Текст книги "Господин посол"

Автор книги: Уильям Харрингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Фрэнк покачал головой.

– Предпочел бы тысяч десять.

– Предпочли бы?

Он взглянул на Джуди.

– Любое дело, способное принести миллион, будет чертовски опасным.

– Значит, миллион вам не нужен?

– Скажите, в чем дело.

Джош жестом остановил Джуди.

– Есть разные способы делать дела, – сказал он. – Понимаете? Есть способы делать дела. Есть люди, которые знают способы их делать. Есть люди, у которых есть идеи, хорошие идеи насчет таких дел, но обычно им нужна помощь других людей, которые знают, как их делать.

– Так вы воображаете, что я это знаю? – спросил Фрэнк, с саркастической ухмылкой оглядывая всю компанию.

Джош поморщился и перевел взгляд на Скотта, потом на Патрисию.

– Мы не воображаем, что вы знаете, как сделать именно это дело, сказал он. – Но дела такого рода. Дела, похожие на это.

– Вы боитесь сказать мне, в чем дело? – не отставал Фрэнк.

Тишины разорвал холодный голос Патрисии.

– Похищение, – сказала она. – Ради выкупа. В миллион долларов.

– Господи Иисусе! – выдохнул Фрэнк.

Официант прервал их прежде, чем ему успели рассказать хоть что-нибудь о своем плане.

– Вы хотите сделать заказ, мистер Коффи?

– Принеси нам для начала чего-нибудь закусить, – решил Фрэнк. – Что у вас есть? Печенка? И сельдерей, морковку и овощи. И ещё выпить мне и мартини для юной леди. Мы посмотрим меню.

Как только официант удалился, Джош наклонился к Фрэнку.

– Посол при ООН – вот о ком мы думаем, – пояснил он. – Нам кажется, его правительство и власти Соединенных Штатов согласятся на миллион, чтобы его вернуть – если он нужный человек.

Фрэнк жестом оборвал его.

– Остыньте до после обеда. Возле стола будет много суеты. А сейчас я только хочу сказать, что это глупейшая идея, какую я когда-либо слышал.

Во время обеда он пытался что-нибудь о них выяснить. Это было нелегко, но он не оставлял усилий.

– Что вы за птицы, какая-нибудь разведка? – спросил он в конце концов.

– Ладно, – с неохотой сдался Джош. – Мы что-то вроде коммуны. Живем вместе. То есть мы делим верхние этажи здания, которое сняли несколько лет назад. Мы делим расходы. Мы... м-м...

– Да не стесняйся, Бога ради, Джош, – нетерпеливо перебила Джуди. – Мы – организованная группа. Джош – основатель и предводитель. Мы не слишком часто пользуемся своим названием, но оно у нас есть. Мы Бригада Цзян Цин. Вы знаете, кто такая Цзянь Цин?

Фрэнк покачал головой.

– А должен?

Джуди торжественно кивнула.

– Да, должен. Цзянь Цин – жена председателя Мао Цзедуна. Она убежденная революционерка, одна из самых авторитетных революционерок на свете.

– Коммунистка? – Фрэнк слегка нахмурился.

– Разумеется, коммунистка, – возмутилась Джуди.

– Ладно, а вы тогда? Вы тоже коммунисты?

Джош влез с ответом раньше, чем Джуди успела открыть рот.

– Мы не состоим в компартии Соединенных Штатов. Мы коммунисты, но коммунисты-демократы. Это большая разница.

– Держу пари, точно, – хмыкнул Фрэнк.

Заговорила Патрисия.

– Мы революционеры, вот мы кто, – сказала она. – Мы хотим увидеть приход революции, увидеть новое общество, которое родится из нее. Вас это раздражает? Вы из-за этого откажетесь с нами работать?

Некоторое время Фрэнк смотрел на неё поверх своего бурбона с содовой тем рассчитанным задумчивым взглядом, когда глаза – на человеке, но но в мыслях – только ловкий блеф.

– Если вы хотите, чтобы я с вами работал, – сказал он, мне придется понять, есть ли в вас хоть капля здравого смысла?

Теперь он взял все нити разговора в свои руки и начал задавать вопросы каждому. Если он собирается принять их предложение, ему понадобится многое узнать. Отвечали ему с разной степенью искренности.

