Текст книги "Господин посол"

Автор книги: Уильям Харрингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Харрингтон Уильям
Господин посол

УИЛЬЯМ ХАРРИНГТОН

ГОСПОДИН ПОСОЛ

Часть первая

30 мая

Воскресный вечер, 50-я улица, западная часть Восточной авеню. Оранжевое солнце за рекой наливалось бардовым отсветом, кутаясь в дымку раскаленных улиц Джерси. Фрэнк Коффи возвращался домой из Сентрал-парка с затянувшейся послеобеденной прогулки, спеша по лестничным пролетам к своей меблированной квартирке на третьем этаже. Повернув три ключа в трех замках, он шагнул в крохотную темную гостиную и облегченно опустился на выгоревший и просиженный зеленый диван. Отшвырнув туфли, он закинул ноги на исцарапанный кленовый столик, вздохнул и усмехнулся.

Усмехнулся, потому что на последних двух кварталах к нему дважды пытались клеиться. В первый раз это была белая девушка, от которой за версту несло виски – судя по всему, заправилась она основательно. А потом негритянка, от которой тяжелой волной исходил запах дешевых духов. На вид ей было лет семнадцать, а когда он качнул головой, она потащилась следом, насмешливо крича:

– Сукин сын! Струсил! Струсил за своего дружка!

Он рассмеялся ей в лицо и показал поднятый средний палец. Тогда она резко развернулась и потрусила обратно к Восьмой авеню, виляя толстой гладкой задницей, обтянутой яркими шортами.

Фрэнк заставил себя слезть с дивана – это далось с большим трудом, ноги гудели от долгой ходьбы – и потащился за выпивкой. Небольшой кубик льда, сверху немного бурбона и чуточку воды...

Пригубив, он пошел со стаканом в спальню.

Там разделся до трусов, которые не скрывали волосатого мускулистого тела. Вывернул содержимое карманов брюк на кровать – толстый бумажник, карманный ножичек, связка ключей, горсть мелочи, носовой платок. Отодвинул кровать от стены. Затем опустился за ней на четвереньки и ножичком стал отдирать плинтус.

Это было не так просто. Плинтус был подогнан на славу и поддавался с трудом. Фрэнк намучился, пытаясь не расковырять всю стену. Наконец, доска чуть отошла, он отодрал её и бросил на пол. За плинтусом обнаружилась выдолбленная в штукатурке дыра. Она шла вглубь стены до самой дранки; там, в самодельном тайнике, в темной пыльной щели лежала дюжина белых бумажных конвертов.

Фрэнк взял из стопки верхний. Подойдя к кровати, он поднял с неё пачку денег, разорвал обертку, разгладил купюры и сунул в конверт к уже лежавшим там. Затем с ночного столика взял карандаш, зачеркнул на конверте одно число и написал под ним другое.

Зачеркнул он сумму 27. 284. 00 долларов.

Написал он сумму 27. 784. 00 долларов.

Не успел Фрэнк вздремнуть на диванчике, как раздался громкий стук в дверь. С трудом очнувшись и взбешенный таким нахальством, Фрэнк кинулся в спальню натянуть брюки с футболкой. Недоуменно качая головой и моргая интересно, кто так настойчиво ломится в дверь – он долго лязгал замками.

– Привет, Фрэнк.

– Привет, Крисси.

– Господи! – сказала она.

– Что – Господи?

– Господи Боже...

Фрэнк ухмыльнулся, присел на диван, обхватил руками колени и тайком зевнул.

– По какому случаю? – спросил он.

– Принесла немного денег, – Крисси открыла сумочку и принялась отсчитывать банкноты внутри, не извлекая на вид всю пачку.

– За что?

Крисси не отвечала, пока не отсчитала всю сумму. Тогда она закрыла сумочку и протянула деньги ему.

– Пятьдесят долларов. Половина того, что я получила от Престона.

Фрэнк небрежно отмахнулся.

– Нет-нет, ты не должна мне ни копейки. Я же не сводник, Крисси. Вот уж чего я никогда не делаю...

Крисси подозрительным прищурилась.

– Как же тогда получилось?..

Он перебил её.

– Меня спросили, не знаю ли я девушки, которая согласилась бы обслужить такого старого ублюдка, как Престон. Я назвал ему твое имя и телефон. Подумал, что тебе деньги пригодятся. Это было просто одолжение... – он широко осклабился. – Хотя, возможно, одолжением это не назовешь.

