Текст книги "Дело Арбогаста"

Автор книги: Томас Хетхе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

Линднер кивнул.

– Мы понимаем. Рассказывайте дальше.

– Я разорвал нижнюю юбку и обтер тело тряпками, и наконец отъехал по дороге Б-15 в сторону Хорода. У развилки на Дурен я съехал на обочину. Вытащил Марию и спустил тело по склону, поросшему кустами.

Арбогаст кивнул, как бы подтверждая чистосердечность собственного признания, и умолк. Через некоторое время тихим голосом добавил, что поехал затем в Грангат через Кальтенвайер. Налил бак на заправке у Кюнера и просидел пару часов в машине на парковке в районе Кунотмюле.

– Я был совершенно измотан. Даже не два часа просидел в машине, а три, если не все четыре.

– Может, заснули, – спросил судья.

– Нет!

Судья подождал, не захочется ли Арбогасту еще что-нибудь вспомнить.

– Выразитесь-ка поконкретней, – сказал судья, – чтобы потом никто не смог попрекнуть вас тем, что вы, сделав дело, заснули сном праведника!

Арбогаст отчаянно затряс головой. Домой он прибыл часа в два, в три ночи. Положил на ночной столик жены сумочку госпожи Гурт в качестве подарка и, не будя ее, лег и заснул.

– Но зачем ради всего святого вы это сделали?

Арбогаст покачал головой.

– Не знаю. Линднер кивнул.

– Ну и что дальше?

– В субботу я прочел в газете сообщение о пропавшей без вести. В понедельник пошел в полицию.

– Зачем? – спросил Куртиус.

– Решил: будет лучше, если я помогу.

– А дело разве не в том, что вы испугались, мол, сумочка может меня выдать?

– Нет, я хотел помочь следствию.

И Арбогаст замолчал. Судья, кивнув, огляделся по сторонам: нет ли у кого-нибудь вопросов к обвиняемому. В конце концов слово взял прокурор.

– Меня однако же удивляет ваше высказывание, будто вам захотелось помочь следствию. Из протоколов вытекает нечто противоположное. На первом допросе вы утверждали, будто всего лишь подвезли госпожу Гурт и купили у нее сумочку. На втором допросе – категорически отрицали тот факт, что у вас с ней что-то было, а на третьем признались обер-прорурору в том, что она, якобы, внезапно умерла у вас на глазах. А в конце концов заявили, что она умерла в ваших объятьях, правда, без какого бы то ни было умысла с вашей стороны. Это признание вы однако же затем объявили ложным и якобы сделанным под давлением и угрозой. Как же все это согласуется с вашим сегодняшним утверждением, будто вы хотели помочь следствию?

– Меня с самого начала сочли убийцей! Каждое произнесенное мною слово буквально выворачивали наизнанку!

– А как насчет протоколов ваших допросов? Там ведь записаны именно те слова, которые вы произносили.

– В этой форме эти слова мне не принадлежат! – Далее Арбогаст пояснил, что обер-прокурор Эстерле на тех допросах не давал ему довести ни одного предложения до конца. – Этот человек так меня уделал, что я забыл, кто я и где нахожусь.

– Еще вопросы? – поинтересовался председательствующий. – Господин прокурор? Господин доктор Клейн?

Оба покачали головой.

– Хорошо. Завтра в восемь тридцать процесс будет продолжен. В повестке дня – ознакомления с доказательствами сторон. А на сегодня – все.

