Текст книги "Не святой (ЛП)"

Автор книги: Уайльд Риа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Глава 8

Габриэль

Все знали о новом плане, о том, что я приготовил для Амелии и мальчика. Я мог сказать, что они были недовольны этим, но мне было наплевать на то, что они считали правильным.

Моя мать проводит швею в кабинет, за ней бесшумно следует команда, несущая сумки и чемоданы. Если взглянуть на часы, то будет чуть больше трех часов дня. Мне еще предстояло навестить Амелию и ее сына, моего племянника, но после сегодняшнего утра я сомневался, что визит будет воспринят положительно. Ее борьба была достойна восхищения, но что касается ее будущего, то ей придется научиться уважению.

Разговор между нами должен был состояться скорее рано, чем поздно, поскольку я планировал осуществить его завтра. Я видел, как планировщики расположились во внутреннем дворе, за их спинами открывался вид на океан.

Оставив всех внизу, я направился наверх, хрустнув шеей, чтобы снять накопившееся в ней напряжение. На этаже, где находилась ее комната, я слышал детское хихиканье, его визг, полный невинного восторга, и ее женский голос, проникающий между всплесками радости, хотя и не несущий в себе счастья. В ее тоне слышалась тяжесть, страх, печаль…

Это не должно было быть трудно.

Она просто должна была понять.

Я не стучу, просто отпираю дверь и вхожу внутрь, закрывая ее за собой. Амелия поворачивает голову ко мне, глаза сужаются в мою сторону, а пальцы обхватывают деревянный игровой блок, который был доставлен в ее комнату, чтобы развлечь ребенка.

– Планируешь забить меня до смерти детской игрушкой, leonessa?

– Это заманчиво, – прошипела она, свободной рукой притягивая Линкольна ближе к себе.

Я наклонил голову, изучая ее. Она была красивой женщиной. Темные локоны и загорелая кожа, умоляющая исследовать плоть, которую можно покусать и шлепнуть рукой.

Она поднимается со своего места на полу, поднимает Линкольна и прижимает его к своему бедру, блок по-прежнему зажат в ее руке.

Я пересекаю пространство между нами. Она держится очень спокойно, наклонив голову, чтобы поддерживать зрительный контакт со мной. Она старается держаться уверенно, но она боится меня. Она боится всех нас.

И правильно делает.

Ее глаза перескакивают между нами, когда я протягиваю руку и вырываю блок из ее руки. На мгновение она сопротивляется, но потом отпускает его. Я с грохотом бросаю его на ковер и иду за ребенком.

На этот раз она не отпускает его так просто, как игрушку.

– Не трогай его, – рычит она, голос ее низкий, защитный материнский инстинкт вытесняет все остальные эмоции, пока не остается только эта.

– Я не забираю его, Амелия. Я хочу, чтобы ты посадила его на пол.

– Зачем?

– Нам есть что обсудить.

– Нечего обсуждать, – шипит она. – Говори, что хочешь сказать, и оставь меня в покое! Самое меньшее, что ты мог бы сделать, – это убраться с глаз моих долой, раз уж ты лишил меня всех других возможных выборов.

– И я собираюсь отнять еще один, – предупреждаю я.

– О, ты наконец-то решил покончить с этим? – она насмехается, сильнее сжимает Линкольна и смотрит в сторону.

Не желая отнимать у нее ребенка, я кладу палец под ее подбородок, возвращая ее взгляд к себе.

– Ты будешь смотреть на меня, пока мы разговариваем, Амелия.

– Ты не имеешь права требовать от меня ничего, Габриэль.

Черт, мое имя на ее языке…

Я двигаюсь, обхватив ее лицо, мои пальцы впиваются в мягкую кожу щек, достаточно сильно, чтобы она это почувствовала. Ее дыхание прорывается между пухлыми губами, ноздри раздуваются, но глаза немного темнеют, а кожа становится багровой.

Интересно.

Все в ней было интересно и совсем не так, как я ожидал.

– Отныне, leonessa, ты моя. Всем запрещено смотреть на тебя. Прикасаться к тебе. Даже говорить с тобой без моего разрешения. Моя. Ты поняла?

Ее глаза тут же загорелись осознанием.

– Пошел. Ты.

– Я уверен, что в конце концов мы придем к этому.

Я замечаю замах ее руки и ловлю прежде, чем она успевает коснуться моего лица. Мальчик остается крепко прижатым к ней.

Я ухмыляюсь.

– Ты делаешь это так чертовски очевидно, leonessa. Думаешь, меня волнует, чего ты хочешь? Я возьму все, что пожелаю. Включая тебя и твоего сына.

– Я не буду принадлежать тебе.

– Ты уже принадлежишь, – ее глаза сузились на это замечание. – Завтра к этому времени, Амелия, ты станешь миссис Сэйнт.

Она отходит назад, по крайней мере, пытается это сделать, но я хватаю ее, притягивая к себе.

– Ты пойдешь к алтарю, наденешь красивое платье, а после станешь моей женой.

– Я не стану!

– Ты будешь красивой женой Босса, покорной девушкой, которая будет оказывать мне уважение.

– Только через мой труп!

– Это можно устроить, Амелия. Это твой единственный выход. Выйдешь за меня – сохранишь сына и свою жизнь. Не выйдешь – умрешь. А твой сын никогда не вспомнит, кто ты такая.

– Я ненавижу тебя! – в ее глазах стоят слезы, но она кривит губы в усмешке.

Я наклоняюсь к ней, наши губы почти соприкасаются: —Добро пожаловать в семью, Амелия.

***

Я слышу ее раньше, чем вижу.

Ее громкий крик эхом разносится по дому, и швея нервно оглядывается на меня, а затем отводит глаза. Девон ухмыляется, а моя мать уводит Линкольна, пряча его в комнате, чтобы занять его на ближайшие несколько часов.

Охранник, который держит ее, старается сохранить крепкий хват, но надеюсь он помнит, что я сказал. Я сдержу свое слово, если на ней появится хоть одна отметина.

Они достаточно долго пробыли здесь, чтобы понять, что я не вру.

Она пинает второго охранника в голень, и я ухмыляюсь.

– Придется тебе потрудиться, Габриэль, – усмехается Девон.

Я хмыкаю, хотя внутренне рад, что у нее столько сил. По крайней мере, наша совместная жизнь не будет скучной.

– Она научится, – говорю я, делаю шаг вперед, чтобы забрать ее у охранника и, схватив за обе руки, притянуть к себе.

Она ударяется о мою грудь.

– Лучше начни вести себя прилично, leonessa, – шепчу я, прижимаясь губами к ее уху. – Примерять свадебные платья, будучи скованной… Не думаю, что это будет удобно.

– Я не буду ничего примерять.

– Или ты выбираешь свадебное платье, или мы поженимся, но ты ничего не наденешь, – мой рот находится близко к ее уху, но достаточно далеко, чтобы видеть ее лицо, борющиеся эмоции и румянец на щеках. – Испытай меня, Амелия. Давай.

Она сглатывает.

– Ты не можешь этого сделать.

Я зарываюсь носом в ее волосы и шепчу губами, прижимаясь к ее уху: —Я могу, и я сделаю это. Никто не сможет меня остановить. Прими решение.

– Хорошо.

– Хорошая девочка, выбери что-нибудь красивое.

– Я обязательно выберу самое уродливое.

Я ухмыляюсь, прекрасно зная, что она не найдет уродливого платья. Я выбирал их вручную и только из вежливости предоставил ей право принять окончательное решение.

– Убедитесь, что платье плотно сидит, – говорю я швее. – Я не хочу, чтобы моя будущая жена выставляла свое тело на показ.

– Но ты же позволил мне ничего не надевать.

Амелия насмехается.

– Ты права, но гости бы этого не увидели, только я.

– И священник, – ехидно произносит она.

– Верно, но тогда я бы убил его за то, что он увидел мою жену голой. Так что это совсем не проблема.

Она бледнеет.

