Текст книги "По воле Посейдона"

Автор книги: Тсутому Сато

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

– Не хотите, как хотите. Найдем других.

Оба наемника с ворчанием пошли прочь.

– Ты бы хоть поторговался, что ли, – заметил Менедем. – А то останемся совсем без пассажиров.

– Не останемся, – ответил Соклей. – Думаю, мы сможем взять пять или шесть пассажиров – каждый заплатит по двенадцать драхм, а больше нам и не надо. Если увижу, что для них это слишком дорого, немного снижу цену. Но я не хочу сбавлять ее слишком поспешно.

– Полагаю, ты прав, – согласился Менедем. – Не следует уподобляться девушке, слишком легко расстающейся со своей девственностью.

– Это верно.

Сравнение показалось Соклею подходящим. Здесь вообще-то были бы уместны и другие сравнения, но он не удивился, что его двоюродному брату пришло на ум именно это.

Наряду с хижинами и палатками лагерь наемников на Тенаре мог похвастаться также тавернами и лавчонками, торгующими съестным, а еще лавками, где продавались доспехи и мечи. Соклей и Менедем зашли в некоторые из этих заведений и дали знать их владельцам, что «Афродита» бросила якорь в здешних водах, объяснив, куда она потом направляется. Весть об этом распространится по лагерю быстро.

Когда хозяин одной из таверн услышал, что они идут с Хиоса, он удивил Соклея, спросив, не привезли ли они вина, а потом удивил еще больше, заплатив двадцать пять драхм за амфору ариосского почти без стонов и жалоб.

– Я с лихвой возмещу эти расходы, – пояснил он. – Бьюсь об заклад, что возмещу. Некоторые здешние парни требуют самое лучшее вино и не пьют ничего другого. Им плевать, сколько они за него заплатят.

Чтобы отпраздновать сделку, он налил братьям далеко не лучшего вина. Едва они успели сделать по глотку, как вдруг земля у них под ногами вздрогнула. Хлипкие стены таверны мгновение тряслись, потом все стихло.

– Землетрясение! – воскликнул Соклей – его отрывистый возглас был похож на собачий лай. – Но не сильное!

– Хвала богам, – отозвался хозяин таверны, и все остальные в комнате, включая Соклея и Менедема, кивнули в знак согласия.

Хотя землетрясение и впрямь было не сильным, сердце Соклея оглушительно стучало. Если земля начинала трястись, никогда нельзя было сказать, скоро ли это прекратится. В большинстве случаев все и вправду кончалось быстро, вот как сейчас, но землетрясение могло возобновиться и усилиться, а иногда становилось таким разрушительным, что способно было сровнять с землей целый город. Все жившие на побережье Внутреннего моря слишком хорошо это знали.

– Налей мне еще вина, – попросил Менедем.

Когда хозяин таверны вручил ему чашу, он выплеснул немного вина на пол, совершив либатий.

– Это – Колебателю земли, чтобы на сей раз он тряс землю не слишком сильно. А остальное – мне. – И Менедем осушил чашу.

– Это спартанское проклятие, вот что это такое, – заявил хозяин таверны.

– Какое проклятие? – не понял Менедем.

Соклей ответил раньше трактирщика:

– Давным-давно, еще до Пелопоннесской войны, несколько илотов укрылись в храме Посейдона на этом мысе. Спартанцы вытащили их из храма и убили. Вскоре после этого сильное землетрясение почти сровняло Спарту с землей. Многие тогда считали, что это месть Посейдона.

– Откуда ты знаешь? – уставился на него хозяин таверны. – Ты же вроде говорил, что ты родосец.

– Я родосец, – подтвердил Соклей.

– Он, должно быть, где-нибудь об этом вычитал, – пояснил Менедем. – Он у нас много всего читает.

Соклей затруднялся сказать, что сквозило в улыбке его двоюродного брата: гордость или насмешка? «И то и другое», – решил он.

– Снова небось твой приятель Геродот? – спросил Менедем.

– Нет, это исторические сочинения Фукидида, – ответил Соклей.

– Исторические сочинения, – благоговейно произнес хозяин таверны. – Грамота – ну разве это не чудо? Я сам не больно-то силен в чтении и письме, да мне это не особо и нужно, но все равно – разве грамота – это не чудо?