52

К тому времени, как Ансгар Клейн собрал бумаги и решил покинуть зал суда, публика и большинство журналистов уже разошлись. Зал для заседаний находился на первом этаже, и в светлом вестибюле, в котором с утра было не протолкнуться, сейчас уже почти никого не было. Прежде всего, как обрадованно установил Клейн, ушел профессор Маул, нигде не было видно и преподобного Каргеса. Лишь у самого входа дожидались адвоката Сарразин, Катя Лаванс и Арбогаст. Еще из вестибюля Клейн увидел, что женщина взволнованно говорит о чем-то с его подзащитным, и пришел к выводу, что поужинать ему будет лучше в гостинице, причем в одиночестве. Какое-то время он постоял с дождавшимися его людьми, а затем простился и с ними. Всех это удивило, особенно, судя по ее недоумевающему взгляду на него, Катю Лаванс. Уже на ходу он бросил в порядке объяснения, что ему нужно поработать. И в тот же самый момент здание суда покидал Пауль Мор. Столкнувшись с адвокатом в дверях, он пропустил его. И тут же осведомился, можно ли спросить его о впечатлениях от первого дня процесса. Журналист представился и выяснилось, что его колонки – в газетных вырезках на пожелтевшей бумаге, собранных в папки, – были известны Клейну. Как же, он освещал еще ход первого процесса! Да и сейчас пишет для “Бадишер Цайтунг”.

Кивнув журналисту, Ансгар Клейн остановился у входа в здание суда. История этого дела, объяснил он, лишний раз доказывает, в какой мере назрела реформа уголовного производства. На его взгляд, стопроцентная безошибочность – идеал вполне достижимый. Потому что времена – слава тебе, Господи, – теперь уже не те. Его подзащитный является символом рисков, которым подвергается любой в руках у неповоротливой юстиции; он надеется, что Гансу Арбогасту хотя бы теперь, с таким страшным опозданием, воздадут по справедливости.

– И последний вопрос, господин адвокат. Как вы относитесь к тому пиетету, с каким прокуратура подходит к профессору Маулу, выступавшему в качестве эксперта на первом процессе?

– Мне это кажется в высшей степени неподобающим. Но, как вы сами должны понять, от дальнейших комментариев по этому вопросу мне лучше воздержаться.

Ансгар Клейн простился с Паулем Мором, поблагодарившим его за интервью. И, углубившись в размышления, машинально поплелся следом за журналистом, благо им вроде бы было по пути, и только когда Мор свернул на Кройцгассе, Клейн остановился и задумался над тем, где он, собственно говоря, находится и как отсюда кратчайшим путем попасть в гостиницу. При этом он успел заметить, как журналист позвонил у двери с вывеской “Кодак”.

Звонок оставался здесь тот же самый. Дожидаясь возле застекленной витрины, Пауль огляделся по сторонам. Затем над тяжелой ширмой справа от него погасла красная лампочка, и из лаборатории вышла Гезина Хофман.

– Хорошо, что ты пришел!

– Спасибо, что пригласила! После четырнадцати-то лет. Мы ведь с тобой с тех пор ни разу не виделись.

– Да, это правда.

– А здесь все, как раньше!

Гезина, улыбнувшись, осмотрелась в маленьком магазине, как будто и сама очутилась здесь впервые.

– Кстати, я приготовила кое-что поесть. Пошли!

Изящным взмахом руки Гезина предложила Паулю следовать за ней. Путь лежал в узкую дверь за прилавком. Тесная комната оказалась по обеим длинным стенам заставлена до потолка стеллажами, полки которых были набиты всякой всячиной, какая может понадобиться в фотоделе. В конце комнаты небольшая приступка вела на жилой этаж. Из маленького холла, паркет в углу которого самым тревожным образом подломился, открывался вид на несколько совершенно одинаковых дверей, одна из которых – а именно та, что на кухню, – была открыта. Туда Гезина и пригласила Пауля и, пока он осматривался по сторонам, поставила на огонь две кастрюли – большую и маленькую. Одну стену здесь заставляли газовая плита и старомодная, чтобы не сказать старинная, раковина, у другой стоял огромный буфет, застекленные дверцы которого были украшены разноцветными вышивками. Над небольшим столом висела на стене праздничная скатерть, также расшитая: “Пятерых пригласили, сразу десять пришли, а мы всех угостили, что покушать, нашли”. На подоконнике стояла деревянная кофемолка. Пахло чесноком. Ничто здесь, внезапно понял Пауль, не изменилось за все эти годы.

– А твоя мать? – спросил Пауль.

– Она умерла.

Пауль кивнул.

– Садись же наконец! – Стоя лицом к плите, Гезина посмотрела на него через плечо. – Сейчас будет готово.

Пауль кивнул, но так и не присел.

