Текст книги "Страницы боли (ЛП)"

Автор книги: Трой Деннинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Не зовите меня жестокой, ибо я не жестока. Страдания других не доставляют мне удовольствия – я делаю лишь то, что должно. Но, зная о Болях, что они несут на себе, не впадайте в отчаяние; не переживайте за Потерявшего Память Героя и его друзей. Подумайте о другом: преодолевая сложности, мы учимся решимости, испытания наделают нас силой, несчастья дарят отвагу, а мудрость рождается из заблуждений. Да, им предстоят невероятные страдания, муки, которым под силу сломить даже волю гиганта, они познают скорбь, способную уничтожить бога – но все же, когда окажется нанесен последний удар и произнесено последнее слово, все кончится хорошо; они останутся вместе, живые, торжествующие и обретшие силу – я обещаю вам это.

Но теперь наконец настало время взглянуть на скрывающееся под черным капюшоном лицо, посмотреть в глаза тому, кто будет моим повелителем, узнать имя того, кто купил мое сердце. Я отрываю одну ногу от земли, затем вторую, и между пепельных вихрей перед ними появляется Госпожа Боли. Подол ее одеяний парит в воздухе, не касаясь земли, а обрамляющие голову лезвия звенят под порывами ветра.

Их заклинания тают на губах, держащие оружие руки опускаются. Джейк, мудрейшая из всех, тут же устремляется в конец тупика. Серебряный Ветер делает шаг вперед, смея думать, что я – лишь плод его воображения. Взмах руки – и он, задыхаясь, резко валится набок. Оправившись от шока, Тессали поворачивается, чтобы бежать, но Боль выбирает именно этот момент, чтобы взорваться; эльф вспоминает об амфоре. Он засовывает золотой меч за пояс и поворачивается к кувшину. Я провожу ногтем по воздуху, и ладони рук того, кто посмел пойти против моей воли, падают на землю.

Эльф не издает ни звука. Возможно, он слишком ошеломлен или же просто боится того, что последует дальше; он поворачивается и бежит за Джейк. Из обрубков его кистей хлещет кровь. Я приближаюсь к амфоре, проплыв мимо задыхающегося Серебряного Ветра. Хотя старый бариаур так и не успел перевести дыхание, он все равно поднимается на ноги и скачет прочь. Боль взрывается, разбрызгивая по его холке зеленый ихор – когда он приближается к стене, которой оканчивается тупик, то не снижет скорости. Он взмывает в воздух и перелетает через нее, задев задними копытами; лишь после этого он осознает, что оставил позади.

Джейк переводит на меня взгляд. Тень, скрывающая ее лицо, выцветает до жемчужного оттенка, а затем она хватает Тессали за локоть и тащит его к тому месту, откуда прыгнул Серебряный Ветер. Там, где копыта бариаура оттолкнулись от земли, в воздухе по-прежнему парят два облачка пепла. Она сцепляет пальцы, чтобы подсадить эльфа, который, бросив лишь один-единственный взгляд на лежащие на земле кисти рук, без колебаний ставит ногу на ее подставленные ладони. Когда он успешно преодолевает стену, она карабкается за ним, и я остаюсь один на один с амфорой.

Как долго я смотрю на нее, я не знаю. В Сигиле смертные твердым шагом заходят в свои маленькие таверны и выползают оттуда на четвереньках; раскаленное железо льется в формы и застывает; карманника ловят, судят и запирают в тюремной камере, и все это время я не отвожу от амфоры взгляда. Из глубин моей сущности вздымается волна холода, и меня охватывает дрожь. Причина моей боли – присущая смертным слабость; в этой амфоре не может находиться ничего хорошего, иначе Владыка Морей ни за что не послал бы ее мне, и все же я обязана ее открыть. Неважно, из нитей лжи или правды сплетена сеть внутри нее, в ней таится ответ, откуда взялась пустота в моем сердце – и я не могу проигнорировать угрозу для Сигила, какой бы немыслимой она ни казалось. Ни одному из богов нельзя позволить заполучить то, что должно находиться в моей груди.

