Текст книги "Пульт мертвеца"

Автор книги: Тимоти Зан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

– Вы остаетесь и будете воевать за … минералы на… кольцах, – повторил мой собеседник.

Я закусил губу. Значит, это ни к чему не привело.

– Может быть, вы хотя бы скажете, зачем они сюда направляются? – спросил я.

– Они – агрессоры.

Исчерпывающий ответ, нечего сказать.

– Вы это уже говорили, – напомнил я, чувствуя, что мое отчаяние постепенно приближается к критической отметке. – И все же, почему они стремятся сюда? Что у вас с ними за свара, если они готовы потратить на дорогу к вашему Облаку сотню световых лет?

– Они – агрессоры.

Я пристально посмотрел на Эдамса. В его голосе было что-то, показавшееся мне странным.

– Гремучник! У нас не так много времени, – напомнил я, не отрывая взгляда от лица Эдамса. Я видел, что контакт начинает утомлять его. – Не можем же мы просто взять и хладнокровно убить этих пришельцев – не можем. Неужели вы не понимаете, каким преступлением это будет для рода человеческого?

Остекленевший взгляд Эдамса был направлен сейчас прямо на меня… и внезапно у меня похолодела спина. В его голосе было что-то новое, ожесточённая решимость, которой я никогда раньше не ощущал при контактах с гремучниками.

– Вы – защитники, – прошептали губы Эдамса и даже несмотря на обычную неспособность гремучников передать интонационные оттенки, я всё же ощутил в этом хриплом шёпоте презрение. – Вы уничтожите их потому… что это целиком отвечает вашей природе. Вы и находитесь здесь именно поэтому.

Я скрипнул зубами от отчаяния и злости с мрачным желанием совершить какой-нибудь злодейский акт в отношении моего невидимого собеседника, но не мог причинить ему никакого вреда. Я заметил, что на шее Эдамса часто забилась жилка, и мне не оставалось ничего иного, кроме как проглотить горький комок бешенства и прекратить контакт.

– Мы – люди, человеческие существа, – процедил я. – Мы направляемся туда, куда считаем полезным и делаем то, что находим нужным. Когда-нибудь вы в этом убедитесь. Эдамс, прекращайте контакт!

В какой-то момент я с ужасом подумал, что гремучник откажется от прекращения контакта и на примере Эдамса продемонстрирует их власть над нами. Но уже в следующую секунду его тело обмякло, и он освободился.

Я внимательно смотрел на него, не снимая пальца с кнопки вызова скорой помощи на моем телефоне. Но все опасения оказались напрасными – в отличие от прошлого раза, адаптация заняла не больше нескольких секунд. А уже через минуту его дыхание и выражение глаз пришли в норму, он смог снова усесться и смотреть на меня.

– Значит, не сработало, – заключил он. – Поражение всегда имеет горький вкус.

– Нет, – устало покачал головой я. – Просто мне показалось, что есть какая-то надежда. Но её, оказывается, нет. Мы для них лишь насекомые, только побольше. Играют они с нами – не наиграются. Вот уже семьдесят лет. И если Служба безопасности наложит на это свою лапу…

Эдамс повернул голову, его взгляд уперся в забор.

– Может быть, они не просто слепы или снедаемы жалостью, – негромко предположил он. – Возможно, они просто не в состоянии усмотреть какую-то приемлемую альтернативу в виде сотрудничества с нами? – Он колебался. – Да, скажите, а лазеры гремучников – они что же, действительно, могут выпаривать из колец легкие элементы?

Значит, он уловил не только смысл нашего диалога, но и его детали.

– Да, могут, и лорд Келси-Рамос сказал, что на это им потребовались годы. По меньшей мере, целое десятилетие, а скорее всего, и целых два. Их индивидуальные биолазеры не обладают большой мощностью, вероятно, они развились у них лишь для того, чтобы растревожить в случае надобности рой насекомых для защиты от приближающегося хищника. Так что, если бы они попытались использовать его против нас, это никогда не стало бы эффективным оружием.

– Но им же удалось расплавить дуло игломета, – возразил он.

– Это был очень маленький объём, – пояснял я. – И для этого им наверняка потребовалось собрать весь Батт-сити. Согласен, прямая конфронтация с ними могла бы представлять определенный риск. Но не думаю, чтобы Патри дало бы себя этим запугать.

