Текст книги "Самый темный день (ЛП)"

Автор книги: Том Вуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

  Он не видел на улице никаких государственных автомобилей и никаких других признаков их присутствия. Улица была такой же, как и в то время, когда он приехал, за исключением того, что серый грузовой фургон с пятнами ржавчины исчез. Другие транспортные средства, которые он видел ранее, все еще присутствовали.

  Теперь, когда Служба национальной безопасности занялась Рейвен и конспиративной квартирой, она больше не годилась в качестве ударной точки. Но у него был другой вариант: 10028 – это почтовый индекс Метрополитен-музея. Он располагался в Верхнем Ист-Сайде. Он мог быть там через двадцать минут, но он не мог рисковать прямым маршрутом и не мог позволить себе роскошь времени для надлежащего контрнаблюдения, если число 4 означало четыре часа дня. Может быть, за Виктором велась слежка. Может быть, он не был. Не было никакого способа быть уверенным, учитывая короткие сроки.

  Это мало что изменило в его поведении. Он всегда вел себя так, как будто враги были рядом. Герреро и Уоллинджер искали Рэйвена, а не его, и казалось, что они поверили его легенде для прикрытия. Они также, казалось, действовали в одиночку. Но это не означало, что они не могли вызвать подмогу – местных копов или другие сотрудничающие агентства.

  Он не увидел на улице никого, кто не был бы там, когда он вошел в дом Рейвен.

  Не считая двух фигур, сидящих в передней части полуночно-синего фургона.

  Автомобиль был новой модели Ford. Окна были темного оттенка. Автомобиль стоял на обочине, ничем не примечательный, если не считать того факта, что в нем находились два человека. С этого расстояния он не мог разобрать никаких деталей, но высота и ширина плеч указывали на двух мужчин. Он видел их силуэты и больше ничего. Двое мужчин, сидящих внутри припаркованного фургона «Форд», были обычным явлением, если не считать того факта, что силуэты не появлялись там пятнадцать минут назад. Они тоже не двигались. Они сидели неподвижно, без каких-либо движений рук. Если они и разговаривали, то без больших жестикуляций и движений головы. Они не смотрели друг на друга.

  Им может быть скучно, или они могут быть сосредоточены. Был простой способ узнать, какой именно.

  Виктор подошел к грязно-красной Импале. Он был припаркован примерно в пятидесяти метрах от фургона, на противоположной стороне дороги. Он опустился на одно колено и вытащил шнурок, сложил шнурок пополам и завязал скользящий узел по центру сложенного шнурка, образовав петлю.

  Он встал и потянул за два свободных конца, чтобы укоротить петлю, и растянул шнурок, пока он не стал тугим, с петлей в центре. Затем он вставил петлю в угловой зазор, где дверь водителя соприкасалась с шасси. Пиляющим движением он провел шнурок через щель и за дверью, пока петля не оказалась над запорным механизмом. Он потянул за оба конца шнурка одновременно, чтобы затянуть петлю вокруг механизма, а затем потянул вверх, чтобы открыть дверь.

  Он забрался внутрь и снова завязал шнурок в ботинке, наблюдая за фургоном в боковое зеркало со стороны водителя. Отражение силуэтов теперь было слишком маленьким, чтобы определить какие-либо характерные движения, даже если они их совершали. Силуэты расплывались и искажались в одну темную массу.

  Он еще немного посидел. Они не могли видеть, как он наблюдает через боковое зеркало, так же легко, как и он мог видеть их. Он ждал, потому что, если они были тенями, он хотел заставить их понервничать. И если не нервный, то тревожный. Чем дольше он ждал, тем больше вопросов возникало в их головах. Их заметили? Что он собирался делать? Куда он собирался идти?

  Как только он отстранится, они впадут в теневое мышление. Они будут сосредоточены на том, чтобы следовать за ним и оставаться незамеченными. Вопросы исчезнут из приоритета, но эффект все равно будет ощущаться. Они могут быть менее терпеливыми или более очевидными.

