Текст книги "Пульт мертвеца"

Автор книги: Тимоти Зан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц)

Мой живот напрягся. Зомби. Лжегуманизация с клеймом.

– Да, сэр. Он очень неприязненным взглядом посмотрел на меня.

– Надеюсь, вы перестанете быть таким щепетильным, когда мы доберемся до Облака?

– Тогда не буду, – заверил я. Я не ответил на вопрос так, как следовало, он заметил, но молчал.

– Надеюсь, – лишь сказал он. – Если «Эйч-ти-ай» будет устраивать нам обструкцию, следовательно, за этим должны стоять люди из отделения Солитэра. Нужно, чтобы вы были во всеоружии, когда мы окажемся с ними лицом к лицу.

Я коротко и достаточно нейтрально кивнул, услышав в его голосе расположение.

Он превратился в молодого льва, научился разрывать свою жертву на части, он – людоед. О нем прослышал народ, они вырыли для него яму, он попался в нее, они крючьями приволокли его в Египет…

– Да, сэр, – пробормотал я. – К тому времени я буду во всеоружии.

По припухлым глазам на следующее утро я узнал, что обмен костями Рэндона, Айкмана и Де Монта с моим уходом не закончился, скорее, изменил свою форму. Мне удалось выяснить, что они вернулись в отель за полночь по местному времени. А из того, что Айкман и Де Монт дотащились до «Вожака» лишь спустя час после нашего прибытия туда утром, я предположил, что Рэндон воспользовался одним из старых трюков своего папеньки. В молодости за лордом Келси-Рамосом прочно укрепилась слава спаивателя своих противников до бесчувствия, и было ясно, что Рэндон унаследовал от отца могучий организм, способный противостоять любому количеству водки, без чего подобные игры были бы немыслимы. Опасные, в общем-то, ребяческие игры, по моему разумению… И сейчас, уже в ретроспективе, я все еще не устаю удивляться. Может быть, за этой мрачной решимостью Рэндона взять все под контроль скрывалось что-то более значительное. Потому что, если бы Айкман и Де Монт не припозднились, если бы я не отправился в свою каюту, чтобы заняться подготовкой к отлету, когда они появились, то совершенно очевидно, что я был бы там у шлюза, когда прибыли они и руководство космопорта.

Они, представители руководства… И две жертвы в людском облике, доставленные к кораблю. Двое наших зомби.

ГЛАВА 3

Спустя два дня, по бортовому времени в полдень, я сидел в уголке командного отсека, с головой окунувшись в игру в шахматы с самим собой, когда мы достигли Облака.

Это произошло неожиданно, без предупреждения, хотя влияние края сферы отмечалось как стабильное. Но мы достигли его внезапно. С кормы «Вожака» доносился едва слышимый, но характерный звук мощного цепного прерывателя, за которым последовала, спустя мгновение, невесомость, целая череда проклятий от тех, кто находился в отсеке, когда сверхвысокочастотный ток в палубе утратил свою идентичность Мьолнирского генератора псевдогравитации, и вся компания и вместе с ней весь находившийся хлам разлетелись в беспорядке.

А потом наступила тишина. Тяжёлая, тёмная, будто все разом замолчали, вспомнив, что должно было произойти дальше.

Шахматная ладья медленно проплывала у меня перед глазами, неспешно вращаясь вокруг продольной оси. Я осторожно протянул руку и поймал ее в воздухе, почувствовав холодок там, где должно было находиться сердце. Мы зависли у края Облака, в десяти световых годах от Солитэра… А через несколько минут в капитанской рубке кого-то поджидала смерть.

Потому что в честь своих богов они делали все мерзкое, что Бога отвращает, да, в честь богов своих они даже сжигали своих родных дочерей и сыновей в жертву им…

Мои размышления прервал зуммер интеркома.

– Прошу извинить: инцидент, – произнес капитан Хосе Бартоломи.

Ему хотелось, чтобы его голос с подчеркнуто старлитским акцентом звучал, как всегда ровно… Не думаю, что на борту «Вожака» находились настолько глупые, чтобы в это поверить.

– Обычный космический режим. Примерно через пятнадцать минут будем на Мьолнире. Приготовиться…

Он сделал паузу, и я расслышал глубокий вздох.

