Текст книги "Ксеркс"
Автор книги: Уильям Стирнс Дэвис
Соавторы: Луи Мари Энн Куперус
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 40 страниц)
Никогда ещё после Саламина персы не были исполнены таких надежд. После того как спартанцы наконец вышли в поле, стычки, навязываемые Павсанием, не прекращались. Находясь в своём укреплённом лагере возле Асопа, Мардоний мог спокойно дожидаться исхода событий. Лёгкая сакская конница истребляла отряды, доставлявшие провизию эллинам. По слухам, войско Павсания голодало. Время работало на Мардония: прошлым утром он послал в Сарды радостное письмо: «Пусть царь потерпит. Через сорок дней мы будем пировать в Спарте».
Вечером князь вызвал к себе на совет полководцев. Ксеркс оставил свой походный шатёр, и персидские вельможи собрались именно в нём. Мардоний сидел на высоком престоле. Золото, пурпур, сотня факелов создавали вокруг воистину царственную обстановку. Возле князя находился юный слуга, прекрасный, словно Армайти, самая дивная среди Амеша-Спентов. На слугу смотрели, но помалкивали, ибо многие догадывались, кем был этот спутник Мардония.
Завязался долгий спор. В конце концов Артабаз, командовавший арьергардом, возвысил голос, требуя отступления. Хитроумный Артабаз, по мнению Мардония, являлся его личным врагом, однако к мнению старого перса стоило прислушаться.
– Повторяю ещё раз: эллины доказали своё умение сражаться при Фермопилах. Предлагаю отступить в Беотию.
– Слышу предложение, полное мудрой отваги, мой доблестный друг, – усмехнулся Мардоний, не щадя чувств Артабаза.
– Моё дело сказать, а ты уж решай, стоит ли учитывать мои слова. А я скажу, что мы сумеем победить этих эллинов, не извлекая оружия. Отступим в Фивы. У нас много денег. Можно перелить в монеты и золотую посуду. Подкупим враждующих между собой вождей. Мы знаем слабость эллинов. Не сталь, а золото откроет нам путь в Спарту.
Мардоний горделиво поднялся:
– Подкуп и измена? На них ли Кир и Дарий основали своё царство? Нет, клянусь губителем дэвов, острая сталь и песня тетивы принесли процветание Ирану. Но пусть Артабаз не думает, что, предпочитая путь льва, я забыл о лисьих тропах... пусть выйдут вперёд наши гости и подтвердят, что я сделал уже всё возможное ради славы своего властелина и Персии.
И он ударил своим жезлом в стоящий на столе бронзовый диск. Немедленно появившиеся воины ввели в зал двух человек, оба они были одеты по-гречески. Артабаз вскочил на ноги:
– Кто эти люди? Фиванцы?
– Они из более великих городов, чем Фивы. Перед вами двое новых слуг Царя Царей, а посему наши друзья. Ликон из Спарты и Демарат из Афин.
Князь говорил по-персидски, но оба гостя узнали свои имена. Высокий лаконец, распрямившись, принял надменную позу. Афинянин покраснел. Голова его, казалось, ушла в самые плечи. Много унижений пришлось пройти Демарату за последнее время, однако худшего, чем это приглашение, ещё не было. Артабаз с насмешкой поклонился своему начальнику:
– Истинно я ошибался, о, сын Гобрии. Ты хитроумен, как грек. Высшей похвалы я не знаю.
Брови князя дрогнули. Конечно же, Артабаз говорит совсем не то, что думает.
– Время для похвал ещё не пришло, – ответил Мардоний холодным тоном. – Достаточно с нас и того, что эти люди давно поняли, что мудрый служит вечному государю, и сегодня ночью оставили свой лагерь, дабы объяснить нам, что происходит и почему надлежит начать сражение на рассвете.
Повернувшись к грекам, он приказал на их языке:
– Говорите, а я буду переводить ваши слова совету.
В наступившей неловкой паузе Ликон поглядел на Демарата.
– Ты афинянин, и язык твой приделан лучше, – шепнул спартанец.
– А ты первым стал на сторону персов. Так что заканчивай свои труды, – последовал колкий ответ.
– Мы ждём, – напомнил Мардоний.
Тряхнув огромной головой, Ликон начал излагать свои мысли короткими предложениями, которые Мардоний тут же пересказывал по-персидски.
