоминание о вас в обнаженном виде.

После минутного раздумья Перл сказала:

– Вы не возражаете, если я открою окно? Сегодня такой теплый вечер.

– Когда-нибудь я расскажу вам об Анне, – сказал он, облизывая пересохшие губы.

– Мне бы хотелось.

– Но не теперь. Когда-нибудь. Где вы приобрели это платье?

– У «Хэрродса» в прошлый понедельник.

– Мне кажется, прошлый понедельник был весьма знаменательным днем для нас обоих. Это не слишком дорого стоило?

– Что – день или платье?

И когда он в ответ улыбнулся, ей вдруг пришло в голову, как редко появляется улыбка на его лице. Зубы у Энджелла были все свои, а это совсем неплохо. Он был человеком незаурядным и, несомненно, красивым мужчиной, если не обращать внимания на его размеры. К несчастью, в понедельник было совершенно невозможно не обращать внимания на его размеры. И это доминировало в ее воспоминании, а также изумление по поводу того, что нечто столько большое оказалось способным на столь малое. Однако он не стал ей неприятен и не вызвал отвращения. Он был ее мужем, в меру своих возможностей проявлял к ней доброту и дал ей многое другое.

Перл открыла окно и глубоко вдохнула воздух, лондонский воздух, заполненный испарениями, запахом бензина, асфальта, пыльной зелени и разогретого кирпича. Небо было цвета сухой корицы. На углу целовалась какая-то парочка. Нигде ни следа Маленького Божка, ничто ей не грозило и не нарушало ее покоя, ничто не толкало на неуместные признания. Он находился в Суффолке со своей леди Воспер.

Она отвернулась от окна; Уилфред поднялся с кресла и стоял теперь у камина, точно так же, как стоял в прошлый понедельник. Возможно, это становилось для него характерной позой, имеющей свой скрытый смысл. Он попыхивал сигарой, но, по-видимому, не получал от нее особого удовольствия. Пальцы его, когда он стряхивал пепел, чуть-чуть дрожали.

– Я сегодня почти ничего не пила, – сказала она.

– Это можно поправить. Давайте так и сделаем! Хотите? Что касается меня… то я, пожалуй, выпью виски, почти без содовой.

– Что произошло с Анной? – спросила Перл. – Она умерла?

– Что дало вам повод для такого предположения?

– Не знаю. Что-то в ваших словах. Что-то такое. Я не ошиблась?

– Нет. Но мне не хочется об этом говорить. Я ни о чем не хочу говорить!

– Теперь самое время, когда же еще?

– Мне очень жаль, что у нас снова не получилось. Я думал, сегодня…

– Во всяком случае, было лучше, чем в прошлый понедельник.

– Давайте это не обсуждать. Со временем все уладится. В том случае, если нам захочется продолжать… У меня это вызывает большие сомнения.

Он раздраженно задвигался, сердитый на весь мир, его руки дрожали, ему хотелось встать с постели и с гордым видом удалиться, его мозг лихорадочно искал повод, чтобы переложить всю вину на нее; его чувство собственного достоинства было глубоко задето.

Наступило долгое молчание.

– Так расскажите же об Анне.

– Чересчур мягкий тут матрас, Перл. Он новый, хотя и в старомодном оформлении.

– Мне он не кажется слишком мягким…

– Да, когда вы лежите одна! Естественно. А когда мы лежим вдвоем, то он слишком опускается и это все осложняет. Яснее ясного! Я думал, вам это понятно.

– Расскажите мне об Анне.

– Я всегда был крупным мужчиной. Но у меня сильное, здоровое тело. Я высокий, и у меня широкая кость, это, главным образом, и увеличивает вес. Лишнего жира у меня нет. Всего несколько месяцев назад доктор Матьюсон – один из лучших врачей в Лондоне – признал меня на редкость здоровым и крепким.

– И все-таки лишний вес не дает никаких преимуществ, Уилфред. К тому же худые выглядят моложе.

