Текст книги "Господин посол"

Автор книги: Уильям Харрингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

– Правильно, – кивнул Брайан. – А где ты собираешься их достать? Все, на что способно это сборище – набрать гроши на оплату дома и еду.

– Брайан, ты негативист, – запротестовала Джуди. – Ты что, в нас совершенно не веришь? Или в себя?

Брайан чуть смягчился и рассмеялся – в основном потому, что Джуди сказала это без всякой горячности. Она сидела на корточках недалеко от его вытянутых ног и внимательно разглядывала его большими круглыми серьезными глазами. На ней была выцветшая оливковая шерстяная фуфайка и шорты, сооруженные из огромного размера флотских брюк. Она ходила босиком и выглядела довольно мило.

– Джудикин, – сказал он, – если это вообще в человеческих силах, ты это сделаешь. Мы это сделаем. Но это слишком крупная затея, слишком грандиозная, сложная и опасная.

– Ну, есть способ это обойти, – заметила Патрисия, которая до тех пор сидела тихо, глубоко задумавшись о своем. Есть способ.

– Как?

– Получить помощь. Войти в союз с теми, кто может помочь. Я имею в виду, нужно найти кого-нибудь, кто знает, как делают подобные вещи.

Джош заинтересовался.

– Например?

– Да есть вокруг люди, которые знают про это.

– О ком ты говоришь, о мафии? – спросил Брайан.

Патрисия повернулась к нему.

– Ладно, мистер остряк, позвольте задать вам вопрос. Что сложнее: похитить человека, за которого можно получить сто тысяч долларов, или украсть сто тысяч долларов наличными из охраняемого банка? Что труднее?

– Взять банк, я думаю, – протянул Брайан.

– Об этом я и говорю, – согласилась Патрисия. – Но они это делают, причем довольно часто. Спланировать подобную аферу и успешно её провернуть чертовски сложно. Но они справляются. Должно быть, эти люди не сидят без дела – хотя бы и в тюрьме – и всю смекалку посвящают таким аферам. Именно такая помощь нам и нужна. И все, что нужно сделать – найти такого человека.

– Господи Иисусе! – воскликнул Брайан и рассмеялся.

Но смеялся он один. Марк сказал:

– Думаю, эту идею стоит обдумать.

Брайан активно закивал.

– Возможно, вы и правы, давайте будем думать. Мы живем в мире независимых специалистов. Только таким образом все дела сегодня и делаются. Чтобы в наши дни совершить какую-нибудь сделку, нужно обратиться к маркетинговому аналитику, который скажет, верное ли направление вы взяли, к двум-трем юристам, чтобы все было законно, к бухгалтеру, который подсчитает прибыль, и к специалисту по налогам, который подтвердит правительству, что все по закону. Плюс консультант по кадрам, который будет докладывать о просчетах всех остальных. Значит, если хочешь провернуть важное дельце, пусть даже преступление, единственным верным шагом будет нанять специалиста. Любителям сегодня места нет.

Брайан опять рассмеялся, но теперь к нему присоединилась и Патрисия.

– Патрисия, – вмешался Джош, – как мы найдем этих людей?

Она покачала головой.

– Понятия не имею.

– Ну, я..., – начала Джуди, но запнулась и широко улыбнулась. – О, Боже, а вот и близняшки!

В комнату заглянули две девушки.

– Садитесь, девочки, – пригласил Джош. – Мы как раз собирались поговорить о деньгах.

Девушки, блондинка и брюнетка, были в коротких облегающих шортах и укороченных блузках, в белых пластиковых туфлях на высоком каблуке и белых вязаных шапочках, с небрежным изяществом закрепленных на замысловатых прическах. Они смущенно переминались в дверях. Брайан поднялся и предложил им место возле Памелы.

– На работу собрались, девочки? – спросил он.

– Не приставай, зануда, – отрезала блондинка.

– Да, – Джоша это позабавило, – не приставай к девушкам. Так, на чем мы остановились? Где найти людей, о которых говорила Патрисия?

Патрисия кивнула.

– Я сказала, что понятия не имею, где их найти. Но не думаю, что это невозможно. Просто нужно продвигаться шаг за шагом.

– Эй, Бога ради! – простонал Брайан. – Ты серьезно?

