355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Тимоти Лирик » Эльфийский порноспецназ в логове национал-вампиров (СИ) » Текст книги (страница 17)
Эльфийский порноспецназ в логове национал-вампиров (СИ)
  • Текст добавлен: 23 февраля 2019, 01:00

Текст книги "Эльфийский порноспецназ в логове национал-вампиров (СИ)"


Автор книги: Тимоти Лирик



сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

Глава 32. Владимир. И что всеми я буду любим…

Удивительно, но памятная атака эльфов не распространилась на детинец Владимира, и молодой князь усматривал в этом влияние Рожаницы.

Сейчас он очень хотел к Вере – обнять, убедиться, что она спокойна, заняться, чёрт возьми, с ней любовью… Но тянулись и тянулись часы планирования и подготовки операции, перерывы на сон и еду сменялись новыми мозговыми штурмами, а Бус велел без нужды не отлучаться, потому что вполне оправданно опасался слежки.

Вылазка девятерых человек. С учетом боевых трофеев упыри обладали восемнадцатью транспортными дозами. Одним из путешественников гарантированно был Марлен. Владимир смотрел на женщину полукровки и невольно представлял, как должна волноваться Вера.

«Но, вполне возможно, Вера и бровью не шевельнет», – неожиданно подумал князь. Он, естественно, заглядывал в мысли девушки, и знал: она бесконечно его любила. Но когда Вера «проснулась» и стала живой богиней, он дал себе слово не лезть в любимую черепушку. А Вера, возможно, видела всё наперед.

В один из перерывов Владимир сидел на диване и растирал виски, думая о девушке. И тут его оглушило понимание двойственности ситуации, в которую, получается, он сам себя загнал: с одной стороны, он не верил в богов и прочую мистику, с другой, сам стал участником чего-то более высокого, нежели простая межчеловеческая любовь. Пережитое с Верой вышло за рамки простых грез, а ведь Владимир до последнего питал уверенность, что его «улеты» с путанами – чистая психиатрия, или как там ее…

«Или мы оба с приветом, вот и индуцируем друг друга…»

Он отвлекся: Марлен, сидевший со своей зазнобой в другом углу гостиной, включил телевизор. Шли новости, и телек в какой-то миг стал похож на камин – на экране полыхали языки пламени на черном фоне. Правда, картинка была нечеткой, и у оператора явно тряслись руки.

– Просим прощения за качество изображения, это любительская съемка, предоставленная очевидцем, – отчеканила аккуратная дикторша. – Аномальное явление на Оке не нашло пока научного объяснения. Утром пожар на песчаном отвале прекратился, и сотрудники МЧС выехали на место.

Картинка сменилась: теперь на экране красовался подтянутый и деловой человек в форме, стоящий на каком-то глянцевом покрытии. Сзади текли воды реки, и виднелся пологий берег с негустым ивняком.

– Как видите, высокие температуры позволили песку расплавиться, – с хрипотцой доложил эмчеэсник. – В настоящее время проводятся замеры глубины твердого слоя. Радиационный и химический фон места происшествия – в пределах нормы. Следы горючих веществ или взрыва отсутствуют.

Офицера сменила ведущая:

– А вот что рассказал очевидец аномального пожара.

Очевидец был человеком в «пятнухе». Плешивый, одутловатый и крайне не выспавшийся, судя по красным осоловелым глазам.

– Ну, это, сначала горело еще засветло, а потом в сумерках и полночи. И потом, это, потухло. Никого вокруг, ну, не было, я приехал порыбачить, а тут… Но у меня фотоаппарат. Я и снимки, и видео, но батарейки сели быстро. А когда ближе к концу уже, там будто две фигуры такие. Но я не снял, уже батарейки. – Речь очевидца явно подсократили, вырезав мусор и вопросы корреспондента. – А фигуры-то, они походили на двух, ну, драконов, что ли… Я ж это, не пью, язва. Я порыбачить. А? То ли дрались, то ли еще чего, не знаю я…

Марлен обернулся к Владимиру, сказал:

– Вот ведь черти! Отвлекают людей от насущных проблем. То у них, понимаешь, собаки лают, то руины говорят.

