Текст книги "Господин посол"

Автор книги: Уильям Харрингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

С неохотой она взглянула вниз, на лицо. Возможно, и он. Тоже наркоман. Иногда среди бела дня на улицах ей казалось, что она видит тех двоих, что её ограбили. Этот был похож на одного из них, но она только пожала плечами.

– Кто знает?

Фрэнк замер над парнем, глядя на него сверху вниз. Перевел взгляд на нож и носком ботинка отшвырнул его в сторону. Отвратительная штука церемониальный кинжал нацистов... или точная копия. И лицо у парня отвратительное. С оспинами и белыми пятнами на щеках, грязные пряди волос свисают на глаза. Широко раскрытый рот жадно глотал воздух. Наверное, Фрэнк переломал ему ребра. Выпученные глаза вращаются в орбитах. Когда взгляд его упал на Патрисию, рот перекосился – парень попытался что-то сказать.

Неожиданно Фрэнк толкнул её в бок локтем. Прежде чем она успела осознать, что он делает, он согнул колени, подпрыгнул, резко распрямил ноги и со всего маху ударил каблуками парню прямо в лицо.

На верхней площадке Патрисия попросила Фрэнка немного подождать. Он кивнул и прислонился к стене, а она прошла ещё несколько шагов по коридору к двери в общую комнату. Была глубокая ночь, и Джош восседал на своем стуле в освещенной свечой комнате. От марихуаны воздух стал сладким, и все были голыми, кроме Памелы.

Она глазами поискала Скотта. Того не было.

Брайан увидел её и поманил пальцем. Когда она покачала головой, он поднялся и подошел сам.

– Эй... – начал он.

Она прикрыла ему рот.

– Скажи Джошу, пусть подойдет сюда, – шепнула она. – Быстро. Здесь Фрэнк. Он ранен. Его ударили ножом. Не говори больше никому.

Брайан ей не верил, пока не высунул голову наружу. Тогда он быстренько обогнул двойняшек, которые повернулись к двери спиной, и склонился к Джошу. Слушая шепот Брайана, Джош согласно покивал, схватил со спинки стула штаны и поспешил к Патрисии.

– Копы?

– Нет, ничего подобного. Грабители. Перехватили нас внизу, возле самого дома.

Джош натянул джинсы и вышел к Фрэнку. Отвел его руку и посмотрел на рану. Потом, нахмурившись, бросил Патрисии:

– Можно отвести его в вашу комнату. Потом...

– Все, что мне нужно – это наложить повязку, – возразил Фрэнк. – Не такое большое дело. Не устраивайте проблем государственной важности.

– И без врача? – спросила Патрисия.

– Без врача, – подчеркнул Фрэнк.

Джош кивнул.

– Все нормально. У нас есть аптечка первой помощи. Рана резаная, а не колотая. И неглубокая. С этим мы справимся.

Фрэнка повели наверх. Он оттолкнул заботливую руку Джоша и пошел сам. Патрисия поспешила вперед и зажгла свет над тюфяком – старую висячую лампу с красноватым абажуром, которой Скотт пользовался для чтения. Фрэнк упал на матрас, содрал окровавленную рубашку и обернул ей руку, чтобы остановить кровотечение.

– Сейчас принесу аптечку, – сказал Джош.

Фрэнк с отвращением смотрел на кровоточащую рану и качал головой.

– Ты как? – спросил он Патрисию. – Голова цела?

– Болит, – ответила она. – Будет чертовски здоровая шишка.

Он оглядел комнату – стены, небрежно заклеенные фотографиями и плакатами, стол с плиткой, разбросанные по стульям вещи Скотта, маленький столик.

Патрисия подошла к окну и выглянула на улицу. Отсюда был виден тротуар, где чуть раньше лежал грабитель. Наверное, тот умудрился уползти или вернулся напарник и утащил его. Во всяком случае, там его уже не было.

– Твои друзья все время ходят голыми? – спросил Фрэнк.

Она качнула головой.

– Зимой – никогда.

Он кисло ухмыльнулся.

– Я хочу вернуться вниз посмотреть.

– Ты куришь травку? – спросила она.

Он качнул головой.

– У меня и так хватает проблем.

– Боюсь, некоторые из них улетели уже далеко, – заметила она.