Эдамс тихо хмыкнул.

– В таком случае, вы правы. Это должна быть либо жадность, либо слепота.

– Думаю, жадность.

С минуту мы молчали. Я взглянул на сверкающие белые облака, проплывавшие по синему небу, и они невольно напомнили мне о контратаке, готовившейся сейчас против пришельцев. Причем, такой, что, тем, кто находился на кораблях, скорее всего, не будет суждено даже понять, что именно произошло.

– Вы не должны на этом останавливаться, – сказал Эдамс.

Повернув голову, я встретился с его умоляющим взглядом.

– Я не собираюсь останавливаться, но испробовал уже всё, что только могло прийти мне в голову, и теперь у меня нет никаких новых идей. Даже если гремучники вразумят нас относительно методов вступления в контакт с пришельцами, нет никакой гарантии, что мы достаточно быстро сумеем докричаться до них, а если и успеем, то не хватит времени на то, чтобы выяснить причину их конфликта с гремучниками.

– Но всё же, если пришельцы сумеют донести до нас их понимание положения вещей, я могу спорить на что угодно, что гремучники тут же раскроют карты и выдадут собственную версию.

– Это, конечно, было бы очень здорово, но мораль сей басни такова – остаёмся мы с гремучниками – рудники на кольцах наши. Не думаю, чтобы гремучники позволили Патри забыть об этом.

– Да, если такое напоминание вообще потребуется Патри. По-моему, уж об этом они не забудут.

– Совершенно верно. – Я медленно поднялся, мышцы никак не хотели слушаться. – Очень благодарен вам, пастырь Эдамс, за вашу готовность рискнуть ради меня жизнью.

Он махнул рукой.

– Пустяки. Что вы сейчас собираетесь делать?

– Не знаю. – Я бросил взгляд в направлении Батт-сити. – Переговорю с доктором Айзенштадтом и лордом Келси-Рамосом, наверное. Буду надоедать им до тех пор, пока они не устанут и не согласятся что-нибудь предпринять.

Он улыбнулся.

– «На долгое время он отказался, – стал цитировать он, – но потом сказал себе: даже если я не испытываю ни страха перед Богом, ни уважения к простым смертным, я должен даровать этой вдове её права истинные, ибо она докучает мне и грозится дать мне пощёчину».

– Более или менее похоже, – признался я. За исключением того, что в отличие от судьи в этой притче, им необязательно ждать, пока я…

Резкий зуммер телефона заставил меня замолчать. Вздрогнув, я тут же ответил, понятия не имея, кто мог меня искать.

– Слушаю, Бенедар.

– Джилид, это Айзенштадт. – Голос ученого звучал озабоченно. – Где вы находитесь?

– Недалеко. Мы с пастырем Эдамсом беседуем возле забора, – ответил я, чувствуя, как постепенно напрягается мой живот. – Что случилось?

Он едва слышно вздохнул.

– Видимо, вам лучше прийти на корабль. Здесь несколько агентов Службы безопасности… у них ордер на ваш арест.

ГЛАВА 32

Маленькая камера с голыми стенами, без особых излишеств – своего рода копия моей комнаты-ячейки в здании «Группы Карильон» в Портславе, пришел я к такому выводу с каким-то почти мазохистским удовлетворением. Разумеется, здесь не было той великолепной панорамы, да и интерком мог бы работать получше.

– Насколько можно судить, это какое-то недоразумение, – охарактеризовал происшедшее лорд Келси-Рамос, – которого, впрочем, следовало избежать. – Его изображение подергивалось на экране, и поэтому мне пришлось попотеть, прежде чем удалось разобраться в сумбуре его мыслей.

– То, что случилось – результат блужданий предписания по закоулкам Верховного суда в Портславе, которое обязало Службу безопасности задержать тебя по обвинению в содействии побегу Каландры Пакуин. Разумеется, всё это чушь собачья, в особенности, если вспомнить о том, что произошло за последнее время. Но до тех пор, пока мы не сумеем в деталях восстановить всю картину событий, я вряд ли смогу чем-нибудь помочь.

Я сокрушенно кивнул головой.

– Думаю, нет необходимости долго гадать, кто за этим стоит?

Он скривился.

