Текст книги "Пульт мертвеца"

Автор книги: Тимоти Зан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 28 страниц)

ГЛАВА 38

– Не стрелять! – как безумный, заорал я, выставив ладонь в отчаянной попытке защитить себя и гремучника и остановить Куцко. Я видел, как его побелевшие пальцы сжимали игломет – никогда еще за все восемь лет мне не приходилось видеть этого человека в таком состоянии, но ни в чём не мог его обвинить.

– Не стреляй, – повторил я, изо всех сил стараясь подавить собственный страх. – Ты что, задумал его убить?

Ответом было шипение сквозь сжатые в гневе зубы.

– Понимаю тебя. Но всё же, опомнись, я всё улажу.

– Ладно, – выдохнул он. – Скажи только, что ты собираешься улаживать?

Преодолев ужас и отвращение, я приблизился к мёртвому Эдамсу. – Не хочешь рассказать, гремучник? Или мне это сделать?

– Ты обманул нас, ты лгал нам, – снова раздался загробный шипящий шепот. Тело его пошевелилось в опасной близости от меня, и я инстинктивно попятился. – Ты предал нас. Ты обречён.

– О каком предательстве вы говорите? – спросил я. – Разве я не сделал все, что обещал?

Гремучник проигнорировал вопрос, впрочем, иного я от него и не ожидал. Ни логика, ни какие-то серьёзные аргументы не могли остановить его в данную минуту.

– Ты умрешь, – повторил он.

Сжав зубы, я пытался разобраться в вихре охвативших меня эмоций: битва завершилась, и я её выиграл. Именно злоба, охватившая гремучника, наилучшим образом подтверждала, что победа была за мной, и теперь вся космическая усталость последней недели вдруг разом обрушилась на меня. В какой-то момент мне стало совершенно безразлично, убьёт меня гремучник или нет. Но если бы он убил меня, то следом наступила бы очередь Куцко. Так что мне ничего не оставалось, как держаться до конца.

– Разве то, как я поступал, ухудшило ваше положение? – потребовал я ответа, стараясь смотреть прямо в эти безжизненные глаза. – Или вы уже успели забыть, что ваше присутствие зависит напрямую от того, уцелеют ли захватчики.

– Ты обречён умереть…

– Хватит! – вырвалось у меня. – Или ты отвечаешь на мои вопросы или можешь и не помышлять ни о каком сотрудничестве со мной и не рассчитывать на поддержку, если и дальше намерен саботировать мои попытки.

– Это не саботаж.

– Пока нет, это так, – выходил я из себя. – Но они были бы, ведь так? Что именно я должен им сказать?

Ответа не последовало.

– Давай, Джилид, заканчивать всё это, – сдавленным голосом произнес Куцко. – Его уговорами не заставишь снова усесться в кресло, и через несколько минут нас сотрут в порошок.

– Зато у нас в запасе – вечность, – успокоил я его. – Флотилии больше нет – они убираются прочь с Солитэра.

– Что? – переспросил он, вне себя от изумления.

– Они сделали свой выбор, и имя этому выбору – жизнь, – раздельно произнес я, глядя в упор в лицо Эдамса. – Вопрос стоит в том, окажутся ли сами гремучники настолько умными, чтобы последовать их примеру.

Гремучник зашипел.

– Ты выторговываешь себе жизнь?

– Я? Торгуюсь с тобой? – покачал головой я. – Нет. Вся торговля уже завершена. Заключенная сделка выполнена. Пытаюсь тебе доказать, что если ты задумал убить нас, то этим совершенно ничего не добьешься.

– Добьюсь реванша.

– За что? – вскипел я, мне надоела узколобость этого гремучника. – За провал вашего великолепного плана уничтожения нашими руками ваших врагов? Никогда такого не могло получиться, и вам следовало бы это понять ещё очень и очень давно. Ведь люди – не какие-нибудь безмозглые насекомые, которыми вы могли бы запросто манипулировать без каких-либо последствий для себя – нет, мы способны ненавидеть и бояться, и испытывать отвращение, и неважно, как бы поступили по отношению к вам, в конечном итоге, мы бы все равно вышвырнули вас со Сполла.