Я подхожу к амфоре, но не вытаскиваю пробку. Этого бы Посейдон и хотел. Воспоминания обрушатся на меня лавиной, подавив количеством и мощью, и тогда я окажусь потеряна. Лучше извлекать их по одному, чтобы иметь возможность здраво оценивать, взвешивать и определять степень обмана Владыки Морей.

Я стираю закрывающую горлышко накладку из пепла и наклоняю амфору, пока из трещины не появляется одна-единственная золотая нить. Желтая и красивая, она напоминает мне мои развевающиеся на ветру волосы, когда я видела себя стоящей рядом с Посейдоном и своей матерью. Даже сейчас я не могу определить, настоящее ли это волшебство или иллюзия, но то, что у меня в руках амфора испускает золотую нить, а у трассонца – черные обрывки ткани, не может быть случайностью, и это говорит о многом.

Я кладу амфору на место и отступаю на шаг. Нить полностью выбирается из трещины. Приблизившись ко мне, она один раз облетает вокруг моей головы. Мое дыхание учащается, и по улицам Нижнего Района проносится порыв шелестящего ветра. Нить делает второй круг, и на Улей обрушивается моросящий едкий дождь. Так Госпожа Боли выдает охватившее ее беспокойство; мы едины, Сигил и я.

Третий раз нить облетает вокруг меня, и из пустоты в моей груди появляется нечто легкое и воздушное, трепещущее, пульсирующее и медленно, но непреодолимо подчиняющее меня своей воле. Я чувствую, как движутся мои ноги, тело поворачивается в разные стороны, а веселые мелодии свирелей сатиров наполняют уши. В воздухе разливается аромат жареной свинины. Я обнаруживаю себя в грубых объятьях огромного огра с бычьей головой, и, когда мы кружимся в танце, мои золотистые волосы развеваются по воздуху.

– Нет, не выходи за Нечестивца, – его шепот звучит резко и раскатисто, а дыхание сладко пахнет вином. – Пошли со мной, и я избавлю тебя от вечного прозябания.

Мы проходим мимо высокого стола, за которым восседает Посейдон. Перед ним стоит блюдо с запеченным поросенком и бочонок вина, а рядом находится мой жених в черном плаще, мой рулевой черного судна. За исключением двух желтых глаз, пылающих в стигийских глубинах его капюшона, его лицо полностью скрыто. В расположенной в центре стола чаше из зеленого стекла покоится мое пульсирующее сердце; рядом с ним стоят четыре черных ящика, в которых заперт выкуп.

– Не бойся, – шепчет мой быкоголовый партнер. – Я украду твое сердце, и у Сета не будет над тобой власти, и я украду Боли, чтобы преподнести их тебе в качестве свадебного дара.

Сет ударяет кулаком о столешницу, и по залу разносится раскат грома. Темный бог поднимается с места и нависает над столом. Его лицо озаряет свет свечи, и я в первый раз вижу своего жениха – его отвратительное шакалье рыло с длинной заострённой мордой, огромными ушами и злобными трусливыми глазками.

– Хватит перешептываний и танцев, Бафомет! – его голос напоминает лязг металла о точильный камень. – Я не позволю твоему грязному бычьему языку осквернять слух моей невесты!

Музыка тут же стихает, и все же Бафомет кружит меня ещё один, последний раз.

– Будь готова, – шепчет он. – Сегодня ночью.

Он отпускает меня, и я снова оказываюсь в Лабиринтах. Я парю перед амфорой, ноздри мои заполняет едкий запах пепла, в ушах ревет ветер, а в мозгу кружат тысячи вопросов. Как же искусно Посейдон сплел свою сеть, раз ответ на одну загадку порождает две новых! И снова долг зовет меня взять амфору. Из трещины появляется еще одна нить; я делаю шаг назад и жду, когда она облетит вокруг меня в первый раз. Мой страх становится сильней, и по Району Клерков прокатывается раскаты грома. Нить делает ещё один круг, и Рыночный Район содрогается от моей тревоги.

Золотая нить огибает меня в третий раз, и пустота в моей груди взвивается леденящим водоворотом, стремительным журчащим потоком, что становится с каждой секундой все холодней и холодней. Воздух наполняется мерзким болотным запахом, а плоть мою хлещет пронизывающий ветер. Я стою на коленях на краю обширной соляной равнины, вглядываясь в чернильно-черную глубину широкой, медленно текущей реки. Темное небо содрогается от воплей моего отца и лающих завываний Сета.