Она пожала плечами.

– Да все нормально. Он ничего не смог. Я перепробовала все, что только могла придумать, но он не смог.

– В любом случае он тебе заплатил, – заметил Фрэнк.

Она кивнула.

– Знаешь, мне это даже нравится, Фрэнк. У тебя есть ещё друзья, которые...

– Престон мне не друг.

– Все равно...

– Будь спокойна. Если спросят... Но регулярных заказов не будет, ведь я не сводник.

Крисси кивнула, и Фрэнк встал, решив, что разговор окончен и она сейчас уйдет. Но если она и поняла его намерения, то активно этому противилась – принялась жеманно пожимать плечиками и поправлять прическу. Потом устало и призывно ему улыбнулась и протянула:

– Господи...

– Хочешь выпить, Крисси?

Она кивнула.

– Только бурбон. Ничего другого нет.

– В нашем кругу только его и пьют.

Вскоре Фрэнк понял, что для Крисси его предложение выпить и её согласие – по крайней мере при таких обстоятельствах – означало, что её пытались уложить в постель и что она вполне готова. С того момента, как он вышел из кухни с бурбоном и графином воды, она подавала ему вполне недвусмысленные сигналы.

В его намерения это не входило и не вязалось с его планами, но пораскинув мозгами, пока она цедила виски, он решил ей этого не говорить и завалил её на диван.

У неё было неплохое складное тело, и вся процедура много времени не заняла.

– Такого я не видела с отъезда из Теннеси, – заметила она, когда они отдышались и сели. – Я думала, все, кроме евреев, делают обрезание.

– Обрезают всех евреев, черт тебя побери!

– О-о! – хмыкнула она и осмелела, внезапно ощутив, что их отношения переменились.

– В Джорджии, где я родился, меня бы не обрезали, будь я сто раз евреем. Врачи просто не знали бы, как это сделать.

Она взяла из его рук бурбон с водой и приподняла в чуть циничном тосте, ощупывая его тело своими карими глазами – наверное, с таким же цинизмом и он разглядывал её, пока она раздевалась.

И снова Фрэнку захотелось, чтобы она ушла, но как от неё отделаться?

Крисси прикурила и принялась раскладывать свои вещички, явно решив одеться.

– Ты как? – спросила она.

– Нормально.

Она выпустила струйку дыма.

– Мне кто-то говорил, что ты парень, на которого стоит взглянуть.

Он как раз застегивал рубашку.

– Взглянуть на что?

– На все. Нечто этакое. Первоклассное.

Он встал, натягивая штаны, и решительно качнул головой.

– Нет. Не стоит на меня смотреть.

– Точно?

– Точно.

Она скептически нахмурилась и раздраженно поинтересовалась:

– А что же ты тогда за птица?

Он тоже уже не скрывал раздражения.

– Ладно, ты уже знаешь, что я не сводник. И не барыга. Можешь придумать ещё какое-то занятие для мужчины?

Похоже, она поняла, что зашла слишком далеко.

– Я только хотела сказать...

Фрэнк кивнул:

– Иногда о мужчинах ходят разные слухи.

Когда вновь постучали, Крисси схватилась за вещи, но Фрэнк и не подумал дать ей одеться, прежде чем впустить гостя. Тот вошел, уселся в розовое кресло и с явным удовольствием следил, как она судорожно натягивает одежду.

С кухни раздался голос Фрэнка (он вновь готовил выпивку):

– Ее зовут Крисси.

Мужчина кивнул ей.

– Я – Фрэд Мурон.

– Он полицейский, – добавил Фрэнк от двери.

Крисси нахмурилась.

– Шутишь?

Мурон ухмыльнулся и покачал головой.

– Нет. Я в самом деле полицейский.

Мурон был худощав, с острым подбородком и острым носом, прищуренными серыми глазами, высоким лбом и клочьями торчащих темных волос, которые зачесывал с боку набок через сверкающую лысину. Он словно шомпол проглотил – сидел на краешке, не касаясь спинки кресла. И разглядывал Крисси таким холодным взглядом, что она никак не могла поймать застежку лифчика – та выскальзывала, и приходилось ловить её снова и снова.

