Текст книги "Пульт мертвеца"

Автор книги: Тимоти Зан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)

ГЛАВА 18

Каландра оказалась права, утверждая, что ветер в этом замкнутом пространстве будет вести себя как в печке. Так и произошло. Лёгкий бриз превратился в чертовски сильный ветер, и здесь, куда не доходило солнце, становилось холодно. Но, к счастью, не только Каландра, но и я не ошибся, рассчитывая на то, что здесь окажется место, где можно будет укрыться от ветра. Скала, обращенная к северу, имела углубление между двумя складками, спускавшимися от самой ее вершины и завершавшимися у основания, в зарослях гремучника. Это место вполне позволяло разместить обе палатки, которыми предусмотрительно снабдила нас Загора. Они оказались предельно простыми в обращении, и минут через двадцать в нашем распоряжении уже была палатка, собранная из двух.

Довольно долго мы молча лежали в ней, будучи не в состоянии даже говорить. Я смотрел вверх, на проплывающие облака, размышляя, смогу ли передвигаться после всего случившегося.

– Джилид?..

– М-м-м? – отозвался я. Ответа не последовало, и я неохотно повернул голову. Каландра лежала на спине, положив голову на спальный мешок, служивший ей довольно высокой подушкой, и смотрела вниз на заросли гремучника. В ее взгляде сквозила озабоченность.

– Что-нибудь не так? – осведомился я.

– Не могу понять, – медленно ответила она, – почему им здесь так понравилось.

– Гремучникам? – с большой неохотой я оперся на локоть. Она была абсолютно права, задав этот вопрос, и каким бы измотанным и ничего не соображающим я не был, приходилось это признать. Все без исключения гремучники, виденные нами сегодня, всегда вырастали прямо из густой массы других растений и постоянно были окружены роем насекомых. Ни того, ни другого здесь не было и в помине. Не говоря уже о поразившем нас их количестве.

– Может быть, здесь круглый год почти не бывает ветра, и споры не могут разлететься далеко? – предложил я первую пришедшую на ум гипотезу.

Каландра покачала головой.

– Это может объяснить лишь то, что их много. Но никак не то, что они здесь не погибают.

Я в раздумье пожевал губами.

– Может быть, они могут добывать пропитание каким-то другим способом, – предположил я. – То есть, среди других растений они – паразиты, а в одиночестве или в обществе себе подобных – нет.

– Возможно.

Некоторое время мы молчали. Затем Каландра вдруг пошевелилась и поднялась на ноги. Чувствовалось, что ей совсем не хочется это делать, но такова необходимость.

– Что такое? – спросил я, не надеясь на ответ.

Она кивнула на нависшую над нами скалу.

– Помнишь, наверху растёт один из гремучников? Нужно как следует его рассмотреть.

Я посмотрел вверх, и это зрелище тошнотворно-тягостной ломотой отозвалось у меня в костях. Видимо, Каландре было мало того миллиона холмов, которые мы за сегодняшний день облазили, ей хотелось забраться ещё и на отвесную скалу.

– Зачем? – проворчал я. – Почему надо делать это именно сейчас?

– Ты можешь лежать, – бросила она, и, осмотрев обе тянувшиеся вверх складки, стала взбираться по той, что слева. Примерно с минуту я наблюдал за ее подъемом.

Пусть каждая долина наполнится, и каждый холм сгладится…

…Насколько я мог понять, та, в которой мы сейчас находились, заполнится не очень скоро. И, не дав сорваться с языка слову, за которое часто доставалось ещё в детстве, вскочил на ноги и последовал за ней.

Оказалось, что это не так сложно и мучительно, как мне думалось, лежа на спине. Отлогий, усыпанный тут и там крупными скальными обломками, подъем кое-где походил на неровную лестницу. Но даже несмотря на это относительное удобство, нам понадобилось не менее четверти часа, чтобы оказаться на плоской вершине.

Несколько минут ушло на то, чтобы, стоя на резком ветру, ощупать глазами каждый миллиметр горизонта, и затем, когда ноги задрожали от усталости и напряжения, я убедился, что ничего интересного в поле видимости не было и быть не могло.

