Текст книги "Самый темный день (ЛП)"

Автор книги: Том Вуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

  Она пожала плечами. – Какой у нас есть выбор?

  – Ты имеешь в виду выбор, помимо того, чтобы одновременно попасть в поле зрения полиции Нью-Йорка, ФБР и людей Халлека?

  Она кивнула.

  «Если мы используем себя в качестве приманки, когда весь город ищет нас, то, скорее всего, мы попадем в ситуацию, которую не сможем контролировать. Полицейских больше, чем нас, в пять тысяч раз. У них есть вертолеты. У них есть спецназ. И это без ФБР, Национальной безопасности и людей Халлека. Это слишком большой риск. Это невозможно.

  Рейвен взглянула на него и подняла ключи от машины Уоллинджера.

  Виктор поднял бровь. «Это настолько нелепо, что может сработать».

  СОРОК ДЕВЯТЬ

  Они нашли машину Уоллинджера и Герреро на восточной стороне квартала. Это был анонимный Ford Crown Victoria. Старая модель, припаркованная в конце переулка. В шаговой доступности от многоквартирного дома, но и скрыто от прохожих. Рейвен использовала брелок, чтобы открыть машину, и села за руль.

  В консоли располагалось радио.

  Она подняла трубку и сказала: «Ты хочешь или я?»

  Виктор взял его у нее. – Я слышал, как они оба говорили. Вы этого не сделали.

  Она пожала плечами и откинулась на водительское сиденье.

  Он откашлялся и нажал кнопку отправки. – Это агент Уоллинджер. Возможно, я заметил подозреваемого в музее Метрополитена.

  Он отпустил кнопку отправки, и диспетчер сказал: «Идите, агент Уоллинджер».

  «У меня есть свидетель, утверждающий, что видел темноволосого мужчину ростом шесть футов два дюйма в костюме, который подозрительно вел себя в парке Джойс Килмер в течение последних пяти минут. Он может быть или не быть в компании женщины. Я застрял в пробке. Я не могу туда попасть.

  Диспетчер сказал: «Я передам». Оставайся там в безопасности, Кларенс.

  Виктор сказал: «Вы можете быть в этом уверены», – и положил трубку на крючок.

  Парк Джойс Килмер находился в одном квартале к северу и восточнее. Это была короткая прогулка по темным улицам. Они не хотели рисковать, забирая машину Герреро и Уоллинджера. Последние сумерки рассеялись, и сквозь тонкие облака над ними сияла бледная луна. Без светового загрязнения звезды тоже можно было бы увидеть.

  Даже с забитыми дорогами и перегруженной аварийной службой они рассчитывали, что полиция Нью-Йорка быстро доберется до парка. Людям Халлека потребуется больше времени. Это была большая команда, но они рассредоточились по городу, и поблизости могло не оказаться никого, если бы они искали их на ровном месте. Но Виктор сомневался, что это так. Имитация убежища была известным местом, и даже если Халлек не знал, что Виктор и Рейвен договорились встретиться там, было бы разумно, если бы кто-нибудь проверил его на случай, если кто-то из них вернется.

  – Однако мы не можем ждать там, – настаивал Рейвен. – Если копы поймают нас рядом с мертвыми агентами Национальной безопасности, нам конец.

  Виктор согласился. Взять пленника в замкнутом пространстве было бы проблематичнее. Если бы они знали – или хотя бы поверили, – что Виктор или Рейвен находятся в здании, они прислали бы всех своих мужчин. На улицах их можно было разделить.

  Парк Джойс Килмер был длинным и узким, занимал три квартала с севера на юг и один в ширину, окруженный дорогой со всех четырех сторон. Его пересекали пешеходные дорожки, прорезавшие пастбища. Деревья окаймляли большую часть пешеходных дорожек. Когда над головой светила луна, открытое пространство было достаточно хорошо освещено, чтобы можно было видеть рассеянных людей, сидящих на скамейках, или гуляющих, или пьющих, или курящих, или смотрящих на звезды.

  Ворон сказал: – Люди Халлека уже здесь.

  Виктор повернулся к ней лицом и положил руки ей на талию, как будто они разговаривали. Он ждал дополнительной информации.

