Текст книги "По воле Посейдона"

Автор книги: Тсутому Сато

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

Позже он иногда размышлял – а что бы случилось, если бы Соклей все-таки надумал в тот день затеять препирательство. Его жизнь и жизнь его двоюродного брата пошли бы тогда совсем по-другому. Менедем был абсолютно в этом уверен.

В Помпеях все таверны и бордели находились недалеко от реки.

Вернувшись на «Афродиту», Менедем послал Диоклея и пару подвернувшихся под руку трезвых моряков прочесать эти веселые заведения и позаботиться, чтобы к рассвету команда была на месте и в полной готовности.

– Скажи тем, кто не захочет отправиться с тобой, что они могут остаться тут с варварами, – наставлял он начальника гребцов.

– Не беспокойся, шкипер. Я обо всем позабочусь, – заверил его Диоклей.

И он вправду устроил все как нельзя лучше, со своей обычной спокойной сноровкой вернув на борт всех до единого моряков, прежде чем ночь успела уступить место рассвету. Такого подвига от него не ожидал даже Менедем.

– Во имя египетской собаки, как ты ухитрился такое проделать? – спросил он, когда Диоклей вернулся с двумя последними пьяными гребцами.

– Это было не так уж трудно, – ответил келевст. – Мне приводилось лишь внимательно прислушиваться, где говорят на настоящем эллинском. В любом городе Великой Эллады собрать экипаж оказалось бы куда сложнее.

– Хорошо. Просто прекрасно. С тех пор как мы отчалили с Родоса, ты беспрекословно делал все, что от тебя требовалось, Диоклей, и зачастую выполнял свои обязанности гораздо лучше, чем мы с Соклеем на то рассчитывали, – сказал Менедем. – Когда вернемся домой, вот увидишь – я этого не забуду.

– Это очень щедро с твоей стороны, капитан, – поклонился начальник гребцов. – Я ведь только выполняю свою работу.

– И выполняешь ее отлично. – Менедем посмотрел на мерцающие звезды и зевнул. – А теперь тебе лучше немного поспать. Как бы хорошо ты ни выполнял свою работу, держу пари, ты все-таки пропустил чашу-другую вина, пока выслеживал наших ребят, которые предпочитали пить или развлекаться с женщинами, а не грести.

– Кто, я? – Диоклей был просто воплощенная невинность. – Не знаю, о чем ты говоришь.

Они с Менедемом рассмеялись.

Потом Диоклей пошел отдохнуть – для этого ему надо было примоститься на скамье гребца и прислониться к борту, а Менедем расстелил гиматий на юте и, так как ночь была ясной и теплой, заснул скорее на своем плаще, чем под ним.

Как обычно, он проснулся с первыми лучами солнца. Подойдя к борту, чтобы помочиться в реку Сарно, он обнаружил, что у борта уже стоит Соклей.

– Добрый день, – сказал его двоюродный брат.

– Добрый, – ответил Менедем.

Решив покинуть Помпеи, Менедем уже начал прикидывать, что будет делать дальше.

– Мы должны выжать из неаполитанцев больше серебра, чем выжали из местных жителей, – куда больше, если повезет, – заявил он.

– Давай надеяться, что повезет, – сказал Соклей. – Мы прибудем туда уже сегодня, верно?

– О да, клянусь Зевсом, – ответил Менедем. – Где-то к полудню или чуть позже. Вероятно, большую часть пути нам придется идти на веслах… похоже, бриз дует прямо в лицо.

– Может, он слегка изменит направление, когда мы выйдем в море, – предположил Соклей.

– Кто его знает, – ответил Менедем. – Давай поднимать людей. Чем больше мы успеем сделать до того, как начнется жара, тем лучше. Одно хорошо… – Он засмеялся. – Недостатка в пресной воде мы сегодня испытывать не будем.

– Это верно, – согласился его двоюродный брат.

* * *

Готовясь отчалить, Менедем наставлял команду:

– Когда я отдам приказ «весла на воду», гребите как следует. Наше судно должно очутиться на открытой воде к тому времени, как поравняется с пристанью ниже по течению, прежде чем течение нас на эту пристань снесет. Двигаться здесь будет труднее, чем в обычной морской гавани.

