Текст книги "По воле Посейдона"

Автор книги: Тсутому Сато

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)

«Афродита» сдвинулась еще чуть-чуть, затем еще немного – а потом, к великому изумлению Менедема, скользнула в море.

Моряки разразились радостными криками.

– Мы проведем ночь у пирса в Книде! – сказал Соклей. – Но в следующий раз, когда нам придется вытаскивать судно на берег, лучше выбрать песчаный. Давайте впредь не будем связываться с таким твердым берегом, как здесь.

– Что ж, это не самая худшая из твоих идей, – ответил Менедем. – Тем не менее мы должны давать корпусу подсохнуть всякий раз, как подвернется случай. Гребля становится слишком тяжелой работой, когда судно разбухает от воды, ведь это увеличивает его вес.

Он вошел в прохладную воду бухты и, проворный, как обезьяна, вскарабкался по канату на борт «Афродиты». Соклей последовал за братом, хотя и не так грациозно. Вскоре все уже были на борту, а лодка снова привязана к ахтерштевню, чтобы идти на буксире.

– Выйдем из бухты, – сказал Менедем, – потом обогнем южный берег Сима, а затем двинемся на северо-запад к Книду.

Он занял место на рулевых веслах – с его одежды и волос все еще капала вода – и кивнул Диоклею.

– Если не возражаешь, келевст, начинай…

– Уже начинаю, шкипер. – Начальник гребцов ударил колотушкой в бронзу. – Риппапай! Риппапай!

– Риппапай! – эхом отозвались гребцы, подхватив ритм.

Менедем посадил на весла только десять человек. Он будет сменять вахты, как делает любой капитан, если нет отчаянной спешки.

– Теперь я могу выпустить пару павлинов? – спросил Соклей.

– Подожди, пока мы не отойдем от Сима и не окажемся на более глубокой воде, – ответил Менедем. – Мы же не хотим, чтобы треклятые птицы попытались улететь на берег и утонули.

– Ты прав. Я об этом не подумал, – сказал Соклей.

Менедем на его месте ни за что не признался бы в своем промахе. Если он и упускал что-то из виду, то не хотел, чтобы кто-нибудь, кроме него самого, об этом узнал. Соклей продолжал:

– Тогда скажи, когда их можно будет выпустить. Ладно?

– Ладно, – слегка рассеянно ответил Менедем: остров заслонял от него желанный ветер.

Капитан приказал расправить грот на рее, но парус хлопал, трепетал и не желал наполняться. Даже после того как моряки пустили в ход гитовы, чтобы подобрать большую часть паруса на подветренной стороне, Менедем гадал, не убрать ли вообще парус; похоже, он едва ли прибавит «Афродите» скорости. Но потом шкипер рассудил, что в любом случае парус прибавит морякам хорошего настроения, даже если на самом деле помощь ветра будет небольшой. А экипаж в хорошем настроении – это уже кое-что.

Спустя час или два «Афродита» скользнула между узким мысом на юго-западе Сима и ближайшим из трех крошечных островков, которые были разбросаны вокруг мыса. Как только Сим перестал заслонять судно от ветра, парус туго надулся.

– Так-то лучше! – воскликнул Менедем и приказал опустить парус еще ниже, чтобы использовать все преимущества бриза.

– Пора? – спросил Соклей. Сколько же можно ждать, когда Менедем скажет наконец нужное слово?

Менедем поразмыслил. Теперь Сим больше не заслонял вид на длинный узкий полуостров Карии, напротив которого и находится остров Книд. Но полуостров лежал стадиях эдак в сорока к северу: достаточно далеко, чтобы выглядеть слегка туманным и размытым. Вряд ли павлины попытаются туда перелететь.

– Давай, – сказал он Соклею. – Посмотрим, что получится. Но сперва отбери моряков и объясни им, что они должны делать.

Его двоюродный брат кивнул.

Менедем не дал точных инструкций, он хотел посмотреть, как Соклей справится с этим делом. Большинство моряков, которых тот отобрал, пожалуй, выбрал бы и сам Менедем, посчитав их благоразумными и надежными. Но его брат указал также на двух гребцов, которых Диоклей в последний момент подобрал на пристани, когда «Афродита» готовилась выйти в море. Может, он хотел, чтобы они сработались с остальной командой. Может, просто рассудил, что их легко заменить. Как бы то ни было, сам Менедем не выбрал бы их для этой работы.