  Они были. Выхлопные газы «форда» начали конденсироваться еще до того, как Виктор полностью выехал из своего места. Слишком рано. Слишком нетерпелив. Нервный или тревожный.

  Что было хорошо, потому что отвечало на его собственный вопрос без необходимости дальнейшего подтверждения того, что он подозревал, но плохо, потому что он подобрал хвост. В это время он понятия не имел, кто они такие. Уоллинджер и Герреро или их коллеги казались наиболее очевидными, но он не мог позволить себе предполагать.

  Он, конечно, тоже с подозрением относился к Халлеку. Этот человек хотел, чтобы ему помогли его люди, и Виктор отклонил это предложение. Не то чтобы это было предложение. Халлек ясно дал понять, что не доверяет Виктору, и был прав. Так что имело смысл, что он тоже поставит своих людей на поле боя. Но Виктор не знал об их великих намерениях. Они были у него на хвосте только для наблюдения или у них были другие приказы?

  Фургон держался на расстоянии двух длин автомобиля от учебника. Виктор ехал минут пятнадцать, сворачивая наугад и меняя полосу движения, когда ему хотелось. Форд оставался с ним все время. Он въехал в гараж, чтобы проверить их заказы. Это было бы самое подходящее место, чтобы напасть на него так, как они собирались, но они не последовали за ним туда. Они подождали, пока он снова не уедет, и продолжили преследование. Тогда просто наблюдатели. По крайней мере, на данный момент.

  Он не сделал ничего, чтобы показать, что он их создал, и если бы они были людьми Халлека, они бы подумали, что он осуществляет рутинную контрразведку.

  Но он не мог быть уверен, что их послал Халлек. Халлек был прав, когда дразнил Виктора его прошлым. Было множество людей и организаций, которые хотели его головы. Он никогда не удивлялся, когда кто-то выслеживал его. Его было так же трудно загнать в угол, как и любого другого, но если он не жил за счет земли в каком-нибудь далеком уголке ниоткуда, то всегда оставался риск разоблачения. И он не был готов отказаться от всего, лишь бы оставаться в вертикальном положении.

  Через несколько кварталов он бросил Импалу. Ему не нравилось ограничивать себя в транспортном средстве без необходимости. Кроме того, он хотел узнать больше о своих тенях. Были ли эти двое в фургоне общей суммой или они были частью большой команды?

  Он отправился на север, потому что ему нужно было на юг. Фургон проехал мимо него и исчез вдали. Он прошел пару кварталов, когда пошел дождь. Он упал прямо и тяжело. Автобусы проезжали по улице перед ним, посылая волны по затопленной дороге, которая разбивалась о бордюр. За ними следовали машины, некоторые с включенными фарами, у всех дворники изо всех сил пытались справиться с ливнем. Пешеходы без зонтов сгорбились и торопились, уворачиваясь от тех, кто спланировал заранее и мог идти с самодовольной медлительностью. Такси, подошедшее слишком близко к бордюру, подняло струю, которая осыпала несчастных прохожих.

  Виктор шел медленным шагом. Дождь помял его пальто и пригладил волосы. Ему понравилась погода. Он любил дождь. Он всегда был. Дождь помог ему остаться в живых. Это помогло идентифицировать наблюдателей и тени. Под дождем люди шли быстрее, либо не шли вообще, либо оставались дома. В результате улицы были менее загружены, что создавало меньше потенциальных угроз для оценки. Почти никто не слонялся под дождем, даже если ждал кого-то особенного. Люди искали укрытие, а не лучшие точки обзора. Тот, кто не ютился под навесами или в дверных проемах, выделялся, а наблюдатель, который сам хотел оставаться сухим или хотя бы хотел казаться таким, ограничивал свою способность наблюдать и следовать при этом.

  Виктор шел медленным шагом, несмотря на ливень, потому что, если кто-то еще шел в том же темпе, что и он, это было равнозначно указанию на его или ее намерения. Зонт спас бы от дождя, но только за счет связывания одной руки и ограничения обзора. Пропитанный дождевой водой всегда предпочтительнее, чем пропитанный собственной кровью.

