Текст книги "По воле Посейдона"

Автор книги: Тсутому Сато

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)

ГЛАВА 3

– Риппапай! Риппапай! – выкрикивал Диоклей под аккомпанемент колотушки, которой бил в маленький гонг.

Менедем все рассчитал правильно: когда они шли к Косу, ветер был северный, встречный.

Так что паруснику, направлявшемуся на Кос с Книда, пришлось бы оставаться в порту в ожидании попутного ветра. Но Менедем просто оставил парус крепко взятым на гитовы, и акатос шел на одних веслах.

Волны, подгоняемые встречным ветром, бились о таран «Афродиты» и обдавали волнорез. Мало радости, когда на море качка.

Самого Менедема, который стоял на приподнятой площадке на корме, держа рукояти рулевых весел, эта качка не особенно беспокоила, но он ведь провел предыдущую ночь на борту. А вот некоторые из гребцов, которые еще не оправились после развеселой ночи на берегу, сейчас перегнулись через борт и кормили рыб.

– Смотри хорошенько! – окликнул Менедем стоявшего на носу впередсмотрящего. – Азия принадлежит Антигону! – Он снял правую руку с рулевого весла, чтобы махнуть в сторону туманных очертаний материка. – Но Кос – Кос под пятой Птолемея. И если договор, который генералы подписали прошлым летом, теперь превратился в разбитый горшок, они в любой момент могут кинуться друг на друга.

Менедем и сам внимательно следил, не появятся ли где военный корабль или пиратские галеры. Однако видел лишь несколько маленьких рыбачьих лодок, подскакивающих на легких волнах. Пара из них, расправив паруса, поспешила прочь.

Менедем засмеялся, заметив это: видимо, акатос показался рыбакам слишком похожим на пиратский пентеконтор и они решили убраться от греха подальше.

– Ты ведь у нас в курсе последних событий, братец, – сказал он Соклею. – Как думаешь, какой флот Птолемей держит на Косе?

Однако Соклей покачал головой.

– Вот уж чего не знаю, того не знаю… Но лучше бы он держал там многочисленный флот, потому что Антигон владеет множеством портов на материке и на островах, лежащих дальше к северу. – Он поморщился. – Такой же флот он приготовил для похода на Родос, ты же знаешь.

– У нас и самих есть большой флот и много чего другого, – заметил Менедем. – Антигон слишком умен, чтобы сцепиться с нами, – так умная собака никогда не станет кусать дикобраза. А теперь скажи, куда ты сложил благовония?

– По левому борту, чуть ближе к корме, – ответил Соклей. – Думаешь обменять их на шелк?

– Именно это я и хочу сделать, – сказал Менедем. – Эллины в Италии умеют изготовлять собственные благовония. Но вот шелк не раздобыть нигде, кроме Коса.

– Было бы очень неплохо совершить выгодный обмен с торговцем шелком, – сказал Соклей. – Ну а если не получится… – Он пожал плечами. – Ну, тогда лучше потратить серебро на покупку шелка и приберечь благовония. Мы продадим их там, где они принесут больше прибыли.

– Ты сам оценишь, выгодна ли сделка, – ответил Менедем. – Именно для этого я тебя с собой и взял.

– Как мило с твоей стороны признавать, что и от меня тоже есть кое-какая польза, – сухо заметил Соклей.

– Кое-какая есть, – согласился Менедем. Ему нравилось дразнить двоюродного брата. Потом он указал куда-то. – А сейчас тебе лучше присмотреть за этой павой, не то она прыгнет в море.

Сегодня павлинов опять выпустили из клеток, и одна пава вспрыгнула на пустую банку и заглянула через борт.

Менедем не знал, попытается ли птица перепорхнуть через него и прыгнуть в море, или она боится воды, но не хотел выяснять это таким рискованным способом.

Соклей мгновенно очутился рядом с птицей. Он замотал ее в сеть, прежде чем пава успела сделать что-либо такое, о чем купившие ее молодые люди впоследствии бы очень пожалели.

Пава изловчилась и клюнула Соклея через дыру в сети.

– Чтоб ты провалилась в царство Аида, ты, проклятая, гнусная тварь! – закричал он, потирая ребра сквозь хитон.