– Разве грамота – это не чудо? – с озорным видом эхом повторил Менедем, когда они с Соклеем двинулись к ближайшей лавочке, торгующей съестным.

– Да заткнись ты, – не выдержал Соклей, что лишь еще больше развеселило его двоюродного брата.

Соклей раздраженно продолжил:

– Натурфилософы считают, что в землетрясениях виноват вовсе не Посейдон, а что это такое же явление природы, как волны, гонимые ветром.

– Вряд ли я смогу в это поверить, – сказал Менедем. – Волны и ветер – тут все ясно, а что может вызвать землетрясение?

– Никто не знает этого наверняка, – ответил Соклей. – Но существует гипотеза, будто бы газ движется через подземные каверны и это толкает землю то туда, то сюда.

Он всегда находил это предположение вполне здравым и логичным. Менедем, однако, воспринял его совсем иначе. Он издал такой восхищенный вопль, что несколько проходивших мимо наемников резко обернулись и уставились на него.

– Земля пускает газы! Вот это да! Ловко придумано! Вместо Колебателя земли Посейдона мы получим Киамоса – Земляного Пердуна, Поклонимся же ему! – И он выставил зад.

– Никому и в голову не приходило объявлять божеством боб, пока ты только что этого не сделал, – сурово ответил Соклей, борясь с желанием пнуть двоюродного брата в ту часть тела, которую он выставил. – Порой ты критикуешь мой образ мыслей, но сам, оказывается, куда больший богохульник, чем я. Знаешь, что я тебе скажу? Видно, ты начитался Аристофана, и у тебя все перемешалось в голове.

Менедем запротестовал:

– Ничего подобного. И я объясню тебе почему. Аристофан шутя высмеивает богов, и точно так же поступаю я. Но когда ты говоришь, что не веришь в них, ты не шутишь.

Соклей фыркнул. В этом было больше правды, чем ему самому хотелось бы признать.

Вместо того чтобы подтвердить правоту Менедема, он сказал;

– Пошли, дадим знать тому парню, что ищем пассажиров.

– Хорошо! – Менедем издал неприличный звук. – Земляной Пердун! – захихикал он.

Соклей пожалел, что вообще заговорил о естественных причинах землетрясений.

Чтобы хоть как-то отомстить – а может, и в порядке искупления, – он чуть ли не волоком притащил Менедема в храм Посейдона.

Так и есть – среди пожертвований стояла статуя, изображавшая Ариона верхом на дельфине.

Соклей поцокал языком.

– Она не такая прекрасная, как я думал. Видишь, какой застывшей и старомодной она выглядит?

– Арион выпрыгнул из моря уже давно, – рассудительно заметил Менедем. – Не можешь же ты ожидать, чтобы статуя выглядела так, будто скульптор изваял ее только вчера?

– Думаю, ты прав, – ответил Соклей. – Но все равно…

– Нет. Даже не начинай, – сказал Менедем. – Если бы даже ты возлег с Афродитой, то наверняка бы жаловался, что она оказалась не так хороша в постели, как ты ожидал.

«Если бы я возлег с Афродитой, то это она бы жаловалась, что я оказался не так хорош в постели, как она ожидала, – подумал Соклей. – Хотя, может, и нет. Она ведь богиня и знала бы наперед, что я из себя представляю, верно?»

Он почесал в затылке и, поразмыслив немного, сказал:

– Вопрос в том, сколько богов могут видеть будущее, порядком запутанный и сложный, тебе не кажется?

– Лично мне кажется, что ни один нормальный человек не разберет, о чем ты толкуешь, – ответил Менедем.

Соклей почувствовал себя глупо, поэтому обрадовался, когда Менедем продолжил:

– Давай лучше вернемся к лодке и посмотрим, не явились ли на берег какие-нибудь пассажиры, желающие попасть на запад.

– Давай, – согласился Соклей.

Когда они покинули огороженный участок храма, он вздохнул.

– Если бы не это святилище, мыс Тенар был бы почти самым нечестивым местом из всех, где мне когда-либо довелось побывать.

– Это не Дельфы, – подтвердил Менедем, – но в Дельфах мы уж точно не подобрали бы наемников, желающих попасть в Италию, верно?