– Мистер Бенедар, пожалуйста, в рубку.

Мне не надо было оглядываться и убеждаться – взгляды всех в отсеке устремились на меня. Не спеша выбрался я из кресла, держась за подлокотник до тех пор, пока не приспособился к невесомости, оттолкнулся и поплыл в направлении двери.

Мои движения, похоже, вывели остальных из ступора: двое из команды направились к шкафчикам за ручными пылесосами, в то время, как остальные вроде бы разглядели, что вокруг плавало множество стаканчиков и сэндвичей, которые неплохо бы собрать, и принялись их вылавливать. В поднявшейся суете я приблизился к дверям и выбрался из отсека.

Рэндон уже ждал меня перед дверью в рубку.

– Бенедар, – кивнул он, но в его лице и в голосе слышалось нечто такое, что не мешало бы скрыть.

– Зачем я вам понадобился? – негромко спросил я, полагаясь на его догадливость.

Он догадался, но проигнорировал мой вопрос.

– Давайте-ка сюда, – вместо ответа сказал он, взмахнув рукой на дверь и нажав рычаг, отчего она бесшумно скользнула в сторону.

– Не очень-то хочется, – ответил я.

– Входите сюда, – повторил он настойчиво. Я слегка оттолкнулся, повинуясь приказу.

Явственно ощущался запах, который всегда напоминает о смерти: имеется в виду не тот совершенно определенный физический запах, который сопутствует разложению мышечной ткани, а более широкий аспект запахов, воздействующий не только на собственно обоняние, но и каким-то непостижимым образом на все остальные чувства. Мне приходилось его ощущать дважды: в первый раз у смертного одра моего отца, когда никакие дезинфекции и ладаны так и не смогли перебить его; и еще раз став свидетелем несчастного случая, причем обреченный пребывал в полном сознании до самого конца. Оба раза после случившегося в течение нескольких часов я пытался разобраться в ощущениях, чтобы докопаться до сути этого феномена… И оба раза терпел неудачу. Конечно, все заключалось в страхе, порождаемом неизвестностью в сочетании с ожиданием какого-то всеобъемлющего небытия, каким является удаление человеческой души из этого мира. В этом было нечто большее, и ни мой собственный интеллект, ни опыт тех Смотрителей со стажем, к которым я обращался, не смогли до конца разгадать эту тайну природы. Рэндон и я вошли в рубку, и в третий раз в своей жизни я услышал этот запах.

Капитан Бартоломи и Первый офицер Галински находились там по разным причинам: офицер был дежурным смены, капитан не обучился передоверять свои обязанности подчиненным. Рядом стояли Айкман и Де Монт, у первого с руки свисал небольшой рекордер, второй сжимал в руках ящичек, похожий на аптечку. По правую сторону от места первого пилота располагались двое из охранников Рэндона – Дейв и Дьюг Иверсены, они как раз отходили от кресла, в котором сидел незнакомый мне человек.

Жертва «Вожака». Я не мог разглядеть его, была видна лишь рука на поручне и затылок на подголовнике. Больше не хотелось видеть: ни его самого, ни того, что должно было здесь произойти. Но Рэндон повернулся ко мне…

Дней жизни моей было немного: отведи глаза свои, оставь мне чуть-чуть радости, прежде чем я отправлюсь туда, откуда не возвращаются, – в страну тьмы и призраков, как сама смерть мрачных…

Глубоко вздохнув, я встал на адгезивный ковер. Дейв Иверсен, когда мы вошли, был на полпути к Айкману, но, изменив направление, подошел к нам.

– Заключенный доставлен, как приказано, – доложил он Рэндону. Его голос не оставлял сомнений: он не очень-то пёкся о выполнении приказа.

– Какие будут распоряжения?

Рэндон отрицательно покачал головой.

– Оба свободны.

– Есть, сэр.

Дейв, сделав глазами знак брату следовать за ним, направился к дверям.

Все было готово. Подойдя к сидящему в кресле, Айкман установил рекордер на приборную панель, откуда мог обозревать всё помещение рубки.