Я замолчал, услышав свой голос, сорвавшийся на крик. Оставалось резко выдохнуть, попытаться взять себя в руки, несмотря на усталость, отчаяние и гнев.

– У вас два варианта, – негромко сказал я. – Обрести в нашем лице посредников или, не исключено, надёжных союзников, если убедите нас в том, что вы правы… возможен и другой вариант – мы объединимся с захватчиками в борьбе против вас. Другого не дано.

С минуту неподвижное тело Эдамса плавало посреди рубки. Он был мертв, теперь уже мертв окончательно, даже забравшаяся в него чужая душа покинула его.

– Что происходит? – спросил Куцко.

– Он отправился обсуждать наши предложения с остальными, как мне кажется, – пояснил я.

– Ты это сумел вычислить.

Он одарил меня кривоватой улыбкой, и в его чувствах я, к счастью, не обнаружил ничего, что свидетельствовало бы о том, что он разобиделся на меня, что я держал свои планы в секрете от него.

– Может, я и тугодум, но не конченый же идиот, – сухо сказал он. – Если потребуется, вполне могу быть сообразительным, где надо и схитрить. А вот этого-то тебе как раз и не хватает.

Я печально улыбнулся ему.

– У нас у всех достаточно большой потенциал прочности. У всех. Даже у Смотрителей, – вздохнул я.

Он хмыкнул.

– Как это блестяще доказал на своем примере Аарон Валаам Дар Мопин.

Аарон Валаам Дар Мопин.

– Вот видишь, и ты о нем знаешь, – сказал я, и мои собственные слова доходили до меня, как будто издалека. – Не было ни одного Смотрителя за последние двадцать лет, который бы так или иначе не пострадал бы по вине этого самого Дар Мопина. Поистине, расплата за грехи родителей пала на плечи сыновей, дочерей и даже внуков. Это имя стало проклятьем во всех мирах Патри и в колониях – уже много лет оно мне ненавистно, и даже теперь не могу ни слышать, ни произносить его без содрогания. И всё же, именно оно и дало мне ключ к тому, что мы сейчас совершили.

Лоб Куцко нахмурился.

– Я не понимаю.

– Его проклятое имя, Валаам. Ты разве не помнишь эту историю?

– Да, помню, конечно, – он был прорицатель, посланный кем-то там для того, чтобы проклясть Израэлитов. Тот самый, у которого была говорящая ослица.

Я кивнул.

– Та самая ослица, которая знала, что с ним произойдет дальше на дороге.

Я замолчал, так как тело Эдамса начало проявлять признаки оживления.

– Ну что там? – громко спросил я гремучника. – Что вы решили?

Ответа не последовало, но руки мертвеца потянулись к ручкам на потолке, предназначенным для того, чтобы во время невесомости было за что держаться. Сориентировавшись, тело Эдамса медленно опустилось в кресло первого пилота. Явно превозмогавший себя Куцко направился к нему, чтобы помогать… и через минуту звезды исчезли с экрана панорамного обзора, вернулась гравитация.

Куцко смотрел через плечо Эдамса на индикаторы, и еще до того, как он заговорил, я уже мог по его позе догадаться, какое решение приняли гремучники.

– Мы возвращаемся на Солитэр, – негромко сказал он.

Я закрыл глаза.

Потом Бог открыл глаза Валаама, и тот увидел ангела Божиего, стоявшего на дороге с мечом в вытянутой руке, и он бросился на него…

– Мне кажется, – пробормотал я скорее для себя, чем для Куцко, – что гремучники способны понять, когда перед ними стоит ангел смерти.

Куцко взглянул на меня.

– Ты имеешь в виду захватчиков? Я покачал головой.

– Нас.

ГЛАВА 39

Поднялся ветер, который продувал пространство, ограждённое скалами, превращая его в очажки миниатюрных снежных бурь, тут и там взметавшие снег, словно желая прогнать нас. С того самого склона утеса, на который мы так давно взбирались с Каландрой, я глядел вниз, как лорд Келси-Рамос, отчаянно жестикулируя, показывал Куцко не следовать за ним наверх, оставаться внизу, а сам стал подниматься к нам.

