Текст книги "По воле Посейдона"

Автор книги: Тсутому Сато

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)

– Знаю, мой дорогой. Я уже не раз видел их раньше. – Теперь Менедем говорил ядовито, может, потому что только что приоткрыл Соклею душу и теперь в этом раскаивался. – Однако я не буду немедленно менять курс.

– И правильно сделаешь, – согласился Соклей. – Что доказывает мой постулат: в море никогда ничего не происходит слишком быстро.

Менедем показал брату язык, и они оба рассмеялись.

Легко смеяться, когда остаешься с прибылью, когда плывешь прочь от опасных мест, а не к ним и когда – во всяком случае, так считал Соклей – возвращаешься домой.

* * *

– Думаю, на сегодня все, – сказал Менедем, когда «Афродита» встала у пристани в гавани Кротона.

– Я тоже так думаю, шкипер, – кивнул Диоклей. – Стой! – громко крикнул он, и гребцы сложили весла.

Два моряка швырнули канаты людям на пристани, и те быстро пришвартовали торговую галеру.

– Вы вроде бы уже были здесь этим летом, не так ли? – окликнул Менедема один из портовых рабочих.

– Верно, – подтвердил капитан «Афродиты». – Мы ходили к восточному берегу Италии, а потом – в Сиракузы вместе с флотом, который доставил туда зерно из Регия. Ты слыхал, что Агафокл высадился недалеко от Карфагена?

– Еще бы, – ответил рабочий. – Это требовало столько храбрости, что будьте-нате!

Соклей спросил с носа галеры:

– А ты знаешь, что случилось, когда римский флот напал на Помпеи? Мы были там и чуть не попали им в лапы.

– Ничего хорошего не случилось, по крайней мере, насколько я слышал, – ответил кротонец.

Несколько моряков хлопнули в ладоши с мрачным удовлетворением.

– Моряки и воины с судов рассыпались по округе, чтобы заняться грабежом, – продолжал рабочий, – а народ из всех ближайших городов – не только из Помпей, но и из Нолы, Новкерии и Акхеррхая – собрался и отогнал их обратно к кораблям. Римляне понесли большие потери.

Моряки снова захлопали в ладоши, некоторые издали радостные возгласы.

– Кое-кто говорит, – добавил местный, – что один римский корабль был покорежен торговым судном, но на эту байку меня не купишь.

– На твоем месте я бы тоже на такое не купился, – ответил Менедем серьезно.

Моряки «Афродиты» издевательски заухмылялись и прикрыли рты руками, чтобы не рассмеяться в открытую.

Рабочий с любопытством на них посмотрел, но поскольку никто из них не сказал ни слова, он пожал плечами и уже развернулся, чтобы уйти.

Однако в этот момент Соклей спросил:

– А случаем не знаешь, как почтеннейшему Гиппаринию понравились птенцы павлина?

– Так вы – те самые парни! – Кротонец возбужденно щелкнул пальцами. – Я так и думал, что это вы, но не был уверен. Вы знаете, что тут случилось? Знаете?

– Если бы мы знали, разве мы бы спрашивали? – Менедем был просто олицетворением благоразумия.

– И верно, откуда вам знать? Вы просто шайка грязных иноземцев, – выпалил кротонец.

Лицо Менедема вспыхнуло от гнева. Но не успел он высказаться, как местный продолжал:

– У Гиппариния была гончая – представляете, ее привезли сюда аж из самой Спарты, – и он гордился псом, словно родным сыном. Наверное, даже больше, потому что все его сыновья только и знают, что пить вино и трахаться. – Он помедлил. – О чем это я говорил?

– О птенцах павлина, – одновременно напомнили ему Менедем и Соклей.

– Ах, да! – Рабочий снова щелкнул пальцами. – Так вот, как я уже сказал, у него была гончая, славный пес по кличке Порыв.

«Гиппаринию, – подумал Менедем, – больше пристало бы иметь собаку по кличке Порядок».

– И этот Порыв, – продолжал кротонец, – как только увидел птенцов – так сразу и слопал одного, никто даже не успел крикнуть ему «фу!» или схватить пса. Вопли старого Гиппариния разносились по всему Кротону – от агоры до сторожевых башен на городской стене.