– А почему нет? – спросил Джош. – Что ты имеешь против? Пока не могу сказать ничего определенного, но не вижу, почему бы серьезно над этим не подумать. Естественно, это будем сложно и опасно. Но, Боже мой, какой эффект, если у нас все выгорит! Миллион долларов, не меньше! Я говорил о собственной газете. Это ещё ничто! С такими деньгами все возможно. Чтобы разрушить общество, построенное на деньгах, использовать их собственные деньги, здорово? Да с такими деньгами мы можем возглавить целое движение. Много чего сможем сделать, чтобы убедить народ, что только в революции его спасение...

Марк перебил.

– Одно то, что мы такое сделали, уже поставит нас во главу движения, торжественно заявил он.

Джош кивнул.

– Да, деньги могут положить конец нашим неудачам...

И тут же вспомнил:

– Именно о деньгах я и собирался сегодня поговорить.

– Ну да! – хмыкнула Бритт, блондинка из той парочки, которую называли близняшками. Она с другой девушкой – Гейлтрудились над самокрутками, и теперь Брит наклонилась вперед чиркнуть спичкой по голому полу.

– Деньги, – повторила она, поднесла пламя к самокрутке, полюбовалась, как она занимается, а потом глубоко затянулась.

– Мы с девушками, – сказал Джош, – на прошлой недели работали каждую ночь и набрали пятьсот долларов. Все, кроме сотни, мы отдали в фонд. Марк и Пэм внесли свои чеки, до последнего цента. И это все, что было вложено за последние две недели. Все, чем были оплачены жилье и еда. Остальные присутствующие и отсутствующие...

– Живут за наш счет, – раздраженно закончила Бритт.

– И имеют наглость смеяться над нашими нарядами, – повернулась Гейл к Брайану и Джуди. Потом взяла самокрутку и с тоской затянулась.

– Брайан? – спросил Джош.

Брайан порылся в карманах джинсов и вытянул две двадцатидолларовые банкноты.

– Я мог бы потратить их на что-нибудь другое, – заметил он, протягивая деньги Джошу.

Брайан, как и Патрисия, был аспирантом, но в отличие от неё ещё учился и надеялся вскоре получить степень.

– Джуди?

Джуди пожала плечами.

– Сейчас я на мели.

Бритт топнула ногой.

– Ладно, и сколько ты намерена сидеть на нашей шее? Спишь на наших подушках, ешь нашу еду, куришь нашу травку. Какого черта ты думаешь?

Джуди покачала головой.

– Чтобы что-то достать, нужно ехать домой и вынести грандиозный скандал. Но сейчас нет денег даже на билет.

– Может, лучше тебе пойти работать? – ядовито предложила Гейл.

– И что делать?

– Да способов добыть денег полно. Большинство как-то выкручиваются...

– Что ты воображаешь? – спросила Бритт. – Что мы будем содержать тебя за твои светлые идеи?

– Ладно, – буркнула Джуди. – Хорошо. Я что-нибудь раздобуду. Попробую...

– Где Скотт, Патрисия? – спросил Джош.

– Спит наверху.

– Накачался?

Патрисия кивнула.

– У него деньги есть?

– Сейчас – не думаю. Но на следующей неделе что-то будет. Он собирается провернуть какое-то дело.

– Сделку? – переспросил Джош.

– Он говорит, нет, это что-то другое.

– Ладно, я тебе кое-что скажу, – заявила Гейл. – Если Скотт что-то получит, лучше тебе быстренько все забрать, потому что у него деньги долго не задержатся.

– Деньги будут на следующей неделе, – повторила Патрисия.

– Ладно, а что у тебя, Патрисия? – спросил Джош.

Она покачала головой.

– Где чек от мамули? – спросила Бритт.

– Еще не пришел.

– Когда придет, сколько ты нам дашь? Пятьдесят, сто? – не отставал Джош.

– Ну, я... мне нужно оплатить несколько счетов. То есть, ну... придется все потратить. Но я достану денег. Завтра или послезавтра.

– Пойдешь к Изи? – спросил Джох.

Патрисия кивнула.

