Текст книги "Эксгумация"

Автор книги: Тоби Литт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

81

Так, на улицу.

Когда я взбежал по лестнице, ведущей из полуподвальчика Энн-Мари, и свернул налево, за мной пристроилась знакомая машина – «мерседес». В ней сидели двое мужчин, которых Энн-Мари назвала «головорезами».

Как, черт возьми, им удалось меня найти, когда этого не смогли сделать папарацци?

Затем я вспомнил: эта же самая машина следовала за нами от Мортлейк до Ноттинг-Хилла. После того как я удрал на метро, они проводили Энн-Мари до самого дома.

Поскольку меня не было ни дома, ни на квартире Лили, они смекнули, что я мог быть здесь.

Но кто это? Не журналисты из таблоидов, это точно, иначе они бы меня уже фотографировали.

Когда они следили за нами раньше, я как-то не задумывался над тем, кем они могли быть. Я предположил, что это полицейские. Арест у самого крыльца в мои планы совершенно не входил.

Я ускорил шаг.

Когда я выходил с боковой улочки Энн-Мари на главную дорогу, буквально ниоткуда возник «мондео».

В нем я заметил две знакомые фигуры.

«Мондео», взвизгнув тормозами, вывернул на дорогу прямо перед «мерседесом» и неожиданно снизил скорость до минимума – теперь он ехал не быстрее пешехода.

Поскольку по обеим сторонам дороги были припаркованы машины, «мерседес» не мог его объехать.

Я шел быстро, время от времени оглядываясь через плечо. Но ничего не изменилось: эскорт из двух машин проследовал за мной до самого веломагазина.

Я с облегчением вошел внутрь.

Через спицы одного из велосипедов в витрине я увидел, что оба автомобиля остановились и дожидаются меня.

Затем головорезы вылезли из «мерседеса» и начали что-то кричать альбиносу с негром через боковые стекла «мондео».

Испачканный смазкой продавец узнал меня. Мой «Трек Дес Рейдер» был готов: шины накачаны, сиденье отрегулировано.

Я спросил, нельзя ли переодеться в примерочной магазина.

– Конечно, – сказал продавец.

В кабинке я снял футболку, ботинки, джинсы и сделал из них сверток.

Затем я в очередной раз нервно проверил, в сумке ли «Грубер-Литвак».

За пистолет можно было не беспокоиться. Он был на месте и выглядел отлично – шикарный, как Лили, сексуальный, как месть.

Я надел перчатки, шлем и очки с отражающими стеклами.

Я посмотрел на часы: было семь часов.

Чтобы добраться до Сохо, у меня был целый час.

В торговом зале магазина я забрал свой велосипед. Продавец придержал для меня дверь, чтобы я мог выкатить его на улицу.

Головорезы уже успели вернуться в свой «мерседес» и подъехать вплотную к «мондео», касаясь его бампера своим.

Я выбросил одежду, которая была мне больше не нужна, в мусорный ящик перед магазином и надел респиратор.

Я увидел, что альбинос указывает на меня негру.

Двигатель «мондео» завелся.

Я сел на велосипед и отправился в ту сторону, откуда пришел.

«Мондео» развернулся. «Мерседес» повторил этот маневр в десяти ярдах позади первой машины.

Я поехал по Пимлико-роуд и повернул на Лоуэ-Слоун-стрит. Обе машины сделали то же.

Убедившись, что они не собирались меня останавливать, я начал понемногу успокаиваться.

Я не садился на велосипед много лет и теперь наслаждался этим вновь открытым незамысловатым удовольствием.

На какое-то время я забылся, погрузившись в приятные ощущения. Но в конце концов начал размышлять над тем, что сказала мне в тот день Джозефин.

Я проехал Слоун-стрит и пересек Найтсбридж – обе машины неотступно следовали за мной.

Большую часть дня мне удавалось не вспоминать ее слова. Пока я готовился к пробам. Пока проверял снаряжение. Пока слушал новости. Но теперь все сказанное ею о Лили заполнило мои мысли.

То, чему предстояло случиться, должно было решить все ее проблемы разом.

Я не мог позволить себе думать об этом.

Я чувствовал, что еду, как в тумане, почти не глядя на дорогу.

Как раз в этот момент я приблизился к Гайд-парку.