Джош рассказал, как в 1967 году сформировал бригаду, как они планировали революцию в 1968 и серию взрывов в 1970 – и все лишь для того, чтоб убедиться в тщетности своих планов и вынужденно отступить. От вопроса, чем он зарабатывает на жизнь, Джош уклонился.

Джуди рассказала, что её исключенной из школы и яростно отвергла предположение, что торгует собой – оно недвусмысленно читалось в его прямом вопросе, на что она живет.

Скотт попытался напустить туману. Он заявил, что Фрэнку и так известно, что он собой представляет. Сказал, что у него есть инженерный диплом Стэнфорда – это было неправдой; он говорил Патрисии и Джошу, что бросил учебы, не дотянув до степени всего семестр.

Патрисия сказала, что она студентка Колумбийского университета и живет на то, что присылает мать.

Фрэнк покачал головой и терпеливо улыбнулся. Нацепив на вилку ломтик морского языка, он оглядел по кругу каждого из них, продолжая качать головой и ухмыляясь.

– А при чем здесь афера с миллионом долларов? Это не вяжется со всеми вашими рассказами. Мне кажется, в том обществе, которое вы вроде собираетесь построить после того, как все разрушите, миллион долларов ничего не будет стоить. Верно? Или в новом обществе вы хотите стать первыми миллионерами?

– Давайте вернемся к этому вопросу после, – предложила Патрисия.

– После чего?

– После того, как вы расскажете о себе. Вы не думаете, что у нас тоже есть право знать о вас не меньше, чем вы знаете о нас?

– Что вы хотите знать?

Она улыбнулась.

– Что вы хотите нам рассказать?

Он вздохнул.

– Мне тридцать два. Все зубы свои. Я бедняк из Джорджии, живу в Нью-Йорке с шестидесятого. В тот год я демобилизовался из ВВС. Два года служил в Германии, но нацистом не стал. Что вы ещё хотите знать?

Заговорил Скотт.

– Вы провернули неплохую сделку с рецептами. Хотя вы прикидывались просто мальчиком на посылках, у меня сложилось совсем другое впечатление. Похоже, вы состригли уйму бабок. Уверен, насчет вас я не ошибся: вы знаете, как делать дело, и только что провернули весьма завидное. Так что вы делаете в своем подземном гараже, паркуя машины?

– Может, я его владелец?

– Может быть, но это не объясняет, зачем вы тратите там время, паркуя чужие машины.

Фрэнк положил вилку. На миг он склонил голову, сжал зубы и нахмурился.

– Ладно, – наконец сказал он. – Хороший вопрос. В точку. Причина, по которой я ковыряюсь в гараже – меня выпустили условно, и закон Соединенных Штатов требует, чтобы я каждую неделю проводил на постоянной, честной работе.

Скотт расхохотался.

– И ваш идиот надзиратель не знает, что вы проворачиваете дела, приносящие денег в сто раз больше его жалования, и едите в ресторанах, куда его даже не пустят. Верно?

Фрэнк кивнул.

– Что-то вроде того.

Скотт хихикнул и покосился на друзей; никто из них, похоже, не находил это забавным. Тогда он спросил:

– Можете сказать, за что вас посадили?

Фрэнк пожал плечами.

– В шестьдесят пятом мне дали срок за кражу со взломом. Мы с приятелями забрались в одну роскошную квартиру за богатейшими трофеями. Но это было глупо. Слишком рискованно. Я получил три года и с тех пор, как вышел, стою на учете в полиции.

– Какие у вас отношения с парнями, которые заправляют такими делами? С большими боссами? – спросил Скотт.

Фрэнк снова пожал плечами, на этот раз небрежно, и отмахнулся.

– Некоторые дела у меня были с ними, некоторые – без них. Но меня они знают.

– Как они будут реагировать на нашу затею?

Фрэнк ухмыльнулся.

– Если узнают, сразу сдадут вас копам. Если вы выкинете штуку, о которой говорите, они ополчатся против вас так же рьяно, как полиция.

– Что заставляет вас вести себя иначе?

Фрэнк опять взялся за вилку.

– Я этого не говорил.

– Ладно, – вмешался Джош, давно собиравшийся прервать их пикировку. Тогда что вы думаете о предложении?