– Ваша конница заставила нас отступить от Асопа. Все источники воды находятся под вашим присмотром. Нам приходится вступать в сражение всякий раз, когда воины отправляются за водой. Сегодня был военный совет, после долгих пререканий и споров все решили отступать. Город Платеи удобен. Там крепкие стены, воды хватает. Вам не взять его. Сегодня ночью эллины свернули свой стан. Полки отходят, и отходят в беспорядке. Выставленная каждым городом рать идёт сама по себе. Афины благодаря Демарату задерживаются. Я не позволил поторопиться с отходом и спартанцам. Я убедил своего кузена Амомфарета, возглавляющего Питанатскую мору и не присутствовавшего на совете, в том, что спартанцам не подобает трусливо отступать. Он баран и тупица и поверил мне. Итак, он и его люди остались на месте. Прочие спартанцы дожидаются их. На рассвете вы обнаружите спартанцев и афинян возле старого лагеря, а союзников их дальше. Немедленно атакуйте. Когда вы пойдёте в бой, мы с Демаратом прикажем своим людям отходить. Фаланга рассыплется, и оба войска станут лёгкой добычей для конницы, и вы потеряете в сражении не более двух десятков людей.
Артабаз поднялся и блеснул зубами:
– О, верный слуга нашего царя Мардоний, при такой подготовке нужно ли нам, отважным арийцам, натягивать луки?
Колкость угодила в цель.
– Я служу царю, а не своему собственному удовольствию, – резко ответил Мардоний. – Имя сына Гобрия слишком известно, чтобы я мог позволить тени бесчестья пасть на него. А теперь какие вопросы мои военачальники зададут этим грекам? Только поспешите: нашим друзьям нужно быстрее вернуться к своим, чтобы их не хватились.
Посыпались вопросы. Ликон коротко отвечал на них. Демарат хранил угрюмое молчание. Он был вызван сюда для того, чтобы подтвердить свои мидийские симпатии, а не ради каких-либо слов. Наконец Мардоний вновь ударил в гонг, и эллинов увели. Когда занавеси задёрнулись за их спинами, всякий мог заметить, что черты прекрасного слуги, не оставлявшего своего места возле Мардония, исказило отвращение. Сам Мардоний плюнул:
– Псы и сыновья псов. Пусть Ангро-Манью истребит их. Видите ли вы, мужи персидские, что ради нашего царя и владыки мне приходится осквернять себя общением со сквернейшими из скверных?
Вскоре совет завершился. Прозвучали последние распоряжения. Все знали свои обязанности. Коннице надлежало переправиться через Асоп и нанести свой удар на самой заре. Теперь, когда Ликон и Демарат были на стороне персов, ни один поседевший в боях полководец, любитель позвенеть сталью, не мог усомниться в исходе сражения. Оказавшись в своём шатре, Мардоний обнял очаровательного слугу... Артозостру. Дивное лицо её никогда не светилось ещё такой радостью.
– Завтра – победа. Ты покоришь Элладу. Ксеркс сделает тебя сатрапом. Мне бы хотелось добиться победы над эллинами в честном бою, но разве нельзя воспользоваться против них столь любимым ими оружием – лукавством? Помнишь, что говорил Главкон?
– Что?
– Что Зевс и Афина выше Мазды и Митры? Завтра все узнают, как он ошибся. Хотелось бы знать, жив ли он, признает ли когда-нибудь победу Персии?
– Не ведаю. Мы расстались с ним в Фалероне, и он исчез навсегда из нашего мира.
– Как он был хорош... как один из Амеша-Спентов. Бедная Роксана... Она сейчас снова в Сардах. Надеюсь, тоска уже перестала глодать её сердце: Главкон был благороден с ней и говорил одну лишь правду. Редкая черта в эллине. Но как ты поступишь с обоими купленными золотом предателями, «друзьями» нашего царя?
Лицо Мардония посуровело.
– Я обещал им власть над Спартой и над Афинами. Обещание будет исполнено, но потом... – Артозостра прекрасно поняла смысл зловещей улыбки. – Существует много способов избавиться от неугодного вассального князя. Если я стану сатрапом Эллады...
– Ты будешь им утром.
– Ради тебя, – воскликнул он, прежде чем ещё раз поцеловать жену, – я готов стать не только властелином Эллады, но и господином всего мира, – чтобы отдать все свои владения тебе, о дочь Дария и Атоссы!
– Я и так госпожа всего мира, ибо мой мир – это ты, Мардоний. Завтра будет битва, а потом... Сицилия, Карфаген, Италия? Мазда отдаст их нам...