53

Как раз в этот миг в номер к адвокату доставили заказанные им бутерброды и минеральную воду. Ансгар Клейн опустил поднос на остающуюся неиспользуемой половину кровати и тот всей тяжестью ушел в мягкое пуховое одеяло, а сам продолжил работу со списком свидетелей, которым предстояло выступить с показаниями назавтра. Бумаги он разложил на маленьком письменном столе у окна. В номере гулял сквозняк и от крытого серым линолеумом пола веяло холодом, тогда как тонкие коврики, которыми он был как бы прикрыт от глаз постояльца, сбивалась на сторону и скручивались буквально на каждом шагу. На Клейне была серая шерстяная куртка и белая сорочка. Галстук он позволил себе снять. Возле серого портфолио с документами лежал изящный блокнот с монограммами на каждой странице. Многие страницы были исписаны и частично исчерканы старой английской авторучкой – “вечным пером”, которое когда-то подарил Клейну отец. Адвокату стало холодно и он решил было принять горячую ванну, наткнулся на позабытые меж тем бутерброды, а когда, пустив воду, вернулся к ним в номер, в дверь вновь постучали.

С изумлением Клейн впустил в номер Фрица Сарразина. Едва войдя и даже толком не поздоровавшись, тот принялся делиться впечатлениями от первого дня в суде. Когда Клейн пошел в ванную выключить воду, тот проследовал за ним и туда, выбрал на полочке чистый стакан, наполнил его водой, вернулся в номер, сел за письменный стол и шутливо произнес:

– Ваше здоровье! И приятного вам ужина!

Медленно выпил воду, прокашлялся и приступил к делу.

– По сегодняшним впечатлениям вполне может сложиться ощущение, будто ты сознательно избегаешь госпожи Лаванс. Или я ошибаюсь?

Ответом ему было долгое молчание. Сарразин делал вид, будто пьет воду из уже пустого стакана.

– Нет, конечно же, ты не ошибся.

Клейн присел на край кровати, потому что в маленьком номере просто не было второго стула. Выпил минеральной воды с подноса.

– Мне очень жаль, я понимал, что это выглядит пошловато. – Катя Лаванс и ее мнение для нас чрезвычайно важны.

– Мне это понятно.

– При этом она кажется сравнительно умной женщиной.

– Согласен.

– И привлекательной тоже.

– Спорить не стану.

– Значит, ревнуешь?

– Да что ты!

– Прошу прощения, но я тебе не верю.

Сарразин смачно рассмеялся.

– Я за нее тревожусь.

– Из-за Арбогаста?

Ансгар Клейн поколебался, прежде чем ответить. Когда Арбогаст буквально с первого взгляда на восточно-германскую гостью принялся пожирать ее глазами, да так и не оставил этого занятия, адвокату стало весьма противно. И объяснение этому, представлялось ему, вовсе не сводилось к тому, что и его самого, несомненно, волновала эта женщина. Он выжил еще глоток воды, осторожно поставил стакан на поднос и принялся вертеть его двумя пальцами, не поднимая глаз на Сарразина.

– Арбогаст невиновен. Сарразин оставил шутливый тон.

– Да. – В голосе адвоката еле заметно послышалось сомнение. Сарразин смотрел на него в упор, он чувствовал это, но сам поднять глаза так и не решался.

– Значит, все-таки ревнуешь, – подвел черту Сарразин, и Клейн нехотя кивнул.

54

– Продолжаем процесс по делу Федеративная Республика Германия против Ганса Арбогаста, под номером 25/380 за 1955 год. Сегодня мы переходим к анализу доказательной стороны дела. Вызывается свидетельница Катрин Тайхель.

Судебный исполнитель вышел из зала, чтобы привести бывшую жену Ганса Арбогаста. Медленными, еле слышными шагами вошла она и приблизилась к судейской кафедре. Темно-синий костюм и белая блузка – вот во что она оделась по такому случаю. Она несколько раздобрела, лицо у нее было бледным. Помадой она не пользовалась, а вот глаза подвела. И сделала “начес”. Едва сев на место, она объявила, что хотела бы воспользоваться предоставляемым ей законом правом вообще отказаться от показаний. Судья Линднер, кивнув, попросил ее однако назвать имя, возраст, место жительства, определиться с профессиональным и семейным статусом, что она и проделала. Глаз на Арбогаста она не поднимала, а он смотрел на нее неотрывно и даже, пожалуй, нахально.

