Текст книги "Господин посол"

Автор книги: Уильям Харрингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Джош все так же возил двойняшек на Таймс-сквер. Даже Фрэнк согласился, что риска в этом нет. Если Джоша вдруг схватят, ничего серьезного не произойдет. Но на какое-то время он может угодить за решетку. Может, как раз сейчас он там? Если он перестал зарабатывать деньги, как они оплатят аренду? Ее клиентура у Изи иссякала. Некоторые мужчины возвращались, чтобы фотографировать ту же модель, но большинство желали новеньких. Она...

Скотт взял её руку, обвязал вокруг резиновый жгут и туго затянул. Она подняла глаза.

– Нам нужно ехать, – начала она. Но он воткнул иглу...

Когда она очнулась, было темно. Едва заметный свет пробивался под дверью из холла, но его хватало лишь на то, чтобы отбросить зыбкие – её тень и тень Скотта – но не хватало даже, чтобы пересчитать пальцы на руке.

Шаловливая рука Скотта поглаживала её грудь, живот, внутреннюю сторону бедер. Он успел её раздеть. Когда, она не помнила. Во всяком случае, сейчас она лежала обнаженной, он дал волю рукам, но её это совсем не возбуждало, желание не просыпалось.

Какая разница...

Увидев, что она проснулась, Скотт навалился на неё и попытался сунуть палец внутрь, но наткнулся на тампон и недовольно убрал руку.

Но все равно, какая разница...

Он просто перебрался выше и взгромоздился ей на грудь. Патриция ничего не видела, кроме его неясного силуэта над собой, но больше ей ничего и не требовалось. Она знала, что будет, и через мгновение это почувствовала: чуть влажный, едко пахнущий кончик его члена раздвинул её губы.

Он не сказал ни слова, она тоже. Лишь мягко приняла его в ладони, облизнула головку и привычно впустила внутрь. А когда рот её наполнился горячим вязким семенем, Скотт лег рядом, крепко её обнял, и она вновь уснула.

Когда она проснулась, его уже не было. В шесть утра она разбудила Марка и отвезла его на Вест Уотерсайд снимать остатки защитной ленты и газет и убирать гараж.

7 сентября

Вторник седьмое сентября, выдался в Нью-Йорке очень жарким. Лал Али Хаваб вышел из Нью Индия Хаус около одиннадцати утра и поехал в ООН. Марк с 64-й улицы звонил в квартиру на 52-й. Джош спешил к ООН проследить за выходом посла. Патрисия шла вверх по 64-й, чтобы присоединиться к Марку. В сумочке она несла маленькую рацию. Это была их первая репетиция.

Марк с Патрисия одеты были вполне подходяще, чтобы без дела слоняться по улицам. Марк заходил к Джошу переодеться, и зайдет ещё раз, чтобы вновь переодеться перед возвращением на 52-ю. Патрисия стянула платье в туалете метро и вместе с туфельками сунула его в сумочку к рации. На 64-й улице она сидела рядом с Марком уже в розовых шортах и рваной футболке.

Сначала они сидели на бордюре тротуара, потом перебрались на ступеньки. Потом слезли с одного крыльца и пересели на другое, через улицу, совсем недалеко от консульства. Марк купил перекусить, и они поели из коричневых бумажных пакетов прямо на ступеньках. Солнце помогало им разыграть бездельников, какими они пытались казаться. Но очень скоро они пропотели насквозь.

Патрисия полезла в свою большую старую ковровую сумку и включила рацию. Подняв сумку на уровень лица, она связалась с Джошем.

– Первый, первый, я вторая. Есть для меня машина? Повторяю, машина для меня есть?

Джош ответил:

– Прости, вторая. Попытайся позже.

– У меня здесь двое перегрелись на солнце.

– Тогда вам нужна машина с кондиционером. Я сообщу, когда такая будет.

– Большое спасибо.

Марк ухмыльнулся и качнул головой. На взгляд Патрисии, он выглядел сейчас естественней, чем в старых обтрепанных джинсах и обвисшей шляпе, ставших привычной частью его облика.

– Ты же не выкинул лед, верно? – спросила она.

Он отрицательно мотнул головой.

Патрисия отыскала его большой бумажный стакан из-под сока. Лед в нем стремительно таял, но воды вполне хватит, чтобы запить пару таблеток. Она достала их из сумочки и проглотила. Это все, что у неё оставалось.

– Каждому свое, – заметил Марк.