  «Один парень сам по себе», – объяснила она. «Одет в темную спортивную куртку. Короткие светлые волосы. Тридцатые годы. Он у скамейки. Десять метров до ваших семи часов.

  Он не смотрел. Она сделала шаг влево, положила руки ему на плечи и встала так, чтобы Виктор перекрыл ее взгляд, а блондин в ответ.

  – Он быстро добрался сюда.

  Она кивнула. – Вероятно, он шел в квартиру, когда мы позвонили. Мы, должно быть, отстали от него на несколько минут.

  Он тоже кивнул. – По крайней мере, нам не придется торчать под дождем.

  – Я думал, ты пессимист. Как вы хотите это сделать?

  – Это зависит от того, собирается ли он стрелять в нас на месте.

  Она сказала: «Так дайте мне варианты».

  – Ты отрываешься и откидываешься назад, – объяснил Виктор. – Я прослежу, чтобы он меня увидел, и выведу его из парка. Либо он последует за мной, чтобы посмотреть, куда я иду, либо выстрелит мне между лопаток, как только мы останемся одни. Благодаря затемнению здесь много темных улиц и более темных углов. Вы следуете за ним и следите за тем, чтобы он этого не делал. В любом случае, мы будем с ним наедине.

  Ворон сказал: «Это не сработает».

  'Почему нет?'

  – Потому что он не один. Есть еще один. Темнокожий, с темной бородой, в три часа. И он нас видел.

  На этот раз Виктор посмотрел, потому что терять было нечего.

  Рейвен был прав. Темнокожий мужчина видел их и говорил со своим левым запястьем. Он тоже был в спортивной куртке.

  Получил их , Виктор прочитал по его губам.

  Он повел Рэйвен к ближайшему выходу, зная, что двое парней позади сойдутся и последуют за ним, даже не глядя. Не было никакой опасности получить выстрел в спину, находясь в пределах парка. Независимо от того, насколько эти двое были верны Халлеку, они не собирались стрелять в Виктора и Рейвен при таком количестве свидетелей. Они будут ждать лучшей возможности и, возможно, даже прибытия подкрепления. Любой из этих вариантов дал Виктору и Рэйвен время, чтобы заманить их в выбранное ими место.

  Они вышли через один из восточных выходов и пересекли многочисленные переулки Гранд Конкорс. Они шли между Н-образными многоквартирными домами, идя в темноте, куда лунный свет не проникал. Виктор услышал приближающиеся шаги преследователей.

  Они зашли за угол. Там, где проход между зданиями пересекался с дорогой, стояла полицейская машина. Два офицера полиции Нью-Йорка разговаривали с обеспокоенными местными жителями, объясняя, успокаивая и отвечая на вопросы, как могли.

  Виктор замедлился, чтобы отступить и найти другой маршрут, но Рейвен покачала головой и направилась к копам. Виктор колебался, пока не понял, что она делает, затем сделал то же самое.

  Двое парней в спортивных куртках появились вскоре после этого, увидели его и Рейвен на прогулке и ощутили успех, но лишь на мгновение. Они видели, что он делает, видели копов и притормозили, чтобы выглядеть небрежно, отводя руки от пистолетов в кобурах и застегивая куртки, чтобы спрятать их.

  Виктор и Рэйвен стояли рядом с группой местных жителей, словно прислушиваясь к тому, что говорят копы, и все это время держа своих преследователей в поле зрения.

  Они достигли толпы. Они не знали, что делать, но не собирались стрелять перед полицией Нью-Йорка.

  Их взгляды были прикованы к Виктору и Рейвен, полные гнева из-за того, что они были так близки, но стерилизованы. Виктор одарил их сдержанной победоносной улыбкой, зная, что это только разозлит их еще больше, зная, что гнев, в свою очередь, приведет их к ошибке.

  Однако они сдержали нервы. По крайней мере, на данный момент они сохраняли хладнокровие. Они не были любителями. Затем они начали думать и общаться взглядами и мимикой.

  Тот, с короткими светлыми волосами, протиснулся в фланг, зажав Виктора и Рейвен в толпе, которой некуда было деваться. Это был умный, хотя и предсказуемый ход. Тот, которого Виктор ожидал.

  И хотел.