Князь автоматически заглянул в мысли Востроухова и убедился, что тот искренне считает репортаж липой. Сам же Владимир грешным делом подумал, эльфы причастны. Мало ли, какое-нибудь сверхоружие.

Паранойя во всей красе.

Меж тем, приближалось время стоматологической процедуры – дозу на обратный путь решили спрятать в зубе, переняв ноу-хау лесного десанта. Все, кроме Владимира, уже стали обладателями хитрой пломбы, которую следовало раскусить, когда станет слишком жарко или скомандует старший. Старшим, естественно, был Владимир.

Зуб для упыря – драгоценность. Добровольно подставляться под сверло никто не хотел, но авторитет Буса позволил обуздать самых впечатлительных.

Отряд подобрался великолепный. Не считая Марлена и Владимира, здесь были шестеро верных и умелых ребят – «вторых производных», как называл их князь. Вторые производные – это обращенные теми, кого обратил Бус Белояр. Все они напились трофейной кровушки и были готовы в любое время суток голыми руками порвать мир эльфов.

В общем, бодряк царил неимоверный, но шапкозакидательства не наблюдалось.

Владимир оставил Марлена и Свету и побрел к стоматологу.

Через полтора часа он стал обладателем шпионского зуба и ощущения, что в голове тихонько звенит эхо бормашины.

За прослушиванием гула и зуда в голове Владимира застал мысленный призыв князя князей:

– Готов?

– Да.

– Тогда, как намечено. У тебя вечер и ночь. Съезди к ней.

– Спасибо. А Марлен…

– Ох, молодо-зелено! – В телепатическом восклицании слышался смех Белояра. – Домик им съемный покажи перед отъездом. Он под охраной, и уединение полное.

– Спасибо, княже.

– Полно те, Володимир. Сам был зелен.

Света и Марлен с недоверием отнеслись к заверениям князя, дескать, приватность гарантируется. Но в домик всё же отправились.

Владимир помчался в свой детинец. С ним отправились трое бойцов, один из которых вел машину. Исполняя приказ князя, водитель налетел на два штрафа за превышение, но деньги сейчас никого не волновали.

Вера дожидалась Владимира на крыльце. Вышла сама, без звонка. А он знал, что сейчас подъедет к коттеджу и увидит ее. Взаимная чуткость между ними достигла каких-то запредельных величин.

Вот она, любимая, в окружении дружинников и с ними дядька Бранислав.

«Позже, дядька!» – мысленно обращается к нему Владимир, и получает нужный сейчас ответ.

Князь не помнит, как вышел из машины, что говорили ему бойцы, в какую сторону посторонился от двери Бранислав.

Есть только глаза Веры, ее светлый лик. Светлый лик… Глупое словосочетание, избитое такое, отмечает Владимир, но ведь в том-то и основная тайна этого мира! Что ни назови – оно становится глупым и избитым, потому что до тебя и после тебя миллионы людей назовут то же самое теми же самыми словами. И даже эта идея стара, как жизнь. А жизнь как явление значительно глубже, разнообразнее и чудеснее слова «жизнь». А если бесконечно прекрасное лицо Веры светится неизъяснимым внутренним светом, который тщетно пытались передать иконописцы, то что же это еще, если не светлый лик? «Что не выразить сердцу словом, и не знает назвать человек» – так сегодня утром выносил мозги телепатам полукровка. Есенинщина.

– Умничать будешь или вернемся к реальности? – то ли вслух, то ли мысленно говорит Вера, Владимир обнаруживает, что они уже в спальне, и философствования становятся ничтожными, ибо что есть медяки слов, как не безделушки для извлечения звона о каменную поверхность истины?