Расставшись с провожатыми-персами и направляясь по равнине к лагерю эллинов, Демарат и Ликон толковали совсем о другом.
– Сегодня ты наконец будешь счастлив, – промолвил афинянин.
– Конечно. Я забросил сеть и обнаружил, что она полна крупных рыбин.
– Тащи же её осторожнее, чтобы не порвалась.
– Дорогой Демарат, – Ликон хлопнул по плечу своего собрата, – и что тебе всегда мерещится злое? Гермес – надёжный проводник. Я надеюсь, что победа персов станет настолько полной, что Спарта покорится без сопротивления. Не хочется начинать своё правление в разорённом войной городе.
– А мне страшно даже представить себя среди побеждённых афинян. Да я буду видеть убийцу в каждом поднявшемся на Агору мальчишке.
– Наилучшим лекарством от подобных страхов послужит персидский гарнизон на твоём Акрополе.
– Ну нет. Ликон, ты рассуждаешь как скиф. Ты, безусловно, не эллин.
– Эллин, только свою природную мудрость проявляю, считая неизбежной победу персов, и соответствующим образом направляю курс своей лодки.
– Персов можно победить. В честном бою...
– Честного боя не будет. Что может спасти Павсания? Ничто, кроме явленного Зевсом чуда.
– Например?
– Ну, например, милостивый Хирам раскается в содеянном и выпустит твоего драгоценного Главкона.
– Если ты не хочешь сделать меня своим смертельным врагом, не упоминай при мне этого имени.
– Ну, как хочешь... Историйка темновата даже для нас, сторонников мидян. Только напрасно ты сохранил ему жизнь.
– Ликон, ты, должно быть, никогда не слыхал об Эриниях. – Голос Демарата прозвучал настолько серьёзно, что развеселившийся спартанец умолк. – Тем не менее я никогда не увижу его, и Гермиона достанется мне.
– Хорошее утешение. А! Вот и наши полки. Покажем, что ходили в разведку. Ты свою роль знаешь. При первой схватке кричишь: «Всё кругом!» Всего два слова, и дело сделано.
Ликон обменялся паролями с дозором, выставленным Павсанием. Приветствовавший их воин сообщил, что союзники отступили далеко назад, Амомфарет отказывается сойти с места и спартанцы ждут его. А афиняне ждут спартанцев.
– Хорошие вести, – прошептал гигант. – Видишь, Гермес хранит нас, он – великий бог.
– Иногда мне кажется, что Немезида сильнее, – ответил Демарат, не замечая протянутой Ликоном руки.
– В полдень ты будешь смеяться над Немезидой, филотатэ, а мы будем пить хелбонское вино в шатре Ксеркса! – С этими словами Ликон исчез во тьме.
Демарат также направился своим путём. Скоро он оказался на вспаханном поле, где в тёплую ночь расположились на ночлег эллины, спавшие не снимая доспехов, подложив под голову шлемы. Горели факелы. Вдали слышались голоса военачальников, занятых разговором. Оратор уже пробирался между спящими гоплитами, когда перед ним вдруг возник лохаг с фонарём:
– Ты стратег Демарат?
– Конечно.
– Аристид немедленно требует тебя к себе. Пойдём.
Отказываться не было причин, и Демарат пошёл следом за провожатым.
Глава 9Утро выдалось ветреным. Сакская конница со щитами из рысьих шкур и длинными пиками, тяжеловооружённые персидские всадники, мидийские и ассирийские лучники с громадными плетёными щитами ожидали лишь слова, которое, подобно пущенным из пращи камням, обрушит их на Павсания и его злосчастных соратников.
Маги принесли в жертву жеребца и объявили, что священный огонь дал благоприятные предзнаменования. Мардоний оставил шатёр, и все его слуги, пав ниц, ударили лбами в землю и провозгласили:
– Победы нашему владыке Персии и Царю Царей!
К Мардонию подвели любимого коня, священного нисейского жеребца. Князь водрузил на голову искрящуюся драгоценными камнями тиару, подаренную ему Ксерксом в день свадьбы. Полководцы приветствовали его как самого царя:
– Да здравствует наш вождь! Да правит сатрап Эллады!
Возле нисейского коня играл, перебирая ногами, другой, более лёгкий, как и наездник на нём. Всадник был облачен в посеребрённый чешуйчатый панцирь, в руках его был тонкий дротик со стальным наконечником.