– Топ, топ, Амелия, у швеи нет целого дня.

Глава 9

Амелия

В комнате висело несколько платьев, самых разных фасонов – от А-силуэта до русалки и бального платья. Все они были красивыми и ужасно дорогими.

Я никогда не задумывалась о замужестве и о том, будет ли оно у меня, но предполагала, что у меня будет выбор в этом вопросе. Очевидно, я думала неправильно.

Швея нервно ерзает, а ее команда молчит, расположившись по комнате. Двое из людей Габриэля стоят у двери, очевидно, вооруженные.

– Мисс, – тихо говорит швея. – Не хотите ли взглянуть на это? – она показывает на платья.

– Не очень.

Она пискнула, ее страх был ясен как день. Ей было страшно находиться здесь, в этом доме, с этими людьми. Я не винил ее. Любой достаточно умный человек понял бы, что попал прямо в логово дьявола.

Но это не означало, что я собираюсь облегчить ей работу.

Меня принуждали к этому проклятому браку, и я не хотела делать то, что мне говорили.

Конец свободе. В этом не было ничего особенного. Выйти замуж за дьявола – ничего не изменит.

Мою кожу все еще покалывает от его прикосновений, и это бесит меня еще больше.

Это нормальная реакция, говорю я себе, он был очень привлекательным мужчиной, с его огненными глазами и темными волосами, любая женщина отреагировала бы на это.

Я провожу пальцами по платьям, ощущая каждое из них, некоторые из кружев, некоторые из шелка или шифона. Все потрясающие, с вышитыми цветами, жемчугом и бриллиантами. Может быть, когда я была моложе, я представляла себе свадьбу, с бальным платьем, цветами и красивой цветочной короной, но потом я выросла, а такие, как я, не получают счастливой жизни.

– Что вам угодно, мисс? – спрашивает женщина.

Я осматриваю платья, взгляд задерживается на облегающем шелковом, но оно все закрывает, высокая горловина с длинными рукавами из кружева, пришитый пояс, который застегивается на талии, облегая юбку по бедрам. Спина тоже была высокой. Оно идеально подходило для того, что я задумала.

Я сняла его с вешалки и протянула перед собой, прикидывая, что мы можем сделать, чтобы оно соответствовало моим представлениям.

– Вы ведь сейчас здесь, чтобы подогнать под мен платье? – спрашиваю я.

Она кивает.

Я бросаю взгляд на охранников у двери, зная, что они сразу же доложат Габриэлю, поэтому мне нужно, чтобы их здесь не было.

Я начинаю раздеваться.

– Мэм! – кричит швея, и я слышу паническое шарканье охранников позади меня.

– Мэм, мы приготовили для вас укромный уголок, чтобы вы могли переодеться

– Я не люблю тесные помещения, – вру я.

Мой топ падает на пол, и я остаюсь в одном лифчике. Дверь открывается и закрывается через секунду.

Я подавляю улыбку и стягиваю с себя брюки. Швея помогает мне влезть в платье, оно было немного мешковатым, но она это исправит.

Закрепив его, я посмотрела в зеркало, которое они установили. Я не узнавала себя, учитывая усталость, застилавшую глаза, и острую необходимость вымыть волосы, но платье было потрясающим.

– Хорошо, итак, – говорю я женщине. – Я хочу, чтобы это здесь было открыто где-то до… – говорю, проводя пальцем вниз от середины моей груди. – До пупка в глубоком вырезе, рукава и спина остаются без изменений. А по юбке, сделайте разрезы с обеих сторон.

Ее глаза расширились.

– Это дизайнерское платье за двадцать тысяч долларов!

– И что?

– Мистер Сэйнт был очень ясен…

– Ну, мистер Сэйнт не невеста, не так ли? – я огрызаюсь. – Он не имеет права решать, что мне надеть. Вы можете это сделать или нет?

– Ну конечно, – зашипела она. – Но он сказал…

– Забудь о том, что сказал он, это то, чего хочу я, – она кивает. – Спасибо.