– Просто не подпускайте птиц к тем, кто сейчас занимается делом, – объяснил людям Соклей. – А так – пусть павлины бегают и едят все, что смогут поймать. На борту «Афродиты» водятся ящерицы, мыши и тараканы.

А ведь он прав. Менедем об этом даже и не подумал. Ни один рожденный смертной женщиной мужчина не смог бы уничтожить паразитов, которые неизменно путешествовали по морю с людьми. Они были неотъемлемой частью любого плавания; Менедем подозревал, что мыши и тараканы питаются остатками амброзии олимпийских богов. Некоторые капитаны привозили из Египта кошек и пытались с их помощью уменьшить число мышей, хотя сам Менедем сильно сомневался, что противные маленькие мяукалки и впрямь приносят такую пользу, что оправдывают свою цену.

Двоюродный брат Менедема остановился на маленьком баке, чтобы открыть запоры на клетке павы. Мгновение спустя Соклей отпрыгнул назад с воплем: «О-е-ей!», зажимая одну руку другой.

– Пальцы целы? – окликнул его Менедем с кормы от рулевых весел.

Судя по тому, как Соклей посмотрел вниз, Менедем догадался, что тот сам хочет в этом убедиться.

– Пальцы на месте! – наконец кивнул он. – Ну и чудовище!

Соклей потряс пальцем перед павой.

– Ты, злобная птица, разве ты не понимаешь, что это для твоей же пользы?

Трудно сказать, поняла ли его пава или нет. Как бы то ни было, она не попыталась снова клюнуть молодого человека.

Соклей распахнул дверцу клетки, и птица вышла. Спустя биение сердца ее примеру последовала другая. Эту вторую Менедем и Соклей назвали Еленой, потому что павлин спаривался с ней с большим энтузиазмом, чем с остальными.

Теперь, когда она прошла мимо павлиньей клетки, самец начал вопить так громко, что вздрогнул даже Менедем, хотя он стоял на другом конце «Афродиты».

Захлопав крыльями, обе павы слетели вниз к основанию деревянной лестницы, на дно акатоса. Одна из них что-то клюнула.

– Многоножка! – сказал один из моряков. – Хорошо, что избавились от мерзкой твари.

Птица по имени Елена клюнула что-то еще. Гребец испустил вопль:

– Моя нога! Ты, криворукий идиот. Тебе, кажется, велели отгонять от меня этих проклятых созданий?

– Да, конечно, прости, – ответил матрос, которого обозвали идиотом: то был один из новеньких, подобранных Диоклеем, парень по имени Телеф. Он махнул на паву небольшой сетью, и птица уже не смогла клюнуть гребца. И все-таки Менедем сомневался, что Соклей нашел самый лучший способ помочь новеньким влиться в команду.

Взвыл еще один гребец. Моряк, который отгонял от него паву, служил семьям Соклея и Менедема еще с тех пор, когда братья были малышами. А может, просто никому не под силу справиться с павлинами? В таком случае Соклей, пожалуй, сделал не такой уж плохой выбор, назначив в павлиньи пастухи Телефа и второго новенького – Менедем забыл его имя.

Пава по кличке Елена вспрыгнула на пустую банку и вытянула шею, чтобы посмотреть поверх борта на далекий карийский берег.

Поймет ли она, что до берега слишком далеко? И не попытается ли долететь до земли, если увидит сушу, забыв, что у нее подрезаны крылья?

Прежде чем это выяснилось, Соклей набросил на птицу сеть. Он не хотел, чтобы пятьдесят драхм серебром плюхнулись в Эгейское море. Море было родным домом для дельфинов – Менедем видел трех или четырех, выпрыгивающих из воды по левому борту, – но никак не для дорогих экзотических птиц.

Елена издала крик, которому мог бы позавидовать любой павлин-самец, и стала брыкаться и бить клювом сквозь сеть.

Соклей выругался, но крепко держал птицу до тех пор, пока не опустил там, где она уже не могла учинить никакой хулиганской выходки.

– Ты по-прежнему думаешь, что благодаря этому птицы должны остаться здоровыми? – окликнул брата Менедем. – По-моему, это просто их доконает!

Соклей метнул на него измученный взгляд.