Рожаница ведет князя дорогами этой самой истины, и мир бесконечно расширяется и расширяется, то взрываясь фейерверком, то стремительно раздаваясь в стороны, словно волны вод.

Проникновение в сущность мира становится тотальным, и Владимир забывается – то ли стирается из памяти вселенной, то ли становится этой памятью, смешиваясь с возлюбленной на уровне элементарных частиц.

Он лишь успевает зафиксировать два момента.

Первый: «Похоже, я прекращаюсь…»

Второй: «Я снова есть…»

Между этими мыслями покоится полное забвение, в котором нет ни наблюдателя, ни наблюдаемого, ни зрителя, ни спектакля, ничего. На границах небытия князь успевает засечь бесконечный танец света и материи, времени и пространства. То, что он видит, действительно не знает назвать человек, да и не нужно, потому что достаточно смотреть, не оскорбляя тишины фальшивым пересказом.

Вновь осознав себя, Владимир ощущает, что стал другим. Он еще не в косном мире, а в его преддверии, где видишь одновременно себя и Веру, сплетенных на кровати, а также… их же, но летящих лицом к лицу, светящихся в общей гамме и звучащих в унисон.

В какой-то момент князь ощущает: то ли рядом с ним и Верой, то ли в нем и ней, то ли вместо него и нее, то ли… То ли он – Марлен, а Вера – Светлана!

И он-Марлен читает Вере-Светлане стихи:

 
Годы, люди и народы
Убегают навсегда,
Как текучая вода.
В гибком зеркале природы
Звезды – невод, рыбы – мы,
Боги – призраки у тьмы.
 

И Вера-Светлана отвечает:

– Хлебников знал.

А потом вдруг всё изменяется, будто вспышкой.

Владимир, Марлен, Вера и Света становятся буквами этого стихотворения, лежащими на странице книги, которую резко захлопывает то ли бывший военный, то ли премудрый ящер, но точно не бог этого мира.

Настоящее время становится прошедшим… Становится, становится… Стало.

Князь лежал, обнимая свою богиню и глядя в ее глаза. В упор не было видно ни подробностей, ни окружения, лишь одно око, сведенное из двух других.

«Вот он, пресловутый третий глаз, – подумал Владимир. – Надо просто глядеть в оба».

«Человек спасается от правды шуточками, – мысленно прокомментировала Вера. – Это в тебе зашевелилась ложная потребность назвать, чтобы понять. А результат обратный. Любое название отдаляет от истины, подменяя товар ярлыком».

Князь невольно подумал, что речи-то не Верины, ведь не по возрасту и не по статусу, елки зеленые, и, скорее всего, говорит и показывает Рожаница.

– Разницы уже нет, – прошептала девушка, и они снова вываливаются в пограничные местности, где свет и звук становятся главными действующими явлениями.

Сияющая Рожаница отстраняется, чтобы ее возлюбленный окончательно не окосел, ловя «третий глаз».

– Ты побывал в тех чертогах, которые делают человека богом, – молвит она. – Человеческий ум пытается уложить это всё в стройную мысль, а память – выразить себя на понятном уму языке. Человеку смешно, когда не сходятся концы с концами. Чем неожиданнее и сильнее противоречие, тем громче смех. Там, где мы сейчас побывали, живет истина, а она, если попытаться взять ее в координатах ума, внутренне противоречива. Поэтому, любимый, через мгновение ты будешь смеяться, как тебе покажется, без причины. Не стыдись, причина более чем весомая. Беднягам людям остается только смеяться, чтобы не сойти с ума…

Через два часа дядька Бранислав вглядывался в лицо князя и вслушивался в его мысли, потому что подозревал у него серьезные проблемы с головой: никогда еще Владимир не ржал полтора часа кряду, хоть бы и в компании любовницы. Упыри волновались, но не решались войти, пока князь сам не показался миру – пунцовый, держащийся за живот, умоляющий: «Воды!»