Диоклей задавал темп, и «Афродита» без особых трудностей вышла на середину Сарно. Менедем повернул нос корабля к устью реки и снял с весел большинство людей, но оставил по полудюжине гребцов на каждом борту, чтобы они помогали течению, гнавшему акатос к Тирренскому морю.

Маленький голый пастушонок, поивший овец на берегу, помахал «Афродите», когда она скользила мимо. Менедем снял руку с рулевого весла и помахал в ответ.

Диоклей заметил:

– Это довольно благополучная страна. Во многих других местах парнишка мигом убежал бы при виде судна, боясь, что мы его схватим и продадим в рабство.

– Верно. За него можно было бы выручить две, даже три мины, хотя он и такой костлявый. – Менедем пожал плечами. – Однако, боюсь, стоит ли хлопотать ради такой прибыли.

Он поймал себя на том, что вряд ли бы рассуждал подобным образом, окажись их торговля не столь удачной.

Аристид на носу указал вперед и закричал:

– Море! Море!

– Море! Море! – подхватили остальные моряки.

Соклей же внезапно рассмеялся.

– Что здесь смешного? – удивился Менедем.

– Именно так закричали десять тысяч Ксенофонта – или сколько их там к тому времени осталось в живых, – когда они наконец-то увидели море, выбравшись из персидских земель, – пояснил Соклей.

– Ксенофонт был афинянином, так ведь? – спросил Менедем. И в ответ на кивок Соклея продолжил: – Удивляюсь, что вместо этого он не написал: «Моте! Моте!»– Он указал на двоюродного брата. – Кстати, этот аттический диалект прилип и к тебе – я слышал, как ты говорил «ятык» вместо «язык».

Услышав подобное замечание, Соклей высунул свой язык. Менедем ответил ему тем же.

Соклей сказал:

– Вообще-то, если я правильно помню, Ксенофонт и вправду написал: «Моте!»

– Ха! – Менедем, судя по всему, был очень собой доволен. – Держу пари, что большинство его воинов произнесли это слово так, как его только что произнес Аристид.

– Ты, вероятно, прав, – ответил Соклей. – Но ты слишком многого хочешь от афинянина, если думаешь, что он оставит свой диалект только потому, что кто-то произносит слова по-другому.

– Я сроду ничего не хотел от афинян, – заявил Менедем. – Эти пройдохи ухитряются одурачить тебя даже более ловко, чем…

Он смолк на полуслове, увидев, как его двоюродный брат буквально изменился в лице. Слишком поздно Менедем вспомнил, как Соклей наслаждался проведенным в Афинах временем и каким мрачным он был, когда вернулся на Родос. Стараясь говорить как можно небрежней, Менедем продолжал:

– Ладно, хватит болтать. Полагаю, мне лучше сосредоточиться на управлении судном.

– Да, так будет лучше.

Судя по голосу Соклея, он едва сдерживал гнев.

Менедем вздохнул.

Рано или поздно братец ему это припомнит.

В такой ясный день, как сегодня, когда дул только ленивый ветерок и лишь самая легкая зыбь волновала голубую поверхность Тирренского моря, для управления «Афродитой» не требовалось больших усилий. Менедем вел судно прочь от земли – он хотел, чтобы между сушей и акатосом пролегли несколько стадий.

«Никогда не знаешь наперед, что может случиться», – думал он.

На берегу, когда нужно было беспокоиться только о себе самом, он сплошь и рядом пускался на такой риск, что это ужасало осторожного Соклея. Но на море, когда на кону стояло все… Менедем покачал головой. Тут он рисковал редко.

И когда некоторое время спустя Аристид выкрикнул:

– Парус! Парус впереди по правому борту! – Менедем улыбнулся и кивнул.

Ему не придется менять курс – другое судно, чье бы оно ни было, далеко, и оно запросто разминется с «Афродитой».

Но потом Аристид закричал снова:

– Паруса по правому борту, шкипер! Это не просто одно судно… Это целый флот!

Глаза Менедема метнулись туда, куда показывал с бака впередсмотрящий. Менедему потребовалось всего лишь одно мгновение, чтобы самому заметить паруса, и еще мгновение, чтобы опознать тип судов.

– Все – на весла! – закричал он. – Это триеры, и они смогут сожрать нас на обед, если захотят!

Моряки побежали занимать свои места на банках.

Лопасти весел врезались в воду. Не ожидая приказа Менедема, Диоклей ускорил темп гребли.

Менедем повернул «Афродиту» прочь от низких, длинных, зловещих корпусов.

Это могли быть только триеры, а не пентеконторы и не гемиолии: виднелись фок– и грот-мачты, а по нескольку мачт на небольших судах никогда не бывало. Оглянувшись через плечо, Менедем попытался сосчитать корабли и уже дошел до восемнадцати, когда Соклей сказал:

– Их двадцать.

– Двадцать триер! – воскликнул Менедем. – Это не пиратская вылазка – это рейд военного флота. Но чьего?

– Давай надеяться, что нам не придется это узнать, – ответил Соклей. – Они идут под парусами и, похоже, точно знают, куда им надо. Может, они просто продолжат свой путь.

– Возможно. Похоже, они направляются прямиком к устью Сарно. Наверное, собираются разграбить Помпеи. – Менедем не позволил двоюродному брату себя перебить и продолжил: – Если это так, хорошо, что мы убрались оттуда нынче утром. Если бы они прихватили нас у пирса, то смогли бы сделать с нами все, что угодно.

– Это верно. И я тоже рад, что мы вовремя оттуда ушли, – сказал Соклей.

Всем своим видом он говорил: «А я ведь тебя предупредил!», но он не произнес этого вслух, так что у Менедема опять не было повода на него рассердиться.

Вдруг Соклей издал такой звук, будто кто-то ударил его в живот.

– Гребцы на триере, которая ближе всех, только что стали грести. Она… Разворачивается!

Менедем оглянулся через плечо.

– Чума и мор! – сказал он тихо.

Соклей был прав, хотя Менедем и не ожидал, что его двоюродный брат ошибся.

Триера буквально запрыгала по воде: на ней было сто семьдесят человек и три ряда весел – против одного-единственного ряда весел на «Афродите».

– Гребите быстрее! – велел Менедем Диоклею.

– Мы делаем все, что можем, капитан, – ответил келевст. – Они просто быстроходнее нас, вот и все.

Менедем выругался. Он и сам слишком хорошо это знал. А если бы даже не знал, то сейчас бы легко догадался – потому что триера увеличивалась прямо на глазах.

Соклей завороженно глядел назад – скорее с любопытством, чем с ужасом.

– На главном парусе у них нарисован волк, – заметил он. – Чья это эмблема?

– Какая разница? – прорычал Менедем.

К его удивлению, Диоклей ответил:

– Это эмблема римлян – тех италийцев, что дерутся с самнитами.

– Откуда это тебе известно? – спросил Соклей, как будто вел философский диспут в афинском Лицее.

– Из разговоров моряков в тавернах, – пояснил начальник гребцов. То же самое сказал Менедем несколько дней назад. – Чего только не услышишь, пока сидишь там и дуешь вино.

– Интересно, – проговорил Соклей.

– Ты считаешь интересным тот факт, что теперь мы знаем, кто именно собирается продать нас в рабство или проломить нам головы и сбросить в море? – ядовито поинтересовался Менедем.

Триера догоняла «Афродиту» с поистине ужасающей скоростью. Римляне – если это были они – взяли паруса на гитовы и убрали грот– и фок-мачты. Как и эллины, они шли в атаку только на веслах.

Экипаж триеры наверняка не был самой лучшей командой в мире. Время от времени пара весел сцеплялись друг с другом или какой-нибудь гребец сбивался с ритма. Их келевст, вероятно, орал на людей до хрипоты, пытаясь выжать из них как можно больше. Но у римлян на веслах было столько человек, что маленькие ошибки едва ли играли роль. В бою против другой триеры такие детали, может, и были бы важны, но против акатоса, имевшего на борту вчетверо меньше гребцов? Едва ли.

«Какая разница, хорошо или плохо они гребут, если они все равно нас догонят», – подумал Менедем.