Чтобы встряхнуться и взять себя в руки, я совершил рискованный маневр, свернув направо наперерез потоку машин, двигавшемуся по Найтсбридж.

Я въехал в парк. В нем были только пешеходные дорожки, поэтому эскорт не мог за мной последовать.

Один из головорезов покинул «мерседес» и попытался бежать за мной, однако ярдов через двадцать отказался от этой затеи и вернулся в машину.

Я катил параллельно Роттен-роу, лавируя между пешеходами и роллерами. Гравий дорожки скрипел под шинами велосипеда.

Я постепенно привыкал к очкам. Из-за респиратора мое глубокое, учащенное дыхание отдавалось в ушах. (Я вспомнил, как лежал в больнице с трубками в носу, подключенный к аппарату искусственного дыхания. Я вспомнил про Лоренса и Энн-Мари в ее квартире, представил, как они дышат через свои маски и как им не хватает воздуха.) Голова немного вспотела под шлемом. Перчатки обеспечивали прекрасное сцепление с черным прорезиненным рулем. Все мое снаряжение было подобрано отлично.

Обе машины нагнали меня на Гайд-парк-Корнер.

Я им помахал.

Можете немного посмеяться, парни.

«Мерседес» успел обогнать «мондео».

Вверх по Пиккадилли.

Чтобы доехать от магазина до этого места, мне хватило пятнадцати минут.

Шафстбери-авеню была запружена такси, из которых вылезали театралы, прибывшие к началу спектакля в семь тридцать.

Я готовился свернуть налево, к ресторану на Фрит-стрит, как вдруг увидел два абсолютно одинаковых микроавтобуса, припаркованных один за другим в начале улицы.

Я не стал сворачивать и проехал мимо, стараясь не разглядывать их слишком пристально.

(Может, это всего лишь совпадение.)

Я развернулся и попытался проехать на Фрит-стрит по Оулд-Комптон-стрит.

Толпа перед театром, в котором идет мюзикл Les Miserables.

Теперь я внимательно смотрел по сторонам, пытаясь заметить что-нибудь необычное, – микроавтобусы без опознавательных знаков точно относились к этой категории.

Я чувствовал, что наряд велосипедиста служит мне неплохой маскировкой, тем более что большая часть лица у меня была прикрыта маской и очками. С другой стороны, мне вдруг пришло в голову, что меня выдает новенький вид всех этих вещей. Нужно было устроить им купание в пыли, покататься по саду и немного стереть глянец с велосипеда.

На Грик-стрит, идущую параллельно Фрит-стрит.

Сюда выходил черный ход «Ле Корбюзье».

Я решил рискнуть и в целях разведки прокатиться разок перед дверью.

И правильно сделал: на ступенях стоял метрдотель и разговаривал с человеком, который показался мне знакомым. Он был одет в черную полицейскую форму со множеством продолговатых карманчиков. Какое-то мгновение, и я сообразил – это же Джеймз, мой таксист!

Так Джеймз – полицейский? Я не мог в это поверить. Это должно означать… Мне хотелось подумать над тем, что именно это должно означать, но не было времени.

Итак, полиция знала, что я задумал. Возможно, они уже нашли моих заложников и все сопоставили; возможно, эти мерзкие твари, Алан и Дороти, позвонили им.

Оба автомобиля от меня так и не отстали.

Джеймз заметил «мондео» и резко повернулся, присматриваясь, – он узнал знакомую машину.

Он также с некоторым интересом осмотрел проехавший мимо него «мерседес».

Я быстро отвернулся, стараясь притвориться анонимным велосипедистом, но он успел меня заметить и узнать.

– Эй, – крикнул он. – Эй!

Я поднажал.

Времени у меня не было, не было. На юг по Грик-стрит. Вниз к Темзе. Налево на Шафтсбери-авеню. Думать. Думать. Направо по Чаринг-Кросс-роуд. Что делать? Я ехал, не останавливаясь, к Трафальгарской площади.

Я услышал, как «мондео» позади меня проехал на красный свет.

Совершенно случайно я заметил боковым зрением проулок, в который водил меня Тони Смарт. Бар «Коха».

Я въехал на тротуар и пробрался между выставленными на улицу столиками.

Остановив велосипед перед входом, я вспомнил, что не купил велозамок. Мне казалось, что он мне не понадобится.