На это Соклей ничего не смог возразить.

Зато он мог всю дорогу до берега внимательно приглядывать за ворами и мошенниками, чем старательно и занимался. То, что они оба добрались до лодки неограбленными, тойкарх «Афродиты» приписывал своему орлиному взгляду.

Когда Соклей с Менедемом появились на берегу, с Диоклеем разговаривали двое загорелых мужчин с обветренными лицами и со шрамами на руках, ногах и щеках. Начальник гребцов, казалось, был с ними запанибрата: если не считать отсутствия шрамов, он сам мог бы сойти за одного из наемников.

– А вот и наши шкипер и тойкарх, – сказал келевст. – Они расскажут вам все, что вы хотите знать.

– Двенадцать драхм за проезд до Сиракуз, как мы слышали? – спросил один из наемников. – Верно?

Соклей покачал головой.

– Двенадцать драхм, чтобы добраться до Тарента, – пояснил он. – Не знаю, зайдем ли мы вообще в Сиракузы. И пока мы не выясним, как идет война с Карфагеном, я не смогу вам этого сказать.

– Двенадцать драхм за проезд до Италии – немалые деньги, – проворчал второй наемник, – тем более что мне придется самому покупать себе жратву.

– Так уж принято, – заметил Менедем. – Так всегда делается. Ты ведь не ждешь, чтобы я изменил общепринятые правила?

С точки зрения Соклея, глупо было выдвигать подобные аргументы, но он вовремя захлопнул рот: его двоюродный брат лучше знал, как торговаться с наемниками.

– Хорошо, хорошо, – сказал второй воин. – Когда вы собираетесь отплыть?

– У нас хватит места для пяти или шести пассажиров, – ответил Менедем. – Мы останемся здесь до тех пор, пока не наберем всех или пока не решим, что набрать такое количество нам не удастся.

– Что ж, считай, один пассажир у вас уже есть, хотя деньги вы, ребята, берете несусветные, – заявил первый наемник. – Это я – Филипп.

– Два пассажира, – поправил его второй эллин. – Меня зовут Калликрат, сын Эвмаха.

– А я – сын Мегалка, – добавил Филипп. Он указал на «Афродиту». – Значит, сегодня вы не отплывете?

– Нет, если только вдруг не объявятся еще трое или четверо пассажиров, – заверил его Соклей. – А кроме того, у нас тут есть кое-какие дела. Давайте договоримся так. Приходите на берег каждое утро ближайшие несколько дней, и тогда мы без вас никак не уйдем.

– Хорошо, – сказал Филипп.

Калликрат кивнул в знак согласия.

Оба они легко зашагали прочь, обратно в город, который стремительно разрастался на Тенаре.

– Что ж, двое у нас уже есть, – сказал Менедем Соклею. – Не так уж плохо, ведь мы стоим на якоре всего один день.

– Да, не так уж плохо, если только нам вообще сойдет с рук то, что мы сюда явились, – ответил Соклей. – Имейся тут настоящая гавань, куда заходят честные люди, нам бы не пришлось бросать якорь в стороне от берега.

– Это и есть гавань, куда заходят честные люди, – возразил Менедем с улыбкой, которую, без сомнения, считал обезоруживающей. – Мы ведь здесь, верно?

– Да, и все же я хотел бы, чтоб нас тут не было, – ответил Соклей.

Улыбка его двоюродного брата стала кислой. Но Менедем все-таки сел вместе со всеми в лодку и вернулся на «Афродиту».

Соклей приподнял бровь, когда они взобрались на акатос.

– Что-то не похоже, чтобы ты решил провести ночь на берегу, честный человек.

На этот раз Менедем не выдержал:

– Да заткнись ты!

Из чего Соклей сделал вывод, что его шпилька попала в цель.

* * *

На следующий день они заполучили еще одного пассажира, критского оружейника, изготовлявшего пращи. Звали его Ройкос.

– Я так рад отсюда убраться, – сказал он. Его протяжный дорийский акцент был куда заметнее, чем у родосцев. – Здесь все кошмарно дорого, и я проедаю свое серебро в ожидании, когда кто-нибудь сделает заказ. Не думаю, что мне будет так сложно найти работу по ту сторону моря. В тех местах всегда где-нибудь да идет война.

Он попытался сбить цену, которую назначил Соклей, но тот отказался торговаться, ибо не сомневался, что Ройкос не хочет оставаться на Тенаре. Оружейник долго жаловался, но потом сдался и сказал, что тоже будет приходить на берег каждое утро.

На протяжении следующих трех дней ни один человек не выказал никакого интереса к путешествию в Италию. Менедем на баке постоянно ворчал и весь кипел от негодования.

Соклей попытался его утешить:

– Павлины откладывают все новые яйца. А пассажиры обязательно появятся, подождем еще.

– Не ты один хочешь убраться отсюда, – огрызнулся Менедем. – Или, думаешь, мне больно нравится здесь торчать?

Соклей изумленно уставился на него.

– Я полагал, ты счастлив, как свинья, купающаяся в желудях.

– Я что, похож на идиота? – негромко спросил его двоюродный брат. – Я просто храбрюсь перед командой. Значит, я и тебя одурачил, вот как? Это славно. Мы пришли сюда, чтобы заработать деньги, но я буду благодарить всех богов, когда мыс скроется за горизонтом.

Подергав себя за бороду, Соклей пробормотал:

– Ты не так прост, каким кажешься на первый взгляд.

– Это комплимент или обвинение? – засмеялся Менедем.

* * *

Когда моряки доставили их на следующее утро на берег, Филипп, Калликрат и Ройкос уже ожидали там. И, как и в предыдущие несколько дней, Соклей сказал:

– Сегодня вряд ли, если только нам не повезет.

Наемники заворчали себе под нос ругательства.

И тут Менедем указал в сторону хижин и палаток:

– Смотрите-ка! Кажется, кое-кто хочет нас видеть.

И верно, к берегу трусил человек. Он был в тунике и сандалиях, а в холщовом мешке явно нес воинские доспехи.

– Эй, вы! – окликнул он моряков. – Я слышал, вы отплываете в Италию, это правда?

– Да, так и есть, – ответил Соклей.

– Я дам вам четверть мины, если вы доставите меня туда, – предложил незнакомец. – И если вы отплывете немедленно.

Соклей и Менедем переглянулись. Этот человек не просто хотел попасть в Италию, ему срочно требовалось попасть туда.

– Ты будешь лишь четвертым нашим пассажиром, – проговорил Соклей. – А мы вообще-то надеялись набрать шесть.

– Сколько вы берете с каждого за проезд? – поинтересовался вновь прибывший.

– Двенадцать драхм, – ответил Соклей.

Они с Менедемом опять переглянулись, на этот раз уже не с таким энтузиазмом. Если бы рядом не стояли три других наемника, Соклей мог бы назвать цену повыше.

– Тогда – порядок. Я дам вам, – вновь прибывший помедлил, чтобы подсчитать на пальцах, – тридцать шесть драхм за то, чтобы отплыть сегодня.

Он порылся в холщовом мешке и вытащил небольшой кожаный мешочек, в котором позвякивали монеты.

Филипп и Ройкос что-то пробормотали себе под нос.

Ройкос уставился на нового парня с толстым кошельком – а может, на сам кошелек. Соклей не сомневался, что они тоже поняли: если человек так швыряется деньгами, то у него наверняка имеется к тому веская причина.

– Подожди, – проговорил Соклей. – Сначала скажи, кто ты такой и почему так торопишься покинуть Тенар.

Менедем нахмурился, но его брат притворился, что не замечает этого. Ну и пусть себе хмурится на здоровье. Прибыль прибылью, однако Соклей не желал помогать убийце скрыться от правосудия – если какое-либо правосудие вообще существовало здесь, на самой южной оконечности материковой Эллады.

– Меня зовут Алексидам, сын Алексиона, – ответил наемник. – Я с Родоса. Как и вы, насколько я слышал.

Соклей кивнул. Выговор Алексидама не очень отличался от его собственного.

Парень продолжал:

– Я… поспорил с капитаном по имени Диотим. И все его люди ищут меня – или вскоре будут искать.

Калликрат ткнул в него пальцем.

– Так это ты тот парень, который переспал с мальчиком Диотима? На твоем месте я бы тоже поскорее убрался с Тенара.

Теперь Соклей узнал все, что хотел знать. И его брат тоже.

– Заплати моему тойкарху прямо сейчас, – сухо велел Менедем. – Что-то говорит мне, что твоя благодарность поуменьшится, как только Тенар скроется за горизонтом.

Алексидам свирепо уставился на него, из чего Соклей заключил, что его двоюродный брат прав. Но наемник начал отсчитывать афинские драхмы со знакомым изображением совы. Соклей принял монеты без единого слова и с абсолютно бесстрастным выражением лица. Аттические драхмы были тяжелее родосских, поэтому он получил от Алексидама больше серебра, чем ожидал. Но если Алексидама это не беспокоило, то и Соклей не считал нужным упоминать о разнице. Расплатившись, новый пассажир нетерпеливо спросил:

– Теперь мы можем отплыть? – Он тревожно оглянулся через плечо.

– А как насчет нас? – хором воскликнули три других наемника. И так же в унисон продолжали: – Мы не взяли с собой пожитков.

Менедем принялся распоряжаться.

– Сходите за ними, – быстро велел он. Потом повернулся к Диоклею. – Забери этого парня на «Афродиту». А вообще знаешь что, захвати-ка и нас с Соклеем. Боюсь, тут скоро станет очень весело.

– Спасибо, – сказал Алексидам, засовывая свой мешок на дно лодки.

– Не благодари меня, еще рано, – ответил ему Менедем. – Если начнется суматоха и остальные парни не явятся на борт, ты заплатишь и за их проезд тоже. Предупреждаю тебя заранее, так что потом не удивляйся.

– Это грабеж! – взвыл Алексидам.

– Называй, как хочешь, – холодно сказал Менедем. – Судя по всему, твои грязные делишки могут помешать мне заработать. Разумеется, если ты со мной не согласен, то всегда можешь обсудить ситуацию с Диотимом, или как там его зовут. Ну, что скажешь – по рукам или нет?

– По рукам, – выдавил наемник.

– Я так и думал, что ты проявишь благоразумие, – похвалил его Менедем.

Он взобрался в лодку. То же самое сделал и Соклей.

Моряки налегли на весла, навалившись друг на друга, и погнали лодку к «Афродите».

Как только все взошли на борт, Диоклей указал на берег. – Думаю, мы очень вовремя убрались оттуда, шкипер, – заметил он.

Вслед за начальником гребцов и Менедемом Соклей тоже посмотрел на берег. Там, глядя на «Афродиту» через отделявшее их от галеры водное пространство, стояли несколько человек; солнце блестело на мечах и наконечниках копий. Один из преследователей что-то закричал, однако акатос стоял слишком далеко, чтобы туда донесся крик. Но хотя Соклей и не мог расслышать слов, он сомневался, что кричавший отпускает Алексидаму комплименты.

– Не повезло трем остальным парням, – сказал Соклей Менедему. – Как мы заберем их, если на берегу будут болтаться воины?

Менедем пожал плечами.

– Мы в любом случае получим ту же плату.

– Думаю, мы все-таки должны попытаться их подобрать, – возразил Алексидам.

Это вовсе не удивило Соклея: кому понравится заплатить лишние тридцать шесть драхм за проезд.

В клетке на корме завопил павлин.

Алексидам подпрыгнул.

– Во имя египетской собаки, что там у вас такое?

– Павлин, – небрежно ответил Соклей. – Не обращай внимания.

– Павлин? – переспросил Алексидам. – Настоящий?

– Настоящий.

Соклей снова посмотрел на берег.

Он не мог сказать наверняка, но ему показалось, что он видит вернувшихся Филиппа, Калликрата и Ройкоса: по крайней мере, трое только что пришедших на берег людей пристально смотрели в сторону торговой галеры.

Погладив бороду, Соклей поманил Менедема. Склонившись друг к другу, братья стали вполголоса переговариваться.

Вскоре четверо гребцов и Алексидам вновь спустились в лодку «Афродиты». Лодка направилась к выкрашенному в голубой цвет пиратскому судну, стоявшему на якоре в нескольких плетрах от акатоса. Диотим и его громилы поспешили вдоль берега, мимо которого шла лодка.

Она приблизилась к пиратскому судну, а когда вернулась на «Афродиту», в ней сидели только гребцы, которые снова вскарабкались на борт акатоса.