Владимиру было тяжко. Болела диафрагма, то есть, не болела, а очень тянула. Сам он осип и ослаб. Всё это решалось легким завтраком. Можно даже не эльфийской кровью.

– Что это было, княже? – спросил Бранислав.

– Вера рассказала самый бородатый анекдот во вселенной, – ответил Владимир. – И знаешь, наших-то слухачей, ну, Сазона с Вешняком, доконала любовь Марлена и Светланы.

Дядька быстро считал в голове князя, что тот имел в виду.

– Ты же пару часов назад почувствовал что-то такое, – уверенно сказал Владимир. – Я видел всё, дядька. Детинец, ребят, тебя. Сумасбродство, но факт.

Помолчали. Князь наклонился к Браниславу, как всегда делают люди, собирающиеся сказать нечто важное и секретное:

– Вера умеет держать эти силы в узде. А полукровка с девушкой не умеют. Настоящая любовь – страшная сила.

Он подмигнул, дядька покачал головой.

Прощались на крыльце.

Обнялись с Браниславом.

Подошла Вера, встала на цыпочки, взяла лицо Владимира теплыми ладошками, поцеловала в лоб обжигающим поцелуем. Прошептала:

– Как дочь назовем?

– Вернусь, тогда и назовем. – А у самого холодок по спине, да в мыслях имя Лада.

– Хорошо, – ответила Вера, и князь еле сдержался от того, чтобы заглянуть в ее мысли: с чем она согласилась – с высказанным или затаенным?

– Береги себя, – выдавил он и пошел к машине, не оборачиваясь.

– И ты, князь, – донеслось вслед.

И в его душе разлилось такое спокойствие, которое опять-таки не знает назвать ни человек, ни даже упырь.

Чему быть, того не миновать.

Глава 33. Марлен. В тылу врага

Голова оленя, торчащая из стены, нависала над ним, словно раздумывая: не боднуть ли голого мужчину ветвистыми рогами или сохранить привычную гордость? С обеих сторон от головы красовались золоченые руны – «Учение и мудрость».

Марлен от души порадовался, что в эльфийском мире сейчас была ночь, и университетская библиотека пустовала. Волшебные лампады создавали минимум освещения, полумрак делал обстановку тревожной и даже роковой.

За спиной полукровки стали появляться упыри. Они беззвучно вскакивали на ноги, готовые убивать любых свидетелей появления десанта. Здравомыслие диктовало: никого не надо жалеть, это война. Вот почему Марлен от души порадовался ночи.

Кругом было тихо, только за окнами шуршали листвой деревья, да кричала местная птица.

– Никого, – прошептал Владимир, давая понять, что ничьих мыслей не поймано, значит, они одни в радиусе пятнадцати-тридцати метров. – Куда дальше?

Семь голых мужиков, стоящих посреди библиотеки, ждали, куда их поведет еще один Адам…

Он зашагал между длинных рядов полок, вывел их к одному из выходов. Аккуратно потянул ручку двери. Заперто.

– По-прежнему никого, – промолвил князь и кивнул одному из бойцов.

Тот резко ввалил рукой в районе замка.

Треск, казалось, должен был перебудить каждого эльфа в радиусе ста километров. Но, вроде бы, тихо.

Кивок Владимира.

Выйдя в коридор, Марлен свернул направо и побежал на чуть согнутых, перекатывая ступни с пятки на носок. Этот метод дает бесшумное движение. Упыри не отставали, как бы прихотливо ни петлял Востроухов по бесконечным переходам и аркадам университета.

С холодным интересом Марлен следил, как всплывали воспоминания, все сплошь безрадостные: здесь я прятался от «милых» одногруппничков, здесь дрался сразу с тремя (даже плечо заныло – память о переломе), там пришлось просидеть ночь, привязанным к перилам… Нет, это было словно с другим человеком, который отстал от поезда жизни десятки лет назад, и сегодняшний Востроухов не хотел мести (а было время – мечтал, вожделел!), сейчас он даже сочувствовал себе, как чужому. Но что-то же позволяет ему спокойно сдавать этот мир Владимиру?

