Текст книги "Если копнуть поглубже"

Автор книги: Тимоти Финдли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Принесли напитки.

Но прошла целая вечность, прежде чем бутылка была откупорена. Официант упорно придерживался ритуала, который Клэр считала претенциозной ерундой. И когда он предложил Джейн извлеченную пробку, заметила:

– Бросьте вы эту чушь. Налейте, наконец, в бокал.

– Слушаюсь, мадам.

Клэр наблюдала за Джейн со все возрастающей тревогой.

И когда официант наконец оставил их одних, подалась вперед, взяла свою водку с мартини и сказала:

– Не говори ничего. Подожди. Сначала выпей. Нам некуда спешить. – Она грустно улыбнулась и дотронулась до руки подруги.

– Не могу поднять бокал, – ответила Джейн. Известие о смерти Лоретты оказалось последней каплей. Не оставалось ничего другого, как признать свое поражение.

– Можешь. – Клэр еще больше наклонилась вперед. – Можешь, черт возьми. Давай потихоньку. Все будет хорошо. Не торопись.

И выпрямилась.

Джейн впилась глазами в бокал.

Когда ее пальцы, дотянувшись, охватили ножку бокала, она закрыла глаза.

– Получилось?

– Да.

– Вот и славно, детка. Что бы там ни случилось, у тебя есть я. А значит, всегда найдется человек, который тебя поддержит.

И тут Джейн расплакалась.

Клэр встала и направилась к бару.

– Можно мне два меню?

– Конечно, миссис Хайленд. Пожалуйста.

– Благодарю.

Клэр спустилась по лестнице и подала одно меню Джейн.

– Открывай. Тебе ведь хочется за чем-нибудь спрятаться. – Она улыбнулась, села и развернула льняную serviette. Да, да, знаю, дико говорить serviette, но, боже мой, – салфетка это так вульгарно. – Смотри, что у меня есть, – она показала салфетку, – двойная камчатная serviette. Правда, чудная?

Джейн не ответила. Она вытирала глаза «Клинексом».

– Я тебе не рассказывала, как Хью побежал в магазин за салфетками, притащил к кассе шесть желтых пачек без названий, плюхнул перед кассиршей, заявил, что очень спешит, и достал бумажник? У нас были гости – кто-то из его бывших студентов, и мы внезапно обнаружили, что в доме нет приличных салфеток. Знаешь, таких больших – «обеденного размера». Кассирша смотрела на него и колебалась. «Что-то не так?» – спросил ее Хью. «Сэр, – ответила она, – я просто хотела убедиться, действительно ли вы намерены купить именно это». «Конечно, – буркнул Хью. – К нам пришли гости, а у нас не оказалось…» – «Но, сэр, – не отступала девушка, – извините, конечно, – значит ли это, что все ваши гости – женщины? И у всех у них – как бы это выразиться… – критические дни?» – Клэр тряхнула головой и рассмеялась. – Только тогда до бедного Хью дошло, что maxiserviettes и бумажные салфетки «обеденного размера» – это разные вещи. Господи! Мы потом смеялись несколько недель!

Джейн слабо улыбнулась.

– Ты мне уже рассказывала, – заметила она.

– По крайней мере, я привлекла твое внимание, – пожала плечами Клэр.

Женщины выпили.

– Здесь есть кто-нибудь из знакомых? – спросила Джейн. – Тебе виднее. Я сижу ко всем спиной.

Клэр обвела ресторан быстрым взглядом.

– Только этот ужасный Джонатан Кроуфорд. Больше никого не знаю.

– Не смотри в его сторону. Заметит – глазом не успеешь моргнуть, как подсядет. Не слишком-то он мне нравится, честно говоря.

– И мне тоже.

– Перекрыл кислород Гриффу – лишил всех ролей на следующий сезон: и Бирона, и Меркуцио. Грифф, с тех пор, как узнал, сам не свой. Я его почти не вижу. Об этом я тоже хотела с тобой поговорить. Слушай… а с кем он?

– Один. Второй стул пустой. Но столик на двоих.

– А что делает?

– Сидит, и все.

– Надеюсь, не углядит нас с тобой. Боюсь ему что-нибудь ляпнуть.