Взбешенные наемники на берегу начали что-то кричать пиратам, сложив ковшом ладони. Пираты тоже принялись орать в ответ. Однако обе стороны не добились взаимопонимания. На что и рассчитывал Соклей.

Он тихо сказал гребцам:

– Думаю, теперь можно попытаться подобрать остальных. Скажите им, чтобы поторапливались. Если они не поспешат или если люди Диотима начнут угрожать вам, поворачивайте и возвращайтесь.

На этот раз Менедем полностью согласился с двоюродным братом.

Лодка с гребцами под командованием Диоклея снова пошла к берегу. Она еще не успела причалить, как трое наемников, которые хотели попасть в Италию, вошли в воду, и гребцы помогли им взобраться в лодку. Они вернулись на «Афродиту» прежде, чем Диотим и его товарищи догадались побежать в их сторону.

Вот гребцы поднялись на акатос. Вот на него взошли Ройкос, Калликрат и Филипп, И вот вслед за ними на торговую галеру взошел Алексидам, который лежал на дне лодки с тех самых пор, как пиратский корабль закрыл ее на мгновение от взоров Диотима и его людей.

Алексидам пожал руку Соклею.

– До чего же ловко и умно придумано! Тебе следовало бы быть адмиралом.

Соклей покачал головой.

– Эту честь я, пожалуй, уступлю своему двоюродному брату.

Он поискал глазами Менедема, чтобы предложить ему немедленно отплыть. Но Менедем уже ушел на нос и подгонял моряков, втаскивающих якоря на крамболы. Что ни говори, но капитаном он был превосходным.

И Соклея это вполне устраивало.

* * *

Три дня спустя после того как Тенар остался позади, «Афродита» плыла на северо-запад к Закинфу.

– Я чувствую себя Одиссеем, наконец возвращающимся домой, – сказал Менедем, указывая вперед. – Вон там, впереди, Кефалления, а к северо-востоку от нее – Итака.

– Надеюсь, ты не собираешься там останавливаться или идти на Керкиру? Ты ведь хотел двинуться прямо через Ионическое море в Италию, – напомнил брату Соклей.

Он вздохнул и добавил:

– Гомер – это прекрасно, но согласись, что торговля важнее.

Менедем засмеялся и указал на него пальцем.

– Ты меня не одурачишь. Тебе плевать на торговлю, братец. Ты просто хочешь повидать эти острова. Боюсь, мне придется силком вытаскивать тебя с Закинфа.

– Это любопытное место, – согласился Соклей. – Остров, кстати, до сих пор покрыт лесом, как и описывал поэт. И люди там говорят на любопытном диалекте. Все это очень интересно.

– Интересно? – покачал головой Менедем. – Лично я не могу понять и половины того, что они говорят. Тамошнее наречие почти такое же скверное, как у македонцев.

– А я без особого труда его понимаю, – сказал Соклей. – Оно просто старомодное. Но ты уверен, что не хочешь подойти к берегу и пересечь море в самом узком месте? Мы бы провели на воде всего одну ночь… Самое большее – две, если бы двинулись так. А если мы поплывем прямо, то проведем пять или шесть дней там, где не видно будет земли.

– Знаю. Но у меня есть на то свои причины.

Менедему больше не требовалось ничего говорить – в конце концов, он был капитаном «Афродиты». И Соклей не стал спорить, по крайней мере, вслух.

Однако он вопросительно приподнял бровь, и Менедем неожиданно для себя пустился в объяснения:

– Во-первых, большинство торговых судов плывет от Керкиры в Италию напрямик, потому что это самый короткий путь.

– Именно, – сказал Соклей. – Почему же ты хочешь сделать по-другому?

– Потому что все пираты в округе – эллины, эпироты, иллирийцы, тирренцы – знают, каким путем обычно следуют торговые корабли. И пираты кружат там, где Адриатика переходит в Ионическое море, словно грифы вокруг мертвого быка. Хоть прогулка через открытое море длиннее, зато безопаснее.

– Ну что же. – Соклей развел руками. – Звучит вполне разумно, но ты сказал, что это одна из причин. Значит, есть и другие?

– Тебе что, больше нечем заняться, кроме как пытать меня, медленно поджаривая на вертеле? – спросил Менедем.