Потом повернулся к Менедему.

– Если эти твари не принесут ожидаемой прибыли, мне бы очень хотелось посмотреть, как они тонут.

– Мне бы тоже, – ответил Менедем. – Мало того, в этом случае я сам их утоплю.

– Никогда не думал, что можно так ненавидеть груз, – Соклей выпустил паву рядом с гнездом, с помощью которого мачта крепилась к килю, ткнул в нее пальцем и строго велел: – Сиди здесь, чтоб тебя эринии взяли!

Затем, уже обращаясь к Менедему, добавил:

– Мне совсем не по душе груз, который не остается там, где его поместили!

– Ну, положим, ты сам захотел, чтобы птиц выпускали из клеток, – возразил ему на это капитан. – По-моему, так без этого вполне можно было обойтись.

Соклей покачал головой.

– Мы это уже обсуждали. Я по-прежнему уверен, что павлины чувствуют себя лучше, когда им позволяется выходить, хотя к тому времени, как мы доберемся до Италии, они наверняка сведут меня с ума.

Менедем засмеялся.

Соклей возвел глаза к небу.

Это заставило Менедема засмеяться еще громче. Но прежде чем он сумел как следует разозлить двоюродного брата, впередсмотрящий на баке выкрикнул:

– Судно впереди по правому борту!

А мгновение спустя добавил:

– Корабль с парусом на грот-мачте, капитан!

– Большое судно, – пробормотал Менедем, вглядываясь туда, куда указал впередсмотрящий.

У него было острое зрение, и ему потребовалось всего мгновение, чтобы заметить корабль. Разглядев его, капитан «Афродиты» выругался.

Менедем надеялся увидеть большое торговое судно, возможно, идущее на Родос, а потом в Александрию. Но зря он рассчитывал на такую удачу: стройный, низко сидящий в воде корабль мог быть только военной галерой.

– Они тоже нас заметили! – выкрикнул впередсмотрящий. – Они поворачивают к нам! – В его голосе слышалась тревога.

Менедем не обвинял Аристида – он и сам встревожился.

– Что будем делать, шкипер? – спросил Диоклей.

– Продолжать свой путь, – ответил Менедем. – Самое лучшее для нас – это держаться с храбрым видом. Будь у нас пентеконтор или гемолия, мы могли бы надеяться, сделав разворот, обогнать его по ветру, но на акатосе об этом нечего даже молиться – наше судно слишком громоздко. Но ничего страшного. Мы имеем полное право находиться в этих водах, и обычное военное судно не доставит нам никаких неприятностей, потому что никто не захочет связываться с Родосом.

«Я надеюсь», – добавил он про себя.

Менедем говорил задиристо-отважно, чтобы приободрить своих людей – а заодно и себя самого. Но отвага и задиристость давались ему нелегко, потому что галера продолжала приближаться, теперь и под парусами, и на веслах.

– На парусах – орлы! – выкрикнул впередсмотрящий.

– Значит, это корабль Птолемея, – заключил Соклей.

Менедем кивнул в знак согласия.

– Патрулирует воды Коса, полагаю.

– Судно слишком большое, чтобы быть триерой, – заметил Соклей. – Четырехъярусник или пятиярусник.

– Пятиярусник, – ответил Менедем. – Три ряда банок гребцов, видишь? Один таламит внизу, по два зигита в середине и по два таранита наверху. Окажись судно четырехъярусником, на нем было бы два ряда банок, для двух человек на каждом весле.

– Слушай, а ведь ты прав! – Соклей хлопнул себя ладонью по лбу, как делал часто, когда считал, что сглупил. – Однако в любом случае это судно достаточно велико, чтобы съесть нас на опсон, но все-таки остаться голодным и захотеть еще ситоса.

– Да, верно, – печально согласился Менедем. – Должно быть, оно сотню локтей в длину, ни на палец меньше.

Для торговой галеры «Афродита» имела внушительные размеры – сорок локтей в длину. Но по сравнению с военной галерой она казалась килькой рядом с акулой.

Военное судно было к тому же полностью укомплектовано экипажем: моряки в доспехах, с копьями и луками расхаживали по нему туда-сюда, их красные плащи развевались на ветру.

Уключины, через которые выходили весла, были окружены брусьями, делавшими судно отнюдь не беззащитным для стрел.

– На носу катапульта, – заметил Соклей. – Судя по тому, что рассказывал отец, их впервые начали ставить на суда, когда мы с тобой были еще совсем детьми.

– Да, мой говорил то же самое, – согласился Менедем.

Он не обращал внимания на машину для метания копий; он смотрел на глаза, нарисованные по обеим сторонам носа корабля. «Афродита», как почти каждое судно, тоже имела такие глаза, но эти казались Менедему особенно свирепыми и злобными – потому что сейчас глядели прямо на его акатос.

Один из людей на военной галере приложил сложенные ладони ко рту и крикнул:

– Ложитесь в дрейф!

– Что делать, шкипер? – снова спросил Диоклей.

– То, что он сказал, – ответил Менедем, наблюдая за военной галерой. Над верхним плавником ее тарана кипела белая морская пена.

Зеленые бронзовые плавники были шириной в локоть, они могли пробить в боку «Афродиты» дыру, через которую судно заполнится водой быстрее, чем Менедем успеет об этом подумать. Даже если он в отчаянии попытается пустить в ход свой куда меньший таран, то дополнительное дерево у ватерлинии военной галеры сделает такую атаку бесплодной.

– Суши весла! – прокричал келевст, и гребцы акатоса выполнили его приказ.

Военная галера встала бок о бок с «Афродитой». Люди подняли паруса и взяли их на гитовы, чтобы большее судно не скользнуло прочь, дальше на юг. Палуба военной галеры возвышалась над водой на шесть или семь локтей, лучники могли обстреливать акатос сверху вниз. А чем могли ответить Менедем и его люди?

Человек в алой тунике разглядывал сверху «Афродиту». Судя по тому, как он подбоченился, увиденное не слишком его впечатлило.

– Что за судно? – властно спросил он. – Откуда?

– «Афродита» с Родоса, – ответил Менедем.

А потом с неприкрытой издевкой, внимательно осмотрел чужую галеру – точно так же, как тамошний офицер разглядывал его акатос. Менедему нелегко было это проделать, потому что пришлось выгибать шею, но он справился. И, глядя на своего собеседника снизу вверх – ибо он никак не мог посмотреть на него наоборот, – капитан «Афродиты» спросил:

– А у вас что за судно?

Наверное, от неожиданности офицер с галеры ответил:

– «Тюхе». Судно генерала Птолемея, идем с Коса. – После чего он сердито уставился на Менедема, который в ответ улыбнулся. – Вообще-то это я здесь задаю вопросы. – рявкнул офицер. – Если вам повезет и богиня судьбы окажется к вам благосклонной, – он намекнул на название своего судна, – вы и впрямь сможете на них ответить.

– Спрашивайте, – весело сказал Менедем.

Краешком глаза он заметил беспокойство на лице Соклея. Соклей никогда не стал бы искушать офицера с «Тюхе»; он был человеком разумным и здравомыслящим и полагал, что все остальные тоже должны быть такими.

Но Менедем придерживался другого мнения. Он считал, что оскорбить высокомерного осла зачастую было единственным способом заставить того признать тебя ровней.

Хотя, конечно, поступать так было рискованно.

Нахмурившись, офицер проговорил:

– По-моему, вы смахиваете на проклятых богами пиратов! Родос? Как же! Назовите мне человека, которому служите; скажите, какой груз везете, – да побыстрей или никогда уже не получите шанса сделать вообще что-нибудь. Ну, кто хозяин вашего судна?

– Оно принадлежит двум людям: моему отцу Филодему и его младшему брату Лисистрату, – ответил Менедем, на этот раз по-деловому. – Если вы про них не слышали, спросите у своей команды, кто-нибудь из ваших людей наверняка их знает.

И, к его облегчению, один из моряков на борту «Тюхе» действительно подошел к офицеру.

Менедем не мог расслышать, что сказал этот парень, но судя по кислому взгляду офицера, тот подтвердил, что и вправду знает Филодема и Лисистрата.

Офицер резко заявил:

– Любой жулик может услышать парочку имен почтенных торговцев и повторить их, когда это будет ему на руку. Я не уверен, что вы те, за кого себя выдаете. Какой у вас на борту груз? Да отвечайте побыстрей!

– Так быстро, как только пожелаете, – заверил его Менедем. – Мы везем чернила, папирус, пурпурную краску, изысканные благовония, а еще… – Он лукаво ухмыльнулся. – А еще пять пав и одного павлина.

Как Менедем и надеялся, этот ответ заставил офицера «Тюхе» пошатнуться.

– Павлинов? – прорычал он. – Я вам не верю. Будь и правда у вас на борту павлин, я бы его непременно увидел. И если вы мне солгали, вы пожалеете об этом!

– Соклей! – окликнул двоюродного брата Менедем.

Тот помахал в ответ.

– Покажи господам павлина, пожалуйста.

– Хорошо. – Соклей поспешил на бак.

Он открыл запоры на клетке павлина и распахнул дверцу. Птица, каждый раз вылетавшая стремительно, с диким воплем, на этот раз осталась на месте и хранила молчание. Менедем бросил быстрый взгляд на офицера на борту военного судна. Этот человек стоял, скрестив на груди руки, и явно не собирался верить Менедему на слово, пока не увидит все собственными глазами.

Случалось, что Менедем упрекал Соклея в том, что тот застывал в замешательстве, когда следовало действовать быстро. Но на сей раз все было иначе. Когда павлин отказался выйти из клетки, Соклей просто поднял ее и вытряхнул птицу на палубу. Тогда павлин завопил – завопил и побежал к мачте «Афродиты».

– Вот, пожалуйста, павлин, – самодовольно сказал Менедем. – Если бы мы стояли на якоре, я бы взял с вас халк или два за просмотр, но, поскольку мы сейчас в открытом море, я, так и быть, ничего с вас не возьму.

К счастью, офицер с «Тюхе» не обратил внимания на его скороговорку. Он завороженно разглядывал птицу и ее великолепный хвост.

Офицеры и остальные моряки тоже поспешили посмотреть на павлина. К правому борту ринулось так много людей, что это могло бы опрокинуть судно поменьше, вроде «Афродиты», но большая галера только слегка качнулась.

– Павлин, – негромко повторил Менедем.

– Павлин, – согласился офицер.

Моряки на «Афродите» не присматривали за птицей с должным вниманием, и она уже клюнула одного гребца в ногу. Он взвился с банки, выкрикивая проклятия.

Люди на «Тюхе» разразились хохотом.

– Теперь мы можем загнать его обратно в клетку? – спросил Менедем. – Он красивый, спору нет, но причиняет уйму неприятностей.

– Давайте. – Офицер «Тюхе» рассеянно кивнул в знак согласия.

Он все еще не отрывал глаз от птицы. Наконец он взял себя в руки и задал следующий вопрос:

– Вы сегодня остановитесь на Косе?

– Скорее всего, да, – ответил Менедем. – Мы идем в Италию и хотим захватить с собой шелк, если сможем раздобыть его по сходной цене.

– Тогда удачной сделки, – сказал офицер.

Он отвернулся от Менедема и прокричал команды своему экипажу.

Грот и фок-паруса были спущены с реев, келевсты зазвонили во что-то более громкое и менее мелодичное, чем бронзовый квадрат, которым пользовался Диоклей.

Начали подниматься и опускаться весла. Глядя на «Тюхе», Менедем рассудил, что команда этого корабля уже сработалась. Они гребли очень слаженно.

Военная галера возобновила движение на юг, быстро набрав скорость, несмотря на свой массивный корпус.

Только когда она отошла на расстояние полета стрелы, Менедем вздохнул глубоко и с облегчением.

Диоклей с пониманием кивнул и сказал:

– У нас вполне могли быть неприятности.

– А они у нас и были, – ответил Менедем. – Но ты прав – все могло обернуться и хуже, если бы этот парень не ограничился вопросами, а просто опустил мачты и ринулся на нас.

Менедем помолчал, представляя, как таран «Тюхе» устремляется на «Афродиту» благодаря усилиям трехсот отчаянно гребущих людей. Видение было таким ярким, что заставило Менедема содрогнуться. Он попытался выбросить его из головы, предположив:

– Может, мы и смогли бы уклониться.

– Возможно, – сказал Диоклей. – Один раз.