– Выпей, и окажешься в безопасности, – рядом со мной стоит Бафомет, перекинув через плечо черную сумку. Я не знаю, что в ней находится, но дно ее оттягивает нечто округлое и тяжелое. – Выпей, и ни у кого не будет над тобой власти.

Но я не пью. Хотя в моей собственной суме и лежат четыре коробки, Бафомет еще не вернул мне мое сердце. Пусть он и продолжает отрицать это, я подозреваю, что именно оно находится в его черном мешке, и я знаю, что это за река. Лета. Кто-то зовет ее иначе, но те, кто испил ее темных вод, больше не могут вспомнить ее истинного имени. Если я сделаю глоток, то навеки забуду и Сета, и отца, и тогда мною будет повелевать лишь тот, кто владеет моим украденным сердцем.

– Воры! – гремит Посейдон. – Верните то, что украли!

– Женокрад! – завывает Сет.

Глаза Бафомета распахиваются шире, ведь ему не устоять перед гневом моего отца.

– Пей!

Пока я помню имя отца, у Посейдона останется власть надо мной. И все равно я отказываюсь это сделать. Зачем мне менять одного хозяина на другого? Пусть лучше они убьют друг друга на этой соляной равнине, и их кровь станет залогом моей свободы.

В этот миг Бафомет наконец разгадывает мой план.

– О, коварная!

Огромной ладонью он хватает меня за волосы и толкает вперед.

– Ты выпьешь!

Моя рука стремительно тянется к кинжалу, а кинжал еще стремительней взлетает к золотым локонам. Один взмах – и острый клинок отсекает схваченные им пряди. Я откидываюсь назад. Не удержав равновесия, Бафомет с криком падает в реку, и над его телом смыкаются темные воды.

Вопли Посейдона продолжают греметь в моих ушах, а от завываний Сета по спине бегут мурашки. Я наблюдаю за чернильным потоком, дожидаясь появления Бафомета. Задыхающийся, он выныривает ниже по течению, кашляя, отфыркиваясь и отчаянно колотя руками по поверхности реки. Черная сумка больше не висит у него на плече, и, когда его взгляд обращается в мою сторону, в нем читается лишь пустота и замешательство.

Поднявшись на ноги, я бегу вдоль берега. Наконец в ста шагах впереди я замечаю черный мешок. Течение уносит его так быстро, что мне не под силу его догнать.

С черных небес обрушивается крик моего отца.

– Там, о Нечестивец, на берегу Стикса! Быстрей, или она будет потеряна для нас!

Я поворачиваюсь к реке, но вместо черных вод вижу перед собой амфору. Из соседнего прохода с ревом доносятся порывы ветра, поднимая пепел в воздух, и во рту у меня пересыхает от отчаянья. Где оно теперь, мое сердце – Карцери? Авалас? Мальболг? Следует ли мне выпустить еще одну нить и узнать ответ, а затем ещё одну, чтобы выяснить, что было дальше?

Пустота в моей груди неистово и яростно вскипает; нет разницы, буду ли я вытягивать нити одну за другой или же выпущу их одновременно. Мне ни за что не узнать ответ, пока амфора не опустеет – и в этот миг я осознаю, что этого не произойдет никогда. Если бы я прыгнула за сумкой, то, несомненно, забыла бы и причину, которая побудила меня прыгнуть! В Сигиле поднимается яростный шторм. С небес падают градины размером с кулак, пробивая крыши и убивая незадачливых прохожих на месте; по улицам проносятся порывы яростного ветра, расшвыривая паланкины и обрушивая стены друг на друга; от одного фонтана до другого змеятся молнии, разбивая бассейны с водой и круша колодцы. Сама земля содрогается от моей ярости, и по мостовой одна за другой наперегонки бегут трещины, разрушая здания. В этом и заключается коварный план Посейдона – чтобы одержать победу над Сигилом, он хочет довести меня до исступления и этим уничтожить город, и тогда он без боя войдет в руины и сделает меня своей рабыней.

Возможно, если бы мне хватило глупости вытащить пробку, его надежды бы оправдались. Воспоминания бы вылетели из амфоры и обрушились на меня одновременно, и, захваченная врасплох, я бы вполне могла поверить, что прыгнула в Лету за своим сердцем, что выпила из нее, чтобы сбежать от своего отца Посейдона и суженого Сета.

Но, если бы я тогда сделала глоток ее темных вод, то откуда мне сейчас было бы известно истинное имя этой реки? Лета.

Предательский план Посейдона не сработал. Земля Сигила перестает трястись, молнии слабеют, град переходит в холодный дождь, а ветер практически стихает. Город снова находится в безопасности, и так будет до тех пор, пока подлые трюки Посейдона останутся внутри амфоры.

Я зачерпываю горсть пепла, орошаю его вытекшей из отрубленных кистей Тессали кровью и запечатываю трещину плотной коричневой массой. Перед источаемым ею медным запахом монстру лабиринта точно не устоять.

КАРФУД

На самом деле у него просто не было выбора, ведь куда еще могла деться его винная женщина? Засунув развязавшуюся сандалию за пояс, Потерявший Память Герой шагнул в черный квадрат. В первый раз, когда он путешествовал с помощью одного из этих странных порталов, он почувствовал, что падает, а уши его наполнил рев ветра, который хлестал прямо в лицо, развевая волосы и забивая глаза и рот пеплом. Сейчас же он просто сделал шаг во тьму и остановился, ожидая – вечность, как ему показалось – что окажется по ту сторону перехода.

Именно в этот момент Потерявший Память Герой и вспомнил о потоке пламени, который чуть не испепелил его тогда, когда Серебряный Ветер из железного лабиринта переместился в пепельный. Огненный язык вырвался из перехода через миг после того, как бариаур скрылся во тьме – большой, яркий и горячий. И позже, уже по другую сторону, старик предупредил трассонца, чтобы он не подходил к темному квадрату слишком близко, так как тот мог вспыхнуть снова и привлечь внимание монстра.

Но после исчезновения винной женщины никакого огня не было.

В раздумьях Потерявший Память Герой стоял во тьме, потея, дрожа от слабости и стараясь привести в порядок спутанные лихорадкой мысли. Винная женщина не имела возможности покинуть тупик иным путем, ведь оттуда просто не было другого выхода. Но ведь что-то могло и ускользнуть от его взора. Он задался вопросом, не стоит ли вернуться и поискать ее следы. Но сможет ли он вообще вернуться? По идее, черный квадрат находился прямо за его спиной, но что, если в данный момент его перемещение еще не завершилось? Конечно, его желудок не завязался узлом и на коже не ощущалось ни малейшего дуновения ветра, но он провёл в кромешной тьме уже довольно много времени. Должно быть, он все же двигался. А как иначе?

Значит, лучше ждать. Он мог только гадать, что случится, если он шагнет в сторону во время перемещения. Окажется ли он не там, куда должен был попасть? Останется ли навечно во тьме? Исчезнет без следа? Нет, так рисковать нельзя. Кроме того, если, вопреки его ожиданиям, винная женщина и скрылась в незамеченном им боковом коридоре, к этому моменту она уже была далеко. Ему оставалось лишь надеяться, что, раз уж это путешествие настолько отличается от первого, то отсутствие появившегося языка пламени ничего не значит.

И все же он не видел никаких оснований и далее оставаться в этой могильной тьме. Обнажив клинок из звездного металла, он вскинул его над головой.

– Звездный свет, озари эту ночь!

Острие меча вспыхнуло ярким голубым огнем. Учитывая, что Потерявший Память Герой пробыл во тьме довольно долго, его глаза резкой вспышкой пронзила боль. Пытаясь проморгаться, на самой границе очерченного холодным сапфировым свечением небольшого круга он заметил женский силуэт, который тут же исчез.

– Подожди!