  Некоторые туристы были застигнуты врасплох и представляли собой комичное зрелище, раздетые и неподготовленные. Виктору было бы их жаль, но они улыбались и смеялись над своим несчастьем и над тем, как нелепо они выглядели, и Виктор вспомнил, когда он был мальчиком, и дождь был не чем иным, как забавой.

  В детстве лужи просили его поплескаться по ним. Пропитанный до нитки, нужно было чего-то добиться, а не избежать. Наблюдение за струйками пара, поднимающимися в помещении, вдохновило его воображение на мысли о волшебниках и заклинаниях.

  Мимо прогрохотал грузовик, и Виктор мысленно захлопнул дверь. Если бы он мог, он бы стер все воспоминания о своей юной жизни. Воспоминания о том времени были отвлечением, с которым ему приходилось бороться. Думать о прошлом означало не обращать внимания на настоящее. У него было слишком много врагов, чтобы рисковать предаваться ностальгии.

  Каждую секунду на дорожное покрытие и тротуары падают тысячи капель дождя. Он задавался вопросом, есть ли в этом закономерность, какая-то формула, какой-то ритм – алгоритм, известный только природе. Перемежающийся ветер разметал узоры сквозь дождь. Фары светились на поверхности дороги.

  Молодая женщина использовала пластиковую сумку в качестве защиты от дождя, когда бежала по тротуару. На ней было платье, тонкое и белое. Из вежливости он отвел взгляд, пока она не прошла.

  Когда он оглянулся, то увидел, что на тротуаре напротив стоит человек, расположившийся рядом с бордюром, не прикрытый ни навесом, ни дверным проемом, его волосы были приглажены ливнем.

  ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ

  Мужчина был испанцем. Невысокий, с аккуратной черной бородой. Он был одет в кожаную куртку до бедра и шапку-бини. Около тридцати пяти. Мужчина отвернулся, когда взгляд Виктора достиг его. Затем мужчина сделал несколько шагов, выудил из кармана кожаной куртки телефон и потрогал экран.

  Он выглядел знакомым. Виктору пришлось исходить из предположения, что совпадений не бывает, что каждое знакомое лицо было тенью, наблюдателем или убийцей. Он не мог позволить себе думать иначе. Он не позволял себе верить в обратное.

  Может быть, он видел этого человека в аэропорту и за ним следили здесь, или, может быть, Виктор видел похожего мужчину в кожаной куртке и шапке-бини. Память у Виктора была превосходной, но запомнить каждое лицо было невозможно. Ни у кого не было подлинной фотографической памяти.

  Виктор пошел дальше. Он шел до конца квартала, замедляясь, чтобы убедиться, что он не доедет до бордюра, пока горит светофор, чтобы, когда он остановился, у него был предлог подождать и осмотреться. Испанец не последовал за ним. Виктор вообще не мог его видеть.

  Что могло доказать, что он был никем. Нет угрозы. Или он отступил, чтобы избежать подозрений.

  Виктор направился в кофейню и встал в очередь, чтобы заказать американо. Кофе принесли в прекрасной фарфоровой чашке на блюдце. Оба были покрыты декоративной глазурью. Он отхлебнул из чашки. Кофе был восхитительным, крепостью близкой к эспрессо, но почти сладкой. Лучшее, что он пробовал за последнее время.

  Кофейня позиционировала себя как современная пекарня, но стиль был старым и деревенским, больше европейским, чем американским. Он назывался «Клейтон и Бэйл». Он был уверен, что это выдуманное имя, звучащее причудливо и аутентично, а не как какая-то бездушная корпорация. В нем работали только молодые белые женщины. Те, кого он слышал, были из Австралии. Может быть, они все были. Напротив двери и стеклянных окон стояла мягкая скамья. Он выбрал место рядом с двумя стариками, которые жаловались друг другу на цену кофе, глядя на персонал. Ни один из них не посмотрел на Виктора, когда он сел.