– От чего не станут смотреться хуже, – возразил Фрэнк. Та парочка спинами к двери... Я только мельком видел, когда мы проходили мимо, но..., – он замолчал и усмехнулся.

– Чаю хочешь? – спросила она.

– Чаю?

– Да. Я могу приготовить чай. Все, что я могу предложить в качестве гостеприимства.

– Может, позже, – сказал он, надулся, выпятил губы и снова хмуро взглянул на рану. – Это твоя комната, как я думаю.

– На самом деле – Скотта.

– М-м, – взгляд его стал острее, он снова огляделся.

Вернулся Джош, держа в руках сине-белый металлический чемоданчик аптечку первой помощи.

– Доктор Джош, – представился он, присаживаясь рядом с Фрэнком и щелкая замочками. – Исключительно любитель. Специализация – простреленные головы. Никакого опыта в порезах. Не возражаете?

Фрэнк покачал головой. Патрисия наблюдала за Джошем, не вполне уверенная, что он в порядке. Но тот уверенными движениями вытирал с раны кровь стерильным пакетом, и она успокоилась.

– Тебе нужна горячая вода? Обмыть руку? – спросила она.

– Когда мы его перевяжем, об эстетике он позаботится сам, – Джош ухмыльнулся Фрэнку. – Вы не против революционных бинтов?

– А что в них революционного?

– Аптечку мы купили, когда занимались бомбами. Думали, можем пострадать, когда станем переносить взрывчатку. Когда мы отказались от мысли решили что-либо взорвать, то избавились от динамита, но аптечку оставили. Никогда не известно, кому она пригодится.

Джош посыпал рану желтым порошком, потом наклеил на неё большой бактерицидный пластырь. Жестом он велел Фрэнку придерживать край, пока сам отдирал полоску от рулона.

– А что вы сделали с динамитом? – поинтересовался Фрэнк.

Тон, которым был задан вопрос, испортил Джошу настроение, и он ответил почти грубо:

– На самом деле это был не динамит. Совсем другое, но его было достаточно, чтобы пробить изрядную дыру в любом здешнем здании. Мы думали о здании Панам... А когда передумали, часть продали, а остальное утопили в реке. Я сделал только одну бомбу – эксперимента ради. Поехал в трущобы и швырнул её в люк. Громкого взрыва не получилось – если не считать стальной крышки люка, которая подпрыгнула футов на пятьдесят – но можешь себе представить, что произошло с кабелями и трубами там, внизу? Свет вырубился не в одном квартале. А телефон отключился на недели. Представь, что могут наделать сотня бомб, брошенные в люки. Боже!

– По мне звучит как супер-Хеллоуин, – заметил Фрэнк.

– Звучит как революция, – поправила Патрисия.

– Революция. Вы безумцы. Бросать бомбы в люки, рвать провода и трубы это революция? Вы с ума сошли.

– Ну, – холодно остановил его Джош, – оставь это на нас.

Фрэнк кивнул.

– С радостью.

Джош закончил приклеивать пластырь, Патрисия все косилась на Фрэнка, изо всех сил пытаясь его понять, понять то, что стояло за его словами. Но голова все ещё раскалывалась, и она оставила попытки. Теперь она смотрела на его мощные, широкие плечи, на его мускулистые руки. Тело его казалось смуглым от черных курчавых волос, через которые едва проступали соски. Плоский живот казался очень твердым. Он не был похож ни на Скотта, ни на Джоша. Он не был похож ни на одного мужчину, которого она когда-нибудь видела – ни внешне, ни речами.

– Мы ведь найдем Фрэнку рубашку, правда? – спросил Джош.

Она кивнула.

– Фрэнк, не хочешь пойти в ванную и смыть кровь?

Фрэнк встал и кивнул.

– Принесешь воды для чая?

Она протянула кастрюлю, и он отправился с ней через холл к двери, в которую ткнул Джош.

Джош сел и принялся укладывать аптечку. Несколько раз он косился на Патрисию, и лицо его расплывалось в довольной ухмылке.

Но она оставалась серьезной:

– Как думаешь, много таких, похожих на него?

Джош пожал плечами.

– Что ты имеешь в виду?

Она вздохнула.

– Как ты считаешь, много таких, кто думает, что мы не знаем жизни, если не услышим про неё от них? Я имею в виду, мы говорим о походе в массы, но ведь он и есть массы, если выражает их мнение лучше нас?

