Текст книги "Если копнуть поглубже"

Автор книги: Тимоти Финдли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

А если обзавестись собственным домом – поселиться вдали от прошлого, тогда ты действительно в безопасности. Нет больше ни цепких пальцев, ни настырных притязаний. Свобода. Свобода от мертвого груза минувшего.

4

Воскресенье, 5 июля 1998 г.

В этот день жара стояла совершенно убийственная.

Джейн решила расположиться на кухне – там работал потолочный вентилятор и была открыта задняя дверь. Платье на Джейн было светло-голубое – одно из четырех, заказанных по Канадскому каталогу Л. Л. Бина. Медовые волосы она собрала в короткий хвостик и перевязала голубыми лентами, как в детстве. Две ленты – сверху и снизу.

Зеленоглазая, с правильными чертами лица, Джейн не была ни красивой, ни уродливой. Она была соблазнительной – возбуждала интерес. Что это за женщина, окутанная молчаливой тайной? – спрашивали себя люди. Тем, кто ее плохо знал, казалось, будто Джейн просто тихо существует в тени мужа-актера, сына Уилла и театральной профессии. Большую часть времени она проводила в мастерской или в бутафорском отделе театра – затаившись в тишине, словно самой судьбой ей было предназначено вечно оставаться незаметной.

Но все это не имело отношения к действительному положению вещей. В жизни Джейн хватало не только обыденного, но и невероятного. И тем не менее на улице, на работе, даже с друзьями, по выражению ее лица ни о чем подобном невозможно было догадаться.

А сегодня с утра объявился Трой. Из ниоткуда.

Возник совершенно внезапно. Она даже не могла вспомнить его фамилию. Просто Трой – из школы в Плантейшне – из времени всеобщих влюбленностей. Ни тебе звонка, никакого предупреждения. Ничего. Свалился как снег на голову.

Она была в другом голубом платье – потемнее этого. Сидела за кухонным столом, раскрыв перед собой альбом, расстегнув все пуговицы, подвязав груди снизу красной лентой в горошек, и наслаждалась прохладой от вентилятора.

Гриффин играл утренник. Мерси согласилась пожертвовать своим выходным и гуляла с Уиллом и Редьярдом в парке. А Джейн решила посидеть одна и поломать голову над загадкой святого Георгия.

В это время раздался звонок в дверь.

Кто бы это мог быть?

Джейн застегнула платье, прошла через столовую и гостиную к передней застекленной двери. За дверью стоял мужчина в белой рубашке поло и белых теннисных шортах. Смутно знакомый. Короткие волосы, плотный, спортивный.

Джейн открыла дверь:

– Вам кого?

Гость повернулся к ней лицом.

– Трой!

– Привет! – не улыбнулся, нахмурился.

– Мы с тобой лет десять не виделись.

– Пятнадцать.

– Давай заходи. Рада тебя видеть! – Сейчас, вспоминая эти слова, Джейн поморщилась – шею и плечи свело, словно судорогой. – Не могу поверить, что ты в Канаде, провинция Онтарио, город Стратфорд. Что ты здесь делаешь? – Она пропустила его в прохладу дома. Не в театр же он приехал смотреть пьесы? Это мог сделать кто угодно, только не Трой.

– Приехал повидаться с тобой.

В его признании было нечто будоражащее. Но, отметила про себя Джейн, у нее это чувство больше относилось к прошлому, чем к настоящему. А почему бы ему не захотеть повидаться? Мы были знакомы все детство – и потом, до самого моего отъезда.

Она пригласила его войти и предложила выпить. Говорили немного, тем не менее Трой явно не собирался уходить. Наоборот, от него исходило ощущение некого ожидания. Но чего? И для чего?

Джейн покормила его обедом – подала тарелку супа и сэндвич. Сама она уже поела вместе с Уиллом и Мерси. Теперь они, скорее всего, в беседке, что в парке у реки. Эти ежедневные спокойные минуты были для Джейн истинным даром свободы, который она очень ценила. Уилл и Мерси, наверное, наблюдают, как Редьярд гоняется за белками, и она наконец может уединиться с бокалом вина. Блаженство. Просто зверское блаженство. И вот оно нарушено.

Господи! Пятнадцать лет. Школа начала 80-х.