  Слева от него была длинная сервировочная стойка, где бариста работала с кофемашиной, а у клиентов текла слюна, когда они рассматривали выбор пирожных, кексов и других угощений. Быстрый взгляд сказал ему, что внутри нет никаких угроз. Клиентура была либо моложе трудоспособного возраста, либо старше его. Единственными людьми подходящего возраста для наблюдателей была пара мужчин, которые присели до того, как Виктор вошел. Поскольку он не знал, куда направляется, пока не вошел в дверь, его враги никак не могли остановить его.

  Они не стали бы долго ждать. Они знали, что он трудная мишень. Они не могли понять, зачем он вошел в кофейню. Если бы он сделал это только для того, чтобы выйти через черный ход, они бы его потеряли. Они бы не позволили этому случиться.

  Если латиноамериканец был никем, то эта мера предосторожности оказалась бы бессмысленным занятием и пустой тратой ограниченного времени Виктора, чтобы добраться до Метрополитена. Но излишней осторожности не было. Он подозревал, что Халлек послал людей, чтобы они присматривали за ним, но это не означало, что служба национальной безопасности не следила за ним или даже третья сторона не выследила его. Не было никакого смысла спешить с угрозой, исходящей от Рейвен, если она оставила его незащищенным от другого.

  Через минуту вошел человек, которого он раньше не видел, но он выглядел так, словно это был один из людей Халлека. Этот выглядел точно так же, как те, которых Виктор видел в Дублине: такое же квадратное телосложение, такая же немодная одежда, такие же остриженные волосы. Это не была униформа, и это не было преднамеренным. По крайней мере, не преднамеренно в сознательном смысле. Это потому, что команда была вместе долгое время. Мужчины начали одеваться как друг друга, вести себя как племя, формируя свою собственную подсознательную идентичность.

  Было время, когда солдаты SAS предпочитали усы вне моды широких слоев населения. Люди, которые уважали друг друга и полагались друг на друга, имели тенденцию к гомогенизации своего поведения. Что помогло Виктору. Это облегчило бы их обнаружение, но полезнее было то, что эти ребята были сплоченной единицей. Если бы они стали его врагами, они стали бы эмоциональнее, когда он начал бы их убивать. Они хотели бы отомстить. Они будут делать ошибки.

  Но только если до этого дошло. Виктор не доверял Халлеку, но и не собирался казнить своих людей на всякий случай. Даже в качестве превентивной меры, фанатом которой был Виктор, он не собирался убивать этого парня. По крайней мере, не в переполненной кофейне средь бела дня. Во-первых, ему это было не нужно. Во-вторых, Виктору понравился парень. Он все делал так неправильно, что не мог не пожалеть его. Он остановился у входа, чтобы осмотреть комнату. Он ерзал, делая вид, что смотрит на доступную еду. Он не знал, что заказать, когда один из австралийцев спросил его, чего он хочет. Он сидел не на том месте – рядом с Виктором, а не у двери. Он не притронулся к своему напитку. Он сделал все, что мог, чтобы не смотреть в сторону Виктора.

  Он, возможно, был со своими товарищами по команде долгое время, но он не был одним из их лучших. Он мог быть исключительным стрелком или тактиком, но его навыки слежки отсутствовали. Этот парень был ближе к штатскому, чем к профессионалу. Было бы гранично с жестокостью убить такого невежественного человека. Виктор не был садистом.

  Он допил свой кофе и вышел на улицу. Всего он пока видел четверых, считая двоих в фургоне и мужчину по телефону. Ему нужно было узнать, есть ли еще.

  Дождь прекратился, когда он снова ушел.

  Впереди была автобусная остановка с ожидающим автобусом и очередью людей на посадку. Справа от него, через улицу, вход в станцию метро. Либо были приемлемые варианты для создания дистанции. Он перешел улицу, потому что перед ним остановилось такси, и пассажир вылез через правую заднюю дверь.