– Лучше бы ты стишки читал, – тихо проговорил князь на бегу, и Марлен оборвал внутренний монолог, сконцентрировавшись на маршруте.

Никто не попался на пути, они нырнули в огромную прачечную, обстирывавшую весь университет. Оделись. Вполне сносно обулись в мастерской, примыкавшей к прачечной.

Теперь оружие. Тир. Это триста метров до другого здания.

И перед броском по улице Владимир впервые насторожился. Марлен был готов поклясться, что уловил беспокойство князя на ментальном уровне.

– Нас ждут. Не то, чтобы сильно, но несколько часовых.

И они заработали по скорректированному сценарию.

При планировании упыри, конечно, ставили на фактор неожиданности, но понимали, что Амандил предусмотрит все вероятности. Вариант с университетом был одним из самых возможных – близко до здания с транспортной наркотой.

Брать заложников было бессмысленно – Востроухов знал, что эльфы предпочтут уничтожить университет с молодняком. Славная история, которую он изучил в детстве, изобиловала такими страницами.

Значит, на кухню! Здесь они вооружились ножами-тесаками.

Потом выбрались из старинного здания со стороны, противоположной той, которая была ближе к тиру.

По широкой дуге вышли к нему как бы с тыла. Деревья и подсобные строения помогли диверсантам скрываться от часовых. Двигались медленно, Владимир «слушал эфир».

Начинало светать, но свет терялся где-то в кронах древних деревьев, и отряду это обстоятельство было на руку. Упыри и полукровка подобрались к тиру, оценили диспозицию.

Эльфы имели вид вареный и беспечный. Марлен предупреждал еще при планировании, что расслабленность остроухих – штука обманчивая, но здесь даже ему было понятно, что ребята попросту засыпают под конец ночи.

Все пятеро часовых были нейтрализованы быстро и беззвучно.

– Много не пить, – приказал Владимир, хотя бойцы и так не усердствовали.

– Это местные, – промолвил Марлен, осматривая одежду эльфов. – Из персонала. Видимо, у Амандила не хватает ресурсов.

– Либо он нас заманивает, – пробурчал князь.

Взломав двери тира, внесли часовых внутрь.

Арсенал был отнюдь не игрушечный.

– Надо бы стрельнуть пару раз, – сказал один из бойцов Владимиру, вставляя рожок в копию автомата Калашникова.

Князь посмотрел на Марлена. Тот пожал плечами.

– Громковато будет.

– Один выстрел, Мстислав, – разрешил Владимир.

Боец с вычурным, на вкус Востроухова, именем плавно поднял машинку и влепил пулю в мишень, висевшую примерно в тридцати метрах. Марлену заложило уши. Запах, вид оружия и выстрел привычно всколыхнули воспоминания о том, как он сам хаживал с партизанами по лесам Белоруссии, но полукровка привычно задвинул этот невеселый пласт памяти поглубже – это был нескончаемый некролог и лица людей, которых он тогда считал случайными попутчиками, но с годами понял… Впрочем, в сторону!

– Вперед, – скомандовал князь, и отряд, покинув тир, двинулся на восток.

В беге упырей навстречу восходу было нечто особое – каждый из них бросал вызов светилу, зная, что выпитая накануне кровь защитит от Ярила, да и наверняка в этом мире свой бог.

– Тебе бы книжки писать, – вымолвил Владимир, комментируя мысли полукровки.

Востроухов ухмыльнулся.

Висящий на шее автомат и несколько рожков, рассованных по карманам, постепенно начинали сказываться на легкости бега. Марлен был вынужден признать: форму он растерял и существенно замедляет работу отряда. Вот они, могучие кровососы – две пары тащат по ящику боеприпасов, Владимир и двое остальных следят за окрестностями.