Его люди гребли как одержимые, пот струился по их обнаженным плечам. Невозможно долго выдерживать такой темп, и даже самая замечательная гребля лишь на некоторое время отсрочит неизбежное.

«Они догонят нас, если мы будем продолжать удирать. Но что, если мы вместо этого развернемся им навстречу?»

И тут Менедем громко расхохотался.

То был слегка сумасшедший смех. А может, и не слегка – во всяком случае, Соклей и Диоклей пристально на него посмотрели. Но сам Менедем в точности знал, что это было такое: смех человека, которому уже нечего терять.

– Левый борт! – крикнул он, и головы всех гребцов левого борта повернулись к нему.

– Левый борт! – еще раз повторил он, чтобы гребцы были готовы выполнить любую его команду. Потом закричал снова, на этот раз отдавая приказ:

– Левый борт, греби назад!

Менедему захотелось весело закричать, когда он увидел, как слаженно, послушно действуют его люди. У него была хорошая, спаянная команда, которой он мог гордиться. Большинство моряков успели приобрести опыт, работая веслами на родосских военных кораблях, Менедем с Диоклеем сумели сплотить их в экипаж. Менедем не сомневался: преследующие их римляне, попытавшись повторить их маневр, просто опозорились бы.

Он потянул назад рукоять одного из рулевых весел, а другую подал вперед, еще больше понуждая «Афродиту» развернуться навстречу своему преследователю. Когда судно повернулось, Менедем выкрикнул тем немногим морякам, что не сидели на веслах:

– Парус на гитовы!

Они тоже все как один ринулись выполнять команду.

Менедем действовал, полагаясь исключительно на интуицию, потому что до сих пор не знал точно, какие силы ему противостоят.

– Ты ведь не собираешься на них напасть? – спросил Соклей. Его голос по-мальчишески сорвался на последнем слове: он едва ли мог поверить в такую перспективу.

– Они догонят нас и протаранят, если мы попытаемся бежать, – ответил Менедем. – Это наверняка. А так у нас будет шанс.

– Крошечный шанс, – добавил Соклей.

Менедем думал точно так же, но ощерил зубы, изображая улыбку, и поинтересовался:

– У тебя есть идея получше, милый братец?

Помедлив мгновение, которое показалось ему вечностью, Соклей покачал головой.

Однако Менедем уже забыл о нем.

Все его внимание было теперь приковано к римской триере: полоса воды между двумя судами быстро сокращалась – теперь их едва ли разделяло несколько стадий. Менедем оторвал взгляд от триеры, чтобы быстро посмотреть – как там остальной римский флот. Другие суда по-прежнему плыли к устью Сарно. Их капитаны наверняка считали, что одной триеры с лихвой хватит, чтобы справиться с торговой галерой.

«Вот и прекрасно, мне это только на руку, – подумал Менедем. И вдруг усомнился: – А что, если они правы?»

Но тут же решительно тряхнул головой.

Он не мог сейчас позволить себе усомниться в победе, каким бы крошечным ни был шанс «Афродиты» против этого большого корабля. Если бы на его месте сейчас стоял Соклей, как бы он поступил? Менедем снова покачал головой. У него не было времени размышлять об этом.

Он наблюдал за римской триерой. То была катафракта: судно, имевшее полную палубу, какую имели большие суда – пятиярусники и четырехъярусники. Воины в бронзовых шлемах и корселетах и почти голые моряки бегали по палубе. Некоторые из них показывали на «Афродиту». Через разделяющее их водное пространство до Менедема слабо доносились их крики.

«Они гадают – что, Тартар, я затеваю? Может, думают, что я потерял рассудок. Я и сам хотел бы это знать. Вдруг я и впрямь его лишился?»

Приближаясь, триера с каждым биением сердца казалась все больше и свирепее. Ее таран, нацеленный прямо на судно Менедема, вспарывал море гладко, как рыло акулы. Весла вздымались и падали одновременно – почти гипнотическое зрелище. Однако наверняка этим гребцам далеко до его экипажа. Гребцы Менедема были куда искусней – но опять-таки у него всего сорок человек против ста семидесяти римлян.

Это позволяло варварам безнаказанно совершать множество ошибок… Тогда как у Менедема не было права ни на одну.

