Текст книги "Эльфийский порноспецназ в логове национал-вампиров (СИ)"

Автор книги: Тимоти Лирик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

– Заметь, с тобой это второе совпадение за последнее время. – Под первым он подразумевал открытие свойств эльфийской крови. – Володимир, я ощущаю в тебе большую силу, ты самородок. Даже если твой талант – слепая удачливость, ты находка для нашего народа.

Взгляд родоначальника излучал завораживающую мощь, но молодой упырь не чувствовал в намерениях Буса ни угрозы, ни двойной игры. Белояр говорил честно – так, как может только телепат. Родоначальник возлагал на Владимира поистине большие надежды, что вселяло и гордость, и некую робость.

Это был вызов его воле. Ни ложной скромности, ни тайного желания власти князь не испытывал, не в его возрасте ходить на поводу у амбиций и заблуждений. Он просто был благодарен Бусу за доверие и был готов принять не совсем ясный пока бой.

– Ну, добро. Иди, сосни эльфятинки да за дело, – по-стариковски иронично сказал родоначальник. – Девушку, сам знаешь, сберечь надо. Ты эту овечку заблудшую, пожалуй, завтра еще раз огуляй поутру, но уж постарайся не раствориться в мировом эфире напрочь. А как пройдет с полукровкой, звякни вечерком, расскажи.

На том и расстались.

Лондонский эльф был уже плоховат: регулярные приступы аллергии неслабо его измотали. Упыри могли просто взять кровь из вены, но тогда она мгновенно теряла пятьдесят процентов силы и потом, во время хранения, ещё по десять процентов в час.

Врачи, конечно, колдовали над ним в меру понимания проблемы, притом врачи хорошие, лучшие московские специалисты, у которых можно купить услуги и молчание. Свою подлинную сущность Бус перед ними не раскрывал, предпочитая создавать имидж серого кардинала власти и скромного подпольного миллиардера, о котором не ведает Forbes.

Подчинять врача внушением через укус было рискованно – человек даже в легком трансе начинал навязчиво циклиться на каких-то деталях и мог проморгать важное. Хорош такой лекарь.

Куснув эльфа, Владимир вернулся в свой детинец.

Там он посетил спавшую Веру, затем обстоятельно поговорил с Браниславом. Дядька развел руками: злоумышленник или злоумышленники, сотворившие непотребное со слухачами, больше не проявились, а следов-то и не было. Упыри по-прежнему вели усиленную слежку за Марленом и его пассией, только и там особых успехов не наблюдалось. Светлана излучала беспечную неосведомленность в делах любовника, усиленно работала над какими-то там интерьерами. Что сам полукровка? Да мысли как мысли, действия как действия. Тревожный фон, но любой бы забеспокоился после кавалерийского наезда. Об отце вот думал, зол на него страшно. Видать, ищет виноватого. Жаль, в офисе его не прослушать… Самое забавное – закупил наркотиков у элитного толкача. Психоделики. Видно, оттопыриться хочет, чтобы восстановить душевное равновесие.

Вот и все новости.

Наконец, князь созвонился с Марленом и договорился о встрече.

Он сидел в кафе и ждал полукровку, думая о том, что слишком большую роль в последних событиях играют наркотики. Сначала перемещения эти фантастические с дозой в жопе, потом психонаркологические рассуждения Буса, а тут и клиент решил закупить дури… Этак придется и самому хотя бы покуривать. Владимир улыбнулся.

Спустя мгновение улыбку как ветром сдуло.

Князь почуял: к кафе подходит Марлен, и от него за версту веет опасностью и… Владимир не сразу определил, что это за чувство. Скорее, это была интрига, приглашение к игре, но игра могла закончиться совсем не в его пользу.

– Ну, здравствуй, Вова! – весело сказал полукровка, садясь за столик.

Князь посмотрел в его глаза и понял, что попал по полной. Без возможности сдать назад.

Глава 11. Яша. Артист из погорелого театра

Признаться, я впал в оцепенение и провалялся в своей комнате полдня.

Оборонилов стремительно проигрывал. Лопухнулся со сроками, дождался до полной готовности клопоматери, теперь паникует и ищет быстрые решения: готов слить меня, впутать в нарушение этики Зангези и взять в охоте верх, поправ Кодекс Преследователя.