  Станция была старой и жаркой, пахло потом и грязью. Для человека ростом с Виктора сводчатые потолки коридора казались низкими и вызывали почти приступ клаустрофобии.

  Он дошел до платформы и направился налево до конца, поэтому, когда поезд прибыл, он сел в первую дверь, позади машиниста. Свободных мест было несколько, но он стоял спиной к водительской двери, давая себе хороший обзор всей машины и всех, кто ехал с ним, в частности, тех, кто сел с ним в машину. Он наблюдал за людьми боковым зрением, проверяя возраст, одежду, состав тела и поведение на предмет потенциальных теней или угроз.

  Возраст был первым показателем, и он увольнял всех, кто был слишком стар, чтобы соответствовать физическим требованиям роли, и всех, кто был слишком молод, чтобы получить достаточную подготовку и опыт, чтобы действительно делать это. Людей подходящего возраста, но слишком не в форме, чтобы обладать необходимой выносливостью и ловкостью, увольняли. Непрактичная одежда была следующей проблемой; что-то слишком тесное, ограничивающее или слишком бросающееся в глаза не будет носиться. Два человека, мужчина и женщина, соответствовали критериям, но мужчина был пьян; у него было красное лицо, широко раскрытые глаза, и он все время сглатывал. Женщина – ни молодая, ни старая, стройная и подтянутая, в свободной одежде и на плоской подошве – играла с волосами и пыталась встретиться взглядом с Виктором.

  Он игнорировал ее попытки привлечь его внимание и оставался бдительным, пока поезд трогался и ускорялся. Он стоял, расставив ноги чуть дальше ширины плеч, и левой рукой противостоял силам, пытающимся вывести его из равновесия.

  До сих пор казалось, что он убегал незамеченным, но он не мог избавиться от ощущения, что за ним все еще следят. Непреодолимое сомнение могло быть способом его бессознательного передать какое-то изображение, звук или запах, которые Виктор не заметил, но которые, тем не менее, были обнаружены и обработаны. По его опыту, если что-то казалось неправильным, чаще всего это было не так. Ему пришлось всю жизнь предполагать и готовиться к худшему сценарию. Для него оптимизм был преднамеренным невежеством.

  Если бы его преследовали на станцию, тень села бы в тот же поезд, что и он, но даже после того, как он установил, что в вагоне нет угроз, он продолжал оценивать каждого, кто сел, когда он остановился на следующей станции и те, что последовали. Добрая тень никогда не выпускала свою цель из виду, но добрая никогда не стремилась подойти ближе, чем необходимо. Посадка в ту же машину значительно увеличила шансы Виктора опознать этого человека.

  Лучшей тактикой было бы сесть в другую машину, а затем пересесть в ту же машину на одной из других станций.

  В аналогичной ситуации Виктор не стал бы менять машину до второй или третьей станции, чтобы быть как можно незаметнее и не оставлять след из виду слишком долго.

  На второй станции теневая посадка не проводилась.

  Один сделал на третьем.

  ТРИДЦАТЬ

  Виктору потребовалась почти минута, чтобы убедиться, потому что тень была намного лучше, чем в кофейне. Взошли пять человек: две женщины и трое мужчин. Один из мужчин и одна из женщин были вместе: пара пенсионного возраста. Виктор проигнорировал их. Один из мужчин был настолько толстым, что ему потребовалось два места. Виктор тоже обесценивал его. Остальные мужчина и женщина были в нужной возрастной группе и носили правильную одежду.

  Мужчина вошел в дверь прямо рядом с Виктором и подошел к Виктору так близко, как только мог, не покалечив этого человека, сказав: «Извините», как и он. Затем он сел на ближайшее свободное место к Виктору и начал играть в игру на телефоне. Все, что делал человек, было неправильным для тени: он предпочитал садиться рядом с отметкой, когда были доступны другие двери, затем говорил с отметкой, садился ближе, чем необходимо, и привлекал к себе внимание, которого можно было избежать, играя в игру.

  Что оставила женщина.