– Я делаю все, что могу, – ответил он. – Если у тебя есть идеи получше… Если у тебя вообще есть хоть какие-то идеи, милый братец, дай мне знать!

Менедем вернулся к управлению судном.

Его щеки горели огнем; он надеялся, что румянец никто не заметит.

Соклей смотрел на него сверху вниз – за то, что Менедем больше любил Гомера и непристойного Аристофана, чем Геродота и Фукидида; за то, что на симпосиях Менедем предпочитал вино и флейтисток философским беседам. Но обычно Соклей вел себя сдержанно и не называл его дураком, тем более если это могла услышать вся команда «Афродиты». Правда, его двоюродный брат редко бывал таким вздрюченным, как сейчас, – шутка ли быть пастухом у птиц настолько дурного нрава, которым вдобавок не нравится, когда их пасут.

Занятый птицами, Соклей, казалось, даже не заметил, что натворил. Он выпустил Елену из сети и дал ей и другим павам еще побегать на свободе.

«Если одна из них решит вскарабкаться ко мне на корму, – сказал себе Менедем, – я вышибу ее отсюда пинком, сколько бы эта тварь ни стоила!»

Но, к его разочарованию, Соклей и моряки не подпустили птиц к корме. Менедем был так зол, что ему хотелось пнуть кого или что угодно.

Наконец Соклей загнал пав обратно в клетки, после чего выпустил павлина.

Все моряки разразились восклицаниями: они еще никогда не видели самца на воле.

– Поосторожнее с перьями на хвосте, – предупредил их Соклей. – Именно благодаря этим перьям птица стоит так дорого. Если что-нибудь с ними случится – и если вообще хоть что-нибудь случится с павлином, – я сдеру с вас три шкуры.

Менедем никогда так бы не сказал.

«После этаких слов, – подумал он, – моряки не осмелятся вообще близко подойти к павлину».

И он как в воду глядел.

Когда павлин побежал по судну, тараща глаза, клюя все вокруг и громко вопя, Соклею пришлось снова ловить его почти в одиночку.

Поскольку Менедем обиделся на двоюродного брата, он не отдавал никаких приказов, облегчивших бы тому жизнь. Ничего, пусть попрыгает.

Но Соклей не жаловался. Он поместил павлина в сеть так аккуратно, как рыбак сделал бы это с анчоусами, и вернул в клетку целым и невредимым.

Даже Менедем не мог в душе не признать, что работа проделана отлично.

* * *

Когда «Афродита» добралась до Книда, Соклей дал павам, в свою очередь, некоторое время поупражняться. Одна из них до крови клюнула гребца. Приятелю пострадавшего пришлось схватить его и удерживать, чтобы тот не придушил птицу. Как только последняя пава очутилась в клетке, Соклей направился на ют.

– Надеюсь, это пойдет птицам на пользу, – сказал он. – С меня пот льет в три ручья.

– Сам на это напросился, – напомнил Менедем. – Если павлины теперь и впрямь приободрятся, тебе придется проделывать такое каждый день.

– О боги! – пробормотал Соклей.

Менедем все еще сердился на брата и потому не проявлял сострадания. Он прикинулся, что ничего не услышал.

Тогда Соклей заговорил громче:

– Павлины приносят больше проблем, чем того стоят.

– Нет, поскольку они стоят четверть мины, – ответил Менедем.

Соклей застонал – негромко, но вполне отчетливо.

И снова Менедем притворился, что ничего не слышит.

* * *

В Книде имелась прекрасная гавань. Два каменных мола, сходясь вместе, делили ее на равные части. Соклей испустил вздох облегчения, когда портовый грузчик пришвартовал «Афродиту» к пирсу.

Он предвкушал постель на постоялом дворе. Тамошняя кровать, конечно, не чета его домашней, но все же переночевать в ней будет куда лучше, чем провести ночь, завернувшись в гиматий и лежа на песке.

Лысый человек с тронутой проседью бородой показал на клетки на баке и поинтересовался:

– А что это у вас там?

– Павлины, – ответил Соклей.

– Павлины, – эхом отозвался Менедем куда более жизнерадостным тоном: он вспомнил сулящий прибыль план Алексия, о котором его брат уже позабыл. – Павлины из жарких индийских джунглей, – продолжал он. – Ты можешь рассмотреть их вблизи всего за два халка – шестую часть обола.