– Привал! – отдал приказ князь, присмотрев удачную ложбину.

Расселись. Бойцы, тащившие ящики, тут же принялись набивать магазины, лежавшие в одном из них, патронами из другого.

Глянув на часы, Марлен скорбно покачал головой: они бежали всего полчаса, а он чувствовал себя, будто после классического марафона.

– Терпи, казак, атаманом будешь, – сказал Владимир. – Если твои оценки верны, нам осталось два по столько же.

Спустя полтора часа диверсанты уже любовались целью своей вылазки.

Здание охранялось куда тщательнее, чем университетский тир. На крыше, вдоль стен, даже в некоторых окнах виднелись вооруженные эльфы. Лобовая атака казалась Марлену безумием, но упыри ничуть не колебались.

С досадой и даже какой-то ревностью полукровка отметил, что тяжело дышит только он, однако командир дал всем отдохнуть, прежде чем закрутилось дальше.

Владимир положил руку на плечо Востроухова.

– Значит, как договорились. Начнется стрельба – можешь слегка поупражняться, но сиди здесь, пока не закончим. Давай.

– Удачи.

Князь похлопал его и обратился к своим:

– Пятнадцать минут. Начали!

Упыри слаженно отползли назад, чтобы затем, двигаясь по лесу, окружить здание и атаковать. Универсальные солдаты, чёрт их дери.

Четверть часа Марлен боролся со сном, потому что тупо устал. Листва шелестела что-то древнее и насквозь эльфийское, ничего не происходило, теплая земля казалась постелью. Он даже проворонил начало эпохального наступления.

Чтобы вступить в рукопашный бой, а планировался именно он, упырям предстояло преодолеть порядка ста метров от леса до стен «института наркоты и путешествий», как его окрестил один из дружинников.

Стартовали почти одновременно. Марлен понял, что не будь в нем необходимости, они добежали бы от университета досюда не за два часа с привалами – минут за сорок без перекуров.

Он знал, что быстрые объекты, наблюдаемые с удаления, движутся с кажущейся вальяжностью, зато вблизи скорость завораживает – перемещение выглядит едва ли не мгновенным. Владимир летел заметно быстрее остальных упырей и сокрушил первого часового, когда эльфы только начали хвататься за оружие. Началась стрельба, упал один из дружинников, покатился кубарем по направлению бега, замер кулем. Остальные сшиблись с защитниками здания.

Марлен запоздало взялся за автомат. Ну, посмотрим, как с трехсот примерно метров можно напугать эльфов… работая по тем, кто стоял на крыше, Востроухов отметил, что навыки почти не потеряны – стрельба оказалась удачной. Двое упали, остальные заметались, залегли, но с его точки плоская крыша была словно блюдечко с голубой каемочкой.

Он ранил еще трех защитников, стал менять рожок, оценивая вполглаза успехи упырей. Те уже вошли внутрь. Очень энергичные ребята… Тот, которого подстрелили, был жив и методично лупил в окна одиночными, лежа на боку. На спине упыря расплылось огромное кровавое пятно. Ага, да это Мстислав! Жаль, похоже, рана не пустячная.

Единственно, нельзя посмотреть, что на противоположной стороне.

Продолжив обрабатывать крышу, Марлен зацепил еще одного эльфа, остальные успели скрыться в люке. Он прекратил стрельбу, слушая приглушенные выстрелы, раздающиеся в здании, и разглядывая длинноволосую голову, оторванную кем-то из нападавших. А может, кто-нибудь пустил в ход кухонный тесак. Далековато, не виден характер раны… Страшные у него соратники.

Вскоре стрельба стихла. Хлопнуло еще пару раз – очевидно, кого-то добивали. Выждав минуту и уговорив себя, что раненому скорая помощь не нужна, на то он и упырь, Марлен встал и направился с пригорка к «институту наркоты и путешествий». Шел осторожно, держа автомат наизготовку, мало ли, вылезет кто с острыми ушами.