Джош кивнул.

– Возможно.

Патрисия громко печально вздохнула.

– Где, черт тебя возьми, ты был в одиннадцать? И где Скотт?

– О, Господи, думаю, лучше я объясню это Фрэнку, – решил Джош. – Меня захапали двойняшки. Вырваться раньше половины двенадцатого не удалось, и я решил, что вы не станете так долго меня ждать. Поэтому я пошел сюда. Думал, Скотт с вами, и где его черти носят, понятия не имею.

Пока они болтали, Патрисия заметила на прилепленном к руке Фрэнка пластыре кровавое пятно. Сначала оно расползалось, пропитываясь кровью, потом остановилось, и ей стало легче. Боль в голове мало-помалу сосредоточилась в набухающей шишке, пульсация в висках утихла. Она села на матрас рядом с Фрэнком, а тот разговаривал с Джошем.

– Ты говорил той ночью... Что нам годами предстоит скрываться...

– Всю оставшуюся жизнь, – поправил Фрэнк.

– Да. Ну, значит, придется покинуть нашу маленькую коммуну. Придется бросить почти все, что мы планировали. Деньги отдать другим, а самим скрываться и держаться в тени... Это огромная жертва. Это огромная жертва, кого ни спроси.

– Включая меня, – заметил Фрэнк.

Патрисия дала ему рубашку Скотта, но он так её и не надел – возможно, не хотел оставить пятен крови – и она продолжала завороженно любоваться густой черной порослью на его теле. Она приготовила чай, и теперь он сжимал в ладонях белую чашку.

– У нас с тобой есть разница, – заметил Джош, – ты собираешься управиться со своей долей сам. Мы – нет.

Фрэнк пожал плечами.

– Это ваше дело.

На мгновение Джош замолчал, размышляя и изучая Фрэнка. Потом спросил:

– Есть у нас шансы убедить тебя помочь нам меньше, чем за половину?

Фрэнк покачал головой.

– Если полмиллиона вам мало, мы всегда можем потребовать больше. Да какого черта, если можно просить миллион, можно просить и два. Кто знает, где предел? Зацапайте нужного парня, сделайте все правильно, и предела не будет.

– Если мы получим больше миллиона, ты по-прежнему захочешь половину? Или возьмешь пятьсот тысяч?

– Половину, что бы ни вышло – победа, поражение или ничья.

Джош взглянул на Патрисию, но та сидела, понурив голову. Ее глаза скрывала занавесь волос, и она не подавала виду, о чем думает. Он вздохнул и почесал затылок.

– Ты ещё не сказал, хочешь ли вообще влезать в это дело, – заметил он Фрэнку.

– Верно, – ответил тот с кривой ухмылкой.

Патрисия подняла глаза.

– Ну?

Фрэнк поставил чашку на пол.

– Сейчас скажу. В самой идее я вижу несколько больших проколов. Не думаю, что вы понимаете, куда лезете. Но я немного с вами поработаю, пока не поумнеете. Вы должны понимать, что это будет партнерство, и я буду главным. Но если мы пойдем дальше пустых планов и действительно сделаем дело, я возьму на себя командование – просто по долгу службы. Надо понимать, что если хоть один из нас решить пойти на попятную, решит, что затея слишком рисковая или что с ней что-то не то, все дело лопнет и продолжать его никто не будет. Все делается по-моему или не делается вообще.

– Ты хочешь сказать, что если выйдешь из игры, мы без тебя продолжать не можем? – спросил Джош. – Я этого не понимаю.

Фрэнк нацелил на Джоша указательный палец.

– Все очень просто, – сказал он. – Вопрос осторожности. И безопасности.

Джош кивнул.

– Еще условия?

– Я ещё не купился на сделку. В ней до хрена риска – для меня лично. Но я намерен некоторое время поработать, кое-что проверить, спланировать, потратить время, вложить деньги. Потому что есть шанс на единственную в жизни удачу.

– Приблизительно так же на это смотрим и мы, – заверил Джош. – А потому я хочу кое-что сказать.

– Говори.

– Ладно. Как думаешь, сколько нам понадобится людей?

– Не так много, как ты думаешь, – ответил Фрэнк. – Об этом мы с тобой поговорим.

Джош поднял руку.

– Это хорошо. Потому что не все наши согласны участвовать.