– Не надо. Не стоит того. Грифф выкарабкается. Джонатан Кроуфорд – не бог. И он не вечен.

– Я-то понимаю, а Гриффин – нет. Стал совсем никакой. Ноль.

– Когда ты его в последний раз видела? Гриффа?

– О господи, Клэр…

– Давай выкладывай. Говори когда.

– В воскресенье.

– Три дня назад… Н-да…

– И то одно тело – валялся одетым в комнате для гостей.

– Даже так?

– Не хочет, чтобы я знала, каково ему теперь – что он боится. И не представляет, что делать. Просто в панике. Как напуганный ребенок. На самом деле ему нужна мать. Чтобы забиться в безопасное место и чтобы ему сказали, что все это происходит не с ним. А я…

– Ты?..

– Я не способна ему помочь, Кли. Не знаю как. Все это я уже проходила много раз. И с братьями. И с сестрой Лореттой.

– Да, да…

– Сначала все они замолкали и совершенно переставали жить, – Джейн махнула рукой, – отдалялись, как будто существовали в каком-то искусственном измерении, имя которому «Бесконечность», где нет ничего, кроме расстояния. Отдалялись и уходили в никуда. И с Гриффом сейчас происходит то же самое. Он… исчезает. Исчезает за горизонтом, а я не могу притащить его обратно. Не могу приманить. Привлечь. А просить не буду. Не могу… не могу… И не знаю, что делать. Ведь есть же я и Уилл… но он уходит от нас… и все потому, что не в состоянии… не в состоянии…

– Не в состоянии повзрослеть, – закончила за нее Клэр.

– Очень жестоко так говорить.

– Какая разница – жестоко или нет, если это правда. Его надо хорошенько отшлепать, побить, надавать пощечин. Господи, у всех случаются провалы. Ты только представь, мне потребовалось одиннадцать лет, чтобы получить должность. Одиннадцать лет! Одиннадцать лет, чтобы стать профессором! Да, ему тридцать, и он не взирает на всех прочих со звездных высот. Но это пойдет ему только на пользу.

– Насчет этого ты не права.

– Права, черт возьми, еще как права!

– Я лишь хотела сказать, что Грифф страдает головокружениями. – Джейн лукаво улыбнулась.

Через пару секунд до Клэр дошло, и она возопила:

– Браво, детка! Вот это отмочила! Поздравляю! – она подлила вина в бокал Джейн.

– Спасибо, что пришла, – поблагодарила та.

– Такова уж моя работа. Не помнишь, в какой это песне поется: «Друзья на то нам и даны…»

– Если ты запоешь, я опять заплачу.

– Обещаю не петь.

Клэр закурила вторую сигарету и, чтобы не вдохнуть дым, непроизвольно подняла голову. Джонатан Коуфорд был уже не один.

Джейн внимательно глядела на нее.

– Что случилось? – спросила она.

– Ничего, – слишком поспешно отозвалась Клэр. – Ровным счетом ничего. В глаз что-то попало.

Господи, и зачем я это увидела, думала она.

– Наверное, пора сделать заказ.

– Я еще даже не посмотрела меню.

– Тогда смотри, дорогая. Читай от корки до корки. Не знаю, как ты, а я умираю с голоду.

Женщины склонились над меню.

А увидела Клэр Гриффина. Но таким она его еще не знала: весь в белом, он выглядел не по-мальчишески, а просто мальчиком, не застенчивым, а открытым. Беззащитным. Чистым – словно он еще не потерял невинность. Гриффин Кинкейд – модель для мужского журнала – шел по проходу и смотрел только на Джонатана. Тот поднялся навстречу и расцеловал его в обе щеки. И Грифф ответил ему тем же.

Как по-французски, подумала Клэр. Очень по-французски.

– Когда об этом объявят?

– На следующей неделе. Но объявить должен Роберт.

– Естественно.

– Ты доволен?

– Более чем.

– Поешь?

– Ты позволишь мне расплатиться?

– Нет.

– Тогда не знаю.

Оба улыбнулись.

– Никак не думал, что получится.

– И тем не менее все утряслось.

– И все согласны? Никаких возражений?