Прищурившись, Потерявший Память Герой бросился за беглянкой и обнаружил, что находится на узкой грязной улице. По бокам тянулись ряды убогих кирпичных зданий без окон, дверные проемы которых заволакивала та же непроглядная тьма, что и квадратные переходы. В сердцах трассонец обозвал себя болваном. Интересно, сколько времени он проторчал здесь, думая, что застрял между лабиринтами? Чудо, что к тому моменту, как он догадался вызвать свет, винная женщина еще не успела сбежать.

– Пожалуйста… постой! – прохрипел он. – Мне слишком плохо, чтобы я смог за тобой… угнаться.

Хромая, он пересек перекресток и краем глаза заметил женскую фигуру, разворачивающуюся, чтобы пуститься в бегство. В голубом свечении ее одеяния выглядели скорее серыми, нежели белыми, а плечи были несколько более сгорбленными, чем он помнил, но он не стал об этом задумываться. Заковыляв вперед, трассонец протянул руку и схватил ее за плечо.

Ее плоть оказалась мягкой и податливой, а укрывавшая ее ткань – пыльной и тонкой, что свидетельствовало об ее почтенном возрасте. Ее талию не опоясывал ремень, и похожий на выцветший и покрытый пятнами мешок балахон свободно висел ниже колен. В исходящем от меча голубом свете ее волосы, столь редкие, что едва прикрывали испещренный алыми отметинами череп, выглядели бесцветными, тусклыми и жесткими, словно солома.

– Госпожа? Это… ты?

Не ответив, женщина подалась вперед, пытаясь вырваться из его хватки, и Потерявший Память Герой с силой стиснул ее плечо. Его пальцы беспрепятственно погрузились в мягкую плоть, и с губ его сорвался стон отвращения. Воздух наполнился мерзкой приторной вонью, и, ощутив под рукой нечто теплое и липкое, он оттолкнул ее. В его ладони остался зажат обрывок истлевшей ткани с какой-то коричневой субстанцией, которая, похоже, некогда являлась плотью.

Вытаращив глаза, Потерявший Память Герой с открытым ртом уставился на свою руку.

– Я… – он не мог подобрать слов для извинений. – Госпожа, умоляю, простите мою неуклюжесть! Я не хотел причинить вам вреда.

– Ты о чем вообще? – голос женщины звучал измученно. Повернувшись к трассонцу, она подняла шелушащуюся руку, оканчивающуюся бугристой и покрытой наростами ладонью. Выпрямив единственный оставшийся на ней палец, она показала на свою голову. – Посмотреть на меня? Ты этого хотел?

Усилием воли Потерявший Память Герой подавил рвотный позыв. Лицо женщины представляло собой массу разбухшей плоти, которую покрывали гноящиеся нарывы. Из-под отекшего лба смотрели черные глаза, похожие на два мраморных шарика, а на месте носа возвышался огромный желвак, на котором оказалось невозможно различить ни ноздрей, ни переносицы. Лишь рот, поражающий своими размерами черный провал, обрамленный алыми потрескавшимися губами, отчасти сохранял свою первоначальную форму.

– Я… я прошу… прощения, – внезапно Потерявшего Память Героя охватила слабость, и он оперся измазанной ихором рукой о стену. Он целых два раза посещал Чумные Города Ахерии, чтобы спасти Девственниц Маймары, но ни разу ему не доводилось видеть столь омерзительное и жалкое создание. – Я думал, что ты… Я искал молодую женщину в белом… Возможно, ты видела… она пошла сюда?

– Откуда тебе знать, что это не она? – этот новый голос звучал так глубоко и раскатисто, что трассонцу показалось, будто его вибрации отдаются внизу его живота. – Здесь все мы мечтаем оказаться кем-то другим.

За женщиной возникла огромная темная фигура, которая, казалось, поглощала даже слабейшие отсветы сапфирового сияния его меча – тень, выделяющаяся своей непроглядной чернотой даже из тьмы. Новоприбывший был в полтора раза выше обычного человека, а его широкие плечи практически перегородили узкую улочку. Когда глаза Потерявшего Память Героя немного привыкли к сумраку, он увидел – или ему показалось, что увидел – два горящих темно-алых глаза, расположенных под парой причудливо закрученных рогов. За широкой спиной незнакомца виднелось нечто, напоминающее сложенные крылья с костяными крюками, возвышавшиеся над его головой на добрые шесть футов.