Было неестественно тихо. «Как в кино перед бомбардировкой», – подумалось полукровке.

Когда до здания оставалось метров пятьдесят, оно вдруг взорвалось, будто склад взрывчатки!

Марлена смело с ног, оглушило, опалило, засыпало землей и камешками. Он лишь успел прикрыть лицо руками.

Сел, слушая звон в ушах. Сквозь этот звон пробивался далекий-далекий крик – истошный, смертельный вопль боли. Марлен вгляделся, и в клубах дыма и пыли проявился горящий силуэт. Мстислав, хромая и падая, метался, охваченный огнем.

– Что же это… Кто… Простите… ребятки… – шептал полукровка, нащупывая вокруг себя автомат.

Наконец, рука ощутила металл. Востроухов худо-бедно прицелился, метясь Мстиславу в голову, и спустил курок.

Человек-факел рухнул, словно фигурка в тире, и больше не шевельнулся.

Марлен выронил автомат и упал навзничь, то ли плача, то ли смесь, – он сам не мог понять, да и не пытался.

Какое-то время черные клубы дыма закрывали небосвод, а затем стало проглядывать голубое. Где-то высоко плыли чистые белые облака, и Востроухов зацепился за символику, стал прибиваться к какой-то точке сборки потрясенного организма и ума. Слегка кололо в груди, но и эта боль была недостаточной для кристаллизации Марленового «я».

Главным, что мешало прийти в себя, взять себя в руки, очнуться, начать, мать твою, делать хоть что-нибудь, была лень. Вселенская лень. Межреальная и мультиконтекстуальная. Окончательная.

Мысли текли вяло, как застывающий шоколад.

Кто был мне Владимир? Кто был я Владимиру? Наглый упырь укусил разомлевшего полуэльфа. Провел через боль и зуд. Завербовал на ровном месте… Воспользовался умело отголосками ненависти. Но я-то знаю, что моя ненависть кончилась годами ранее… Правда, поздновато узнал. И вот я вернусь один к этому их Бусу Белояру. И всё сойдется как работа полукровки, использованного вслепую. Амандил всё четко рассчитал. Значит, папаша знает меня лучше, чем я предполагал. И лучше, чем я его.

Марлен решил положить вялую руку на грудь, но что-то мешало. Он приподнял голову – ах, как тяжело ему далась это ординарное движение! – и увидел кусок арматуры, торчащий меж ребер, будто так и было…

«Voila une belle morte, – процитировал он Толстовского Наполеона. – От эльфийской гребаной арматуры… Отчего я не Безухов? Или там был Болконский?.. И… Это насквозь или как?»

Проверить не хватало ни сил, ни желания.

Всё, что ему оставалось – доставить тело на родину, прокусив пломбу. Но челюсти тоже не слушались, и он спокойно закрыл глаза, чтобы отдохнуть, хотя не совсем понимал, от каких это трудов.

И как он в таком виде предстанет перед Светой?

Его разум почему-то не брал смерть в серьезный расчет, что слегка удивляло и успокаивало. За поворотом предыдущей мысли о Светлане вдруг оказались чертоги самокритики: Марлену стало чрезвычайно ясно, что он – обрюзгший неопределенного возраста и мутных жизненных установок хрен, который протянул больше сотни лет, так ни черта не поняв, ничего не создав, и, увы, кроме одной великодушной девушки, никому он не нужен.

Полукровка услышал шаги, да только веки стали словно чугунные.

Кто-то наклонился над ним. Дотронулся до шеи, ища пульс.

Знакомый голос прозвучал тихо:

– Жив, поганец.

Оба слова не вызвали у Марлена никакого протеста. Всё по делу.

Правда, с первым ситуация, похоже, балансировала на грани офсайда.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю