Текст книги "Пульт мертвеца"

Автор книги: Тимоти Зан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)

ГЛАВА 36

Прошло уже сорок пять минут, как мы были за пределами Солитэра. Это составляло две трети пути до флотилии пришельцев, когда фортуна отвернулась от нас.

Не было ничего такого, что могло, хоть как-то насторожить меня, ни одного жеста Эдамса, ничего в его мимике. Он скованно сидел за «Пультом Мертвеца», уставившись в пространство, но уже через минуту раздался характерный щелчок прерывателей, и снова мгновенно исчезла гравитация, а наш Эдамс хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.

Мы одновременно бросились к нему, Куцко прижал к его лицу кислородную маску, а я пытался обнаружить признаки серьезного заболевания.

Всё начиналось очень плохо.

– Со мной … всё… в порядке, – через две минуты на чистом кислороде Эдамс был в состоянии произнести эти слова. – Только… дайте мне чуть… отдышаться, хорошо?

Куцко повернулся ко мне.

– Как он?

Я вздохнул.

– Конечно, его жизни опасность не грозит, не думаю, чтобы это было что-нибудь серьёзное, – заключил я. Дело в том, что в медицине у меня кое-какие познания всё же были.

До правления Аарона Валаама Дар Мопина и той паранойи, которая охватила всё наше общество, Смотрителей часто приглашали в различные лечебные учреждения для оказания помощи врачам и наблюдения за больными. Мне тоже пришлось в этом участвовать, причем довольно часто, и я приобрел кое-какие навыки эскулапа.

– Сердцебиение постепенно приходит в норму, и кровяное давление нормальное. Что до функций головного мозга… – Я посмотрел в глаза Эдамсу. – Зрачки реагируют на свет нормально и… я не вижу никаких признаков испытываемой им боли.

– Нет, нет, у меня ничего не болит, – подтвердил Эдамс, все еще задыхаясь. – Просто мне надо чуть-чуть передохнуть.

Мы с Куцко переглянулись… я знал, что он думал в этот момент.

– Мы можем проделать остаток пути поэтапно, – со всей возможной непреклонностью заявил я. – Нам осталось всего пятнадцать минут пути до пришельцев. А теперь мы можем дать ему отдохнуть и затем продолжим.

– А как же твои переговоры с захватчиками? – не соглашался он. – Они тоже будут происходить пятиминутными кусками?

– Если в этом возникнет необходимость, то – да, – ответил я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. Всякая ложь в данной ситуации была бы излишней, да и гремучники, скорее всего, не подслушивали нас… но теперь, когда оставалось еще так много неясностей, я предпочел всё же побыть излишне осторожным.

Как же быстро я обучился, причем овладел в совершенстве этим хитрым искусством вранья.

Есть пути, которые могут показаться прямыми и честными, но ведут они к смерти…

– Кроме того, – добавил я, – существует необходимость разбить наши беседы с пришельцами на небольшие отрезки. Они ведь промчатся мимо нас на двенадцати процентах от световой, ты что, забыл об этом?

Он поморщился, но в этот момент, по крайней мере, хоть постарался мне поверить.

– Хорошо, – наконец, произнес он. – Мы дадим ему время. Может быть, предложить ему этой знаменитой микстурки доктора Айзенштадта. Посмотришь, как быстро он очухается.

Я невольно взглянул на Эдамса. Если он и сумел заметить что-то невысказанное Куцко, некое «а если нет», то виду не подал.

– Согласен, – кивнул я. В очередной раз у меня свело живот. «А если нет… », то кто-нибудь из нас – либо я, либо Куцко не вернётся на Солитэр.

Нам пришлось прождать чуть больше часа… время, которое навсегда запечатлелось в моей памяти.

И не потому, что тогда произошло что-то особенное. Наоборот, наиболее яркой отличительной чертой этого промежутка времени была скука, причем смертная. Погруженный в свои мысли и страхи перед тем, что нам предстояло, никто из нас не имел охоты разговаривать друг с другом, и поскольку всё оборудование для связи уже было готово, делать нам было совершенно нечего. Я уже не помню, сколько тысяч раз я подплывал к замершим в том же положении индикаторам или сколько миллионов минут провел перед экраном панорамного обзора, разглядывая звезды и до боли в глазах вглядываясь в тот несчастный астероид, болтавшийся у нас на привязи.