В ту пору Трой разбил ее сердце. Хотя теперь она понимала, что разбивать особенно было нечего. Ничего потрясающего в судьбе Джейн до тех времен не случалось, и она в каком-то смысле отвернулась от жизни. Застенчивая, думающая – ищущая, – она рано испытала боль. Это не касалось секса. Дело было в ее невероятно претенциозной, тщеславной матери, столь же невероятно застенчивом, почти незаметном отце, в ее жалких братьях и сестре, которые, как и она, страдали от того, что мать деспотично распоряжалась судьбами своих детей вопреки их желанию. Слишком много денег и недостаточно воли. Чрезмерно много прошлого и никакого настоящего. Деньги, традиции и безнадежные начинания удушают, сделала вывод Джейн, когда наконец сбежала с Юга. Каждые две недели она повторяла это в различных вариациях доктору Фабиану, который, стараясь обеспечить ей нормальную жизнь в будущем, принуждал ее признаваться во всех слабостях и даже поражениях.

А потом появился Трой. В первый раз она увидела его на теннисном корте в местном клубе. Уже в двенадцать лет он проявлял способности и талант к игре. Казалось, теннис у него в крови. Судьба была благосклонна к Трою: он родился в удачное время, к тому же крепким и сильным, и поэтому считал, что ему особенно стараться ни к чему. Приходишь, играешь и выигрываешь, говорил он с неизменной улыбочкой. Но после шестнадцати такое отношение стало губительным. Трой начал пропускать тренировки. Потерял форму и сломался. Это заняло всего два года. Все ждали, что он выиграет Кубок Дэвиса, Уимблдон и другие турниры «Большого шлема». Но ничего подобного не случилось. Он потерялся в глазах людей и потерялся на корте. Кто-то однажды заметил: «Недостаточно просто иметь талант – нужен еще талант, чтобы обладать талантом».

Джейн вздохнула. Он был так красив на кор те. Просто дух захватывало. Ей было тогда пятнадцать-шестнадцать, ему – семнадцать-восемнадцать. А в девятнадцать он исчез.

Она потянулась за бутылкой, налила себе еще вина, зажгла очередную сигарету и сосчитала окурки в пепельнице. Шесть. Это за какое время?

С момента, как Уилл ушел на прогулку с Мерси. Господи!

Впрочем, почему бы и нет?

Сегодня суп удался. Самый любимый. Желе из мясного бульона, лимонный сок, свежий базилик. Сэндвичи с помидорами и луком-латуком на дрожжевом хлебе. И взбитое мороженое, которое обожала Мерси.

И все это она предложила Трою. Но тот словно не заметил. Ел, будто на автопилоте.

А потом они сидели в гостиной, где их более или менее охлаждал вентилятор. Джейн отметила, как плотно облегали тело Троя рубашка и шор ты – словно человек начал заниматься бодибилдингом, но продолжал ходить в старой одежде. На ногах у Троя были мокасины вроде тех, какие носил Гриффин. Странно молчаливый, – ведь наверняка нашлось бы что порассказать о тех годах, пока они не виделись, – Трой ел и наблюдал за Джейн, будто собирался заговорить, но не мог подобрать слов. А потом внезапно стало ясно, что дело не в словах.

Джейн отметила краем глаза – какое-то неопределенное движение. Трой обошел ее стул. Ищет пепельницу или не знает, как пройти в ванную, подумала она.

Но он хотел не пепельницу. Он хотел ее.

Он снова возник перед ней, скинул шорты и отшвырнул их в сторону.

Наклонился, грубо схватил ее за волосы, другой рукой рванул с себя трусы, и в этот момент в лицо и на платье Джейн брызнула сперма.

И все это молча.

А затем Трой упал на колени, отполз в угол и разревелся, как брошенный ребенок. Теннисный герой ее прошлого.

Минут пять Джейн не могла двинуться с места; потом услышала, что с прогулки вернулись Уилл и Мерси. К счастью, они вошли через заднюю дверь. Джейн заставила себя подняться и постаралась задержать их на кухне, предложив пломбир; сама же тем временем, притворившись, что вспотела, приложила к платью влажное кухонное полотенце.

Несколько мгновений она едва дышала. И вот наконец услышала, как открылась и закрылась передняя дверь. Потом на улице взревел мотор, и от дома отъехала машина.

– Кто это был? – Мерси вопросительно посмотрела на Джейн.

– Никто. Так. Просто старинный школьный приятель, – ответила она.