Следующие несколько часов я стою, пока они тянут и подшивают платье, нанося отметки для нового дизайна, и когда они заканчивают, и я снова одета в свою одежду, я чувствую лишь небольшой триумф, даже если все остальное было вне моего контроля.

Я выходила за него замуж, и рядом со мной будет сын, но мне не нужно было облегчать ему жизнь.

Меня вывели и отвели обратно в комнату, когда швея и ее команда уже уходили, благо, что у нее не было времени ни с кем разговаривать. У нее было мое платье, спрятанное, потому что, видимо, традиции важны даже в принудительных браках. Утром его должны были доставить.

Охранники ведут меня на тот же этаж, где меня поселили, но не ведут в направлении комнаты, вместо этого мы поворачиваем налево на верху лестницы и идем по узкому коридору, пока вдруг стена передо мной не становится прозрачной. Стекло. Я смотрю прямо на океан. Солнце садилось, горизонт окрасился в оранжевые и розовые тона, а морские птицы носились над водой в поисках пищи.

На воде лениво покачивались лодки: одни прогулочные, другие – морские, которые причаливают к пристани.

Ноги сами несут меня к двери, которую мне открывают и вводят внутрь.

– Скоро к вам принесут вашего сына.

Это все, что они сказали, прежде чем резко захлопнуть дверь.

Одна стена комнаты, как и та, что за дверью, стеклянная, из нее открывается тот же вид, три другие просто выкрашены в белый цвет, на них висят неброские предметы искусства. Еще две двери вели в другие комнаты.

Это была простая роскошь, плюшевый белый ковер с темно-серым меховым ковриком у подножия большой кровати королевского размера, застеленной темно-серыми шелковыми простынями и подушками. На комоде не было никаких украшений или безделушек, но было зеркало и несколько основных туалетных принадлежностей. Больше, чем у меня было в предыдущей комнате.

Ноги утопают в ковре, когда я пробираюсь по комнате, пальцы перебирают мебель, о которой я даже не мечтала, пока не дохожу до первой двери и не открываю ее. Шкаф, в основном пустой, за исключением нескольких платьев с бирками и нескольких пар обуви. Я закрываю эту дверь и иду к следующей, открываю ее и обнаруживаю огромную ванную комнату с когтеобразной ванной на шесть человек и душем-водопадом у одной стены. Все помещение было сделано в серо-белом мраморе с золотыми элементами, переливающимися при ярком освещении. Полотенца лежали в шкафу на стене, а на стойке стояли туалетные принадлежности.

Я обнаружила новую зубную щетку и пасту и провела языком по зубам, скривившись от ощущения налета. Я вырываю щетку из упаковки и начинаю чистить зубы, мятная паста обжигает язык, но я все равно делаю это еще раз, для надежности.

Закончив с этим, я разделась и забралась в душ, горячая вода била по моей коже. Было приятно принять душ, почувствовать себя чистой после бог знает скольких дней, прошедших с тех пор. Я тщательно вымыла волосы шампунем, пахнущим манго, и намылила кожу мылом, пока пальцы не стали скукоживаться, после чего вылезла и завернулась в пушистое полотенце.

На минуту, всего на минуту, я позволяю себе погрузиться в роскошь, которая мне никогда не была дана, в роскошь полотенца на моей коже, в сладкие и одновременно мягкие ароматы, наполняющие воздух в ванной. У меня никогда не было этого, и я могу наслаждаться этим.

Расчесав мокрые волосы, я вышла из ванной и направилась в спальню.

Солнце было на последних стадиях своего заката, небо мутно-серое, но вода походила на бушующий огонь, когда солнце направляло свои лучи на ее поверхность.

Мы находились на вершине города. Оглянувшись на дверь, я прислушалась к звукам приближающегося человека, а затем направилась к окнам, чтобы получше рассмотреть окрестности.