Я его понимал. Если проиграть третью охоту одному и тому же противнику, то твою охотничью лицензию отзовут. Ярополк Велимирович любил жизнь преследователя и не смог бы, как мне кажется, мариноваться на родной планете. Те из нас, кто пускаются в гонки за клопоидолами, обладают космополитическим мировоззрением и своеобразными вкусами. Я и сам таков. Мы не вписываемся в традиционное вылезаврское общество, будь оно благословенно.

Мне хотелось продолжить карьеру охотника. Но задание наставника ставило под угрозу мою жизнь. Клопоидолы могли попросту меня хлопнуть.

Здесь я переставал понимать Ярополка Велимировича. Только что казалось, он дорожит каждым членом команды, а меня вовсе едва ли не сыном считает, и теперь готов разменять на хапуговку.

И что мне в таком случае делать?

В моей комнате висел огромный постер – Рэмбо с автоматом Калашникова. В полный рост. Он уже висел здесь, когда мы заселились, а я решил не снимать. Пусть хайрастый люто пялится на посетителей.

Сейчас я пялился на него не менее люто. Этот знал бы, что делать. Взорвал бы что-нибудь, убил бы человек сорок…

Здесь я снова вернулся к давней мысли: странный вы всё-таки народ. Взахлеб смотрите фильмы, в которых чужеземцы убивают людей вашей нации. Вот и кадр из «Рэмбо в Афганистане» запечатлел здоровяка, готовящегося положить немало русских ребят. И поколение младших братьев и сыновей этих ребят засматривалось на эту клюкву…

Стыдно как-то. Надо бы всё же сорвать этот позор.

Но сейчас было не до вас, замечательные мои.

Я дал команду комнатному компьютеру спроецировать на потолок текст Кодекса Преследователя, найти раздел для ведомых.

«Следуй за наставником и не сомневайся в его действиях, даже если они кажутся тебе абсурдными или опасными», – прочитал я и велел компьютеру отмотать к главному разделу.

«Твоя цель – успешная и эстетически безупречная охота. Чтобы достичь, ты обязан жить».

Вот тебе и ответы, Яша. Если ты вылезавр Кодекса, просто следуй ему, и он тебя угробит, да еще и выставит виноватым.

Но я же вижу, что наставник плюет на правила!

– Найти место в Кодексе, где говорится о его нарушении, – скомандовал я, и на потолке высветилось: «Нарушение невозможно. Нарушитель расплачивается лично».

И все.

Я знал эти два предложения наизусть, потому что ими Кодекс и оканчивается. Изучая главный документ охотника, все невольно запоминают эти фразы. Я тоже их помнил, но хотел еще раз посмотреть на них, убедиться, что ли, в их реальности.

Фокус восприятия: своей памяти я вдруг не доверился, а символы, спроецированные на потолок, меня успокоили. Хотя оба источника – всего лишь образы одной мысли.

Когда ты молод и рвешься на другие планеты, когда ненависть к клопоидолам является самым главным побудителем, ты не думаешь о ситуациях, в которых пришлось бы переступать через Кодекс. Тебе и в голову такие ситуации не приходят.

Нарушение невозможно. Ответственность личная. Зная и повторяя эту формулу, ты не чувствуешь ее подлинного вкуса, но заранее сыт. Такова сила догмы.

Что же там говорили преподаватели?.. Любая строчка закона требует толкования. Я вспомнил: фраза «нарушение невозможно» всегда трактовалась двояко. Здесь и запрет, табу. Здесь и радостная весть – нарушение невозможно в принципе, что ты ни делай, все соответствует Кодексу! А личная ответственность – это примирение совести с действием. И наказание.

– Покажи список последних пяти наказанных охотников.

– Прошу прощения, в базе данных есть только трое охотников, подвергнутых наказанию за нарушение Кодекса, – ответил компьютер.

Надо же, за всю историю. Дисциплинированный мы все-таки народ!

– Показывай троих.

– Прошу прощения, не могу. Вам отказано в доступе.

– Кем?! – Я не поверил своим ушам.

Компьютер назвал настоящее имя Ярополка Велимировича.

Я соскочил с кровати, натянул термошмотки и рванул к наставнику.

– Сядь, вылупыш! – велел он, едва я нарисовался на пороге.

Кстати, дверь снова придется ремонтировать.

Я плюхнулся на стул, придвинув его к столу шефа.