На палубу поднялись новые римские воины. Два судна теперь были так близко, что Менедем мог видеть, что эти воины вооружены луками. Поскольку лучники тоже нервничали, они начали стрелять задолго до того, как суда сошлись на расстояние полета стрелы. Одна за другой стрелы плюхались в море перед «Афродитой».

Но Менедем знал – обстрел не прекратится.

– Если кого-нибудь ранят и раненому будет трудно грести, – крикнул он своим людям, – пусть он бросит весло! А кто-нибудь из тех, что не на веслах, пусть заменит его как можно скорей! И, ради богов, все – слушайте мои команды и немедленно повинуйтесь! Тогда мы обязательно одолеем эту большую, уродливую, неуклюжую триеру! Вот увидите, мы сможем!!!

Гребцы приветственными криками встретили эту краткую речь.

Прежде чем заговорить, Соклей подошел поближе к Менедему (на этот раз он выказал больше здравого смысла, чем обычно) и негромко спросил:

– И каким образом мы сможем одолеть эту большую, уродливую, неуклюжую триеру?

– Увидишь.

Менедем изо всех сил старался выглядеть уверенно и чувствовать себя соответственно. Он похлопал двоюродного брата по руке.

– А теперь, о почтеннейший, будь добр, не путайся под ногами. Не закрывай мне обзор.

Случилось чудо – Соклей без споров отодвинулся.

Стрелы начали барабанить по доскам «Афродиты». Теперь корабли разделяло расстояние всего лишь в три плетра, и триера с акатосом быстро сближались.

Хотел бы Менедем иметь на баке катапульту, а не груду птичьих клеток. Несколько дротиков заставили римлян призадуматься! Конечно, катапульта слишком утяжелила бы нос акатоса, даже триера не могла позволить себе иметь на палубе машину такого веса.

Один из гребцов «Афродиты» взвыл от боли и рванулся прочь со скамьи; из его руки торчала стрела. Другой тут же занял его место.

«Афродита» едва ли замедлила ход.

Менедем потихоньку облегченно вздохнул.

От одного биения сердца до другого, казалось, проходила целая вечность. Взгляд Менедема был прикован к тарану римской галеры. Он почти мог прочесть мысли другого капитана.

«Если эти сумасшедшие торговцы хотят лобового столкновения, сейчас мы им такое столкновение устроим, – наверняка думал варвар. – Мое огромное судно легко опрокинет их суденышко, в этом нет сомнений».

Менедем меньше всего хотел лобового столкновения. Но он должен был заставить римского капитана думать так именно сейчас – думать так до самого последнего мгновения… Которое должно было наступить… примерно через… нет, прямо сейчас!

Закричал еще один раненый гребец, потом еще один.

Менедем не обратил на это внимания.

Он вообще ни на что больше не обращал внимания: лишь видел корпус атакующей вражеской триеры и чувствовал ладонями рукояти собственных рулевых весел.

Менедем едва заметно потянул за рукояти, повернув «Афродиту» влево как раз перед тем, как они с триерой должны были врезаться друг в друга, и в тот же миг оглушительно закричал:

– Весла правого борта убрать!

Так же слаженно, как они это делали во время тренировок, гребцы втянули весла внутрь. Вместо того чтобы врезаться в римскую триеру, «Афродита» скользнула вдоль ее борта, так близко, что можно было плюнуть с одного судна на другое. И корпус торговой галеры прошел по веслам правого борта триеры, ломая их, как нога человека ломает прутики на гриве игрушечной лошадки.

Гребцы на борту римского судна завопили, когда рукояти весел, внезапно сдвинутых силой куда более могучей, чем сила человека, стали их избивать. Менедем услышал два всплеска подряд: это римские моряки попадали в море; тяжелое вооружение утянуло их в водяную могилу.

Менедем улыбнулся свирепой волчьей улыбкой и хотел помахать врагам на прощание, но вспомнил, что ему нельзя снимать ладони с рукоятей рулевых весел.

«Афродита» скользнула мимо искалеченной триеры.

– Весла правого борта на воду! – закричал Менедем.

И его судно, целехонькое, отошло от корабля римлян.

Он посмотрел на восток. Остальной римский флот двигался к устью Сарно. Менедем был один на один с этим судном, которое пыталось его потопить.

Он сделал поворот и помахал человеку, стоявшему на рулевых веслах триеры. Парень смотрел через плечо на торговую галеру такими огромными глазами, каких Менедем еще никогда ни у кого не видел.

– Теперь можно сбавить темп, Диоклей, – сказал он начальнику гребцов. – Подожди, пока мы немного отойдем от этого вонючего варвара, а потом…

– Слушаю, слушаю, шкипер! – отозвался Диоклей.

Менедем никогда еще не слышал, чтобы он говорил таким уважительным тоном.

«И я заслужил это уважение, клянусь богами», – гордо подумал капитан «Афродиты».

– Что будешь делать теперь? – спросил Соклей.

– Собираюсь протаранить этого широкозадого катамита, вот что, – свирепо заявил Менедем. – Как выяснилось, римляне паршиво плавают на судах! Давайте-ка посмотрим, насколько хорошо они плавают без судов.

– Может, лучше не стоит? – сказал Соклей.

– Что?! – изумленно уставился на него Менедем, усомнившись, правильно ли он расслышал. – Ты спятил? С чего это я должен их щадить! Да эти ублюдки наши враги, так что пусть получат по заслугам!

Менедем потянул за рукояти рулевых весел, и нос акатоса повернулся и нацелился на триеру.

Римляне начали перетаскивать весла с уцелевшего левого борта на правый. Это рано или поздно позволит им уковылять прочь, хотя и не даст спастись от мстительной «Афро-диты».

– Они наши враги, все верно, – кивнул Соклей. – Но подумай сам – нам вообще невероятно повезло, что удалось так их покалечить!

– Дело не в одной только удаче, но еще и в хорошем экипаже, – прорычал Менедем. Он все еще жаждал мести.

– Согласен. Еще как согласен, – заверил брата Соклей. – Но теперь, когда нам один раз повезло, разве не будет излишне самонадеянным снова устремляться на этот проклятый корабль? Предположим, наш таран нанесет удар первым. Все их воины – кроме тех, кого мы сбросим в море, я имею в виду, – и все их гребцы вскарабкаются к нам на борт, и это будет конец всему.

Менедем фыркнул. Ему очень хотелось сказать двоюродному брату, что этого никогда и ни за что не произойдет. Однако, увы, такие вещи случались слишком часто, таран мог оказаться так же опасен для атакующего корабля, как и для его жертвы. И если бы подобное произошло, для «Афродиты» это и вправду было бы смертельно опасно, Соклей все сказал верно.

Менедем глубоко вдохнул, потом выдохнул и пару раз почти удивленно моргнул, как человек, внезапно очнувшийся после приступа жестокой лихорадки.

– Ты прав, – сказал он. – Терпеть не могу признавать это – но ты прав. Давай уберемся отсюда, пока все идет хорошо.

– Спасибо, – негромко проговорил Соклей.

– Я делаю это не ради тебя, – заявил Менедем. – Поверь, и не ради себя тоже. Я делаю это ради судна.

– Мы далеко от дома, вот лучшая причина для благоразумия, – заметил Соклей.

Менедем только пожал плечами, но прислушивающийся к их разговору Диоклей кивнул.

Менедем уже принял решение, но это еще не значило, что оно должно ему нравиться.

Римляне на палубе триеры тупо таращились на «Афродиту», когда она – целая и невредимая – прошла мимо их судна на расстоянии полета стрелы. Менедему показалось, что некоторые гребцы буквально с разинутыми ртами глазели на него.

– Получили сегодня небольшой урок, а? – крикнул он им, хотя римляне, наверное, все равно не понимали эллинского языка.

Гребцы Менедема вели себя далеко не так сдержанно: они осыпали врагов проклятиями, собранными по всему Внутреннему морю.

– Полагаю, теперь мы уже вряд ли двинемся в Неаполь, – заметил Соклей.

– Что? Почему нет? – удивленно спросил Менедем.

Его двоюродный брат ответил так, будто говорил с глупым ребенком:

– Потому что откуда нам знать, что это был единственный римский флот в округе? Предположим, в следующий раз за нами погонятся четыре триеры. Что мы тогда будем делать?