– Лорд Келси-Рамос, – приветствовал я, когда он подошел к нам. – Настоящий сюрприз – я ждал, что вы позвоните.

– Сам этого ждал, – ответил он, присаживаясь рядом. На его плечо упали две мохнатые снежинки и тут же растаяли. – Но потом подумал, что ты непременно заберёшься в какое-нибудь местечко, вроде этого, и наслаждаешься его тишиной. Ведь то, что сейчас происходит там, в новом поселении, – сущий сумасшедший дом.

Я кивнул.

– Полагаю, вам что-то удалось разузнать о том, что со мной будет?

– Честно говоря, я приехал к тебе, чтобы просто поговорить, – покачал он головой. – Твое дело все еще гуляет – взад вперед по инстанциям Службы безопасности, это, так сказать, информация официальная. А что же до неофициальной, то адмирал Йошида убеждён в том, что у них не остается иного выхода, как освободить тебя. Конечно, откровенно говоря, он был бы рад пригвоздить тебя к стенке, но в то же время отлично понимает, что сделай он это с тобой, ему непременно придется поступить подобным образом и со мной, и с доктором Айзенштадтом.

– А и у вас, и у него полно друзей наверху.

Он кивнул, не обнаружив ни возмущения, ни удивления от моих слов.

– Да, к тому же еще и старая избитая истина о том, что кит привлекает больше внимания, чем гуппи. Отдадут нас под суд по обвинению в государственной измене – ну и что? Вся хитроумная сеть Службы, весь их колпак, которым они накрыли Солитэр, спустя пару недель перестанет быть секретом. Патри совершенно не готово к тому, чтобы это стало достоянием гласности, по крайней мере, сейчас.

– Он хмыкнул. – Кроме того, нам многое удалось, ведь чертовски трудно возражать против явного успеха, надеюсь, ты понимаешь.

– Стало быть, я выйду сухим из воды.

Лорд Келси-Рамос резко повернул голову и недоумённо взглянул на меня.

– А тебе хотелось бы сесть в тюрьму?

Очень незаметно, сжимая пальцы в кулаки, я стал глядеть на припорошенные снегом гремучники внизу. На каждом растении появились крестообразные отметины – это произошло несколько дней назад. Видимо, какое-то сезонное изменение. Мне кто-то сказал, что это связано с реакцией их гормональной системы на холодное время года. Рассматривая эти долговязые белые растения, поражался тому, с какой легкостью они способны воспринимать такое довольно сложное явление, как постоянную смену владельца, которые когда-то, с незапамятных времён, видели в них лишь растения, и ничего больше.

– Гремучники смирились со своим теперешним положением? – поинтересовался я.

Лорд Келси-Рамос бросил на меня ещё один взгляд, и я почувствовал его озабоченность.

– А у них, как и у Службы, нет выбора, – ответил он. – Ты ведь так хитроумно решил, что теперь их жизнь зависит от жизни захватчиков, так что получился треугольник, пусть даже и не совсем равносторонний.

Я уловил сомнения в его голосе.

– Комиссия еще никак не может досконально убедиться во всём этом?

Он вздохнул, у него изо рта вырвалось облачко пара.

– Боюсь, что да, – задумчиво произнес он. – Да я и сам никак не могу в это поверить, не опровергаю твоих доводов, но опять-таки, не уверен, что и захватчики будут действовать в соответствии с логикой, тобой предложенной.

– Чтобы уяснить, что представляет астероид размером в несколько кубических километров, время от времени появляющийся перед их носом, какая ещё нужна логика, – напомнил я.

– Да, довольно наглядное доказательство, – сухо согласился он со мной. – В особенности с твоими выходами в эфир на радиочастотах псевдогравитатора. Даже отъявленный фанатик из фанатиков – адмирал – призадумался над этим, что же это за система обороны, которая работает там, где средства нападения бессильны.

Я кивнул.

– Главное, что они поняли: мы в считанные секунды запросто могли с ними справиться, пусть даже не со всеми, хотя бы для острастки разнести в клочья пару их кораблей, но, тем не менее, предпочли всё же не делать этого.