  Он двинулся к другому парню, тому с бородой и смуглой кожей. Мужчина был растерян, но напряжен и готов к тому, что Виктор сбежит, а не…

  Чтобы Виктор ударил его в солнечное сплетение.

  Мужчина рухнул прямо на колени, схватившись за грудь, безуспешно пытаясь всосать воздух в легкие с парализованной диафрагмой.

  « Эй, помогите », – обратился Рейвен к копам. 'Что-то не так. Этот парень просто…

  «Отойди, отойди», – крикнул один из полицейских, подходя ближе.

  Он махнул напарнику, а мужчина с бородой хрипел, задыхаясь и отчаявшись.

  – Я думаю, у него сердечный приступ, – сказал Рейвен.

  – Дайте человеку немного места, хорошо? – сказал полицейский и проводил людей обратно. – Не тесни его.

  Виктор и Рэйвен отошли, когда полицейский расстегнул куртку парня, выхватив его Глок из кобуры на поясе, когда увидел пистолет с глушителем в плечевом снаряжении мужчины.

  « Руки к гребаному небу, придурок », – крикнул другой полицейский, вытаскивая собственный пистолет.

  Человек с бородой ахнул и попытался протестовать. У него не было сил поднять руки. Второй человек посмотрел то на Виктора, то на Рейвен, то на своего товарища по команде, то направился вслед за Виктором и Рейвен.

  Опять предсказуемый ход. Опять же, тот, который хотел Виктор.

  Он подождал, пока приблизится к углу, и побежал вокруг него, только чтобы остановиться, как только он скрылся из виду.

  Мужчина со светлыми волосами выскочил из-за угла четыре секунды спустя.

  Виктор хлестнул лезвием своего предплечья по лицу парня, сила, умноженная на собственную скорость парня.

  Его ноги понеслись вперед, а голова осталась на месте, и он согнулся и упал, тяжело приземлившись на правое плечо. Он обмяк, в сознании, но ошеломленный, кровь с его лица размазалась по тротуару.

  Виктор огляделся и заметил здание, которое ему понравилось. – Вот, – сказал он и потащил мужчину к двери.

  Рэйвен потребовалось несколько секунд, чтобы взломать замок, и они поспешили внутрь.

  ПЯТЬДЕСЯТ

  По другую сторону двери находилась темная комната, полная картонных коробок и кучи хлама. Тусклое свечение лунного света светило в окно. Мужчина со светлыми волосами застонал, когда Виктор протащил его за лодыжки через дверной проем и бесцеремонно свалил в кучу, пока Рейвен провела быструю разведку.

  Виктор обшарил карманы мужчины, дыша с пронзительным хрипом, потому что его нос был раздавлен. Он нашел бумажник, запасные боеприпасы, рацию, сотовый телефон и подавленный «Ругер» в черных кожаных наплечниках. Виктор взял все и бросил на пол вне досягаемости мужчины.

  Он поднял бумажник, чтобы мужчина увидел. 'Персональные эффекты? Это такая основная ошибка. Я думаю, вы должны быть частью команды Б, мистер Шон Пачульский.

  Глаза мужчины начали фокусироваться, когда к нему вернулись чувства. Его взгляд метался между Виктором и Рейвен. Несмотря на очевидную боль и статус пленника, он был зол и дерзок сверх бравады. Это был воин.

  «Да пошел ты », – кричал Пачульский.

  Ему было где-то за сорок, лицо еще больше состарилось от солнца, алкоголя и табака. Золото блестело на его шее и вокруг безымянного пальца левой руки. Татуировки и шрамы покрывали его толстые руки. У него был бронксский акцент.

  Виктор поднес палец к губам. «Тссс».

  Мужчина прорычал: «Я убью тебя».

  'Конечно же.'

  Он попытался встать, чтобы сдержать свое обещание, но его правое плечо было бесполезно – вывихнуто или страдало от разрыва вращательной манжеты плеча. Он не мог подняться только одной рукой. Чем больше он пытался, тем больше он кричал от боли.

  'Вы закончили?' – спросил Виктор.

  Пачульский уставился на него, его ноздри раздувались от ярости и разочарования.

  Ворон вернулся и сказал: «Все ясно. Мы одни.