Внизу простиралась раскидистая лужайка, окруженная густой чередой деревьев. Перед домом располагался круглый двор, где стояло несколько блестящих и дорогих машин, а также фонтан, выбрасывающий в небо кристально чистую воду, которая затем каскадом стекала в бассейн. Дорога была длинной, и в конце ее находились ворота высотой не менее десяти футов, а может, и выше, но с такого расстояния я не могла судить об этом. А дальше, за миллион миль от моего места, раскинулся город, в котором я выросла.

Где я боролась и страдала, плакала и кричала. Где я встретила Лукаса Сэйнта и родила сына. Это было прямо здесь, прямо передо мной. Прошлое. Настоящее. Будущее.

Это было все, что я когда-либо знала, и все, что я ненавидела.

Мой отчим был где-то в этом городе, и единственный плюс, что я здесь, – это то, что я спрятана от него.

Я настолько погрузилась в свои мысли и вид, что внезапно открывшаяся дверь заставила меня вздрогнуть. Я оборачиваюсь и вижу Габриэля, который входит с Линкольном. Он замирает, увидев меня. Я не хотела, чтобы он видел мою спину или руки, я вообще не хотела, чтобы кто-то видел это. Я отступаю назад, пока мой позвоночник не упирается в стену, сжимая полотенце в кулаке. Его глаза опускаются вниз по моему покрытому полотенцем телу, темнея с каждой секундой.

– Убирайся.

Его мышцы на челюсти сжимаются, и он качает головой.

– В ящиках есть свежая одежда, – он говорит, проходя дальше в комнату.

Я остаюсь прижатой к стене, пока он наблюдает за мной, даже когда кладет спящего Линкольна в центр кровати, бережно укрывая его одеялом. Он крепко спит, соска во рту мягко шевелится, когда он сосет ее.

– Уходи.

– Надеюсь, ты выбрала платье?

– Да, – пробурчала я.

Он начинает идти ко мне, глаза снова опускаются. Я съежилась под его взглядом, под его пристальным вниманием. Мне было все равно, если бы ему не понравилось то, что он увидел, но я чувствовала себя уязвимой в одном лишь полотенце и без ничего под ним.

Вода капает с моих волос, стекает по лицу и плечам.

Он поднимает руку, и я инстинктивно вздрагиваю, что заставляет его замедлится, но он продолжает, как ни в чем не бывало, большим пальцем смахнув капельку воды с моих губ, а после всасывает ее в рот.

Я сглатываю, заставляя себя оставаться неподвижной, даже когда вид его губ, сомкнувшихся вокруг большого пальца, заставляет мои внутренности сжиматься в узел, а бедра дрожать.

– Увидимся утром, – мягко говорит он, встречаясь с моими глазами. – Жена.

Глава 10

Габриэль

Я сжимаю в руке свой член, упираясь рукой в скользкую плитку стены душевой кабины. Вода каскадами стекает мне на затылок, пока я наблюдаю за тем, как моя рука плотно сжимает мой ствол, в то время как ее образы заполняют мои мысли.

Одной ее обнаженной плоти под полотенцем было достаточно, чтобы я охренел. Я хриплю, трахая себя рукой, губы разошлись, и теплая вода попала в рот.

Амелия. Амелия. Амелия.

Bellissima (прим. пер. – прекрасна).

Allettante (прим. пер. – соблазнительна).

Moglie (прим. пер. – жена).

Я двигал рукой сильнее, быстрее, ее имя отдавалось эхом на моем языке, в моей голове. Я представлял, как эти пухлые губы раздвигаются, глаза закатываются, когда я вхожу в нее, снова, снова, снова, бедра широко расставлены, ноги раздвинуты, а из киски капает ее естественная смазка, когда мои пальцы сжимают ее бедра, а зубы кусают ее сосок. Она стонет, плачет, умоляет меня, снова и снова…

Моя челюсть напряглась, и я кончил, мой хрип громко отдавался в душе, отскакивая от кафельных стен. Измученный, с дрожащими коленями, я прижимаюсь лбом к плитке, пока мой член подергивается между ног, а моя смерма стекает в слив.

Черт.

Это было неожиданно. Такое сильное возбуждение и потребность, которые возникли при виде ее в таком уязвимом состоянии. Невозможно отрицать влечение к ней, но это… это было неконтролируемо.

