Текст книги "Что природа когда-либо делала для нас? Как деньги действительно растут на деревьях"

Автор книги: Тони Джунипер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Эти отрасли также обеспечивают огромную социальную выгоду в виде около 200 миллионов рабочих мест. Подавляющее большинство этих рабочих мест сосредоточено в развивающихся странах, где рабочих мест часто очень мало. И во многих более бедных частях мира речь идет не только о рыбе, обеспечивающей вредную пищу – она ​​жизненно важна для питания в гораздо более фундаментальном плане: с несколькими другими источниками белка, это единственный выбор белка для сотен миллионов глупых бедных людей.

Южно-Китайское море

Около 120 000 рыболовных судов отправляются из вьетнамских портов, устьев рек и пляжей. Есть также различные быстрорастущие предприятия по выращиванию рыбы, омаров и креветок. Эти отрасли обслуживают около 4 миллионов рабочих.

Бинь Динь – одна из двадцати восьми прибрежных провинций Вьетнама, расположенная в центре страны, выходящая на Южно-Китайское море. Здесь базируется около 8000 лодок, и около двух третей из них – небольшие суда, обслуживающие семьи прибрежных рыбаков, работающих на глубине около 10 километров.

Ярко раскрашенные лодки припаркованы в неглубоких бухтах возле пляжей или пришвартованы в укрытых пальмами устьях. Большинство из них – донные траулеры, которые ловят рыбу, волоча сети по дну.

На некоторых песчаных пляжах установлены так называемые подъемные сети. Эти большие и статичные мелкоячеистые устройства опускаются с длинных шестов, чтобы ночью лежать на морском дне. Их поднимают утром, забирая с собой всю (в основном мелкую и молодую) рыбу, которая случайно попалась в них в темноте. Многие районы побережья также были оборудованы прудами для разведения креветок.

С воздуха (и вы можете ясно видеть их на карте Google) они выглядят как мозаика из зеркальных плиток, расположенных вдоль побережья с тонкими карандашными линиями, разделяющими их. В море есть садки, в которых выращивают лобстеров на экспорт. Существуют также разные виды ловушек для ловли разной рыбы и ракообразных.

В главном порту Куинён также есть флот оффшорных судов, которые ловят рыбу дальше в море. Это более крупное судно может путешествовать на расстояние до 100 километров от суши в поисках морских обитателей, включая тунца, скумбрию, кальмаров и других, которые привлекают хорошие деньги на экспортных рынках. Большинство лодок развевается под вьетнамским флагом с единственной желтой звездой на красном.

Непреодолимый запах тухлой рыбы превращается в тошнотворное зловоние из-за постоянных высоких температур. Однако это запах успеха, и люди, купающиеся в этом аромате, зарабатывают деньги, которые им необходимы, чтобы прокормить и предоставить жилье своим семьям.

Очень успешные владельцы лодок богаты и владеют автомобилями, в то время как многие обычные рыбаки могут не только содержать свои семьи, но и иметь мотоцикл и мобильный телефон. В этой быстро развивающейся стране и то, и другое – это способы быть более связанными друг с другом, обрести социальную мобильность, больше зарабатывать и тем самым способствовать дальнейшему экономическому росту.

Повсюду люди заняты подготовкой рыболовных снастей, мелким ремонтом и погрузкой припасов. Припаркованный на набережной грузовик забит 10-килограммовыми глыбами льда. Туман мягко опускается вокруг грузовика, поскольку влажный тропический воздух вступает в контакт с материалами, столь несовместимыми с местным климатом.

Ледяные глыбы загружаются в ледокол с дизельным двигателем. Каждый раз, когда в измельчающие челюсти попадает новый, двигатель напрягается, и плотное темное облако черного дыма вырывается наружу, превращая замороженные блоки в щепки. Разбитый лед направляется в трюм траулера.

Пара лодок с кальмарами в порту. Они похожи на плавучие свалки. На платформе над главной палубой валяется большой беспорядок из шестов. Они будут подняты наверх, когда судно будет в море, чтобы его команда могла сушить улов на солнце. На палубе перевёрнуты около двадцати маленьких круглых бамбуковых плотов, похожих на лодки.

Их запускают ночью для ловли кальмаров с помощью удочек – заведомо опасное занятие. Плоты часто дрейфуют в темноте от материнского корабля, и их больше никто не видит. Однако предлагаемые награды и отсутствие альтернатив означают, что есть готовый набор новых сотрудников.