Она подняла глаза.

– Пилюли? Ты о них?

Он пожал плечами.

– А что ты потребляешь, Марк? – спросила она.

Он угрюмо поморщился.

– Все, что могу достать. Но много не выходит. Пэм почти бросила.

– Ребенок?

– Да. Если беременная женщина чем-то злоупотребляет, у малыша с рождения начинается ломка. Это медицинский факт.

– Я не беременна.

– Пилюли.

Она кивнула.

– Да, всегда пилюли.

Марк смотрел мимо нее.

– Ты ведь ещё и колешься?

Патрисия кивнула. Отметины от иглы на её руке почти сошли – кроме одной, от ночи четверга, которая почему-то зияла черной дырой в центре багровой воспаленной опухоли. На прошлой неделе Изи схватил её руку и заорал:

– Ты дура, девочка! Ты просто... дура! Изи говорит тебе – перестань играть с иглой. Ты катишься под откос, девочка. Изи это видит. Просто дура! Дура чертова!

Один из клиентов уже обозвал её наркоманкой.

– Это не мое дело, – сказал Марк.

– Пробовал? – спросила она.

Он кивнул.

– Да, и может, это величайшее, что случалось в моей жизни.

– Ну?

– Не знаю. Променять несколько потрясающих минут на целую жизнь, в которой их нет... Нет, смысл в чем-то большем, он надул щеки и выдул с низким, испуганным свистом. – Мы все-таки надеемся, мы с Пэм...

– Я... Я тоже.

Жара не располагала к разговорам. Она особо докучала, поднимаясь снизу, с тротуара, который пробыл на солнце дольше них.

– Фрэнк поставил на "додж" фонарь, – рассказывал Марк. Ты ведь понимаешь, о чем я? Как у такси. Нашел на кладбище автомобилей. Он разбит. Не работает. Но для наших целей вполне сойдет.

– Что он собирается делать со счетчиком?

– Сделать.

– Сделать? Самому?

Марк кивнул.

– И красную мигалку на "плимут". Притащил кучу металлолома – старые фары и что-то еще. Сказал, что сможет сделать из них приличную имитацию. Говорю тебе, Патрисия, у парня золотые руки.

Патрисия сощурилась, на минуту задумалась, словно что-то решая для себя, потом кивнула:

– Он производит впечатление.

Она спустилась на несколько ступенек, будто не хотела сидеть вровень с Марком. В голову пришла совершенно бредовая мысль – что он загораживает ветерок. На самом деле ветра не было. У Марка были солнечные очки, но он столько раз их снимал, чтобы вытереть заливающий глаза пот, что толку от них не было. Одежда Патрисии пропиталась потом. Она оглянулась – после неё на ступеньках осталось мокрое пятно. Пот щипал глаза. Это омерзительно. Она ненавидела пот. Всегда ненавидела.

Марк отошел купить сока со льдом. Патрисия была одна, когда затрещала рация. Говорил Джош.

– Вторая, есть прекрасная машина с кондиционером. Тебе она ещё нужна?

– Да, чем скорей, тем лучше.

– Годится. Она уже едет. Будет у вас через пару минут.

– Ладно. Ты уже уходишь?

– А почему нет?

– Действительно... Пока.

Когда Марк вернулся, "мерседес" ещё не появлялся. После сообщения Джоша прошло минут двадцать. Патрисия с Марком шатались взад-вперед по улице, потягивали сок и глазели на дорогу. Через полчаса стало очевидным, что посол поехал не сюда.

– Что нам делать? – спросил Марк.

– Оставаться здесь.

– Сколько?

– Пока он не вернется.

– Боже, это может быть до утра.

– Кто-то должен прийти нас сменить нас.

Теперь она пошла звонить, а Марк остался караулить. Памела была одна, но обещала послать первого, кто появится. До шести часов никого не было, а потом пришла Джуди. Марк торчал здесь дольше Патрисии, но настоял, чтобы ушла она. Она обещала вернуться, как только примет ванну. Когда она поймала такси ехать домой, на Монингсайд, пришлось показывать таксисту деньги, чтобы он вообще её посадил.

Вернулась она около половины восьмого. Марка уже не было. Джуди тоже. Тихую улицу золотили лучи лучей заходящего солнца. Видно, посол уже вернулся, и наблюдение сняли. Она прошлась по улице, чтобы одним глазком взглянуть на консульство. Патрисия успела принять холодный душ и переодеться – на ней было длинное, свободное фиолетовое платье. Она прошла мимо ступенек, на которых они с Марком так долго сидели. Там ещё валялись объедки от их обеда. Надо бы убрать, но так она обратит на себя внимание.