Джейн помнила, как ее после этого трясло – она даже не смогла налить себе вина.

Мерси пришла ей на помощь.

– Школьный друг привез вам плохие вести, дорогая? – спросила она.

Джейн скривила губы в странной слабой улыбке.

– Вроде того. Старое пламя погасло. – Она дотронулась до платья, надеясь, что на нем ничего не заметно. И добавила шепотом: – И вообще, все было односторонним. А теперь я даже не могу припомнить его фамилии.

– Очень жаль.

– Не надо жалеть. Все прошло.

– Разумеется.

Уилл успел пристроить четыре новых элемента в свой пазл, но тут Мерси увела его подремать – воскресная традиция семьи Терри, установленная еще во времена бесконечных обедов, на которые собирались толпы дядюшек, кузенов и тетушек. Вернувшись, Мерси обнаружила, что Джейн открывает новую бутылку вина. Редьярд растянулся на прохладных плитках пола под столом.

Мерси молча села, выудила из пачки сигарету и прикурила, чиркнув деревянной спичкой. Кухонные спички Джейн. Очень практичные – если захочешь спалить дом. Ни она, ни Джейн, ни Гриффин не курили в доме при Уилле. Таково было правило.

– Я пойду наверх, – неожиданно объявила Джейн и, забрав бутылку, направилась в холл. Но перед тем наполнила стакан Мерси. – Тоже хочу поспать.

– Разумеется, дорогая. Давайте. А я с удовольствием посижу.

Когда из театра вернулся Гриффин, Мерси сказала, что у Джейн разболелась голова и она легла в постель. Мерси раздумывала, не сообщить ли ему о лишней бутылке вина и госте из прошлого, но решила воздержаться. Что бы там ни случилось, не ее дело. Захочет Джейн рассказать – расскажет сама.

Джейн больше не возвращалась к этой теме в разговорах с Мерси, а Гриффину вообще ничего говорить не стала.

На следующее утро, слушая семичасовые новости, она узнала о смерти Троя, который погиб в автокатастрофе на шоссе 401. Была названа его фамилия – Престон.

Джейн выключила радио, чтобы не слышать подробностей. Она не хотела знать.

Он мертв.

И она больше ни разу о нем не упомянула.

Даже доктору Фабиану.

Но прошлое не уходило.

Неделями она размышляла по ночам о судьбе Троя в свете своей судьбы. Она бежала из Плантейшна искать новую жизнь без прежних родственных связей. А Трой – очевидно, в погоне за своими желаниями. Можно назвать как угодно: желания, страсть, просто отношения. И не только не преуспел – попытка привела к гибели.

Гибель. Что может быть бесполезнее? Но она, Джейн, осталась жива, и эта мысль терзала ей душу. Погиб только Трой. Двое бежали от несчастного прошлого – и столкнулись с будущим. Но для одного это столкновение оказалось роковым, а другая выжила.

Выжила?

Да.

5

Понедельник, 6 июля 1998 г.

«Даун-стрит» был любимым рестораном артистов. И в сам ресторан и в бар во время театрального сезона нельзя было зайти, не наткнувшись на нескольких членов фестивальной команды. Сьюзен, хозяйка, бдительно следила за туристами – те ждали от актеров слишком многого: считали возможным подсаживаться к знаменитостям и надоедать бесконечными разговорами. В нужный момент Сьюзен вмешивалась и сообщала: Ваш столик готов; пожалуйте вон туда. Меню отличалось эклектичностью – частично итальянское, частично азиатское, частично североамериканское, были даже греческие блюда. Шеф-повар справлялся со всем и умело оценивал аппетиты гостей – кому сколько положить на тарелку. Вина были превосходными, вдобавок в розлив предлагались многочисленные лучшие сорта импортного и местного пива.

«Даун-стрит» мог похвастаться настоящим ирландским баром с темным полированным деревом и старинными зеркалами. На удобных стульях легко располагалась дюжина, а то и больше посетителей. При желании там можно было и поесть. Столики тянулись по всей длине довольно узкого помещения, а в дальнем конце стояли на возвышении, откуда окна выходили на реку Эйвон. Стены украшали театральные афиши.

Празднование дня рождения Гриффина происходило в передней части – напротив бара; причем Джейн договорилась, что они могли использовать все пространство.