Человек с седоватой бородой без колебаний уплатил две маленькие бронзовые монеты. Он взошел на борт «Афродиты» и уставился на птиц сквозь прутья клеток.

Павлины устроили в его честь неплохое представление. Две павы попытались его клюнуть, а самец завопил так громко, что зевака заткнул пальцами уши.

– Противные твари, верно? – сказал он Соклею, который оставался при птицах.

Похоже, в придачу ко всем остальным своим обязанностям тот теперь еще добровольно назначил себя главным хранителем павлинов.

Вопли привлекли на пирс новых людей. Всегда прекрасно чуявший, где можно поживиться, Менедем взошел на сходни и быстро, складно (а временами даже правдиво) начал рассказывать о павлинах. Его болтовня привела на борт «Афродиты» множество любопытных жителей Книда, которые хотели воочию увидеть птиц.

Стоя на пирсе, Менедем собирал плату; никто не ступал на судно, не заплатив. Соклей оставался рядом с клетками, чтобы убедиться, что никто не попытается потыкать в птиц палкой или дернуть павлина за перья на хвосте – или учинить еще что-нибудь неподобающее. Он рассказывал все, что знал о птицах, выслушивал местные новости, но не узнал ничего нового и интересного.

Мужчины, мальчики (и даже несколько женщин) продолжали появляться на борту «Афродиты» до тех пор, пока солнце не опустилось в Эгейское море. К тому времени большинство моряков – практически все, кроме назначенных Диоклеем шести или восьми вахтенных, – отправились в Книд, чтобы испытать, каковы тут портовые таверны и бордели.

Соклей нехотя смирился с мыслью провести ночь на «Афродите» – только дурак стал бы бродить ночью в одиночку по незнакомому городу, имея при себе лишь факел, чтобы осветить путь.

Некоторые из членов экипажа, вернувшись, принесли хлеб, оливковое масло и вино для тех, кто остался на борту. То был весьма скромный ужин, но все же лучше, чем ничего.

Алексий счастливо пересчитывал кучку мелочи, которую ему дал Менедем.

– Здесь больше драхмы наверняка, – сказал он. – Спасибо тебе за доброту, шкипер.

– Тебе спасибо, – ответил Менедем. – Ты это честно заработал. Птицы будут приносить нам деньги до самого конца путешествия.

– Я тут слышал пару интересных вещей, – произнес Соклей, присев на доски кормы и обмакивая в масло кусок хлеба. – Думаю, мы можем забыть о так называемом «мире на четыре поколения», подписанном прошлым летом.

– Я и не ожидал, что он продлится так долго. – Менедем выплюнул косточку оливки в ладонь, а затем выбросил ее. С тихим всплеском косточка шлепнулась в воду.

Краски вокруг тускнели по мере того, как сгущались сумерки; на небе зажигалось все больше звезд.

– Так что случилось? – спросил Менедем.

– Говорят, Птолемей послал армию в Киликию, чтобы напасть там на Антигона, – ответил Соклей. – Под тем предлогом, что Антигон якобы нарушил соглашение, разместив гарнизоны в свободных и независимых эллинских городах.

Менедем скептически фыркнул.

И Соклей его прекрасно понимал. Книд, например, считал себя свободным и независимым, но подчинялся распоряжениям Антигона, как и большинство эллинских городов в Малой Азии – включая города Киликии на юго-востоке.

Что же касается Родоса… В настоящий момент Родос был действительно свободным и независимым… С тех пор, как выгнал со своей земли гарнизон Александра. Однако никто не мог поручиться, что во время очередной свары македонские генералы не захотят вновь захватить этот лакомый кусочек.

Фыркнув еще раз, Менедем спросил:

– А что еще ты слышал?

– Ты знаешь Полемея, племянника Антигона? – ответил вопросом на вопрос Соклей.

– Лично не знаком, – ответил его двоюродный брат, что заставило в свою очередь фыркнуть Соклея. – А что с ним такое случилось?

– Тут один рыбак сказал мне, что на Книд пришло судно из города Эретрия, что на острове Эвбея, – начал Соклей.

Менедем нетерпеливо кивнул.

– Полемей правит этим островом и Беотией тоже; все же земли к северу от Афин последнюю пару лет находятся под властью Антигона.

– Твои сведения устарели, – возразил Соклей. – Полемей ушел к Кассандру со всей своей армией.

– Вот как? – тихо пробормотал Менедем. – Держу пари, что Одноглазый Старик в такой ярости, что впору его связать. Но почему, во имя богов, Полемей так поступил?

– Кто знает? – Соклей пожал плечами. – У Антигона ведь двое сыновей, и они уже взрослые, особенно Деметрий, хотя и Филипп моложе нас с тобой лишь на пару лет, не больше. Спрашивается, на какое наследство при таком раскладе может рассчитывать племянник?

– Если дело и вправду в этом, я не удивляюсь, – заметил Менедем. – Однако, если Антигон схватит Полемея, он наградит его хорошеньким наследством – роскошным погребальным костром.

– Я бы не хотел очутиться на месте Полемея, – согласился Соклей. – И уж ясно, что теперь Антигон обязательно сцепится с Кассандром, потому что это сильно ослабило его позиции в Элладе. Удивительно, что генералы вообще тогда согласились потратить время на переговоры.

– В ту пору это, видимо, казалось им вполне разумным, – пояснил Менедем. – Чаще всего люди действуют под влиянием момента.

В сумерках – теперь уже почти в темноте – Соклей посмотрел на своего двоюродного брата.

Менедем, похоже, судил по себе: вот он точно всегда поступает именно таким образом… Хотя, возможно, он и прав насчет генералов.

Соклей пытался смотреть на вещи более радикально, однако это удавалось ему нечасто.

– Так или иначе, все эти события не имеют к нам непосредственного отношения, – сказал он. – Мы ведь направляемся не в северную Элладу и не в Македонию.

– Непосредственного – да, – согласился Менедем. – Пока… Но если Кассандр пошлет флот и Антигон сделает то же самое… Они не пираты, но оба подумают, что мы лакомая добыча. И между прочим, они могут быть даже хуже, чем пираты. У «Афродиты» есть шанс победить пентеконтор, но чтобы мы одолели триеру, не говоря уж о более крупном судне, – тут нужно чудо.

– Мне кажется, сейчас самое подходящее время уйти из Эгейского моря и двинуться на запад, – сказал Соклей и добавил, прежде чем Менедем успел ответить: – Конечно, это будет лучше, если только там не сцепились Сиракузы и Карфаген.

– Для торговцев нет такого понятия, как «самое подходящее время», – заметил Менедем. – Во всяком случае, нет такого понятия, как «безопасное время». Так обычно говорит мой отец, и я с ним согласен.

– Не буду спорить. – Соклей зевнул, потом вздохнул. – Я так надеялся поспать этой ночью в настоящей постели, и что я получил? Твердые доски.

Он завернулся в гиматий.

Его двоюродный брат засмеялся.

– А я так надеялся поспать в настоящей постели в обнимку с каким-нибудь очаровательным существом, и что я получил? Твердые доски и тебя в придачу.

Он тоже вытянулся на кормовом настиле и устроился поудобнее.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Доски и впрямь были твердыми, но у Соклея сегодня выдался длинный и трудный день, и потому он заснул почти мгновенно.

* * *

Проснулся Соклей перед самым рассветом. Павлин, пунктуальный, как петух, возвестил о скором восходе воплем, вероятно, выбросившим из кроватей половину жителей Книда.

Соклей зевнул, потянулся и перевернулся на бок, чтобы посмотреть на Менедема.

Тот тоже лежал с открытыми глазами.

– Как ты думаешь, Диоклей уже проснулся? – спросил Менедем.

– Да, если только этот ужасный крик не напугал его до смерти и наш келевст не заснул вечным сном, – ответил Соклей.

– Ха! Ну у тебя и шуточки, братец!

Менедем встал.

Поскольку его гиматий только что служил ему одеялом, а хитон – подушкой, капитан «Афродиты» был нагим, как в день своего рождения: для моряков это было в порядке вещей.

– Диоклей! – громко позвал Менедем.

Келевст спал на банке, прислонившись к борту «Афродиты». Встрепенувшись, он помахал в ответ.

– Добрый день, капитан. Боги, ну и сладкий голосок у птичек, которых мы везем, а?

– Сладкий, как уксус, – ответил Менедем. – Как прогорклое масло. Сколько гребцов ушли вчера в город и до сих пор не вернулись?

Диоклей назвал цифру не задумываясь:

– Пятеро. Не так уж плохо, учитывая все обстоятельства.