В порту пришвартовываются и небольшие сейнеры. Их команды заняты подготовкой сетей к предстоящему выходу в море. Они ловят рыбу, обитающую в открытой океанской воде, например тунца. Их сети опускают вокруг стаи рыбы, а затем затягивают, чтобы создать большой мешок, в который попадает рыба.

В нескольких минутах езды от главной гавани находится небольшая верфь, где кипит жизнь. Шесть длинных лайнеров были извлечены из воды для переоборудования и технического обслуживания.

Вой дисковых пил прерывается регулярными ударами молотка по мере установки новых настилов. Оптимистичный запах свежесрезанной древесины смешивается с запахом новой краски. Два новых судна также находятся в стадии строительства, их толстые голые каркасы из красноватого дерева обретают форму.

Конструкция проста, но прочна, а высококачественная тропическая древесина хорошо послужит противодействием различным океанским существам, которые вскоре захотят поселиться в корпусе.

В настоящее время во Вьетнаме трудно обеспечить ширину и качество этих балок, и такие материалы для строительства лодок в основном происходят из сокращающихся естественных лесов Лаоса и Камбоджи. В качестве своевременного напоминания о последствиях продолжающейся вырубки лесов в регионе, на той же неделе, когда я стоял на верфи в Куинхоне, находящаяся под угрозой исчезновения вьетнамская популяция яванских носорогов была объявлена ​​вымершей.

Пострадавший в результате массовой вырубки лесов (и браконьерства), насорог был ярким примером того, как ликвидация одного ресурса (леса) использовалась для разграбления другого (рыбных запасов) и как истощение обоих было обречено на огромные экономические издержки.

Van Công Viêt является владельцем BÐ91251TS. Его корабль имеет длину около 15 метров, водоизмещение около 30 тонн и может нести около 600 глыб льда. Он занимается рыбной ловлей более тридцати лет, последние десять из которых специализируется на тунце. Его лодка ловит желтоперого и большеглазого, а также странную рыбу-меч. Это хороший бизнес, и он доволен тем, что зарабатывает. Он берет свою лодку и команду из десяти человек в пять или шесть тридцатидневных поездок в год.

Лодка Виета предназначена для одной цели – ловли рыбы, а человеческих удобств здесь мало. Подушки и постельное белье экипажа хранятся на крыше кабины, где главный стол также служит площадкой для сна. Есть крошечный камбуз для приготовления еды, но нет туалета. В двух пластиковых стаканах в держателях на стене кабины находятся зубные щетки экипажа.

Под палубой нет места для каюты. В задней части лодки установлен дизельный двигатель мощностью 180 лошадиных сил. Передняя часть покрыта льдом там, где хранится улов. На носу две огромные бамбуковые корзины, а в них – мотки нейлоновой лески. К ним подходят большие, острые, блестящие стальные крючки. Каждая леска имеет длину около 50 километров и оборудована около 1300 крючками. На них ловят на кальмаров и тянут за лодкой.

Виет гордится своими достижениями, зарабатывая в последние годы достаточно, чтобы купить вторую лодку и нанять вторую команду. Но его беспокоит будущее. «За последние десять лет запасы тунца упали примерно на сорок процентов», – считает он.

Он возлагает некоторую вину на большие сейнеры, которые ловят меньшего по размеру скипджека, а также молодь желтоперого и большеглазого еще до того, как они успевают нереститься. Но расширение флота мини-сейнеров – важный фактор. Один ветеран рыбной ловли в Бинь Динь рассказал мне, что в конце 1970-х здесь работало всего пять таких лодок. Сейчас их более 600.

Другой капитан сказал мне, что раньше он мог ловить достаточно рыбы, чтобы зарабатывать на жизнь, рейсами, которые длились от пяти до семи дней.

Теперь ему нужно выходить в море на тридцать дней подряд. Это означает, что ему нужно покупать больше топлива, и что его рыба не такого хорошего качества к тому времени, когда он возвращается, что снижает ее ценность до 70 процентов.

При таком сокращении доходов и увеличении расходов он чувствует экономическое давление, требующее больше рыбной ловли. Рыбаки, занимающиеся промыслом, попадают в спираль, в результате чего ухудшающееся разграбление ресурсов способствует дальнейшему истощению.