– О-о? У тебя проблемы?

– Нет. Но утром мы собрались и поговорили, что делать дальше. Решили согласиться с твоим требованием половины денег. Решили, что раз тем, кто будет занят в деле, придется Бог весть сколько потом скрываться, требовать ничего не будем. Пойдут только добровольцы. С этого момента и впредь будут задействованы только добровольцы, а остальные никогда больше не услышат ни слова. Те, кто не пойдет на дело, смогут остаться здесь и поддерживать жизнь коммуны, а остальным придется уйти.

– Нет вопросов, – кивнул Фрэнк.

– Ладно, – подытожил Джош. – Но в любом случае, сейчас у нас есть пятеро. Можно найти шестого.

– Этого больше чем достаточно. Кто они?

– Ну, – замялся Джош, – во-первых, Патрисия...

– Пэтти. – Фрэнк кинул на неё сердитый взгляд. Но проглотил комментарии, вертевшиеся на языке, и оставил её теряться в догадках.

– Я, – продолжал Джош, – Джуди, вы встречались. И парочка супругов Марк с Памелой. Памела в положении, но Марк – смышленый парень, он нам пригодится, но без неё не пойдет. С ней проблем не будет – она многое умеет. Итого пять.

– Как насчет Скотта?

– Скотта на встрече не было, но, думаю, он присоединится – шестым.

– Ладно, – подвел итог Фрэнк. – У нас в запасе не целая вечность. Вы слишком много говорили об идее. Слишком много людей о ней знает. Поэтому надо действовать быстро, пока кто-нибудь не проболтася. Собирай людей и начинайте разрабатывать план.

16 июня

Скотт явился домой только в воскресенье к вечеру. Накачанный до предела, пхнул ей двести долларов в счет вложенных в рецептурные бланки пятисот, покачал головой, пропустил мимо ушей её уговоры не колоться в вену и бросился на матрас. Разумеется, едва он его коснулся, как проспал до утра понедельника.

Патрисия о нем позаботилась. Пока он спал, принесла поесть, постирала его белье. Вечером в понедельник она заявила, что у неё есть право требовать, чтобы он остался на ногах, трезвый и хоть на что-то годный. Потом вынудила его выйти в город поужинать. Когда они вернулись, сменила белье на постели и заставила Скотта залезть в ванну. Но когда сама отправилась туда, он вколол себе ещё ампулу. Подействовало это на него не слишком сильно, спать он не завалился. Но проку от него не было: стоять не мог ни он, ни у него.

И тогда она не выдержала:

– Скотт, тебе придется выбирать. И забыть либо про одно, либо про другое!

Весь вторник его не было, а ночью она пошла к Изи. Когда Патрисия вернулась, он уже ждал её в постели. И был такой замечательный, что это стоило всех неудач и мук.

Всю ночь они спали в объятиях друг друга, на тюфяке в углу, а из открытого окна дул нежный ветерок, хлопая желтыми лохмотьями штор и раздувая развешанное по стенам барахло. Утром Памела приоткрыла к ним дверь, и они показались ей такими красивыми, что она привела всех, кто уже встал, взглянуть одним глазком и полюбоваться.

Патрисия проснулась поздно. Скотт не спал. Он лежал на боку, опираясь локтем на подушку, и просматривал "Таймс", разложенную между ними на постели. Заметив, что она открыла глаза, он медленно и ласково провел рукой по гладкой коже её бедер.

– Привет, балтиморка.

Патрисия улыбнулась ему, зевнула и моргнула. Наслаждаясь его ласками, нежными прикосновениями к бедрам и животу, она вдруг под влиянием порыва перекатилась по листам газеты и нагнулась, чтобы быстрым влажным поцелуем коснуться розовой головки его дружка. Медленно, поглаживая, она отводила губы, и он поднимался и тянулся следом.

Она рассмеялась, и Скотт спросил:

– Ты все ещё хочешь, чтобы я о нем забыл?

– Я хочу, чтобы ты забыл вот это, – она показала на стол, где посреди флаконов с пилюлями валялся его шприц.

Скотт потянулся.

– Ладно, сделаю. Обещаю.

Она легла на спину, и спутанные волосы нимбом рассыпались по простыне. Руки она лениво сцепила на животе и подняла коленку.

Скотт оставался в той же позе. Его полувоспрянувший дружок уперся в её бедро.

Она зевнула.

– Послушай, Скотт, в субботу вечером ты должен был у Изи встретиться со мной и Фрэнком.

– О, Господи!

– С этим типом нужно вести себя очень осторожно, – продолжала она. Сдается мне, что хвост уже машет собакой.

– Конечно, – кивнул Скотт, – и даже хуже. Уверяю, он непременно попытается захапать нашу долю выкупа, пусть только подвернется хоть малейший шанс.

– Боже правый! Ты же так не думаешь?

Скотт самодовольно кивнул, наслаждаясь своей мудростью.

– Я ни на миг в этом не сомневаюсь. Именно я ввел Фрэнка Коффи в дело. Но не потому, что ему доверяю; я сделал это потому, что не доверяю. Кто ему доверяет, останется в проигрыше. Такой он человек.

Патрисия вздохнула.

– Что же теперь делать?

– Все очень просто. Мы предадим его раньше, чем у него появится возможность предать нас.

Патрисия лежала молча и задумчиво хмурилась. Скотт просунул руку ей между ног и поласкал там средним пальцем, но её хмурость его отпугнула.

– Ты говоришь, предадим, – протянула она. – Не вижу, как мы это сделаем. Он умен. И не прост.

– Ну, – улыбнулся Скотт, – один из способов – сплавить все дело полиции. Понадобится разработать план, но думаю, достаточно просто подгадать нужный момент и подсунуть в руки полиции нечто такое, что заставит их страстно возжаждать встречи с Фрэнком Коффи... Могут пригодиться сведения про аферу с бланками рецептов, может подвернуться что-нибудь еще.

Он освобожден условно. За ним много чего числится. Если мы дадим зацепку, нас от него избавят. И на этот раз наверняка надолго.

Патрисия покачала головой.

– Не нравится мне все это. Прежде чем затевать с ним что-то подобное, нужно быть уверенным, абсолютно уверенным, что он нас не перехитрит.

Скотт хмыкнул.

– Не будь наивной, балтиморка. Мы не можем ждать, пока он скажет, что собирается нас провести. Нужно предвидеть это – и успеть первыми поджарить ему задницу.

Джош постучал, открыл к ним дверь, увидел, что они не спят, вошел и сел в ногах постели.

Патрисия потянула простыню на себя. Джош слишком пристально на неё смотрел, а она не была уверена, что хочет, чтобы он снова видел её голой.

– Я узнал кое-что, что тебя заинтересует, – сказал Джош Патрисии. – В воскресенье утром за углом под машиной нашли парня по имени Эмилио. Лицо разможжено, ребра сломаны, он едва не истек кровью и уже отдавал Богу душу, когда его нашли. Он в больнице. Жить будет, но сейчас он просто кусок мяса.

– Полиция кого-то ищет?

Джош покачал головой.

– Никто не придал делу ни малейшего значения.

Она взглянула Скотту в глаза.

– Я тебе говорила. Он не из тех, с кем можно шутить.

Они передали Джошу суть своего разговора. Тот поморщился и покачал головой, но согласился.

– Нужно кого-то закрепить за ним, – сказал Джош. – То есть, кто-то должен взять на себя заботу вызнать о нем все, что только можно.

Скотт кивнул на Патрисию.

– Ага, – согласился Джош. – Ведь с ним ты подружилась, верно?

Она незаметно содрогнулась.

– Думаю, лучше следить за тем, что делаем мы сами, – сказала она.

– Ради общего дела, – укорил её Джош. – Не забывай, это ради всех нас.

Патрисия кивнула, вздохнула и без всякого энтузиазма согласилась.

– Ладно...

– Тогда спасибо, – сказал Джош и шлепнул её по торчащей из-под простыни лодыжке. – Это важно.

– Я думала другом, – поспешила Патрисия сменить тему. Помнишь, Фрэнк много говорил о том, как быстро нужно действовать. Как ты считаешь, он не понимал, что посол при ООН не появится на сессии до сентября? Человек, которого мы хотим похитить – что это будет посол Индии, мы уже согласились – не появится в городе ещё три месяца. Как ты думаешь, Фрэнк об этом не знал?

Скотт рассмеялся.

– Держу пари, что нет.