  Виктор кивнул и посмотрел на воина. 'Ты это слышал?'

  Мужчина ничего не сказал.

  – Вы понимаете, что это значит для вас?

  – Я тебя, блядь, убью, – прошипел Пачульский.

  Он перекатился на спину и попытался встать. Несмотря на всю его решимость, у него не было ни силы, ни координации, чтобы сделать это одной рукой.

  – Я уважаю вашу волю, – сказал Виктор, – если не ваше искаженное чувство реальности. Вы не смогли бы убить меня двумя руками, пистолетом и прикрытием. Теперь ты даже стоять не можешь.

  – Ты мертвец.

  «Эмпирические данные говорят об обратном».

  Ярость превратилась в принятие. Он смотрел. «Заткнись и убей меня, блядь».

  Виктор сказал: «Всему свое время».

  Рейвен жестом попросила его поторопиться. Виктор жестом сказал, что у него все под контролем.

  – У вас болит плечо, – сказал Виктор.

  «У меня были порезы бумагой, от которых больнее», – прорычал Пахульский. «Ты киска».

  – Мне нужны ответы.

  «Иди на хуй».

  Виктор сказал: «Я не мстительный человек, но постарайся не ругаться, и уверяю тебя, так будет намного легче».

  Мужчина усмехнулся. – Ты думаешь, что сможешь мучить меня, а я буду говорить? Пошел ты. Пошел ты. БЛЯДЬ. ТЫ. '

  Не было ложной уверенности, а неповиновение и вера в себя, завернутые в ярость. Мощная комбинация. Это был человек, которого не сломить без значительных усилий. Любая боль разожжет этот гнев и укрепит неповиновение. Могут пройти часы, прежде чем его воля сломится. Виктор на мгновение задумался.

  – Я верю вам, когда вы это говорите, мистер Пачульский. Я не думаю, что боль заставит тебя рассказать мне то, что мне нужно знать.

  – Лучше бы ты, черт возьми, поверил этому.

  Виктор сказал: «Но боль может быть как эмоциональной, так и физической реакцией. Какие еще эмоции? Страх? Это не хорошо; Я не могу тебя напугать. Любовь? Что ты любишь больше всего в этом мире?

  Человек по имени Пачульский колебался, не зная, что ответить; сбит с толку или опасается какой-то ловушки или попытки манипулирования.

  «Я сказал: что ты любишь больше всего в этом мире?»

  Тем не менее, мужчина ничего не ответил. Его глаза сузились, подозрительные и нервозные.

  – Это не вопрос с подвохом, – заверил Виктор.

  Виктор открыл бумажник, чтобы Пачульский мог видеть содержимое, в частности фотографию за прозрачным пластиком.

  Мужчина уставился. Проглотил.

  Виктор сказал: – Это то, что ты любишь больше всего в этом мире?

  Пачульский ничего не сказал. Он не моргнул.

  Виктор сказал: «У тебя прекрасная семья, Шон. Могу я называть вас Шоном? Он не стал ждать ответа. – Ваши две девочки очень похожи на свою мать.

  Гнев и боль покинули лицо мужчины, сменившись страхом.

  «Теперь ты немного шире, чем на этом снимке. Пару лет что ли? Это сделало бы ваших девочек… Семь и восемь? Что-то такое. Малышка выглядит так, будто у нее проблемы. Я вижу озорство в ее ухмылке.

  Мужчина попытался, но безуспешно, остановить слезящиеся глаза.

  Виктор достал кредитную карту, секунду изучал ее, а затем показал мужчине. Виктор сделал то же самое с водительскими правами. Он постучал по напечатанному адресу.

  – Именно поэтому ты не берешь с собой на работу личные вещи, Шон. И именно поэтому в моей жизни никого нет. Ты собираешься рассказать мне то, что мне нужно знать?

  Слезы текли из глаз Пачульского, текли по его вискам и попадали в волосы.

  – Ты живешь недалеко отсюда, – сказал Виктор. «На самом деле я был близок к вашему адресу сегодня утром. Я думаю, что смогу быть там минут через двадцать. Он посмотрел на Рейвен. 'Что вы думаете?'

  Она сказала: «Теперь дороги будут чище, так что, может быть, пятнадцать».