– Слуга полководца, – послышались шепотки, за которыми последовали другие, ещё более тихие.
Никто не слышал слов, которыми обменялись оба наездника.
– Артозостра, ты можешь погибнуть. Поле битвы не место для женщины.
– Разве дочь Дария должна оставаться в лагере, когда муж её выезжает на поле брани? Вместе мы победим или вместе погибнем. Да будет на всё воля Мазды.
Мардоний ничего не ответил. Он давно уже понял, что напрасно возражать властной царевне, ставшей его женою. Но разве не победа ждёт их сегодня? Разве не похожа Артозостра на ниневянку Семирамиду?
– Войско готово, сиятельный князь, – объявил помощник, кланяясь в седле.
– Тогда вперёд, но не торопитесь, дождитесь, пока вернутся разведывательные отряды.
И войско потекло из лагеря. Женщины и слуги кричали вслед воинам благие пожелания. Далёкие склоны Киферона начинали багроветь. С гор дохнул ветерок. Он прогонит туман. Вскоре к Мардонию подскакал начальник разведки и, соскочив с коня, отвесил земной поклон:
– Да умиротворится печень моего господина. Всё обстоит так, как говорили наши друзья. Часть врагов далеко отступила. Афиняне стоят у подножия холма. Лаконцы сидят на земле, ожидая своих товарищей, которые не хотят отступать. Пусть господин мой прикажет, и Иран увенчает себя славой!
Мардоний поднял меч:
– Вперёд. Да поможет нам Мазда. Пусть союзные нам фиванцы ударят по афинянам. Наша цель более трудная спартанское войско.
– Победы царю! – громыхнула рать.
Не сомневавшийся в успехе Мардоний взмахом руки послал вперёд расстроившее свои ряды войско.
Перебравшись через мелководный Асоп, персы хлынули на равнину. Конница смешалась с пехотой, персы с саками. Били барабаны и литавры, звучали воинские кличи на дюжине языков, тупые концы копий ударяли в щиты... Выпустив свою дикую рать, Мардоний поспешил вперёд, чтобы направить её в нужное русло. Белый нисейский конь и лёгкая кобылка возглавляли наступление, а за ними, словно весной спускающийся с гор мутный вал, надвигалось потоком персидское воинство. Зрелище для богов: султаны из перьев, скакуны, сталь – такое запоминается навеки.
Мардоний вёл их вперёд: пять стадиев, шесть, семь, восемь... Уже блестели металлом шеренги спартанцев – добыча, которую он сразит одним ударом, схватит, как ястреб одинокого воробья. Но вдруг рука полководца сама собой натянула поводья. Кто это бежит навстречу? Пеший, даже не всадник. Какой-то рослый муж торопился, не разбирая дороги.
Восходящее солнце слепило. Полководец прикрыл глаза рукой и, дёрнув поводья, заставил нисейского жеребца встать на дыбы.
– Ликон, клянусь Маздой.
Бежавший со всех ног спартанец скоро оказался возле персидского полководца. Ликон был ошеломлён настолько, что, завидев Мардония, сразу начал выкладывать свои вести. Спартанец был почти наг. Лицо его почернело от страха, сделавшись уродливым и мерзким.
– Всё пропало. Демарата схватили. Павсаний и Аристид знают о нашем замысле. Они готовы к сражению. Я едва сумел убежать.
– Кто же выдал?! – воскликнул князь.
– Главкон Алкмеонид, восставший из мёртвых. Горе! Я не виноват в этом.
Никогда ещё не было в улыбке сына Гобрии такой свирепости, как в тот миг, когда гигант согнулся перед его гневным взором. Меч полководца обрушился на череп изменника. Лаконец рухнул в пыль без единого звука. Мардоний расхохотался:
– Честная плата за измену. Благословенный Митра позволил мне без обмана расплатиться с предателем. Пожелайте мне удачи, – бросил он окружавшей его свите. – Исполним свой долг перед царём. Мы победим эллинов в честном бою.
– Великолепный, – обратился к нему Артабаз, – наши планы раскрыты, не лучше ли вернуться в лагерь?
В глазах Мардония засверкали молнии:
– Женские речи! Или мы не в силах покорить Элладу? Клянусь доблестным Митрой, мы будем сражаться, пусть все дэвы оставят своё пекло и выступят против нас. Перестроиться! Остановиться! Пусть лучники забросают спартанцев стрелами. А потом посмотрим, окажутся ли эти греки крепче вавилонян, мидян и египтян, уступивших нам, персам. А ты, Артабаз, отъезжай к своему арьергарду и исполняй свой долг.