– Я думаю, оно глупее некуда, – заявил Фрэнк. – Такое глупое, что может и сработать, если кому-то хватит глупости сделать попытку. Зачем вам нужен я? Чем я смогу помочь, как вы считаете?

– Нам нужен кто-то вроде вас, – ответил Джош. – Понимаете... Например, вы только что сказали нам, что ... гм... большие боссы, или как их там назвать, будут против нас. Этого мы не знали. Но вы знаете. Такого рода вещи нужно знать. Вот почему мы к вам пришли: вы осведомлены о таких вещах... о делах, в которые мы собираемся влезть. Я хочу сказать, где мы можем что-то сделать. Мы знаем, чего хотим, и не боимся. Но можем наделать глупостей без помощи человека вроде вас...

– Ладно, допустим, это объясняет, зачем вам нужен я, кивнул Фрэнк. – А зачем вы мне нужны?

Скотт встрял в разговор раньше, чем Джош успел ответить.

– Наши идеи – начнем с этого. Может, они немногого будут стоить, но дело вроде этого потребует идей, много идей, идей во всех деталях. Некоторые идеи – по вашей части, но некоторые – по нашей. Кроме того, понадобятся люди. У нас есть люди, и нашим людям можно верить. Дело потребует денег, и деньги мы достанем. Мы будем делать все. Без нас вы просто ничего не сможете.

Рот Фрэнка был забит едой, и неторопливо жуя, он ещё раз оглядел лица собравшихся за столом. Уже глотая, он начал кивать.

– Положим, я куплюсь на это. Какие будут предложения?

– У нас их нет, – пожал плечами Скотт. – Скажем, десять процентов?

Фрэнк покачал головой.

– Тогда нет смысла разговаривать. Слушайте... Вы сами не понимаете, о чем говорите... Это дело – единственное на всю жизнь. Вы его совершаете, похищаете посла, получаете за него миллион – и всю оставшуюся жизнь вас ищут. Вас никогда не перестанут искать. Если хотите, можете воображать себя героями грядущей революции; что до меня, то я считаю, нам её просто не дождаться. Значит, я должен сорвать на этом деле достаточный куш, чтобы никогда больше приходилось заниматься такими вещами. Не знаю, какая дурацкая идея осенит вас в следующий раз, но для меня это дело станет последним. Итак, он пожал плечами, – мне нужно получить достаточно, чтобы удалиться на покой.

– Сколько это?

– Половина. И я ещё слишком щедр.

Пока другие хмуро переглядывались, Фрэнк молча продолжал есть. Он пил вино, смаковал деликатесы и не мешал им думать. Он даже не смотрел на них.

– Решено, – сказал Скотт наконец.

Фрэнк проглотил кусок и запил вином.

– Скажу даже больше, – вздохнул он. – Прежде чем я начну даже думать, браться ли с вами за аферу вроде этой, вы должны усвоить, что я полноправный партнер. Причем старший. Вы признали, что вы – кучка любителей. Вам захотелось помощи профессионала. Ладно, но профессионал должен заправлять делами. И это единственное условие, при котором я стану рисковать.

12 июня

Уговор был такой: Фрэнк, Джош и Скотт встретятся у Изи в субботу в одиннадцать вечера. Патрисия уже была там на работе, а Фрэнк мог спокойно дойти пешком от своей квартиры на 50-й.

Той ночью она надела платье фиалкового цвета со свободной блузой крестьянского покроя и широкой юбкой. Ремешки сандалий обвивали лодыжки и голени и завязывались под самой коленкой. Весь вечер она просидела у стола Изи босой, чтобы не приходилось каждый раз, заходя позировать в кабинку, развязывать и завязывать ремни.

Она была в шутливом расположении духа. Отчасти из-за того, что так же был настроен и Изи. Он сыпал шутками и уличной мудростью. На той неделе Патрисия позировала каждую ночь, не считая четверга, когда она пошла в "Ля бел фуршет". Поэтому он решил, что она вняла совету зарабатывать себе на жизнь, позируя его клиентам, и был этим откровенно польщен.

– Первое, что знает Изи, – шутил он, – что ты скоро захочешь половинную долю и чтобы Изи сменил вывеску "Студия Изи" на "Студия Патрисии". Изи и это может сделать.

Вместо ответа она только улыбнулась. Была уже половина одиннадцатого. Она уже предупредила, что в одиннадцать уйдет, несмотря на субботнюю ночь.