– Что ж, с этим я вас и отпускаю, госпожа Тайхель. Вы свободны. Если у вас были издержки, то вы можете возместить их в кассе суда. Вот вам соответствующее разрешение.

Линднер заполнил формуляр и, не вставая из-за стола, протянул его бывшей жене Арбогаста.

– Господин судья?

– Что у вас еще?

– А можно мне остаться послушать?

– Да, госпожа Тайхель, конечно же. Садитесь в публику. Следующим свидетелем я вызываю Йохена Гурта.

Арбогаст жадным взглядом проводил Катрин до места, на которое она уселась. И тут ему бросилось в глаза отсутствие кресла, предоставленного накануне профессору Маулу. Арбогаст осмотрелся в зале и в конце концов обнаружил автора рокового для него экспертного заключения где-то в задних рядах. Их взгляды встретились, и профессор отвел глаза, переключив внимание на вдовца убитой, который меж тем уже занял свидетельское место и ответил на вопросы, удостоверяющие его личность. Сорокапятилетний Йохен Гурт работал инженером и жил в Брауншвейге. Он вновь женился. По просьбе суда, он рассказал о том, как они с Марией бежали в 1952 году из Восточного Берлина на Запад. К тому времени они были уже пять лет женаты, их детям, оставленным у бабушки, было три и четыре года. Ко дню гибели его жены они уже целый год жили в лагере для беженцев в Рингсхейме. Жизнь в лагере удручала его покойную жену, она подумывала о том, не вернуться ли к детям. Нет, ответил Гурт на вопрос Ансгара Клейна, его жена не была образцовой домохозяйкой. Да, она была особой весьма темпераментной.

– Например, она чудо что вытворяла в постели. Ни с чем подобным в жизни не сталкивался.

– А у вас не возникало ощущения, будто ваша жена вам не вполне верна?

– Да уж сколько раз!

Она голосовала на дороге и отправлялась на увеселительные поездки в Шварцвальд. А вот о том, что в сентябре 1953 года его жена была в начальной фазе беременности, он не подозревал.

– Первого сентября 1953 года Мария заехала ко мне в обеденный перерыв на работу в Грангат. Я видел, как она вылезла из какой-то машины и попрощалась с водителем. Мы пообедали, и я предложил ей вечером вместе вернуться в Рингсхейм на поезде. Но Мария не захотела ждать. Лучше уж она проголосует на дороге. Я еще дал ей несколько марок – скажем, чтобы она могла выпить кофе. С тех пор я жену уже не видел.

– А почему вы обратились в полицию только через четыре дня?

– Я думал, Мария поехала в Штутгарт поискать работу.

– С чего вы это взяли?

– Незадолго перед тем в лагере побывал человек из Штутгарта. Он предложил ей место.

Судья еще не определился с тем, какие вопросы следует задать ему самому. До поры до времени помалкивал, задумчиво глядя на Гурта, и прокурор. Йохен Гурт был узкоплечим мужчиной незавидного роста в темном костюме. Он сидел, сложа руки на коленях. У него были еще кое-какие сомнения, тихим голосом добавил он. Жена ведь могла взять, да и вернуться в Берлин или просто-напросто сбежать. Лишь пятого сентября, в субботу, бросив случайный взгляд в газету и прочитав заметку об обнаружении неопознанного женского тела, он, по содержащимся там приметам, кое-что заподозрил. И обратился в полицию.

Ансгар Клейн заметил, как пристально и неотрывно смотрит Ганс Арбогаст на мужа своей когдатошней любовницы. Факты и мнения из уст Йохена Гурта представляли собой единственное, что мог узнать о Марии и о всей ее жизни Арбогаст. Адвокат обвел медленным взглядом зал суда. Не важно, что за дело слушается и каков состав суда, – в любом случае все происходящее в этом зале обладает прямо-таки убийственной серьезностью. И хотя у каждого свое субъективное прошлое, из которого и вытекают его высказывания, только все вместе сливается в общую действительность, которой на самом деле никогда не было и которая возникает лишь здесь и сейчас. Нет, покачал головой Ансгар Клейн, у него больше нет вопросов к Йохену Гурту.