Тот поклонился. Зная характер сына Гобрии, Артабаз не сомневался в том, что в случае дальнейших возражений меч полководца обрушится уже на его шлем. Великими усилиями войско задержали, и вовремя. Ибо бросать эту беспорядочную орду на копья спартанцев мог бы только безумец. Всего лишь стадий разделял оба войска, когда Мардоний остановился, выпустил вперёд лучников под прикрытием стены щитов, а справа и слева разместил всадников. Пусть начнётся битва, но он будет осторожен... К тому же ему не нравилось молчание, царившее над неподвижно застывшими рядами спартанцев.
Оба войска – персы, во всей их силе, и спартанцы вместе со своими союзниками-тегейцами – стояли друг против друга, примериваясь к противнику, как два атлета перед схваткой. Строй спартанцев казался реже, чем у Мардония: не было конницы, лучников было меньше, но щит плотно примыкал к щиту, а над шлемами колыхались чёрные султаны. Мужи, не забывшие про Фермопилы, крепче сжимали копья. Промедление завершилось. Здесь, на этом поле, каменистом, поросшем редкой травой, будет решена судьба Эллады. Это понимали все.
Невозмутимость спартанцев потрясала. Они стояли недвижно, как бронзовые изваяния. Перед строем находился муж в алой хламиде, возле него двое одетых в белое предсказателей изучали внутренности голубки, ища в них указаний на исход сражения. Мардоний надвинул тиару на лоб:
– Всё готово. Пусть лучники начинают.
Туча стрел поднялась над строем персов. Лучники-мидяне торопливо опустошили колчаны. Несколько спартанцев упали, но Павсаний оставался возле прорицателей, не давая знака к наступлению. Знамения не сулили ничего хорошего. Стоя под смертоносным градом, никто из лакедемонян даже не переступил на месте. И эта невозмутимость вселяла больший ужас, чем самые громкие боевые кличи. Что же представляют собой эти люди, способные умереть, не шевельнувшись? Лучники произвели второй залп. Казалось, они обстреливают скалу. Варвары подняли душераздирающий крик, но ответом им было молчание.
Наконец Павсаний, осыпаемый стрелами, словно лепестками яблоневого цвета, поднял руку. Знамения были добрыми. Боги разрешали вступить в битву. Не обращая внимания на то, что в строю гибли люди, он отправился на своё место на правом фланге. Рука его неторопливо – хотя вар вары сотрясали своими воплями небеса – вновь пошла вверх. Покрывая голоса персов, пропела труба. И спартанцы пошли вперёд. Ряды их, ощетинившиеся наконечниками копий, двинулись с неотвратимостью морской волны. Гремели сакские барабаны, стонали персидские рога. Варвары услышали клич, никогда ещё не доносившийся до их ушей. Приближаясь к врагам, спартанцы распевали.
– Ах-ла-ла-ла-ла! Ах-ла-ла-ла-ла! – гремел хор низких мужских голосов, раздававшихся над рядами щитов, под бронзовыми шлемами.
– Быстрее, – зазвучали приказы персов пращникам и лучникам. – Бейте этих безумцев!
Стрелы и пущенные из пращей камни посыпались словно град, грохоча по щитам и шлемам. Там и здесь падал гоплит, но фаланга смыкалась плотнее и неотвратимо продвигалась вперёд.
– Ах-ла-ла-ла-ла! Ах-ла-ла-ла-ла!
Напев не смолкал. Трубы взвыли ещё более пронзительно. Восемью шеренгами неспешно, без остановок тяжёлая пехота Павсания преодолевала две сотни шагов, разделявших оба войска. Возможно, спартанские копейщики не были обучены всем тонкостям боя, однако они во всех подробностях знали одно-единственное дело и совершали его чрезвычайно хорошо: они умели наступать строем даже под градом сыплющихся с небес молний и разить врагов длинными копьями. Не жалкие три сотни, десять тысяч отважных и сильных мужей вышли в то утро на поле. Мардоний столкнулся с лучшей пехотой мира, и отмщение за Леонида приближалось.
– Ах-ла-ла-ла-ла! Ах-ла-ла-ла-ла!
Персидское войско уже не выдерживало напряжения.
– Прикажи нам биться или бежать! – ревели доблестные военачальники своему полководцу, и наконец тот крикнул, пуская вперёд сакскую конницу:
– Ступайте!
И степняки хлынули горным потоком. Комья земли летели из-под копыт коней. Закричали наездники, зазвенели копья о щиты, застонали умирающие, поднялось облако пыли. Спартанский напев умолк. На мгновение вся длинная фаланга замерла и прогнулась по всей длине. А потом пыль развеялась, и голоса спартанцев загремели снова. Половина степняков возвращалась назад с обломанными копьями, на покрытых ранами конях. Остальные... Фаланга двигалась, переступая через обагрённые трупы людей и животных. Спартанцы шли вперёд под голоса труб и воинский напев.
В этот миг страх впервые прикоснулся к сердцу Мардония, сына Гобрии, и он обратился к тысяче отборных всадников, окружавших его, – не саков, а персов и мидян, доблестных и властных, людей, пришедших побеждать:
– Следуйте за мной, как шли ваши отцы за Киром Непобедимым и Дарием Безупречным. За честь Ирана и Царя Царей!
– За честь Ирана и Царя Царей! – вскричали отборные.
Всё войско присоединилось к их крику. Мардоний повёл свою конницу на правый фланг спартанцев – туда, где посреди своих телохранителей шёл Павсаний.
Старые лакедемоняне во дни, когда события эти отошли в прошлое и когда в каждом, кто сражался при Платеях, эллинская молодёжь видела чуть ли не бога, рассказывали о том ударе персидской конницы, заставившем отступить фалангу.
И всегда прибавляли: «Только не говорите, что варвары не умели ни сражаться, ни умирать. Пусть так говорят глупцы, но не мы, сражавшиеся при Платеях. Наша первая линия рассыпалась в мгновение ока. Питанатскую мору изрубили в куски. Сама Афина Промахос, Афина Воительница, и Арес, Опустошитель городов, отступили бы под ударом Мардония».
Спартанцы остановились. А конная тысяча – точнее, то, что от неё осталось, – подалась назад, под прикрытие стены щитов, разъярённая, непобеждённая, но отступившая.
Тут наконец фаланга сошлась с персидской пехотой, оградившей себя стеной плетёных щитов. Среди и спартанцев и ариев были такие, которым довелось участвовать в десятках битв, но подобной не помнил никто. Персы, знавшие греческий язык, услышали слова, заставлявшие каждого эллина сражаться за десятерых:
– За Леонида! За Фермопилы!
Приказов не было слышно, голоса труб и те потонули в грохоте битвы. Каждый дрался на своём месте, зная, что ему надлежит сразить врага. Стена персидских щитов начала медленно прогибаться, как оттянутая верёвка. А потом она лопнула. Мгновение – и гоплиты-эллины погнали перед собой лёгкую азиатскую пехоту, скашивая её, словно коса колосья. Персидская пехота отступала, ибо в своих лёгких панцирях, с короткими копьями она не могла сопротивляться спартанцам, однако силы варварского войска ещё не были исчерпаны. Много раз Мардоний водил вперёд персидскую конницу, и каждый откат был лишь прелюдией к новому, ещё более могучему удару.
– За Мазду, за Иран, за Царя!
Боевой клич князя превращал его всадников в демонов, которые бились с богами. Фаланга получала могучие удары, даже останавливалась, но не разрывалась и шаг за шагом, сажень за саженью оттесняла варваров. И каждый раз кличу Мардония отвечали грозные голоса:
– За Леонида! За Фермопилы!
Казалось, жизнь Мардония охраняли боги. Он всегда находился в самом центре сражения. Белый нисейский конь лебедем налетал на лаконские копья. Если бы доблесть одного человека могла решить исход сражения, отвага Мардония была бы способна сотворить чудо. И всегда под стрелами за ним следовал всадник в серебряном панцире на лёгкой кобыле, также остававшийся невредимым. Но когда битва затянулась настолько, что мужи начали падать от усталости, тесноты и жары, князь отъехал в сторону на возвышение, откуда, став возле сельского храма Деметры, он мог следить за ходом сражения. Он увидел, что арии медленно отступают, отходят на шаг, на полшага, но неуклонно отодвигаются под натиском фаланги. Тогда он послал гонца:
– Езжай к Артабазу. Пусть возьмёт с собой из лагеря всю охрану, всех мужчин, каждого евнуха, который способен держать копьё, и немедленно ведёт их сюда. Иначе мы проиграем битву.