Я смываю с себя пот и выхожу из душа, обернув полотенце вокруг бедер, и направляюсь в свою спальню. Огни города радуют глаз, мерцая передо мной, как море звезд. Слышен шум волн, бьющихся о скалы, а вдалеке, через открытое окно, доносится гудок теплохода.

Завтрашний день будет напряженным. Ночью прибудут корабли с моими товарами, а один из них рассчитывал проплыть мой город, не заплатив налог. Кроме того, я собирался жениться на Амелии.

Эта вздорная маленькая женщина устроит мне настоящий ад, я был уверен, хотя и не представлял, как она это сделает, ведь сбежать от меня ей не удастся.

То, что она сегодня бросила мне вызов по поводу платья, было лишь попыткой представить, какой будет жизнь с ней. Но она будет уважать меня.

И она послушно слушала бы, когда я сказал бы ей, что не хочу, чтобы другие мужчины видели то, что принадлежит мне. Неважно, кто и по какой причине, она, ее тело, все это было моим, и я не собираюсь этим дерьмом делиться.

Я, блядь, поставлю на ней клеймо, если придется.

Мои пальцы впились в ладонь, мышцы напряглись.

Все это ради мальчика.

А еще мне нужны были ее секреты. Я хотел знать, почему она вздрагивает, когда кто-то делает слишком быстрое движение, как она научилась защищаться, где она выросла и как оказалась в этой полуразвалившейся квартире с моим племянником.

Ее досье было обширным: у меня была ее история болезни, информация о ее образование, где она работала, или, по крайней мере, работала раньше, и информация, которая делала ее гражданкой этой страны, но эти переживания, эти жизненные уроки – это не то, что можно найти в досье.

Она отдала бы их мне, она отдала бы мне всю себя.

Вздохнув, я сбросил полотенце и забрался на кровать, позволив простыням укрыть меня.

Впереди был долгий путь.

***

Я просыпаюсь раньше всех в доме, за исключением нескольких сотрудников, которые готовят завтрак на кухне. Ботинки цокают по мраморному полу, я прохожу через весь дом, мимо бильярдной с раздвижными стеклянными дверями и выхожу во двор, где будет проходить свадьба. Арка в конце была оплетена светлыми цветами, белый ковер усыпан лепестками, по обеим сторонам расставлены стулья, достаточное количество для того, чтобы усадить сотню человек.

Это была свадьба.

Все девушки мечтают о свадьбе, верно? Это было самое меньшее, что я мог сделать, – подарить ей что-то особенное, потому что это была единственная ее свадьба.

Но вечеринки не будет. Пока не будет.

За аркой открывается вид на океан, небо чистое, безоблачное.

Я пью свой кофе там, наблюдая за водой, пока дом просыпается и начинает готовиться.

Позади меня раздаются шаги, и Атлас присоединяется ко мне.

– Брат, – приветствую я.

– Ты женишься на девушке, – говорит он.

– Да.

– Почему? Лукас этого не сделал.

– Лукас проигнорировал своего собственного сына. Это было неправильно с его стороны.

– Возможно, эти традиции устарели.

Я смотрю на младшего из близнецов, родившегося через час после своего брата, Ашера. Они появились на свет в результате неверности моего отца. Моя мать не простила это и ненавидела то, что они остались и продолжают напоминать ей о его измене. Близнецы знали, что она их презирает, но, тем не менее, у нас были хорошие отношения.

– Ты считаешь, что я не должен жениться на этой девушке, – я констатирую факт.

– Мне плевать на девушку, – рычит он. – И на мальчика. Им было лучше там, где они были.

– Это твой племянник.

Он насмехается.

– Насколько я знаю, семья считается только тогда, когда ребенок рожден в верности.

Я вздыхаю.

– В чем дело, Атлас?

– Речь идет о том, чтобы заставить людей покинуть единственное, что они знают, и ради чего? Они ничего от этого не выигрывают.