– Приношу свои глубокие извинения, о почтеннейший. – Когда Соклей говорил таким вежливо-ироническим тоном, это значило, что он не на шутку разозлен. И он действительно не замедлил нанести брату жестокий удар. – Если что-нибудь пойдет не так, наши отцы уж точно тебя поджарят – в этом можешь не сомневаться. Так почему бы тебе не попрактиковаться заранее, отвечая на мои вопросы?

Мысль о том, что ему придется что-то объяснять отцу, заставила Менедема сплюнуть в подол туники.

– Надо же, какая забота, – издевательски заявил он Соклею.

Тот принял невинный вид. Настолько невинный, что Менедем не выдержал и разразился хохотом.

– Вторая причина, почему я не хочу останавливаться на Керкире, – пояснил он, – заключается в том, что этот остров – одно из самых мрачных мест в мире.

– Неудивительно, после всех войн, которые Керкира проиграла, – сказал Соклей. – И именно здесь началась Пелопоннесская война, опустошившая всю Элладу. Но Керкира теперь свободный и независимый остров. – Он снова поднял бровь – на этот раз еще более иронично.

– Да уж, Керкира теперь о-очень свободная и независимая. – Менедем тоже поднял бровь и процитировал поговорку: – «Керкира свободна – срать там, где захочет».

Его двоюродный брат фыркнул.

– Что ж, ладно. Может, это даже к лучшему, что мы не будем высаживаться на том острове. Боюсь, ты бы не в добрый час вспомнил там это изречение, выпив порядком вина, и тебя бы пырнули ножом.

Вероятно, так бы и случилось, поэтому Менедем не стал спорить.

Вместо этого он сказал:

– Я бы только хотел, чтобы ветер не дул нам все время в морду. Нам придется всю дорогу грести. Но так обычно и бывает во время плавания на северо-запад.

Поскольку на борту теперь находились пассажиры, да еще павлиньи клетки занимали на баке много места, на юте было теснее, чем всегда.

– Вы держите курс прямиком в гавань Тарента, да? – спросил Филипп.

Менедем с трудом подавил смех, Соклей тоже. Но вот Диоклей рассмеялся от души, а вместе с ним Алексидам и Ройкос. Уж они-то знали, какое это неточное дело – навигация.

Повернувшись к наемнику, Ройкос заговорил на протяжном дорийском:

– Скажи, часто ли ты плавал по морю?

– А какое это имеет отношение к делу? – спросил Филипп.

Вот теперь Менедем все-таки засмеялся. Он просто не смог удержаться. И смеялся он не один.

– О почтеннейший, – проговорил капитан «Афродиты», – я плыву на северо-запад. Я стараюсь держаться курса как можно точнее. И если погода не испортится, мы приблизимся к италийскому берегу в паре сотен стадий от Тарента, а потом пойдем вдоль берега к городу. Если же погода испортится… – Он пожал плечами, ибо не хотел ни говорить об этом, ни думать.

Филипп выглядел невероятно удивленным, словно маленький мальчик, впервые узнавший, откуда берутся дети. По его тону было ясно, что он едва может поверить своим ушам.

– Но почему ты не можешь отправиться прямиком туда, куда хочешь попасть?

Подавив новый приступ смеха, Менедем терпеливо объяснил:

– Очень скоро мы потеряем землю из виду. Как только это случится, что поможет нам верно держать направление? Солнце, а ночью звезды. Ветер и волны. Вот и все. У меня нет магического указателя, который подсказал бы, в какой стороне север. Я бы хотел иметь такую штуку. Но, увы, Гефест никогда и никому не показывал, как ее смастерить.

– Знай я это наперед, остался бы лучше на Тенаре, пока не нашел бы генерала, который взял бы меня в свою армию, – с несчастным видом сказал наемник.

– Ты вполне еще можешь вернуться, – ответил Менедем.

Лицо Филиппа просияло, но ненадолго, ибо моряк тут же добавил:

– Если конечно, сумеешь проплыть такое расстояние.

– Может, дельфины понесут его, как понесли Ариона? – с надеждой предположил Соклей.

– Да вы надо мной потешаетесь! – воскликнул Филипп, и это была правда.

