Текст книги "Если копнуть поглубже"

Автор книги: Тимоти Финдли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Приезды и отъезды

 
Уберечь постарайся позор свой от мира людей:
Энергичность и ум лишь зависть у них вызывают,
И в шкафу у любого костями гремит свой скелет;
В их глазах ты предстанешь как враг очага и злодей,
Что младенцев невинных криком истошным пугает,
Тот, чья холодность сводит всех прочих с ума.
 

У. X. Оден «Очаг»

1

Вторник, 23 июля 1998 г.

«Стратфорд Бикон-геральд»

Сначала месяца в Стратфорде совершено второе убийство. В воскресенье, 12 июля, соседка обнаружила тело Маргарет Миллер. Она была изнасилована и задушена. Ее убийца еще не найден, хотя некоторые детали свидетельствовали о том, что он не чужак в нашем городе. Преступник явно был знаком не только с местной топографией, но и с местными обычаями – до такой степени, что прекрасно представлял привычки Маргарет Миллер и ее соседей.

А вчера утром к известной в городе парикмахерше Ленор Арчер заглянула родственница и нашла ее убитой в собственном доме на Блейк-стрит, 13. Тоже изнасилованную и задушенную.

Ленор Арчер исполнилось 38 лет, она была не замужем и всю жизнь проживала в Стратфорде, за исключением трех лет в 70-х годах, когда училась парикмахерскому ремеслу в Торонто.

Сходство двух убийств не ускользнуло от внимания властей. Выступая вчера в два часа пополудни перед газетчиками и телерепортерами, начальник полиции Арнольд Крейг хотя и не вдавался в детали, однако рекомендовал населению «закрывать на замок двери и присматриваться к посторонним и всем, чье поведение в темное время суток вызывает подозрение». Он отметил, что для особой тревоги причин нет – просто надо проявлять бдительность, тем не менее заявил: «Я как начальник полиции считал бы безответственным не предупредить, что, возможно, в городе на свободе разгуливает преступник. Оба убийства – и мисс Арчер и миссис Миллер – совершены сходным образом и при весьма схожих обстоятельствах. Третье, до сих пор не раскрытое убийство случилось в июне в Китченере. Мы не можем считать это совпадением и поэтому объединились с тамошними полицейскими и занимаемся совместным расследованием».

Отвечая на вопросы журналистов, шеф полиции также сказал: «Я бы не хотел, чтобы люди испытывали безосновательные подозрения по таким незначительным поводам, как шумная вечеринка у соседей, или появление в нетрезвом виде на людях, или выгуливание собаки поздно вечером. Это все несерьезно, хотя и может вызвать неудовольствие. Другое дело агрессивное поведение, попытки проникновения в жилище или бродяжничество».

Тетя мисс Арчер, Милдред Каммингс, которая и обнаружила тело племянницы, сообщила, что ее сестра – мать убитой – единственная, кроме нее, оставшаяся в живых родственница покойной. Миссис Арчер овдовела более двадцати лет назад и теперь проживает в Китченере. О похоронах будет объявлено, как только полиция убедится, что собраны все улики, и станут известны результаты вскрытия.

Многие из друзей и клиенток мисс Арчер уже успели выразить негодование и сожаление по поводу ее насильственной кончины. «Она была просто ангелом по предупредительности», – сказала о ней ее давнишняя соседка по Бриджет-стрит Виолет Тернер. «Милейшая, прекрасная женщина, – таковы были слова Аллисон Паджет, клиентки. – И хороший мастер».

Предполагается, что клиентки салона мисс Арчер на Эри-стрит перейдут к ее деловой компаньонке Мери Бет Андерсон и будут по-прежнему «получать обслуживание только высочайшего класса». Миссис Андерсон отказалась позировать фотографу, заявила, что широко известный как «СЗК» («Стрижка, завивка, краска») салон продолжит свою работу, однако в знак уважения к покойной компаньонке она решила закрыть его на неделю, то есть до 13 июля.

В десять тридцать вечера на следующий после смерти Ленор Арчер день у боковой двери Мерси Боумен неожиданно появился Люк Куинлан. Мерси в это время открывала банку кошачьих консервов, и все четыре кошки с вожделением наблюдали за ее действиями.