– О! – Менедем заморгал, задумчиво потер подбородок и наконец сказал: – Что ж, о почтеннейший, ты снова прав. Дважды за один день – не ожидал, что ты на такое способен.

Он ухмыльнулся возмущенному Соклею.

– Да, я об этом как-то не подумал. Был слишком занят этими ублюдками.

– И ты великолепно с ними справился, – заметил Соклей. – Я уж решил – нам всем конец.

«Я тоже так решил», – подумал Менедем. Вслух же он сказал:

– Если у тебя есть только два варианта – один плохой, другой еще хуже, – поневоле делаешь все, чтобы выжать максимум из плохого.

Менедем окликнул моряков:

– Опустите парус с реи! Мы снова двинемся на юг, и ветер по большей части должен быть попутным.

Люди ринулись выполнять приказ.

Они выполняли все его приказы в мгновение ока с тех пор, как Аристид заметил римские триеры. Еще недавно они поступали так из страха. А теперь…

«Теперь они беспрекословно слушаются потому, что восхищаются мной, – подумал Менедем. – И после того, что я сделал, это неудивительно».

– Жаль, что мы не можем высадиться и воздвигнуть здесь памятный трофей, – заметил один из моряков.

Эти слова заставили Менедема возгордиться еще больше.

– Варвары все равно не поймут, что это значит, – небрежно сказал он, – и просто разграбят наш трофей. У нас есть трофей получше – мы всегда будем помнить о своем триумфе.

– Верно, клянусь богами, – ответил Диоклей. – И еще у нас теперь есть история, за которую мы сможем получить выпивку в каждом винном погребке от Карии до Карфагена.

– Это правда, – согласился Менедем.

Но Соклей покачал головой.

– Я так не думаю.

– Что?! Почему?! – вопросил Менедем.

– История о том, как акатос искалечил триеру? – сказал Соклей. – Ну подумай сам, братец. Да кто поверит в такую байку?

Менедем на мгновение задумался, а потом серьезно покачал головой. Он сам ни за что бы не поверил в подобные нелепые россказни.

* * *

Соклей был рад, что они плывут на север, мимо острова Капрея. Он сомневался, что какой-либо римский флот, каким бы воинственным он ни был, осмелится подойти так близко к Великой Элладе. А после стычки с триерой возможность встречи с пиратским пентеконтором уже не пугала Соклея так, как раньше.

Двое моряков, легко раненных римскими стрелами, быстро пошли на поправку. Третий получил рану в живот. Хотя с виду все было не так уж страшно, у моряка начался сильный жар, и скоро стало ясно, что он не выживет.

Люди начали роптать: труп считался ритуально нечистым. Уж лучше иметь на борту нескольких раненых, чем труп.

– Что нам делать? – потихоньку пробормотал Менедем Соклею, не желая, чтобы его услышал кто-нибудь еще. – Они как будто забыли, что мы победили ту триеру.

– Давай положим его в лодку, – предложил Соклей. – Бедняга уже без сознания, ему все равно, а если мы так поступим, «Афродита» не будет считаться оскверненной, когда он умрет. А еще можно будет позвать жреца, когда мы зайдем в какой-нибудь порт, – пусть жрец совершит над лодкой обряд очищения. Ну, в крайнем случае купим новую.

Менедем уставился на брата во все глаза, потом встал на цыпочки и поцеловал его в щеку.

– Твоя голова, в конце концов, на что-то да годится… Тебя посещают умные мысли. Во всяком случае, изредка.

– Зачем тебе понадобилось добавлять последнюю фразу? – обиженно спросил Соклей.

– Затем, чтобы ты не возгордился, – ответил его двоюродный брат с озорной ухмылкой.

– Спасибо огромное за заботу, – сказал Соклей, что заставило Менедема ухмыльнуться еще шире.

Двое моряков опустили своего раненого товарища в лодку. Он и впрямь так погрузился в битву с невидимыми для других демонами, что едва ли заметил, как его туда положили. Моряки соорудили над беднягой навес из парусины, чтобы его не опаляло солнцем. Время от времени кто-нибудь спускался в лодку с черпаком, полным воды с вином. Однако раненый больше проливал, чем пил.