К семи начали собираться гости и среди них Найджел Декстер со своей женой Сьюзен Уортингтон, тоже принадлежащей к театральной труппе.

Грифф нарядился в довольно необычного покроя голубой пиджак из индийского льна и объявил, что это его специальный костюм для дня рождения.

– Полюбовавшись на тебя в именинном наряде, признаюсь, что предпочитаю тебя в натуральном виде, – проворковала Сьюзи, пышная блондинка, наделенная природным пленительным обаянием.

– И когда это ты удостоилась? – поинтересовалась Джейн. – Или есть что-нибудь такое, чего я не знаю?

– Тут нет никакой тайны. Это было в театральном училище, где иногда поневоле приходится обнажаться. И чтобы тебя успокоить, сообщаю, что тогда же я увидела Найджела и он меня совершенно сразил, так что Грифф тут же вылетел у меня из головы и его образ увял, не успев расцвести.

– Поздравляю. – Найджел дружески пихнул в бок Гриффина. – Тридцать лет – и уже увял.

– Лучше поздравь ее, – Грифф поднял бокал, приветствуя Сьюзи, – и наряд, в котором она выходит в «Много шума». Там я мог бы появиться в своем именинном костюме – никто бы даже не заметил: ведь все таращатся только на Сьюзи и ждут, когда вырвутся на свободу ее буфера.

Первая его шутке рассмеялась сама Сьюзи. В костюмерном цехе она была известна тем, что ее трудно упрятать в платье. По выражению одного дизайнера, она выползает из декольте, как поднимающееся тесто.

Зои Уолкер приехала в пятнадцать минут восьмого вместе с Джонатаном Кроуфордом. Рядом с Джонатаном она казалась особенно маленькой: пять футов два дюйма против его шести футов трех дюймов.

Джейн не забыла встречу с Зои после премьеры «Много шума», когда инженю так небрежно и царственно ее проигнорировала. Что она учудит на этот раз?

Зои, безусловно, ждало большое будущее, если только она, в отличие от многих молодых актеров, не запутается в мире соблазнов кино и телевидения. Грифф и Найджел шарахались от них, словно от чумы, – они хотели быть актерами, а не звездами. Звездность, возможно, придет – потом. Самое главное и существенное – стать актерами.

Зои Уолкер была, без сомнения, честолюбива. Это проявлялось во всем – в том, как она одевалась, и в ее поведении – вроде бы скромная, она постоянно оказывалась на виду. И явно обладала свойством манящего пламени, на которое летели мотыльки.

Джонатану Кроуфорду недавно перевалило за сорок. Канадец по рождению, свою репутацию – а она была весьма солидной – он приобрел в Нью-Йорке. Тогда, хотя ему и было уже под тридцать, его считали чудо-юношей. И не зря: угловатым лицом, притягательно-угрюмым взглядом и шапкой темных волос, красиво ниспадавших на лоб, он и впрямь походил на подростка-пловца или юного теннисиста. Он выглядел так, словно явился прямо из олимпийского бассейна или с корта Уимблдона, где только что одержал блестящую победу. И до сих пор Джонатан поддерживал этот образ тем, что носил темную, свободную одежду – прекрасного покроя, но создающую впечатление, будто владелец недавно похудел и от этого только выиграл.

Он сел справа от Гриффина, пожал ему руку и сказал:

– Теперь, когда тебе стукнуло тридцать, могу лишь напутствовать тебя – вперед! И уверен, что ты на это способен.

– Спасибо, Джонатан.

– Предвкушаю, как в следующий сезон буду твоим режиссером в «Напрасных усилиях любви»[12]12
  Пьеса Уильяма Шекспира.


[Закрыть].

Гриффин посмотрел на Джейн.

– Почему бы и нет? – отозвалась та. – Ты, безусловно, достоин этого, дорогой.

Она подняла бокал и выпила. Для всех было заказано шампанское – двенадцать бутылок.

– Вы ведь Джейн Кинкейд, – сказала Зои Уолкер. – Боюсь, вы меня не помните. Мы встречались на премьере «Много шума из ничего».

Умная девочка, подумала Джейн.

– Конечно же, помню, – ответила она.

– Вы не разрешите мне на секундочку украсть вашего мужа?

Джейн пожала плечами.

– Смотря для чего, – сказала она с улыбкой.

– Я хочу отдать ему подарок.