Наемник протиснулся мимо Менедема к корме «Афродиты». Там он и стоял, глядя на Закинф на юго-востоке, который постепенно становился все меньше и меньше. Но даже когда остров наконец исчез за горизонтом, Филипп все равно продолжал смотреть в ту сторону.

Сам Менедем воображал себя скорее Прометеем, чем Эпиметеем: он смотрел вперед, а не назад.

Пушистые белые облака плыли по небу с севера на юг. Волнение было небольшим, «Афродита» слегка подпрыгивала на волнах, но не настолько резко, чтобы даже салага вроде Филиппа перегнулся через борт.

Менедем негромко спросил Диоклея:

– Как ты думаешь, погода продержится до конца перехода?

Начальник гребцов пожал плечами.

– Лучше бы ты спросил об этом богов. Надеюсь, что продержится, по мне, так погодка – просто блеск, лучше не надо. Но все-таки сезон навигации едва начался.

– Может, надо было высадиться на Керкире? – спросил Менедем. – Пока еще не поздно туда повернуть.

Диоклей снова пожал плечами.

– Если разразится шторм, он все равно почти наверняка застанет нас в море. Однако у нас будет куда меньше шансов нарваться на пиратов, если мы двинемся вперед, – тут ты совершенно прав, шкипер. Шесть оболов против драхмы – примерно такие у нас шансы. Если человек не готов время от времени рисковать, то ему вообще нечего делать в море.

– И то правда. – Менедем собирался сказать еще что-то, но тут его отвлек вопль, донесшийся с бака.

Он увидел Алексидама, стоявшего там, засунув палец в рот.

Менедем закричал так, чтобы его было слышно на другом конце судна:

– Оставь павлина в покое, иначе пожалеешь!

– Я уже жалею. – Алексидам осмотрел окровавленный палец. – Кто бы подумал, что эта грязная тварь может так клеваться. У меня кровь течет!

– Сделай перевязку сам или найди моряка, который тебе поможет. – Менедем не выказал никакого сочувствия: ведь сколько бы ни платил за проезд Алексидам, любой павлин стоил дороже. – Тебе еще повезло, а то бы он мог клюнуть тебя так, что впредь бы пришлось сражаться с врагами, имея на руках всего девять пальцев.

– Если такое случится, я потащу тебя в суд! – ответил Алексидам.

– Давай, не стесняйся, – беззаботно ответил Менедем. – Ты сам дразнил мой груз, и вся команда тому свидетели.

Алексидам мрачно посмотрел на капитана «Афродиты».

Менедем ответил ему таким же мрачным взглядом.

Если наемник надеялся запугать Менедема на его же собственном корабле, он был просто слабоумным. «Может, надо было позволить этому Диотиму разобраться с наглецом? Хотя я и вытянул из него тройную плату за проезд, – подумал Менедем, – от него одни неприятности. С другой стороны, всякий пассажир, который причиняет команде массу неприятностей, может, на свою беду, попросту не добраться до конечного пункта путешествия».

Диоклей подумал о том же.

– Было бы очень жаль, если бы парень свалился за борт, верно? – пробормотал он. – Это бы просто разбило мне сердце!

– Чтобы решиться на столь крайнюю меру, мы должны иметь очень веские основания, – ответил Менедем. – В противном случае гребцы начнут болтать в тавернах, и потом уже никто не захочет выйти с нами в море.

– Думаю, ты прав, – ответил начальник гребцов. – Но если верить моему чутью, никто не будет сильно горевать по этому придурку.

– Не искушай меня, Диоклей, потому что уж я-то точно не буду по нему горевать! – заявил Менедем.

Келевст кивнул и рассмеялся.

Менедем оставил на веслах двадцать человек, меняя гребцов через каждую пару часов, чтобы всегда была наготове смена со свежими силами.

К тому времени как солнце впереди село, они были в море одни. Носовые якоря со всплеском упали в воду. Гребцы съели хлеб, оливки и сыр и выпили вино. Так же поужинали и наемники.

– Мы и вправду пробудем в открытом море несколько дней? – спросил Алексидам. – Боюсь, я не взял с собой достаточно еды. Можно мне забросить удочку с борта?

«Да, или тебе придется голодать», – подумал Менедем.

Но Соклей предложил:

– Мы продадим тебе кое-что из припасов команды, по четыре обола в день.