Но, судя по тону, начальник гребцов не верил даже в такое везение. И Менедем с ним не спорил, потому что и сам в это не верил.

С трудом запихав павлина в клетку, Соклей вернулся на корму.

– Люди Птолемея, должно быть, сейчас нервничают, потому что он вновь враждует с Антигоном, – сказал он и махнул рукой по правому борту – в сторону азиатского материка. – Там множество городов, флоты которых Одноглазый Старик вполне может собрать для вторжения на Кос, И канал между островом и материком едва ли шире двадцати пяти стадий. Будь он еще чуть поуже – и можно было бы, стоя на одном его берегу, доплюнуть до другого.

– Ты прав, братец, – ответил Менедем. – А вот я – настоящий идиот.

Соклей уставился на него, разинув рот. Он не привык слышать такие слова: Менедем куда чаще называл идиотом его, Соклея. Ну и дела!

– Я не видел связи между Киликией и здешними водами, пока ты не ткнул меня носом. А иначе я бы эту связь так и не заметил. Все сходится.

– Да, все сходится, – серьезно ответил Соклей. – Именно этим и занимается история… Показывает, как сложить вместе части мозаики, я имею в виду.

– Что ж, может быть, тогда она на что-то и годится, – заметил Менедем. – Может быть.

Он невольно сказал это с тем же сомнением, с каким Диоклей говорил о шансах «Афродиты» спастись от «Тюхе», вздумай военная галера на них напасть. Но его это не беспокоило – сейчас стоило волноваться о гораздо более важных вещах.

– Вперед, к Косу! И посмотрим, сможем ли мы раздобыть там шелк.

* * *

Кос, главный город одноименного острова, был построен недавно, даже позже Родоса. Соклей знал, что спартанцы разграбили Меропы, бывший центр Коса, во время Пелопоннесской войны – после того, как землетрясение превратило полгорода в руины. Меропы, обращенные в сторону материковой Эллады, находились в юго-западной части Коса. Новая столица располагалась на северо-восточном конце острова и смотрела через узкий пролив на город Галикарнас на азиатском материке.

Как и родосцы, жители нового города Коса заслуженно гордились своей гаванью. Чего здесь только не было: молы, смягчающие силу волн; каменные причалы, у которых можно пришвартовать торговые и военные галеры (хотя галеры обычно вытаскивали из воды в эллинги, чтобы их деревянный корпус не разбух от воды).

– Симпатичный пейзаж, да? – спросил Соклей, когда «Афродита» подошла к причалу. – Я имею в виду красные черепичные крыши города на фоне зелени холмов.

– Когда мне выпадет шанс на них взглянуть, я тебе отвечу, – отозвался Менедем, налегая на левое рулевое весло.

Все его внимание было приковано к причалу, а не к пейзажу.

Он повернулся к Диоклею.

– Думаю, так будет хорошо. Вели перестать грести, когда мы встанем рядом с причалом.

– Слушаю, шкипер.

Келевст возвысил голос:

– Гребите обратно!

Пара обратных гребков остановила движение акатоса.

– Суши весла! – закричал Диоклей, и «Афродита» остановилась всего лишь на расстоянии короткого прыжка от причала.

Моряки бросили канаты поджидавшим на причале местным, и те быстро пришвартовали судно.

– Кто вы? – спросил один из жителей Коса.

– Откуда вы? – поинтересовался другой.

– Какие привезли новости? – осведомился третий.

Соклей рассказал им новости. Он не удивился тому, что здесь уже знали об убийстве Александра и Роксаны и, конечно, о том, что Птолемей снова воюет с Антигоном. Однако, как выяснилось, в Косе не слышали, что племянник Антигона переметнулся к Кассандру, и один из слушателей даже хлопнул в ладоши, когда Менедем об этом упомянул.

– Для нас будет благом все, что отвлечет внимание Циклопа и удержит его в другом месте, – сказал этот человек, и его друзья громко выразили свое согласие.

– Подскажите, как попасть в лавку торговца шелком Ксенофана, – попросил их Соклей.

– Это очень просто, господин, – ответил один из портовых рабочих, а потом выжидающе помедлил.

Мысленно вздохнув, Соклей бросил ему обол.