– Парус! – выкрикнул Аристид. – Парус впереди по правому борту!

Все так и подпрыгнули.

Сердце Соклея бешено заколотилось.

Когда впередсмотрящий в последний раз заметил парус, им чудом удалось спасти свои жизни, не говоря уж о своей свободе. Вместе со всей командой – поскольку «Афродита» двигалась под парусом, никто не сидел на веслах спиной к носу – Соклей тревожно вглядывался вперед.

Спустя несколько минут на него нахлынула волна облегчения.

– Это парус торгового корабля, – сказал он. – У военных галер паруса куда меньше.

Один за другим моряки закивали.

– Если на нас нападут торговцы – мы пропали, – ввернул Диоклей. И сам засмеялся гораздо громче, чем того заслуживала плоская шутка.

«Он смеется от радостного облегчения, только и всего», – подумал Соклей. Он и сам испытывал точно такие же чувства.

– Этот корабль от нас не убегает, – заметил Соклей некоторое время спустя.

– Да, – согласился Менедем. – Он меняет курс на северный. Если парусник развернется и пойдет по ветру, а затем проделает такой маневр еще три или четыре раза, он довольно быстро приблизится к цели. И, так как мы вообще-то не пираты, он побеждает в этой игре.

Соклей задумался – стал бы он сам рисковать жизнью и свободой ради выгоды? Вряд ли. Однако, пристально всмотревшись в торговое судно, он проговорил:

– Не думаю, что он ведет игру. Думаю, он нас узнал, и, кажется, я тоже его узнал. Разве это не корабль Лептиния?

Его двоюродный брат прищурился, вглядываясь в морскую даль.

– Ради всех богов, так и есть! – сказал Менедем. – Несмотря на то что ты много читаешь, твое зрение не стало хуже. Может, поставим тебя впередсмотрящим вместо Аристида?

– Не надо! – покачал головой Соклей. – Он чистая рысь – его глаза наверняка острее моих. И твои тоже, ты просто не такой внимательный, как я. – Он не собирался спускать двоюродному брату насмешку, замаскированную под комплимент.

Капитан потянул за рукояти рулевых весел, поворачивая «Афродиту» вправо, к крутобокому кораблю Лептиния.

– Я хочу подойти к нему на расстояние окрика и предупредить, – сказал Менедем. – Не хочу, чтобы он поплыл к Сарно, в Помпеи, и попал прямо в зубы к этим римским волкам.

Если это был не Лептиний или если он не узнал «Афродиту», тогда капитан торгового судна был полный дурак, раз позволил акатосу подойти к своему кораблю так близко. Но очень скоро Соклей увидел, что он не ошибся.

Лептиний снял одну руку с рукояти рулевых весел, чтобы помахать им. Он прокричал что-то, но Соклей не разобрал слов.

Приложив руку к уху, чтобы показать, что не слышит, он краешком глаза увидел, как то же самое сделал Менедем.

Лептиний закричал снова, и на сей раз Соклей понял его:

– Как вам понравилось в Помпеях?

– В Помпеях было здорово! – завопил в ответ Менедем. – Мы славно там поторговали! Но тебе лучше туда не идти!

– Что? Что ты говоришь? – спросил Лептиний. – Почему нет?

– Потому что сейчас там римский флот и римляне атакуют город и округу, вот почему, – ответил Менедем. – Если ты поплывешь туда, то сунешь голову прямо в пасть волку!

– Геракл! – изумленно воскликнул Лептиний. – Варварский флот! Не пиратский? Ты уверен? Как же вам удалось спастись?

Он задал столько вопросов, что ни один человек не смог бы враз ответить на все.

– То были и вправду римляне, – заверил Лептиния Соклей. – У них на парусах изображены волки.

А Менедем одновременно с двоюродным братом ответил на последний вопрос:

– Одна из триер погналась за нами, и мы покалечили ее, вот так и спаслись.

– Что ты сказал?! – переспросил Лептиний. И вовсе не потому, что не смог разобраться в двух голосах, звучащих одновременно. – Как вы сумели одолеть триеру на таком захудалом маленьком акатосе? Я не верю ни единому вашему слову!