– Еще бы. Я говорил с Рэндоном, и мы оба пришли к выводу, здесь приложил руку этот ублюдок Айкман, с которым вы бодались не на жизнь, а на смерть. Он решил преподнести тебе своеобразный подарок на память.

– На память? Он что, куда-нибудь уехал?

– Отбыл неделю назад. Получил новое назначение на Янус, как мне рассказали люди из «Эйч-ти-ай».

– Повезло, – пробормотал я.

– Очень, – мрачно согласился лорд Келси-Рамос. – Но не беспокойся – мы и там его достанем.

Я вздохнул, почувствовав во рту горьковатый привкус.

– Незачем, сэр. Он этого не стоит.

Лорд бросил на меня испепеляющий взгляд.

– Ты, конечно, простишь, если я напомню, что подставлять другую щеку – не из моей философии.

– Да нет, не в этом дело, сэр, – возразил я. – Поверьте, он, действительно, не стоит таких усилий с вашей стороны. Вероятно, вам будет совсем нетрудно вытащить меня отсюда, причем совершенно легально, так к чему ещё и им заниматься? Мне совершенно не хочется увидеть еще раз его физиономию. К тому же, окажись Айкман здесь, он непременно попытается еще раз вцепиться мне в глотку и будет торжествовать по поводу моей беды.

– А ты позволишь?

– Нет, сэр, – покачал я головой. – Поймите, ведь теперь он уже окончательно проиграл свою самую первую битву – Каландра избежала «Пульта Мертвеца». Ему не удастся насладиться созерцанием того, как я стану наблюдать за ее гибелью, а ведь он именно этого хотел… посему и организовал эту камеру, где я вынужден сидеть сложа руки в то время, когда близится день гибели флотилии пришельцев. Их смерть, видимо, в какой-то мере способна явиться для него некой компенсацией за неудачу с Каландрой.

Лорд Келси-Рамос кисло посмотрел на меня.

– Понимаю. В общем, на то, чтобы послать запрос в Портславу и получить ответ, уйдет недели три, не меньше. – Он внимательно смотрел на меня. – Но все эти три недели я буду вести беспощадную войну за тебя.

Я пожал плечами.

– Какой смысл? Ведь я уже предпринял все, что было в моих силах, чтобы переубедить Патри и заставить их изменить решение об упреждающем ударе. И сижу я здесь или же в Батт-сити – это уже ничего неспособно изменить.

Лорд Келси-Рамос вздохнул.

– Поверь, мне очень жаль, Джилид. И если у меня будет хоть малейшая возможность, я помогу.

– Я знаю, сэр. Вы и так сделали всё, что могли.

– Да. – Он помолчал, раздумывая. – Я понял одну интересную вещь, – начал он каким-то не совсем характерным для него, даже чуть медитативным голосом. – С тех пор, как я завладел «Карильоном», мне почти всегда удавалось заставить всё пойти тем путем, который был выгоден мне. Именно я всегда был тем человеком, за которым остается право принятия окончательного решения, неважно, плохого или хорошего. А вот эта комиссия напомнила мне молодые, зелёные денёчки.

– Время, которое вы предпочли бы забыть?

Он взглянул на меня.

– Признаюсь тебе, Джилид, я люблю власть. Если бы это было не так, я не занимал бы этот пост. Меня просто бесит, что в этой комиссии на тебя налагают часть ответственности за действия, повлиять на исход которых ты не волен.

Его голос… Что-то было в его голосе…

– Вы хотите сказать, – стал осторожно допытываться я, – что Служба безопасности уже приняла решение уничтожить пришельцев, независимо от того, каким будет решение комиссии?

– Ах, Джилид, не надо. Не думаешь же ты, что Аарон Валаам Дар Мопин повлиял на решение комиссии, восстав из пепла, чёрт возьми! – резко проговорил он. – Конечно, приняла, прости меня за прямоту. Конечно, Служба безопасности решила, что эти захватчики – угроза для нас, и комиссии лишь оставалось или автоматически утвердить это мнение в качестве своего решения, либо доказать на основании объективных фактов, что пришельцы не представляют для нас никакой опасности. А ты, надеюсь, можешь очень хорошо себе представить, как сложно доказать последнее.

Так же, как и доказать, что Смотрители не представляют угрозы для остального человечества, мелькнуло у меня в голове.