Ну и черт с ним.

Я просто оставил велосипед на улице. Мне нужно было спокойно посидеть минуту-другую, подумать и составить новый план.

Бар был почти пуст. Только бармен и несколько человек примерно моего возраста, кивавшие в такт какой-то очень медленной музыке. За деками стоял очкастый диджей. Два-три посетителя повернули головы, посмотрели на меня и равнодушно отвернулись.

Я снова взглянул на часы: было семь тридцать две.

В этот момент в бар вошел негр.

– Не волнуйся, – сказал он. – Мой приятель присмотрит за твоим велосипедом.

– Почему вы следите за мной? – шепотом спросил я через респиратор.

– Скажем, ситуация совсем недавно изменилась. Кое-кто решил, что он поддерживает твой замысел.

– Какой замысел?

Негр пододвинулся на шаг. Я снял респиратор с лица, и он повис вокруг шеи.

– Мы знаем, что у тебя в этой сумке. И знаем, как ты планируешь применить это.

– Что же в сумке? – спросил я.

Он назвал паб «Бермондзи», в котором я купил пистолет.

– Скажем, у нас там друзья.

Я показал ему на свободный столик.

Прежде чем сесть, он осторожно осмотрел зал.

– Предположим, вы все знаете, – сказал я. – Я все равно в жопе. Там повсюду полицейские.

– Не переживай. С ними мы тебе поможем.

– А кто эти ребята во второй машине?

– Сторона, нам не симпатизирующая.

– То есть?

Он посмотрел на меня искоса, как бы говоря: Ну неужели я все должен объяснять?

– Им выгодно, чтобы твоя затея не удалась. Это даст им преимущество.

– Почему?

Он хотел что-то ответить, но в этот момент на улице раздался выстрел.

Негр мгновенно вскочил и побежал вверх по лестнице.

Я бросился за ним.

Оказавшись на улице, я увидел на асфальте альбиноса.

Женщины, сидевшие за столиками, привстали и начали кричать, зажав рты руками.

Альбинос скорчился, позой напоминая плод в утробе матери. В том месте, где должна была быть его пуповина, из него толчками выходила кровь.

Негр поддерживал его голову.

Я оглянулся. Велосипед исчез.

– Они украли его, – прохрипел альбинос. – Я пытался их остановить.

– Мать твою, – сказал негр.

– Ничего, обойдется, – ответил альбинос на вопрос, который ему никто не задавал. Когда он говорил, было слышно, как у него внутри что-то хлюпает.

– Только смотри не умри, мать твою. Смотри, мать твою, не умри, – повторял негр. Затем он взглянул на меня. – Извини, приятель, – сказал он. – Теперь ты сам за себя.

На Сент-Мартин-Корт начала собираться толпа, привлеченная выстрелом и криками. Зеваки глазели на окровавленную фигуру на мостовой. Они видели меня и уже связали меня с инцидентом.

Скоро сюда должна была явиться полиция. Мне пора было сматываться.

Я побежал по Сент-Мартин-Корт и Сент-Мартин-лейн, пересек Монмут-стрит, а затем через Уэст-стрит бросился к Чарринг-Кросс.

На углу располагался театр, в котором каждый вечер давали «Мышеловку».

Я услышал полицейскую сирену. Возможно, это была «скорая».

На Чаринг-Кросс-роуд я нашел свободную телефонную будку и понял, что у меня оставался последний шанс.

Я достал из курьерской сумки бумажник, а из бумажника визитку Майкла. Он жил на Оулд-Комптон-стрит. Сегодня была его смена в «Ле Корбюзье». В любом случае он должен был быть где-то рядом.

Я набрал его мобильник.

Два долгих гудка.

Майкл ответил.

– Привет, – сказал я, стараясь, чтобы он не заметил, что я запыхался. – Это Конрад.

– А, привет, – ответил он.

– Как поживаешь?

– Хорошо, – сказал он. – Даже очень. Меня только что отпустили с работы.

– Почему?

– Понятия не имею. Сначала понаехали всякие чудные люди. А потом мне просто велели отправляться домой.

– Послушай, – сказал я. – Я сейчас в Сохо. Может, пойдем, где-нибудь выпьем?

– А что, – ответил Майкл, – похоже, я не занят.