– Согласен, – ответил Менедем. – Ну вот что, отбери несколько человек и начни с ними прочесывать все винные погребки и бордели. Я хочу не позже чем через час выйти в море. Мы будем двигаться против ветра всю дорогу к Косу, поэтому банки на судне не должны оставаться пустыми – придется грести каждый локоть пути.

– Не беспокойтесь, я мигом соберу всю команду, – пообещал Диоклей. – Большинство притонов рядом с гаванью, поэтому нам не придется долго их прочесывать. А если все-таки не досчитаемся одного или двух гребцов, то легко найдем им в порту замену.

– Давай сперва все-таки попытаемся собрать наших людей, – ответил Менедем, и начальник гребцов кивнул.

Диоклей отобрал для поисков крупных, хорошо сбитых моряков; на поясах у всех них висели ножи, а некоторые в придачу взяли также кофель-нагели.

– А Диоклей у нас не промах, – заметил Менедем Соклею. – Самый лучший способ не нарваться на неприятности – это показать, что ты к ним готов.

– Вот уж точно.

С этими словами Соклей, абсолютно голый, как и Менедем, зашагал к борту и помочился в воду гавани. Потом отправился на полубак, чтобы посмотреть, как там поживают павлины.

Самец приветствовал его очередным невообразимым криком.

– Как они выглядят? – Менедем окликнул с кормы двоюродного брата.

– По-моему, нормально, – ответил Соклей. – Но мы ведь до сих пор не знаем наверняка, как им полагается выглядеть. Зато уж с голосами у этих птиц точно все в порядке. Я дам им что-нибудь поклевать, пока мы еще стоим в гавани.

Он подождал, пока Менедем махнет рукой в знак согласия, потом развязал кожаный мешок с ячменем и, насыпав зерна на полудюжину тарелок, поставил по одной перед каждой клеткой. Промежутки между прутьями были достаточно широкими, чтобы птицы просунули головы сквозь них и поклевали. Такая решетка заставляла всех проходивших мимо клеток ускорять шаг, зато Соклею не было нужды раскрывать дверцы, чтобы покормить павлинов.

– Они хорошо едят? – спросил Менедем.

На земле он был порядочным шалопаем. Но на борту судна ничто не ускользало от его внимания. И если у павлина на хвосте были глаза Аргуса, то у капитана «Афродиты», казалось, такие глаза имелись и спереди, и на затылке.

Соклей понаблюдал за тем, как клюют очень похожие на цыплят-переростков птицы, потом кивнул.

Менедем снова помахал двоюродному брату рукой, чтобы показать, что он понял. Нет, от этого человека ничто не ускользало.

Двое пропавших гребцов вернулись сами: один мучился похмельем, а второй был такой пьяный, что чуть не упал с пирса, прежде чем добрался до «Афродиты».

– Ты вычтешь у него из жалованья? – спросил Соклей.

Менедем покачал головой.

– Нет, он явился вовремя – и в придачу явился добровольно.

На лице капитана появилась дьявольская улыбка.

– Я сделаю кое-что похуже – я подожду, пока его похмелье не разыграется в полную силу, и тогда посажу его на весло. Если парня это не вылечит, тогда только боги знают, что ему поможет.

– Неплохо придумано, – сказал Соклей с искренним восхищением. Физические упражнения и впрямь хорошенько встряхнут парня и вылечат гораздо быстрее, чем если он будет просто сидеть сложа руки и ничего не делать.

– Да уж. – Менедем засмеялся. – Но вот боюсь только, что он сам не будет в восторге от такого лечения.

С этим Соклей не мог не согласиться.

Появился еще один из гребцов – он бежал по пирсу к «Афродите».

– Диоклей просил передать, что мы нашли троих, капитан! – выкрикнул он. – Но вот еще двух нигде нет!

– Они вернулись сами, – ответил Менедем. – Так что пусть Диоклей ведет сюда своих заблудших овечек, и можно выходить в море.

Один из гребцов упился до потери сознания, и морякам пришлось нести его на себе. Судя по блеску в глазах Менедема, Соклей догадался, какое наказание его двоюродный брат приготовил этому человеку, как только тот придет в себя.

«И поделом ему, – подумал Соклей. – Упиваться до полусмерти – это уже слишком».

Диоклей ударил колотушкой в бронзу, «Афродита» покинула гавань Книда и двинулась к острову Кос.