Фрэнк вернулся с бокалом для Мурона и сказал, что Крисси все равно собиралась уходить, так что...

Но Мурон запротестовал – он скоренько, пусть она не уходит.

Фрэнк заметил, что это ей как раз на руку. Крисси заявила, что останется, поэтому её отправили в спальню развлекаться с журналами и обещали, что Мурон уйдет через пару минут, только обсудит с Фрэнком некоторые дела.

Пока она шла через комнату, Мурон наслаждался, любуясь её походкой, лаская взглядом её ноги и бедра. Потом хлебнул бурбона и отставил бокал.

– Похоже, ты и тут своего не упустил, – сухо заметил он Фрэнку.

Фрэнк покачал головой.

– Она на меня не работает.

Мурон пожал плечами.

– Ладно, я только по делу... И у меня мало времени. Я принес деньги. Тысячу.

– А-а, – протянул Фрэнк.

Мурон принялся отсчитывать деньги из пачки.

– Его куда труднее достать, чем я рассчитывал.

– Бери там, где я тебе сказал.

Мурон кивнул.

– А ты смышленый сукин сын.

Фрэнк улыбнулся.

– В этом городе все не так сложно. Нужно только искать, постоянно искать поживы. А когда увидишь её – хватать, тащить и отбиваться...

Мурон кисло хмыкнул:

– Или найти кого-то отбиваться за тебя.

Теперь пришла очередь Фрэнка пожимать плечами. Он взял бокал, в котором вкус бурбона давно перемешался с вкусом тающего кубика льда, и слегка смочил губы.

– Ты без труда мог бы опротестовать условный приговор, если бы решился истратить малую часть этих деньжонок, – заметил Мурон. – Может, я смог бы помочь.

– Нет, спасибо. Не люблю осложнений.

– Как тебе будет угодно. Но без небольшой мзды дело будет тянуться невесть сколько.

– Так всегда и случается. Дольше уже некуда.

Мурон покачал головой.

– В одних вещах ты умница, в других – сущий сосунок.

– Разве с другими не так, а?

Мурон отогнул борт плаща, мелькнул служебный револьвер в кобуре подмышкой. Достал сигару, откусил кончик и прикурил от массивной зажигалки.

– Мне нужно большее поле деятельности, – заметил он.

– Естественно, – отозвался Фрэнк.

– У тебя есть что предложить?

– Нет. Такие вещи не в нашей власти. Они случаются сами собой. Просто случаются – и все. Нам удалось все взять в свои руки раньше, чем подгреб кто-то другой.

Мурон выпустил колечко дыма.

– А никто и не мог так быстро подгрести. В делах такого рода нужен коп.

Фрэнк чуть заметно улыбнулся.

– Я так и думал.

Мурон кивнул и ткнул в Фрэнка сигарой.

– Мне нужно место, чтобы развернуться, – повторил он.

– Ищу, – заверил Фрэнк. – Не все так просто, ты же знаешь. Все привлекательные штучки люди почему-то имеют привычку держать под замком.

– А то я не знаю.

– Тут я им не помощник, – продолжал Фрэнк.

– Ну да, ты независимый делец, – иронично хмыкнул Мурон.

– Я просто пытаюсь заработать свой доллар, – заявил Фрэнк. – Просто пытаюсь делать деньги, поэтому мне не нужно укладываться в... восемьдесят в неделю.

Мурон провел с Крисси в спальне около получаса. Фрэнка очень забавляло, что детектив тешил свою похоть чуть ли не на двадцати семи тысячах долларов.

Двадцать семь тысяч долларов. Двадцать восемь, считая те, что он держал в руке. Плюс семь тысяч восемьдесят четыре. За такие деньги Фрэд Мурон убил бы обоих – и его, и Крисси. Впрочем, и многие другие тоже. Если бы знали, что они у него есть.

Три года тяжелой усилий, три года напряженной и осторожной борьбы под бдительным надзором поручителя, который следит за каждым шагом. По крайней мере, должен следить. Он поставил себе цель – тридцать тысяч долларов к моменту окончания условного срока. Чтобы хватило на вложения и можно было завязать. Какая сладкая мысль: вложить капитал во что-нибудь стоящее и больше никогда не быть пешкой. Всегда знать, откуда капнет очередной доллар. Всегда иметь деньги в кармане и ссуживать другим, а не смотреть, как они уплывают из-под носа.