– Ты делаешь больше денег, чем получает Изи, – не унимался он.

– Я больше работаю, – ответила она.

Он рассмеялся.

– Вот что, Изи, – сказала Патрисия, – пойду-ка я помою ноги и одену сандалии. И больше принимать клиентов не буду. К одиннадцати я хочу быть готова.

Изи кивнул, но покосился в расписание, где было записано, когда девушка зашла в кабинку и когда должна выйти. Он нахмурился: все остальные девушки были заняты.

– Изи был бы доволен, – сказал он, – если ты примешь того, кто появится, пока Рита не выйдет. Тогда следующего возьмет она, а потом подключится Джун. Ладно?

Отказать ему Патрисия не могла. Она кивнула и понадеялась про себя, что хоть на некоторое время бизнес застопорится.

Она бросила сандалии на стол и принялась играть с ремнями, выпрямляя их и распутывая. В это время вошли двое молодых мужчин, со смехам таща за руки своих сопротивляющихся спутниц. Изи коснулся её руки.

– Извини, – сказал он. – Но ты обещала...

Молодые люди казались братьями – оба с оливкового цвета кожей, стройные, с влажными карими глазами и прямыми черными волосами. Они и одеты были почти одинаково – в облегающих черных брюках, отличного кроя рубашках, черных лаковых туфлях с дутыми носами и на высоких каблуках и в легких черных панамах. Одна из девушек была очень похожа на них – типичная пуэрториканка, смуглая и черноглазая. Вторая была крашеной блондинкой.

Изи кивнул вошедшим, один из парней подошел к столу и сказал что-то Патрисия не поняла, что – на резком гортанном нью-йоркском испанском. Изи понял, но ответил по – английски. Так диалог и продолжался – на жаргонном испанском и жаргонном английском – а Патрисия слушала и с растущим испугом понимала, что им нужна модель, они хотят сделать фото, спрашивают цену, торгуются, спрашивают, модель она или нет, оценивают её и соглашаются заплатить.

– Ты обещала Изи, девочка, – сказал ей Изи ещё раз, пока она неохотно поднималась, чтобы идти в кабинку.

Там блондинка немедленно заняла единственный стул, не оставив Патрисии места для платья. Трое пуэрториканцев столпились у задней стены, возясь с камерой и жарко споря по-испански. Патрисия включила свет, блондинка нахмурилась, закрыла глаза руками и жалобно вскрикнула:

– Христа ради!

Один из молодых людей оторвался от камеры и заговорил с Патрисией. По-испански. Она не понимала.

Вмешалась блондинка.

– Он говорит тебе, девочка, чтобы ты разделась.

Патрисия подавила порыв сбежать и сказать Изи, что не может. Она стянула платье через голову и бросила его в угол матраса. Под ним ничего не было, и она осталась нагишом.

Парень, который вел переговоры, охнул и сказал что-то другому. Тот рассмеялся. Девушка-пуэрториканка застыла с широко раскрытыми глазами и открытым ртом. Блондинка усмехнулась и покачала головой:

– Боже!

Парень по-испански обратился к блондинке, и та перевела.

– Перфекто говорит, что будет командовать. Мануэль станет снимать. И он велит тебе лечь.

Патрисия присела на корточки и растянулась на спине, не спуская глаз с Перфекто, который все так же тихо говорил с блондинкой.

– Перфекто говорит – раздвинуть ноги, шире.

Патрисия вздохнула про себя и раздвинула; Перфекто некоторое время на неё смотрел, потом бросил несколько слов, от которых Мануэль согнулся от смеха. Даже пуэрториканка улыбнулась.

– Хочешь знать, что он сказал? – спросила блондинка.

Патрисия замотала головой.

Перфекто снова заговорил, и блондинка перевела.

– Он велит поднять ноги вверх, точно так же вверх, и держать широко раздвинутыми.

Задрав ноги буквой "V" Патрисия почувствовала, что начинает потеть. А Мануэль целился через объектив и искал лучший ракурс. Уже начало сводить мышцы, когда она услышала щелчок.

– Отлично, – сказал Мануэль.