Не только флот, работающий в открытом море, испытывает нехватку количества лодок и рыбы, которую можно поймать. У мелких прибрежных операторов такая же проблема, только хуже. Один судовладелец сообщил мне, что запасы сокращаются, а некоторые виды исчезли уже несколько лет назад. Он рассчитывает, что через десять лет прибрежный промысел будет завершен. «Что люди будут делать после этого, где они пойдут зарабатывать на жизнь?» – спрашивает он.

Поскольку вылавливаются наиболее ценные виды, большая часть улова, выловленного прибрежным флотом, называется «мусорной рыбой». Этот термин применяется ко всей рыбе, которую люди не могут есть, – хотя ее могут есть свиньи, куры, выращенные на фермах сомы, омары и креветки, и именно на их стол сейчас идет большая часть рыбы. Трудно получить надежные данные, но, возможно, четверть рыбы, выловленной в Азии, направляется именно в этом направлении.

В конце концов, многие из нас на Западе едят продукты из мусорной рыбы в виде выращенных на фермах тигровых и королевских креветок и сома (иногда называемого речным сапожником), а также курицу и свинину.

Никто не знает, из чего состоят различные источники «мусорной рыбы», но она включает в себя много молоди рыб, которые в противном случае были бы коммерчески ценными видами рыб, если бы они дожили до взрослого возраста.

Считается, что часть рыбы, которую скармливают креветкам и омарам, принадлежат к видам, которые экологи считают находящимися под угрозой исчезновения.

Редко или нет, но если таким образом погибает молодь рыбы, то долгосрочные последствия для рыбных запасов кажутся слишком очевидными.

В Бинь Динь кажется, все мыслимые методы сбора богатств продуктивных морей были рассмотрены, опробованы, усовершенствованы и приняты. Предполагается, что около 46000 человек заняты непосредственно на рыбной ловле, а дополнительные рабочие места созданы в сфере переработки, продажи и судостроения.

И, конечно же, успех рыбной отрасли, производящей четверть ВВП провинции, оказывает негативное влияние на всю региональную экономику. Мопеды Yamaha и Honda, которые роятся на улицах, и огромное количество продаваемых здесь мобильных телефонов LG, Nokia и других, в немалой степени доступны по цене из-за производительности океана.

В последние годы мы стали лучше понимать экономические выгоды, которые дает дикая рыба. Однако мы были менее опытны в понимании того, как дикие морские существа, имеющие такую ​​огромную финансовую ценность, происходят из природных систем, которые необходимо поддерживать для поддержания их продуктивности.

Не только за счет роста водорослей, экосистемы производят серебристых существ, от которых мы так зависим. Естественные морские системы работают во многих других направлениях, поддерживая популяции диких рыб.

Люди, которые часто больше всего ценят этот основной момент, – это люди, которые на самом деле ловят рыбу. Некоторые рыбаки Биньдиня, например, рассказали мне, как определенные особенности экосистемы поддерживают их средства к существованию. Один молодой человек выразил обеспокоенность по поводу ущерба, нанесенного районам рифов траулерами. «Коралловые рифы в прибрежных районах – это рассадники для молоди, но люди продолжают ловить там рыбу», – посетовал он. «Необходимо образование».

Однако повышение осведомленности о последствиях деградации естественных морских систем может оказаться полезным не только в развивающихся странах.

Морские леса

Длинные кожистые водоросли, известные как ламинарии, – это еще один вид водорослей, находящихся на другом конце спектра размеров крошечных одноклеточных растений, дрейфующих на поверхности океанов. Эти гиганты прочно прикреплены к морскому дну и, в случае с калифорнийскими гигантскими водорослями, могут вырастать до 30 метров в длину. Заполненные газом камеры удерживают длинные листья на плаву и рядом с источником света, который им необходим для роста.

Там, где есть каменистое морское дно, к которому они могут прикрепиться, водоросли могут вырасти в густые заросли, которые вполне понятно называют лесами. И, как леса на суше, леса водорослей в море имеют жизненно важное значение для широкого круга различных животных, включая многие виды рыб, в том числе молодняк коммерчески важных видов, которые используют леса в качестве питомников.

Одним из факторов, определяющих наличие (или отсутствие) этих мест обитания, как ни странно, является млекопитающее – калан. Это единственные морские млекопитающие, которым не нужен слой жира, чтобы согреться. Вместо этого у них невероятно густой мех – отличная адаптация для выживания, которая парадоксальным образом чуть не привела к их исчезновению.