Местный сунул монету в рот и сказал:

– Премного благодарен, почтеннейший. Пройди три улицы, – он указал, в какую именно сторону надо идти, – потом поверни направо и пройди еще две. Там есть хороший ориентир: напротив лавки – бордель, полный красивых мальчиков.

– Понятно, – кивнул Соклей и повернулся к Менедему. – Помнишь, какая драка вспыхнула на улице из-за мальчика, когда мы были здесь прошлой весной?

– Конечно, помню, – ответил его двоюродный брат. – Маленький седовласый субъект уже схватился за нож, хорошо, забияку вовремя повалили на землю и уселись на него.

– Какая глупость, – заметил Соклей. – Мальчик из борделя не стоит того, чтобы из-за него ссориться. Да ему плевать с высокого дерева абсолютно на всех любовников, а интересует его только одно: сколько он может с них получить. И гетеры в большинстве случаев такие же: от них сплошные проблемы, да к тому же они стоят еще дороже.

– Ты рассуждаешь, как мой отец.

Судя по тону Менедема, то был не комплимент.

– Кроме того, что ты знаешь о гетерах? Уж кто бы говорил!

Уши у Соклея вспыхнули, и он поспешил по сходням на причал.

Менедем слегка задержался на «Афродите», устанавливая вахты с тем расчетом, чтобы на борту все время оставалось достаточно людей и грабителям было неповадно.

Эта задержка позволила Соклею справиться со своим замешательством. В отличие от Менедема – в отличие от большинства молодых людей его круга – Соклей не имел постоянной любовницы. Его двоюродный брат сказал об этом таким тоном, как будто с ним было что-то не в порядке. Но гетеры Соклея действительно не привлекали: он ни разу не встречал ни одной, которая интересовалась бы им самим больше, чем его серебром.

Он не стал говорить этого вслух. Уж лучше просто оставить тему, чем выносить все язвительные замечания, которые наверняка примется отпускать его двоюродный братец.

Менедем прыгнул на сходни, как будто решил станцевать кордак. В левой руке капитан «Афродиты» держал один из маленьких сосудов с благовониями.

– Пошли, – жизнерадостно сказал он, хлопнув Соклея по плечу.

Менедем уже забыл, что только что поддразнил брата. Но Соклей об этом не забыл.

– Если нам хоть немного повезет, – продолжал Менедем, – мы сможем заключить сделку еще до рассвета и вернуться на корабль, не нанимая факельщиков, чтобы те освещали нам путь.

– И кто из нас теперь беспокоится о каждом халке? – спросил Соклей и насладился гневным взглядом, который бросил на него Менедем.

* * *

Будучи новым городом, Кос, как и Родос, лежал рядом с гаванью.

Двинувшись в направлении, которое им указал местный, Соклей и Менедем без труда нашли дом Ксенофана.

Из здания напротив вышел человек в смятой тунике и с ленивой улыбкой на лице. Если не считать этого, бордель казался таким же мирным заведением, как если бы его владелец торговал шерстью.

Пухлый раб-кариец поклонился Соклею и Менедему, вошедшим в лавку Ксенофана.

– Господа с Родоса! – сказал он на превосходном эллинском языке.

– Радуйся, Пиксодар, – ответил Соклей.

– Хозяин будет так же рад видеть вас, как и я, о почтеннейшие, – проговорил Пиксодар. – Позвольте, я за ним схожу.

Он снова поклонился, просиял улыбкой, глядя на Соклея, и поспешил в заднюю комнату.

– Как ты запомнил его имя? – прошептал Менедем. – Пусть орел склюет мою печень, как орел Зевса терзал печень Прометея, но я так не умею!

– Разве не ради этого ты берешь меня с собой? – сердито спросил Соклей. – Чтобы запоминать все подробности, я имею в виду?

– Он же просто раб, – сказал Менедем, как будто Пиксодар был слишком незначителен даже для того, чтобы считать его «подробностью».

Но Соклей покачал головой.

– Этот человек больше чем обычный раб. Он – правая рука Ксенофана. Если он поладит с нами, то его хозяин тоже поладит. Так что запомнить его имя не повредит.