– Давай встретимся у служебного входа в «Ле Корбюзье».

– М-м-м, мое любимое место, – сказал он.

– Мы можем куда-нибудь пойти и поболтать.

– Отлично.

– Через пять минут?

– Дай мне по крайней мере время, чтобы переодеться. Я только что вошел.

– Через десять.

– Договорились.

Я положил трубку, чувствуя себя виноватым за то, что так беспардонно использовал его.

Покрутив головой и не обнаружив полицейских, я вышел из будки.

И в этот момент заметил двух головорезов, которые без особого успеха пытались засунуть мой новенький велосипед в багажник «Мерседеса».

– Давай же, – говорил один из них, – поверни руль.

Они остановились прямо перед окнами «Убийства», специализированного книжного магазина для любителей детективов. Но я сомневался, что они оценили бы иронию случая.

Я мог с легкостью дойти отсюда до «Ле Корбюзье» за десять минут. Может, плюнуть на все? Пусть велосипед останется у них? Не нарываться же на лишние неприятности?

Внутренний голос сказал «нет». Меня уже дважды грабили, и я был готов прострелить мерзавцам коленные чашечки. На этот раз я видел перед собой людей, обокравших меня. Я был вооружен и чертовски зол.

Я побежал по направлению к ним, одновременно запуская руку в сумку.

Один из них увидел меня и предупредил второго.

Я вытащил «Грубер-Литвак», взвел курок.

– Отдайте велосипед, – сказал я.

Они посмотрели друг на друга. Я знал, что у одного из них точно был пистолет, – из него они застрелили альбиноса. Но этот пистолет в данный момент находился в кармане владельца, где был абсолютно бесполезен; я же переводил свое смертоносное оружие с одного на другого.

– Хорошо, – проговорил первый, – хорошо.

Второй вытащил мой велосипед из багажника и намеренно выпустил его, не удержав в руках. Велосипед упал на асфальт.

Я решил не рисковать и не тянуться за велосипедом, ведь тогда мне пришлось бы отвести от них глаза, и это дало бы им возможность напасть.

Некоторые прохожие остановились и стали наблюдать за нами, но зевак было не так уж много. Дальше по улице к раненому альбиносу мчалась «скорая». Большинство глаз было приковано к ней.

– Подними велосипед, – потребовал я.

Они подняли его вдвоем.

– Давайте сюда свои пушки, – приказал я.

Они, снова одновременно, потянулись к карманам.

– По одному, – велел я. – Сначала ты.

Один из головорезов вздрогнул, когда мой пистолет остановился, выбрав его.

– Ладно, – сказал он. И медленно вытащил оружие. Пистолет закачался у него между пальцев.

Я обратил внимание, что это был старый полицейский револьвер: тяжелый, черный. Далеко не такой красивый, как мой «Грубер-Литвак».

– Брось его, – сказал я.

Револьвер упал на асфальт.

Я повторил процедуру со вторым головорезом.

У него тоже был револьвер – такой же старый и уродливый.

– Теперь садитесь в машину и уезжайте, – сказал я.

Один из них, казалось, готов был кинуться на меня.

Я был очень спокоен.

В глубине души я волновался, что Майкл может не дождаться меня. И все же разумом я знал, что дождется.

Оба головореза сели в «мерседес» и быстро уехали.

Я подобрал револьверы и положил их в сумку вместе с «Грубером-Литваком».

Некоторые зеваки зааплодировали.

– Мы репетировали для фильма, – объяснил я толпе.

Я подобрал велосипед и осмотрел его. Насколько я мог судить, с ним было все в порядке. Они не прокололи шины и не повредили его.

Я сел в седло и покатил назад к Чарринг-Кросс-роуд и Оулд-Комптон-стрит.

На максимальной скорости я доехал до Грик-стрит и свернул к служебному входу в «Ле Корбюзье».

Майкл стоял у крыльца один, рядом с большой кучей мусорных мешков, и курил. За спиной у него висел небольшой рюкзак. На нем была облегающая майка небесной голубизны и темно-синие шорты-«комбаты». Увидев меня на велосипеде, он робко улыбнулся.

– Ничего себе наряд, – сказал он.

В этот момент из двери «Ле Корбюзье» высунулась голова Джеймза. Мне было слышно, как потрескивает его рация.