– В общем, правильно, – пожал плечами он. – Хотя, с другой стороны, мы сумели заставить их свернуть ту подготовительную кампанию, которая длилась уже добрую сотню лет, а это явно могло подорвать чувство благодарности, которое они теоретически хотели испытывать к нам за такое великодушное с ними обращение.

– Согласен, могло, – признал я. – Однако все, что они предприняли, выявляет в них существа, способные видеть перспективу. Я не сомневаюсь в том, что наша договоренность с ними будет настоящей лишь тогда, когда мы сумеем по-деловому наладить с ними контакт.

– Сейчас мало что возможно сделать в этом направлении, но не сомневаюсь, что и это преодолимо. – Он покачал головой. – И повезло же тебе, Джилид.

Я глянул вниз, туда, где у подножия скалы остался Куцко, застыв в традиционной для охранника позе.

– Да, наверное. Помните, сэр, я хотел, чтобы в этом участвовали лишь двое – пастырь Эдамс и я.

Он кивнул.

– Значит ли это, что ты с самого начала знал, что гремучники могут отправить тебя туда на верную гибель?

Хоть сказано было скорее убедительным тоном, всё же в этой фразе слышался вопрос.

– Как вы помните, я не стал заострять внимание на этом во время предварительных переговоров, – сказал я. – Наша так называемая дружба с гремучниками – вещь достаточно напряжённая, и мне не хотелось добавлять еще и разногласия, могущие возникнуть, если бы я принялся объяснять, почему же они так на меня сердятся.

– Потому что ты им лгал?

Я покачал головой.

– Потому что у них на уме была ещё одна схема, построенная на уверенности в том, что я не вступлю в контакт с захватчиками.

Он помрачнел.

– Но ты ведь уже сумел доказать им, что захватчики должны остаться в живых.

– Нет, сэр, – сказал я с горечью. – Всё, что мне удалось им доказать, это то, что лишь некоторые из них могут остаться в живых.

Он долго-долго молчал, а потом тихо выругался.

– Ты прав, – мрачно согласился он. – Абсолютно. И всё, что они хотели делать – это лишь прикидываться, что сотрудничают с нами – проводят тягачи с астероидами согласно расписанию допускают ошибки, и один-другой астероид пролетает мимо цели.

Я кивнул, это показалось мне очень правдоподобным и вызвало холодный пот.

– Потом мы бы не сумели ничего изменить, случись такое. И поскольку большая часть захватчиков осталось бы невредимой, нам пришлось бы подобру-поздорову убираться с Облака – иначе уцелевшие смогли бы перескочить на траекторию Мьолнира и сообщить своим собратьям, что произошло.

– И это произошло бы ещё до того, как мы смогли бы себе уяснить, что мы втянулись в состояние самой настоящей войны с ними! – произнес пораженный лорд Келси-Рамос и снова выругался, на сей раз погромче. – В той самой, которую мы так успешно начинали.

Охвативший его гнев я воспринимал почти как волну жара.

– Был бы очень обязан вам, сэр, если бы наш разговор остался между нами, – предупредил я. – Строго говоря, не существует веских доказательств, что они реально замышляли.

Он чуть не враждебно взглянул на меня.

– Да как же забыть – ты же не веришь в такие сильные чувства, как гнев, злоба и ненависть? Даже тогда, когда они вполне реальны.

И если враг твой страдает от голода, дай ему поесть…

– …Нам ведь работать с ними, – негромко напомнил я ему. – До тех пор, по крайней мере, пока не откажемся от Солитэра. Прошу помнить и о том, что у нас до сих пор нет ясного представления о сути конфликта между гремучниками и пришельцами… не говоря уже о последствиях, которые могли бы быть для гремучников, если бы они проиграли эту битву.

Медленно, но неотступно, гнев его угасал.

– Да-а, – протянул он. – Будь эти гремучники хоть трижды честными, это нисколько не должно уменьшать бдительность Патри по отношению к ним. Кроме того, не мешает иметь что-то такое, что при случае можно будет противопоставить козням.

– Очень вам благодарен, сэр, за всё.