Он склонился над женщиной, и трассонец увидел, что насчет алых глаз и закрученных рогов он не ошибся. Незнакомец полностью вошел в очерченный светом круг, и исходящий от меча свет озарил его лицо. За обвисшими складками и черными наростами, напоминающими те, что покрывали голову женщины, угадывалась обезьянья морда великого танар’ри. Во рту у демона виднелись источающие яд клыки.

Внезапно Потерявшего Память Героя охватил сильный жар. В его ушах зазвучал отдаленный звон, в глазах потемнело, и он почувствовал, что ноги вот-вот перестанут его держать. Демон подался ближе, и трассонцу пришлось отступить назад, чтобы не коснуться его воспаленных черных губ.

– Девушка, которую ты потерял, как ее зовут? – дыхание его смердело гарью и тухлятиной. – Карфуда девушки любят! Ни одна девушка не может устоять перед Карфудом! Разве не так? Спроси хоть…

Потерявший Память Герой не услышал имени женщины. Звон в его ушах стал слишком громок, и тьма, густая и удушающая, приняла его в свои объятья. Его колени подогнулись, и он почувствовал, что падает.

И летит вниз, в бесконечный вечный мрак, в холодную черную бездну, где плодятся пресмыкающиеся чудовища, в удушливую шипящую тьму, которая бурлит, словно медленно кипящая смола, внутри всех нас. Если бы с ним была Джейк, готовая его поймать, это падение не показалось бы ему настолько бесконечным – но она далеко, под низкими медно-красными небесами на зыбкой песчаной тропе, окаймленной переплетающимися зарослями шипастых кустов. Взгляд ее устремлен на вершину изгороди, а в душе тревога за трассонца борется со страхом, что она испытывает предо мной. Ее одеяния стали короче – старый бариаур оторвал от них несколько полос ткани, чтобы перевязать запястья Тессали.

И эльф; в замешательстве он остекленевшим взглядом смотрит на пустоту, которой оканчиваются его руки; боль пульсирует по всей их длине, проникая до самой середины костей – но не в ладони. Они не болят. Он еще чувствует их, чувствует, как движутся пальцы, когда он пытается сжать их в кулак, как их костяшки касаются груди бариаура, пока старик трудится над его запястьями – но их не видит. По какой-то неизвестной ему причине они стали невидимыми. Как призрак, он, прячась в тенях прошлого, скользит к Невыносимому Мгновению.

Ему бы стоило быть умней.

Кабалиты зовут подобный поиск убежища во тьме Безысходным Отступлением. С каждым вдохом Тессали втягивает в себя мрак, с каждым выдохом свет в его глазах становится чуть тусклей. Если он задержится в тенях слишком надолго, тьма заполнит его и он, ослепнув, потеряет себя, как потеряла себя Джейк – или я, если бы не догадалась о спрятанной в даре Посейдона ловушке.

Прежде чем Серебряный Ветер успевает закончить перевязку, черная материя полностью пропитывается кровью. Изможденный бариаур ничего не в силах с этим поделать. Он уже наложил на эльфа все уменьшающие боль и замедляющие кровотечение заклятья, что имелись в его арсенале, и ему требуется отдых.

Разведя запястья, Тессали смотрит между ними.

– Я не вижу свои руки, – нахмурившись, он наблюдает за срывающимися с изорванных повязок алыми каплями; взгляд его становится пустым, и, снова повернувшись к Серебряному Ветру, он спрашивает. – Почему я не вижу свои руки?

– Их забрала Госпожа, – ответ Серебряного Ветра звучит устало, нетерпеливо и даже грубо. – Не стоит тебе сейчас над этим раздумывать. Я видел то, что видел, и ты не в силах это изменить. Их нет.

Эльф неистово трясет головой.

– Я их чувствую!

– Ты воображаешь, что чувствуешь их. Но я воображаю, что их нет, и, учитывая, что Единым являюсь я, их нет.

Обхватив обе культи, Серебряный Ветер сжимает их с достаточной силой, чтобы с уст эльфа сорвался крик боли.

– Видишь?