Но моим главным занятием было перебороть чудовищный ужас, сковывавший меня.

Не страх! Его я предвидел, к нему подготовился. Но по мере истечения минут, мысли мои менялись и по своему составу, и по направлению и в конце концов сосредоточились на страшной картине внезапного нападения на нас чужих кораблей. И не помогало никакое напоминание о том, что эти корабли в двух годах пути, если судить по их скорости в нормальном пространстве – мое чутьё уже готово было подсказать мне, что до нас им оставалось лететь пятнадцать минут. Страх был совершенно иррациональным, и, несмотря на то, что я постоянно внушал себе, что не может быть никаких оснований для него, это мало что меняло, разве что усугубляло мой стыд демонстрировать свои переживания другим. И не один раз я говорил себе, что причиной этого состояния вполне могут быть и сами гремучники, ведь это именно они создавали у меня плохое настроение в камере Службы безопасности.

Но на этот раз не помогал и этот довод. Таким образом, в течение приблизительно одного часа я был вынужден страдать – в тоске, одиночестве и стыде. Это походило на пребывание в преддверии ада… но дальше этого преддверия мне уж никак не хотелось заходить. Мое состояние и определило в конечном итоге и моё спешное решение продолжить полет, когда Эдамс заявил, что он пришел в норму. Не впервые мне пришла в голову мысль, что ход вещей мог бы быть, возможно, иным, прояви я большую осмотрительность.

– Через три минуты вы… достигните захватчиков, – прошептал гремучник губами Эдамса. – Какие будут от вас указания?

У меня в горле все пересохло. Несмотря на все превратности судьбы и всякого рода противодействия, мы были у цели. И теперь все зависело лишь от меня…

– Остановите нас здесь, – распорядился я, – как можно ближе от предполагаемой траектории полета ведущего корабля. Если сможете аккуратно подвести нас к этому месту, то все будет в порядке.

– Смогу, – прошипел гремучник, и у меня возникло явственное ощущение того, что я невольно задел его самолюбие. Я от души надеялся, что именно так всё и было – что же, тем: лучше для меня, тем аккуратнее он выполнит то, что ему сказано. Не дыша, я во все глаза глядел на то, как руки Эдамса провели небольшую коррекцию курса корабля, затем снова щелкнули переключатели, исчезла гравитация, и снова экран панорамного обзора заполнили звезды.

Мы прибыли на место.

– Отлично, – сказал я, и голос мой при этом не дрожал. – Теперь. Обрати на это самое серьёзное внимание, гремучник, потому что эта часть – решающая. – Я поднялся, проплыл над Эдамсом и показал на одно хитроумное устройство. – Этот прибор служит для замера магнитного поля снаружи корабля, на борту которого мы сейчас находимся, – объяснил я. – Именно магнитные поля используются пришельцами для того, чтобы улавливать водород для своих двигателей, и магнитные поля могут вследствие их высокой мощности представлять опасность для нашего вида, то есть для людей. Ты понимаешь меня?

– Да, – прошептал он.

– Прекрасно. Теперь мы настроим наш прибор так, что он пошлет вам короткий – очень короткий сигнал, прежде чем напряжённость магнитного поля достигнет критической величины. Когда вот здесь, – я показал ему пальцем, – вот здесь загорится красный свет, вы немедленно, тотчас же должны будете снова вернуть нас на траекторию Мьолнира. Понятно тебе? Немедленно!

– Понимаю, – ответил гремучник.

Напрасно я надеялся – это хваленое устройство лорда Келси-Рамоса с его красным сигналом даст нам от силы секунды три, чтобы посторониться, когда покажутся пришельцы. При такой скорости времени для ошибок не предусмотрено.

– Хорошо, – обратился я к гремучнику, вложив в свой голос всю свою убежденность. – Вы увидите свет сейчас, когда я буду готовить этот передатчик к работе.

По пути к передатчику я краем глаза взглянул на Эдамса… и сразу заметил, что гремучник здорово удивился.

– Ты уже приготовился… чтобы послать… сигнал захватчикам? – спросил он.

– Разумеется, но сначала мне потребовалось произвести подстройку этого прибора, – непринуждённо соврал я. – Мне надо точно подсказать, что говорить. Ты ведь утверждал, что можешь общаться с ними, понимаешь?