– Абсолютно никаких. Все об этом только и мечтали. А особенно доволен Роберт. Он считает, что ты подаешь большие надежды… – это было сказано с особенной двусмысленностью.

– Ах ты, хитрющий содомит.

– Ничего подобного. Как тебе известно, у меня другие пристрастия.

– Я успел заметить.

– Не хами.

– И не думал. Ты же видишь, что я улыбаюсь.

– Вижу. Но ты всегда улыбаешься, когда от тебя этого ждут. Одно из твоих лучших качеств.

Гриффин пожал плечами.

– Нечего ежиться. Это неприлично. На что ты уставился?

– Там моя жена. Сидит в нише. Я вижу ее спину.

– Знаю. Заметил, как они входили. Ее подруга-профессорша прогарцевала к бару и взяла два меню. Судя по всему, на меня не обратила внимания. Терпеть ее не могу – эту профессоршу. Типичная ученая дама. Всезнайка!

Гриффин сдержался и не стал высказываться по поводу всезнаек.

Джонатан постучал пальцами по меню:

– Решился на что-нибудь?

– О да.

– Я смотрю, ты стал слишком часто улыбаться. Я спрашиваю, ты выбрал, что будешь есть?

– Да.

– Прекрасно. Кстати, это была интересная улыбка. Такую я еще не видел. Постарайся раскрыть ее мотивацию, когда будешь играть Меркуцио. Он был – если такие вообще бывают – изголодавшимся человеком.

– Разумеется.

– Не забывай о его судьбе.

– Ни в коем случае.

– Надеюсь. Она была не слишком приятной.

– Буду помнить, – пообещал Грифф и добавил: – Пожалуй, я возьму отбивную.

– Можно было догадаться. И, естественно, с кровью? Непрожаренную?

Ответа не последовало.

– Ты счастлив?

– Да.

– Ты по ней скучаешь?

– Конечно.

– Конечно. Но ты справишься. Нужно время, однако успех – ничто, когда он не требует жертвы.

– Если ты так считаешь…

– Я знаю. То, что ты сейчас испытываешь – это огонь, в котором сам я тоже горел, только давным-давно. Если точно, двадцать лет назад. Когда ушел от Анны. Я тогда думал, что умру. Но ничего подобного – вот я, жив. Запомни хорошенько: боль – это цена всех реализованных амбиций.

– Запомню.

– Не смеши меня. Какой ты странный. Будто раньше понятия об этом не имел. Да ради успеха ты бы убил свою собаку, если не собственную мать. И это тоже одно из твоих лучших качеств. Потому что если ты не готов убить, то не сможешь добиться успеха. Во всяком случае, такого масштаба, на какой рассчитываешь. Не разгляди я этого в тебе, не стал бы с тобой возиться. Это в твоих глазах, в изгибе губ, в том, что ты приходишь на репетиции в спортивных шортах, чтобы все могли видеть твои ноги. И не просто в шортах. В красных шортах. В привычке встречать гостей обнаженным в своей уборной. Впрочем, для актера с хорошей фигурой это не редкость. Ты же не воображаешь, что, кроме тебя, больше никто так не делает? Я видел десятки артистов: на Бродвее, в Уэст-Энде, в Париже – с одним только нескромным узким полотенцем на бедрах, а иногда и вовсе без всего. Пусть тебя не тревожит, что я так говорю. В каких-то случаях я считаю это естественным. Окунаться имеет смысл только с головой. Это было бы непристойным, не ценись инстинкт убийцы в актере так высоко. Мы все это знаем. И потому возмущаемся великими и презираем их успех, ибо понимаем: не начав поступать подобным образом, мы не добьемся того, чего добились они и чего мы хотим добиться сами. Не просто хотим – а страстно желаем, что совсем не одно и то же. Это – нечто вроде крайней степени голода. Это – Скарлетт О’Хара, стоящая посреди поля редиски и, давясь собственной блевотиной, грозящая кулаком небесам. Символ человека, лишенного всего. Понимаешь?

– Да.

– Не шепчи. Говори громко. Никогда не стесняйся своих желаний. А теперь скажи мне. Повтори, что она в тот момент говорит.