Сощурившись, Тессали подается вперед и смотрит на ладони Серебряного Ветра, обхватывающие его запястья в том месте, где он чувствует продолжение своих рук. Медленно эльф возвращается из тьмы обратно к серому свету; стеклянный блеск исчезает из его глаз. Его рот распахивается.

– Госпожа забрала мои руки! – вырвавшись из хватки Серебряного Ветра, он скрещивает культи на груди. – И что же мне делать? Без них я не смогу исцелять!

Присев на колени рядом с эльфом, Джейк успокаивающе обнимает его за плечи. Ее голова раскалывается, но она знает, когда в ней возникает нужда.

– Не бойся, друг мой. Я могу помочь тебе, да?

– Можешь? – в голосе Тессали звучит облегчение, даже надежда. – Как?

Джейк улыбается. Ее зрачки превращаются в бриллианты, и она подается ближе к эльфу.

– Мы поцелуемся, да?

Тессали вскакивает на ноги, вырываясь из ее объятий.

– Нет!

Джейк недовольно кривится, капли яда стекают с ее клыков на нижнюю губу.

– Не нужно бояться; ты уже мертв. Если ты признаешь это, тебя больше ничего не будет беспокоить.

– Ну уж нет! – отстранившись от тифлинга, Тессали переводит взгляд на Серебряного Ветра, который смотрит на окруженный шипастыми кустами проход. Через тридцать шагов тот резко поворачивает, а затем пересекается с соседним коридором. – Серебряный Ветер?

Бариаур поворачивается, но не произносит ни слова.

Тессали подносит культи к его лицу.

– Ты – Единый Создатель. Ты можешь сделать мне новую пару рук.

Серебряный Ветер качает головой.

– Нет, не могу.

– Конечно же, можешь! – на лице эльфа возникает хитрое выражение. – Если ты и правда являешься Единым Создателем, тебе под силу сотворить все, что угодно.

Бариаур укоризненно фыркает.

– По твоей логике – да, под силу. Но, учитывая, что я никогда не намеревался создавать тебя или твоих друзей, можешь считать себя счастливчиком, что это не совсем так, – он отталкивает Тессали. – Тебе повезло, что мои возможности небезграничны. Лучше не иметь ладоней, чем не существовать вовсе.

И снова эльф протягивает свои культи к Серебряному Ветру.

– Ты не понимаешь. Без рук я не смогу творить заклинания. Я не смогу помогать психам или защищать себя от Угроз. Я ничто!

– Значит, ты – ничто, – Серебряный Ветер пожимает плечами. – Возможно, если бы у меня было, с чем работать, я бы смог восстановить твои потерянные кисти, но даже мне не под силу сотворить что-то из ничего.

Глаза Тессали распахиваются шире. Кинув взгляд на изгородь, он видит наверху две отметины от копыт Серебряного Ветра.

– Джейк, – говорит он, поворачиваясь к тифлингу. – Если ты отправишься туда и подберешь мои руки, никто и никогда больше не попытается запереть тебя в Доме у Ворот. Я прослежу за этим.

Тифлинг подозрительно прищуривается.

– Как?

– Это неважно, – вмешивается Серебряный Ветер. – Даже если ты перелезешь через стену, то окажешься не там, откуда мы пришли. Это лабиринты.

С этими словами бариаур фыркает и направляется вниз по проходу.

– Погоди! – окликает его Тессали. – Куда ты собрался?

– Если тебе так приспичило заполучить руки обратно, нам придется вернуться и поискать их, разве не так?

– Ты знаешь дорогу?

– Я заблудился, как и ты, – не останавливаясь, Серебряный Ветер продолжает идти к повороту. – Но, учитывая, что трассонец пропал, что нам еще остается?

– Мы должны ждать тут! – Джейк топает ножкой, вынуждая бариаура замереть на месте. – Если нас здесь не будет, когда Зоомби перелезет через стену, что он подумает? Что мы бросили его, да?

– Джейк, пошли, – Тессали вскидывает брови. – Потерявший Память Герой здесь не появится. Он мертв.

– Как и ты, – она кидает взгляд на запястья эльфа. – Но разве я тебя бросила? Нет!