Пиксодар вернулся, за ним следовал Ксенофан, опираясь на трость, словно последняя часть ответа на загадку Сфинкса. Белая шелковистая борода торговца опускалась до середины груди. Его правый глаз затянула катаракта, но левый оставался чистым.

Переложив трость в левую руку, он протянул посетителям правую.

– Добрый день, господа, – сказал Ксенофан.

Его протяжный дорийский акцент был заметнее, чем у жителей Родоса.

Менедем и Соклей пожали протянутую руку. Хватка торговца все еще была твердой, а ладонь – теплой.

– Радуйся, о почтеннейший, – приветствовал его Менедем.

– Что ты сказал? – Ксенофан приложил руку к уху. – Говори громче, юноша. Мой слух уже не такой острый, как прежде.

Он не был таким острым уже год назад, вспомнил Соклей. А теперь, очевидно, стал еще хуже.

– Радуйся, – повторил Менедем, на этот раз громче.

Ксенофан кивнул.

– Конечно, я радуюсь. Если человек в моем возрасте не радуется – значит, он уже мертв.

Он засмеялся собственной шутке. Раб последовал его примеру, и Соклей с Менедемом старательно подхватили смех.

Ксенофан повернулся к Пиксодару.

– Принеси нам стулья из задней комнаты. И кувшин вина. Думаю, мы немного поболтаем, прежде чем начнем торговаться.

Пиксодар сделал две ходки: одну – за стульями, вторую – за вином, холодной водой, чтобы разбавлять вино, и чашами.

Он подал Ксенофану и двум родосцам все, что требовалось.

– Спасибо, – сказал торговец шелком.

Махнув рукой в сторону стульев, он пригласил Соклея и Менедема:

– Присядьте, – и сам тоже опустился на стул, который принес для него Пиксодар.

Кариец также притащил стул и для себя и примостился рядом с хозяином.

Они прихлебывали вино и обменивались новостями. Как и все его соотечественники, Ксенофан еще не слышал, что Полемей дезертировал от Антигона.

– Похоже, племянник увидел, что сыновья Антигона становятся мужчинами, – заметил Пиксодар.

– И я подумал точно так же, – согласился Соклей.

Ксенофан провел рукой по бороде.

– Я примерно того же возраста, что и Одноглазый Старик, – сказал он. – Все-таки есть стойкие тутовые деревья, которые не валит ветер.

– Тутовые деревья? – переспросил Соклей; он никогда не слышал раньше такого выражения.

– Тутовые деревья, – повторил Ксенофан и кивнул, подчеркивая свои слова. – Да будет тебе известно, торговцы шелком тоже умеют шутить.

Он отпил еще глоток вина из чаши и надолго замолчал.

Спустя некоторое время – немного раньше, чем это сделал бы Соклей, – Менедем сказал:

– Я привез прекрасные благовония, сделанные из лучших родосских роз.

Ксенофан обнажил в улыбке зубы, стершиеся почти до самых десен.

– Мой друг, не важно, насколько хороши твои благовония – а я уверен, что они прекрасны: твой отец и я занимались делами задолго до твоего рождения, и я знаю, что Филодем держит только самое лучшее. Но я сомневаюсь, что девицы протопчут дорожку к моей двери, если я даже буду натираться этими благовониями.

– Но девицы могут протоптать дорожку к твоей двери, если ты пустишь в продажу наши благовония, – ответил Менедем. – И, если уж на то пошло, хорошенькие мальчики из дома напротив – тоже.

Это развеселило торговца, но он все равно покачал головой.

– Как делать шелк, как продавать шелк – вот в этом я разбираюсь. Но торговать благовониями? Полагаю, я слишком стар, чтобы приниматься за дело, которому не выучился, когда был моложе.

Пиксодар подался вперед на своем стуле.

– Хозяин, не позволишь ли мне…

– Нет, – оборвал Ксенофан. – Я уже высказал свое мнение и могу повторить его еще раз. Ты смыслишь в благовониях ничуть не больше моего. И пока я жив, все будет так, как я решил.

Будучи рабом, кариец не мог на это ничего возразить.

Соклей вспомнил афинский Лицей и как они обсуждали там различные типы характера, описанные Теофрастом: среди этих типов был «тугодум» – старик, который всегда испытывал что-то новое и вечно все портил. На такого не угодишь. Но Ксенофан отнюдь не был таким стариком: он вцеплялся мертвой хваткой в то, в чем знал толк.