Морские каланы когда-то обитали на побережье всей северной части Тихого океана, от северной Японии до Калифорнии но в восемнадцатом и девятнадцатом веках на них охотились до предела забвения, чтобы обеспечить процветающую торговлю пушниной. Защита, введенная в двадцатом веке, позволила некоторым популяциям медленно восстановиться, в том числе вдоль побережья Калифорнии и Британской Колумбии.

Несмотря на свою толстую шерсть, каланы по-прежнему должны много есть, чтобы поддерживать интенсивный метаболизм, который согревает их, и каждый день они потребляют морских ежей, крабов и другие предметы весом около четверти своего веса. Когда каланы почти вымерли, их ненасытный аппетит исчез в лесах водорослей. В результате популяция морских ежей, составляющих основную часть их рациона, резко увеличилась.

В крайних случаях удаление каланов приводило к образованию так называемых «черчинских пустошей» – участков морского дна, содранных почти до голой скалы. Мощные челюсти и сильные зубы ежей вырывают волокнистые стебли и листья ламинарии, а также беспозвоночных, прикрепленных к морскому дну, таких как губки и веерные черви. И когда исчезли ламинарии, исчезла и экосистема, в которой выросла молодь рыб.

И ежи – проблема не только в Америке. Во время поездки на Тенерифе я взял с собой другого своего сына, Сэма, в дайвинг-экспедицию с компанией Ocean Dreams Factory. Дэвид Новилло (основатель компании) не только водит туристов в воду, чтобы увидеть дикую природу, но и ведет активную кампанию по борьбе с ежами.

Морские ежи опустошили морское дно вокруг острова, потому что прибрежная рыба, которая когда-то ограничивала свою численность, была полностью истощена из-за перелова. Он и его команда водолазов тратят много времени на вылавливание ежей, и в одной бухте, где они работали особенно усердно, подводная экосистема возвращается.

Там, где заросли морской травы восстанавливаются, кормятся зеленые черепахи. Сэм и я плавали с одними из них.

Хотя восстановление лесов водорослей и зарослей морской травы в некоторой степени способствует тому, что изменения в естественных морских системах могут быть исправлены, следует проявлять осторожность.

Иногда, как в случае с сушей, изменения, которые мы вносим в экосистемы, не всегда просто отменить. В самом деле, может случиться так, что после изменения некоторые из них не вернутся в исходное состояние, даже если причина изменения полностью устранена. В качестве примера можно привести промысел трески в Гранд-Бэнксе у побережья Ньюфаундленда.

О популяциях трески здесь ходили легенды. В сообщении 1497 года о путешествии Джона Кэбота говорилось о море, «согреваемом рыбой, которую можно брать не только сачком, но и просто корзинами, зачерпывая воду». В других сообщениях говорилось о треске размером с человека. Неудивительно, что это огромное и продуктивное рыбонаселение веками подвергалось нападениям все более эффективных средств захвата.

Но в 1992 году золотое дно внезапно прекратилось, поскольку запасы, которые вылавливались в течение сотен лет, пришли в состояние кризиса. Введен запрет на лов трески, который действует и по сей день.

Почему по прошествии двадцати лет рыба все еще не вернулась, пока непонятно. Однако очевидно то, что в морской системе произошли изменения, и на данный момент это предотвращает возврат трески в норму. Динамика, которая когда-то существовала между треской и системой, которая поддерживала ее в таком огромном количестве, изменилась.

Некоторые считают, что большая популяция гренландских тюленей препятствует ее возрождению, в то время как другие указывают на возможную связь с резким увеличением численности омаров. Этих ракообразных когда-то поедала треска, но когда количество трески упало, количество омаров увеличилось, и треска не смогла восстановиться за счет поедания яиц рыб.

Какой бы ни была причина, по которой треска еще не вернулась, важно помнить, что, когда рыба ушла, с ней ушло около 20 000 рабочих мест, а также значительная часть экономики Ньюфаундленда. И в данном случае это не просто вопрос ожидания восстановления курса акций: этого может и не произойти.

Сегодня около трети рыбных промыслов во всем мире вылавливаются сверх своего максимального потенциала.