– Ты знаешь, что это совсем другое дело, – Тессали снова прибегает к своему успокаивающему тону целителя. – Меня Госпожа всего лишь искалечила. Но Потерявшего Память Героя она уби… то есть уничтожила.

– Откуда тебе-то знать? Своими глазами видел?

– А что еще могло произойти? – эльф протягивает к ней культю, словно желая продемонстрировать отсутствующую кисть. – Потерявший Память Герой бы этого не хотел; он пожертвовал собой ради того, чтобы мы сбежали.

Джейк скрещивает руки.

– Именно поэтому мы и будем ждать. Он этого заслуживает.

– Заслуживал бы, если бы и правда шел за нами. Но…

– Тессали, в лабиринтах полно падальщиков, – прерывает их Серебряный Ветер. – Ты хочешь отыскать свои руки или нет?

– Джейк, пошли, – эльф не может удержаться от того, чтобы не кинуть взгляд в сторону поворота. – Оставаться здесь нет смысла.

– Тебя волнуют только твои руки, – Джейк отворачивается. – Я буду ждать Зоомби.

– Поступай, как хочешь, но понимаешь ли ты, что, когда мы уйдем, ты останешься совершенно одна? Возможно, нам уже никогда не суждено будет встретиться.

– Я и в первый-то раз не горела желанием с тобой встречаться.

– Как пожелаешь, Джейк, – учитывая, что Тессали доводилось возвращать разум многим тысячам безумцев, он умеет распознавать блеф – как ему кажется. Он разворачивается, и Серебряный Ветер помогает ему взобраться себе на спину. – Мне будет тебя не хватать.

Уверенный в том, что Джейк последует за ними, когда убедится в серьезности их намерений, Тессали кивает, и Серебряный Ветер продолжает свой путь. Когда они поворачивают за угол, Джейк все еще стоит там, где они ее оставили, скрестив руки на груди и не отводя взгляда от вершины живой изгороди.

Пройдет еще какое-то время, прежде чем она увидит перелезающего через неё трассонца. Сейчас же он продолжает падать сквозь удушливую тьму, ощущая в животе невероятную легкость. Сердце его колотится в горле, а в ушах звучит женский голос, чистый и высокий. Он раз за разом повторяет одно и то же имя, слоги которого накладываются друг на друга, переплетаясь, словно струи водопада. Потерявший Память Герой упорно старается разобрать, что за слово она произносит, как будто это способно уберечь его от неминуемой гибели. Однако, чтобы его спасти, потребуется нечто большее.

Не прекращая падать, трассонец открывает глаза и понимает, что лежит на грязной мостовой. Он не помнит, как там оказался, и его не покидает чувство, что его кишки по-прежнему завязаны узлом. Ему непонятно, остановился ли он на самом деле или все остальное по-прежнему продолжает двигаться вниз вместе с ним. Свет его меча, который Карфуд держит в высоко вскинутой руке, выхватывает из тьмы кольцо нависших над ним лиц, обмякших и искаженных. Клинок напоминает окутанную туманом луну.

Потерявший Память Герой так и не смог опознать среди них ту женщину, которую он увидел первой – лица окруживших его людей представляли собой сплошную разбухшую массу гниющей, покрытой черными нарывами плоти. У тех, кто находился на ранней стадии болезни, из-под слоящейся мертвой кожи ещё проступали контуры щек, бровей и скул. На прочих же было просто невыносимо смотреть. Их лица превратились во влажно поблескивающие пузыри вздутой кожи, и трассонец ощутил вину за то, что судьба оказалась к нему более милосердна, чем к ним.

Карфуд издал глубокий раскатистый смешок.

– Незнакомец, не так уж и милосердна! Воистину недобрая звезда привела тебя сюда, – демон повернулся к остальным. – Друзья мои, наш гость-то благороден! Он и правда нам сочувствует!

– Тогда оставь его, Карфуд, – эти хриплые слова слетели с губ одного из раздутых существ. – Он не желает нам зла.

– Это и правда так! – Потерявший Память Герой приподнялся на локте, удивившись тому, с какой лёгкостью демон смог узнать его мысли. Странно, но даже от этого небольшого усилия в глазах у него потемнело. – И я сделаю все… что в моих силах… чтобы вам помочь.