– Могу себе представить, – сказал Менедем. – Ничего страшного, его драгоценная гончая теперь стала еще драгоценней – она съела полторы мины серебра в один присест.

– Полторы мины? И только-то? – спросил местный.

– «И только-то»? – эхом отозвался Соклей, как будто не мог поверить своим ушам. – Ты шутишь?

– Да какие уж тут шутки, – ответил кротонец. – Гиппариний говорил, будто та несчастная маленькая птица стоила пять мин.

Менедем уже хотел рассказать парню, как Гиппариний попытался одурачить их при покупке птенцов, но тут Соклеем овладел приступ кашля, и он передумал.

Когда кротонец пренебрежительно отзывается о своем богатом соотечественнике – это одно дело, но чужеземцам лучше не ругать уважаемых граждан.

Еще немного поболтав, рабочий наконец ушел.

Соклей поспешил обратно на корму и взошел на ют.

– По-моему, нам нет никакого резона тут оставаться, – сказал он. – Гиппариний не был с нами особенно вежлив, когда мы виделись в последний раз. Теперь же благодаря проклятой собаке мы понравимся ему еще меньше.

– Да вдобавок мы еще выдали, сколько он на самом деле заплатил за птиц, – заметил Менедем.

– Да, и это тоже, – согласился Соклей. – Кроме того, мы уже продали тут все, что могли, еще в прошлый раз. Думаю, нам лучше завтра утром двинуться прямо к Каллиполю.

– Наверное, ты прав, – вздохнул Менедем. – Вот только ветер северный. Значит, придется лавировать или грести. В любом случае путь до залива займет два дня.

– Все было бы куда проще, если бы мы могли остановиться в Таренте, – заметил Соклей.

Менедем гневно посмотрел на него.

– Все было бы куда проще, если бы ты держал рот на замке. Мне уже осточертело об этом слышать!

Если бы Соклей продолжил развивать эту тему, Менедем задал бы ему по первое число, а потом бы догнал и еще добавил, но его брат только пожал плечами и сказал:

– Когда мы вернемся на Родос, мы оба будем рады отдохнуть друг друга некоторое время. – Он указал на север. – Ты можешь разобраться в тех облаках?

Рассмотрев облака, Менедем пожал плечами.

– Кто их знает. Сомневаюсь, что они грозят бедой. А ты как думаешь?

– Так же, – ответил Соклей. – Но я знаю, что у тебя нюх на погоду лучше.

Так оно и было, но на месте Соклея Менедем не признался бы в этом так небрежно, как и в некоторых других вещах. Он присмотрелся к ветру, пытаясь выведать его секреты.

– Думаю, мы попадем в дождь, если ветер не переменится. Но это будет всего лишь моросилка. До равноденствия штормов быть не должно.

– Вот и хорошо, – сказал Соклей. – Я надеялся услышать что-нибудь в этом роде. Теперь я спокоен, ты ведь у нас крупный специалист по погоде.

Менедем почувствовал гордость и гордился собой до тех пор, пока не вспомнил, как любит иронизировать его двоюродный брат.

* * *

Соклей проснулся перед рассветом. Небо на востоке только-только начало изменять цвет с серого на розовый, но не на ярко-красный.

Соклей слегка успокоился: ярко-красный рассвет стал бы предзнаменованием непогоды. Он посмотрел на северную часть небосклона. Теперь там было больше облаков, чем вчера, хотя и ненамного.

За его спиной Менедем сказал:

– Погода была бы мне больше по душе, если бы нам, скорее всего, не предстояло заночевать в море.

Соклей уставился на него.

– Я и не знал, что ты проснулся.

– Да, проснулся. – Менедем посмотрел через пирс на темную массу домов, лавочек и храмов, из которых состоял город Кротон.

– Боишься, как бы не появился Гиппариний с армией головорезов? – спросил Соклей.

– С армией головорезов и с гончей, отведавшей крови павлина. – Хотя Менедем произнес это легкомысленным тоном, но Соклей сомневался, что он шутит.

Поэтому его не удивило, что Менедем принялся трясти моряков, чтобы их разбудить.

– Давайте, ребята, – говорил он, – чем скорее мы выйдем в открытое море, тем лучше.