Некоторые из них уже рухнули, и, возможно, половина из них достигла предела того, что они могут предоставить; многие из них не имеют эффективного регулирования и управления, поэтому вскоре могут стать чрезмерно эксплуатируемыми. В обоих случаях дело осложняется незаконным и нерегулируемым промыслом.

Профессор Каллум Робертс, морской биолог из Йоркского университета, много думает о состоянии океанов и нашем влиянии на них. Он объяснил мне исторический процесс: «В начале двадцатого века след рыболовства распространился с традиционных рыболовных угодий на далекие моря, а затем в конце двадцатого века с побережий на открытое море и от мелководья до глубоководья. Со временем мы заменили новые виды по мере того, как уничтожили фаворитов прошлого.

Цена на рыбу на протяжении десятилетий опережала инфляцию, что отражает возрастающую сложность и стоимость поддержания запасов. В последней трети двадцатого века развитые страны обратились к развивающимся странам с просьбой снабдить их рыбой, исчерпав собственные возможности ».

Из-за увеличения численности населения и растущего спроса на вредный белок Робертс не видит особых перспектив того, что потребность в ловле рыбы в ближайшее время снизится.

И это будет иметь последствия: «Если мы будем эксплуатировать океаны, как мы делали это в прошлом веке, то чрезмерный вылов рыбы продолжит разъедать популяции крупных рыб в мире; некоторые будут доведены до исчезновения, в то время как многие другие станут слишком редкими, чтобы играть какую-либо значимую роль в своих экосистемах.

По мере их исчезновения мы продолжим переход от крупных хищников, таких как треска и хек, к животным малого размера, таким как креветки и анчоусы.

Но они тоже станут чрезмерно вылавливаемыми, как и некоторые из них, и нам придется искать морепродукты из других источников, таких как антарктический криль, который будет переработан в более привлекательные на вид продукты, такие как рыбные котлеты и крабовые палочки ».

Перед лицом прогрессирующего коллапса дикого морского рыболовства некоторые выступают за расширение рыбоводства как логический ответ. И это действительно было частью ответа – до такой степени, что сегодня количество потребляемой рыбы, выращенной на фермах, превышает количество рыбы, выловленной в дикой природе.

Но это не положило конец нашей зависимости от океанических систем, не в последнюю очередь потому, что большая часть выращиваемой рыбы питается мелкой морской рыбой, взятой из дикой природы.

Достигнут прогресс в продвижении частично вегетарианских диет для некоторых выращиваемых рыб, включая сома, выращиваемого во Вьетнаме, и лосося в Шотландии, но связь с морем сохраняется.

Также важно помнить, что за выращиваемой рыбой нужно ухаживать и лечить, а это стоит денег. Дикие рыбы восполняются даром – эти легкие пищевые сети, приносящие сотни миллиардов долларов ВВП, рабочие места и продукты питания без вложений (не считая топливо и оборудование для ловли рыбы).

Рыба навсегда

Одним из стимулов к более решительным усилиям по поддержанию диких популяций морской рыбы послужил недавний отчет Всемирного банка под названием «Затонувшие миллиарды». В результате был сделан вывод о том, что рыбные запасы можно было бы ежегодно увеличивать на 50 миллиардов долларов, если бы ими можно было лучше управлять.

И есть некоторые обнадеживающие признаки – места, где чрезмерный вылов рыбы и упадок были встречены лицом к лицу, и фактически достигнута возросшая экономическая ценность.

Все места разные, и существует множество инструментов и методов, которые можно использовать для повышения продуктивности рыболовства в долгосрочной перспективе. Но как только появится воля к переменам, можно быстро достичь удивительных вещей.

Одним из примеров является промысел палтуса в северной части Тихого океана, где программа реформирования, стоившая примерно 3 процента годового дохода, получаемого отраслью, была потрачена таким образом, чтобы повысить ее продуктивность.

Доход от отлова этого ценного вида увеличился примерно с 50 миллионов долларов США в год до 245 миллионов долларов США – улучшение на 390 процентов и, по любым стандартам, хорошая окупаемость инвестиций.

В Новой Зеландии около 25 миллионов долларов было потрачено на улучшение управления рыболовством, в результате чего национальная стоимость рыболовства увеличилась с 1,57 до 2,3 миллиарда долларов, то есть на 46 процентов. Норвегия потратила около 90 миллионов долларов на реформирование своего рыболовства, включая введение запрета на выброс любой пойманной рыбы. Это помогло изменить методы рыболовства, запасы восстановились, а стоимость годового улова выросла с 347 до 546 миллионов долларов.