– Отвали, педик! – сказал он, а затем он увидел меня. – Черт!

К этому моменту я уже спрыгнул с велосипеда и бросил его на дорогу.

Я запустил руку в сумку и достал пистолет – не тот пистолет. Это оказался один из старых револьверов, которые я отобрал у головорезов. Но сейчас у меня не было времени об этом размышлять. Я схватил Майкла за шею и приставил револьвер к его виску.

Джеймз все еще смотрел на меня.

– Извини, Майкл, – сказал я. – Но тебе придется помочь мне проникнуть внутрь.

– Что происходит? – спросил он. – Это что, розыгрыш?

– Делай, что говорю, или я тебя пристрелю.

Я не был уверен, что револьвер сработает, если я нажму на курок. У револьвера был совершенно другой механизм, не такой как у «Грубера-Литвака».

Я точно знал одно: револьвер на предохранителе. Если Джеймз был опытным полицейским, он мог заметить, что револьвер не готов к стрельбе. И тогда Джеймз, не колеблясь, попытался бы меня задержать.

Мне нужно было убедиться, что револьвер стреляет. И проверить это можно было одним-единственным способом. Я направил револьвер на кучу пакетов с мусором и нажал на курок.

Выстрел напугал Майкла, заставил Джеймза вздрогнуть, а у меня вызвал довольную улыбку.

– Ладно, – сказал Майкл, – ладно.

Джеймз собирался скрыться за дверью.

– Что это? – спросил голос из его радио.

– На улицу! – приказал я.

Джеймз медленно вышел, руки за головой, – если бы он арестовывал меня, именно такого поведения он бы ожидал.

– Перейди на другую сторону улицы, – сказал я.

Он перешел.

Мы с Майклом попятились и вошли в дверь.

За ней никого не оказалось.

Когда мы закрыли за собой дверь, я заставил Майкла закрепить ее своим ремнем.

– Послушай, – сказал я ему, – ничего тебе не будет. Мне просто нужно, чтобы ты помог мне проникнуть наверх. Проведи меня туда, и я тебя отпущу.

– Ты хочешь их убить?

– Кого?

– Тех людей, для которых ты заказал столик?

– Они здесь?

– Да, конечно.

– Я убью, кого должен убить.

– Там полно полицейских.

– Знаю, но почему ты не предупредил меня по телефону?

– Они приказали никому не говорить.

– Но я же не просто кто-то.

– Черт, – сказал он. – Черт! Черт! Черт! Я такой идиот.

Мы поднялись по запасной металлической лестнице, которая гремела от наших шагов, и очутились перед еще одной дверью.

– Подожди, – сказал я, левой рукой доставая из сумки «Грубер-Литвак».

В правой руке я по-прежнему держал направленный на Майкла револьвер.

– Они нас ждут, – сказал я. – Давай ты первый.

Майкл открыл дверь.

Мы вошли в кухню, царство стали и света. Но шеф-повара и его команды там не было. Не было и обычной кулинарной какофонии, состоящей из ругани и звона посуды. Вместо этого вовсю трещали рации. Вместо этого шесть полицейских целились мне в голову из шести разнокалиберных пистолетов.

– Полиция! – закричали они хором. – Бросай оружие!

– Тихо, – сказал один из них, постарше, – Конрад, брось пистолет. Мы все решим.

Я приставил револьвер к голове Майкла и начал продвигаться вправо.

– Пропустите меня, – потребовал я.

– Твой пистолет не сработает. Там холостые патроны.

Я направил револьвер на его седовласую голову.

– А как насчет этого? Сработает? Может, проверим, а?

– Боже, где ты его взял?

– Это вы бросайте оружие, – сказал я.

Я успел преодолеть полкухни. Слева от меня находилась огромная фритюрница из нержавейки, полная грязно-золотистого масла.

– Вон туда, – я показал на фритюрницу стволом «Грубера».

Они посмотрели на меня с отвращением, как бы не веря моим словам.

На панели фритюрницы была большая красная кнопка. Мне пришлось чуть подвинуть Майкла, чтобы дотянуться до нее. Щелчок. Масло начало нагреваться. Затем я отошел в сторону, не убирая пистолет от виска Майкла.

– По одному, – сказал я, – или я вам докажу, что эти патроны боевые.