– На всех остальных скалах тоже по гремучнику, – странным голосом сообщила Каландра.

Я осмотрел вершины. И точно – каждую из четырёх увенчивал гремучник.

И с верхушки кедрового дерева, с самой его высокой ветки возьму я отросток и посажу его своею рукой на высокую гору…

– Хорошо, сдаюсь. – Я поднял руки, стараясь, чтобы голос не выдал ни досады, ни усталости. – Как же они туда забрались?

– Ведь ты тоже думаешь, что здесь что-то не так? – негромко спросила она.

Я беспомощно развел руками.

– Не могу разобраться в своих чувствах. Что-то здесь не так, это верно. Но понятия не имею, что именно.

– И я тоже, – выдохнула Каландра. – Терпеть не могу, если чего-то не знаю. – Она махнула рукой на одинокий гремучник, росший в каком-то полуметре от края. – Давай-ка посмотрим.

Стоя у окна моей комнатки-ячейки на сто двадцатом этаже в здании «Карильона», я понятия не имел ни о какой фобии. Но приблизиться к краю отвесного утеса даже при небольшом ветре, пускай на высоте вдесятеро меньше, чем здание в Портславе, было совсем другим делом, и мне пришлось буквально заставлять себя преодолеть последнюю пару метров.

– На мой взгляд, картина вполне обычная, – проговорил я, опускаясь на колени перед гремучником.

– Этот камешек крепковат, чтобы в него внедряться, – заключила Каландра, царапнув ногтем по краю одной из трещин в скале. – Для спор, или чем они там размножаются, необходима какая-то трещина или, по крайней мере, углубление, чтобы из них что-то выросло.

Я раздумывал.

– Возможно. Но с другой стороны, трещин здесь в избытке.

– Или еще один вопрос – почему он здесь один. – Она медленно покачала головой. – А вот этого мы и не знаем.

Я снова поглядел на гремучник. Грибовидное растение росло прямо из скалы, из ее вершины, а вокруг не было ни одного растения, ни живого, ни засохшего. Может быть, они располагают мощной корневой системой, позволяющей добираться до какого-то значительного запаса азотосодержащих соединений внутри самой скалы? В её глубине?

– А ведь может быть и так, что они любят места, где есть выбросы от установок плазменного бурения, – предположил я, и если в моих словах был юмор, то лишь самая его малость.

Каландра зябко повела плечами и едва слышно проговорила:

– Ох, не нравится мне все это.

Я раздумывал. Если мы действительно находились над гнездом контрабандистов…

– И мне тоже.

Неуверенно, если не сказать недоверчиво, она потянулась к гремучнику и дотронулась до оболочки растения. Потом убрала руку и со вздохом поднялась с колен.

– Ничего здесь нет. Пошли отсюда.

Повернувшись, мы направились туда, где закончился подъём, и начали спускаться.

– Ты что, хочешь осмотреть другие, или хватит одного?

– Хватит одного, – ответила Каландра.

– Ладно. – И тут мое внимание привлекло что-то находившееся на противоположной складке. – Подожди секундочку, – воскликнул я, схватив её за локоть.

– Что? – спросила она внезапно изменившимся голосом.

– Видишь, вон там, бесцветные пятна на скале, сантиметров двадцать в поперечнике, видишь? – У меня в животе похолодело. – Они как бы сходят вниз.

Каландра смотрела на протянувшуюся складку, наверное, с минуту. Затем без слов начала спускаться.

Вторая складка была не круче первой, и поэтому мы относительно легко сумели взобраться и по ней. Ближайшее из этих обесцвеченных пятен находилось метрах в десяти и вскоре подверглось пристальному осмотру. С самого начала стало ясно, что пятно отнюдь не было плодом моего воображения, причем было не случайным вкраплением какого-то другого минерала, а участком самой скалы, изменившим цвет под воздействием извне.

Я дотронулся до пятна, обнаружив, что оно гладкое на ощупь, во всяком случае, не такое шершавое, как остальная скала. Конечно, можно было предположить, что здесь постарались ветер и вода, но почему же, в таком случае, от них в той же степени не пострадал и остальной камень? Выцветший кусок скалы поблёскивал, слегка напоминая глазурь…

Я поднял голову, и, когда наши взгляды встретились, почувствовал, что Каландра пришла к тому же умозаключению.

– Результат воздействия высоких температур.

Она облизнула пересохшие от волнения губы.

– Здесь нет ничего, что могло оказать на скалу такое воздействие. Нет и в помине.

И горы расплавятся, подобно воску, перед лицом Бога своей земли…

Я судорожно глотнул, борясь с ожившими детскими страхами. Сполл не был, не мог быть Царством Божьим. И точка. Существовало разумное объяснение происходящего. Разумное, научное, основанное на фактах, а не на чудесах.

И всё, что нужно сделать, – это найти его.

Мои пальцы ощутили какую-то неровность.

– Сеть тонких, как волос, трещинок, – пробормотал я.

– Здесь все покрыто такими трещинками, – отсутствующим голосом подтвердила Каландра. – Мне показалось, что они расходятся во все стороны по скале, подобно солнечным лучам.

Я наклонился, чтобы как следует рассмотреть их.

– Растрескивание от жары?

Каландра пожала плечами. Потому что, как бы она не отрицала веру, мы получили практически одинаковое воспитание, включавшее в себя в качестве одного из элементов – страх перед испепеляющим огнем Божьим и молниями, которые уже были готовы прийти ко мне на ум.

– Может быть. Они похожи на трещинки, окружающие сам гремучник.

Я снова обернулся, раздосадованный тем, что не сумел уловить сходство.

– Возможно, это и есть ответ, и на этих пятнах раньше росли гремучники.

Она хмыкнула.

– Ах, да, конечно. Видимо, в детстве, когда они были маленькими семенами, взрослые гремучники не предупредили их, что с огнем играть опасно, так?

В несколько иных обстоятельствах я вполне мог бы удовлетвориться гипотезой о молниях Господних, но здесь у меня даже не хватило сил должным образом отреагировать на её иронию.

– Знаешь, а это не такая бредовая идея, – сказал я. – Мне приходилось слышать о растениях, которые начинали буйно размножаться именно после лесных пожаров. Почему бы и здесь не быть такому? Семена, упавшие на скалу, самовозгораются, чтобы дать жизнь будущим растениям?

– Ты когда-нибудь слышал о таких растениях? Собственными ушами? – Это был риторический вопрос.

– Нет. Но мы не имеем достаточных знаний ботаники.

Ее глаза смотрели куда-то вдаль… будто она пыталась разглядеть что-то невидимое.

– Верно, – наконец ответила Каландра. – Я только думаю, что так просто, сходу это не объяснишь.

Когда мы спустились к нашему временному обиталищу, пришло время заняться решением бытовых вопросов. Это дало возможность ненадолго отвлечься от странного чувства, ухватить суть которого мне так и не удалось. К тому времени, как мы разожгли походную плитку, солнце уже спустилось за горизонт, а когда доедали разогретый в фольге ужин, совсем стемнело.

Усевшись у палатки друг напротив друга, Мы стали блуждать по мирам своих мыслей, и ощущение загадочности вновь охватило меня.

– Ну, и до чего ты додумался? – спросила Каландра. Её лицо, освещаемое плиткой, казалось нереальным.

Я пожал плечами. Иногда бывает очень здорово, если не надо прибегать к словам для того, чтобы понять друг друга. Даже с таким беспокойным существом, как Каландра, отметил я каким-то участком мозга.

– Может, и додумался. Полагаю, нам следует начисто отмести возможность вулканического происхождения этих каменных столбов?

– Мои познания в геологии даже меньше, чем в ботанике, – сухо отозвалась она. – Но все же кажется, что это не вулканические скалы.

Я кивнул.

– Вот и хорошо. Предположим, подчеркиваю, только предположим, что гремучники содержат в себе очень много металла…

– Ладно, – согласилась Каландра после короткой паузы. – Я могу предположить это. Ну и?

– Такое большое содержание металла предполагает и наличие высокой электропроводимости, которое превращает их в удобные мишени для молний.

– Следовательно, всех, что росли по бокам скалы, выжгли молнии, а тех, что на вершине, пощадили?

– На вершине могут быть моложе, – возразил я. – Ведь мы не знаем, сколько лет ила дней было тем, которые оказались под воздействием высоких температур, как и то, сколько живут гремучники.

Каландра жестом указала куда-то вверх вероятно, туда, где находилась эта складка на утесе.

– Всё равно это не имеет смысла. Возникает вопрос: почему одни гремучники предпочитают, прости, не предпочитают, а именно выбирают место на солнце, в гуще других растений, в то время, как другая группа изо всех сил старается осесть на гладкой поверхности мощной скалы? А третья группа вообще удаляется в тень, – рассуждала она, кивнув на море плохо различимых во мгле гремучников.

Я беспомощно развел руками.

– Может быть, это три различных подвида? Или они неодинаково ведут себя на разных этапах жизни? Может быть, в течение какого-то периода растения крайне неприхотливы и могут жить где угодно, или почти где угодно. Ведь некоторые ведут себя так, а другие совершенно иначе.

Я не собирался вкладывать в свой тон укоризненные нотки, но прозвучало это именно так, и поскольку спохватился поздно, воспринято это Каландрой было соответственно. Несколько секунд мы, не отрываясь, смотрели друг на друга.

– Что случилось?

Она всё ещё смотрела на меня, но я чувствовал, что её внимание обращено вовнутрь.

К мыслям, воспоминаниям, чувствам… И, возможно, понимала, что обязательно должна их высказать.

– Аарон Валаам Дар Мопин, – наконец, отозвалась она. – Скажи, ты помнишь, каково быть шестнадцати лет от роду?

Я стал вспоминать. Неуклюжесть, физическая и социальная. Растерянность и переосмысление всего, что когда-то казалось ясным и понятным. Глубокая потребность быть принятым всерьёз, быть таким, как все. И глубокий страх, что ты не такой, и никогда не сможешь стать, как все.

– Я достаточно хорошо помню это.

– Мне было шестнадцать, когда пало Царство Божье Дар Мопина. – В ее голосе эхом отдавалась давняя боль. – Когда на Патри и в колониях стали откровенно ненавидеть Смотрителей. А тебе сколько тогда было? Десять?

– Одиннадцать.

– Одиннадцать. Значит, тогда ты ещё мог пребывать в спокойной неизвестности, как в уютной колыбели. – Она покачала головой. – К тому времени я уже достаточно долго пробыла в мире, который лежал далеко за пределами мира Смотрителей. По сути дела, Дар Мопин приказал нам так поступить. «Разве вы не понимаете, что святые от Бога должны быть судьями миру?» – это была одна из его любимых фраз. Я жила за пределами поселения. У меня было много… друзей.

Каландра опустила взор и уставилась на плитку, невольно подняв руку и смахнув невидимую слезу.

– В ту пору мне было шестнадцать, Джилид. Я… я не могла спокойно переносить ненависть и отвращение к себе, которые чувствовала буквально на каждом шагу. Как не могла поверить в то, что Бог, состоящий из одной только любви Бог, мог позволить пасть так низко такому талантливому человеку, как Дар Мопин.

Я машинально облизнул губы.

– Мы – создания, которые вольны в своих поступках. Бог позволяет нам обернуть наши способности и во вред ему, и во благо.

– Мне приходилось слышать похожую аргументацию, – ответила Каландра, недоверчиво качая головой. – Но она ничего не изменит и не может изменить. Я была слишком сильно поколеблена в своей убежденности, а другие Смотрители слишком углубились в процесс саморазрушения, чтобы обращать внимание на кризис веры какой-то шестнадцатилетней девчушки. И я ушла от них, как только почувствовала, что могу сделать это.

– И с тех пор тебя носит по свету?

На её лице появилась горькая улыбка.

– Но это вот-вот должно закончиться, не так ли? После того, как усядусь за «Пульт Мертвеца», я уже не побегаю.

– Каландра…

– Думаешь, это будет расплатой за мое неверие? – чуть дрожащим голосом спросила она. – Считаешь, что Бог сочтет ересью тот случай, когда у меня было больше вопросов, чем ответов на них?

– Если бы Бог был таким нетерпеливым, он давно смял бы всю нашу Вселенную, как бумажку, и бросил её в шкаф. – Я вздохнул. – Нужно верить в то, что есть вещи, которые всегда были и останутся под Его контролем. Даже в тех случаях, когда нам не совсем ясно, контролирует он их или нет.

Она снова подняла на меня глаза.

– Почему же ты в таком случае сбежал?

– Когда-то я дал себе обет никому и никогда об этом не рассказывать… Я сбежал из Каны потому, что принятый там способ зарабатывания денег был мне не по душе, а мне хотелось делать деньги.

Каландра очень долго смотрела на меня.

– Я тебе не верю.

– Любой в Кане в это верит. – Внезапно я почувствовал укол боли. А мне казалось, что я уже утратил способность болезненно реагировать на эти воспоминания.

– В таком случае, они давно тебя не видели, не так ли?

Я недоуменно пожал плечами.

– Лет девять, наверное.

Её взгляд стал твёрже.

– Не лги, Джилид. Дар Мопин и его люди достаточно мне лгали, и я не желаю, чтобы меня и дальше продолжали обманывать.

– Работая на Келси-Рамоса, я имею сто пятьдесят тысяч в год.

– Мне приходилось жить на шесть тысяч.

– А мне на пять.

Помолчав, она медленно кивнула:

– Кто об этом знает?

– Старейшина Каны, больше никто.

– Почему?

– А к чему? Что мне это даст? Спасёт мою репутацию? – Я закусил губу. – Таково их понимание высокого звания человека. Ваш Бетель был разрушен последствиями правления Дар Мопина, а Кану просто тихо удушили. Без моих финансовых вливаний им, действительно, ни за что не выжить, – угадав её вопрос, ответил я.

– Ты что, хочешь, чтобы они узнали, от кого эти деньги?

– И ты поставил все под удар только для того, чтобы помочь мне?

Своей фразой она задела тему моих долгих и тягостных размышлений последних дней. Особенно сильно они донимали меня бессонными ночами.

– Наверное, у меня слабость к безнадёжным затеям, – вымученно улыбнулся я.

Она опустила глаза, затем отвернулась и стала смотреть на гремучников.

– Больше, чем я потеряла, потерять невозможно.

Каландра замолчала, и я ощутил, как обострились все её чувства.

– Что случилось?

Секунд пять она не отвечала… но потом я почувствовал волну недоверия. Недоверия и какого-то тихого неясного ужаса.

– Видишь? – спросила она.

Я всмотрелся в темноту, до предела напрягая зрение. Гремучники призрачным морем беловатых пятен лежали чуть в отдалении, некоторые из них шевелил легкий вечерний бриз. Воздух вокруг меня был наполнен тихими звуками, едва уловимыми ароматами, смутными предчувствиями…

Наконец, и моим глазам открылось то, что видела Каландра. Я посмотрел на неё. Наши взгляды встретились, мы одновременно поднялись на ноги, и, взяв фонари из борткомплекта, огляделись. Каландра, дрожа, обошла стоящую на земле плитку. Я обнял ее за плечи, и мы простояли так несколько секунд, отбрасывая длинные тени на молочно-белое поле, окружавшее нас. Затем, словно разозлившись, резко поднял фонарь, настроил его на узкий луч и включил.

Темноту прорезал яркий пучок света… и, не успев навести на них фонарь, я понял, что сейчас предстоит увидеть и ощутить то, о чем мы давно догадывались и чего ждали. Гремучники жили. Они были живыми существами. Существами, ощущающими наше присутствие и наблюдающими за нами.

ГЛАВА 19

Мы долго еще стояли.

– С ума сойти, – лишь смог произнести я. – От этого действительно можно сойти с ума. Ведь это растения, Боже ты мой.

Стоявшая рядом Каландра поёжилась.

– Думаешь, они растения?

– Какой же может быть?.. – фраза замерла у меня на устах. – А чем ещё они могут быть?

– Существуют отдельные виды животных, которые большую часть своей жизни проводят, буквально прилепившись к деревьям, – говорила она, не отрывая взор от грязно-белых силуэтов, стоявших перед нами. – Я просто не могу понять… не могу понять, как эти бесчисленные экспедиции, состоящие из настоящих ученых, смогли пропустить такое?

– Потому что это учёные, а не Смотрители, – мрачно заключил я.

Она тяжело вздохнула.

– Давай подойдём поближе.

Мы стали подходить к ним, осторожно ступая по неровной, усыпанной камнями поверхности. Каландра опустилась на колени рядом с первым гремучником и легонько прикоснулась к нему.

– Посвети на него.

Я сделал то, о чем она просила.

– Ну и что?

Она раздумывала.

– Здесь… я вижу, как он чуть вибрирует, но это не совсем вибрация. Я это заметила, когда мы были там, на вершине.

Я принялся вертеть головой, различая во тьме темные силуэты на фоне звезд.

– Тебе не кажется, что они могут передвигаться в отдельные периоды их жизни?

– Что бы не могли, что бы там не умели, раскидывать семена им удается здорово… Каландра замерла, и мы переглянулись.

– Бесцветные пятна, – произнес я, испытывая при этом чувство нереальности происходящего. – Тот гремучник, что на вершине, видимо, последний из них всех в этом племени.

Каландра кивнула, в её глазах снова мелькнуло хорошо знакомое мне выражение.

– Они могут разбрасывать семена лишь невысоко и стараются сохранить их до тех пор, пока не окажутся на вершине.

– Почему же… – я осекся, и, обернувшись, снова стал смотреть на скопившиеся между утесами гремучники. Они напомнили мне море… нет, это было не море, это был город, город гремучников… – Смотри, это город, состоящий из них, – выдохнул я эти слова. – Самый настоящий город. А те, кто на вершине, они…

– И встану я на свой пост, — тихо процитировала Каландра, – на высокой башне и буду ждать, что Бог поведает мне.

Я снова задрал голову, и от волнения у меня пересохло во рту.

– Это часовые, – прошептал я. – Они смотрят, не приближается ли кто к ним.

Каландра тоже взглянула вверх.

– Но каким же образом они следят? И за кем здесь можно следить? – Я покачал головой.

– Не знаю, – но, говоря это, я все же продолжал думать о тех пятнах на скале… – Как ты посмотришь на то… – осторожно начал я. – Если мы тихо-тихо соберём вещички и смотаемся отсюда подобру-поздорову.

Она едва заметно повела плечами.

– Думаешь, это поможет? Они всё равно поймут, в чём дело.

Она была права – я ощущал, что внимание их сконцентрировано на нас.

– Они могут и не понимать, что мы их раскусили, – заметил я. Вдруг где-то в глубинах моего сознания зажёгся красный сигнал – опасно!

– Давай, пошли! – крикнул я и, схватив за руку ещё не успевшую опомниться Каландру, поволок ее за собой подальше от этих гремучников…

Это было нечто, похожее на падение чего-то очень большого сверху, с неба, и после того, как мы инстинктивно присели, сжавшись в комок, раздался громкий хлопок, какой бывает, когда лопается воздушный шар, и нас вдруг окутало облако густого белого дыма.

В ноздри мне ударил сладковато-пряный запах, я тут же попытался прикрыть лицо ладонью… но было уже поздно – я уже начинал чувствовать, как мои ноги и руки быстро немели. Я попытался сделать шаг, но тут же упал на колени, увлекая за собой и Каландру, которую так и не выпустил, не сумев разжать свои застывшие в судороге скрюченные пальцы. И мы вместе повалились на землю и еще через секунду я понял, что уже лежу на спине. Туман или дым надо мною чуть рассеялся, и я смог увидеть ряды светящихся точек, кружившихся в вышине.

Последнее, что я видел, были эти огни, они спускались все ниже и ниже…