Они сгрудились над камерой, и никто не мог догадаться, как достать снимок. Перфекто взял камеру у Мануэля и присел рядом с Патрисией. Она села и вытащила фото. Потом сказала блондинке, что минуту нужно подождать, та перевела на испанский. Перфекто стоял на коленях рядом с ней, переводя взгляд со своих часов на её тело. Когда она вытаскивала фотографию, он склонился совсем близко. Снимок получился четкий и весьма выразительный. Перфекто ухмылялся, глядя на него, а потом протянул Мануэлю.

– Ладно, давай снова на спину, девочка, – блондинка начала переводить раньше, чем Перфекто кончил говорить. – Ноги в стороны. Сильно в стороны. Больше.

И снова Мануэль бродил вокруг тюфяка, косясь в камеру и крутя фокус. Патрисия вытерла пот с лица тыльной стороной ладони. Тело её уже сверкало в свете ламп. Глядя сквозь Мануэля и Перфекто, она видела лицо пуэрториканки, которая прислонилась к стене с широко раскрытыми глазами. Интересно, о чем она думает. Патрисия сосредоточилась на том, что может быть у девушки в голове, чтобы по-возможности игнорировать всех остальных.

Щелкнула камера.

– Отлично, – повторил Мануэль.

Когда снимок был готов, и все на него посмотрели, Перфекто сказал блондинке, чего хочет теперь.

– Встань на карачки, девочка. Задницу вверх, ноги врозь. Парням нужен вид сзади.

Волосы свисали на лицо. От неудобной позы свело ноги. Оглянувшись через плечо посмотреть, чем занимается Мануэль, сквозь свисающие волосы она увидела только блондинку. Блондинка усмехалась. Усмехалась с крайним презрением. Патрисия отвернулась и закрыла глаза.

Поза так понравилась, что её заставили ещё раз встать так, чтобы Мануэль сфотографировал с более низкой позиции. Потом блондинка заставила её снова перевернуться на спину, и на этот раз парни долго совещались и смеялись, прежде чем Перфекто сказал блондинке, чего хочет.

– Расставь ноги, девочка, – сказала она. – Больше. Давай-давай. Ладно, теперь Перфекто велит раскрыть ещё больше пальцами. Пальцами, поняла?

Патрисия покачала головой.

– Я не обязана это делать.

– Нет? – удивилась блондинка. – Ну, а лысый ниггер нам сказал, что ты сделаешь все, что мы скажем, только тискать нельзя. Мы за это платим!

Патрисия свела напряженные ноги, расслабила мышцы, провела рукой по губам, вздохнула и качнула головой.

Перфекто обратился к блондинке, быстро и сердито выплевывая в неё поток жестких, твердых слов и шныряя глазами между ней и Патрисией. Патрисия уставилась не его острое тонкое лицо и поняла, что его боится. Боится не столько его ярости, сколько его высоких каблуков, щегольской рубашки и пижонских брюк, его вызывающе сидящей круглой панамы. Он полон ярости и негодования, полон ими постоянно, полон настолько, что его улыбка и смех заострились до остроты лезвия ножа. Казалось, нож спрятан у него где-то в одежде, и он может им воспользоваться, но не этого она боится. Она знает, что Изи держит в ящике стола пистолет. Стоит только закричать... Она просто боится, что не сможет позабыть Перфекто, когда тот уйдет.

– Он говорит, тот тип снаружи обещал..., – громко переводила блондинка.

Патрисия, капитулируя, подняла руки. Только бы они заткнулись...

– Ладно, – устало бросила она. – Какая разница. Ладно.

Он закрыла глаза и упала головой на матрац. Она слышала смех парней, и Перфекто сказал что-то совсем близко к её лицу, судя по тону, ища примирения. Блондинка не перевела. Патрисия дождалась, пока они снимут. Она чувствовала, как по коже текут капли пота. Чувствовала, как горят щеки. И едва переводила дух.

Блондинка залилась смехом.

– Какая дыра! Твой крендель стал бы ней болтаться, как язык в колоколе!

Она засмеялась ещё громче, и когда смогла взять себя в руки, то сказала что-то на испанском, от чего остальные тоже покатились со смеху.

– Дин! Дон! Дин! Дон! – ржал Мануэль. – Отлично!

Когда Патрисия вылетела наружу, Фрэнк уже ждал. Джош и Скотт ещё не пришли. Не желая, чтобы Фрэнк хотя бы на мгновение заметил её заплаканное лицо, мокрые глаза, прилипшее к потному телу платье, грязные босые ноги, она схватила сумку и сандалии и бросилась в заднюю комнату.