Судя по тому, как выглядел Эдамс, нервозность и страх гремучника прошли.

– Да, – прошептал он. – Помню. Мы обещали оказать тебе любую помощь, которая потребуется.

Я кивнул с таким видом, будто непререкаемо верил в истинность его слов, и повернулся к передатчику.

– Ладно, поглядим…

Я попросил лорда Келси-Рамоса дать мне самую умную из всех машин, но он явно перестарался, выполняя мою просьбу. Несмотря на малые размеры, передатчик представлял собой весьма сложное устройство, поразившее меня огромным количеством переключателей, верньеров, индикаторов. Я хлопотал над ними, боковым зрением следя за Эдамсом и проверяя, сможет ли он со своего места увидеть красную вспышку. Потому что, если раздастся сигнал тревоги и гремучник не заметит…

Внезапно красный свет зажёгся.

– Гре… – лишь успел крикнуть я, и тут же вернулась гравитация, и мы снова были на траектории Мьолнира.

Я с каким-то ужасом выдохнул, казалось, весь воздух, который был у меня в легких, отчаянно стараясь отделаться от жуткой картины нашей гибели, которая заполняла всё мое буйное воображение.

– Это было здорово, гремучник, – силился поблагодарить я. – И каким-то образом все произошло быстрее, чем я ожидал. Куда мы теперь направляемся?

– За пределы системы, – прошептал Эдамс. – Туда, где захватчиков уже нет.

– Разверни нас, пожалуйста, – приказал я ему. – Помести нас назад, впереди корабля, который возглавляет флотилию, чтобы они пронеслись мимо нас минуты через три-четыре.

– А почему впереди? – спросил Куцко. – Почему бы нам не расположиться спокойненько на обочине и не ждать, пока они ударят нам в хвост?

У меня похолодело в животе, но я сумел ответить ему как подобало.

– Потому что иначе всё это произвёдет нежелательный… эффект Допплера, – всю эту ахинею я произнес очень убедительным, вполне серьезным тоном. Я уже осилил не очень хитрую науку, как облечь заведомую ложь в обертку убедительности. – Когда мы будем находиться впереди них, им придется иметь дело лишь с одним проявлением этого эффекта, лишь с одним его фактором. А он непременно последует, стоит лишь мне запустить эту нашу машинку.

– Дай я тебе помогу, – вызвался Куцко, делая шаг ко мне. Но этому шагу суждено было превратиться в широкую дугу, как только раздался щелчок прерывателей, и мы, потеряв гравитацию, снова очутились на траектории Мьолнира. Он выругался и стал беспорядочно размахивать руками, ища, за что бы ухватиться. – Может быть, нам что-нибудь сделать с этим чертовым псевдогравитатором? – зарычал он. – Из-за этих штучек кто-нибудь сломает шею.

– Нет! – выкрикнул я, когда рука Эдамса потянулась к «Пульту Мертвеца» выполнять приказание гремучника. – Пусть всё так и остается.

– Почему? – нахмурился Куцко.

Я, кусая губы, стал лихорадочно прикидывать, что бы такое ему еще соврать и… нашёл.

– Все, что мы наплели этому Грачику – вовсе не ерунда, вот почему, – заявил я. – Мы не можем знать, как поведёт себя этот контроль со стороны гремучников в условиях невесомости, и лучше уж меня потошнит лишний раз от этих перепадов, чем мы потеряем ориентацию. Кстати, о ней – гремучник, где мы очутились?

– Приблизительно… в двух минутах… перед захватчиками, – прошептал тот.

Я просил о трёх или уж четырёх минутах. Вот какова их ювелирная точность, оказывается.

– Ладно, – согласился я. – Не забудь и следи за появлением красного света.

– Не забуду. Вы уже готовы для… нашей помощи?

Я присвистнул.

– Да нет, еще не совсем готовы. Подожди минутку – дай мне прикинуть, как это всё сделать.

Краем глаза я заметил, как одна из бровей Куцко медленно поползла вверх.

– Говоришь, провёл на «Вожаке» четыре дня, где тебя учили управлять этой штукой, и ты все еще не можешь этого делать?

– Послушай, лучше заткнись и дай мне работать, ладно? – отбрил его я. – Я знаю, что делаю, а сделать это – ровно одна минута.

Куцко взглянул сначала на Эдамса, потом снова на меня. Он по-прежнему старался доверять мне, но доверие не бесконечно.

– Знаешь, если это займет слишком много времени, то не лучше ли нам удалиться на значительное расстояние отсюда и попробовать всё сделать оттуда? Не очень что-то мне хочется, чтобы наш гремучник проглядел сигнал, и нас бы разнесло еще до того, как ты успел бы дотронуться до этого передатчика.

– Да не будет это долго длиться, – огрызнулся я. Сам того не зная, Куцко почти вплотную подошел к истине и страстно желал, чтобы гремучники всё же уловили то, что я так хотел им передать. – Ещё минута, и всё, о'кей?

– Ладно, – согласился Куцко. С его терпением стало происходить то же, что и несколько секунд назад с доверием. – Просто хочется верить, что ты сможешь отыскать эту проклятую частоту, на которой мы собираемся работать, и побыстрее. И при этом будешь знать, что именно ты собираешься им передать.

– Надеюсь, что мне не придется искать особую частоту, – рыкнул я. – Это широкодиапазонный передатчик – именно поэтому вся эта настройка такая хитрая. А что касается того, что я должен им сказать, то я просто собираюсь передать им наши поздравления от Патри и повторить это затем на том языке, который нам предоставят гремучники. Потом перейдём на приём и подождём ответа. Ну что, доволен?

Он не успел сообщить мне, доволен или нет, так как снова вернулась гравитация.

– Правильно, – кивнул Куцко, голос его звучал твёрдо. – Значит, еще минута. Ух!

Я намеренно повернулся к нему спиной.

– Прости, гремучник, но мне кажется, нам еще разок надо все это повторить, хорошо?

– Очень хорошо, – вздохнул он.

Его голос… Мне хватило единственного взгляда, чтобы подтвердить мои опасения, которые возникли у меня, стоило мне лишь услышать его голос. Эдамс начинал терять голос. Нам надо было дать ему возможность отдохнуть, и посему следовало срочно убираться с траектории гостей.

– Гремучник…

Но было уже поздно. Раздался щелчок прерывателей, и гравитация исчезла… а Эдамс снова задыхался.

Куцко скользнул мимо меня к Эдамсу, одной рукой хватаясь за кресло, в котором тот сидел, а другой потянулся за кислородной маской, в следующую секунду прижав её к лицу пастыря.

– Как далеко? – допытывался он у Эдамса. – Как далеко мы от них?

– Три… три… минуты, – пролепетали губы Эдамса.

Куцко посмотрел на меня и впервые за все время, сколько я его знал, я заметил в его глазах настоящий, неподдельный ужас. Ужас… и покорность судьбе.

– Три минуты, – бормотал он. – Три минуты… и мы погибнем.

ГЛАВА 37

Случилось так, что момент, на который я возлагал такие надежды и готов был молиться, мог быть упущен.

Если можно, то пусть чаша сия минует меня…

– Проверь курс, – велел я Куцко, сердце у меня готово было выскочить из груди, я боролся с внезапным приступом тошноты от жуткого страха. – Убедитесь в том, что мы действительно находимся на траектории, по которой пролетают пришельцы.

Он в растерянности стал крутить головой по сторонам в поисках нужного дисплея… и в то время, как его внимание целиком сосредоточилось на этом, я незаметно опустил руку в боковой карман. Шприц, который я стащил в лаборатории на Сполле, обжёг мне ладонь смертельным холодом.

– Помоги мне отстегнуть пастыря Эдамса от кресла, – обратился я к Куцко, переложив шприц в ладонь правой руки.

Не знаю, почему мне пришла в голову эта мысль. Но Куцко в одну секунду повернулся ко мне, его левая рука по-прежнему прижимала маску к лицу Эдамса, а правая выдернула игломет из кобуры.

– И не пытайся, Джилид, – тихо произнес он. – Одно нажатие на спусковой крючок, и этого шприца нет.

Я набрал в лёгкие побольше воздуха.

– Это необходимо сделать, Миха.

– Я понимаю. – Выпущенный им игломет неподвижно завис в воздухе, а он извлёк из кармана ещё один шприц. – Но делать это придётся не тебе, а мне.

Я сжал зубы, меня охватило отчаянье, гнев и растерянность. Ведь я сейчас мог противостоять ему, вырвать этот шприц, наброситься на него, помешать ему одним словом… но не сделал этого. Нет… нет…

– Не тебе делать такие вещи, Миха, – сказал я ему.

– С каких это пор? – возразил он. – Поймав свой игломет, он снова опустил его в кобуру. – Это я – профессиональный охранник, ты что, забыл? Это ведь моя работа – в случае необходимости лишать жизни других людей.

– Я это знаю, – кивнул я. – Но эту работу тебе не следует выполнять… потому что, если ты это сделаешь, то поступишь неверно.

Он фыркнул – с издёвкой, причём с оттенком нервозности.

– Мне казалось, что для таких религиозных типов, как ты, смерть ради друзей и сподвижников – высшая форма мученичества, – сардонически усмехнулся он.

– Правильно тебе казалось. Именно так я это понимаю. И родители твои точно так же считали. А вот ты – нет. Почти нет.

Его лицо напряглось.

– Мои родители не имеют к этому никакого отношения…

– Они имеют к этому непосредственное отношение, – не дал я ему договорить. Ещё две минуты… Одной из них уже достаточно, чтобы умертвить себя шприцем, который был у меня в правой ладони.

– Ты вырос в религиозной семье, – продолжал я. – И не пытайся это отрицать – все признаки этого налицо. И пока ты рос, ты перенял от своих родителей много из того, что было для них наиглавнейшим в жизни, но это каким-то образом все же прошло мимо тебя. Никогда не веря в Бога по настоящему, ты даже не признавал некий набор абсолютных истин, которые должны соизмеряться с твоим поведением. Рискуя своей жизнью ради лорда Келси-Рамоса и ради других людей – родители привили тебе мысль о том, что рисковать своей жизнью ради жизней других благородно – и ты лишь по этой единственной причине поднялся на борт корабля со шприцем в кармане. – Я посмотрел ему прямо в глаза. – Ты живёшь во лжи, Миха, я не могу позволить тебе ещё и умереть из ложных побуждений.

Если взглянуть на него, то можно подумать, что его лицо высечено из камня.

– Моё прошлое принадлежит мне, тебе не должно быть до него никакого дела, – процедил он, и в какой-то момент в его глазах появилось такое выражение, какое я видел в глазах Айкмана. – Так же, как и мотивы, которыми я руководствуюсь, поступая именно так, а не иначе.

В его лице читалась решимость. Вот ещё минуты полторы, и времени у меня уже не будет…

– В таком случае… – вздохнул я.

И тут же резко ухватил пальцами предохранительный колпачок моего шприца.

В твои руки передаю дух мой…

Молниеносно найдя нужную вену, я вколол в нее иглу. Мне бы следовало знать, что это не поможет, не сработает. Игла не дошла нескольких миллиметров до вены, когда неведомая сила выбила шприц из моих пальцев, которые тут же занемели и стали совершенно мне неподвластны.

– Миха! Нет, нет!

– Прости меня, Джилид, – голос его хоть чуточку и дрожал, но в нём присутствовала непоколебимая твёрдость и уверенность в том, что он поступил единственно правильно. – Какие бы мотивы мною ни руководили, правильные или не совсем – это моя работа… и я буду ее выполнять. – Сунув игломет в кобуру, он принялся откручивать колпачок своего собственного шприца.

Не знаю, что меня заставило наброситься на него. Это было тщетной попыткой – даже если бы мне удалось своевременно преодолеть всю дистанцию, у меня все равно не было никаких шансов победить его в рукопашной схватке. Но то отчаяние, которое охватило меня, просто не позволило мне стоять и созерцать все это.

Или мне всего лишь показалось… но когда я летел в прыжке к нему, он какую-то ничтожную долю секунды помедлил и не сразу поднял руку.

– Миха, остановись! – прокричал я.

Он не успел, а я уже лежал на полу… Лежал? Почему? Я растянулся на полу… Метрах в двух от меня лежал игломет Куцко, чуть поодаль – шприц, с которого он так и не успел снять предохранительный колпачок. Но почему всё лежало? Я не сразу понял, что вернулась гравитация. Куцко, тоже, видимо, не сразу осознал этот факт, потому что как-то неловко пытался усесться, размахивая руками и ногами – я слышал, как шуршала ткань его одежды.

А вот от Эдамса, по-прежнему сидевшего в кресле первого пилота, не исходило никаких звуков. Он оставался неподвижен.

И не дышал.

Медленно, осторожно, ухватившись за край пульта, я поднялся на ноги.

– Эдамс, – не то позвал, не то просто произнес Куцко, в его голосе была смесь шока и недоверия.

Я кивнул, это имя болью отдалось в моем разуме.

– Я знаю. Он перестал дышать – я даже не заметил, когда это произошло. – Я заставил себя посмотреть на него.

Конечно, он был мёртв. Об этом говорил его пустой взгляд – полная неподвижность тела и глаз. Снова я был в своих мыслях на «Вожаке» и наблюдал за тем человеком, которого убил на моих глазах Айкман. Мне не раз приходилось наблюдать, как много переняли за время контактов с гремучниками Эдамс и Загора, и сейчас впервые за все это время убеждался в том, что позаимствованное осталось, в то время как человеческое… исчезло. Это было одновременно жуткое и странное зрелище. Меня даже замутило.

И ещё мне хотелось расплакаться.

– Ты как? В порядке? – тихо осведомился Куцко.

– Нормально, – ответил я. – А ты?

– И я нормально. – В его голосе слышалось огорчение. Его готовность пожертвовать собой утратила всякий смысл, что всерьез могло огорчить этого человека. И еще раз ему пришлось сокрушаться о том, насколько ограниченными были его возможности как охранника.

– А что теперь? Домой?

Я смахнул слезы с ресниц. Ведь это я надоумил Эдамса отправиться в эту поездку, а не кто-нибудь иной. Это был мой план, мои амбиции, мои ошибки. А расплатился за них он.

– Остаёмся, – со вздохом ответил я Куцко. – Гремучник, если ты еще слышишь меня, пожалуйста, давай продолжим начатое. Перенеси нас в направлении Солитэра на три-четыре минуты.

Последовал момент колебаний, сейчас, когда Эдамс был мёртв, выполнение команд осуществлялось не столь быстро. Может быть, правда, гремучнику требовалось время, чтобы оправиться от потрясения, от шока, вызванного нашим решением, несмотря ни на что, продолжить начатое.

Шок, а может быть, разочарование?

Повернувшись к Куцко, я прочел в его глазах немой вопрос.

– Мы обязаны продолжить, – заявил я. – Иначе эта жертва окажется напрасной.

Он отвел глаза: его вопрос стал его же собственным обвинением. Смахнув со щеки слезу, я занялся передатчиком.

Через несколько секунд исчезла гравитация, а я все еще не смог покончить с настройкой, и по истечении трех с половиной минут после того, как зажглась красная сигнальная лампочка, гремучник привел нас, используя тело Эдамса – я никак не решался назвать его зомби – на траекторию Мьолнира. На меня издали смотрел Куцко, и в его чувствах постепенно нарастало горькое разочарование моими неудачными попытками завершить то, что он принимал за серьезную подготовку к переговорам с пришельцами.

– Думаю, нужно попытаться еще раз, – объявил я. – Если ты еще раз нас перекинешь, гремучник?..

Моя фраза так и осталась недосказанной, когда в очередной раз раздался щелчок прерывателей, и мы снова оказались в невесомости. Облизнув пересохшие от волнения губы, я снова стал заниматься передатчиком.

И вдруг безжизненное тело Эдамса поднялось с кресла первого пилота, и его мертвое лицо повернулось ко мне.

– Бенедар, ты… – прошептал он.

Меня чуть не парализовало от звука его голоса. В нем не было ничего даже отдаленно человеческого, несмотря на то, что эти звуки формировались в гортани человека, если судить об этом в строго физиологическом смысле.

Но, вероятно, когда душа Эдамса покинула его тело, вместе с нею ушли и все присущие человеку элементы, а то, что мы теперь слышали, было именно голосом самого гремучника, который доселе был недоступен нашим ушам.

– Да, гремучник, я слушаю тебя… – едва смог вымолвить я.

Мёртвые пустые глаза, лишенные даже подобия эмоций, уставились на меня.

– Предатель, – прошипел гремучник. – Ты обречен умереть.

И, неуклюже двигаясь в невесомости, он стал приближаться ко мне.