– А я и не выгляжу старым. И не чувствую себя старым. Ничего себе – старик в сорок с лишним лет!

– Конечно, нет.

– Естественно, у меня не такое молодое тело, как у вас. Но я не чувствую себя старым, даже сейчас, после этого.

– Ну еще бы! Скажите, она погибла при аварии самолета?

– Кто, Анна? Нет. Почему вы так решили?

– Мне показалось, когда мы с вами познакомились в самолете, вы очень нервничали.

– Ничуть я не нервничал! Просто, когда летишь, вечно тебя сажают не в том аэропорту, что надо. Это обычное неудобство, с которым не так-то быстро свыкаешься.

Перл умолкла. Он лежал рядом, тихо ненавидя ее за то, что она явилась причиной его унижения. Какое она неумное, заурядное существо, с полным отсутствием отзывчивости и тонкости чувств. Лежит рядом, болтает о всякой ерунде, словно и не догадывается о его состоянии. Его женитьба на ней оказалась жестокой ошибкой – чего и следовало ожидать! А этот акт, в котором они в какой-то степени оба принимали участие, как все это утомительно, обыденно и вредно для здоровья. Словно кошки. Женщины придают этому столько значения, прикидываются, будто это так романтично и красиво. Чистейшая ерунда. Только принижает человеческий дух, и женщины отлично это понимают. Эстетичное и красивое не свойственно вещам низменным, плотским. Только мужской ум способен это понять, только мужчина обладает достаточно развитым умом, поэтому женщины держатся и цепляются за мужчин, стараясь низвести их до своего уровня. А он, Уилфред Энджелл, после стольких лет плодотворного одиночества, позволил завлечь себя в подобную ловушку. Женская ловушка! Подлая ловушка!

Сейчас как раз время, чувствовал он, самое время положить всему конец. Разумеется, не их супружеской жизни, а ужасному, унизительному упражнению, которое так обессилило его, оказалось столь никчемным. При желании можно потихоньку вернуться к тому относительно счастливому статус-кво, к тем лишенным всякой двусмысленности дням, которые предшествовали прошлому понедельнику.

Но он не двигался. Он лежал молча, как и она. Потому что, опровергая его суждение, подрывая его решимость, словно вражеские войска, проникающие с тыла, в глубине его души зарождалось доселе неведомое ему чувство: тревожное сознание, что он не должен ее слишком глубоко обижать, и интуиция, что отвращение долго не продлится, что на смену ему снова явится вожделение.

На улице загудела машина, хлопнула дверца. Шум этот неприятно резанул ухо Перл, словно тяжелое хлопанье дверцы «дженсена», которое она так хорошо запомнила.

Она сказала:

– Вы никогда не рассказывали мне о своих родителях. Их уже давно нет в живых?

Он с трудом повернулся.

– Когда я родился, моей матери было сорок два – она была на десять лет старше отца. Да, их уже давным-давно нет в живых… Она была директрисой школы для девочек, пока не вышла замуж. Только подумайте, ей было 23 года, когда умерла королева Виктория. Все ее детство и отрочество прошли в викторианское время. Без сомнения, вам трудно представить, как все это недавно было, если подходить с точки зрения жизни поколения… Естественно, в раннем детстве я находился под сильным ее влиянием. Ее несколько примитивные убеждения… Даже сегодня мне бывает трудно отделаться от тех последствий, которые оставила во мне ее философия, к примеру ее вера в абсолютную взаимосвязь между грехом и возмездием, сходная с взаимосвязью между преступлением и наказанием. Очень трудно это преодолеть. Понимаете? Очень трудно.

С улицы в комнату долетали крики и смех, затем зашумел мотор, машина отъехала и голоса постепенно стихли. Перл лежала не двигаясь. К счастью, она не могла прочесть его мысли. Женским чутьем она угадывала, что поступает правильно, поощряя его в такой момент рассказывать о себе. Потерпев во второй раз фиаско, он находился в полном расстройстве, а он был из числа тех людей, которым несвойственно подобное состояние.