В город Патрисия с Джуди отправились вместе. Расстались они на Таймс-сквер, и Патрисия нырнула в шумную вечернюю толпу. Ей не нужно было на Таймс-сквер. Просто в ней недостаточно ещё текло нью-йоркской крови, чтобы утратить влечение к этой части города. Почти как туристка она прогулялась вверх по Седьмой авеню к Американе, повернула налево на Восьмую и дошла почти до Колумбус секл. На восточной стороне Восьмой авеню, она вошла в обшарпанный магазинчик – типичную забегаловку, где стекла витрин были замазаны черным, а на черном фоне розовыми буквами выведено: "Студия Колет".

Изи был на месте. На самом деле чернокожего мужчину звали Изидор. Она спросила, можно ли поработать этой ночью, и он сказал "да". Она ему нравилась. Он был рад её видеть, и пригласил присесть рядом поболтать.

– Опять не хватает на хлеб, Патрисия? – спросил Изи текучим, медленным мелодичным голосом. У него была светло-коричневая кожа, он был высок, строен, скорее даже тощ. Совершенно лыс – а может, просто брил голову, она не знала наверняка – и довольно мускулист.

Она кивнула и улыбнулась.

– Сам знаешь, случается. Жизнь дорожает...

– Ладно, – протянул он. – Здесь, у Изи, ты всегда заработаешь на кусок хлеба. Заходи почаще.

– Было бы неплохо. По крайней мере, на время.

Когда она вошла, он протирал окуляр своего "поляроида", и теперь снова с головой ушел в это занятие, а она наблюдала за ним и ждала, пока он закончит, чтобы продолжить разговор.

Отворилась входная дверь, заглянул мужчина, придерживая дверь и внимательно вглядываясь вглубь. Изи поднял глаза.

– Входите, – сказал он. – Всегда сможете уйти, если не понравится. Давить на вас никто не будет.

Мужчина застенчиво улыбнулся и шагнул внутрь. Судя по костюму и плащу, Патрисия приняла его за провинциала. Мужчина лет пятидесяти казался слегка запыхавшимся, будто слишком быстро шел. Он взглянул на двух девушек на кушетке, потом перевел взгляд на Изи и Патрисию.

Изи спросил:

– Хотите поснимать?

– Ну...

– Условия таковы, – сказал Изи, – мы предоставляем студию, камеру и модель. Если хотите, можете пользоваться своей камерой. Девушки позируют так, как вы захотите, в любом виде.

Мужчина заметно расслабился и позволил себе улыбнуться.

– И сколько это удовольствие стоит?

– Ну, – прикинул Изи, – если вы берете нашу камеру и нашу пленку "поляроид" и цветная пленка, восемь кадров – и красивую модель, и студию на полчаса... двадцать долларов.

Мужчина задумчиво кивнул и оглянулся на двух девушек на кушетке.

– Эти девушки как раз сейчас свободны, и вот эта тоже, Изи кивнул на Патрисию.

Мужчина выбрал Патрисию. Он заплатил двадцать долларов, и Изи зарядил один из фотоаппаратов. Патрисия глубоко вздохнула и подождала, пока Изи ободряюще стиснул ей коленку, прежде чем подняться и проводить мужчину в одну из кабин.

Кабинка не закрывалась, только задергивалась штора. Изнутри её ярко освещали два рефлектора на подставке в одном из углов. Матрац на полу был закрыт цветастым покрывалом. Над ним красовались две надписи: "Если кто-то лапает модель, сеанс окончен" и "Давать модели чаевые не возбраняется".

Мужчина застенчиво возился с фотоаппаратом, делая вид, что не смотрит, как Патрисия раздевается. Оставшись нагишом, она села на матрац и взглянула на него.

– Вы... мм-м... очень здорово выглядите, – заметил мужчина.

Она кивнула.

– Скажите, как мне стать.

– Ну... м-м, думаю, для начала на коленях.

Она стала на колени, он долго щурился в визир, пытаясь поймать резкость, пока наконец не нажал кнопку. Она села на корточки и скрестила руки на груди, пока он с минуту дожидался снимка. Оказалось, что снимок вышел нерезкий, так что ей пришлось подняться показать ему, как читать цифры на шкале фокусировки.

Мужчина попросил сесть точно так же ещё раз. На этот раз снимок получился нормальный. Мужчина довольно ухмыльнулся и нагнулся, протягивая его Патрисии.

– Вы замечательно выглядите, – снова заметил он. – У вас... мм-м, у вас красивая грудь.

– Как мне теперь стать?

Он попросил её лечь на спину и сделал фото, на которой из-за перспективы её ступни казались вдвое больше всего остального. Потом снова стать на колени и держать груди скрещенными руками, а потом – поддерживать груди ладонями.

Она уже начинала потеть от жара ярких ламп, и пока он ждал очередной фотографии, вытерла лицо своей клубничного цвета рубашкой.

Интересно, а ему не жарко? – подумала она. Мужчине не пришло в голову снять хотя бы плащ. Каждый снимок он опускал в глубокий карман.

– Вы делаете это, чтобы заработать на жизнь? – спросил он.

– Нет. Только чтобы время от времени получить лишние деньги.

– А к этому привыкаешь?

– Что вы имеете в виду?

– Ну... я хотел сказать, вас это все ещё смущает? Так сказать, сейчас вы смущены?

Патрисия тряхнула головой и рукой откинула волосы с лица.

– Конечно, очень смущена. А вы бы не были?

Он вынул очередной снимок, мгновение смотрел на него, протянул взглянуть ей. Потом отложил фотоаппарат и сел на край матраца. Украдкой мужчина посмотрел на часы, и Патриция поняла, что он не хочет израсходовать все восемь снимков раньше времени и потому решил поговорить. Этого она и ожидала.

– Из Нью-Йорка? – спросил он.

– Нет.

– Кажется, здесь все приезжие, – мужчина вынул все снимки из кармана плаща и проглядел ещё раз.

– Некоторые недурны, – заметил он.

Патрисия прислонилась к стене и постаралась руками побольше закрыть груди. Заметив капельки пота на груди, она потянулась за рубашкой и промокнула влажную кожу.

Мужчина пристально её рассматривал.

– Давно этим занимаетесь?

Она пожала плечами.

– Месяца четыре – пять.

Его глаза блуждали вверх-вниз по её телу, будто он пытался запомнить её всю.

– Вам это нравится?

Это спрашивали многие.

– Нет. Не очень. Но работа несложная, деньги неплохие, а сейчас они мне здорово нужны.

Он долго молча смотрел на нее, потом опустил глаза, щелкнул языком, взял фотоаппарат, встал и попросил:

– Лягте снова на спину, пожалуйста.

Патриция отодвинулась на середину матраса и легла.

Он стоял над ней. Некоторое время просто смотрел на неё и хмурился. Наконец сказал:

– Не могли бы вы раздвинуть ноги?

Приблизительно того же раньше или позже хотели все, и она даже удивилась, что это не случилось раньше. Именно такими вещами и торговал Изи. Она облизала губы, закрыла глаза, слегка подняла колени и широко расставила ноги, так, как всем им нравилось. Патрисия была натуральной блондинкой, и редкие волосики у неё на лобке просвечивали. Когда она развела ноги, розовая влажная вагина засверкала на свету.

Мужчина очень быстро сделал снимок, будто боялся, что она сведет колени раньше, чем он успеет снять. Готовую фотографию он ей не показал. И попросил ещё раз принять ту же позу. На этот раз он опустился на колени на краю матраса и сфотографировал изблизи. Это был последний кадр.

Пока Патрисия одевалась, мужчина снова просмотрел свою добычу. Он ни словом с ней не перемолвился, зато дал два доллара на чай.

Прежде чем вернуться к столу Изи, она проглотила две таблетки "оби" и запила водой. Они вытащат её из того полубольного состояния, которое всегда приходило после сеансов в кабинке.

Патриция знала, что не должна переживать по этому поводу, если честно, все это ненатурально и глупо. Но она переживала, и иногда спустя несколько дней вдруг покрывалась мурашками от мысли, как какой-нибудь мужчина где-нибудь в гостинице мастурбирует над её фотографиями. Но зато она получала восемь долларов с каждого плюс чаевые. И как говорила Памела – та тоже работала здесь, пока беременность не стала слишком заметна – это куда легче того, что приходится за восемь долларов делать другим.

– Скажи-ка мне вот что, – попросила она Изи, наблюдая, как тот проверяет камеру в поисках повреждений после очередного клиента. Предположим, человек задумал серьезное предприятие, которое может принести настоящие деньги. Ты с ним говорил бы? Куда можно обратиться с такими планами?

Изи оторвался от камеры, и глаза его сверкнули веселым любопытством.

– Пока Изи в деле, тебе не нужно беспокоиться ни о крупных предприятиях, ни о больших проблемах. Пока у Изи есть это местечко, ты всегда получишь свой кусок хлеба.