– Сейчас не время мучиться этическими проблемами, Яша. – Оборонилов достал из ящика стола бутылку лучшего напитка нашей Родины – анабиозовку.

Да-да, мне опять приходится придумывать русскоязычный аналог. Анабиозовка способна диплодока с лап свалить, очень забористая штука.

Вслед за бутылкой возникли две малые рюмочки и баночка сушеных тараканов, опять же, с планеты-матери.

Ярополк Велимирович разлил, потом вскрыл баночку, и мы молча отдали должное ароматам. Затем наставник произнес, взявшись за рюмку, что-то, напоминающее японское нескладное стихотворение:

– Злей не был и кощей, чем будет, может быть, восстание вещей. Зачем же вещи мы балуем?

Я задумался. Оборонилов использовал вместо тостов произвольные цитаты из вашего поэта Хлебникова, которым безмерно восторгался. Всякий раз это были цитаты, что называется, на злобу. Эта показалась мне неуместной.

Но мы, безусловно, выпили и закусили.

Веселый хруст деликатесных тараканов поднимает настроение не хуже рюмашки анабиозовки.

– Великий был визионер и умница этот варварский поэт, – сказал наставник. – Вещизм побеждает этих людей, Яша. Но ты, конечно, разгневан. Позволь объясниться.

Он выудил из банки еще одну тараканью тушку, давая понять, чтобы и я не скромничал.

Кто ж устоит?

Большой психолог. Как теперь на него злиться?

– Сейчас не время для этических дилемм, – продолжил Ярополк Велимирович, прожевав. – Знай одно – все, что ты делаешь, обусловлено моими приказами, а они являются реакцией на события. Невозможно выиграть в карты у шулера, придерживаясь стратегии кристальной честности. Я уже погорел дважды. Вот погляди, – он ткнул пальцем в окно, – дом напротив, второй этаж, серые занавески. Там уже месяц сидят агенты Разоряхера и, даже прослушивают нас. Они среагировали на новый фактор, то есть, на охотников-мстителей, как только узнали о нашем существовании.

– Шеф! – я буквально опешил. – А… сейчас и утром, ну, когда вы мне про предательство…

– Хм, опомнился! Жучков здесь нет, значит, они снимают колебания с оконного стекла. Тут у меня приборчик, я его включаю, когда надо, он проецирует на стекла песни группы «Rammstein» и звуки вечеринки. Сейчас тоже. И соответствующие тени проецирует. Очень удобно, согласись.

Анабиозовка уже подействовала, и я был согласен.

Шеф разлил по второй.

– А если они выделят полезный сигнал? – пришла мне в голову идея.

– На этот случай у меня внутреннее стекло покрыто особым составом, – раздраженно ответил Оборонилов. – Включаешь системку – состав желируется и поглощает звук. Выключаешь – стекло как стекло. И вообще, молодой, хватит думать за начальство. У меня под столом транслятор белого шума стоит.

Ярополк Велимирович пнул несколько раз по чему-то железному.

Потом поднял рюмку.

– С тебя речь.

Я задумался.

– Ну? – поторопил шеф. – Продукт испаряется!

– Годы, люди и народы убегают навсегда, как текучая вода. В гибком зеркале природы звезды – невод, рыбы – мы, боги – призраки у тьмы, – потрафил я вкусам наставника.

– Ах, ты же… Ящер ты мой многоценный! – воскликнул Оборонилов и с гусарским задором махнул рюмач.

Я последовал его примеру, оставаясь на позициях неторопливости.

Снова захрустели закусью.

В глазах шефа стояли слезы. То ли от крепости напитка, то ли от нахлынувших чувств. Он поводил пальцем перед моим носом:

– Они тебя не убьют, Яша. Я Разоряхера знаю. Этот захочет, чтобы у него в команде был настоящий вылезавр. Придумаем сейчас тебе историю покрасивее – проглотит, как миленький. А потом ты от него улизнешь, скользкий ты тип.

И мы занялись деталями моего предательства.

У анабиозовки есть доброе свойство прочищать сознание и расслаблять лапы.

Я отлично запомнил каждую фразу, прозвучавшую на нашем с шефом военном совете. Правда, до седьмой рюмки. После седьмой рюмки я ничего не помню вплоть до следующего утра.

Умывшись и одевшись, я направился в мастерскую, расположенную в нашем подвале. Как и предполагалось, здесь ковырялись в моторе наш завтрак и комбинизомби.

– Привет, Эбонитий! Салют, Зангези!

– Добрутро, Яша, – пробурчал завтрак.

– Доброе утро, Яша, – отчеканил комбинизомби. – За вещицей пришел?

– Точно.

– За какой вещицей? – Эбонитий был страшно любопытен.

– Это особо секретная тайна, – заговорщицким тоном поведал я. – Многие хотели бы узнать, в чем тут секрет, но сам Ярополк Велимирович велел молчать.

– Ну, не хочешь, не говори, – обиделся завтрак. – Я потом у Зангези спрошу.

– Пойдем ко мне, – сказал комбинизомби, отложив ключи.

Спустя полминуты мы сидели в комнате Зангези.

Она вся была обклеена картами звездного неба, даже шкаф. Покрывало на кровати и то было черным. Окон не было. Каких-либо предметов кроме кровати и шкафа тоже. Наш комбинизомби – странный тип даже для комбинизомби.

– Здесь полная звукоизоляция, – сказал он, открыв шкатулку, стоявшую на кровати. – Сейчас я объясню, как действует хапуговка, и что надо с ней делать.

– Погоди, Зангези, – прервал его я. – А тебе тут не стремно?

– Нет. Эта комната – отражение моего настроения. У меня сейчас период романтической готики. – Комбинизомби вызвал в себе поэта: – Возможно, только время знает, где прах развеют ветры мой, я ж эту муку выбираю, я стану Смертию самой. Но кто ты, странник запоздалый? Зачем стучишься в эту дверь? Всяк заходивший – в вечность канул! Ах, ты не веришь?! Что ж, не верь…

– Постой, прекрасный мой коллега, – вклинился я. – Мне страшен сумрачный твой слог. Стой, стихотворная телега! А ближе к делу ты б не мог? И лучше прозой бы, Зангези.

Вид нашего комбинизомби был воистину готичным: удрученность высшей категории, оптимистичней в гроб кладут. Он снова не нашел благодарного слушателя, и поэзию пришлось на время предать.

– Итак, хапуговка. – Зангези показал на шкатулку, в которой стояли несколько коробочек, одно место пустело. – Это не активированные. Их всегда по две. Одну сажаешь себе, вторую – сначала себе, потом или сразу конечному объекту слежки, или, как в нашем случае, временному носителю, то есть тебе. На ком она окажется через двадцать земных часов, тот станет «передатчиком».

Он засучил рукав на левой руке, и я увидел в его локтевом сгибе небольшой бугорок наподобие родинки.

Комбинизомби дотронулся до него пальцем, подержал так несколько секунд, а когда отнял, кожа на левой руке оказалась чистой. Бугорок прилип к подушечке пальца.

– Сейчас мы приучим ее к тебе. Куда посадить?

Я предложил запястье. Мне хапуговка нужна в таком месте, чтобы можно было незаметно взять. Не засучивать же рукав при клопапе и его банде.

Касание хапуговки не вызвало никакого дискомфорта. Она мгновенно прижилась.

– Когда будешь готов пересадить ее на объект, просто подержи на ней указательный палец, – проинструктировал комбинизомби. – Три секунды. Потом сажай. Желательно в течение минуты. Если промедлить, она может погибнуть. Если посадишь опять на себя, она досрочно срастется с тобой, и станет транслировать твои мысли.

Я нервно высунул язык и тут же спрятал.

– Может, тогда взять две?

Зангези покачал головой.

– Одна хапуговка – один принимающий разум. Если она погибнет, мне тоже будет плохо. Возможно, я впаду в кому. Ты, Яков, пожалуйста, действуй осторожнее.

– Можешь на меня положиться. Погодь! Так это что? Допустим, я посажу хапуговку на Разоряхера, а он возьми и умри насильственной смертью. Тебе тоже кранты?

– Пока она на носителе, нет. Просто станет плохо, но не смертельно. – Комбинизомби была неприятна мысль о боли и смерти, он отвернулся, уставился в пол.

Мне оставалось лишь попрощаться:

– Всё понял. Бывай здоров!

Повинуясь импульсу, я схватил еще одну коробочку из шкатулки, потом похлопал Зангези по плечу и просочился к себе, расширив контекст этого мира.

Итак, хапуговка. Две капельки-близняшки: побольше и поменьше. Я сравнил их с той, которая сидела у меня на запястье. Ага, крошечная – это передатчик.

А как вживлять?

В коробочке оказалась краткая инструкция. Крупную надлежало приложить к телу «принимающего», маленькую цеплять к «передатчику». Местоположение не важно – хапуговка сама коммутируется к нейросети организма.

Передающая часть хотя бы на десять минут сажается на тело принимающего, чтобы установилась связь с крупной каплей, а также чтобы мелкая получила первичное питание.

Снимается пальцем (это я уже знал). Повторная посадка на один и тот же организм запускает досрочную «трансляцию» мыслей носителя.

Удобная фенька из арсенала Ну-вы-и-странников.

Я не стал дочитывать скучную инструкцию, прилепил «приемную» часть хапуговки на плечо. Она повела себя не так, как мелкая, – практически впиталась в кожу. Осталось лишь уплотнение, еле заметное на ощупь.

Посадил «передатчик» на ладонь, чтобы не перепутать с уже имеющейся на запястье. Посидел четверть часа, прислушиваясь к ощущениям. Никаких изменений в мышлении не почуял, эха не услышал.

– Ладно, Яша, понеслось, – прошептал я и отправился к Оборонилову.

Взмахом языка послав очень фривольную версию воздушного поцелуя Скипидарье, я без всяких прелюдий пошел в кабинет шефа.

Дверь еще не вставили, Ярополк Велимирович явно экономил, поэтому мне пришлось вырвать часть дверного косяка.

– Вы уничтожили всё, во что я верил! – бросил я с порога и только потом понял: Оборонилова в кабинете нет.

Обескураженный, я вышел к секретарше.

– Скипи, а где шеф?

– Да здесь я! – донеслось из кабинета. – В сортир нельзя отлучиться…

Снова эпатировав нашу красавицу языком, я вернулся к Ярополку Велимировичу.

Он как раз прикрывал дверь в персональный уголок отдыха.

– Что ты там такое кричал? – спокойно осведомился шеф.

– Вы уничтожили всё, во что я верил и чему служил, – без особого запала повторил я, держа руки за спиной и отважно выкатив грудь. – Вы предали дело вылезавров. Вы нарушили Кодекс. Вы растоптали мою веру в нас. Я вас презираю. Чтоб вы сдохли во время линьки!

– Ты забываешься! – взревел Оборонилов и одним стремительным прыжком переместился вплотную ко мне.

Я схватил его за руки, ну, то есть, за передние лапы.

– Что, решили покончить со мной? – Мой голос срывался до писка. – Правда глаза жжет? Я не хочу участвовать в этой комедии! Вы проиграли охоту! Третий раз, Оборонилов, третий! А я не такой лузер, как вы! Я – ухожу!

– Скатертью под хвостик!

Ярополк Велимирович играл правдоподобно, этот ваш Станиславский точно поверил бы: я вылетел из кабинета шефа и врезался в стену рядом со столом Скипидарьи.

Она-то всё слышала, поэтому имела вид грозный и шипела. Как бы мне еще и от нее за оскорбление наставника не влетело. Я обрушил в пространство между нами шкаф и был таков из приемной.

Входную дверь я тоже не пожалел. Она открывалась внутрь, я высадил ее наружу.

Не люблю я двери. Нет у нас на родине дверей.

Я пошел скитаться по Москве. Миниспектакль был сыгран, актеры заслужили по «Оскару», теперь я ждал ответного хода противников.

На хвост мне сели сразу, и это были люди из вашего племени, а не берсеркьюрити. Разоряхер активно пользовался услугами местных лиходеев.

Сейчас ему уже наверняка доложили о ссоре, и он обдумывал, как со мной поступить.

Я немножко поиграл с хвостом – побегал, попетлял, позаскакивал в отходящие троллейбусы. При этом делал максимально обозленный и обиженный вид. Они должны «пасти» вылезавра, бездумно удаляющегося от базы и на автопилоте уходящего от слежки своих же коллег.

Пару раз я едва не стряхнул преследователей, пришлось даже замешкаться, чтобы они не отстали.

Как-то незаметно для себя я оказался в том же районе, где совсем недавно бегал от Хай Вэя и Ту Хэла. Но еще невероятнее было столкновение с той же девушкой! Я вспомнил ее имя. Света.

Признаться, в этот раз я врезался в нее специально, чтобы помочь поднять упавшие бумаги (это были какие-то эскизы), а заодно поглядеть, как там мои спутники.