– О, тогда – пожалуйста.

Она посторонилась, и Зои скользнула на ее место.

На ней было классическое черное платье с узенькими бретельками – и никаких украшений, кроме сверкавших на фоне черных волос сережек с фальшивыми бриллиантами.

Абсолютно очаровательна — расхожее определение, столь любимое критиками.

Очаровательна – да. Но опасна, решила Джейн.

– Время даров, – заявила Зои.

Она подала Гриффину перевязанный широкой серебряной лентой маленький пакет в звездно-синей упаковке.

– С днем рождения. Открой.

– Спасибо. – Грифф поцеловал ей руку, потянул серебряную ленту и разорвал обертку.

Джейн наблюдала, стараясь не проявлять слишком явно свой интерес.

– Мячи для гольфа! – воскликнул Грифф.

Черт бы ее побрал, подумала Джейн, отвернувшись. Бедный Уилл.

– Прочитай карточку, – сказала Зои.

Грифф развернул открытку и прочел вслух:

– «… очередная пустяковина, которая тебе совершенно не нужна. С любовью от Зои».

Джейн заставила себя рассмеяться вместе с остальными.

– Что ж, – улыбнулся Грифф. – А теперь время шуток. У меня есть кое-что в запасе.

– Отлично, – отозвался Найджел. – Надеюсь, это не та самая шутка, которую я слышал раз восемьдесят, – он покосился на Сьюзи. – При общей гримерной, как тебе известно, очень трудно не исчерпать свой репертуар.

Грифф пропустил это мимо ушей.

– Как ты думаешь, сколько потребуется актеров-гетеросексуалов, чтобы поменять лампочку?

– Понятия не имею, – хихикнула Зои.

– Потребуются они оба.

Зал огласился смехом и гиканьем. А когда установилась тишина, бокал поднял Джонатан.

– Хорошо, – сказал он, кивнув на Гриффина и Найджела. – И, на наше счастье, вы оба тут…

В это время появились Оливер Рамси и Роберт Мейлинг, разумеется, с подарками. В прошлом актер, в свои сорок пять Роберт был художественным руководителем фестиваля. Когда-то он пользовался большим успехом на сцене, но к тридцати шести начал проявлять интерес к режиссуре. И в сорок был назначен на нынешний пост, на котором добился еще больших успехов. В этом сезоне он поставил «Виндзорских кумушек» и завершал репетиции «Ричарда III».

– Господи, чтоб тебя, боже мой! – проворчал он, усаживаясь, – никогда, никогда, никогда не ставьте «Ричарда Третьего». В жизни и без того довольно кошмаров!

– Но мы слышали столько восторгов, – возразил Найджел. – Говорят, на сцене все просто буйствуют.

– Буйствуют, вот именно. Как буйнопомешанные.

Словно подчеркивая значимость этого заявления, на столе появилась водка, причем без всякого напоминания со стороны художественного руководителя – его вкусы и потребности были прекрасно известны.

– Ну, ну, ну, – покачал головой Оливер. – Ты прекрасно знаешь, что все великолепно.

– Великолепно, – согласилась Джейн.

– Слава богу, сегодня понедельник. Но мне все-таки пришлось целый день промучиться с дизайнером по свету. Чертово расписание – в другое время сцену не получить. – Он выпил большую часть своей водки. – И еще эти проклятущие профсоюзы… – режиссер повернулся к Гриффину. – Итак, теперь ты – старик.

– Иду к тому.

– Вот чо я тебе припер. – Роберт перешел на нарочитое просторечие. – Надеюсь, парень, тебе понравится, – и подал большой коричневый конверт, на котором было написано: «Гриффу – с любовью, восхищением и завистью. С днем рождения. Роберт».

Грифф рассмеялся.

В конверте оказалась его фотография – в голом виде, но спиной к объективу. Стоя, он умывался после снятия грима.

– Ого-го! – воскликнула Сьюзен, подливая Роберту водки.

– Знакомая картина, – прокомментировала Джейн. – Грифф как он есть.

– Откуда она у вас? – спросил Гриффин, передавая фотографию Найджелу и Сьюзи.

– Государственная тайна, – хмыкнул режиссер. – У меня камеры в каждой гримерной. Только так и удается блюсти мораль труппы – пресекать всякие шуры-муры.

– Понятно. А если серьезно?

– Это тоже тебе, – перебил именинника Оливер. – Я зашел только отдать подарок и выпить бокал шампанского.

Он вручил Гриффу пакет размером с книгу, в праздничной обертке. В такой бумаге с шариками и клоунами приносят подарки детям на праздники.

Внутри оказались две видеокассеты в коробке: великая французская классика – «Дети райка» с Арлетти, Жаном-Луи Барро и Пьером Брассером.

– Господи, Олли! Какой подарок! – Гриффин поднялся и в душевном порыве расцеловал Оливера в обе щеки. – Спасибо! Большое спасибо!

Оливер зарделся от удовольствия.

Джейн подала ему бокал шампанского.

– И от меня спасибо. Я столько слышала об этом фильме, а видеть не приходилось.

– Умрешь, – отозвалась Сьюзен. – Это просто потрясающе. Молодец, Олли.

Оливер поднял бокал:

– С днем рождения. Я буду в баре.

– Если бы тебя там не оказалось, это был бы не «Даун-стрит», – ответил Грифф и сел.

– Какой он милый, – проворковала Сьюзи.

– Да, мне повезло, – отозвалась Джейн.

– Как твои окна? – спросил Роберт. – Хотел заскочить, посмотреть, но так и застрял на целый день с электриками.

– Я довольна, – ответила она. – Вот только проблема с лицом Георгия. Никак не могу представить. А классические образцы, которые я видела, когда изучала витражи, совершенно не нравятся: или слишком сладкие, или слишком суровые…

– Всем привет! Извините, что опоздали.

В дверь ввалилась Клэр Хайленд. За ней следовал Хью.

– А я уж начала думать, не забыли ли вы, – сказала Джейн. – Хорошо, что вам удалось прийти.

Новым гостям освободили место, и Клэр устроилась рядом с Джейн.

– Счастливого, счастливого, счастливого дня рождения!

– Да, – поддакнул Хью. – С днем рождения.

– Спасибо, – ответил Грифф.

Джейн повернулась и крикнула:

– Сьюзен, еще шампанского!

Сьюзен кивнула из-за стойки бара.

– Боже, какое великолепное шампанское! И как все празднично! – воскликнула Клэр.

Она была по происхождению шотландка, и Хью часто повторял, что жена вышла за него только ради фамилии Хайленд – ведь так называется город на родине ее предков. А она обычно возражала – не из-за фамилии, а из-за денег, но все знали, что это не так, поскольку к моменту женитьбы оба были довольно бедны – Хью преподавал в университете, а Клэр была его студенткой. Сознательно бездетный брак оказался идеальным. Супругов, помимо прочего, объединяла любовь к языкам и европейским культурам, особенно к искусству XVIII и XIX веков.

Клэр была в платье своего любимого «грибного» оттенка: она вообще предпочитала мягкие коричневатые и сероватые тона – за одним исключением. Не признаю бежевого, говорила она. И эти цвета, как бы они ни назывались, всегда удачно сочетались с ее маленькой фигуркой, слегка веснушчатым личиком и огненно-рыжими волосами (Джейн как-то в шутку обвинила Клэр, что та каждый день рисует себе веснушки – так они напоминали умело расположенные соблазнительные мушки). Сколько Джейн ее знала, Клэр всегда была с элегантной короткой стрижкой и каким-то образом умудрилась сделать ее символом своего «хайлендского» происхождения. Она часто повторяла бабушкину присказку: «Помни – ты дитя хайлендских лордов». Уже поэтому она по праву носила свою теперешнюю фамилию. А происходила Клэр из рода Макдугалов.

Хью был высокий, худощавый и очень энергичный. Его руки редко оставались в покое, и, разговаривая, он имел обыкновение покачиваться с пятки на носок, словно подчеркивая значимость своих слов. До отставки, читая лекции по современной литературе, он буквально завораживал студентов этим танцем под музыку речи.

Джейн познакомила Клэр и Хью с Зои Уолкер.

– О да! – встрепенулась Клэр. – Мы вас видели в «Много шума из ничего». Вы были очаровательны.

Джейн улыбнулась: она помнила, что в лексиконе Клэр слово «очаровательно» означало «интересно».

– И кого же ты убил сегодня, Джонатан? – с ехидцей спросил Роберт, наполняя рюмку Кроуфорда.