– Кто так сказал? – зевая, поинтересовался сонный моряк.

– Твой капитан, вот кто, – ответил Менедем.

– И твой тойкарх, – добавил Соклей, присовокупив свой обол к драхме авторитета двоюродного брата.

Диоклей сел на банке, на которой спал.

– И твой келевст, – сказал он.

Формально он был ниже чином, чем Соклей, но для моряков его слово имело больший вес.

«Афродита» благополучно покинула Кротон: Гиппариний так и не появился, ни один, ни в компании головорезов.

– Наилучшие прощальные пожелания городу – и пусть склюют вороны и Гиппариния, и его голодную гончую! – весело сказал Менедем.

Ветер продолжал менять направление: дул то с севера, то с северо-запада. При северо-западном ветре «Афродитой» было легко управлять, но всякий раз, как он менялся на северный, Менедему приходилось лавировать, прокладывая курс зигзагом, ловя ветер сперва с одной стороны, потом с другой. С натужными возгласами моряки перекидывали рей до тех пор, пока он не поворачивался на четверть румба и парус не наклонялся навстречу ветру. То была медленная работа, и вряд ли тут можно было говорить о точном курсе.

– Надеюсь, мы заметим Каллиполь, когда окажемся неподалеку, – сказал Соклей.

– Пока я веду судно на северо-восток, я где-нибудь да наткнусь на материк, – ответил Менедем. – А потом мы сможем пойти вдоль берега, пока не достигнем острова.

– Наверняка существует способ точнее находить путь в море, – заметил Соклей. – Другое дело, что он нам не известен.

– Если бы ты его знал, ты стал бы богачом на зависть Крезу. Все капитаны в мире купили бы у тебя эти сведения.

– Купили бы или попытались украсть. – Соклей указал на север. – Смотри, те облака надвигаются.

– Думаю, в конце концов они перестанут просто шляться вокруг да около, – грустно проговорил Менедем. – И когда они наконец закроют солнце, я вообще перестану толком понимать, куда же мы плывем. Вот еще один минус плавания в открытом море, откуда не видно земли.

– Во время последнего такого перехода мы чуть не потонули в шторм, – заметил Соклей. – Хотел бы я знать, не оскорбил ли ты невольно одного из богов.

Он сказал это шутя, и все равно Менедем сплюнул в подол туники, а Диоклей потер свое отводящее беду кольцо.

– Не следует говорить таких вещей, – пробормотал келевст достаточно громко, чтобы его услышал Соклей.

Вскоре начался дождь. Когда Соклей посмотрел туда, где, как он полагал, находится северо-восток, он не многое смог там разглядеть. Пожалуй, даже неплохо, что они сейчас далеко от земли: при такой плохой видимости ему вовсе не хотелось найти землю в самом неожиданном месте.

Менедема, должно быть, тревожили похожие мысли.

– Аристид, иди на нос! – велел он. – Ты ведь у нас самый зоркий.

– Хорошо, шкипер. Но вряд ли где-то рядом есть берег, – ответил моряк.

– Я тоже так не думаю. Но не хочу нарваться на неприятный сюрприз, – ответил Менедем. – Кроме того, ты сможешь присматривать за рыбачьими лодками и торговыми судами. В такую погоду на пути может внезапно появиться что угодно, и опомниться не успеешь.

Аристид кивнул.

– И то правда.

Он двинулся к баку.

Соклей сморгнул: дождь бил ему прямо в глаза. Он ничего не мог толком рассмотреть, и это навело его на мысль.

– А может, заодно также послать на нос еще кого-нибудь с лотом?

– Ты прав, это не помешает, – согласился Менедем и отдал необходимые распоряжения.

Грузило упало в море, и вскоре моряк, державший лот, крикнул:

– Нет дна на расстоянии ста локтей!

– Мы все еще на середине залива, – пробормотал Менедем. И крикнул; – Спасибо, Никодром!

Моряк помахал, чтобы показать, что слышал.

Дождь лил весь день. Со слегка намокшим парусом работать было легче, чем с сухим: вода пропитывала ткань, и ее уже не продувал насквозь ветер. Но сильно намокший парус становился слишком тяжелым, чтобы надуваться. Он почти безжизненно свисал с рея, словно выстиранное белье с ветви оливы.