– Не стоит меня благодарить, – фыркнул он. – Всё это секрет, тайна, до поры до времени. Однажды я попытаюсь использовать это против них. – Осторожно, стараясь не поскользнуться на гладкой и сырой поверхности скалы, он поднялся на ноги. – Кроме того, сейчас не дело транжирить время. Лучше вернуться туда, прежде чем какой-нибудь подонок сумеет уговорить Йошиду упрятать тебя за решётку, ни на йоту не задумываясь о последствиях. Не желаешь доехать со мной до поселения?

– С вашего позволения, сэр, – ответил я, избегая смотреть ему в глаза, – мне бы хотелось еще немного посидеть здесь.

Какое-то мгновение он не отвечал. И, как я мог догадаться, смотрел на меня, хотя его лица не было видно, я знал, что он нахмурился.

– Как пожелаешь. Буду держать тебя в курсе событий.

– Спасибо, сэр, – снова поблагодарил его я. – Спасибо вам за все, что вы сделали.

– Ладно, ладно, чего уж там, – усмехнулся он. – Всё, чего я хочу, так это решить до сих пор не решенные вопросы и вернуться в Портславу. И, желательно, в сопровождении моего Смотрителя.

Кивнув мне на прощание, он повернулся и стал спускаться со скалы, обменялся несколькими фразами с Куцко и направился к машине. Охранник взбирался ко мне.

– Как же ты позволил ему уехать без тебя? Совсем службу забросил…

– Дейв Иверсен ждёт в машине, – безразлично сообщил мне Куцко, садясь как раз туда, где только что сидел его шеф. – Кроме того, он сам велел мне подняться к тебе, видимо, считая, что мне хочется с тобой поговорить.

– А что, подняться сюда было твоей идеей? – весело удивился я.

Он пожал плечами, равнодушный к тому, что оказался так быстро разгаданным.

– Если честно, мы оба – авторы этой идеи, – признался он, глядя на раскинувшиеся внизу гремучники. – Красота какая! Сидишь и ждешь, когда начнут разрушать Ниневию?

Я недоуменно уставился на него.

– Прости, я не понял тебя.

– Ну как же – история с Ионой, – пояснил он. – Пророк навлёк гибель на Ниневию, сам попал в пасть кашалоту, сделал то, что ему было сказано, и затем свихнулся, когда город полетел в тартарары.

– Помню эту историю, благодарю, – сказал я. – Кажется, она вряд ли к месту здесь – если помнишь, я тот, кто рисковал своей жизнью как раз ради того, чтобы гремучники не погибли.

– Я не об этом, – стал отпираться он. – Скорее о том, что было потом. «Затем, когда взошло солнце, Бог распорядился, чтобы дул сильный ветер с Востока, и солнце так палило на голову несчастного Ионы, что он не выдержал и призвал смерть, говоря, что я умру, но всё же останусь в живых». Всё это очень похоже на речи ещё одного человека. Тебе не кажется?

– Смотрю, ты несколько пересмотрел своё отношение к тому, что досталось тебе от родителей, – довольно сухо прокомментировал я.

– Есть немного, – согласился я. – Значит, ты намерен, сидя на скале, рассказывать мне, почему сидишь и ждешь, когда же, наконец, гремучники тебя прихлопнут?

– Я сижу не затем, – возразил я. – Впрочем, что бы они обо мне ни думали, если бы собирались это сделать, то имели возможность еще несколько дней назад.

– Хм-м, – многозначно хмыкнул он. – Так всё-таки, эта мыслишка и впрямь приходила к тебе в голову. – Его чувства переполняла симпатия и сочувствие. – А это не из-за Каландры?

Снова знакомое неприятное чувство в животе.

– Нет, не совсем, – ответил я. – Как я посмотрю, тебе уже всё известно.

– Не всё, конечно, но большая часть, —признался он. Ему стало неудобно. – Я помогал лорду Келси-Рамосу разбираться с протоколами первого суда над ней. Послушай… всё было не так. Дело в том, что она набросилась на настоящего преступника, вырвала из его рук бомбу, которой он собирался взорвать здание, и выбросила её в окно, она взорвалась и убила много людей. Судя по всему, это был единственный способ обезвредить бомбу, не дать ей взорваться внутри здания, только оно все равно пострадало – не хватило сил забросить ее достаточно далеко.