Анализ потенциальных экономических выгод, которые можно получить от более рационального управления рыбными запасами, показывает, что таких возможностей много. Например, приведение в порядок плохо управляемого промысла голубого тунца в Северо-Восточной Атлантике может привести к прибыли до 510 миллионов долларов в год.

В развивающихся странах тоже есть основания для оптимизма, основанные на достижениях нескольких первопроходцев. Намибия внедрила эффективную схему мониторинга судов, которая резко сократила незаконный промысел и позволила восстановить запасы. Уловы увеличились втрое; это приносит пользу развитию Намибии, поскольку ценность рыболовства для национальной экономики возросло 98 до 372 миллионов долларов в год.

Во Вьетнаме скромный уровень инвестиций позволил местным жителям создать схему управления сообществами на промысле моллюсков в провинции Бен Тре. После перехода к более эффективному управлению ресурсами моллюски теперь поддерживают 13 000 домашних хозяйств по сравнению с 9 000 в 2007 году.

И, как и в случае с более богатыми частями мира, растет объем анализов, указывающих на масштабы экономических возможностей, которые могут появиться с улучшением рыбных запасов.

Например, одно исследование предполагает, что промысел в Хилса Шад в Бангладеш мог бы стоить почти на 260 миллионов долларов больше в год, если бы он подлежал лучшему управлению.

Эти и другие положительные примеры реформы рыболовства были подкреплены различными экономическими стимулами; например, предоставление рыбакам прав собственности на море, что помогает положить конец «трагедии общественного достояния» и ситуации, в которой ни у кого не было стимула беречь ресурсы. С правами у них больше не было б стимулов ловить рыбу раньше, чем это сделает следующая лодка. В результате было б меньше грабежей и меньше расточительности.

Есть много возможностей для мобилизации дополнительных финансовых средств для улучшения рыболовства, не в последнюю очередь за счет изменения того, как работают субсидии. Во многих частях мира государственные деньги используются для поощрения чрезмерного вылова рыбы, например, путем предоставления финансовых средств, в результате которых рыболовные флоты стали слишком большими.

Субсидии, наносящие ущерб рыбным запасам, по оценкам, составляют около 16 миллиардов долларов в год во всем мире. Развитые страны тратят на эти виды субсидий вдвое больше, чем на защиту Мирового океана. Частично ответ здесь состоит в том, чтобы изменить экономику, чтобы деятельность, которая поддерживает природу и ее продуктивность, вознаграждалась, в то время как те, которые наносят ненужный ущерб, постепенно лишались бы поддержки.

Некоторым рыбным запасам, которые переняли передовую практику, помогли схемы сертификации и маркировки. Морской попечительский совет сертифицирует рыбу, соответствующую определенным минимальным стандартам. Некоторые из ловцов тунца, которых я встретил во Вьетнаме, хотели бы сертифицировать свой улов. Им нужно сделать много работы и внести много изменений, но, похоже, они готовы отправиться в путь.

Капитан Ван Кенг Виет, с которым мы познакомились ранее, уже занимался заменой крючков в форме буквы «J» на специальные крючки в форме буквы «С», которые предотвращают случайную поимку морских черепах, находящихся под угрозой исчезновения.

Ловля тунца также демонстрирует признаки улучшения регулирования. Международный фонд устойчивого развития морепродуктов призвал переработчиков покупать тунца только с идентифицированных судов. Это помогло предотвратить попадание незаконной рыбы на рынок и дало экономический толчок тем судам, которые работают в рамках закона.

В этом – и в других мерах – нуждается тунцовый бизнес, потому что здесь нужны большие деньги. В 2012 году один голубой тунец был продан на токийском рыбном рынке почти за три четверти миллиона долларов – 2737 долларов(205 тыс руб) за килограмм, что почти вдвое больше предыдущей рекордной цены, уплаченной за такое животное в 2011 году.

Этот вид тунца особенно подвержен риску, поскольку некоторые популяции уже исчезли, а другие находятся на грани исчезновения. Этот конкретный экземпляр был монстром весом 269 килограммов и был куплен элитным рестораном и сетью суши-баров. Цена была отражением растущей редкости этого вида тунца. Однако, если можно использовать высокие цены, уплачиваемые за некоторые виды, для создания стимулов для устойчивого управления, то, возможно, даже для этих желанных океанских хищников может быть долгосрочное будущее.