Двадцать восемь тысяч долларов. Почти двадцать девять. Он и раньше не раз держал в руках такую сумму, причем наличными. Но всегда это были чужие деньги, которые нужно только передать; а когда он их отдавал, ему улыбались и давали на чай гроши. Для некоторых двадцать девять тысяч долларов огромная сумма. Для других – мелочь. Очень долго он был среди первых, а теперь собирался перебраться ко вторым.

Он уплатил свое за право это сделать, и теперь настало время воспользоваться благами, доступными другим. Условный срок долго не продлится, у него есть деньги, и он готов к началу новой жизни.

Он пересчитал деньги Мурона, не веря, что детектив его не обсчитал. Убедившись, что все верно, сунул пачку под диванную подушку, подогнул ноги под себя и устроился поудобнее, проглядывая раздел бизнеса в воскресном номере "Таймс". "Таймс" он каждую неделю штудировал от корки до корки. За два года это вошло в привычку.

Вот сейчас он немного почитает, а когда Мурон и Крисси освободят спальню, наденет рубашку и носки и пойдет перехватит гамбургер. Или ещё что-нибудь съедобное. Можно захватить с собой Крисси, если она голодна. Так и быть, окажет он ей такую любезность, а потом скажет, что больше никогда не желает её видеть. Отделаться от неё будет несложно.

Хотелось бы сказать то же самое про Фрэда Мурона...

1 июня

Было тепло и ветрено. К полудню улицы ещё не просохли от ночного ливня. Всю грязь смыло, а к тротуарам прилипла сухая трава. В Ист Вилидж люди сидели на улице, потягивали воздух носом и изумленно пялились по сторонам, как будто весенний дождь даже асфальт напоил сочным благоуханием жизни.

Патрисия Сент Албан шла вдоль по улице, аккуратно обходя черные лужи. Высокая и стройная молоденькая блондинка лет двадцати была в песочного цвета джинсах и малиновом вязаном джемпере. Прямые волосы падали на плечи и путались в тяжелой серебряной цепи, охватывавшей шейку. На ногах – замшевые туфли, а в руках – чуть помятая замшевая сумочка.

Девушек такого типа на улицах Нью-Йорка было в то время не счесть: широкий шаг, развевающиеся волосы, покачивающиеся груди, прямой взгляд, ни тени улыбки, вызывающе-независимая натура, гордая своей молодостью и наивно уверенная, что это видно всем.

Патрисия Сент Албан могла быть в точности такой, но не была. Она спешила, но шагала не широкими, а короткими, усталыми, нетерпеливыми шажками, и сумочку прижимала к груди, словно защищаясь, а не давала ей болтаться. И она хмурилась. Но все равно ей вслед оглядывались – она была красива.

Она свернула на Сикес-стрит, вошла в старое кирпичное здание, вскарабкалась по деревянным ступенькам в тусклом замусоренном колодце лестницы. В подвальном магазинчике жарили цыплят, и едкий, сальный дым клубами вырывался на улицу. Ветер подхватывал его и разносил вверх по лестнице. Густой запах горелых цыплят прочно забивал все остальные запахи мочи, гниения и грязи – такие обычные для этого здания.

Патрисия добралась до второго этажа, где дверь стояла настежь.

– Скотт наверху? – спросила она. Кто-то утвердительно буркнул, и она отправилась дальше.

Скотт оказался на третьем этаже в их комнатке. Он растянулся на их кровати – на их тюфяке, если уж точно – подложив под себя груду подушек, и читал. И курил. Курил простой табак, и вонь его стояла в воздухе. Окна были заперты, и в комнате стало нечем дышать. Скотт лежал нагишом, если не считать желто-белых вязаных плавок. На груди и животе блестели капельки пота. На горелке кипела вода – то ли для чая, то ли сделать раствор для укола. Он поднял глаза от книги, но не отложил её.

– Где ты была? – спросил он.

Патрисия пожала плечами, хмыкнула и попыталась открыть окно.

– Я могу вынести почти все, но только не такую вонь, пожаловалась она. – Ты и дальше собираешься коптить?

Он глубоко затянулся и затушил сигарету в полной окурков пепельнице. Она схватила её и выкинула окурки вместе с пеплом за окно.

– Где ты была? – повторил он.