– Она говорила мне, что невиновна, – сказал я. – Не было ни смягчающих, ни отягчающих обстоятельств, никаких неуловимых границ между убийством и массовым убийством – ничего. Невиновна.

Куцко тяжело вздохнул.

– Джилид, я хочу кое-что тебе рассказать тебе. Две вещи. Первое: когда она говорила с тобой, то верила, что умрёт через неделю или две, ну и рассчитывала, что ты станешь ей другом в течение этого времени. – Он пожал плечами. – Но то, что ты верхом на белом коне помчишься сломя голову спасать её – этого она никак не ожидала.

В его словах, как и в тоне, каким это говорилось, чувствовалось дружеская ответственность: размышления вслух и радость от того, что она хоть с кем-то захотела поговорить, отправляясь во Внешний Предел.

– Ты намерен обвинить её в том, что она не встретилась с тобой? – спросил я. – Особенно, зная твоё состояние, в котором ты пребываешь до сих пор? Не хочешь ли обвинить меня в том, что я предпочитаю честность лжи? – вопросом на вопрос ответил я.

Он удивленно поднял брови вверх.

– Ах, вот оно что? Ну, тогда, всё в порядке, я, по крайней мере, с тобой честен. Значит так: во-первых, она думала, что через две недели покинет этот свет, во-вторых, ты хотел убедиться, что она – невиновна.

– Если считаешь, что мне хотелось дать ей возможность усомниться…

– Да ладно уж, кончай, – перебил он меня. – Я ведь и сам был там, ты что, забыл? Даже такой тугодум, как я, смог заметить, как ты места себе не находил от мысли, что даже Смотритель иногда может свалиться в дерьмо, а уж она, как я понимаю, вполне могла туда сорваться. А насчет того, что она говорила тебе – так это именно то, что ты желал услышать.

Я вздохнул, и мой гнев отозвался болью сердечной: и что желал услышать?! После злобы и ненависти Айкмана, его параноидальной ненависти, всех подозрений и обвинений, обрушившихся на нас по милости Патри, вдруг выяснилось, что я также был способен на предвзятость мнения и сознательную слепоту, как и любой другой. Где-то внутри, глубоко-глубоко, я действительно считал, что мы, Смотрители, – она и я – действительно, в чем-то отличались от остальной части человечества – я ведь вырос в том окружении, где это считалось непреложным фактом, это на протяжении очень многих лет являлось для меня мощным подспорьем в той обстановке, в которой я оказался, получив доступ в окружение лорда Келси-Рамоса с его полнейшим бездушием и бездуховностью.

А вот теперь мне довелось узнать про себя и нечто другое: я являл собой ещё один пример обычного сознательного самоослепления.

– Дело не в Каландре, – пытался я разъяснить Куцко, качая головой. – А в том, что… – беспомощно разводил я руками в попытках подобрать подходящие слова. – Что всё оказалось далеко не таким, каким должно было быть.

Он странно посмотрел на меня.

– Мы установили контакт с неизвестным видом живых существ, нам удалось избежать войны, Каландра получила возможность повторного судебного разбирательства. Каким же это, по-твоему, должно было быть?

– Ты не поймешь.

– Объясни.

Я вздохнул.

– Вся вина на мне, Миха. Я лгал, изворачивался, злоупотреблял людским доверием направо и налево – практически полностью отошёл от своих собственных моральных установок, так было в отношениях с Каландрой и в ситуации с захватчиками.

– А что же ты хотел?

– Ты главного не хочешь понять, – с горечью выпалил я. – Лорд Келси-Рамос и доктор Айзенштадт по самые уши увязли в этих проблемах со Службой безопасности, Божественный Нимб практически перестал существовать в качестве религиозной общины, пастырь Эдамс погиб там, Боже мой, а я… а у меня ни единого волоса с головы не упало. – На моих глазах навёртывались слезы.

Я ожидал получить от него немедленный и очень гладкий ответ, но вместо этого наступила тишина.