Менедем посадил людей на весла, чтобы «Афродита» продолжала плыть.

– Определяешь курс по ветру? – спросил Соклей.

– А ничего другого мне сейчас и не остается, – ответил Менедем. – Если ветер будет продолжать дуть слева, а не прямо в лицо, мы не можем слишком сильно сбиться с курса.

– Звучит разумно, – сказал Соклей.

«Однако далеко не все, что звучит разумно, оказывается верным», – добавил он про себя и пожалел, что ему в голову пришла такая мысль.

Настоящий шторм так и не разразился. Волнение на море было небольшим, вот только все время шел дождь – раздражающий моросящий дождь, напоминавший о том, что сезон мореплавания вот-вот закончится. И впрямь пора было отправляться домой.

Темнота наступила раньше, чем ожидал Соклей. Дождь все лил и лил, отчего в ночи казалось еще неуютней и тоскливей, чем в сухую погоду.

– И как мы будем спать? – спросил Соклей.

– Завернись в гиматий, как египетская мумия, – сказал Менедем. – Укройся с головой, тогда не промокнешь.

– Да уж конечно – пока гиматий не промокнет насквозь, – ответил Соклей.

– К тому времени ты уже уснешь и ничего не заметишь, пока не настанет утро.

Менедем говорил в своей обычной манере – как будто у него имелись ответы на все вопросы.

А поскольку у Соклея своих ответов не было, он попытался последовать совету двоюродного брата. Некоторое время юноше казалось, что ему это удается: толстая шерсть гиматия неплохо отталкивала воду. Он как раз начал по-настоящему засыпать, когда заметил, что промок. Это разбудило Соклея, и он потратил немало времени, чтобы снова заснуть. В паре локтей от него храп Менедема легко заглушал шум дождя – что тоже отнюдь не способствовало отдыху.

* * *

Когда Соклей проснулся на следующее утро, все еще шел дождь. Соклей почувствовал, что почти задохнулся в мокрой шерсти, распутал плащ, сел и протер кулаками глаза, пытаясь убедить себя, что это просто кошмарный сон. Не преуспев в своих усилиях, он безропотно приготовился к долгому мокрому дню.

Менедем уже был на ногах.

– Привет, – улыбнулся он двоюродному брату. – Прекрасное утро, не правда ли?

– Ничего подобного!

Соклей часто был склонен ворчать перед завтраком. Скверная ночь и мокрая одежда не помогли ему излечиться от этой привычки.

Услышав пессимистичный ответ, Менедем улыбнулся еще шире.

– Зато подумай только, о почтеннейший, сегодня ты сможешь пить вино, не разбавляя его собственноручно водой!

В ответ на предложение Соклея сделать со своим вином то-то и то-то Менедем только расхохотался.

Вино, разбавленное водой из кувшина и дождевой водой, помогло Соклею согреться и примирило его с тем, что пришлось встать. Оливки оставались оливками, ели их под дождем или под ясным солнечным небом. Но сегодня Соклею пришлось проглотить свой хлеб в спешке, прежде чем тот успел намокнуть.

– Давайте, ребята, – окликнул Менедем команду. – Нам придется поработать больше, чем я ожидал, и это очень скверно, но если мы вовремя управимся, то сегодня ночью будем спать в тепле.

И он негромко добавил, обращаясь к Соклею:

– То есть если выйдем к материку вблизи от Каллиполя.

Большую часть дня Соклей провел в размышлениях – поймут ли они, что добрались до материка, прежде чем на него наскочат. Дождь продолжал хлестать, словно стояла середина зимы, а ведь еще даже не наступило равноденствие. Вскоре после полудня – во всяком случае, Соклей считал, что недавно миновал полдень, но он слишком устал, чтобы это уточнять, – в поле зрения появилась рыбацкая лодка.

Менедем заорал:

– Как отсюда попасть к Каллиполю?

– Думаю, это в ту сторону, – указал рыбак. – Но голову на отсечение я бы не дал… Раненько в этом году начались дожди!

– И то верно! – согласился Менедем. – Спасибо, друг. – Он повернулся к Соклею. – Если я не ошибся в расчетах еще больше, чем думаю, рыбак указал почти на восток.