Там она сорвала платье и обтерлась влажным бумажным полотенцем. Вымыла ноги. Сполоснула лицо пригоршней холодной воды из таза. Причесалась, оделась и проглотила четыре пилюли дексамила.

– Не знаю, где остальные, – сказала она Фрэнку и взглянула на часы Изи. Одиннадцать пятнадцать. – Не знаю, почему их ещё нет.

Фрэнк пожал плечами.

– Подождем немного.

Она кивнула и села на кушетку возле него напротив стола Изи. Фрэнк изумленно следил за её лицом и не отводил взгляда от горящих щек, покрасневших глаз и оцепенелой, напряженной позы. Пару раз глаза их встретились, но она отводила взгляд, не в силах выдержать. Он только усиливал её смущение – без него она смущалась бы меньше. А тут ещё Изи тоже с любопытством уставился на нее...

Она принялась играть кудрями, забрасывая их за плечи и распрямляя колечки. Губы пересохли, и она дышала широко раскрытым ртом.

– Слушай, – предложил Фрэнк, – может, пойдем где-нибудь выпьем? Этот тип может сказать твоим приятелям, где нас найти. Я куплю тебе мартини помнишь, джин "Гордон", перемешанный и со льдом, как тебе нравится. Годится?

Она не была уверена, как подействовать мартини после дексамила, поэтому покачала головой.

– Все равно спасибо.

– Какие были планы? – спросил он. – Куда мы должны были отсюда пойти?

Она снова покачала головой.

– Не знаю. Если хочешь выпить, я с удовольствием с тобой прогуляюсь. Выпью соку или что-нибудь еще.

Изи подсказал, куда пойти: в маленьком полутемном баре за углом не будет громкой музыки. Решили, что Джоша и Скотта он отправит туда же.

– Ты уверена, что не хочешь мартини? – спросил Фрэнк, когда они уселись в нише.

– Голова болит, – пожаловалась она.

– Может, аспирину?

– Нет. Я выпила другого.

Фрэнк заказал бурбон с содовой и сок. Поставив локти на стол, он снова уперся ничуть не смущенным решительным взглядом в её лицо. На нем была белая трикотажная рубашка и коричневые брюки, и она обратила внимание на могучие мускулы на его плечах и руках. Захотелось попросить его сесть рядом, чтобы помешать ему так на неё глазеть. От этого ей становилось тревожно. Правда, она уже и в "Ля бель фуршет" заметила, как он смотрит, и решила тогда, что бояться нечего, но...

– Ты сказала, что заканчиваешь Колумбийский университет, – заговорил он. – Это правда?

Она кивнула.

– В основном. Я уже давно забыла все, чему меня учили, но официально я ещё студентка.

– Ты сказала, что живешь на деньги от семьи.

Она снова кивнула.

– Тогда что..., – он ткнул большим пальцем через плечо в сторону заведения Изи.

– Деньги.

– А-а. Но Боже мой, есть способы легче...

– После сегодняшнего вечера я тоже начинаю так думать, вздохнула она.

– Ты была с той толпой, которая оттуда вышла? – насупился он.

Патрисия опять вздохнула и кивнула.

Фрэнк покачал головой.

– Господи! И давно ты здесь работаешь?

– Последнюю пару недель.

Он нахмурился.

– Дай-ка я соображу... Скотт сказал, что достал деньги на рецептурные бланки от ... – он ткнул в неё пальцем. – Это ты? Твои деньги?

Она кивнула.

– Он забрал твои деньги и отправил тебя сюда зарабатывать на жизнь? Это маленький сукин сын?

Патрисия улыбнулась.

– Все немного сложнее. Мне не обязательно это делать.

Фрэнк пожал плечами.

– Ну... Может, мне стоило потратить двадцатку...

Она улыбнулась шире.

– Может, стоило.

Его глаза мягко прошлись по её телу. Она кожей ощущала его взгляд так же явственно, как видела его самого, и могла догадаться, какие мысли скрываются за этим небрежным, оценивающим взглядом. Когда осмотр был окончен, она безошибочно поняла, в какой момент его мысли резко переключились на другое.