  Она все сделала правильно: выбрала самую дальнюю от Виктора дверь, вошла за пожилой парой и села от него на приличном расстоянии.

  Виктор впитывал каждую деталь тени, ища, где могло быть спрятано оружие или слабости, которые он мог бы использовать. В этот момент он не знал ее мотивов – то ли следовать, то ли заниматься. Другие парни, которых он видел, были там, чтобы наблюдать, но приказы могли измениться, или эта женщина была назначена провокатором.

  Но теперь она потеряла преимущество неожиданности. Если она сделает ход, Виктор будет готов.

  На следующей остановке он понял, что совершил ошибку.

  Толстяк вышел из машины, и через средние двери вошли трое молодых женщин. Они были одеты в элегантную деловую одежду, но были взлохмачены из-за выпивки за обедом. Они стояли возле дверей, висели и качались на опорных брусьях. Они были такими же шумными и привлекательными, смеялись и шутили друг с другом. Все в машине хотя бы раз взглянули в их сторону, то ли с удивлением, то ли с раздражением. Каждый смотрел по нескольку раз.

  Все мужчины, кроме Виктора и мужчины, играющего в игру на своем телефоне.

  Виктор заметил это своим боковым зрением и понял, что был неправ, уволив мужчину в пользу сидящей подальше женщины.

  Человек, играющий в игру, был смелым. Он сделал все против книги. Он вошел в ближайшую дверь, поговорил с Виктором и сел рядом, привлекая внимание игрой. Такое поведение было совершенно неправильным, и, действуя таким образом, он снял с себя подозрения. Виктор был впечатлен. Тень была хороша. Но он не был исключением, потому что не смотрел на трех молодых женщин, потому что это было все, что он мог вынести, играя в игру и одновременно наблюдая за Виктором.

  Три молодые женщины вышли на следующей остановке, и в машине снова стало тихо.

  Виктор посмотрел на мужчину, теперь оценивая угрозу. У этого человека не было ни роста, ни массивности, но скорость и техника были более опасны. На нем были походные ботинки и свободные штаны-карго. На его дешевой нейлоновой куртке молния была расстегнута. Жилет под ним был тесным. Хорошая экипировка для боя: ботинки, обеспечивающие поддержку лодыжек и придающие дополнительную силу при ударах ногами и ногами, походные ботинки для сцепления; свободные брюки-карго для маневренности. Нейлоновая куртка была легкой и не стесняющей движений, расстегивалась, чтобы ее можно было быстро снять, будь то перед дракой или выскользнувшей из нее, зажатой противником. Дешевый, поэтому он без особых усилий порвался бы, если бы враг схватил его и владелец не смог бы выскользнуть из него. Обтягивающий жилет тоже было бы трудно схватить, и он не ограничивал бы движения так сильно, как обтягивающая футболка.

  Так что он был не просто наблюдателем.

  Пистолета у него не было, иначе Виктор заметил бы, но маленький ножик мог быть спрятан на его теле в любом количестве мест.

  Виктор не скрывал своего оценивающего взгляда. Мужчина быстро это обнаружил. Он пытался не обращать на это внимания, надеясь, что ошибается, но потом это стало бессмысленным. Они оба знали.

  Мужчина вышел из игры и сунул телефон в карман брюк-карго. Он не обращал внимания на карманы куртки, потому что велика была вероятность, что она так или иначе оторвется.

  «В чем была моя ошибка?» – спросил он, не глядя на Виктора – по крайней мере, не глядя ему в глаза.

  Виктор не видел ничего плохого в том, чтобы ответить. – Вы проигнорировали трех женщин.

  Мужчина сделал паузу, перебирая события. «Я мог бы быть геем, насколько вы знали».

  – Тогда ты бы не проигнорировал меня.

  Его губы сжались, и он кивнул.

  Виктор сказал: – Утешайтесь тем, что все остальное вы сделали правильно. Иначе я бы не сделал тебя.

  Мужчина подумал об этом, затем пожал плечами. «Провал остается провалом, как бы он ни был близок».