– Слишком легко сбиться, когда нет ничего, по чему можно сверить курс, – заметил Соклей.

– Ну, в принципе, да.

Однако, судя по тону Менедема, он не был убежден, что плывет правильно. Он так же гордился своим умением управлять судном, как Соклей – своими историческими познаниями.

«Только Менедем, в отличие от меня, всегда предпочитает то, из чего может извлечь реальную пользу», – подумал Соклей.

Ближе к вечеру погода наконец начала улучшаться.

– Земля! – выкрикнул Аристид. – Земля прямо по курсу, и земля справа по борту!

Соклей тоже увидел землю, как и все остальные на «Афродите».

Акатос находился в сорока-пятидесяти стадиях от берега, налететь на который ему не грозило.

К удивлению Соклея, очертания берега впереди показались ему знакомыми. У него ушло мгновение, чтобы вспомнить почему. Потом, повернувшись к Менедему, он сказал:

– Разве не здесь мы избавились от Алексидама после того, как тот пытался украсть павлиньи яйца?

– Ух ты, а ведь точно! – воскликнул Менедем, как следует вглядевшись в берег.

– Я почти ожидал увидеть его в Таренте – с копьем в одной руке и со щитом в другой, алчущего отомстить за то, что мы вышвырнули его с судна, – сказал Соклей.

– Алексидама, должно быть, прикончили грязные самниты, прежде чем он добрался до полиса, – ответил Менедем. – Не могу сказать, что сожалею об этом. Хуже вора на борту может быть только человек с заразной болезнью.

– Как далеко мы от Каллиполя? – поинтересовался Соклей.

– До него пара сотен стадий, может, немного больше, – ответил его двоюродный брат. – Если я хорошо помню эту часть берега, мы примерно на полпути между Тарентом и Каллиполем.

– Мы сможем добраться туда к ночи?

– Сомневаюсь. – Менедем тяжело вздохнул и сделал такое движение, словно собирался пнуть камень, которого на борту не было. – Я не рассчитывал провести в море две ночи подряд, но я не хочу вытаскивать «Афродиту» на берег.

– Да уж надеюсь, что нет. – Соклей содрогнулся при мысли о том, что они потеряют все серебро, заработанное тяжким долгим трудом.

И все члены команды, слышавшие их разговор, закивали, показывая, что они тоже против того, чтобы высаживаться на берег.

– Это все из-за дождя, – сказал Менедем. – Без него мы бы двигались быстрей и я бы ориентировался лучше.

– Может, задержка сослужит нам неплохую службу, – утешил его Соклей. – У нас появится возможность обсушиться, и мы не будем походить на оборванцев, когда войдем в порт.

– У нас осталось не так уж много товаров на продажу, так что нечего об этом беспокоиться.

– Но мы когда-нибудь можем вернуться туда снова, – возразил Соклей. – Люди нас вспомнят. Они всегда запоминают то, что их шокирует.

Соклею не требовалось читать никакие истории, чтобы это знать, однако Менедем в ответ лишь легкомысленно пожал плечами.

«Он думает только о настоящем моменте, – с тоской понял Соклей. – Наверное, поэтому и попадает в беду с женщинами так часто».

Ему и в голову не приходило поразмыслить – а какого мнения Менедем о нем самом?

Они не добрались до Каллиполя к закату, поэтому бросили якорь в виду берега. Команда слегка поворчала на этот счет, что удивило Соклея. Спрашивается: где логика? Они только что ясно дали понять, что боятся рисковать, высаживаясь на берег, но и оставаться в море им тоже не по душе. А чего же тогда они хотят? Соклей представил себе, как «Афродита» плывет в воздухе в нескольких локтях над землей. Такой корабль мог быть у Дедала с Икаром, но где простому человеку раздобыть такое судно?

Менедем рассуждал более практически:

– Я не хотел проводить ночь в Каллиполе, но, думаю, все-таки лучше будет там заночевать, чтобы дать людям возможность выпить и покутить.

– Отлично придумано, шкипер, – одобрил Диоклей.

Если начальнику гребцов подобная идея пришлась по душе, Соклей не собирался с ним спорить.