– Дома, проверяла почту.

– Ладно. Пришел чек?

– Нет, – вздохнула она, присела на тюфяк и скинула туфли.

Скотт пожал плечами.

– Придет... Завтра придет. Твоя мама надежна, как банк. Но, Господи, лучше бы он пришел поскорее.

Девушка резко повернулась и сурово взглянула на него.

– Слушай, я собираюсь часть отложить. Нужно отдать Джейн мою часть платы за квартиру. И есть мне тоже нужно. И Джошу деньги тоже понадобятся. Когда в последний раз Джош от тебя деньги получал?

– Да ерунда все это, – отмахнулся Скотт. – Перебьются. Говорю же тебе, мы получим тысячу навара всего за одну ночь.

Патрисия улыбнулась и покачала головой:

– Торгуя таблетками?

Скотт рассмеялся.

– Не, кое-что получше. Смотри. Да говорю же тебе, не волнуйся за свои пять сотен. Верну я их тебе – через пару дней. А через неделю или дней через десять у меня будет на тысячу больше. Черт, это дельце куда лучше, чем торговля пилюлями.

– Когда-нибудь ты влипнешь в неприятности, – вздохнула она.

Он погладил её по плечу.

– Ну, не строй из себя буржуйку.

Через распахнутое окно в комнату ворвался ветер. Она уже проветрилась, поэтому Патрисия встала, закрыла створку и опустила жалюзи.

– Мне пришлось занять несколько таблеток дексамила у Брайана, сказала она.

В комнате сгущался полумрак. Скотт потянулся и дернул за шнурок старого торшера, стоящего рядом с тюфяком.

– Нет ни одной, – взохнул он. – Придется тебе отдать ему обитрол. И сколько?

– Только две.

– О черт, ну ладно...

Когда не было сквозняка, комната становилась теплой и уединенной, поэтому она скинула одежду и натянула одну из его маек. Потом свернулась рядом с ним и опустила голову на подушку. Забравшись рукой ему в плавки, она небрежно погладила гладкий крепкий зад.

– Со мной сегодня утром случилось такое странное, – протянула она.

– Неужели?

Патриция кивнула.

– Когда я вышла из дому, я пошла к университету. Думала найти Конорса и сказать ему, что в самом деле работаю над диссертацией.

– Это было бы ложью.

– У меня не было ни правдоподобной лжи, ни каких-то планов. Поэтому я подумала, что лучше попытаться найти его в городке, а не заходить в офис. Я просто шаталась там, где могла на него наткнуться. И чем дольше бродила ну, почти полтора часа, – тем несчастнее становилась. Я уже боялась его увидеть, потому что не знала, что сказать. Но пыталась как-бы случайно его встретить и все больше сердилась, что его нет. Как будто он не пришел на свидание...

Мне правда было плохо. Очень. Потом, конечно же, я начала думать о своей жизни и о том, что делаю, и пришла к выводу, что жизнь проходит мимо. Ты же знаешь, я всегда брожу в ожидании нечаянного чуда, вместо того, чтобы бежать за ним самой...

– Глупо.

Она кивнула.

– И я так думаю.

– Почему ты просто не зашла сама, если он тебе был так нужен?

– Это похоже на ночной кошмар. Мне он снился сотни раз. Снилось, что я закончила коледж и должна сдавать выпускной экзамен. Чаще всего это французский. Иногда – математика. Но я не могу на него попасть, потому что не нахожу аудитории. А сейчас я не могла пойти на экзамен, потому что не была готова. Да примерно так и есть. Я уже год в Колумбийском университете, и ни черта ни сделала. Даже вступления к диссертации не написала.

– Когда твоя мама узнает, она перестанет посылать тебе деньги, хмыкнул Скотт.

Патрисия покачала головой.

– Нет. Мы с мамой друг друга понимаем.

Скотт пожал плечами.

– Это было кошмарное утро, Скотт. Ты даже не понимаешь, насколько кошмарное. Все как в том кошмаре. Как будто я в центре многотысячной толпы, где каждый занимался своим любимым делом, и вот я... и я не знаю, куда себя деть. Тебе приходилось бывать на вокзале или в аэропорту, где каждый куда-то мчится и знает, куда, и тебе тоже надо куда-то бежать, но вот куда? Вот как оно было.

– Ну так почему ты не забыла про все это и не пришла сюда?

– Я так и сделала. Приняла дексамил, который одолжила у Брайана, и села в метро.

Скотт соскользнул с матраса и подошел к столу, где на горелке кипела вода. Он открыл бутылочку и вытряхнул две капсулы обитрола.

– Вот, отнеси это Брайану, чтобы этот скупой ублюдок не явился за ними сюда. Я приготовлю тебе чай.

Она так и сделала – сбегала на четвертый этаж и оставила там капсулы. Брайана не было. Когда она вернулась, Скотт как раз заваривал для неё пакетик. Остаток воды он некоторое время переливал взад-вперед, чтобы та остыла. Потом распечатал шприц и приготовился что-нибудь себе вколоть.

Патрисия остановилась на пороге как вкопанная.

– Что это? – спросила она.

Она прислонилась к притолоке, майка задралась, и она вздрогнула, когда холодная дверная ручка коснулась обнаженной ягодицы. На мгновение это её отвлекло, но лишь на мгновение.

– Что там у тебя, Скотт? – не отставала она.

– Только немного взбодрюсь, – ответил он. – Будешь, а?

Она покачала головой.

– Не буду я колоться. Сам знаешь, огромная разница – что-нибудь проглотить или вколоть. Ты это знаешь.

– Да, правда, – кивнул он, – знаю.

Он набрал немного воды, уже достаточно остывшей, и раздавил в ней пять капсул обитрола.

– Бетти-буржуйка, не знаешь, от чего отказываешься.

– Черта с два не знаю.

Скотт набрал в шприц раствора и ухмыльнулся:

– Глас балтиморской буржуазии...

Он был спокоен и доволен, целиком погружен в процесс и говорил без малейшей злобы. Проходя мимо к матрасу, он кончиком пальца тронул её бедро.

– Буржуйка.

Потом нащупал вену и лег. Все получилось очень быстро. Амфетамин подействовал незамедлительно, и его уже охватила эйфория. Он уплыл в свою отдельную реальность.

– Балтиморская буржуйка, – пробормотал он, улыбнулся и отключился.

Бесконечно одинокая Патрисия наблюдала за ним, стоя в дверях. Она уже не боялась за него, не боялась, что он умрет или не вернется, как боялась раньше. Сейчас она стала опытнее и знает, что тысяча миллиграммов обитрола – совсем немного по сравнению с дозами законченных наркоманов. С ним все будет в порядке. Она вынула чайный пакетик из чашки, проглотила парочку пилюль, чтобы чуть взбодрить себя, и улеглась рядом с парнем, поставив чашку рядом.

Скотт лежал с открытыми глазами, но зрачки не двигались. Бетти даже не была уверена, осознает ли он происходящее, понимает ли вообще, что она лежит рядом.

Она легонько погладила его по лицу. Все-таки он красив. Стильно уложенные светлые волосы. Он специально держит в комнате мини-солярий, и поэтому всегда отливает бронзой. Мускулистое стройное тело, худощавое, гладкое и почти безволосое. Он единственный мужчина, на которого ей нравится просто смотреть. Но он нечто большее, чем просто красивое лицо и тело. У него хватка на стоящие вещи и смекалка. Он умный и нежный. Если ей и приходится содержать его из-за того, что у него нет ни образования, ни желания чем-либо заняться, что же... Он того стоит. Так она решила.

Патрисия перевернулась на спину и с задумчивой полуулыбкой блуждала взглядом по потолку. Когда она тут валялась, её глаза всегда спотыкались о повешенную над тюфяком фотографии. Ее школьный выпуск. Однажды, когда Скотт заходил за ней в квартиру на Монингсайд, она показала этот снимок, и он уговорил его отдать. Он притащил его сюда и повесил на стену. Слишком вызывающе он выделялся среди прочих фото, постеров и всякой дряни, развешанной по запятнанным и облупленным стенам. И он его ни за что не снимет, что бы она ни говорила.

На самом деле мало кто признал бы Патрисию на этом фото. Тогда, пять лет назад, у неё была короткая стрижка, не скрывающая ушей. А глаза казались уже из-за полных высоких скул. Тогда она была чуть полновата. А теперь у неё были длинные волосы, глаза – широко открытыми, живот и зад плоскими, а руки-ноги – просто худыми. За десять месяцев в Нью-Йорке она похудела на двадцать фунтов. Ее мама и временами встреченные друзья детства твердили, что она выглядит изможденной и ужасающе худой, но по её собственному мнению она всего лишь избавилась от детской пухлости, и ей нравилось, как она выглядит, нравилось гораздо больше.

Она ждала, когда Скотт очнется, она уже устала от ожидания – хотя понимала, что скорее всего он сразу провалится в тяжелый сон. Именно так все и произошло. Патриция встала и оделась. Перед тем, как уйти, она проверила его запасы. У него оставался флакончик "оби" и немного секонала вероятно, на продажу. Она ссыпала полдюжины пилюль себе в сумочку – и по внезапному порыву добавила пару таблеток секонала. Потом зашла в туалет, а на обратном пути столкнулась с Брайаном, который сказал, что Джош устраивает в общей комнате собрание, и что лучше бы ей там появиться.

Когда Патрисия вошла в комнату и села на полу, Джош держал речь.

– Конечно, я собрал всех вместе обсуждать совсем не это, – тихо говорил он. – Но думаю, Джуди права, что...

– Что отнимает у нас время ребячествами, глупее которых я не слышал, резко перебил Брайан. – Я предпочитаю о них забыть.

– Да я ещё сказать ничего не успела, – пронзительно запротестовала Джуди. – Брайан, как ты можешь так говорить?

– О, дьявол, – застонал Брайан. – Да ты уже это говорила. Ты ни о чем другом с момента своего появления и не говоришь.

– Я думаю... – решительно начал Джош. и все умолкли. Молодой человек властной, представительной наружности в свои двадцати шесть был среди них самым старшим, единственным оставшимся из шести основателей, которые весной 1967 года присягнули революции, а немного погодя сняли верхние этажи этого списанного здания, чтобы жить коммуной.

– Я думаю, мы можем уделить Джуди минуту-другую. Мы не настолько спешим, – он кинул взгляд на часы. – Хотя мне нужно прихватить близняшек и не слишком поздно вернуться в центр.

– Я быстро, – обрадованно заверила Джуди. – У меня всего одна идея.

– Тогда валяй.

Она кольнула Брайана торжествующим взглядом.

– Ну, – начала она, – я имела в виду дипломата из ООН, посла какой-нибудь страны, тесно связанной с Соединенными Штатами.

– Конечно, – презрительно усмехнулся Брайан. – И все, что нам остается сделать, это прийти к нему и сказать: "Господин посол, не будете ли вы столь любезны погостить у нас в трущобах на Сикес-стрит? Мы хотим получить за вас выкуп".

– Это же общепринятый метод, – обиделась Джуди. – Так делали революционеры в... в Южной Америке... и... ну, везде! Слушайте. Фидель тоже так делал!

Брайан покачал головой.

– Все, что Фидель делал в Нью-Йорке – это ощипывал цыплят. Он никогда...

– Нет, он делал! Это была какая-то спортивная звезда, кажется, гонщик. В общем, знаменитость. Его похитили, продержали несколько дней, а потом отпустили. Это демонстрировало крах режима Батисты, показало, что Батиста не может даже обеспечить безопасность гостей Кубы. Множество людей, которые раньше даже не слышали о Фиделе... ну, они о нем услышали. И не забывай о Квебеке.

Брайан продолжал качать головой.

– Громаднейшая разница – схватить гонщика в Гаване и посла при ООН в Нью-Йорке, тебе не кажется? Ты ведь с этим согласишься, верно?

Джуди пожала плечами.

– Ты никогда ничего не совершишь, если заранее будешь настроен против, – высокомерно провозгласила она.

Джош рассмеялся.

– Ладно. Кто-нибудь хочет обсудить идею Джуди?

Заговорила Патрисия.

– Сколько мы получим, как ты думаешь?

Джуди пожала плечами.

– Черт его знает. Сто тысяч. Миллион. Главное – символическое действие, это значит куда больше денег.

– Нет, – возразил Джош. – Деньги – это главное.

Напряженное личико Джуди искривилось укоризненной гримасой, предназначенной Джошу. Тот в ответ улыбнулся.

– Это верно, – вступил Марк, сидевший по-турецки на полу в ногах своей беременной жены, которая примостилась на кушетке. – Невозможно делать революцию в гордом одиночестве. Нужны ресурсы. На деньги мы сможем купить оружие. Мы сможем купить...