  Виктор ничего не сказал. У него не было никакого намерения успокаивать мужчину дальше.

  'Что теперь?' – спросил мужчина, встретившись взглядом с Виктором.

  'Это зависит.'

  'На?'

  «Лучше ли ты боец, чем тень».

  Они смотрели друг на друга.

  – Я в порядке, – сказал мужчина.

  Виктор кивнул. 'Я верю тебе. Ты тоже хорошая тень.

  – Но ты все равно заставил меня.

  Виктор снова кивнул.

  «Тогда, – сказал мужчина после долгой паузы, – может быть, я останусь здесь, когда вы сойдете».

  – Похоже, это лучшая идея, которая у тебя когда-либо была, – сказал Виктор. «Вы знаете, какой будет ваша вторая лучшая идея?»

  – Рассказать вам все, что я знаю?

  Виктор сказал: «С первого раза. Кто тебя послал?

  «Халлек».

  'Я понял, как много. Почему?'

  Мужчина сказал: «Чтобы держать вас под наблюдением».

  – Прекращение тоже?

  'Нет.'

  Виктор с удивлением обнаружил, что поверил этому человеку. – Сколько вас там, ребята?

  'Двадцать.'

  Виктор поднял бровь. 'Двадцать?'

  – Ну, двадцать один, включая меня.

  – Три команды по семь человек с восьмичасовой сменой?

  Мужчина пожал плечами. – Я ничего не знаю об остальных.

  – Тогда что именно ты делаешь?

  «Слежу за тобой. Отчитываюсь. Что-то в этом роде.

  – Но не вмешиваясь.

  Мужчина сказал: «Только наблюдение».

  – Ты бывший военный, да? Не интеллект.

  – Рейнджер, – уточнил мужчина.

  Поезд замедлил ход, приближаясь к следующей станции.

  – Это я, – сказал Виктор, когда двери открылись.

  Мужчина сказал: «Спасибо за урок».

  'Пожалуйста.'

  – И спасибо, что не убили меня.

  – Пока не благодари меня за это. Я еще могу это сделать, пока не уеду из города.

  Мужчина кивнул сам себе. – Я скажу им, что ты ускользнул от меня.

  Виктор сказал: – Скажи им все, что хочешь. Но знай, что если тебя вернут в оборот и я снова тебя увижу...

  – Ты меня больше никогда не увидишь, – прервал его мужчина.

  – А, – сказал Виктор. – Это лучшая идея, которая у тебя когда-либо была.

  Он вышел, и поезд тронулся. Виктор, один на платформе, смотрел, как он исчезает в туннеле.

  ТРИДЦАТЬ ОДИН

  Метрополитен-музей стоял на Пятой авеню в Верхнем Ист-Сайде. Виктор прибыл пешком, доехав на метро до 86-й улицы Лексингтон-авеню, а затем по извилистому маршруту по окрестностям, чтобы потерять возможное наблюдение. Район был переполнен другими музеями и галереями, величественными многоквартирными домами, престижными магазинами и бутиками. Пахло деньгами и культурой.

  Это была хорошая зона для контрнаблюдения. Наблюдатели и тени, как правило, носили повседневную одежду, чтобы сливаться с самой разнообразной окружающей средой. Здесь население разделилось на две отдельные категории: жители и туристы. Жители были одеты в стильную и дорогую одежду, а туристы выглядели даже более небрежно, чем типичный наблюдатель.

  Он не видел никого, кто бы зарегистрировался на его радаре угроз, но местность была настолько занята пешеходным и автомобильным движением, что было невозможно быть уверенным, что ни одна пара глаз не наблюдает за ним.

  Он подошел к музею с севера, идя вдоль Центрального парка вслед за толпой немецких туристов. Он не был похож на них. Он также не был одет, как они. Но их количество было ему полезно.

  Когда они добрались до музея, немцы слонялись по широким каменным ступеням снаружи возле развевающегося на ветру американского флага. Они ждали, когда один из них присоединится к ним. Виктор услышал что-то о том, что кто-то проспал. Он оставил их – ожидание только увеличило его незащищенность – и поднялся по ступенькам к входу, обрамленному огромными колоннами.