– Я очень хорошо это знаю, сэр.

Он сморщился, и я понял, что он уловил мою мысль.

– Да… прости – я вот так… набросился на тебя. Как уже сказано, я ничего не имею против того, чтобы взвалить на свои плечи ту ответственность, которая неизбежно ложится ни них вместе с властью, но дьявольски не люблю ответственность в чистом виде. Как самоцель.

Я вымучено улыбнулся.

– Именно это и отличает вас от остальных, сэр, – сказал я. – Большинство людей предпочли бы обладать властью, но не нести при этом никакой ответственности.

– Да, в нашем «Карильоне» мы просто соль земли, да и только, – с холодной иронией заявил он.

Мне вспомнились страхи представителей исполнительной власти на Солитэре по поводу того, что «Карильон» положит конец этой золотой жиле – контрабандной торговле.

– Да, сэр, во многих отношениях вы, действительно, соль земли.

Он пристально посмотрел на меня, и даже искажения на экране не смогли утаить его озадаченность. Благородство никогда не принадлежало к части того имиджа, который он старался представить своим конкурентам.

– Благодарю за вотум доверия, – ухмыльнулся он. – А сейчас мне необходимо вернуться на Сполл для того, чтобы провести консультативную встречу с деловыми партнерами. Через неделю или чуть позже я вернусь сюда, и мы с тобой еще потолкуем о том, как будут продвигаться наши дела с Верховным судом.

– Спасибо, сэр. Я очень ценю вашу заботу.

– Ерунда. Береги себя.

Он поднялся, и я лишь успел увидеть кусочек стены комнаты для приема посетителей, прежде чем мой охранник выключил экран. Какое-то время я оставался сидеть, продолжая смотреть на уже темный монитор. Тихое, даже какое-то умиротворяющее отчаяние словно припечатало меня к стулу, и я просидел так довольно долго. Затем, поднявшись, сделал четыре шага по направлению к внешней стене камеры. Снаружи за маленьким окошечком располагались метров пятьдесят открытого пространства, упиравшегося в двухэтажное здание, которое, как мне сообщили, было частью помещений Главного управления безопасности Солитэра. Смотревшие на меня окна представляли собой черные прямоугольники – поляризованное стекло делало их совершенно непрозрачными. Вероятно, это создавало у работавших за ними офицеров впечатление уединенности и защищенности от посторонних глаз. Безликие люди за безликими окнами, с горечью подумал я. Люди без лиц у власти, не желавшие брать на себя никакой ответственности за использование этой власти. Делающие свою ежедневную работу и не знавшие, скорее всего, даже не желавшие знать, чем эта работа может обернуться. Ведь именно поэтому бюрократия неискоренима, мало того, она процветает. Именно поэтому людям типа Аарона Валаама Дар Мопина и удается захватывать власть…

Внезапно по совершенно необъяснимой причине мой разум словно оцепенел. Аарон Валаам Дар Мопин. Валаам Дар Мопин… Валаам…

Я не мог объяснить, откуда пришла эта идея, ворвавшись вихрем в мой разум, причем в абсолютно завершённом виде. Очевидно, мое подсознание уже давно ее сформировало и использовало имя лишь в качестве детонатора, а может быть, это был хрестоматийный пример божественного озарения. В любом случае, это выглядело так, словно в моем разуме взорвалась звезда, освещая все, что раньше окутывала тьма непонимания или неизвестности. И в этом свете я увидел ответ.

…Или, по крайней мере, возможный ответ. Несколько секунд я стоял у окна, где меня и настигла эта мысль, будучи полностью погруженным в эту идею, пытаясь обнаружить в ней какие-то огрехи и дыры. Но даже если таковые и имелись, я их не видел – необходимо было действовать, причём – действовать решительно. Потом мои глаза снова обрели способность сфокусироваться на том, что меня окружало, и, в конце концов, я остановился перед монитором, по которому только что общался с лордом Келси-Рамосом.

Мне показалось, что миновала вечность, пока я получил ответ на свой вызов.

– Лорд Келси-Рамос ещё здесь? – быстро спросил я. Охранник вздрогнул, но затем, видимо, понял, что заключенные, которые настоятельно требуют общения с такими людьми, как лорд, должны и могут рассчитывать, по крайней мере, на формально-вежливое к себе отношение.

– Подожди минуту, я проверю, – буркнул он.

– Мне необходимо немедленно переговорить с ним, – настаивал я, видя, что его взгляд уже прикован к другому дисплею.

– Ладно, сейчас посмотрим, захочет ли он с тобой говорить… Рейнст? А ну-ка, крикни того парня, который только что был у нас на экране. Посмотришь? Передай, что его вызывает Бенедар.

Облизав пересохшие губы, я попытался привести в порядок свои мысли. Какая черная ирония судьбы! Последний всплеск ненависти Айкмана… Теперь все начинало выглядеть так, что он своим жестом окажется в состоянии наделать куда больше бед, чем я или он могли предположить.

Примерно через минуту лицо оператора исчезло с экрана, и передо мной снова был лорд Келси-Рамос.

– Слушаю, Джилид. Что у тебя стряслось?

– Я должен выйти отсюда. – Мой голос слегка дрожал от переживаемых эмоций, несмотря на все мои попытки взять себя в руки. – Сию минуту. Это очень срочно и очень важно.

Он нахмурился.

– Ведь я только что объяснил тебе, что это займет время, – напомнил он.

Я закусил губу, вдруг вспомнив, что кому-нибудь из охраны не стоит никакого труда прослушать наш разговор… и моя идея вполне бы подошла под статью о государственной измене.

– Я помню, сэр, – ответил я, отчаянно роясь в закоулках своей памяти, в надежде выскрести оттуда хоть какую-нибудь фразу или словечко, принятые к употреблению между нами, сделать хоть какой-то намек, подать такую реплику, чтобы он понял меня, а охранники и сотрудники Службы безопасности – нет… и вот уже во второй раз наитие не подвело меня.

– Всё дело в этой комнатенке, в этом помещении. Оно такое маленькое, крошечное и пустое. Сначала я думал, что оно поможет мне сосредоточиться, но вот, не могу.

Его брови изумленно поднялись, потом лицо вдруг прорезали складки напряжённости.

– Понимаю, – осторожно ответил он, метнув быстрый взгляд куда-то в сторону, вероятно, туда, где находился охранник. – Да, понимаю, как это для тебя трудно, ведь в «Карильоне» ты привык к роскоши. И уж, конечно, к уединенности.

– Именно так, сэр, – кивнул я, почувствовав проблеск надежды. Теперь он был со мной, понимал меня, он понял, что я сказал, и чего не смог сказать. Да, за восемь лет совместной работы я сумел изучить этого человека, а теперь впервые убеждался и в том, что и он успел изучить и понять меня. – Кроме того, меня просто мутит от бесцельного времяпрепровождения, – добавил я. – Ведь впереди ещё так много работы!

Его глаза неотрывно смотрели на меня.

– Мне знакомо это чувство, – сказал он. – Я немедленно переговорю и с адмиралом Фрейтагом, и с коммодором Йошидой. Посмотрим, можно ли тебя куда-нибудь перевести… переподчинить кому-нибудь, чтобы ты был поближе к дому.

Поближе к дому. На Солитэре это могло означать одно – «Вожак».

– Мне бы очень хотелось этого, сэр. – На сей раз мне не пришлось кривить душой и говорить полунамеками. – Да, можно переговорить и с губернатором Рыбаковой – думаю, она ещё в долгу перед нами.

– Я займусь этим, – согласился он. Посмотрим, что можно будет сделать. – Его взгляд стал еще более пристальным. – Ты уверен, что это тебе поможет? – осведомился он преувеличенно будничным тоном.

Я судорожно глотнул. Разве можно быть уверенным в том, что это послужит решением проблемы с чужими звездолётами?

– Нет, у меня нет полной уверенности, – вынужден был признать я. – Но верю, что попытаться стоит.

Он кивнул.

– Хорошо. Держись, и я за тобой приеду.

– Спасибо вам, сэр, – проговорил я. Напряжённая улыбка чуть осветила его лицо.

– Я сделаю все, что смогу, – сказал он, и в его тоне я услышал обещание, распространявшееся не только на сложившуюся ситуацию. Он дал мне понять, что моя идея, пусть даже имевшая самый минимальный шанс на успешное осуществление, – и его идея тоже, и он останется со мной до самого конца.

– Спасибо вам, сэр, – повторил я, видя, как его лицо постепенно исчезает с экрана. Тяжело вздохнув, я снова отправился к окну, пытаясь унять бушевавшие во мне эмоции. Конечно, мой план не избавил пришельцев от угрозы, но он давал хоть какую-то надежду. И, вдобавок к плану, я обрел надёжного союзника.

Оставалось лишь надеяться, что его энтузиазм не иссякнет и тогда, когда он в деталях ознакомится с моими соображениями… и узнает, чего будет стоить их воплощение в жизнь.

ГЛАВА 33

Три недели. Двадцать один день.

Эта цифра нависла надо мной, как символ какой-то неясной угрозы, ее присутствие заливало чёрным ядом все, что могло бы служить прелюдией к любой из тех мыслей, которые донимали меня и днём и ночью.

Я видел это число на каменных стенах моей камеры и запертой двери, в них воплотилось безумное напоминание о моей совершенной беспомощности.

И каждое утро она измывалась надо мной, уменьшаясь на единицу. Существует очень много цитат, в которых в той или иной связи упоминается долготерпение, не меньшее количество посвящено вере и надежде. В течение тех невыразимо долгих часов я без конца обращался к ним, пытаясь обрести то, что способно было вытащить меня из пропасти отчаяния и не дать закрутить меня вихрю безудержного гнева.

Помогло это лишь отчасти. Я пытался убедить себя в том, что поступаю правильно, что делаю добро, что без этих притчей и изречений я просто впаду в прострацию, сойду с ума. Но где-то на задворках моего сознания маячила и иная возможность: всё дело в том, что пастырь Эдамс был прав, утверждая, что я слишком запутался в водовороте светского мира для того, чтобы суметь обрести успокоение и силу в сфере духовной. Мысль эта была пугающей и изнуряющей, как бывает предчувствие некоего ночного кошмара, который с безумным постоянством посещает нас по ночам.

Но, наконец, когда мне уже казалось, что больше не смогу выдержать ни дня вынужденного одиночества и постоянного отдыха, в полдень четвёртого по счету дня мою камеру открыли и под охраной препроводили в космопорт «На краю радуги», а потом на борт «Вожака», ожидавшего меня.

– Я дергал за все верёвочки, концы которых смог обнаружить, – комментировал лорд Келси-Рамос, вручив мне дымящуюся чашку. – Включая и ту услугу, которую должна была нам губернаторша, – добавил он, – хотя не могу утверждать, что она, сломя голову, бросилась выполнять обещанное.

– Я очень это ценю, сэр, – ответил я, принимая кружку все еще дрожавшими пальцами. Тепло, исходившее от ее стенок, действовало на меня умиротворяюще, а запах напомнил дом и покой. Лучшего лекарства для меня было не найти, и стоило мне лишь отхлебнуть глоток этого целебного напитка, как все ужасы и сомнения, которые, казалось, источали стены моей тесной камеры, стали куда-то отступать.

– Я был очень рад, что сумел помочь, – сказал лорд Келси-Рамос, слегка нахмурившись и глядя мне в лицо. – Прости, что это заняло столько времени – если бы это произошло в Портславе, то мне хватило бы и получаса.

– Но и четыре дня – не такой уж долгий срок, сэр, – уверял его я, в тот момент мне даже казалось, что это так и было.

Но лорда Келси-Рамоса вряд ли можно было назвать наивным человеком.

– А вот мне кажется, что мы едва успели прибыть за тобой, – двусмысленно заявил он.

Я вздохнул и решил прекратить всякие попытки прикидываться наивным.

– Конечно, все это выглядит куда серьезнее, чем я мог ожидать, – признался я. – Намного тяжелее. Сама мысль о тех кораблях, которые стремглав несутся навстречу своей погибели, в то время, как я сижу в камере один и ничего не могу предпринять, чтобы их вызволить из беды… – я покачал головой и еще отхлёбнул из кружки.

– Гм, – пробурчал он. – Знаешь, я всегда считал, что та ваша хвалёная восприимчивость, которая отличает всех вас, религиозные натуры, иногда может быть и обузой. – Он надул губы. – Хотя, с другой стороны… Может быть, в этих переживаниях тебе просто помогли?

Я вздрогнул от подозрительности в его голосе и чувствах.

– Вы предполагаете, что Служба безопасности пошла на то, чтобы накачать меня наркотиками?

Вспышка изумления показала мне, что этого он как раз не предполагал.

– Я считаю, что теоретически это не стоит сбрасывать со счетов, – тем не менее согласился он. – Не думаю, чтобы адмирал Йошида зашел так далеко, чтобы вывести тебя из равновесия на эти две недели, которые предстояло еще провести в его застенках, но кое-кто из его излишне ретивых подчиненных вполне бы мог подумать над таким вариантом в качестве подарка ко дню рождения их обожаемого шефа.

Снова этот отвратительный ледяной комок в животе, и одновременно будто какая-то плотная пелена спала с моей памяти. Всеобщая подавленность и напряжение, которые Каландра ощутила еще тогда, в самый первый день на Солитэре. Конечно, это было то же самое ощущение, именно против него я сражался все эти четыре дня, против гипертрофированной формы его проявления. Это уже не могло быть просто объектом научного изучения, это являлось их оружием…

– Да, верно, – сказал я дрожащим голосом, – я действительно страдал от отвращения, досады, гнева, раздражения, и даже сейчас не могу отделить одно от другого. Верно, это были они. Некому, кроме них. Они меня атаковали. Они намеренно атаковали меня.

– Не забывай, – напомнил мне лорд Келси-Рамос, – после того, как они терпеливо водили нас всем скопом за нос, вряд ли можно ожидать, что кто-то их них станет помогать тому, кто изо всех сил старается расстроить их планы.

– В таком случае, они, скорее всего, должны решиться на некоторую перестройку своей работы, – процедил я сквозь зубы. Даже здесь ощущалось незримое давление на мое подсознание, походившее на тупую, ставшую почти привычной зубную боль. Но теперь я знал его источник, и не только его, но и цели гремучников. Лорд Келси-Рамос поднял брови.

– Ладно, поживем – увидим, – произнес он. – А теперь хотелось бы ознакомиться с твоим планом поближе.

Я набрал в лёгкие побольше воздуха, и моя злость на гремучников сменилась неуверенностью. И вдруг по какой-то противоестественной прихоти то, что еще минуту назад казалось блестящей идеей, померкло перед немигающим взглядом лорда Келси-Рамоса.

– Главное, – я решил начать с самой спорной и уязвимой части моего замысла, – мне понадобится снова переговорить с гремучниками, потому что без их содействия ничего не получится.

Лорд Келси-Рамос выпрямился в кресле, чувствовалось, что этот вариант не вызывает у него энтузиазма.

– Ты говоришь о тех самых гремучниках, которые на протяжении четырёх дней вели тебя к нервному срыву, не так ли? – вежливо осведомился он.

– Да, сэр, – кивнул я. – Но я собираюсь доказать им, что их план обречён на провал, и сотрудничество со мной – их единственный шанс уцелеть.

Он долго смотрел на меня в упор, оценивая свои силы и возможности перед лицом потенциальных препятствий на нашем пути. Я затаил дыхание, ожидая решения.

– Ладно, – наконец, произнес он. – Стало быть, тебе понадобится халлоа. Я сейчас дам знать капитану Бартоломи, чтобы он выяснил на Башне, когда есть окно для старта, и мы при первой возможности отправимся на Сполл.

– Разве мне можно покидать пределы Солитэра? – слегка ошарашенно поинтересовался я.

– Со мной – да, – ответил он. – Ты освобожден под мое поручительство, и единственный запрет для тебя – покидать систему Солитэра в одиночку.

Я ощутил, что небольшая часть лежащего на мне бремени исчезла. Мне страшно не хотелось вновь угонять корабль, да я и не знал, как можно сделать это, хотя не сомневался, что попытаюсь на свой страх и риск сбежать с Солитэра. А теперь…

Теперь открывалась перспектива повсюду тащить за собой лорда Келси-Рамоса, которому придется разделить со мной и возможную опасность, и совершенно определенные юридические последствия этого шага, в том случае, если всё пойдет прахом… как, впрочем, и в том случае, если не пойдёт.

– Что же, значит нам пора отправляться, сэр, – сказал я. Он кивнул и взмахом жезла привел в действие интерком. Стоило ему сделать это, и я ощутил, что тяжесть моего бремени стала прежней. А может, и ещё тяжелее.