– У моих друзей есть идея, – пояснила она. – Пока только идея, но крупная. Я хочу сказать, действительно крупная.

Изи кивнул и покачал головой.

– Они всегда крупные... Говорю тебе, лучше делать немножко тут, немножко там... чем то, о чем ты говоришь. Крупные идеи – большие неприятности.

– Мои друзья такой совет не примут, Изи, – вздохнула она. – Я возможно. Они – нет.

– Очень плохо.

– Я просто спросила, с кем им надо поговорить?

Изи смотрел мимо неё на кушетку в другом углу, где скучающие девушки нервно ощипывали бахрому. Потом нахмурился и покачал головой.

– И что заставляет тебя думать, что Изи знает что-нибудь о чем-нибудь таком?

– Однажды ты сам мне рассказывал... Очень давно.

Он вздохнул.

– Гм-м. Изи слишком много говорит.

– Ты говоришь, я слушаю...

– Ладно, тогда слушай. Не жди, что кто-нибудь станет говорить с тобой о том, о чем ты думаешь. Почему кто-то должен с тобой разговаривать? Что им с того? Знаешь, кто твои друзья? Свора прыщавых подростков, которые сидят на всякой дури. Не знаю, что они задумали, но тебе лучше держаться человека вроде Изи. Делай как я, зарабатывай на хлеб, расслабься, не ищи неприятностей. Никаких неприятностей.

Он щелкнул крышкой "поляроида" и принялся протирать шестеренки. Патрисия поняла намек и замолчала.

– Тебя когда-нибудь заметали? – неожиданно спросил он. Сколько ты сидела за решеткой?

– Пару ночей, – вздохнула она. – Достаточно, чтобы понять, что это такое.

– Черт! Изи там провел пятнадцать лет.

– Все равно я не боюсь! – вспыхнула она.

– Да, ты не боишься. Ты храбрая. Проблема в том, что храбрость твоя в том флакончике, что ты носишь в сумочке. Когда тебе нужно немного храбрости, ты просто глотаешь её из своего флакончика. Вот тебе совет завязывай с этой дрянью и впусти страх обратно. А потом подумай обо всем.

Она пожала плечами.

– Ладно, Изи.

Он печально покачал головой.

– Изи не знает, что у тебя на уме, Патрисия, у тебя и твоих ненормальных друзей. Но Изи хотел бы уметь говорить так, чтобы ты поняла. Ты попадешь в большою беду, если будешь говорить о том, о чем твердишь сегодня. Большую беду, Патрисия. Ты не знаешь, что значит большая беда.

4 июня

В маленьком гараже на Восточной 47-й Фрэнк в белом рабочем комбинезоне проворно выскользнул из черного "кадиллака" и придержал открытую дверцу перед его владельцем. Тот небрежно кивнул в знак благодарности и ни слова не говоря протянул ему доллар.

– Спасибо, мистер Дрискол. Спокойной ночи. Приятных выходных.

Фрэнк вернулся в грязноватую конторку, где резкий свет заливал выкрашенные зеленой краской стены, развалился ободранном на кухонном стуле из гнутых стальных трубок и голубого пластика, скрестил руки на спинке и зевнул. Потом вытащил доллар и протянул его напарнику – рослому негру.

– Бери, Джим. С Рождеством от Дрискола... Вот же дешевый сукин сына! Это его еженедельный доллар.

Джим взял бумажку, медленно развернул её и спрятал в нагрудный карман спецовки.

– Все равно, – сказал он. – Спасибо Господу за эту пятницу.

Фрэнк оглядел улицу сквозь окно, вынул из кармана пачку банкнот и пролистал их большим пальцем, прикидывая сумму.

– Вот что, – сказал он. – Здесь двадцать пять. Годится?

Джим деньги взял, но задумчиво на них посмотрел и нахмурился.

– Я для тебя ничего не сделал, Фрэнк.

– А я считаю иначе.

Джим пристально смотрел на деньги.

– Я очень благодарен, Фрэнк, – сказал он.

Фрэнк кивнул и покосился на часы.

– Осталось четыре машины?

– Да ты иди, иди, – сказал Джим. – Спросят, я скажу, что Дрискол был немного нездоров и попросил тебя отвезти его домой.

Фрэнк хлопнул Джима по плечу.

– Спасибо. Но вот о чем я думаю... ко мне парень должен прийти.

– О-о. Ладно, все в твоем распоряжении.

– Я буду очень рад, если ты побудешь здесь, пока он не уйдет. Мне нужно, чтобы он тебя видел. Договорились?

Джим кивнул.

В шесть часов, когда Джим сдавал владельцу последнюю машину, а Фрэнк сидел в конторке, читая газету и потягивая кока-колу, вошел Скотт.

– Я не собираюсь с тобой разговаривать, если ты не принес денег, предупредил Фрэнк, не успел Скотт переступить порог. Всем своим видом он выражал явное неодобрение наряда Скотта: широкополая обвисшая шляпа и жилетка поверх футболки. – Я говорю про наличные.

– Да есть у меня деньги, – отмахнулся Скотт, сел на старый кухонный стул и выудил из кармана джинсов пачку купюр. Здесь пять сотен.

Фрэнк принялся пересчитывать.

– Где взял?

– Какая разница?

Взгляд Фрэнка медленно скользнул вверх и застыл на лице Скотта. Он перестал считать деньги, лицо его окаменело, он весь застыл, уставившись вперед и ожидая настоящего ответа. С мгновение Скотт отвечал таким же взглядом. Его задранный подбородок и скривившийся в ухмылке рот выражали сложную смесь вызова и удовольствия; но долго такой схватки он не выдержал и опустил глаза.

– У меня немного оставалось от других сделок, – пояснил он. – А большая часть – месячный перевод из дому, от старой мамочки.

– Твоей старой мамочки? – холодно переспросил Фрэнк.

– Ага. Моей девчонки. Ее мать присылает понемногу каждый месяц.

– Ладно, – буркнул Фрэнк и вернулся к пересчету денег. Потом раскрыл лежавшую на полу черную коробку для бутербродов и достал оттуда пачку рецептурных бланков. Отсчитав десяток, он внимательно просмотрел все подряд, прежде чем протянуть их Скотту.

– Что собираешься с ними делать?

– Часть продам. Часть использую.

Фрэнк снова надолго замер и замолчал, будто решая, не забрать ли рецепты назад и не вернуть ли деньги. Потом громко вздохнул и протянул Скотту лист бумаги.

– Что это?

– Это ксерокс оригинала рецептов, которые выписывает врач. Если хочешь сделать все чтобы комар носу не подточил, постарайся и отработай такой же почерк. И ни единого пустого бланка ты не продашь. Бланки продаю я. Ты продаешь рецепты. Причем будь очень осторожен. Чтобы никто не отнес рецепт в аптеку поблизости от приемной врача. Там его могут знать, знать его почерк, может быть, даже знать, что он в отпуске и не мог выписать рецепт. Но не отоваривайте рецепты и слишком далеко от его приемной. Если зайти в аптеку в Бруклине с рецептом от врача из Бронкса, аптекарь удивится, с чего вдруг ты забрел так далеко.

– Если он сообразителен, – фыркнул Скотт. – И любопытен.

– Лучше считай, что так и есть, – сердито отрезал Фрэнк. – И позволь кое-что тебе сказать, сынок. Играй в эти игрушки осторожно, или закончишь тем, что отправишься в очень неприятное местечко и проведешь там очень много лет.

Скотт кивнул. Давно уже его не запугивали, но Фрэнка он побаивался. Фрэнк был ниже его ростом, и трудно было утверждать, что за тело скрывается под замызганным белым комбинезоном. В плечах он был широк, уж это точно. Черные курчавые волосы уже начали сдавать позиции на висках, так что, вероятно, ему было лет тридцать, может, чуть больше.

Скотт гордился своей англо-саксонской кровью и считал Фрэнка тоже англо-саксом. Лицо у того было приятным, и вообще он был интересным мужчиной. Но что-то в нем – возможно, энергичность, к которой Скотт не привык, а может, что-то в манере держаться – говорило Скотту, что Фрэнк в любой момент способен на агрессию, словесную или даже физическую, и Скотт чувствовал себя не в своей тарелке.

– Вот кое-что еще, – Фрэнк протянул другой листок. – Рецепты пишутся вот так. Большинство лекарств, которые тебе понадобятся, перечислены здесь с правильными названиями и в той дозировке, которая принята. От неё лучше не отклоняться.