– Роберн Роксбери Тремблей, – объявил он холодным, как сама атмосфера этой комнаты, голосом, – вам предъявлено обвинение в умышленном убийстве и государственной измене. Вышеупомянутые преступления совершены вами в Майланде, находящемся под юрисдикцией законов Четырех Миров Патри.

Стоя рядом с Рэндоном и капитаном Бартоломи, я теперь мог видеть этого человека. Его грудь часто-часто поднималась и опускалась, лицо покрыла смертельная бледность. Казалось, именно она и есть источник этого тяжелого запаха смерти… Тяжким грузом нависло ощущение действительной вины человека во всех этих преступлениях, за которые ему предстояло расплачиваться жизнью.

Это действовало противоестественно успокаивающе.

– За это вы приговорены, – безразличным тоном продолжал Айкман, – к смертной казни судьями, наделенными полномочиями по законам Четырех Миров Патри и их колоний. Приговор приводится в исполнение посредством инъекции на борту корабля «Вожак», принадлежащего Миру Патри, Портславе, под руководством доктора Курта Де Монта, уполномоченного губернатором Солитэра.

– Роберн Роксбери Тремблей, какое будет ваше последнее слово?

Тремблей попытался повернуть голову, но понял, что это невозможно из-за ремней, которыми она пристёгнута к подголовнику кресла.

– Нет, – прошептал он дрожащим от напряжения голосом.

Айкман, чуть повернувшись, сделал знак Де Монту. Поджав губы, доктор сделал шаг вперед, обошел вокруг кресла первого пилота и остановился у правой руки Тремблея, открыв свой чемоданчик, извлек небольшой шприц, уже готовый для инъекции. Тремблей закрыл глаза, на его лице отразился ужас и присутствие смерти… И Де Монт прикоснулся к его руке кончиком иглы.

Тремблей дернулся, судорожно вздохнул.

– Конни, – послышалось, как стон.

Нижняя челюсть задрожала, когда он резко выдохнул. Его глаза больше не открылись… Через несколько секунд он был мёртв. Де Монт еще с минуту глядел на результаты, высвечиваемые в ящичке-аптечке, прежде чем официально подтвердить:

– Казнь совершена в соответствии с предписанием, – сказал он усталым мрачным голосом. – Время: тысяча пятьсот двадцать семь часов по бортовому времени, летоисчисление Патри, 14 октября, года четыреста двадцать второго. – Он поднял взгляд на Бартоломи. – Он готов, капитан…

Бартоломи кивнул, собираясь с духом, а затем отстегнул руки Тремблея и энергично потянулся к чёрному пульту, подключенному к главной панели управления первого пилота. Он ожил при первом же прикосновении к нему, перемигиваясь лампочками индикации. Капитан разместил устройство у рычага главной панели прямо перед креслом.

– Что я должен еще сделать? – вопросил он Айкмана, его голос понизился до шёпота.

– Ничего, – отрицательно ответил тот, бросив взгляд на меня. Убедившись, что я еще здесь, он злорадно усмехнулся: величественный, благочестивый Смотритель, которого принудили к созерцанию казни человека.

– Ничего, – повторил он. – Сесть и наслаждаться полетом.

Бартоломи фыркнул, в глазах промелькнула искра недовольства, но он, повинуясь приказу Айкмана, отошёл от тела.

И, будто по чьему-то неведомому сигналу, тело пошевелилось.

Я ожидал, что именно так и произойдет, но все же зрелище было ужасающим.

Тремблей – мёртв. Всё в нем, каждая клетка, всё-всё мертво…

И видеть, как руки медленно отрывались от подлокотников кресла – зрелище невыносимое, оно леденило мою душу. И в то же время я не смог заставить себя отвести глаза. Во всем, что происходило, было что-то гипнотически завораживающее, притягивающее мой разум и одновременно отвращающее меня эмоционально.

Руки Тремблея протягивались вперед, к черному «Пульту Мертвеца», к его черной панели; на мгновение замерли, как бы в раздумье, затем вновь зашевелились, пальцы согнулись, и ладони опустились на переключатель траектории Мьолнира. Одна рука уже шарила как бы в поисках чего-то… Затем снова замерла… и прикоснулась к нему.

И сразу же вернулась гравитация – мы опять очутились на территории Мьолнира, на пути сквозь Облако. Всем этим управлял мертвец.