– Нет, думаю, ты его вновь недооцениваешь, – возразил Джош, качая головой. – Сомневаюсь, что две недели назад Фрэнк знал что-нибудь про ООН, но готов поспорить, сейчас он знает очень много. Держу пари, он только про это и читает. Наверняка, конечно, я не знаю, но представляю его так. Он никогда не скажет, и никогда не покажет, что он знает. Но попытается узнать как можно больше, и будет делать это изо всех сил. Первое, что ты должен усвоить, – он будет знать об этом больше тебя.

– Но он же говорил о быстрых действиях, – настаивала Патрисия.

– Не думаю, что три месяца – слишком много для того, что мы задумали, – сказал Джош. – Именно столько подготовка и займет.

– Когда вы с ним встречаетесь? – спросил Скотт.

– Он позвонит, – ответил Джош. – Думаю, на уикэнд. И я хочу, чтобы до этого мы собрались ещё раз. Кое-что нужно обсудить, и я не хочу, чтобы он это слышал. Не думаю, что ему нужно знать, что мы собираемся делать, когда получим деньги. Спорю, он нам не скажет, что собирается делать сам. Нам ни к чему, чтобы он знал, в чем наша цель.

Патрисия нахмурилась и покачала головой.

– Мы говорим, что не следует его недооценивать, Твердим, как он умен и тверд, и в то же время говорим, что ему нельзя верить и нужно таить от него секреты. Это сулит большие неприятности.

Джош кивнул.

– Хорошее замечание. Но все сводится вот к чему: что важнее – Фрэнк Коффи или наше общее дело? И кто умнее – Фрэнк Коффи или мы? Кто, Патрисия? Как ты думаешь?

Когда Джош уходил, Скотт попросил его закрыть дверь. Джош с треском её захлопнул.

Скотт сорвал с Патрисии простыню и принялся ласкать её шею, за ухом, накрыл ладонью грудь и крепко её сжал. Он знал, ей это нравится.

– Вот что я тебе скажу, балтиморка, – прошептал он с заговорщицким восторгом. – Позволь тебя кое-чему сегодня научить.

– Чему? – она насторожилась и встревожилась.

Он понял и ухмыльнулся, чтобы рассеять её опасения.

– О-о... проще простого. Скажем, парочку доз мы поделим по-братски.

– Ты опять про иглу! – возмутилась она. – А обещал с этим покончить!

Скотт пожал плечами, улыбка сразу потухла, он снял руку с её груди.

– Почему для тебя так важно, чтобы я тоже кололась? спросила она.

Он опять пожал плечами.

– Просто хочу поделиться с тобой ощущениями, – защищался он. – Дать тебе нечто по-настоящему хорошее...

Патрисия вырвалась и села. Лениво провела рукой по его гладкой, почти безволосой груди. Он такой загорелый, и все тело гладкое, мягкое, и вряд ли где можно найти волосок.

Он ответил на прикосновение, она почувствовала, как он расслабился, оскалился и лениво сцепил руки под головой.

– Не знаю, может, это хорошо, – сказала она. – Но с меня хватает таблеток. В тяжелые моменты они здорово помогают. Не думаю, что хочу большего, да и просто боюсь.

– Боишься, – повторил он. – Ладно. Вот что, балтиморочка, тогда сиди как собака на сене.

– Сукин сын, – тупо ругнулась она.

Она смотрела, как Скотт закрывает глаза, как его полная презрения усмешка превращается в ленивую улыбку. Она знала, что он снова уколется, не успеет закончиться день. Знала, чего стоят его обещания, ещё когда он их давал. В конце концов, её мать тысячи раз клялась бросить пить мартини, да и сама сотни раз обещала себе больше не пить дексамил...

– Мой принцип в том, – сказал Скотт, не открывая глаз, что в жизни нужно все хоть раз попробовать. Я пробовал даже героин, балтиморочка.

– Господи! – прошептала она.

– Не волнуйся, – успокоил он. – Меня без него не ломает.

– Будем надеяться.

– Во всяком случае, – он открыл глаза и оживился, – моя философия мне нравится. Она украшает жизнь. Так жить веселей. Разве нет? Разве нет, балтиморочка?

– Да.

Скотт кивнул.

– Не знаю, на кой черт нам сдалась революция? Мы знаем, как сгладить трудные дни. Мы не застряли в колее. Зачем менять?

Она принялась щекотать ему живот.

– А что с этим будет, когда мы получим выкуп за индийского посла и придется уйти в подполье?

Скотт рассмеялся.

– Дьявол, я и сейчас в подполье. Если бы полиция знала, кто я и где меня найти, за мной давно бы пришли.

– Да, но это совсем не то, о чем мы говорим, – возразила она.

– Я думал об этом. Для чего мы собираемся заварить кашу, балтиморочка?

– Я тебе говорила: вот в чем между нами разница. Я так не могу. Так, как мы живем, жить можно. Но нельзя так жить всегда. Мы никто. Мы не нашли себе места. Ни на что не можем повлиять. И никому не помогаем, даже самим себе. Мы ничего не можем изменить. У нас нет власти. Нет голоса. Я иногда чувствую себя пустым местом.

– Какая речь! – осклабился Скотт.

Она кивнула.

– Знаю. Люди вроде нас должны делать, а не просто говорить.

Скотт зевнул.

– Ладно, смотри. Впереди целый день. Мне скучно. Я слегка уколюсь. Присоединишься или нет?

– Господь с тобой, Скотти.

– Ну? Да или нет?

– Если тебе скучно, то скучно из-за меня.

– Не так.

– Чего ты хочешь от меня? Одну из наших любимых штучек? Просто скажи, и я... Если тебе скучно...

– Слушай, балтиморочка. Я немного ширнусь. Ты со мной или нет? Да или нет?

– Господи Боже, ну давай! Но только обещай, что мне на первый раз сделаешь полегче...

Поднявшись, он подсунул обе подушки ей под голову, чтобы она могла смотреть, как он готовит дозу. Она не понимала своих ощущений. Своего рода предвкушение, как в первый раз, когда она позволила приятелю залезть под трусики. Кололись многие, и многих она знала. И все же это был шаг – вверх или вниз, но важный шаг.

Начала она в колледже с дексамила. Рецепт дал врач – она описала симптомы (нервозность, депрессия, паника на экзаменах), которые, по словам подруги, вынудят его так сделать. Рецепт она отнесла в аптеку и регулярно пила таблетки последние два курса. Единственная проблема – иногда после них не удавалось заснуть.

У мамы было столько секонала, что можно было усыпить слона. Она выпила половину запасов, но осталось все равно достаточно, чтобы свести счеты с жизнью, если такое придет в голову.

Она пила немного – но не очень, потому что видела, как часто пьет её мать. И курила марихуану – так, для забавы. Все, что давали ей наркотики своего рода контроль над жизнью, с которой она просто не справлялась. По своему желанию она могла быть нормальной или возбужденной, счастливой или сонной. Если все шло нормально, она как-то обходилась.

И все же Скотт, когда они познакомились, был намного выше её понимания. Сначала она считала его доходягой, потому что видела, как он колется. Потом решила, что это ему нужно как художнику. Наконец, глаза у неё открылись. Теперь она считала себя реалисткой.

Скотт напевал под нос, возясь с приготовлениями. Она и раньше замечала: для него высшее блаженство – когда кто-то уступил его нажиму. Неплохая черта, полагала она – находить удовольствие в том, чтобы склонить людей принять свою позицию. Он это умел. Он нашел свой путь. Даже те, кто его осуждал, относились к нему уважительно.

Как он красив! Солнечные лучи пробивались сквозь окно и косо ложились поперек гибкого, настороженного тела. Он был божественно красив.

Они со Скоттом как-то шутили, что он у Изи зарабатывал бы намного больше, чем удавалось ей – если бы только туда заходили женщины. Они точно так же восхищались бы им, как она. Его дружок, не говоря уже об остальном, даже обмякнув не сжимался и не прятался; он так и свисал, тонкий, чуть согнутый, темнее кожи тела, исчерченный голубыми венами. Тугая бурая мошонка перекосилась набок, как будто одно яичко было вдвое тяжелее другого. Она смеялась над этим и не знала, патология это или нет.

До Скотта у неё не было возможности подробно, долго и пристально разглядывать мужские органы – тем более их чувствовать, ласкать и целовать. До Скотта они лишь стыдливо мелькали перед ней и быстро прятались раньше, чем она могла их изучить. Ее это не трогало, потому что увиденное она считала безобразным. Зато теперь она было знакома с лучшими образцами. Со Скоттом они шутили, что пенисы приобретают вкус со временем.