– Ты ничего не оставляешь на волю случая? Или что-то все же оставляешь? – спросил Скотт.

– Да, оставляю, – кивнул Фрэнк. – Каждый раз, когда я продаю пачку рецептов очередному типу вроде тебя, я чертовски полагаюсь на случай. Откуда я знаю, что ты не наделаешь глупостей, а потом не выболтаешь копам, где взял рецепты? Откуда я знаю, а? Ответ – не знаю.

– Я глупостей не наделаю, – заявил Скотт.

– Ага, – огрызнулся Фрэнк чуть спокойнее. – Ладно, будь осторожен. Будь осторожен со своими партнерами. Не продавай все сразу. Не продавай все в одном месте. На них неплохо можно заработать, если вести себя умно и осторожно.

Фрэнк шел домой через весь город. Он принял ванну, переоделся, но ни на минуту не задержался в квартире. Когда он снова вышел на улицу, на нем был голубой костюм, белая рубашка в узкую голубую полоску и голубой галстук. Он шагал на запад по 50-й улице, пока не поймал такси и не приказал отвезти к "Ля бель фуршет", маленькому ресторанчику в подвале на 76-й, недалеко от "Карлайла". Там он устроился в одной из кабинок в глубине зала, на своем излюбленном месте, перед ним стоял бурбон с содовой, и впервые за день он почувствовал себя уютно.

– Никаких дел, – твердо заявил Фрэнк, когда чуть позже к нему присоединились двое собеседников, а на столе появились бифштексы. – Ни за какие деньги. Ни за что.

Одним из собеседников была рыжеволосая красотка лет сорока или даже чуть больше. Звали её Адель. Одета она была вызывающе нарядно, волосы спадали прямыми длинными прядями, а грудь так выпирала из низко вырезанного лифа, что казалось, ей должно быть больно от давления.

– Тогда не будешь возражать, если мы продолжим без тебя? – спросила она.

– Черта с два не буду, – возмутился Фрэнк.

– Мне кажется, тебе это должно быть безразлично, – заметил второй собеседник, тощий седой мужчина, похрустывавший ухоженными пальцами. Как его звали на самом деле, Фрэнк не знал, но представлялся он Саймоном.

– Мне ничего не безразлично, – отрезал Фрэнк. – Слушай, на этой сделке мы сняли восемнадцать тысяч – или что-то около того. Расходы – меньше трех. Итак, пятнадцать. Пять тысяч долларов на каждого за шесть недель. Совсем неплохо.

– Этого мало, – заявила Адель.

– Для меня на данный момент достаточно, – не согласился Фрэнк.

Саймон вздохнул и закрыл глаза.

– Фрэнк, – протянул он, – за каждой припаркованной машиной видит полицейского, который идет за ним по пятам.

Не шелохнувшись, Фрэнк отправил в рот кусок бифштекса, прожевал и сказал:

– Провалиться мне, точно. Мне за решеткой не понравилось, и я обратно не хочу.

Адель улыбнулась.

– А для меня у них всегда припасена камера. Камера Адель. Я так часть ей пользуюсь, что они больше никого не хотят туда пускать, пока меня нет. В Алдерсоне федералы прибили именную табличку на дверь моей камеры, так ждут меня назад. Но меня не запугали. И я не боюсь.

Фрэнк оторвался от еды и поднял глаза.

– У тебя в головке копошится идея провернуть мою сделку без меня, так что лучше бы ты боялась.

– Она же не сказала, что мы это сделаем, – поспешно вмешался Саймон. Она только сказала, что хорошо бы ты набрался храбрости.

– Здесь дело не в храбрости, а в разуме.

– Не понимаю, о чем ты, – фыркнула Адель.

– Сейчас скажу, о чем, – Фрэнк вытер рот салфеткой. – За последние... сколько? Три недели? За последние три недели мы запустили в Нью-Йорке больше десяти тысяч фальшивых рецептурных бланков. Ты думаешь, об этом не узнают? В ближайшие месяцы все эти штучки окажутся в отделах по борьбе с наркотой. Будет похоже на эпидемию, и они приложат все силы, чтобы узнать, откуда уши растут.

Если рецептов окажется не слишком много, а через какое-то время они вообще перестанут появляться, решат, что какая-то типография поработала, а потом испугалась. И вернутся к более важным вещам. Но если бланки будут появляться непрерывно, много бланков, решат, что дело достаточно важное и им стоит заняться.