Судья Линднер принялся вызывать в качестве свидетелей людей, так или иначе причастных к обнаружению тела. Первым выступил лесник Мехлинг, тщедушный старец, практически повторивший, как подметил Клейн, слово в слово свои показания, данные на первом процессе. Говорил он на здешнем диалекте с характерными вопросительными, а отчасти и обиженными интонациями.

Вслед за Мехлингом выступил бывший шеф “убойного отдела” фрайбургской полиции, отставной главный комиссар Рудольф Хинрикс. Перед его прибытием на место находки, сообщил он, тело уже было осмотрено одним из врачей. Не исключено, что труп при этом перекладывали с места на место. А вот снимки делали уже после его приезда. Хинрикс сообщил, что возле тела на земле лежала сломанная ветка. Но она ли причинила повреждения, принятые профессором Маулом за улики в пользу удушения, он сказать бы не взялся. Последним до перерыва на обед суд заслушал обер-комиссара уголовной полиции Вилли Фрича, который первым допросил Ганса Арбогаста, когда тот явился в полицию. Поначалу обвиняемый утверждал всего лишь, будто взял покойную в попутчицы и купил у нее сумочку, заявил он.

После обеденного перерыва судья Линднер вызвал в качестве свидетеля обер-прокурора Фердинанда Эстерле, представлявшего обвинение на первом процессе. После необходимых формальностей к детальному допросу свидетеля приступил Ансгар Клейн.

– Соответствует ли истине тот факт, что вы в ходе чествования вашего шестидесятилетия, отвечая на вопрос журналиста, заявили: “Я по-прежнему убежден в том, что Арбогаст совершил убийство при отягчающих обстоятельствах?”

Эстерле был высок, сухопар, он носил роговые очки и было ему сейчас где-то под семьдесят. Абсолютно седой – с желтизной в усах, свидетельствующей о заядлом курении. Узкий черный галстук; большой палец на золотой цепочке часов, выпущенной из жилетного кармана. Дышал он ровно, говорил глухо и хрипло.

– Да, это так. – Времени на колебания он не взял. – И я все еще убежден в этом.

Этот ответ изумил Клейна, хуже того, он застиг его врасплох. Столько всего произошло за подготовительный период и в ходе уже начавшегося процесса, что сил на то, чтобы мысленно восстановить картину первого суда, у него просто не нашлось; сейчас, однако же, на него дохнуло зловещим воздухом пятидесятых. С каким недоверием, должно быть, внимали тогда рассказу Арбогаста! С недоверием, с презрением, с отвращением. Клейн понял сейчас и то, с какой радостью люди ухватились за выводы профессора Маула. Арбогаст заерзал. До сих пор он следил за ходом процесса внимательно, но отношения к происходящему не выказывал. А сейчас принялся оглядываться по сторонам, с нарочитым интересом пытаясь понять, о чем перешептываются в зале. На Эстерле он при этом старался не смотреть.

– Неужели, – решил проявить упрямство Ансгар Клейн, – когда к вам в руки попал отчет о вскрытии, вы просто-напросто поленились заглянуть под обложку?

Фердинанд Эстерле резко покачал головой. После вскрытия, сказал он, патологоанатом признался ему, что еще ни разу не сталкивался с таким количеством повреждений и увечий на одном мертвом теле. И, конечно же, все свои умозаключения он делал, держа перед мысленным взором несчастную жертву преступления.

– Возможно, и допросы вы проводили по той же методе… А соответствует ли действительности, будто вы сказали однажды Гансу Арбогасту: “Сидеть будете, пока не признаетесь, да и потом – тоже?”

– Нет! Я категорически отрицаю, что оказывал на обвиняемого какой бы то ни было нажим. Допросы проходили спокойно, по предписанной процедуре. И, кстати уж, подозреваемый признавался лишь в том, относительно чего мы предъявляли ему неопровержимые улики. Тут уж сорвался Арбогаст.