– Она говорит…

– Смотри на меня. Не отворачивайся. Смотри на меня и повторяй ее слова.

Последовала пауза, наверное, секунд пятнадцать.

– Ну так что же?..

– Она говорит: «Бог свидетель, я больше никогда не буду голодать».

Поодаль, за своим столом, Джейн поднесла к губам бокал с вином.

– Отлично сказано. И ты отлично запомнил. Интересно почему. – Кроуфорд улыбнулся. – Кстати, если уж говорить об амбициях, рад тебе поведать, что мой сын Джейкоб отправился в Перу изучать развалины инков в Мачу-Пикчу. Он будет археологом, и я думаю, прекрасным. Самые высокие оценки, какие только можно вообразить. На последнем курсе каждый студент должен съездить на те или иные знаменитые руины и представить собственный отчет. Я очень горжусь своим сыном.

– Еще бы.

Подошел официант и замер рядом со столиком.

– Вы уже выбрали, джентльмены?

– Да. Обоим филе миньон. Непрожаренное.

В другом конце зала, тремя ступенями ниже, Джейн допила один бокал вина и налила себе еще. Клэр вновь надела темные очки. Она следила за каждым движением Джонатана и Гриффина – за поворотом их голов, за оживленностью беседы, за тем, как приближался к ним луч дневного солнца, словно ждавший разрешения Джонатана коснуться их плеч, и как двигались две пары рук, явно избегая прикосновений. Что ж, это вполне естественно – со всех сторон нескромные глаза: не все принято делать на людях. А как же поцелуй? Французский способ приветствия друг друга… Принесли салат из омаров, который заказали Джейн и Клэр. Джейн совсем не была голодна, но заставила себя есть: будь паинькой, прожуй еще кусочек. Каким бы ни был салат вкусным, она благодарила бога, что есть чем запить.

– Не возражаешь? – спросила она. – Я знаю, к рыбе и морепродуктам положено белое вино, но за обедом оно мне кажется пресным. Белое вино для вечерних аперитивов – можно заглатывать, не ощущая особого эффекта. А днем лучше красное.

Она выпила.

Клэр поправила очки и решила не смотреть ни на Джейн, ни на Джонатана и Гриффа. Она занялась лимоном и перцем. Бесполезно солить продукты моря – с тем же успехом можно высыпать соляную шахту в океан. Подняла глаза на Джейн. Скажи же что-нибудь!

– Ты что, онемела?

Джейн взглянула на нее, будто неожиданно выведенная из транса.

– Нет, – откликнулась она. – Прости. Просто думала о Зои Уокер.

– Ах да. О ней! – Клэр отставила перечную меленку и взялась за вилку.

– Я считаю, что это она.

– Что – она?

– Она – та, с кем у Гриффа роман – интрижка – назови, как хочешь.

– Почему ты так решила?

– Потому что она доступна. Потому что она тщеславна. И потом, она знает, что может.

– Может?

– Может завладеть Гриффом. Я наблюдала за ней. Думаю, она хочет произвести впечатление на Джонатана и для этого решила соблазнить его.

– Кого соблазнить? Гриффина?

– Естественно. Кому нужен Джонатан?

Клэр отвела глаза.

– А разве она не влюблена в этого… как его там?.. Ричард Хармс?

– Была влюблена. Но ей его не получить, и она понимает это.

– Серьезно женат?

– Очень серьезно.

– Но не счастливо. Мне говорили. Вроде бы она ненавидит театр. Его жена.

– Я с ней незнакома, – заметила Джейн. – Но если это правда, зачем же она вышла замуж за актера? Странно.

Некоторое время женщины молча ели.

Она не понимает, думала Клэр, насколько это все заурядно. Сидит, рассуждает о последствиях тщеславия Зои и не видит, как далеко зашло тщеславие ее собственного мужа.

Есть люди, которые ни перед чем не остановятся, хотелось ей крикнуть. Грифф спит с мужчиной! Обернись и посмотри! Но вместо этого она произнесла:

– Ты помнишь своего первого любовника – того, с кем переспала в первый раз?

– Да.

– Как его звали?

– Эндрю Джексон.