Возможно, естественно, что большая часть (ограниченного) внимания, уделяемого сохранению того, что океаны делают для нас, в последние годы было посвящено сохранению рыбы. В конце концов, мы их едим, и они имеют очень ощутимую экономическую ценность. В более широком плане, однако, моря делают гораздо больше, чем просто снабжают их рыбой. И экономическая ценность этих других преимуществ действительно огромна.

Триллионы крошечных кокколитофорид образуют шлейф у побережья Норвегии.

Глава 8

Планета океана

21 ТРИЛЛИОН ДОЛЛАРОВ – ГОДОВАЯ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ СТОИМОСТЬ, ОБЕСПЕЧЕННАЯ ОКЕАНАМИ

БОЛЕЕ 50 ПРОЦЕНТОВ – ДОЛЯ КИСЛОРОДА, ВЫРАБОТАННОГО ПЛАНКТОНОМ

99 ПРОЦЕНТОВ – ДОЛЯ ПЛАНЕТАРНОГО ЖИВОГО ПРОСТРАНСТВА, НАХОДЯЩЕГОСЯ В МОРЕ

Для нас, дышащих воздухом, наземных животных, естественно смотреть на мир в первую очередь с точки зрения земной среды. Но, как вам скажет любой ребенок, большая часть поверхности Земли покрыта соленой водой. Эти два мира, один из которых определяется водой, а другой – воздухом, принципиально различаются по своему характеру. В то время как на суше природа в основном снизу вверх, система океана работает сверху вниз.

Сложные пищевые сети, поддерживающие его, основаны на множестве более крупных существ, питающихся продуктами солнечной энергии в хорошо освещенных поверхностных слоях.

Вода намного плотнее воздуха, и одним из следствий этого является то, как она выдерживает вес живущих в ней существ. В разреженном воздухе лишь несколько видов птиц, например стрижи, питаются редким «планктоном» тлей и других крошечных насекомых, которые разносятся ввысь.

В морской воде животные живут не только в верхнем слое, где происходит большая часть продуктивности, но и во всех слоях, спускающихся вниз. И на большей части океанов это место действительно очень далеко от поверхности, в некоторых случаях намного дальше, чем от уровня моря до вершин самых высоких гор.

Немногие люди рискнули попасть в темный мир под волнами, в холодное и инопланетное пространство внизу. Тот, кто смог, – это Себастьян Троунг.

Троунг – швед и вырос на берегу Балтийского моря. Его увлечение океанами восходит к раннему детству и привело его к карьере морского биолога. У него было много ролей в различных организациях, и сегодня он работает с Conservation International, где он возглавляет глобальную программу, направленную на разумное использование океанов.

Одна из баз его организации базируется на островах залива в Гондурасе, откуда он управляет собственной подводной лодкой. Он построил ее сам и теперь совершает глубокие погружения у берегов Руатина. Этот остров расположен рядом с глубокой водой и минимальными течениями, поэтому это хорошее место, чтобы отправиться в море на подводной лодке.

В этом маленьком сосуде Троинг отправился в зону далеко под поверхностью, куда не проникает свет и где сокрушительное давление воды мгновенно убило бы дышащих воздухом животных. Он рассказал мне, на что это было похоже.

«Было жарко и душно, около тридцати градусов, когда нас отбуксировал туристический катер.

Когда мы заняли позицию, мы закрыли крышку и начали погружение. Мы начали медленное и очень плавное погружение. Первым должен исчезнуть красный свет, и примерно на 100 футах(30м) все красное кажется черным. Света становится все меньше и меньше, и примерно через 300 футов(90м) это стало похоже на сумерки. К тому времени, когда мы достигли 700 футов(210м), была полная темнота. Примерно на глубине 2000 футов(600м) мы нашли дно.

По мере того, как вы спускаетесь, становится все прохладнее и прохладнее. Стены старался не трогать, так как капает конденсат. Не рекомендуется спускаться, если вы страдаете клаустрофобией.

«Мы водили подводную лодку по дну в местах, которые, по всей вероятности, никогда раньше не наблюдались людьми. Там были полупрозрачные рыбы, фосфоресцирующие рыбы шести футов(1,8м) длиной, огромные медузы и глубоководные кораллы.