– Мы обретем голос, – сказал Джош. – Сможем выпускать газету.

– Для начала сможем купить хоть немного человеческой еды, – сказала жена Марка.

Патрисия рассмеялась.

– А это идея! В еде ничего контрреволюционного нет.

– Вот и ешь, – смертельно обиделась Джуди.

– Сто тысяч долларов... – размышлял Джош.

– Почему бы сразу не сказать – миллион? – насмешливо поинтересовался Брайан.

– У нас, я думаю, есть год, – сказал Марк, выдернул несколько волосков на подбородке и надел шляпу. – За год что-нибудь да случится, почти наверняка, – убежденно продолжал он. – За год мы все можем умереть, или нас посадят в концлагерь. Или грянет революция. Вот что я думаю – она грядет. Поэтому, если мы собираемся что-то совершить, лучше нам поспешить, потому что однажды революция свершится, а весь наш вклад будет состоять из нескольких дрянных листовок и пары стычек с копами.

– Верно, – кивнула Джуди. – Марк совершенно прав.

– А без риска ничего не выйдет, – продолжал Марк. – Но и без толку рисковать не стоит. Может, идея Джуди – безрассудная афера, но над ней надо подумать. Если вдруг окажется, что она чересчур рискованная, чересчур трудная и нам не по зубам, мы сможем дать задний ход. Но мне кажется, что по крайней мере планировать – все лучше, чем не делать ничего.

– А именно этим вы уже слишком долго занимаетесь, – вмешалась Джуди.

– Почему ты к нам примкнула? – спросил её Джош.

– У тебя есть репутация, – сказала она. – И потенциал.

Джош глубокомысленно нахмурился.

– Мне кажется, все это в пределах возможного...

– Вы что, с ума все посходили? – внезапно возмутился Брайан. Он развалился на диване возле жены Марка Памелы, и внимание его до сих пор было поглощено её животом – он пытался уловить движения ребенка внутри. А сейчас он резко выпрямился, уперев руки в бедра, полный негодования и вызова. – Вы, друзья, говорите о похищении иностранного дипломата, будто это так же просто, как сбегать в гастроном за ланчем...

– А это лучшая идея на сегодня, – вставила Памела.

– Будто захватить взрослого мужчину так же просто, как собаку или ребенка, – продолжал Брайан. – Вы что, не понимаете, что таких людей охраняют? Что вы собираетесь делать – хватать его посреди Нью-Йорка среди бела дня? И везти сюда, на Сикес-стрит? И вы собираетесь держать его здесь, в этом здании? С таким же успехом можно прятать его в зале ожидания на вокзале.

– Да не будь ты таким законченным пессимистом, – запротестовала Джуди.

– Пессимистом? – переспросил Брайан. – Пессимистом? Ха!

– Если пытаешь совершить что-то подобное, взамен получаешь полный букет проблем, – заметил Джош.

– Ладно, – не унимался Брайан. – Хорошо, вы собираетесь похищать дипломата, посла при ООН. Где вы его разыщете? Где-нибудь в районе представительства? Замечательное место, правда? Верно? В центре города. Ребята, да как, черт возьми, вы его довезете хотя бы сюда? На подземке? Как ты это сделаешь, Джуди? Как сейчас вижу – мы хватаем парня, надеваем ему на голову мешок, связываем руки за спиной и запихиваем в такси. А что, если вы такси тормознуть не сможете?

– Не будь ослом, Брайан, – выпалила Джуди.

– А, изумительная диалектика! – парировал он. – Не будь ослом, Брайан. Изумительно! В результате окажется, что тебе не о чем спорить с профессиональным диалектиком.

– Все можно организовать, – негромко вставил Марк. – Все возможно, если будут деньги, план, организация. Нам по крайней мере нужна будет машина, как предлагает Брайан.

– Украдем, – отмахнулась Джуди.

– О, гениально! – бушевал Брайан. – Увозить похищенного посла на похищенной машине. Великолепно.

– Нет, обязательно нужны деньги, – Марк задумчиво нахмурился. – Нужно будет нанять машину. Или купить. Уверен, деньги нам понадобятся и на многое другое. Ладно. Чтобы тратить деньги, сначала надо их достать.