Они выстроились в очередь, и каждый одарил меня таким взглядом, словно хотел сказать: «Ну, ты за это заплатишь».

– Сначала в тесто, – потребовал я.

Каждый из них окунул свой пистолет в густую белую массу, прежде чем бросить его в нагревающееся масло.

Пока они это делали, седой заговорил снова:

– Конрад, мы знаем, что ты думаешь – ты думаешь, мы ничего не делаем. Но в действительности мы сделали очень многое – на самых разных уровнях. Мы стараемся, чтобы к суду были привлечены люди, заслуживающие наказания. Дороти Пейл и Аланом Греем перечень не завершается. Есть и другие виновные. Ты ведь всего не знаешь. Если ты бросишь пистолеты, я уверен, ты убедишься, что так лучше. Поверь мне. Доверься мне.

– Я даже не знаю, как вас зовут, – сказал я.

– Старший инспектор…

– И не хочу знать, – добавил я.

– … Хезерингтон, – закончил он.

– Уходите, – сказал я. – Через запасной выход. И чтобы я вас больше не видел. Пока я не закончу. Тогда вы можете меня арестовать.

Несколько мгновений никто не двигался с места. Я слышал, как пистолеты закипают во фритюрнице, как картошка.

Я направил револьвер на несколько дюймов правее головы старшего инспектора Хезерингтона и выстрелил.

Все, кроме меня, пригнулись.

– Ну, выходите! – крикнул я.

Вдоль дальней стены они гуськом добрались до запасного выхода, открыли дверь и тихонечко вышли.

Я перевел оба пистолета на Майкла.

– Возьми вон ту здоровую урну и придвинь ее к двери, – приказал я ему.

Он повиновался. Его страх смерти достиг нового, более зрелого уровня, превратившись в почти полную апатию. Его кожа приобрела сероватый оттенок. Веки опустились. У него едва хватало сил, чтобы передвигаться. (Не стреляй в меня, я уже и так мертв!)

– И вторую, – велел я.

Подобно зомби, он перетащил и вторую урну.

Я снова схватил его за шею.

– Мы идем в зал, – сказал я, подталкивая его.

Пройдя через двойную дверь-вертушку, мы оказались у верхней площадки лестницы, по которой в зал обычно поднимались посетители, – рядом с кассой, за которой обычно стоял метрдотель.

Сначала мне показалось, что в зале никого не было, кроме вооруженных полицейских. А их там было не меньше десятка, и все целились прямо в меня. Но затем я увидел чью-то макушку, торчавшую над краем стола. А когда я посмотрел в зеркала на дальней стене, я различил несколько темных фигур, скорчившихся за стульями.

– Все встали, чтобы я вас видел! – объявил я.

Треск раций.

Первым поднялся метрдотель, который прятался всего в нескольких шагах от меня за своей кассой.

– Назад, – сказал я, дав ему возможность какое-то мгновение посмотреть сквозь дуло пистолета в лицо смерти.

Он чуть не упал, пока, спотыкаясь, лихорадочно отступал к стене.

Я с удовольствием отметил, что Алан и Дороти садились за столик, который я им заказал.

– Конрад, – раздался знакомый голос.

Это была Психея, садившаяся за соседний столик.

– Послушай меня, – вновь обратилась она ко мне.

– Вы сказали, что он сюда не пройдет, – заговорила Дороти громким сценическим шепотом. – Вы обещали, что мы будем в полной безопасности.

– А теперь, – потребовал я, – пусть полицейские бросят все свое оружие на пол, посреди зала, и побыстрее.

Железные пистолеты загрохотали по деревянному полу.

– Теперь сядьте за столики, как будто вы просто пришли поужинать.

Полицейские замешкались.

– Делайте, как он говорит, – прошипела Психея.

Через несколько мгновений половина мест в зале была занята людьми в тяжелой черной форме.

– Возьмите вилки и ножи.

Полицейские неохотно подчинились.

– Теперь делайте вид, что ужинаете.

Я подтолкнул Майкла вперед, пока мы не оказались в десяти футах от Алана и Дороти.

– Конрад, – заговорила Психея.

– Где наш сын? – спросил, как и подобает мужчине, Алан.

– Позвольте мне, – обратилась Психея к Алану.

Меня все это начинало сильно раздражать.