– Ты имеешь в виду то, что случилось с тобой и твоим братом.

– Это было давно, Габриэль. Мы живем дальше.

– Когда ты в последний раз видел свою мать?

Он молчит.

– Верно, – говорю я. – Ты был ей не нужен. Мой отец пришел, когда тебе исполнилось шесть лет, и забрал тебя, а она отпустила тебя. Мы тебя спасли.

– И ты думаешь, что спасаешь его?

– Она не хотела отпускать мальчика.

Он насмехается и качает головой.

– Это погубит тебя, Габриэль.

Я вскидываю брови, спрашивая: —Что ты имеешь в виду?

Он качает головой.

– Продолжение этих традиций.

– Эти традиции помогают нам, Сэйнтам, оставаться на вершине. Традиции – это то, что дало тебе и твоему брату лучшую жизнь, Атлас. Мой отец мог бы оставить вас гнить в той проклятой адской дыре, в которой она вас держала, но он этого не сделал.

– Ты должен был убить ее, – он прорычал себе под нос. – Потому что это сделает кто-то другой, и я уверен, что смерть от твоей руки была бы гораздо добрее, чем то, что задумал бы любой из твоих врагов.

– О чем ты говоришь?

– Ты же знаешь, Габриэль, что уже несколько месяцев все не так гладко. Твой брат пропал, скорее всего, мертв, на тебя наседают со всех сторон. Люди пытаются вытеснить тебя. А теперь ты притащил сюда ребенка и женщину, которая не в состоянии защитить себя от кого бы то ни было.

– Включая тебя? – процедил я сквозь зубы, палец дрогнув в направлении оружия, спрятанного за поясом.

Атлас вскидывает бровь.

– Вчера ей повезло с Девоном и Ашером, но когда ее подвергнут испытанию, ты думаешь, она выживет?

– Она не твоя проблема.

– Но они всегда моя проблема.

– Кто, блять, здесь Бо…

– Габриэль! – мама прервала меня. – Ты должен собираться! Уже почти время!

– Удачи тебе на свадьбе, брат, я уверен, что она тебе понадобится, – Атлас рычит себе под нос, затем идет к своей машине, садится в нее и мчится прочь с участка, раскидывая гравий по сторонам.

Моя мать не обращает на него внимания. Да и не обратила бы никогда. Ашер стоит в дверях, следя глазами за мчащейся машиной. Я надеялся, что сегодня они не будут устраивать сцен.

Я специально планировал, чтобы свадьба была на высшем уровне. Городские чиновники и представители высшего общества. Мне нужно было, чтобы они увидели Амелию, увидели ее как мою жену и тем самым сделали ее неприкасаемой. Они не должны были разговаривать с ней, задавать ей вопросы. Она была моей.

Сэйнт.

Как и ее сын.

Я прохожу в дом, не обращая внимания на кейтеринг и обслуживающий персонал, которые с маниакальной скоростью проходят по коридорам и комнатам, а затем направляюсь к себе, чтобы переодеться. Осталось сорок пять минут.

Сорок пять минут до того, как она навсегда станет моей.

***

Девон стоит в стороне, будучи свидетелем, кольца у него в кармане. Атласа не было, но Ашер был здесь, стоял сразу за Девоном.

Моя мама, держа на коленях Линкольна, сидела в первом ряду. Все кресла были заполнены, но камер не было. Я их не разрешил.

Из динамиков, установленных вокруг церемонии, скрытых букетами цветов, обтянутых белой лентой, начинает тихо звучать музыка.

Мое терпение. Оно подходило к концу.

Я смотрю в сторону двери, ожидая ее появления. Она опаздывала.

Но уже через мгновение я увидел ее, одетую в белое платье, которое я не выбирал, на ходу выщипывающую лепестки из своего букета, идущую, рассыпая их под ногами.

Она, конечно, была сногсшибательна: темные волосы завиты и заколоты, лицо сияло от косметики, которую нанесли, но в глазах горел огонь, а тело было выставлено напоказ.

Она встретила мой взгляд с конца прохода и ухмыльнулась.