– Вы выдавили из меня признание!

Он вскочил с места, вцепился обеими руками в край стола.

– Гнусная ложь, – не повышая голоса и не глядя на обвиняемого, возразил прокурор.

– Тогда сначала присягните – и повторите то же самое под присягой!

Судье пришлось призвать обвиняемого к порядку. Успокаивал его, как мог, и Клейн. Наконец Арбогаст сел на место.

– Вам никто слова не предоставлял, господин Арбогаст, – предостерег его судья Линднер, – и если вы не образумитесь, я буду вынужден удалить вас из зала. Я предлагаю вашему адвокату детально изложить претензии к следствию и методам его ведения, о чем он упоминал уже накануне. Надеюсь, вы не против?

Арбогаст сконфуженно кивнул. Он пытался совладать с дыханием и сидел, намертво переплетя пальцы обеих рук.

– Времена изменились, – приступил к делу Ансгар Клейн.

– Разве вам не кажется, что все тогда были слишком предубеждены против предполагаемого полового извращения, чтобы трезво рассуждать об альтернативных версиях происшедшего?

Эстерле решительно покачал головой.

– Нет, не кажется. Категорически не кажется.

Даже не глядя на Арбогаста, Клейн почувствовал, что тот опять заерзал на месте. Хуже того: Арбогаст принялся что-то бубнить себе под нос. Адвокат положил подзащитному руку на плечо, и этот жест подействовал все-таки успокаивающе.

– Господин Эстерле, мой подзащитный утверждает, будто профессор Маул в ходе первого суда демонстрировал некую окровавленную рубаху. Это соответствует действительности?

– Нет, не соответствует. О рубахе я впервые прочел в статье господина Сарразина, опубликованной в “Бунте”.

Эстерле кивнул в сторону зала, в точности указав место, где сидел сейчас Сарразин.

– Однако в материалах и вещественных доказательствах имеется рубаха, которую отправляли на анализ на предмет наличия следов крови.

– Это совершенно выпало у меня из памяти.

– И в обвинительном заключении 1955 года рубаха фигурирует в качестве одного из уличающих вещественных доказательств, – подключился к допросу судья Линднер.

– Может быть. Но у меня о ней разве что какие-то смутные воспоминания.

– Но вы можете исключить, что эта рубаха так или иначе фигурировала в ходе процесса?

– Я категорически исключаю возможность того, что эту рубаху демонстрировали в зале суда.

– Вы здесь теперь не прокурор, вы свидетель, вам следует придерживаться фактов, а не оценивать их, – резко бросил Клейн.

– Господину обер-прокурору это известно, – кротко прокомментировал судья. – Он знаком с уголовно-процессуальным кодексом.

– Вот только не придерживается его статей!

– Я изложил факты в том виде, в каком они мне запомнились, а на это я имел право как свидетель.

– У защиты больше нет вопросов! Клейн явно злился.

Судья кивнул представителям обвинения, призывая их приступить к допросу.

– Как, собственно говоря, вы пришли к умозаключению о том, что убийцей Марии Гурт может оказаться тот же человек, который совершил убийство другой женщины, тело которой было обнаружено примерно в том же месте раньше?

Этот вопрос задал доктор Куртиус.

– Это общеизвестная психологическая ситуация: преступник возвращается на место преступления.

– В таком случае следовало бы распустить уголовную полицию. Достаточно расставить на местах преступления людей с сачками – так оно и дешевле будет, – пробормотал Клейн достаточно громко, чтобы его расслышали в зале.

Оттуда и впрямь донеслись смешки.

– Теперь я должен сделать замечание вам, господин адвокат. Будьте серьезнее!

– Но поймите и меня! Четыре года мне пришлось вести отчаянную борьбу, причем бесплатно. Я запустил практику, подрастерял клиентуру – и все для того, чтобы вытащить этого несчастного из каторжной тюрьмы. А все потому, что дело тогда вели черт знает как и строили следствие на пошлых прибаутках!