* * *

Когда на следующее утро они достигли Каллиполя, оказалось, что он лежит на острове совсем рядом с италийским материком, точно так же как Ортигия располагалась неподалеку от Сицилии. Каллиполь, однако, никогда не расширял свои владения, подобно Сицилии. Он оставался таким же, какими были в свои ранние дни многие колонии Великой Эллады: эллинским форпостом на краю земель, кишащих варварами.

Несмотря на свое название, Каллиполь не произвел на Соклея впечатления очень красивого города. Он так и сказал Менедему, и тот засмеялся в ответ.

– А как бы ты хотел, чтобы его назвали? Какополь? То-то жители повеселились бы, пытаясь завлечь поселенцев в город с таким названием, верно? Уродоль?

– Хорошо, я понял твою мысль, – сказал Соклей. – Но если бы ты нашел землю, состоящую сплошь из снега и льда, неужели ты назвал бы ее Зеленой землей?

– Представь себе, назвал бы, если бы хотел, чтобы там поселился кто-нибудь, кроме меня, – ответил Менедем. – Но я – истинный родосец. Я не хочу даже думать о льде и снеге, не говоря уж о том, чтобы жить среди них.

– Когда я жил в Афинах, там шел снег, – произнес Соклей. – Это было красиво, но – Зевс! – так холодно.

Он задрожал, вспомнив об этом.

– Здесь о снеге можно не беспокоиться, – заметил Менедем. – Ну ладно, перейдем к делу: у нас есть вино и шелк. Давай посмотрим, сумеем ли мы их сбыть. И… – Он помахал пальцем перед носом Соклея. – Не стоит говорить жителям Каллиполя, что мы думаем об их городе.

– Понятно, – ответил Соклей. – Лучше отпускать им комплименты.

Его двоюродный брат засмеялся.

– Ну да! Зеленая земля и все такое прочее!

Когда они оказались на узких, продуваемых всеми ветрами улочках, Каллиполь понравился им еще меньше, чем издали. Поскольку остров был не очень большим, а люди жили на нем уже века, местные использовали каждый палец свободного пространства. Многие из домов имели два-три этажа; они наклонялись друг к другу, нависая над улицами и делая их еще более тесными, темными и вонючими.

Это поразило Соклея в первую очередь. Вскоре у него нашелся еще один повод для удивления.

– Ты заметил, что здесь никто не улыбается? – спросил он двоюродного брата. – У всех здесь хмурые лица.

– А чему им радоваться? – ответил Менедем. – Если бы ты жил в захудалом маленьком городишке на краю света, разве ты был бы счастлив? Они, наверное, гадают, не нападут ли на них завтра или послезавтра варвары.

Так как, скорее всего, Менедем был прав, Соклей больше не развивал эту тему.

Им пришлось спросить, как пройти на агору. По пути на рынок братьям попалось несколько компаний наемников: некоторые из воинов были эллинами, другие – италийцами в самых обычных шлемах, но в странных, почти треугольных кирасах; с точки зрения Соклея, такие кирасы почти не прикрывали грудь. Наемники выглядели ничуть не радостнее, чем простые жители Каллиполя, и Менедем не преминул указать на это Соклею.

Рыночная площадь выглядела больше, чем была на самом деле. Дома вторгались в нее со всех сторон, как сорняки, осаждающие поле. Люди здесь покупали и продавали, теснясь друг к другу в тени зданий. Наемники и завсегдатай то и дело оглядывались через плечо, словно боялись, что стоит им отвернуться, как вырастут новые дома.

– Прекрасное вино с Хиоса! Прозрачный шелк с Коса! Душистые родосские благовония! – Голос Менедема звонко разносился над агорой, отдаваясь эхом от стен, которые, казалось, наклонялись к нему со всех сторон.

Люди глазели на него с удивлением, явно гадая, кто этот громкоголосый незнакомец. Менедем один поднимал больше шума, чем дюжина местных.

– Клянусь египетской собакой, – пробормотал Менедем, – я думаю, все они тут тени, как души мертвых в «Одиссее».

– Прекрасное вино и прозрачный шелк могли бы оживить кого угодно. Эти люди просто не умеют получать удовольствие от жизни, – заметил Соклей.

Менедем бросил на него насмешливый взгляд.