  У входа было много туристов, которые слонялись вокруг и фотографировали. Он видел вывески выставок, отмечая те, которые ему больше всего хотелось увидеть, и в то же время выясняя, какие из них лучше всего подходят для рисования теней, пока он искал Рейвен.

  Здание было огромным и впечатляющим; раскидистый готический гигант, вмещавший семнадцать акров галерей – самых больших в Соединенных Штатах. Музей простирался почти на четверть мили от южного угла к северу. Фасад представлял собой потрясающий образец неоклассического стиля с высокими арочными окнами, глубокими карнизами и искусным скульптурным декором. Виктор, привыкший к красивой архитектуре, был впечатлен. Музей занимал более двух миллионов квадратных футов и содержал одни из величайших образцов искусства в мире. Виктор мечтал приехать сюда много лет, но он избегал Соединенных Штатов для чего-то меньшего, чем жизненно важные визиты.

  Найти Рэйвен в здании такого размера было непросто. Если бы он все еще находился в тени без его ведома, у него было бы больше шансов идентифицировать тени во внутренней среде, где он мог бы контролировать ситуацию и настроить их так, чтобы они проявились.

  Он прошел через вход и вошел в Большой Зал, огромное похожее на пещеру пространство, где посетители стояли в благоговении, вытянув шеи, чтобы посмотреть на красивый куполообразный потолок наверху. Другие платили за вход или сверялись с картами музея и собирали информацию о выставках, экскурсиях и лекциях.

  Виктор дождался своей очереди и заплатил предложенное пожертвование за вход. Он хотел платить больше – он любил музеи, – но он должен был всегда оставаться незаметным. Щедрость теперь, даже та, которую он считал справедливой, сделает его незабываемым. Англичанка позади него пожертвовала доллар.

  Главный вестибюль не годился для выявления наблюдателей. Слишком много людей проходило или слонялось вокруг, слишком много входов и выходов и выходов на балконы. И команда Халлека имела то преимущество, что знала, как он выглядит. Виктор видел только пять из двадцати одного.

  Он направился в сувенирный магазин. Необычный первый выбор для посетителя и гораздо меньшее пространство с меньшим количеством людей, чем в вестибюле. У него также было два входа/выхода, так что теням приходилось либо следовать за ним внутрь, либо разделять силы, чтобы следить за обоими. Он слонялся минут пять, запоминая всех, кто приходил после него. Уходя, он сделал то же самое со всеми, кто мог наблюдать за выходом, через который он проходил.

  Он просмотрел информационные листовки и купил аудиогид по музею на немецком языке, в то время как его взгляд осматривал окрестности в поисках женщин, соответствующих описанию Рейвен.

  Как и ожидалось, в самом зале он не увидел женщину, которая могла бы быть Рейвен. Он понятия не имел, где она могла находиться, поэтому сделал то же, что и другие посетители. Он пошел прямо к Большой лестнице в дальнем конце зала, которая вела к Европейским галереям.

  Он чувствовал себя виноватым за то, что не нашел достаточно времени, чтобы прогуляться и полюбоваться выставленными шедеврами, но он был здесь не для того, чтобы осматривать достопримечательности. Он был здесь, чтобы положить конец угрозе своей жизни. Возможно, когда у него будет новое лицо и достаточное количество перерывов между работами, он вернется и проведет неделю, изучая все, что может предложить музей. Он хотел впитать все. Он не хотел ничего упустить. Он мельком увидел « Осенний ритм » Джексона Поллока . Это напомнило ему обои в коридоре парижского отеля.

  В другой раз, пообещал он себе. Было около половины третьего дня. Если Рейвен была так же осторожна, как Виктор, во что он верил, исходя из того, что он видел и узнал, то она уже была бы здесь, чтобы вести собственное встречное наблюдение. Он вообразил, что она встречается с клиентом, или брокером, или с кем-то еще.