– Знаешь, – после долгой паузы сказал Куцко с какой-то задумчивостью в голосе, совершенно для него не характерной. – Мои родители почти так же рассуждали. Они часто повторяли, что мы в жизни обречены на страдания. Конечно, такое слово не произносилось, употреблялись такие понятия, как «закалка характера», «долготерпение» – в общем, всё такое. И вот чем все закончилось: страданием обернулось то, что ты задумал и совершил. – Он кивнул в сторону гремучников. – А теперь послушай, как я оцениваю достигнутое. Просто, сравнивая его с тем, чего оно стоило. Джилид, я обязан совершенно беспристрастно заявить тебе, что если не брать в расчет того, что произошло с Эдамсом, ты добился гигантских результатов.

Я уставился на него.

– Ты считаешь, что и лорд Келси-Рамос и Божественный Нимб – это ничто?

– Джилид, – возразил он мне, объясняя терпеливо, как маленькому ребенку, – тебе ведь отлично известно, что и лорд Келси-Рамос, и доктор Айзенштадт слишком важные особы, чтобы просто их упрятать за решетку или отправить на тот свет, и если бы ты не считал себя таким непогрешимым, то сумел бы понять, что не сделал по отношению к Божественному Нимбу ничего такого, чего не добились бы сами гремучники по прошествии нескольких месяцев. Пойми одно, им был необходим контакт с нами, с людьми, и как можно скорее, ты же знаешь, они спешили, хотели натравить нас на этих пришельцев, гнали нас, подстёгивали изо всех сил, хотели, чтобы мы ни о чем другом, ни о каких переговорах и не помышляли, а лишь сосредоточили все наши усилия на подготовке к войне.

Я скрипнул зубами от отчаяния, что уже ничего изменить нельзя, и от неприятного сознания того, что он в сущности прав.

– Все равно, это было не совсем справедливо, – сказал я, чтобы хоть как-то возразить.

– Да, не было, – с готовностью согласился он. – Но с каких это пор тебе потребовалась справедливость?

– Она всегда была нужна.

– Никому она не нужна, – возразил он. – И не желаешь ты никакой честности, Джилид, и никогда не хотел. Кто-то ищет, может, но таких мало на свете, вот, например, Верховный суд Патри иногда к этому стремится, а кое-когда восстанавливает справедливость.

– Как же это можно забыть, – иронически ответил я. – Но в таком случае, объясни, чего же мне хочется?

Он пожал плечами.

– Ты – человек религиозный, это мне надо объяснять такие вещи, а не тебе. Что, по-твоему, нужнее всего?

Я снова уставился на него, но в его взгляде уже не было той силы и убежденности, что раньше. Он меня положил на обе лопатки.

– Сострадание, – пробормотал я. – Милосердие. Прощение.

Куцко развел руками.

– Вот куда мы заехали, – закивал головой. – Может быть, есть смысл добавить сюда чуть-чуть аргументации от язычников, чтобы твои аргументы стали чётче?

– Нет уж, благодарю, – сорвался я. – От всей души.

Он усмехнулся и вдруг посерьёзнел.

– Знаешь, мне кажется, это мы в конце концов, додумались до этого. Помнишь ту фразу о соли земли?

Вы соль земли…

– Да, – ответил я.

– Так вот, ты – не соль, во всяком случае, не был ею. Скорее, катализатор.

Я хмыкнул.

– «Вы – катализатор земли». Если это переводить на какой-нибудь другой язык, то перевод явно потеряет.

– Да нет, серьёзно, – не отступал Куцко. – Нет сомнений, что ты выбрался чистым из всего этого. А такое случалось с теми, кто постоянно только тем и занят, что делает что-нибудь для других. – Он поднял руку в перчатке и принялся загибать пальцы. – Это – Эдамс, лорд Келси-Рамос, Айзенштадт, это – халлоа, не говоря о том, какую роль всё это имело для этого «Пульта Мертвеца».

Я непонимающе взглянул на него.

– А что с «Пультом Мертвеца»?

– Я имею в виду, что теперь место зомби займут халлоа, разумеется, – ответил он, явно удивленный моей непонятливостью. – Или думаешь, что Патри не заметит, что живой Эдамс прекрасно справлялся с тем, что возложено на зомби?