– Зачем я здесь? – повторил я свой вопрос.

– Вы первый из Смотрителей, путешествующих на Солитэр, – ответил он. Эти слова относились ко мне, но его взгляд по-прежнему был обращен на Тремблея. Ощущение патологической зачарованности, не покидавшее меня, похоже, не оставляло и самого Рэндона.

– Трудно поверить, не правда ли? – продолжал он, его голос доносился вроде как бы издалека. – Уже семьдесят лет как открыт феномен «Пульт Мертвеца», и ни одного Смотрителя на борту.

Я поежился, по телу побежали мурашки. Какое тут «открытие»! На том первом корабле, которому удалось прорваться на Солитэр, все произошло благодаря какому-то сверхвезению, не больше, если слово «везение» было бы здесь уместно. Научная экспедиция одного из университетов на протяжении нескольких дней носилась по краю Облака в бесплодной попытке понять и рассчитать, почему полеты по траектории Мьолнир невозможны на этом участке пространства, как вдруг ни с того, ни с сего корабль снова каким-то фантастическим образом оказался на прежней траектории, что дало ему возможность совершить десятичасовой полёт внутри системы Солитэра. Они так были поглощены своими расчетами, подсчётами и возней с оборудованием, что никто на борту не смог понять, в чем было дело, пока не добрались до системы, и тогда только заметили, что человек, управлявший кораблем с места первого пилота, – не живой. Он скончался от апоплексического удара по странному совпадению именно тогда, когда они почти вплотную подошли к Облаку.

Позднее им удалось-таки придти к правильному заключению, но для этого пришлось проторчать в этой системе почти два месяца. Всякого рода дружеские связи в таких условиях возникают быстро. Было очень интересно, как все это у них выглядело в ожидании, кто станет следующей кандидатурой на тот свет, чтобы остальные могли вернуться восвояси… По моему телу прошла волна озноба.

– Смотрители считают: «Пульт Мертвеца» – одна из форм человеческого самопожертвования, – сказал ему я.

Рэндон продолжал терпеливо разглядывать меня. Но за его самодовольной искушенностью скрывался внутренний протест, предложенный мной этический вариант явно не устраивал его.

– Вы здесь не для того, чтобы заниматься обсуждением проблем общественной морали, – ядовито заметил он. – А затем, чтобы ответить, представляет ли собой данное Облако нечто живое?

Я почувствовал себя так, будто разом обрушились все страхи, пережитые в детстве, окутывая меня полузабытыми призраками прошлого. Значит, моя задача – обнаружить присутствие некоего единства, способного хладнокровно осуществлять контроль над телом мертвого человека.

– Нет, – только и смог произнести я. Рэндон выпрямился.

– Что значит нет? Что, живое?

Руки Тремблея манипулировали, изменяя курс «Вожака» на некоторое количество градусов вдоль извилистой, постоянно меняющейся траектории Солитэра… Внезапная боль пронзила мое тело.

– Я хотел сказать, что не смогу это сделать…

Лоб Рэндона наморщился.

– Послушайте, Бенедар, поверьте, от вас не ждут никаких чудес…

– Я этого не сделаю, – пришла на ум первая попавшаяся фраза.

Головы всех присутствовавших в рубке повернулись ко мне. Даже Рэндон как-то сник.

И, если мне предстоит опуститься в ущелье, темное, как сама смерть, я не побоюсь ее, поелику ты – рядом со мной.

Я набрал в легкие побольше воздуха и приказал себе быть хладнокровным и выдержанным.

– Мистер Келси-Рамос, человек, сидящий там, – мёртв.

– Он – приговоренный к смерти преступник, – вставил Айкман. В его тоне чувствовалось злорадное наслаждение теперешним моим состоянием. – Он отнял жизни у более чем двадцати жителей Майланда. Кому вы сострадаете?

Наши взгляды встретились, но я не собирался отвечать. Ему было не дано понять, а если бы он смог, то не счел бы нужным вникать, какой неосознанный суеверный страх вызывал у меня этот зомби. Чувствовать, быть свидетелем его смерти, и в то же время наблюдать какое-то подобие жизни…

– Кто такая Конни? – поинтересовался Рэндон.