Потом Соклею пришла на ум другая мысль. Он щелкнул пальцами и сказал:

– А еще у нас есть пурпурная краска из Библа. Если хотите, мы можем обменять ее на шелк. Я уверен, господин, что уж в краске-то вы разбираетесь.

Разумеется, они с Менедемом получили бы за краску больше в Италии, вдали от Финикии. Но они получат еще больше за шелк. В этом Соклей не сомневался.

Менедем шепнул двоюродному брату:

– Вот видишь? Краска пригодилась, хотя ты и ругался, что не знал о ней до самого последнего момента перед погрузкой.

Но Соклей едва расслышал брата, его внимание было приковано к Ксенофану. Здоровый глаз старика просиял.

– Краска? Надеюсь, в красках-то я разбираюсь, – заявил он. – Слушайте. Во-первых, Тир. О, до того как Александр отдал этот город на разграбление, в Тире делали лучшую пурпурную краску. С тех пор Тир уже не тот, самые искусные тамошние мастера были убиты или проданы в рабство. Арад, я полагаю, в наши дни стал первым в этом деле, ну а Библ отстает от него. Немного, но все-таки отстает.

– Я бы так не сказал. – Соклей мигом распознавал уловки торговцев. – И впрямь, в Араде делают больше краски, чем в Библе. Но вот лучше ли она? Я так не считаю, и, полагаю, очень многие со мной согласятся.

– Кто из нас занимается окрашиванием шелков? – возразил Ксенофан.

– Кто из нас торгует краской по всему Внутреннему морю? – парировал Соклей.

Они улыбнулись друг другу. Их реплики были традиционны и выверены, как фигуры в танце.

Пиксодар сказал:

– Мой хозяин прав.

И это тоже была неизбежная реплика.

Раб продолжал:

– Краска из Библа, может, и ярче, но краска из Арада более стойкая.

Соклей покачал головой.

И снова Менедем сделал следующий ход раньше, чем его сделал бы Соклей, проговорив:

– В каждом кувшине примерно котил краски. Она, может, не цвета красного вина, но в ней огромное количество сока улиток-багрянок. Сколько шелка вы дадите за один кувшин?

– И какого качества? – уточнил Соклей. – Краска, как вы правильно заметили, бывает разной, но ведь и шелк тоже бывает разным.

Они торговались до тех пор, пока за окнами не стемнело.

Пиксодар зажег лампы, которые слегка пощипывали края мрака надвигающейся ночи, но не отгоняли его. Знакомый запах горящего масла наполнил комнату.

Ксенофан начал зевать.

– Я старый человек, – сказал он. – Мне пора спать. Продолжим торг утром? Я полагаю, мы почти уже договорились.

– Поблизости есть постоялый двор? – спросил Соклей. – Прошлую ночь мы с братом провели на борту корабля. И нам хотелось бы нынче ночью поспать на чем-нибудь помягче палубы.

– Постоялый двор есть, причем совсем неподалеку, – ответил Ксенофан. – Я велю двум рабам принести факелы и проводить вас туда. И еще дам вам хлеба на ужин – Скилакс предложит вам столько вина, что вы сможете упиться вдрызг, но вот еду там полагается приносить свою. Хозяин приготовит мясо или рыбу, если вы ему заплатите.

Рабами оказались светловолосые фракийцы. Они болтали на своем непонятном языке, провожая Соклея и Менедема до постоялого двора. Их факелы давали не много света; Соклей вляпался в какую-то мерзость и пытался отскрести ее от ноги всю оставшуюся дорогу до заведения Скилакса. Они с Менедемом дали рабам Ксенофана по паре халков, и те поспешили назад к дому торговца шелком.

Внутри постоялого двора тоже горели факелы. Не весь дым выходил из дыры в крыше; он скапливался внутри главной комнаты большим удушливым облаком. Вонь горящего масла смешивалась с вонью этого дыма: на очаге Скилакса в чане что-то бурлило. Судя по запаху, Ксенофан использовал для освещения своего дома лучшее масло, чем владелец постоялого двора использовал для стряпни.