  Глаза Пачульского были такими же красными, как и его окровавленный нос.

  – Через полчаса я могу вызвать двух ваших девочек по радио, – продолжал Виктор, – умоляя папу спасти их. Хватит ли у тебя смелости сказать им, что ты не можешь?

  Мужчина заплакал.

  «Расскажи мне все, что мне нужно знать, и когда я выйду отсюда, я не буду делать крюк».

  Наконец Пачульский заговорил между рыданиями: – Откуда мне знать, что ты сдержишь свое слово?

  Виктор сказал: – Единственное, что ты можешь знать наверняка, независимо от того, скажешь ли ты мне то, что я хочу знать, – это то, что я убью тебя. Вы ничего не можете сделать, чтобы остановить это. Ничего личного, Шон, но ты работаешь на людей, пытающихся меня убить. Я не оставался в живых так долго, проявляя милосердие к своим врагам. – Рэйвен взглянула на него. – Итак, ты мертв. Как я уже сказал, определенность. Но если ты не скажешь мне, кто тебя послал, я не убью тебя до тех пор, пока не совершу тот крюк, о котором мы говорили.

  Пачульский сморгнул слезы с глаз, сглотнул и сказал: – Я поговорю. Я расскажу.

  – Хорошо, – сказал Виктор.

  Ворон спросил: «Где Халлек?»

  Пачульский сказал: «Я не знаю, клянусь».

  – Тогда где вы, ребята, базируетесь? Где ваш штаб?

  – Бруклин, – ответил Пачульский. «Флойд Беннетт Филд».

  'Что это?' – спросил Виктор.

  – Это заброшенный аэродром, – объяснил Рейвен. 'Я знаю, где это.'

  Виктор спросил: «Сколько вас там?»

  – У нас было двадцать четыре, – сказал мужчина. «Я не знаю, сколько их сейчас осталось. Мне жаль я -'

  Рейвен сказал: «Где бомба? Где С4?

  Его рот был открыт. «Какая бомба? Я ничего не знаю о бомбе.

  – Почему Халлек разместил вас, ребята, на аэродроме?

  – Ждем доставки, – сказал Пачульский.

  – Подробности, – потребовал Рейвен.

  Его слова вырвались быстро и отчаянно: «Это все, что я знаю, клянусь. Халлеку что-то доставили. Я не знаю что. Я пехотинец, вот и все. Я больше ничего не знаю. Если бы я знал, я бы сказал тебе. Клянусь .

  – Я тебе верю, – сказал Виктор. 'Расслабляться.'

  – Значит, теперь ты не причинишь вреда моей семье?

  Виктор сказал: «Мне больше не нужно, не так ли?» и сломал Пачульски шею.

  ПЯТЬДЕСЯТ ОДИН

  Улица была пуста, когда они ушли. Дождь шел мелкой, но устойчивой моросью. Ветер был прерывистым и холодным. Луна пробивалась сквозь облака наверху. Город внизу был темным и тихим – редкий момент умиротворения в хаотичном мегаполисе.

  Ворон сказал: «Флойд Беннет Филд находится по крайней мере в двадцати милях отсюда. Это прямо на дне Бруклина. Это чертовски много информации для беглецов.

  – Какой у нас есть выбор?

  На ходу они двигали глазами, высматривая копов или людей Халлека.

  – Вы бы сделали это? – спросил Рейвен.

  – Что сделал?

  Она нахмурилась. «Не притворяйся дураком. Если вы понимаете, о чем я. Дело о ребенке. Дочь. Это была угроза или вы бы ее выполнили, если бы он не заговорил?

  Виктор сказал: – Мы никогда не узнаем, не так ли?

  Она помолчала. – Я бы не позволил тебе, даже если бы до этого дошло.

  Виктор не ответил.

  Рейвен сказал: «Может быть, ты просто хочешь, чтобы я думал, что нет такой черты, которую ты не переступишь. Может быть, поэтому ты мне не скажешь.

  «Верьте во что хотите».

  Никто не удостоил их второго взгляда, пока они пробирались сквозь толпу горожан, чтобы забрать запасы скоропортящихся товаров, которые продаются по дешевке в местном супермаркете, стремясь продать их, пока они не испортились. Он заплатил за буханку нарезанного белого хлеба и съел три ломтика на ходу, чтобы пополнить свой организм простыми углеводами. Рейвен взяла кусочек себе. Виктор отдал остаток буханки следующему прохожему.

  Он чувствовал легкое головокружение после боя с Герреро. Не контузии, но сильные удары по голове заставляли мозг хрипеть внутри черепа. У него может быть опухоль или, в крайнем случае, аневризма. Если это было последнее, то люди, преследующие его, не имели значения, потому что он все равно скоро умрет. Если бы это было только первое, головокружение могло бы прогрессировать до чувства слабости, головокружения или тошноты. Ни то, ни другое не помогло бы ему выбраться из этой ситуации. Ему нужен был острый и быстрый ум, а не притупленный и медлительный.

  Они прошли мимо человека в каракулевой шапке, притаившегося в дверях закрытого магазина. Мужчина смеялся про себя. О чем, они никогда не узнают.

  Они шли на юг почти час, возвращаясь в Манхэттен, пока высокие здания вокруг Виктора не поднялись высоко в ночное небо, но в то время как их фасады должны были сиять от освещенных интерьеров и мерцать бесконечными огнями ночного города, они были темными и невыразительными. . Лунный свет отражался от их стеклянных окон и ветровых стекол брошенных автомобилей. Светофоры, подвешенные на длинных балках, висели бесполезно. Бездомный парень лежал рядом с мусорным ведром на тротуаре, погребенный под глубокой грудой одеял, погрузившись в алкогольный сон, не подозревая об отключении электроэнергии и его влиянии на город.

  Что-то пошло не так.

  Виктор не видел и не слышал ничего, что его встревожило, но все равно это почувствовал. Он заметил перемену внутри себя. Он чувствовал физиологическую адаптацию к опасности. Его подсознание обнаружило какую-то угрозу и отреагировало, посылая сообщения о высвобождении гормонов, что, в свою очередь, приводило к учащению его пульса и состоянию повышенной бдительности.

  Он еще не знал почему, но организм, в котором существовало его сознание, знал все, что нужно, чтобы подготовить его к борьбе или бегству.

  Это было врожденное ощущение, что что-то не так – необъяснимое плохое чувство, которое современные люди иногда испытывают, но часто игнорируют. Для Виктора его жизнь часто зависела от того, чтобы прислушаться к его посланию.

  Он не видел других людей. Он не слышал, чтобы кто-то приближался.

  Он все равно переехал. Рейвен тоже это заметила или увидела его реакцию на это и последовала его примеру. Виктор не знал, откуда исходит угроза, но стоять на месте и ждать, пока она проявится, было не в его стиле. Это было бы идиотизмом. Он выбрал свои собственные поля сражений. Он не выжил так долго, будучи реактивным.

  Несколько метров по улице, понял он. Впереди на витрине магазина виднелись точки плавающего красного света, которые становились все больше и дальше друг от друга.

  Задние фонари автомобиля были красными, но если бы это были задние фонари, они становились бы меньше и ближе по мере того, как машина удалялась, а не увеличивались и отдавались друг от друга по мере приближения. Который оставил только один тип красного света, к которому они могли принадлежать.

  Это были огни приближающегося полицейского автомобиля, может быть, в квартале от него, светящиеся полосы светились, но сирена молчала, чтобы не предупредить его.

  Его подсознание, всегда бдительное и обрабатывающее данные, все равно это заметило, за много секунд до того, как его сознательный разум осознал эти точки красного света и понял, что они означают.

  Теперь они оба направлялись прямо к угрозе.

  Рейвен тоже это увидела, и они попятились, повернулись и пошли быстрым шагом. Они спустились по лестнице вниз, чтобы свернуть с дороги, и направились в переулок, узкий и вонючий, и громче окружающего шума города, запертого и усиленного.

  Полицейская машина приблизилась, скрываясь за ними и поднимаясь по ступенькам, но он услышал, как грохот ее выхлопа становится все громче, несмотря на попытку скрыться. Оглянувшись через плечо, он увидел, как крейсер проезжает мимо входа в переулок. Он заметил внутри двух полицейских. Красное сияние световых полос играло на бетонных ступенях, отбрасывая тени там, где когда-то была тьма.