– Что ты собираешься делать со своей долей с миллиона? спросил он.

Она покачала головой.

– Никакой доли не будет. Мы не станем делить деньги. Будем пользоваться ими сообща, для общих дел.

– Ага, – протянул он. – Это интересно. Не думаю, что ваши люди знают толком, что намерены делать с деньгами.

Она поймала его взгляд.

– Мы говорили, чего хотим. Революции.

– Глупости, – отмахнулся он. – Что вы собираетесь делать, свергнуть правительство?

– Нет, не только, – возразила она. – Не только правительство. Мы хотим настоящей революции, полной перемены общества.

– По какому образцу?

Она мгновение колебалась, потом улыбнулась.

– Не думаю, что тебе хочется выслушать лекцию.

– Если не длинную – то в самый раз.

Она снова ненадолго замолчала, продолжая улыбаться. Потом сказала:

– Понимаешь, я все прекрасно чувствую... Не знаю только, смогу ли это выразить.

– Попытайся.

– Хорошо. Придется вспомнить историю. Мир знал немало революций, и великих, и не очень. Революции меняли соотношение между идеализмом и цинизмом, смещая его в сторону идеализма, пусть хоть немного, хоть чуть-чуть. Но мир полон жадных циников, которые никогда не перестают обманывать, толкаться, работать локтями, ухватывая немного здесь, немного там, и пользуясь всем, что попадает под руку, пока наконец все не закрутится в их пользу, а люди не останутся с носом. Ну, и в Соединенных Штатах мы дошли до этой точки. Я хочу сказать, что здесь баланс смещен в сторону цинизма до предела. Всем заправляют махинаторы, торговцы властью и рвачи. Деньги – все, люди – ничто. Куда ни глянь, везде творится только то, что выгодно, и очень мало кто пытается делать то, что нужно, но ничего не в состоянии добиться, потому что это затрагивает чьи-то прибыли.

Фрэнк кивнул.

– Верно. Согласен. Но что сможете сделать вы?

Она пожала плечами и очень просто сказала:

– Все сломать и начать заново.

Он тяжело вздохнул.

– Боюсь, это непросто. Для начала, откуда вы знаете, что построите что-то лучшее?

– Я могла бы ответить, что хуже быть не может. Но отвечу иначе: скажу, что люди, которые хотят перемен – идеалисты. Со временем их идеалы могут рухнуть, как идеалы прежних поколений. Но попытаться стоит. По крайней мере хоть немного, но баланс мы исправим. И кто с уверенностью может утверждать, что на этот раз мы не сможем его удержать?

– И вы считаете, что на это хватит миллиона долларов? Не слишком ли это наивно?

– Нет, миллиона долларов не хватит. На миллион в этом обществе немного купишь. Но вот что я скажу: при людях вроде нас получится намного больше, чем при нынешних властях. Потому что среди нас нет людей, для которых больше всего значат проценты.

– И что вы хотите купить? Бомбы? Оружие? Что именно?

– Сейчас мы все прекрасно знаем, что бомбы и оружие немногого стоят. Конечно, нам придется обзавестись каким-то арсеналом. На всякий случай. Возможно, часть мы потратим на газету, которая куда важнее оружия. Но деньги важны прежде всего потому, что деньги – это власть. Мао Цзедун говорил: "Хватайте власть". В Соединенных Штатах это означает "хватайте деньги". Тогда можно использовать власть денег, чтобы делать все, что угодно.

Фрэнк ухмыльнулся.

– Ладно, ладно.

– Ты понял, что я имею в виду? – поинтересовалась она.

– Все, кроме одного.

– Чего?

– Тебя. Почему ты? Ты говоришь, что деньги в этой стране решают все. Но ведь тебе все просто поднесли на блюдечке. Ты живешь правильно. У тебя университетский диплом, скоро ты получишь степень, и платить тебе за это не приходится. Общество, которое ты так не любишь, очень о тебе заботится. Я понимаю, когда так думает парень вроде меня, но тебя понять не могу.

– Общество, – тихо повторила Патрисия. – Я просто не могу в него вписаться.

Фрэнк ухмыльнулся и покачал головой.

– Вписаться? Это просто слово, Пэт. Только слово.

– Может, и так, – вздохнула она, – но для меня оно многое значит.