Она прошла мимо и направилась было к Изи.

– Пэтти...

Она остановилась.

Неожиданно рядом оказался Фрэнк, она не понимала, откуда он взялся.

– Тебе лучше? – спросил он.

Она кивнула.

– Надеюсь, мы не выглядели слабаками, но здесь весь день было ужасно жарко.

– И сейчас жарко, – кивнул он.

– Мистер Мишень вернулся?

– Нет. Но вот что интересно: вернулась машина. И его внутри не было.

– Сколько ты собираешься ждать? – спросила она.

– Не знаю.

– Насколько это важно?

– Нам нужно наблюдать за ним, пока мы не поймем его привычки, его образ жизни. Дьявол, как бы я хотел знать, где он сейчас...

– Может, в Вашингтоне? – предположила она.

Фрэнк вздохнул.

– Не знаю. В любом случае, мы подождем еще.

Ему не хотелось садиться на ступеньки, но он устал и все же сел. По неслись машины. На фоне красного заката сверкал зеленый светофор.

– Я хочу тебе что-то показать, – сказал Фрэнк. В кармане рубашки у него лежал свернутый конверт. Он достал его и подал ей.

Патрисия достала письмо. Краем глаза она видела, что он за ней наблюдает. Она пробежала взглядом по строкам.

Письмо оказалось из департамента исправительных заведений. В нем сообщалось, что срок его условного освобождения закончен и ему окончательно и безусловно дарована свобода. И никакого наблюдения.

Совершенно не понимая, как реагировать, она улыбнулась, кивнула и вернула ему листок.

Фрэнк снова прочитал, нахмурился, свернул и снова сунул в конверт. Конверт он без единого слова положил в карман.

– В честь этого мы можем где-нибудь выпить, – предложила она. И была удивлена, с каким восторгом принял он её слова.

Решили встретиться у Изи около полуночи.

Бар, в котором они сидели, претендовал на звание ирландского. Он гордо носил ирландское название, на стенах красовались несколько трилистников. После полуночи там было темно и почти пусто.

Они сидели в кабинке рядом, но почти не разговаривали, просто ждали заказ. У каждого хватало поводов для размышлений.

Посол не вернулся.

Когда Патрисии принесли её мартини, она подняла бокал, махнула им в сторону кармана Фрэнка, где лежало письмо, и сказала:

– Поздравляю.

Фрэнк поначалу удивился, потом улыбнулся.

– Спасибо. Выпускной вечер – наверное, так его можно назвать, а?

– Да. Давай называть так.

Фрэнк высоко поднял свой бурбон.

– И будем надеяться, что на этот раз навсегда.

Она не знала, что ответить, поэтому просто опустила глаза и отхлебнула мартини.

– От Изи я звонила на 52-ю, – сказала она чуть погодя. Никто не ответил.

Фрэнк кивнул.

– Марк повел Памелу в кино. Кажется, фильм называется "Дрянь". Похоже, для него большое дело – вывести её в люди – поэтому я сказал "валяйте".

– Подозреваю, Джош ещё где-то в районе Таймс-сквер, заметила Патрисия.

– Понятно все и обо всех, кроме Скотта, – резко бросил Фрэнк, и взгляд его стал жестче.

Патрисия вздохнула и покачала головой.

– Я не знаю, где он, Фрэнк, – очень тихо шепнула она.

Фрэнк пожал плечами, уголки губ его поникли. Потом полез в карман, на не за конвертом.

– Я нашел это в сточной канаве у заведения Изи, – он бросил на стол снимок из "поляроида" – она, обнаженная, раскинувшаяся в неприличной позе. – Нужна?

Она взглянула только на одно мгновение, достаточное, чтобы увидеть, что это такое. Потом качнула головой и отвела глаза. Фото лежало между их бокалами.

– Ты когда-нибудь была в Джорджии? – спросил он.

– В Атланте. Один раз. Кажется, ещё ребенком один раз меня возили в Саванну.

Фрэнк взял снимок, разорвал его и скомкал половинки.

– Когда я был ребенком, – начал он, – мы жили в лесах – в глухой деревушке. Когда я родилося, маме было лет семнадцать – восемнадцать. У неё была твоя фигура. Большие...

Он сделал жест на уровне груди, и разорвал фотографию ещё пополам.

– Тоже красивая. Я помню, как-то раз... мне было, кажется, лет восемь... но неважно. Мама пошла в церковь. Отец должен был оставаться дома и следить за детьми. Но он тоже ушел – видно, охотиться с приятелями – ушел с ружьем и с бутылкой. Мама вернулась поздно. Поздно для нас, детей. Было десять часов, и мы боялись, боялись быть одни. Когда она вошла, в доме было темно – электричества у нас не было. В то время мы жили словно робинзоны. Ей пришлось разжигать керосиновую лампу.

Ну вот, внесла она лампу, взглянула на нас, на детей, а потом пошла на кухню. А там, на кухне, между раковиной и шкафом, свернулась гремучая змея добрых пяти футов в длину, и смотрела на неё маленькими дырками в голове, где у них глаза. Кухня была маленькой, и змея была совсем близко – просто рукой подать. Мама потом никогда не могла объяснить, бросила она лампу в змею или просто выронила, но что случилось, то случилось.. Дом вспыхнул и сгорел дотла. Из огня она спасла только нас, детей.

Вернулся отец. Тут уже сбежались все соседи. Отец был пьян. Он посмотрел на пепелище, послушал сбивчивый рассказ мамы, потом пошел, срезал длинную, гибкую палку и принялся её лупить. Кричал, что она спалила дом по дурости. Что она просто выдумала историю про змею, чтобы оправдаться. И бил её той палкой. Бил по ногам и по спине, пока не потекла кровь, а она все кричала и пыталась вырваться.

Соседи просто смотрели. Никто не дернулся его остановить. Я до сих пор слышу её крик, Пэтти. И в эту самую минуту тоже.

Когда разрыли пепел, нашли скелет змеи, как раз где мама говорила под раковиной. Но мой отец так и не извинился. Так и не признал свою неправоту.

Фрэнк изорвал остатки снимка в клочья и выкинул в пепельницу.

– Когда я вырос, больше всего мне хотелось вернуться, найти старика и посчитаться за мать. В мыслях я убивал его тысячи раз. Думаю, именно это называется эдиповым комплексом. Сукин сын умер, когда я был в Германии. Умер своей смертью. Когда пришло извещение, я сидел в военной тюрьме. Мне его принес священник. Я позволил ему отработать по полной программе, позволил ему молиться за меня и держать меня за руку. Я действительно был несчастен, что это случилось.

Еще в самом начале истории он кивнул бармену, и два бокала уже ждали на столе. Первый он осушил одним глотком и дважды жадно глотнул из второго.

– Тяжелые воспоминания, – кивнула Патрисия.

– Там, в той глуши, мама ходила в маленькую баптистскую церковь. Каждую осень там устраивали так называемые дни сбора урожая. В одно из воскресений каждый приносил в церковь то, что мог – одежду, одеяла, еду. По большей части это была еда, фрукты и овощи. Там собирают целые запасы, и в понедельник дети со священником разносят их старым и немощным. Так что не все воспоминания таковы.

– А я не помню, как мы жили, – вздохнула Патрисия.

Он заграбастал её руку и выдавил сквозь стиснутые зубы:

– Ты вообще про все забудешь, если не перестанешь колоться!

Она попробовала вырваться, но не смогла. Тогда сердито фыркнула:

– Это мое дело.

– Это не твое дело, – выпалил он. – Это мое дело. Дело Марка, Памелы, Джуди. Джоша.

– Я свою часть делаю.

– Конечно. Даже больше. Но долго ты продержишься? Долго мы сможем тебе доверять? Ты сядешь на иглу, Патрисия.

– Я понемногу, – оправдывалась она, пытаясь вырвать руку.

Он провел пальцем по её предплечью, по отметинам от иглы.

– Сколько ты колешь? Ты хоть знаешь?

Она сердито возразила:

– Да, я знаю точно, сколько я колю.

– И считаешь, ничего не случится, да?

– Пока же не случилось!

– Не обманывай себя. Посмотри на свою руку, Патрисия. Ты даже не до конца понимаешь... Посмотри на нее. Это видит каждый.

Она вырвалась из его хватки.

– Кто ты такой, чтобы меня учить?

Фрэнк покачал головой.

– Какая разница? Ты себя губишь, Пэтти. Я знал много ребят, которые баловались разными такими штуками, но не видел ни одного, кто смог бы бросить. Ты умная девочка. У тебя достает воли и всего остального. Но ещё немного – и тебя не хватит, чтобы бросить. Никого на это не хватает, и ты будешь не первой.

Патрисия не отрываясь, тяжело дыша, смотрела на Фрэнка, и ярость уходила из нее.

– Ладно, – сдалась она. – Сейчас не лучшее время говорить об этом. Ничем другим теперь мне не помочь.

– Помочь в чем?

Она сглотнула.

– Помочь пройти через... через то, что мы собираемся делать. Правда. Я... мне нужна помощь.

Фрэнк от души хлебнул виски и ан выдохе спросил:

– Как только я с вами связался?

– Я смотрю на... нашу затею как на поворотный пункт, вяло оправдывалась она, и ему приходилось читать по губам, чтобы разобрать слова. – То есть, после неё все будет по-другому. Все. Может быть, намного хуже. Хотя надеюсь, что намного лучше. Если бы только я могла через это пройти... я знаю, продолжать колоться невозможно. Но сейчас бросить я не могу.

– Дьявол, да какая здесь логика?

– На этой штуке завязана вся моя жизнь, Фрэнк. Вся моя жизнь. Я в это верю. И готова воспользоваться случаем. Но я не могу избавиться от мысли, что мы можем ошибаться. Во всем. И в самом главном. Мы можем все блестяще провернуть, но это ничего не изменит. Вот о чем мне приходится думать. Поэтому мне надо с этим смириться, смириться и пережить. Можешь ты понять?

Фрэнк покачал головой.

10 сентября

Когда Фрэнк добрался до квартиры на 52-й, Марк, Памела и Джуди уже сидели в гостиной, сосредоточенно дымили самокрутками и казались расслабленными и умиротворенными.

Джуди в рваных шортах и мужской армейской рубашке сидела на корточках.

– Эй, малышка, – Фрэнк игриво взъерошил ей волосы. – Что я говорил тебе насчет появления здесь в таком виде? А?

Она подняла глаза и усмехнулась.

– Ладно, дядя Фрэнк.

Памела устроилась на диване в удобном ситцевом платье, уложив огромный живот на коленях. На живот уходило столько платья, что ниже его уже не хватало, и волосы на лобке выставлялись напоказ каждому, кто смотрел. Не похоже, чтобы сидящего рядом Марка это волновало. Он поглаживал её ноги, пока затягивался, и шумно шлепнул по коленке, наклоняясь и передавая самокрутку Джуди.

Фрэнк сел на стул напротив.

– Что слышно от Джоша? Что-нибудь есть?

– Ничего, – покачал головой Марк. – Он звонил около пяти. Все как прежде. Пэм следила за зданием ООН и видела там Лала Али Хаваба около четырех. Но в консульство он опять не прибыл. Джош все ещё там, следит.

– Рация у него с собой?

Марк кивнул.

– Где вторая?

Та лежал на краю стола, и Марк передал её Фрэнку.

Фрэнк повесил маленький приборчик на плечо, чтобы микрофон оказался возле рта. Потом нажал кнопку и сказал:

– Эй, Джо, клиенты есть? Джо, есть клиенты?

– Это ты, дядя Фрэнк? – отозвался металл голосом Джоша.

– Да.

– Дела ни с места.

– Ладно, тогда иди домой. В любом случае нет смысла там торчать.

– Спасибо.

Фрэнк протянул рацию Марку.

– Как бы там ни было, это уже привычка, – заметила Памела. – Мы знаем, что каждый день он едет в ООН приблизительно в одно и то же время, приблизительно в одно и то же время уходит и едет... куда?

– Это вопрос, – хмыкнул Фрэнк.

– Да какая, к черту, пользы нам с его привычки, – взорвалась Джуди, если мы не знаем, куда он едет.

Фрэнк кивнул.

– Наблюдая таким образом, мы впустую потеряли много времени, хотя убедились, что по ночам он не возвращается. Что сейчас нам нужно – это снова проследить за "мерседесом" и выяснить, где посол проводит вечера. В выходные мы этого сделать не можем. Придется ждать до понедельника. У меня есть предчувствие, что то, куда он ездит вечерами, окажется чертовски важным. Возможно, это лучшее место для захвата.

– Или по дороге, – добавил Марк. – Мы как-то прождали до полуночи, он не вернулся. И все же каждый день он выезжает оттуда в ООН. Итак, он должен возвращаться где-то ранним утром, так? Или после завтрака. Нужно это выяснить, потому что если он возвращается в два или в три утра, удобнее взять его на улице.

– Да, – согласился Фрэнк. – Правда, что нужно сделать – это отправить сегодня к полуночи Пэтти со Скоттом на 64-ю, и пусть они наблюдают за консульством, пока он наконец-то не вернется. Даже если придется торчать там до утра. Где, дьявол побери, эти двое?

В тот же миг он понял, что задал вопрос, которого они боялись. Марк с Памелой переглянулись с окаменевшими лицами. Джуди неуловимо улыбнулась, качнула головой и в последний раз затянулась самокруткой, прежде чем выбросить её в пепельницу на полу.

– Ну? Давайте. Где они? – не отставал Фрэнк.

Джуди смотрела на него с бледной ухмылкой.

– Ты говоришь про Ахмеда и Аманду?

– Нет, я говорию про... Что ты несешь, черт подери?

– Фрэнк, – поспешил вмешаться Марк, – почему ты не хочешь дождаться Джоша? Тогда об этом и поговорим.

– Нет, – сердито перебил Фрэнк. – Я не собираюсь никого ждать. Я хочу знать, в чем дело, и знать сейчас же.

Марк посмотрел сначала на Памелу, потом на Джуди, будто прося их помощи; но они только отводили глаза. Марк покачал головой.

– Когда ты последний раз видел Патрисию?

– Во вторник, кажется, – ответил Фрэнк.

– Вторник... Ты не видел её три дня.

– Да, я три дня её не видел. Ну и что? Давай, Марк. Хватит ходить вокруг да около.

Марк нахмурился, пытаясь оценить вероятность взрыва. Потом пожал плечами.

– Ладно... Патрисия и Скотт со вторника под кайфом. Не знаю, как ещё можно это назвать. Немного под кайфом.

– Черт возьми, о чем ты? – Фрэнк недоуменно подался вперед и приподнялся со стула, вцепившись руками в спинку.

– Они чего-то приняли, – пояснил Марк. – Какой-то стимулятор, похоже, эфедрин... И до сих пор не отошли, с тех пор, как начали. С ночи вторника.

– Уже три дня? – в ярости переспросил Фрэнк.

– Но все проходит, – заверил Марк. – Они уже отходят.

Фрэнк обеими руками хлопнул себя по лбу, закрыл ладонями глаза и стиснул виски.

– Господи Боже! – сказал он. – Из всей проклятой...

Сквозь пальцы он заметил, что Джуди продолжает ухмыляться, и взорвался.

– Ты думаешь, это смешно? А что это за чушь про Ахмеда и Аманду?

Джуди качнула головой.

– Я не думаю, что это смешно, но это и не конец света. Это вроде трехдневного запоя. Он будто спрятались в собственном маленьком мирке. Играют в небольшие игры – наверное, это назвали бы ролями. Патрисия зовет себя Амандой. Скотт зовет себя Ахмедом. Ты должен относиться к этому терпимо. В некотором роде это даже прекрасно...

– Прекрасно, чтоб меня!

– Ну, – пожала плечами Джуди, – если ты этого не видишь...

– Мы только что оставили их одних, – пояснила Памела.

– Ага, – очень тихо и очень твердо произнес Фрэнк. – Ну, говорите мне, где они?

Все переглянулись. Он смотрел на них и ждал.

Ответил наконец Марк.

– Они здесь.

– Где? В спальне?

Памела с трудом встала на ноги и попыталась загородить своим торчащим животом путь в спальню.

– Пожалуйста, Фрэнк, не ходи туда. Оставь их одних. Они спят. Не ходи туда. Хоть подожди, пока придет Джош, и мы поговорим.

– Пошло все это, – оборвал Фрэнк и обошел её.

– Они, скорее всего, спят, – упорно настаивала она.

– Я их разбужу.

В маленькой спаленке было не так уж темно, но Фрэнк включил свет, чтобы увидеть все. Патрисия и Скотт, оба голые, развалились поперек кровати среди смятой одежды и бутылок, окурков и скомканных салфеток. Скотт не спал и невозмутимо курил сигарету. Патрисия лежала на животе. Руки у неё были связаны за спиной куском грубой веревки, крепко затянутой вокруг запястий. Лодыжки стянуты вместе. Через ягодицы и поперек плеч тянулись гладкие, блестящие розовые рубцы. Лицом она утыкалась Скотту в пах.

Фрэнк в два прыжка оказался внутри и навис над Скоттом, угрожающе стиснув кулаки.

– Черт побери, что ты с ней делал, затраханный ублюдок? прорычал он.

Патрисия, резко дернувшись от боли, зашевелилась, неуклюже повернулась на спину, уставилась на Фрэнка и заорала:

– Убирайся к дьяволу отсюда! Убирайся!

Фрэнк замер. Изумленный, он покачивался на месте, устававшись на неё разинув рот.

Она рванула путы и попыталась встать на корточки. На Фрэнка она смотрела, багровея от ярости.

– Убирайся отсюда! Ты не знаешь значения слова "частная жизнь"? Что ты уставился? Пошел вон!

Тут она заметила в дверях Марка и Джуди.

– Все убирайтесь! Ублюдки!

Мотая взад-вперед головой, чтобы стряхнуть волосы с лица, она потеряла равновесие, но не могла помочь себе ни ногами, ни руками, и завалилась набок, едва не упав с кровати. Дергая связывающие запястья веревки, будто забыв о них, она безрезультатно, но отчаянно старалась подняться.

Скотт сел, невозмутимо затянулся и выпустил во Фрэнка струю дыма.

Патрисия наконец окончательно соскользнула с кровати и упала на пол. Фрэнк опустился рядом на колени и взял её за плечи, чтобы поднять. Она смотрела ему в лицо, её красные, мокрые и яростно вытаращенные глаза явно его не узнавали. Она что-то неясно пробормотала себе под нос.

Скотт наклонился и схватил Фрэнка за плечо.

– Эй, парень, – негодующе воскликнул он. – Что тебе надо? Ты чего сюда ворвался?

Фрэнк дернул плечом и локтем с размаху заехал Скотту в ухо. Оглушенный Скотт рухнул на постель, Фрэнк размахнулся и наотмашь хлестнул его тыльной стороной ладони по губам. Сигарета разлетелась и забила ему рот. Губы треснули, брызнула кровь.

– Одевайся, Ахмед, – прорычал Фрэнк. – Мы с тобой немного поговорим.

– Оставь Ахмеда в покое! – в панике завизжала Патрисия.

Фрэнк повелительным жестом позвал Марка и Джуди в комнату.

– Позаботьтесь о Пэтти.

Тряся головой, потирая ухо и вытирая с губ кровь с табаком, Скотт собирал свои вещи. Он соскочил с кровати и поспешно проскользнул мимо Фрэнка. Они остановились лицом к лицу в гостиной, пожирая друг друга глазами. Скотт швырнул вещи на пол, будто освобождая руки для защиты.

– Ты маленький ублюдок, – процедил Фрэнк, качая головой. Все будет коротко и просто.

– У тебя на меня зуб, Фрэнк? – спросил Скотт. Он боялся Фрэнка, но смотрел ему в глаза, тужился улыбнуться разбитыми губами и говорил с презрительным вызовом.

– Да, у меня на тебя зуб, – кивнул Фрэнк.

Скотт откинул голову и оскалился.

– У тебя стоит на Патрисию с первого дня вашего знакомства. Она это знает. Все это знают. Но тебе ничего не отломится, Фрэнк. Ты не в её вкусе.

– Она сейчас заснет? – спросил Фрэнк.

Скотт пожал плечами.

– Думаю, да.

Он посмотрел на вещи и пытался решить, нагнуться их собрать или продолжать разговаривать голым.

– Ладно, – кивнул Фрэнк. – Пусть поспит. А когда она проснется, тебя не будет.

Скотт нервно ухмыльнулся.

– Куда, ты думаешь, я денусь?

– А куда хочешь, – невозмутимо бросил Фрэнк. – Но прочь из города, куда угодно, но подальше, чтобы никто из нас больше никогда о тебе даже не слышал. Меня не колышет, куда ты денешься, приятель, если ты будешь очень далеко, когда она проснется.

Скотт снова попытался улыбнуться.

– Боже, Фрэнк, – тряхнул он головой. – Ты насмотрелся телевизора...

– В нашей затее, – пояснил Фрэнк, – насекомое вроде тебя слишком дорого может обойтись.

Скотт провел пальцем по окровавленным губам.

– Предположим..., – протянул он. – Предположим, я решу пойти к копам.

Фрэнк мотнул головой.

– Если бы я думал, что на это есть хоть малейший шанс, я бы тебя давно прикончил – прямо сейчас, там, где стоишь. Но пойти к копам – нужно мужество, а его у тебя нет.

Скотт тяжело вздохнул, понурил плечи и вдруг неожиданно весело воскликнул:

– Эй, парень, ты серьезно! Ей – Богу, ты твердишь, что выгонишь меня из города, будто шериф в вестернах по телику!

Он широко осклабился и протянул ладонь:

– Эй, добрый человек, у меня даже денег нет уехать.

– Ты лживый сукин сын!

Скотт перестал ухмыляться, вздохнул и наконец нагнулся поднять штаны. Влез в них и рассудительно спросил:

– Уже сегодня? Дай хоть пару дней. Я хочу...

– Чем дольше станешь тянуть время, тем больше шансов, что я передумаю тебя отпускать.

Скотт взял рубашку.

– Куда?

– Ты смышленый говнюк, куда-нибудь да уедешь.

Фрэнк отвернулся и вернулся в спальню, чтобы взглянуть, что с Патрисией. Та рыдала в постели; Марк, Памела и Джуди нерешительно топтались рядом. Они даже не удосужились ослабить узлы на её лодыжках.

Он долго смотрел на нее, потом оглянулся. Скотт задержался у дверей.

– У тебя с ней ничего не выйдет, приятель, – сказал он. – Ты просто не её тип.

И грохнул дверью.

13 сентября

До Джоша донесся чуть слышный металлический голос Памелы. Он сидел на заднем сиденье "понтиака" и держал рацию возле уха. Фрэнк расслышал достаточно, легонько шлепнул Патрисию по ноге и скомандовал:

– Поехали.

Она резко повернула на 52-ю улицу, потом налево на Первую авеню и медленно поплыла на север в потоке транспорта. Оба пассажира напряженно вглядывались во тьму за окном. Но пристального взгляда не требовалось. Черный "мерседес" вскоре обогнал их под мостом Квинсборо, и Патрисии приходилось непрерывно жать на газ, чтобы держаться поблизости.

– Еще ближе, – велел Фрэнк. – Этой машины они не знают.

Патрисия пристроилась за "мерседесом" и сократила дистанцию.

Джош, положив руки на спинки передних сидений между Фрэнком и Патрисией, не отрывал глаз от "мерседеса".

– Он там, да? – спросил он.

Патрисия кивнула.

– Там.

Весь день она была немногословна, но когда открывала рот, голос звучал спокойно. Большие круглые солнечные очки скрывали брови и скулы вместе с глазами. Запястья опоясывали красные рубцы и черные струпья – память о веревках. В остальном она была как всегда прехорошенькой – вела машину босой, одетая в песочные "ливайсы" и клубничного цвета рубашку.

– Что с теми линзами, которые купил Марк? – спросил Джош.

Он говорил про стекла от автомобильных фар, которые Марк купил, чтобы смастерить мигалку на крышу их "полицейской" машины.

– Они подойдут?

– Вполне, – кивнул Фрэнк. – Я сделаю так, что подойдут.

– И покрасишь красным?

– Конечно. Первым делом. Это совсем несложно.

– Машины почти готовы? – спросила Патрисия.

Фрэнк кивнул.

– Еще пара дней. Нам понадобится бляха таксиста. Ее несложно подделать – если считать, что вблизи никто разглядывать не будет. Все, кроме этого, готово.

– Знаешь, Фрэнк, – начал Джош, положив руку тому на плечо.

– Ну?

– Хочу тебе сказать: я могу понять, как ты покрасил обе машины и по трафарету вывел нужные буквы, но эти работы с металлом, изготовление сирены и мигалки из всякой рухляди – предел того, что мне доводилось видеть.

Фрэнк ухмыльнулся и залился краской.

– Спасибо исправительной системе... Там меня научили работать с металлом.

– Такое мастерство, – не унимался Джош. – Не думаю, чтобы тебя такому научили. Думаю, у тебя талант.

Фрэнк расплылся в улыбке.

– Ну, думаю, это семейное – я насчет таланта к разным поделкам. Мой старик – отец, я имею в виду, – был хулиган и пьяница, но своими руками творил чудеса. Думаю, ему просто приходилось это делать. Он мог смастерить что угодно из ничего, и этим приходилось заниматься почти все время. Он мог все.

– Ценный талант, – серьезно заметил Джош.

– Ну, умер он спокойно – что называется, в благоденствии. Но я вспомнил одну забавную вещь. Много лет я и думать об этом забыл. У него была такая песенка... Ты когда-нибудь такое слышал?