– От кого я такое слышу? Не ты ли, милый братец, готов стукнуть меня по голове всякий раз, как я отправляюсь повеселиться?

– Да, я действительно считаю, что надо радоваться жизни, – ответил Соклей. – Просто, видишь ли, всему свое место и время, а ты не имеешь ни малейшего понятия, чем и где следует заниматься.

– По-моему, ты просто завидуешь. Затем и ведешь эти мудреные разговоры – чтобы скрыть свою зависть, – заявил Менедем.

Невнятный протест Соклея был тут же заглушён громким голосом его двоюродного брата, который вновь принялся расхваливать свои товары.

А Соклей призадумался: а что, если Менедем прав? Он надеялся, что нет, но не был в этом абсолютно уверен, что его беспокоило.

Однако вскоре Соклею стало некогда предаваться размышлениям. На этой тихой агоре дерзкие, пронзительные крики Менедема привлекли куда больше покупателей, чем привлекли бы, скажем, на Родосе. Портной и хозяин борделя поссорились из-за шелка, который Соклей принес с «Афродиты». И только когда их заверили, что шелка хватит им обоим, эти двое перестали сверкать глазами и рычать друг на друга.

Хозяин борделя в конце концов купил и благовония, как братья и рассчитывали.

Когда человек в великолепном хитоне спросил:

– Не позволите ли попробовать ваше прекрасное вино? – Соклей и Менедем переглянулись в замешательстве.

Они не захватили на агору амфору с вином. Да, они толковали о том, чтобы попытаться продать ариосское в Каллиполе, но, честно говоря, не верили, что такое удастся. Эх, надо же так опростоволоситься! От какого-нибудь оборванца Соклей просто отмахнулся бы, но этот житель Каллиполя выглядел так, будто мог позволить себе купить все самое лучшее.

– Если вы будете так добры подождать здесь, господин, я принесу амфору с нашего судна. Я быстро.

– Вы должны были иметь амфору под рукой, – отозвался местный.

Так как он был прав, Соклей только кивнул – и поспешил прочь.

Никто на борту «Афродиты» не горел энтузиазмом водружать амфору на носильный шест и волочь ее на агору, но Аристид с Телефом все же взялись за дело. По дороге на рыночную площадь Телеф угодил ногой в яму на грязной улице и споткнулся. Шест соскользнул с его плеча. Только благодаря отчаянному броску Соклея амфора не разбилась.

– Вовремя ты успел, – похвалил его Аристид, когда Соклей помог Телефу вновь пристроить ношу на плече.

– Я просто представил, как отреагирует Менедем, если мы вернемся на агору с несколькими черепками и скажем покупателю, чтобы он не стеснялся облизать их, – ответил Соклей.

Аристид и Телеф засмеялись, но Соклей вовсе не шутил. Вернувшись на площадь, они воткнули заостренный конец амфоры в грязь. Соклей соскреб с пробки смолу и вытащил ее. Им пришлось, как и в Помпеях, одолжить чашу у местного горшечника, и Соклей сделал мысленную зарубку: в следующий раз обязательно надо иметь свою чашу. В то же время он боялся, что начисто забудет об этом, как только «Афродита» поплывет прочь от Каллиполя.

Местный пригубил вино и, как ни пытался, не смог сохранить каменное выражение лица.

– Должен признаться, вино стоило того, чтобы его подождать, – сказал он. – Сколько вы хотите за амфору?

– Шестьдесят драхм, – ответил Менедем: точно так же он отвечал и в Помпеях.

Однако этот эллин взвыл громче, чем любой из помпейцев. Начался торг, который был уже в самом разгаре, когда кто-то заорал:

– Вы, сукины сыны! Вы, широкозадые ублюдки, пожиратели грязи! – куда громче, чем Менедем расхваливал достоинства своего шелка, вина или благовоний, – другими словами, достаточно громко, чтобы заглушить все остальные голоса на агоре.

– Ого! – тихо проговорил Соклей.

Он был искренне изумлен.

Они с Менедемом не раз размышляли на досуге, что же случилось с вороватым наемником Алексидамом. Теперь они это выяснили. И хотя Соклей всегда стремился к знаниям, в данном случае он предпочел бы остаться в неведении.