Зои хмыкнула. Ей уже приходилось пару раз присутствовать при том, как Роберт и Джонатан скрещивали шпаги, и ее это восхищало.

Джонатан хотел конкретного актера на роль Бенедикта, но Роберт – достаточно категорично – отказал. Он не годится, абсолютно не годится.

Актер, о котором шла речь, с точки зрения Роберта, был невыносимо манерным и англичанином до мозга костей. Последнее в особенности являлось тем качеством, с коим Роберт считал своей миссией бороться. Прошли дни, когда на все главные роли мы импортировали англичан. Я с этим покончил. У нас, черт побери, канадская труппа, и мне нужны в ней канадцы. Конечно, если бы можно было предложить парочку ролей Полу Скофилду, я бы ни секунды не раздумывал. Но Пола не так-то просто заполучить. Он артист. И этим все сказано.

Конец спору. Джонатан на какое-то время сник. Роль получил Джоэл Харрисон – актер, которого Джонатан терпеть не мог. Позже Джонатан сумел отомстить, совершенно отравив жизнь Харрисону, хотя тот, по мнению большинства, оказался великолепным Бенедиктом и постоянно вызывал смех и аплодисменты зрителей. В роли Форда в «Кумушках» он тоже выступал с большим успехом. Чего и добивался Роберт.

Джонатан осушил и снова наполнил бокал и только потом ответил на вопрос, который, конечно, касался его манеры обращения с актерами.

– Я не привык обсуждать свои преступления за столом, – сказал он. – Но завтра вы, возможно, увидите Харрисона, висящим на дереве.

Все расхохотались.

– Во всяком случае, – продолжал Джонатан, – утром я уезжаю в Филадельфию, так что присутствующие могут чувствовать себя в безопасности. Никаких новых жертв – пока, – он улыбнулся и выпил.

– Коль скоро речь зашла о жертвах, – Клэр поставила свой бокал на стол. – Я сегодня смотрела заседание по делу Клинтона. Кто-нибудь еще видел?

– Я, – отозвался Джонатан. – Захватывает. Эта Трипп[13]13
  Трипп Линда – подруга Моники Левински, записавшая ее рассказы об интимных отношениях с бывшим президентом США Биллом Клинтоном на пленку и предавшая их огласке.


[Закрыть]… Как ее имя?

– Линда.

– Да… давала свидетельские показания, вываливала абсолютно все, представляю, сколько ей заплатили. Интересно, кто бы ее мог сыграть…

– Неужели уже собрался ставить фильм?

– Кто-нибудь когда-нибудь соберется. И я хочу быть готовым к режиссуре. Жаль, что Джейн Фонда стареет.

– Джейн Фонда в роли Линды Трипп? – изумилась Клэр.

– Нет, нет и нет! В роли Хиллари.

– Мне казалось, идет подбор актрисы на роль Линды.

– Идет подбор на все роли.

– Глен Клоуз – она превосходно играет негодяек, – предложила Джейн.

– Справедливо, – согласился Джонатан. – Но проблема в том, что у нее есть подбородок. А у негодяйки Трипп его нет.

– Нельзя издеваться над внешностью людей, – упрекнула его Клэр. – Она не виновата, что родилась без подбородка.

– Вы что же, на ее стороне, миссис Хайленд?

– Ни в коем случае. Она мне отвратительна. Но не в ее воле изменить свою внешность. Господи, на лекциях я рассказываю о жизни многих исторических личностей, которые были страшны как смертный грех. И пишу о них статьи. Однако ни один автор, из тех кого я читала, не ставит знак равенства между отталкивающей внешностью человека и его ролью в истории. Очень часто все бывает наоборот. Вспомните Сэма Джонсона, вспомните Вольтера.

– Все это так. Однако писатели странные люди… Обычно они приберегают сарказм для личной жизни… Лиллиан Хелман, Трумэн Капоте, Мэри Маккарти, Эрнест Хемингуэй – хорошие примеры. А в пьесах и романах они расточают сострадание, сочувствие и зовут к примирению. В вашем же случае, мадам, все как будто наоборот.

– Мэри Маккарти в жизни не написала ни одного доброго слова. И Лиллиан Хелман тоже. А о Хемингуэе и говорить нечего. Ваша теория не проходит, мистер Кроуфорд.

– А вы? Вы в жизни написали хоть одно доброе слово?

– Не помню, но не исключено. А вы сказали хоть одно доброе слово?