  Они ждали, окутанные тенями и прислонившись к сырой стене, пока рокот выхлопа не растворился в фоновом шуме дождя.

  На данный момент они избегали копов, но те, кто находился внутри крейсера, не собирались сдаваться так скоро. Машина будет кружить вокруг в поисках их и снова уедет только в том случае, если они будут уверены, что наблюдение, на которое они реагируют, окажется ложным. А может быть, они вообще не пошли бы, убедившись в их присутствии, или могли бы вызвать подкрепление, чтобы присоединиться к охоте. Ничего не оставалось, как продолжать двигаться.

  Активный, а не реактивный.

  Они прошли под мостом. Дождь с резким стуком ударял в клепаную сталь. Мусор, горящий в обугленной бочке, посылал желтое и оранжевое пламя за почерневший край бочки. Запах был отвратительным. Вокруг него стояли трое бомжей, образуя углы равностороннего треугольника, грея руки. Их лица были пустыми и худыми, изношенными до масок из кожи и лишений. Вокруг них мерцал свет огня на пустых винных бутылках. Тлеющие угольки плыли к небу.

  Виктор и Рэйвен прошли мимо мужчин, зная, что они смотрят на них всю дорогу, но он сосредоточил свое внимание вперед. По языку их тела он понял, что они не собираются их беспокоить. Для них это было не более чем любопытством. Бездомные мужчины могли гадать, почему они оказались здесь с самыми низкими из самых низких, но бродяги не представляли никакой угрозы. У этих мужчин были более серьезные проблемы, например, остаться в живых еще на одну ночь.

  Они вышли из-под моста и снова оказались под дождем. Они поднялись по бетонной лестнице обратно на улицу. Он не хотел оказаться в ловушке с рекой по одну сторону от них и полицейскими по другую. Они переохладятся задолго до того, как достигнут другой стороны, даже если им посчастливится не столкнуться с какой-нибудь баржей или паромом. У Виктора не было желания умирать, а уж тем более в реке, замерзать и тонуть, тело смыло в море, может быть, так и не нашли, останки съедены акулами.

  Он пошел дальше, пересекая металлический мостик через дорогу, его шаги больше походили на шарканье, вода из луж плескалась по его ногам. Шум движения внизу превратился в громкий рев двигателей и выхлопных газов, эхом отдающийся под мостом.

  За их спинами завыли сирены, с каждой секундой становясь все громче. Может быть, тот, что был раньше, или новый. Он выпрямил спину и сосредоточился на своей походке, чтобы казаться не бегущим человеком, а идущим пешеходом. Ворон сделал то же самое. Пара, не заслуживающая расследования.

  В темноте и под дождем обман сработал. Крейсер промчался мимо. Он даже не замедлился.

  Не тот, который искал их раньше, а другой. Может быть, в ответ на какую-то другую чрезвычайную ситуацию.

  Они подождали, пока он уйдет, и пошли быстро – парочка спешила, нервничала и изматывалась, но не преследовалась. Они должны были найти, где задержаться, и как можно скорее. Никто из тех, мимо кого они проходили, не обращал на них внимания. Гражданские больше беспокоились о дожде и затемнении или так привыкли держаться особняком, что не имело значения, как быстро он и Рейвен шли или как подозрительно вели себя.

  Дождь усилился, когда Виктор и Рейвен вышли на площадь. Он начал дрожать, когда пробирался мимо людей, избегая зонтов, которые, казалось, были полны решимости найти его глаза. Люди все еще безрезультатно пытались заставить свои телефоны работать через отключенные сети. Коллективное сияние экранов освещало их лица, бестелесные в кромешной тьме.

  Ворон сказал: «У нас гости».

  ПЯТЬДЕСЯТ ДВА

  Ему потребовалось несколько дополнительных секунд, чтобы идентифицировать их. Он опознал их по тому, что они не пользовались ни зонтиками, ни телефонами, а также по одежде, позам и действиям. Они искали его и Рэйвен и внимательно искали, привлеченные присутствием полиции. Возможно, у них был доступ к полицейским рациям или сканерам, или они просто получали обновления от сотрудничающих агентств.

  Конкретика пока не имела значения. Важно было избегать их.