– Вышвырнули меня со своего вонючего судна, вот как? – закричал Алексидам еще громче. – Оставили меня на съедение варварам, да?

При нем не было копья, но он вытащил меч и ринулся к своим обидчикам.

У Соклея меча не было. У Менедема тоже.

Два других моряка с акатоса также не захватили с собой оружие – ведь они направлялись не к варварам, а в город, населенный эллинами. Спрашивается: если уж не там, то где же тогда вообще можно чувствовать себя в безопасности?

«Нигде», – пронеслось в голове Соклея.

– Остановите его. – воскликнул кто-то.

Но никто, казалось, не горел желанием заступить дорогу Алексидаму. Да и какой безоружный человек захочет попытаться остановить того, у кого в руке – меч, а в глазах – жажда убийства?

«К тому же все вокруг слышали выкрики Алексидама и наверняка поняли, что у него имеются веские причины для мести…»

Иногда Соклею хотелось, чтобы он не умел становиться на точку зрения другого.

– Всего хорошего, – сказал житель Каллиполя, который только что торговался с Менедемом.

Его отступление было таким стремительным, что ему позавидовал бы спринтер на Олимпийских играх или на любом другом спортивном празднике.

Когда Соклей оглянулся, чтобы попросить помощи у Аристида и Телефа, он не увидел последнего – и выругался себе под нос. Мало того что этот парень спотыкается на ровном месте, так он еще и убегает, когда пахнет бедой. Ну и скатертью ему дорога!

– Сукины дети! – снова взревел Алексидам. – Никчемные катамиты!

Когда взбешенный наемник ринулся к ним через агору, у Аристида сделался такой вид, будто он готов был кинуться вслед за Телефом. Коли уж на то пошло, у Менедема тоже. Двоюродный брат Соклея был знаменитым бегуном и не раз выигрывал забеги на короткие дистанции.

«Я бы тоже не прочь убежать, – подумал Соклей. – Но меня он наверняка догонит. А умереть от удара в спину недостойно настоящего мужчины».

Откровенно говоря, Соклей вообще не хотел умирать.

И, поскольку бегство все равно бы его не спасло, он наклонился, поднял с земли камень и изо всех сил швырнул его в Алексидама. Если бы Соклей промахнулся, ему пришлось бы плохо – однако об этом он подумал уже потом.

Но в тот момент Алексидам был всего в трех или четырех шагах от него, и Соклей едва успел вообще-то что-то сделать. Камень попал наемнику прямо в нос. От хлюпающего звука удара у Соклея все перевернулось в животе. Кровь хлынула из плоского перебитого носа, уже украшенного шрамом. Алексидам оглушительно взревел от боли. Он продолжал идти, но его руки – в одной из которых он по-прежнему сжимал меч – поднялись к лицу.

Менедем прыгнул на него.

Соклей вывернул правую руку наемника и выхватил из нее меч; Аристид присоединился к потасовке.

Втроем они быстро справились с наглецом. Помогая удерживать Алексидама на земле, Соклей слышал вокруг разговоры жителей Каллиполя.

– Не следует ли их схватить? – спросил кто-то.

– Не вижу причин, – ответил другой местный. – Они только защищались. Насколько я видел, на них напали без всякой причины.

Соклей почувствовал немалое облегчением, услышав, что остальные соглашаются с этим человеком.

Третий местный сказал:

– Если воин и правда считал, что с ним нечестно обошлись, ему следовало отвести обидчиков к судье, а не пытаться их зарезать.

Это вызвало новые одобрительные возгласы.

– Этот детина ведет себя так, будто он италиец или дикий кельт! – добавил какой-то парень.

– Я и не подозревал, что ты умеешь так метко бросать камни, – сказал Менедем, и Соклей, перестав прислушиваться к разговорам вокруг, ответил:

– Я и сам этого не подозревал.

Менедем рассмеялся.

– У меня не было выбора, – продолжал Соклей. – Если необходимо – бросай! – То было перефразированием гомеровского «Если необходимо – беги!».

– Понятно. – Судя по улыбке Менедема, он сразу узнал цитату и признал кроющуюся в ней истину. – Забери-ка меч этого типа, Аристид. Не хватало еще, чтобы оружие снова попало к нему в руки.