Они сидели в баре до полуночи, но ни Джош, ни Скотт так и не появились. Патрисия предложила Фрэнку пойти с ней на Сикес-стрит. Джош когда-нибудь все равно там появится – ведь скоро утро.

– Ладно, пойдем, – согласился Фрэнк. В любом случае ему хотелось посмотреть на их пристанище.

Они проехались на метро, потом пошли пешком. Как обычно, ночью в окрестностях Сикес-стрит было темно, молчаливые улицы практически обезлюдели. Патрисия сказала Фрэнку, что с ним чувствует себя намного уютнее. И вспомнила двоих наркоманов, которые её избили и ограбили.

– В этом ты тоже обвиняешь систему? – ехидно спросил он.

– Отчасти да, – ответила она. – Но не совсем. Я готова признать, что есть люди – очень немногие – подлые просто от природы. Негодяи останутся негодяями в любом обществе, как мне кажется.

– Надеюсь, тебе понадобилось не слишком много времени, чтобы это понять.

Когда они переходили улицу, Фрэнк взял её за руку. Но на тротуаре отпустил. Потом они свернули за угол, он обогнал её и зашагал по краю тротуара. Как будто она снова была в Балтиморе и шла с одним из школьных приятелей...

– Это животное все время так с тобой обращается? – спросил он, когда они молча прошли с полквартала.

– Кто?

– Скотт.

– О. Ну, он... Иногда.

– Почему ты его терпишь?

– Я его люблю.

– Правда? И долго это продолжается?

– Довольно долго... С первой встречи. Это было прошлым летом, вскоре после моего приезда в Нью-Йорк.

– Непорядочный тип, – заявил Фрэнк.

Патрисия улыбнулась.

– У него свои странности. Но есть и другая сторона, ты о ней не знаешь.

– Да? И часто ты её видишь?

– Достаточно.

Они свернули на Сикес-стрит. Она подняла глаза на Фрэнка, вглядываясь в полумраке в его лицо, стараясь разглядеть, улыбается он или хмурится. Насколько был серьезен этот разговор? И вдруг боль, неожиданная безумная боль разорвала виски, она ослепла, уши заложил гнетущий рев, и она почувствовала, что падает.

Когда сознание вернулось, Патрисия услышала визг, хруст, шарканье ног – все вокруг смешалось. В смятении сверкающих лучей, которые били по глазам, она ничего не видела, но спиной ощутила холодный асфальт и поняла, что лежит навзничь. Голова раскалывалась. В панике она сжала её руками. Кто-то пнул её или просто задел ногой, топая мимо. Она попыталась встать и не смогла, перевернулась и свалилась с тротуара в сточную канаву. И тут она услышала свой плач.

А потом внезапно стало тихо, и её чувства постепенно пришли в норму. Она почему-то оказалась под задним бампером припаркованной у тротуара машины. Патрисия слышала свое тяжелое дыхание и страдальческие стоны. Под спиной было мокро. Она начала подниматься и уже на четвереньках замерла от мучительной пульсации в висках.

Тут рядом на колени опустился Фрэнк и ласково коснулся её плеча.

– Тебе досталось, Пэтти? – хрипло прошептал он.

Она кивнула, но не могла поднять головы и замерла на четвереньках только такая поза давала надежду избежать невыносимой боли.

– Давай, – сказал он, подхватил её подмышки и поднял.

Патрисию повело, так что сразу пришлось прислониться к машине. Она ощупала лицо – нет ли крови – но пальцы остались сухими.

– Тебя просто ударили, и все, – успокоил Фрэнк.

Она скосила глаза. Правой рукой он сжимал левое предплечье. Ножевая рана. Между пальцев сочилась кровь.

– Мы как раз здесь живем, – шепнула она, указывая на дом. – Сейчас найдем врача.

– Давай, – кивнул он и потянулся взять её за руку, но резко отдернул ладонь, вспомнив, что она в крови.

Она шагнула на тротуар и замерла, удерживая равновесие. А потом разглядела одного из грабителей. Тот лежал на тротуаре навзничь, но был в сознании и с шумными стонами всасывал воздух.

Она огляделась.

– Бежим, – торопил Фрэнк.

На середине тротуара – она едва не наступила – валялся нож, которым Фрэнку пропороли руку.

– Он из тех, кто избил тебя и забрал часы? – спросил Фрэнк.