– Шутишь?

– Нисколько. Назван в честь национального героя.

– И он был им?

– Кем?

– Героем?

Джейн подняла глаза на цветы на подоконнике за спиной Клэр. Белые. Что-то белое.

– Нет, – ответила она. – Достаточно приятный на расстоянии. А вблизи – долбежник, как все.

– Забавное определение.

– Говорю, как есть. Накинулся на меня прямо днем посреди поля, куда повел полюбоваться дикими цветочками. Орудовал, словно отбойным молотком. А сейчас известный ботаник. Представляешь, преподает в Стэнфорде. Долбит всех девок подряд.

Джейн снова принялась есть, как запуганный кролик где-нибудь в открытом поле.

А Клэр пыталась представить картину: мужчина с отбойным молотком любуется цветочками.

– Сколько тебе было лет?

– Тринадцать.

– Господи!

– Я этого хотела. Хотела через это пройти, чтобы досадить матери.

Клэр оттолкнула тарелку.

– Ты как будто умирала от голода? – заметила Джейн.

– Умирала. Но уже выздоровела.

Подошел официант и долил в бокалы вина, хотя они еще не опустели. Это взбесило Клэр – она ненавидела назойливость. Сейчас он спросит, не хотим ли мы десерт, а ведь видит, что Джейн еще не доела.

Толчется рядом, обирает хлебные крошки с рукава. Отвали!

Она не произнесла этого вслух, но официант, словно услышав, отошел.

– Почему ты спросила? О моем первом разе? О сексе?

Гриффин и Джонатан.

– He возражаешь, если я закурю?

– Конечно нет.

Клэр достала «Матине экстра лайт» и серебряную зажигалку.

– Хотела узнать, помнишь ли ты, каково это – быть девственницей.

– Ах вот как? Ответ: и да, и нет.

– Гм…

– Я никогда не размышляла о девственности, я думала о чистоте. Церковные дела. Католические. Единственная девственница, о которой я слышала, это Дева Мария. Как ребенку все это понять?

– Я понимала.

– Ты это ты. А я – это я. И вот… – Джейн взмахнула вилкой. – Я захотела того, чего не знала. Хотела ликвидировать разрыв между собой и всем остальным миром. Всем остальным миром, состоявшим из скрытных, самодовольных, самоуверенных других – взрослых. Что такое знали они, чего не знала я? И о чем мне никто не желал рассказывать? Я даже не представляла, что дело касалось секса. Думала: речь шла о чем-то таком, без чего я… как бы это сказать… не совсем завершенная. – Джейн снова занялась едой.

Клэр молча слушала, поигрывала бокалом и курила.

– Так оно и есть на самом деле, – продолжала Джейн, – человек не может считать себя целостным, пока не найдет другого человека. После Эндрю, которому было четырнадцать, от силы пятнадцать и который решил утвердить или отыскать свою так называемую мужественность, появился другой мальчик, и он мне по-настоящему нравился. Его звали Трой. Спортсмен. Теннисист. Но я боялась. Опасалась, что он тоже окажется молотобойцем. Думаю, я по-детски, по-девчачьи влюбилась в него… – Джейн положила на стол нож и вилку. – Но между нами так ничего и не произошло. – Она замолчала и провалилась куда-то в пространство.

– Эй, Джейн…

Джейн потянулась через стол и сжала руку Клэр. Кольца Клэр врезались ей в кожу, но она не отняла ладони.

– Господи! Почему я все это вываливаю на тебя? Извини.

Джейн убрала руку и поднесла салфетку – serviette – к глазам.

– Рассказывай. Тебе надо выговориться.

Джейн отвернулась. Вообрази, будто все происходило в далеком прошлом…

– Он приехал из Плантейшна. Из самой Луизианы. Хотел возобновить знакомство. – Джейн улыбнулась. – Он, конечно, изменился. Как и я. У него – никакого тенниса. У меня – никакой страсти. Во всяком случае, к нему…

Молчание.

– Я тебя слушаю.

Пространство. Приносящее успокоение пространство. Ты нигде. Просто существуешь. В пространстве. Она собиралась рассказать Клэр, что произошло на самом деле, и не смогла. Солгала.