Хью негромко кашлянул и предупреждающе поднял руку:

– Клэр, не забывай, мы на празднике.

– Хорошо, дорогой.

– Может быть, не стоило говорить о Линде Трипп? – предположила Сьюзи. – От нее одни неприятности.

Возникла недолгая пауза, во время которой наливали шампанское, закуривали сигареты и поедали оливки. Потом Клэр снова нарушила молчание:

– Сегодня утром по радио сообщили об ужасной аварии. Человек заживо сгорел в своей машине. Чудовищно!

– Что-что? – переспросил кто-то.

Джейн отвернулась. Заживо сгорел?

– Миссис Хайленд, если это так чудовищно, зачем вы нам об этом рассказываете? – поинтересовался Джонатан, поднося оливку ко рту.

– Такова моя работа, мистер Кроуфорд, – распространять новые сведения. Особенно насчет прошлого. Это и есть история.

– Даже самые плохие?

– Даже самые плохие. Они заставляют нас сохранять жизнерадостность в настоящем. А какова ваша миссия? Распространять хорошие новости?

– Эй, кто-нибудь, поверните штурвал, – вмешался Найджел. – Опять нужна новая тема.

– Вы видели «Гамлета» в постановке Браны? – спросила Зои. – Он вышел на видео.

Джейн извинилась и спустилась в туалет. На двери женской комнаты красовался женский торс, а на соседней – мужской. Раньше ей всегда приходилось пересиливать себя, чтобы не потрогать изображения. Но сегодня такого желания не возникло. Она вошла в первую попавшуюся кабинку и заперлась в ней.

Господи, что же мне делать?

Ничего. Забыть, и все.

– Забыть! – пробормотала она вслух и затем прошептала: – Шутишь? Как я могу забыть? Он мертв. Сгорел заживо. Я этого не знала.

Представь, что ты об этом не слышала.

Я слышала, что он погиб, и только. Зачем эта чертова Клэр стала рассказывать подробности?

Клэр не виновата. Она ничего не знала.

Клэр не знала? Зато я знаю. Разве этого не довольно?

– Боже! Боже! Боже!

Джейн!

– Что?

Ты говоришь сама с собой. Вслух.

– Кому какое дело?

Могут войти и услышать.

– Пусть.

Скажи на милость, что случилось плохого?

– Как ты можешь спрашивать? Что плохого… Не будь идиоткой – все плохо!

Тишина.

Джейн закурила. Она сидела на крышке унитаза, положив ногу на ногу.

Возвращайся наверх!

– Не могу.

Можешь! Не валяй дурака.

– Не могу. Они все поймут.

Не поймут, если по тебе ничего не будет видно. Снова тишина.

И затем: Это день рождения Гриффа. Ты хозяйка. Поднимайся наверх. Все думают, что ты ушла по нужде. Возвращайся.

– Мне плохо.

Ничего подобного.

– Плохо. Меня тошнит.

Джейн встала, подняла сиденье вместе с крышкой, и ее вырвало в унитаз. Она спустила воду. Теперь лучше?

– Лучше.

Прекрасно. Тогда вымой руки, прополощи рот и возвращайся к гостям.

– Да, мама.

Джейн улыбнулась своим словам и открыла дверь кабинки.

По пути наверх она положила в рот мятную лепешку.

– Мы опасались, что тебя смыло водой, – пошутила Сьюзи. – Все в порядке?

– Отлично. – Джейн наполнила свой бокал. – Так о чем мы говорим?

– О прежних временах, – ответил Найджел. – О театральном училище. О юношеских надеждах. И юношеских поражениях.

– Приятная тема.

– Ты не знаешь и половины, крошка. Как Грифф играл гиену в «Ноевом ковчеге». А мы со Сьюзи – медведя и волка. Вот потеха!

– Я тоже играла гиену на первом курсе, – вставила Зои.

– Готов поспорить, это было смешно, – отозвался Гриффин.

– Пожалуйста! – почти завопил Роберт. – Умоляю, крутите штурвал дальше!

Джейн наблюдала, как Грифф потягивает шампанское. И начала улыбаться, в очередной раз восхитившись красотой мужа. Черные блестящие волосы подчеркивают белизну гладкой белой кожи, умные, живые глаза, ямочки в уголках губ и на подбородке, повадки настоящего мужчины. Актер.