– Алан, пожалуйста, поменяйтесь местами с Дороти. Она должна сидеть спиной к зеркалу.

Они уставились друг на друга.

– Дороти будет Лили, а вы будете мной.

– Боже, – воскликнула Дороти и заплакала.

– Быстро! – заорал я.

Они пересели.

Отлично.

Я услышал воображаемый щелчок – все стало на свои места.

И мне лишь оставалось…

– Конрад, дай мне пять минут, – вновь заговорила Психея. – Никто не шевельнется. Группа захвата не двинется с места. Это ясно?

Кто-то пробормотал, что ясно.

– Конрад, я сейчас все объясню. Понимаешь, Дороти и Алан вовсе не настолько виноваты, как ты думаешь. Был кое-кто еще.

– Разве? А по-моему, лучше кандидатур и не сыскать.

– Боже, – проговорил Алан, глядя в дуло револьвера. – Мне кажется, он и правда выстрелит.

Моей мести больше не суждено было стать идеальной: то же время, тот же столик, то же оружие, то же количество пуль. Мне по-прежнему хотелось воспользоваться «грубером», но теперь я был почти уверен, что патроны в нем не могли никого убить. К тому же на столике Алана и Дороти не было блюд, хотя несколько часов назад, разговаривая с Дороти по телефону, я продиктовал ей, что именно они должны заказать. («Шардонне», телятину со спаржей, камбалу и грибы. Я даже заставил Дороти все это повторить.) Моей мести суждено было стать не идеальной, но все же достаточно близкой к совершенству.

Я прицелился Дороти в сердце – на два дюйма ниже левой груди.

– Это все Лили, – сказала Психея. – Лили хотела твоей смерти.

– Это правда, – взвизгнула Дороти, – это все она, а не я.

– Заткнись! – произнесли мы с Психеей одновременно, только она полушепотом, в сторону, а я громко и открыто.

– Ничего не хочу слушать, – сказал я. – Я уже знаю достаточно. Я знаю, кто меня сюда привел.

– Ну и кто же? – спросила Психея. – Говори, кто?

– Они, – я обвел дулом помертвевшие лица Алана и Дороти.

– Нет, – сказала Психея, – они оба, конечно, имели к этому отношение. Дороти наняла киллера, но это должно было…

– Да, – перебил я ее, – я знаю.

Майкл зашевелился у меня под рукой.

– Стой смирно, – потребовал я.

– Но я задыхаюсь, – прохрипел он.

Я немного ослабил хватку.

– Только не сбивай мне прицел, – сказал я ему. – Это важно.

– Дороти все рассказала Алану, – продолжала Психея. – Она сказала ему о киллере и о том, что он умрет, если…

– Я все это знаю, – вновь перебил ее я. – Этого достаточно.

– Лили «перезаказала» убийство. Она позвонила киллеру и поговорила с ним, имитируя голос Дороти.

– Да, – крикнула Дороти, – слушай ее!

– Это было самоубийство, Конрад. Лили совершила самоубийство. Которое могло бы стать убийством, только если бы ты погиб.

– Нет, – сказал я.

– Она хотела умереть и захватить с собой тебя.

– Нет.

– И она хотела наказать Дороти. Хотела, чтобы Алан чувствовал себя виноватым.

– Все не так, – сказал я.

– И она хотела убить ребенка.

– Нет, – твердил я.

– Она убедила себя, что ребенок отделяет ее от Алана.

Больше я не мог говорить.

– Твой ребенок, – сказала Психея.

У меня потемнело в глазах.

– Это был твой ребенок, Конрад, твоя дочь.

Не в состоянии заплакать, я закашлялся.

– Лили была не в порядке. Она была больна.

– Мой ребенок, – выдавил я из себя.

– Да, Конрад, – сказала Психея.

– Это был твой ребенок, – сказал Алан.

– Моя дочь, – повторил я.

– И она умерла, – вставила Дороти, – Лили хотела, чтобы она умерла.

– Нет! – крикнула Психея, зная, что сейчас произойдет.

Я тоже знал – потому что внутри у меня все закипело.

– Ах ты дура! – сказал я.

Я прицелился в сердце Дороти, которого у нее не было, на два дюйма ниже левой груди.

И нажал на курок – медленно, очень-очень медленно.