Айкман недоуменно повернулся к нему.

– Кто? – переспросил он.

– Тремблей назвал какую-то Конни в тот момент, когда… Де Монт делал инъекцию, – пояснил Рэндон. Хотя он остался недоволен моим отказом выполнить его приказание, но, тем не менее, не мог допустить, чтобы какой-то чужак сделал меня мишенью для своих стрел. – Одна из тех, кого он убил?

Айкман покачал головой.

– Она была его сообщницей. – Его глаза снова уставились на меня. – И казнена, между прочим, во время предыдущего полета на Солитэр.

Я сжал зубы.

– Мистер Келси-Рамос… с вашего позволения, можно уйти?

Несколько мгновений он изучающе смотрел на меня, затем кивнул.

– Да, конечно. Может быть, на обратном пути сумеете заняться этой проблемой…

Я дал понять, что принимаю это предложение к сведению, хотя и не стал возражать сейчас…

– Я буду в каюте, если понадоблюсь, – промолвил я на прощанье.

– Могли бы заглянуть в камеру будущего зомби, – добавил Айкман, когда я повернулся, чтобы уйти.

Я, помедлив, обернулся. И снова эта ненависть… Но на сей раз не только она. Что-то очень напоминающее злорадство.

– В самом деле? – спросил я.

– Как хотите, – с наигранным безразличием произнес он. – Целиком на ваше усмотрение. – Продолжая разыгрывать равнодушие, он демонстративно повернулся ко мне спиной, делая вид что поглощен созерцанием Тремблея.

Мельком взглянув на Рэндона, я увидел в его глазах мое собственное замешательство и без звука покинул рубку.

Айкман, разумеется, затеял какую-то игру. К сожалению, он понимал, что я об этом догадываюсь, а это означало, что его цель – заставить меня посетить другого заключенного на борту «Вожака», или же окончательно убедиться, что я совершенно не желаю показаться в этой камере.

Я не собирался участвовать в этой игре, навязанной им… С другой стороны, мой отказ означал, что я впредь буду поступать так, как считаю нужным я, а не он. И в таком случае… Незачем смотреть второго заключенного. Не хотелось еще раз видеть того, кто совершил преступление, за которое полагается смертная казнь. Не стоит рассыпаться в чувствах перед тем, до кого мне не было никакого дела и которому суждено умереть через какие-нибудь две недели.

Но самаритянин, пришедший к нему, был тронут состраданием к нему при виде его…

В моей жизни случались моменты, – с горечью вспомнил я, – когда религиозный долг доставлял мне больше хлопот, чем того стоил. Вздохнув, я изменил направление и отправился к камере узника.

Камера – всего лишь отдельная каюта, специально подготовленная для этой цели, лишенная всего, что могло каким-то образом облегчить возможность побега – дверь была оборудована замком, отпиравшимся только снаружи. По инструкции подле нее должен был находиться охранник. Но, пройдя дальше по коридору, я убедился, что это было никому не нужно. Сам Миха Куцко, фаворит и главный хранитель лорда Келси-Рамоса, исполнял роль стража у дверей. Один из немногих на борту этого корабля, он видел во мне человека, а не какого-то фанатика не от мира сего, при виде которого следовало шарахаться и забиваться в свою скорлупу, да поглубже.

При моём появлении на его лице появилось выражение искреннего дружелюбия, которое не исчезло даже тогда, когда он инстинктивно потянулся к игломету, закрепленному на бедре.

Неосознанный рефлекс, понял я, вероятно, именно он и помог ему выжить в течение всех этих лет.

– Джилид, – кивнул он мне в знак приветствия. Его глаза блеснули за толстыми линзами визира. – Добро пожаловать в темницы «Вожака». Что вас привело сюда?

– Да вот, прослышал, что здесь всякие чудеса творятся, – ответил я ничего не выражавшей фразой.

Улыбка сменилась гримасой.

– И скомандовали себе: «Я должен пойти и сам на все взглянуть»? – сухо предположил он…

И почему не выжгли плевелы… — автоматически продолжил я.

Куцко знал Писания в рамках самых что ни на есть прописных истин, но даже это было приятно.

– Конечно, – согласился я, – с тех пор, как ты стоишь на посту, минул уже целый год, а то и два.