И вот я рассыпался в извинениях, подал ей чертежи и рисунки и вдруг понял, что это та самая Света. Она меня, естественно, не могла узнать, ведь я изменил облик.

– Я такой неловкий, – лопотал я, украдкой рассматривая эскизы, это были дизайнерские решения домашнего интерьера.

– Молодой человек. – Она дотронулась до моего плеча. – У вас брата нет?

Я передал ей бумаги и отступил на шаг. Сказал с нарочитым желанием помочь:

– Вроде антикиллера? Нет, нету.

И ушел не оглядываясь.

Эта встреча почему-то настроила меня на новую волну. Я вдруг задумался о вас, людях, о ваших повадках – смешных и пугающих.

Света была особью очень высокой организации. Ее интуиция меня восхитила и слегка испугала, как вас настораживает неожиданное умение какого-то иного животного. Надо же, мол, кошка, а свет в комнате включать умеет.

Не обижайтесь только.

В наших глазах вы, простите, весьма неразумные животные. Чего стоит подсознательное самоутверждение самцов, сплёвывающих в сторону, когда навстречу идёт такой же самец. Замечали такое? Чем ниже интеллект самца, тем вероятнее его непроизвольный плевок при встрече с другим, незнакомым самцом. Это чистый, ничем не осложненный контур самоутверждения, работающий на базовый территориальный инстинкт. Возможно, и не пометил территорию, но утвердился здешним хозяином.

А ведь плюющие даже не замечают за собой этот спонтанный плевок.

Или вот еще забавный условный рефлекс: молодые и взрослые самки непременно прячутся за угол, чтобы перекурить. Что гонит ваших самок в подворотню? Стыд? Нет. Контур безопасности! В школе наказывали за курение, приходилось прятаться. Причина давно исчезла, как ты ни молодись, а инстинкт остался.

А вот Света – другое дело. Она, я видел, вплотную подошла к умению работать с контекстами. Может быть, вы стоите на пороге качественного эволюционного скачка, кто знает?..

Таким исследовательским мыслям я предавался, рассеянно бредя по людным улицам Москвы. И тут меня дернули за локоть, а в бок ткнулось нечто металлическое и опасное.

Я мгновенно расширил контекст и выскользнул из захвата, разворачиваясь к нападающему. Старушка Нагасима Хиросаки. С ножичком.

Значит, со мной готовы побеседовать клопоидолы.

Я вернулся в актуальную реальность, взяв дистанцию в пару метров.

– Привет, Нагасима.

– Не люблю, когда вы так делаете. – На фальш-лице богомолихи проступило необычайное отвращение.

Умеет создать образ, даже завидно.

– Драться не буду, – сказал я. – Да и ты поговорить хочешь, иначе проткнула бы давно.

– Да, ты беспечен. Теряешь мое уважение.

Она мотнула головой в сторону дороги, где стоял «Геленваген». За рулем сидел Хай Вэй.

– Прокатимся, – бесцветным голосом сказала Нагасима. – У хозяина есть к тебе дело.

Клюнули, рыбоньки вы мои!

Я сел в тачку. Мы выехали на МКАД и, то и дело тычась в пробки, сгинули на Рублевском шоссе. Клопоидолы любят жить со вкусом.

Коттедж внушал уже забором. За ним тоже всё было выше критики – три этажа, парк, лужайка, дорожки, фонтан…

Я старался унять нервы – готовился ко второму акту спектакля. Песец был близок, как никогда.

Меня проводили в гостиную. Хай Вэй и Нагасима встали чуть сзади.

Ту Хэл зашел с пневмошприцем. Молча ввалил мне в плечо дозу какого-то препарата. Встал поодаль.

Почти сразу из бокового входа стремительно вкатился на кривых ножках Иуда Каинович Разоряхер, разодетый, словно старый адвокат.

Он сел на красный диван и в свойственной ему развязной манере сказал:

– Значит, весь вздор можешь засунуть себе под хвост, зеленый. Я всё знаю о вашем с Оборониловым плане. Где передатчик?

Ну, всё, песец… Неужели предательство?!

Я справился с глобальным обалдением. Решил, что надо делать ноги. Расширил контекст…

Но контекст почему-то не расширился.

Ту Хэл помахал мне пневмошприцем.

Вот теперь точно он – песец в полный рост.