Подумав об этом, она рассмеялась, и Скотт повернулся к ней с вопросительно нахмуренными бровями.

Он смотрел на неё лишь мгновение, а потом вернулся к своему занятию, но спросил, что тут смешного.

– О, просто в голову пришло. Наша шутка насчет приобретаемого вкуса.

– Я дам тебе попробовать чуть позже, – посулил он.

И наступил ей на любимую мозоль.

Ах, будь он проклят! После укола он наверняка не будет ни ан что способен. Может, в конце концов, это хорошая идея – дать ей кольнуться тоже. Как защита...

– Ладно, балтиморка, – буркнул Скотт и подошел к матраса с куском резинового жгута и шприцем.

– Стерильно, не волнуйся. И не так много, – он сел подле нее. Подержи минуту.

Он протянул ей шприц, пока сам перетягивал руку жгутом. Затянул туго, взял шприц. Патрисия вдруг снова испугалась, но не могла ему сказать. Пока он протыкал вену иглой, она морщилась и глотала воздух, с ужасом наблюдая, как он давит на поршень и вливает содержимое шприца ей в кровь.

Потом шлепнулась на подушки, зная, что очень скоро все почувствует. Скотт нагнулся, крепко поцеловал её и стиснул грудь.

– О'кей, балтиморочка, – сказал он. – Будет очень хорошо.

Подкатило совсем не нежно. Скорее нахлынул мощный поток, поднял её и мгновенно разбил оковы ужаса, который она испытала, когда поняла, как сильно её ударило.

Она парила. Тело распалось на кусочки, на молекулы. Она была свободна, куда свободнее, чем когда-либо в жизни, свободнее, чем ожидала и даже чем могла представить, и в этой абсолютной свободе была абсолютно счастлива. Не надо было ничего бояться, ни о чем думать; она распалась, и все, что осталось – это ощущения. Ощущения. И все. Вот так.

Она не могла это понять, но и не надо было. Все что нужно – это ощущать, смаковать и быть счастливой.

Смутно она чувствовала, что в какой-то момент вернулся Скотт и лег рядом. Это хорошо. Но весь огромный и невероятно долгий трепет счастья был внутри, и он остался бы таким же абсолютным, если бы Скотта не было. Не было ничего. Оно была полна собой. Ему ничего не нужно. Ей ничего не нужно. Она закрыла глаза и просто лежала и наслаждалась своим счастьем.

20 июня

Переходя дорогу, он держал её за руку, но не под локоть, поэтому по бульвару у представительства ООН они шли чуть поодаль друг от друга.

– Каталась на таких когда-нибудь? – спросил Фрэнк, указывая на теплоход Грей-лайнз на Ист-ривер.

Патрисия кивнула.

– Вокруг Манхэттена. Целый круг.

– А я – никогда.

Она не была уверена, то ли это предложение прокатиться вдвоем, то ли нет, поэтому сменила тему.

– А откуда ты родом, Фрэнк? – кроме смены темы, она давно собиралась об этом спросить.

– Из Джорджии, – ответил он. – Родился в горах, потом жил в Атланте. Оттуда в пятьдесят седьмом попал в ВВС, и с тех пор там не был. А ты из Балтиморы, верно?

– Да. А что ты делал в ВВС?

Фрэнк остановился, оперся о балюстраду и засмотрелся на речную даль. Потом буркнул:

– Ничего особенного... Меня отправили в Германию.

– Германия... Ты проехал всю Европу?

– Да уж...

Она прислонилась к стене.

– Я люблю путешествовать.

Он повернулся к ней.

– Тогда ты выбрала не тот маршрут.

Ветер бросил пряди волос ей на лицо, она смахнула их назад. Она была в своей клубничного цвета рубашке, песочных "ливайсах и босиком.

– Не знаю, – глубоко вздохнула Патрисия. – Похоже, в жизни есть и другие дела, кроме путешествий.

Фрэнк отвернулся от реки и прищурился, прикрыв рукой глаза.

– В любом случае, – заметил он, – его придется брать где-нибудь в другом месте, здесь нельзя. Отсюда, где его усиленно стерегут, он направится к своему посольству, где его тоже охраняют. Значит, надо брать его где-то по дороге.

– На улице? – спросила она. – В машине?