Вестник ткнул в бока коня шпорами и спустился с холма. Мардоний же повернул коня и направил его в самое пекло.
– За Мазду, за Иран, за царя! – прокатился над полем брани его могучий голос.
Персидские вельможи, знавшие одни только победы, возобновили натиск. Последний их удар оказался самым жестоким. Фаланга прогнулась, как натянутый лук. Персидские пехотинцы, не думая о себе, бросались на греческие копья и переламывали их голыми руками. Мардоний никогда не гордился своим воинством так, как в этот час. У него были все основания для гордости, однако бойцовский пыл был потрачен понапрасну. Волна персов отхлынула, спартанцы вновь сомкнули ряды, и Мардоний понял, что люди его сделали всё, что могли. Они сражались с рассвета. Разве не сам Мазда восстал против персов? Разве не достаточно сил отдано за нежащегося в Сардах Царя Царей?
– За Мазду, за Иран, за Царя!
На этот клич уже никто не ответил. Там и тут пехотинцы и всадники, в одиночку и группами отступали к своему последнему оплоту – укреплённому лагерю возле Асопа. Князь обратился к своим всадникам, окружавшим его уже в значительно меньшем числе:
– Неужели мы убежим как испуганные псы? Вспомните славу ариев! Вперёд!
Но его не услышали даже самые отважные. Фаланга ускорила своё движение. Теперь она пошла быстрым шагом. И вдруг спартанцы бросились вперёд как одержимые.
– Афиняне одолели фиванцев! Они идут к нам! О мужи-лакедемоняне, пусть слава этой победы достанется нам одним.
Крик Павсания повторили его помощники. Слева уже наносила удар вторая фаланга – колыхались пять тысяч султанов, блистали пять тысяч острых копий. Аристид пришёл со всей своей силой на помощь союзникам. Однако в этом не было необходимости. Уже один вид афинского войска изгнал отвагу из сердец варваров, строй азиатов рассыпался, словно песок. В этот миг посланец остановил коня возле Мардония:
– Господин, Артабаз или трус, или предатель. Он бежал, решив, что битва проиграна. Помощи не будет.
Князь поник головой, вокруг бушевала битва. Нисейский конь был забрызган кровью, но Мардоний направил его вперёд, преграждая путь к отступлению отряду мидийцев.
– Повернитесь назад! Трусы! – Он плашмя ударил мечом ближайшего из бегущих. – Если ты не способен победить, как положено арию, сумей хотя бы честно умереть.
– Митра изменил нам. Артабаз бежал. Спасайся, кто может!
Мардоний преградил путь отряду саков. Но с тем же успехом можно было бы приказать северному ветру задуть в обратную сторону. Конные, пешие, вавилоняне, эфиопы, мидяне, персы дружно бежали в лагерь, но, глядя на наступающие фаланги, Мардоний понял, что спасения не будет и там...
Мардоний остановил своего коня на холме, в стороне от бегущих. Спутница жизни его была рядом. Он наклонился к ней:
– Битва проиграна. Лагерь защищать некому. Что делать?
Артозостра сняла с головы украшенный золотым кружевом шлем, и солнце заиграло на нежном лице и золотых волосах.
– Мы – арии, – коротко ответила она.
Мардоний всё понял и протянул руку к уздечке её коня, заставляя его оставаться рядом. И тут стройная фигурка дрогнула в седле. Стрела, пущенная лаконским илотом, пробила посеребрённый панцирь. Алая кровь хлынула на грудь. Резким движением князь перебросил жену на своего коня. Она улыбнулась.
– Главкон был прав, – прошептала Артозостра одними губами. – Зевс и Афина сильней Мазды и Митры. Будущее за Элладой. Но и нам нечего стыдиться. Мы сражались, как положено ариям, детям завоевателей и царей. Мы будем счастливы с тобой в Гаронманье Благословенной, чего же бояться?
Тело её содрогнулось. Спартанские копейщики приближались. Мардоний ещё раз поглядел на поле битвы. Персы бежали как овцы. Так уходила мечта о сатрапии, о новых походах, о власти над миром.
Поцеловав в последний раз Артозостру, он прижал к груди её бездыханное тело.
– За Мазду, за Иран, за Царя! – провозгласил Мардоний, отбрасывая меч, и, повернув своего жеребца, бросил его в галоп на пики спартанцев.