– Заметить-то они заметили, да и он, как выяснилось, не так уж хорошо с этим справился, – с горечью ответил я. Вообще-то это было одной из моих тайных надежд тоже… или скорее, когда-то было, до того, как я увидел, как реагировала на это комиссия. – Комиссия ясно дала понять, что никто не собирается таскать с собой в каждый рейс по десятку человек, а то и больше, когда со всем прекрасно может справиться парочка приговоренных к смертной казни преступников.

– Всё это так, но ты ведь не должен брать в качестве примера Эдамса с его слабым здоровьем и непрерывной работой короткими отрезками по пятнадцать-десять минут, – напомнил Куцко. – Не забудь, что у него было не так уж много контактов. Может быть, тебе это неизвестно, но Загора уже сумела высидеть и два часа без перерыва и поэтому нет никаких причин, чтобы они стали от этого отказываться.

Я вздохнул.

– Поскольку комиссия не очень заинтересована, нельзя с уверенностью сказать, откажутся они или нет. Пойми, отказ от использования «Пульта Мертвеца» означал бы передачу всей навигации в руки людей, которые традиционно считаются религиозными фанатиками. Но станут они это принимать – знаю, видел, какие у них были физиономии после того, как я им всё это выложил.

Он усмехнулся.

– Да, но ты не видел их лиц, когда и я кое-что выложил.

Я насторожился.

– А что ты выложил? – осторожно поинтересовался я.

– Да ничего особенного, – в его чувствах была невинность малого дитяти. – Просто позаботился о том, чтобы они получили некое описание – чертовски хорошее, добротное описание того, как гремучники, завладев телом Эдамса, попытались напасть на тебя.

Напоминание об этом заставило меня еще раз содрогнуться – и действительно, – он был прав. Одно дело – сидящий как прилежный ученик за партой зомби, а вот зомби, шляющийся по капитанскому мостику, – уже нечто совершенно другое: воплощение ужаса, давнего рудиментарного ужаса, преследующего людей испокон веков, олицетворение всех самых тёмных и непознанных страхов.

– Да, – согласился я, стараясь поскорее избавиться от этой жуткой картины, которую мгновенно во всех деталях нарисовало мне мое богатое воображение. – Теперь я, пожалуй, могу понять, почему это так их… обеспокоило.

– Обеспокоило? – он хмыкнул. – Пойди попробуй теперь успокоить их. Не успел я закончить свое сообщение, как они уже разбились на группки оживленно спорящих между собой и заорали о том, что это следует изучить по всем правилам. Пройдет ещё год, а то и два, но можешь мне поверить – «Пульт Мертвеца» отжил своё.

Смерть – где же твоя победа?

– Мне кажется, это не так уж и плохо, – пробормотал я.

– Какое великодушие с твоей стороны, – сухо ответил Куцко. – Я бы сказал «не так уж плохо» действительно характеризует всё это очень хорошо – лучше не выразишься. Такое, конечно, можно себе позволить, в особенности тогда, когда тебя самого это не касается, когда тебе не грозит участь быть принесённым в жертву.

В жертву. Это слово эхом отдалось у меня в ушах.

Жертва. Прекрасный способ быть увековеченным памятью человечества – принести себя в жертву. Стать мучеником… или же самый трусливый из способов улизнуть от службы тому же человечеству. А что же двигало мною, когда я собирался принести себя в жертву на борту этой космической баржи?

До сих пор у меня не было вразумительного ответа на этот вопрос… но сейчас я с ужасающей отчетливостью понял, что мне не требовалось идти на это. Куцко был прав – в мою задачу не входило сосредоточиться на жертвоприношениях или страданиях, она в том, чтобы стать полезным для тех, кто вокруг меня.

А на примере лорда Келси-Рамоса, столько сделавшего для того, чтобы тюрьма миновала меня, мне было в общем-то ясно, кто они, эти, что вокруг меня. По крайней мере, сейчас.

– Жертва? – таким вопросом прокомментировал я слова Куцко и поднялся. – Кто-нибудь говорил тебе, что ты не умрёшь от излишнего чувства вежливости?

– Миллион раз, – с восторгом признался он, тоже вставая вслед за мной. – Почему ты думаешь, я взялся за работу, связанную с ношением оружия? Это самый эффективный путь избавиться от хандры, и я не устаю в этом убеждаться.