Мы достаточно надежно прикрыты, если только... если только отдел по борьбе с наркотиками не решит раздуть из этого дело. Тогда нас могут взять за шкирку. Ладно, я не об этом. Мы наплодили бланков больше, чем на сегодня безопасно. Сделали – так сделали. Круг завершен. А нашему другу печатнику можешь валить все на меня.

Саймон кивнул Адели.

– Знаешь, он прав.

Она поморщилась и покачала головой.

– На сколько хватит пяти тысяч?

– Ну, ненадолго, если тратить их, как ты, дорогая, – ухмыльнулся Саймон.

Она вздохнула и приняла серьезный и глубокомысленный вид. Потом спросила Фрэнка:

– Как насчет нашего партнерства в будущем?

– Никак, – отрезал он.

– Я, значит, вышла из игры?

Фрэнк покачал головой.

– Никто не вышел, но никто и не остался. Мы вместе делали дело. Оно окончено. Найди для нас троих новое – провернем вместе.

– Ищешь новое дело? – спросил Саймон.

– Дьявол, разумеется.

– Идеи есть?

Фрэнк покачал головой.

– Но это будет не так сложно. Имея на руках наличные, я смогу финансировать славное дельце. Могу купить в нем долю. Как и вы.

– У тебя есть друзья, которые примут тебя в долю? – спросил Саймон.

Фрэнк покачал головой, лицо его налилось кровью, на скулах проступили желваки.

– Это что, намек?

– Нет, – отмахнулся Саймон. – Просто вопрос.

– Ладно, тогда ответ – нет, – буркнул Фрэнк. – Сейчас я никого не знаю, кто взял бы меня в долю. Приходится быть на подхвате.

Он покосился сначала на Адель, потом на Саймона, и добавил:

– Кому как не вам это знать.

Той ночью Адель спала с Фрэнком. Она хотела заманить его к себе, но он не желал проводить ночь вне квартиры, поэтому она согласилась пойти к нему и даже не жаловалась, когда таксист их высадил за пять или шесть кварталов до места. Раньше она ни разу не была в его квартире и ни разу не проводила с ним ночь, хотя перепихнуться им случалось.

Фрэнк помнил время – как давно это было – когда спал, как убитый. Но слишком много лет прошло со времен армейских казарм и тюремных камер, и он утратил способность проваливаться в сон настолько глубоко, чтобы терять всякие контакты с окружающим. Поэтому он слышал, как через пару часов после того, как они угомонились, Адель встала и погасила свет. Он дремал, когда она соскользнула с кровати и пропала в темноте, но знал, что она встала. И когда время, вполне достаточное, чтобы воспользоваться душем, миновало, а её не было, он проснулся окончательно и прислушался.

Вначале он её услышал, потом нащупал взглядом темную тень в мраке комнаты. Она перерывала его вещи.

Очень тихо и медленно Фрэнк нащупал платье, которое Адель швырнула на стул у кровати. Есть, здесь. Без него она не уйдет, поэтому можно просто подождать.

Он лежал и слушал, как она открывала ящики и рылась в его гардеробе. И пока он так лежал и слушал, злость раздулась до безумной ярости. И когда она вернулась и нагнулась – платье взять, подумал он – он выбросил вперед кулак что было сил.

Что-то хрустнуло. То, во что пришелся удар, поддалось и хрустнуло, и он почувствовал, как она отлетает назад. Адель споткнулась о стул, ударилась в стену и тяжело рухнула на пол.

Она не кричала. Все, что он слышал, когда она падала – сдавленный стон, а потом – испуганное хныканье.

Фрэнк включил ночник.

Обнаженная, она скорчилась на полу, перегнулась пополам и обеими руками закрыла лицо. Когда зажегся свет, она отняла руки и подняла глаза, и он увидел, что кулак попал в челюсть и свернул её набок. Меж её пальцев текла кровь, ещё одна струйка вытекала из уголка рта. Наверно, он ей выбил несколько зубов.

Фрэнк перекинул ноги через спинку кровати и сел над ней, все ещё не разжимая кулаков.

Адель харкала и давилась кровью. Потом съежилась и попыталась отползти назад, будто могла пройти сквозь стену.