– В конце концов он меня захотел. Но я ему отказала, сославшись, что замужем за человеком, которого люблю. Тем не менее, благодарю за проявленные чувства и внимание – что-то в этом роде. В духе истинной леди – рожденной, воспитанной и выросшей в Плантейшне, штат Луизиана, – как и он.

Клэр ждала. Она понимала, что рассказ не окончен. Пила, наблюдала и ждала. Джейн Ора Ли на самом деле удивительно красива, думала она. Хоть и грустновата. Но, пожалуй, именно грусть придает особую прелесть ее красоте. Как на полотнах прерафаэлитов, как Вирджиния Вулф на фотографии в молодости. Как дама с острова Шаллот у Теннисона, которая мечтает увидеть мир, но не смеет выглянуть из окна. Чем все кончится? Что еще недосказано?

– Он умер.

– Сочувствую.

– Не стоит. Теперь он мне почти безразличен.

Они уже поели, но Клэр видела, что Джонатан и Грифф все еще на месте. Она предполагала такую возможность и решила, что выведет Джейн из ресторана по центральной лестнице.

Джейн расплатилась. Это мой обед.

Клэр не возражала. Встала и взяла ее за руку.

– Пойдем туда. Мне надо поговорить с Марджори насчет предварительного заказа.

Джейн показалось, что хватка подруги была чуть сильнее, чем требовалось, но не придала этому значения. Не обернулась. И ничего не увидела.

Джонатан следил, как женщины удалились со сцены. В его лексиконе не было обычных слов: «пришли» или «ушли» – он оперировал театральными терминами. Так-так… дам нам только не хватало – и без них забот немало…

Он повернулся к Гриффину:

– Что ты сегодня собираешься делать? Что-нибудь важное?

Грифф отставил пустую тарелку в сторону и рассеянно обмакнул палец в вино. Поднял к губам и сказал:

– Не знаю. Возможно, это зависит от тебя.

Джонатан улыбнулся.

Мальчик усваивает уроки.

– Ты бы облизал палец, пока вино не капнуло на твой белый лацкан.

Гриффин послушался.

– Вот так-то лучше, – похвалил его режиссер. – Ничего нет неумолимее красного вина.

И потребовал счет.

На Джордж-стрит, куда Джейн свернула, направляясь к дому Клэр, стоял фургон телефонной компании «Белл».

Джейн притормозила, стараясь рассмотреть телефониста внутри.

– Мне нужно в туалет, – сказала Клэр. – Ты не можешь побыстрее?

– Конечно.

Он. Никаких сомнений.

Его профиль.

Телефонист то ли только что вылез из машины, то ли вернулся за лопатой.

– С тобой все в порядке? – поинтересовалась Клэр.

– Да.

– Ты как-то странно выглядишь.

– Да? И что в этом необычного?

Клэр промолчала. У Джейн в самом деле было такое выражение лица, словно она увидела привидение.

– Спасибо, что дала выговориться, – поблагодарила Джейн, высаживая подругу. – Буду держать тебя в курсе.

– Ты сейчас в театр?

– Да. Заберу свое барахлишко – и домой. Конец моего сезона. Завтра премьера «Ричарда». Это моя последняя работа. Ну и ладно. Дело оказалось долгим и нелегким, но теперь все позади. Будет больше времени для Уилла.

– Слушай, дай себе роздых и позабудь обо всех треволнениях. – Клэр наклонилась к окну и поцеловала подругу в щеку. – Поверь, тебе нечего страшиться.

– Кроме самого страха. Знаю, – улыбнулась Джейн.

Клэр помахала рукой и ушла.

А Джейн отъехала от тротуара, обогнула квартал и снова оказалась на Джордж-стрит.

Он был по-прежнему там.

– Привет.

– Привет.

– Вы меня помните? Вы в этом месяце приезжали к нам чинить телефонный кабель.

– Конечно. На Камбриа.

– Верно, – улыбнулась Джейн.

Сколько раз она репетировала их встречу – следовало сгладить все следы интереса, скрыть любое проявление желания, не показать своей напористости. Пусть видит только ее профессиональный фасад: холодная дама-художник ищет человека, который готов…

– Вы не сообщили своего имени, – сказала она, загораживая глаза от солнца.

– Я никогда этого не делаю, если меня не спрашивают, миссис Кинкейд, – ответил телефонист.

Миссис Кинкейд.

Джейн глубоко вздохнула:

– Ну, так назовите мне его… свое имя.

– Милош Саворский.

Она протянула руку:

– Здравствуйте, Милош Саворский.

– Здравствуйте. – Его прикосновение было таким же, как в первый раз: удивительно интимным, словно они много лет знали друг друга. – Могу вам чем-нибудь служить?

– М-м-м… если честно, то да. Видите ли, я работаю художником в Фестивальном театре…

– Знаю. А ваш муж – актер.

– Верно… Моя работа в этом сезоне закончилась…

Он начал сматывать провод, по-моряцки накручивая его на локоть.

– И теперь у меня появилась возможность заняться тем, что мне действительно нравится – живописью и рисунком. Во время сезона всегда недосуг, но вот год подошел к концу, и я могу заняться шлифованием своего таланта.

Она улыбнулась и махнула рукой, как бы отметая серьезное значение слова «талант».

– Шлифованием?

– Совершенствованием. Надо работать над собой – без постоянной практики коснеешь.

– Конечно.

– Ну вот… – Джейн отвела глаза и словно с разбега бросилась в воду: – Не хотела бы шокировать вас… да и никого другого… но вам, должно быть, известно, что у вас прекрасное тело, и я думаю, вы могли бы послужить отличной моделью.

Она опять заслонила от солнца глаза, стараясь понять его реакцию.

Никакой.

Милош домотал провод, скрепил витки концом и бросил в кузов.

– Вы имеете в виду – голым?

– Ну… да…

Он достал из нагрудного кармана сигареты, из джинсов – спички и, прежде чем заговорить снова, закурил.

– Я никогда этим не занимался.

Джейн удержалась и не сказала: «Все когда-то происходит впервые» – не хотела выглядеть слишком заинтересованной.

Милош, словно взвешивая ответ, смотрел вдоль улицы.

– Я, разумеется, вам заплачу, – добавила она. – В конце концов, это такой же труд, как и всякий другой.

– Да.

– Что вас беспокоит, мистер Саворский? Вы должны понимать – в этом нет ничего личного. Мне просто необходим натурщик.

– Да, да, я понимаю.

Он знал, что она лгала. Но она ему нравилась.

– Мне бы не хотелось, чтобы об этом узнала моя жена.

– А зачем ей знать?

Он женат.

– Она не одобрит.

– Понятно.

– Она очень религиозна.

– Конечно, конечно. Но…

– Как часто? Когда?

– Не знаю. В каком-то смысле это зависит от вас. Я имею в виду, что вы заняты на работе. А я свободна в любое время.

– Я могу вам позвонить?

– Разумеется.

Джейн достала из сумочки визитную карточку и подала Милошу.

– Номер факса тот же. – Она запнулась и рассмеялась: – Хотя вы вряд ли станете посылать мне факс.

– Не стану.

Он положил визитку в карман рубашки.

– Значит… буду ждать вашего звонка.

– Да.

– А это… это возможно – что вы согласитесь?

– О да. Я согласен. Но мне надо подумать когда.

– Иначе, – Джейн улыбнулась, стараясь не показать радости – только чисто профессиональную деловитость, – мне придется подыскать кого-нибудь еще.

Милош ответил ей удивительно открытым взглядом.

– Вам не следует беспокоиться, – сказал он в своей странной официальной манере. – Я не позволю себе причинить вам какие-либо неудобства.

И наконец улыбнулся. Детской улыбкой. Словно кто-то подарил ему леденец.

– В таком случае, до свидания, – Джейн сделала шаг вперед.

– До свидания. Я вам позвоню.

– Спасибо.

Они снова пожали друг другу руки, но Милош уже ушел в свой, чуждый ей мир, и прикосновение было простым рукопожатием.

Джейн вернулась к машине, чувствуя, как кружится голова.

Она села за руль, и вдруг у нее вырвалось – вслух:

– Я все-таки это сделала. У меня получилось.