Его глаза сразу потускнели.

– Еще больше времени минуло с тех пор, как кто-нибудь из моих охранял камеру смертника, – негромко сказал он. – Невесело стоять вот так и думать обо всем этом.

До тех пор, пока мы не достигли Солитэра, Куцко не обременяли его служебные обязанности… И в этом он, как две капли воды, напоминал капитана Бартоломи, который ни под каким предлогом не передоверит свою работу подчиненным. Лорд Келси-Рамос обладал особым даром выискивать таких людей.

– Невесело, так это точно, – согласился я. – Что ты можешь о нём сказать?

– О ней, — поправил он меня. – Это женщина из Аутбаунда. Обвиняется в нескольких убийствах…

Что-то в животе у меня оборвалось… Аутбаунд… Ведь я там вырос, в одном из поселений Смотрителей.

– Случаем, не знаешь, – осторожно поинтересовался я, – где именно в Аутбаунде это произошло?

Он как-то боязливо повел плечами.

– Нет. К чему мне это?

– К тому, что несколько минут назад Айкман настойчиво предлагал мне придти сюда и посмотреть, – ответил я. По крайней мере, с Куцко нужна откровенность. – И вот меня интересует…

– Не может ли она быть кем-нибудь из тех, кого вы знали? – Куцко невольно взялся за дужку своего визира. – Карта идентификации: «Зомби „Вожака“ внешний».

Услышав это, я состроил гримасу, собрался с духом, готовый услышать что угодно.

– Зовут ее Каландра Пакуин, – доложил Куцко, считывая информацию, появившуюся на мини-дисплее его визира. – Звучит знакомо? Нет?

Я покачал головой, тугой узел внутри моего живота медленно, постепенно слабел.

– Нет…

– Гм… Так, посмотрим. Вначале убийства совершались в Бриджуэе… Затем они продолжались во Внешней столице Транзит-сити.

Некоторым Смотрителям из поселения Кана случалось иногда по делам службы наведываться в Транзит-сити. Среди её жертв, возможно, могли оказаться люди, которых я знал?

– А у тебя есть список жертв? – поинтересовался я.

– Нет. К сожалению. – Его взгляд сфокусировался на мне. – Ах, да, правильно – вы ведь тоже из Аутбаунда, не правда ли?

– Я там вырос. – Я колебался… Но ведь если в записях корабля нет этой информации, то её, кроме Айкмана, может знать только сам убийца. А по мне, лучше заговорить с убийцей, чем оказать честь Айкману, обратившись к нему за помощью.

– Как ты думаешь, я могу зайти к ней и поговорить?

– А зачем? – Куцко пристально смотрел на меня.

– Понимаешь, сам не знаю, зачем, – признался я. – Просто чувствую, что должен это сделать…

– Знаете… Если по правилам, то лишь моим ребятам и людям из «Эйч-ти-ай» можно с ней общаться. – Он задумчиво потер щеку. – С другой стороны, мне всё равно нужно зайти к ней и проверить, как там и что, если вы случайно окажетесь здесь и составите мне компанию… – Он вопросительно поднял брови. Я кивнул.

– Очень благодарен.

– Забудьте об этом. – Он повернулся и принялся возиться с замком. – Я войду первым, – предупредил он меня, как только раздался щелчок замка. – Оставайтесь здесь, пока не подам знак.

Дважды стукнув в дверь, он нажал на запор. Стук обычный, подумал я, когда панель отъехала в сторону. И вообще, этот Куцко для своей профессии – человек необычайно вежливый. Временами казалось, что такой человек принесет извинения, даже если ему прикажут сломать тебе шею.

Секунду или две его могучая фигура заслоняла от меня то, что происходило в камере. Затем, шагнув вперед, он отступил, чтобы пропустить меня.

– Все в порядке, – сказал он мне через плечо. – Можете войти. И впервые за все это время я не смог пошевелиться. Я увидел женщину-убийцу, сидевшую перед…

Она вопросительно смотрела на вошедшего Куцко, затем ее взгляд встретился с моим… И в этих глазах, в этом лице, во всей ее внешности… Нет, ошибки быть не могло.

Каландра Пакуин – бывшая Смотрительница.