– Это – сознательное искажение истины и принижение результатов нашей деятельности. Данный человек в высшей степени подходил на роль главного подозреваемого. – Эстерле впервые обратился непосредственно к адвокату. – Хотя Арбогаст и отрицал умысел на убийство, он однако же признался в том, что сдавил женщине шею, набросившись на нее сзади. Он заявил даже, что такой опыт имелся у него и ранее. Женщины, мол, от этого проявляют большую прыть.

– Вам никто не давал слова, господин свидетель!

Клейн только покачал головой, да и у обвинителей не нашлось новых вопросов к свидетелю. Судья отпустил Фердинанда Эстерле.

Напоследок вызвали Гезину Хофман, которую надо было допросить главным образом о том, в каких условиях были сделаны ею снимки на месте обнаружения трупа. Она рассказала о том, как мать разбудила ее в тот день спозаранок, потому что полиции срочно понадобился фотограф, как за ней заехали, как доставили ее на место, где она сразу же увидела в темных кустах белое женское тело.

– Это зрелище вас шокировало?

– Нет, отнюдь.

Шокировал Гезину, казалось, как раз только что заданный вопрос.

– Расскажите о своих впечатлениях поподробнее.

– Она была такая красивая.

Словно в поисках подтверждения этих слов Гезина быстро посмотрела в сторону Арбогаста, и тот спокойно и благожелательно кивнул ей. Он-то знал, какова была Мария.

– Что вы имеете в виду? – осторожно спросил судья Линднер.

Гезина Хофман посмотрела на него долгим взглядом светло-зеленых глаз и только потом ответила:

– Этого в двух словах не опишешь. Тогда было холодно и сыро, и все же Мария лежала так спокойно, словно все ей было нипочем, словно время над ней не властно.

– А вам самой в это время сколько было – семнадцать?

– Да, семнадцать. Совсем недавно исполнилось.

Она строго кивнула. Арбогаст смотрел на нее явно заинтересованно, как, пожалуй, ни на кого другого в ходе процесса. Особенно увлекли его ее губы, готовые, кажется, в любой миг раскрыться в улыбке, но тут же становящиеся серьезно поджатыми. На щеках у нее был едва заметный пушок.

– Все же несколько странно, что к изготовлению таких снимков привлекли столь юную особу.

Прокурор произнес это, вертя двумя пальцами карандаш.

– Мой отец тридцать лет был единственным фотографом во всем Грангате, но на тот момент он оказался уже слишком болен. Вскоре после процесса по делу Арбогаста он умер. Поэтому тем утром вызвали меня.

– Из-за вашего отца?

Гезина кивнула.

Когда ее некоторое время спустя отпустили и судья отложил дело до среды, Ганс Арбогаст проводил ее долгим взглядом до самой двери. Перед началом заседания Пауль Мор предложил ей по его окончании поужинать в “Серебряной звезде”, но она предпочла отправиться домой, хотя сначала и проводила его до гостиницы. До вечера писал Пауль репортаж из зала суда, передал его затем по телефону в редакцию и спустился в зал ресторана, успев еще посидеть с коллегами, а без четверти десять по первому каналу начали транслировать экранизацию романа Франсуазы Саган, которую непременно хотелось посмотреть Гезине и начало которой она все-таки пропустила, сервируя на кухне чай и бутерброды с колбасой. Когда она выкладывала на тарелку, предварительно разрезав пополам, огурчики домашнего засола, из комнаты донеслась музыкальная увертюра к экранизации. Гезина купила телевизор незадолго до смерти матери и поставила его в маленькой гостиной возле материнского дивана. После выпуска последних известий передали обращение правительства канцлера Брандта. После смерти матери она полюбила сидеть у голубого экрана. Экранизация называлась ”Через месяц, через год” – и Гезину интересовала прежде всего молодая Ханнелоре Эльснер с ее черными бровями и подведенными глазами, с которыми резко контрастировали волосы крашеной блондинки. Больше всего Гезине понравилась сцена, в которой Ханнелоре сидит на коврике посередине комнаты и курит, не шевеля при этом губами. Сама Гезина как раз не курила.