  Он не видел этих парней раньше. Но это неудивительно, учитывая, что Халлек тоже имел доступ к номерам. Эти ребята выглядели новыми. Они выглядели и действовали как компетентная команда, вызванная в короткие сроки и попросившая выполнить сложную работу в сложных обстоятельствах.

  Один парень в очках в черной оправе приблизился к нему, его взгляд метался туда-сюда, напряжённо и основательно. Подавленный Ругер в плечевом костюме парня заставил брезентовую куртку вздуться. Виктор опустился на одно колено и завязал шнурки до тех пор, пока мужчина не прошел мимо. Рэйвен немного отодвинулась, чтобы они не выглядели так, будто были вместе.

  Вся команда состояла из мужчин, все в хорошей физической форме, все одеты в повседневную гражданскую одежду. Они работали парами, три мини-команды сходились к их месту с разных сторон.

  В каком бы направлении ни пошли Виктор и Рейвен, они рисковали попасть в поле зрения одной из команд. Людям Халлека удалось эффективно рассредоточиться по площади и внедрить широчайший план, оставляющий мало шансов. Но ждать означало бы попасть в ловушку между всеми шестью и гарантировать возможное открытие. Им ничего не оставалось, как идти.

  Виктор рассчитал время своего движения, приблизившись к аркаде на западной стороне площади, используя прикрытие, предоставленное симпатичной молодой парой с подходящими зонтиками. Он прошел позади одной из двух упряжек, достаточно близко, чтобы услышать, как один сказал:

  «… нам лучше получить за это двойную…»

  Когда Виктор и Рэйвен приблизились ко входу в галерею, ему пришлось отвернуться от симпатичной парочки, но он увидел, что пробрался достаточно далеко в укрытии, чтобы пройти незамеченным для шестерых мужчин. Но их ждала другая проблема. Сбоку от входа, под навесом, стоял коренастый полицейский с огромным животом и аккуратными усами, который снял пластиковую крышку со своей вощеной чашки на вынос и дул на поверхность горячего кофе, который в ней находился. .

  Не смотри вверх , приказал Виктор, приближаясь.

  Глаза копа были прикованы к кофе. Его губы были влажными и поджатыми. В воздух поднялся пар.

  Когда Виктор и Рейвен оказались менее чем в десяти метрах, полицейский поднял чашку и отхлебнул. Он поморщился, потому что кофе был слишком горячим, несмотря на его попытки охладить его, и поднял голову.

  Прямо на Виктора.

  Полицейский моргнул и отвернулся, лениво осматривая окрестности, ожидая, пока кофе остынет. Виктор и Рейвен продолжили путь к аркаде, теперь всего в пяти метрах от копа.

  Тот оглянулся, и между его бровями образовалась линия любопытства, когда он искал в своих банках памяти, почему Виктор выглядел знакомым.

  Когда он был в двух метрах от выхода из поля зрения копа, казалось, что его не узнают, но когда он вошел в аркаду, Виктор увидел сквозь отражение в зеркальном стекле витрины полицейского, склонившегося над поставить свою кофейную чашку на землю и следовать за ним.

  Полицейский последовал за ними в зал игровых автоматов.

  Полицейский не потянулся к рации. Он еще не вызывал его. Никакого подкрепления в пути не было. Он не был уверен в Викторе. Любопытство еще не превратилось в признание. Приземистый полицейский не хотел сообщать о ложном наблюдении. Он хотел узнать больше, прежде чем действовать так или иначе.

  Для этого ему нужно было сблизиться.

  Виктор встал на одно колено, словно снова завязывая шнурки. Рейвен продолжал идти. Виктор оставил свои шнурки в покое и прислушался к приближающимся шагам, используя усиливающийся звук, чтобы представить полицейского в четырех метрах, затем в трех, прежде чем остановиться в двух метрах позади себя.

  'Извините меня, сэр…'

  Если бы он был ближе, Виктор мог бы вскочить, когда тень копа упала на него, вонзив кулак в живот копа и ударив ладонью в челюсть копа, быстро и чисто выведя его из строя и, возможно, до того, как кто-либо еще увидел, что произошло. происходит. Но полицейский остановился на тактическом расстоянии. Он не был уверен в личности Виктора, но и не был глуп.