Наружная дверь была открыта, а внутренняя, с сеткой, закрыта.

Люк стоял на крыльце под незащищенной плафоном лампой, и его не сразу можно было узнать.

– Мерси, это я, Люк. Извини за беспокойство.

– Ничего, проходи.

– Надеюсь, ты не возражаешь – мне надо поговорить.

– С удовольствием. Не видела тебя уже несколько недель. Вот только покормлю свою стаю.

Она вывалила консервы из банки и разложила в четыре мисочки. На каждой было краской написано имя: Рэгс, Лили, Гэбби, Роли. Мерси расставила их на полу в привычном порядке.

– Ты голоден, дорогуша?

Почему я назвала его дорогушей?

– Нет, спасибо.

Люк как будто нервничал: кинулся в другой конец комнаты, сбросил пиджак на стул, достал из кармана сигареты и зажигалку, сел, вскочил, снова сел.

– Тогда выпьешь?

– Да. Что-нибудь.

Мерси выскребла щеткой на длинной ручке остатки корма из банки, тщательно вымыла ее под струей воды, смяла, сунула внутрь отрезанную крышку и только после этого выбросила в голубой мусорный ящик у задней двери.

– Всегда мну консервные банки, – объяснила она. – Однажды котик засунул голову в такую вот банку и никак не мог вытащить. Он непременно бы погиб, если бы я не оказалась рядом.

Мерси вытерла руки.

– Пиво? Вино? Что?

– Пиво всегда хорошо.

– Бери сам. Оно в холодильнике. Я помню, ты не любишь стаканов. А потом выходи на веранду. Я на минутку, только открою вино.

Люк вытащил из холодильника две бутылки «Слимана» и пошел на веранду. «Слиман»… неужели она его пьет? Или…

Мерси откупорила бутылку довольно дешевого «Кьянти», нашла стакан, сигареты и две чистые пепельницы и все вместе поставила на маленький поднос.

Но прежде чем выйти к Люку, закрыла боковую дверь, открыла дверь с сеткой и зацепила ее за крючок для полотенец под фотографией улыбающегося Тома. Дорогой мой… Первое, что я вижу, когда возвращаюсь домой, и последнее – когда ухожу. Мерси поцеловала кончики пальцев и дотронулась до губ на фотографии. А потом заперла замок. Теперь кошки могли вбегать и выбегать через кошачью лазейку, однако непрошеный гость не сумел бы проникнуть в дом. Раньше Мерси не всегда запирала дверь, но приучила себя к этому после смерти Мэгги Миллер. А теперь еще…

Не надо думать об этом… Не надо…

Мерси вышла на веранду, сняла туфли, поставила поднос на стол и села в шезлонг.

– Длинный получился день, – она налила себе «Кьянти». – Тебе удобно?

– Конечно. Спасибо.

Люк сидел к ней в профиль и смотрел сквозь сетку на задний двор.

Мерси глотнула «Кьянти» и вздохнула.

– О милосерднейший бог вина, как бы тебя ни звали… – она подняла стакан к небесам.

– Бахус, – подсказал Люк.

– Ах да, Бахус. Где-то я это слышала. Наверное, в школе.

– Бог вина и пирушек.

– Просто вина – и на том спасибо. Для пирушек я, пожалуй, устала.

– И я тоже.

Мерси щелкнула зажигалкой. Люк уже курил.

– Тебя что-то тревожит, дружище?

– Да.

– Выкладывай.

– Беглец. Не показывался около трех недель. Ни слуху ни духу. А сегодня…

– Что?

– Когда я вернулся в половине седьмого с работы, обнаружил на автоответчике сообщение.

– От него?

– От Беглеца? Ни в коем случае. Он ни за что не станет пользоваться штучками вроде автоответчиков и мобильников. Он в них не верит. Это от кого-то, кто, как я понимаю, не знает номера моего сотового. Только домашний. Он есть в телефонном справочнике.

– Ну да… Конечно… И что же?

Несколько секунд Люк смотрел в пустоту, курил и пил пиво, затем подался вперед. Мерси наблюдала за ним. Из окон дома Саворских и из боковой двери струился свет. Агнешка, судя по всему, не выносила даже мысли о темноте. В их доме с закатом включались все лампы и не выключались до рассвета.

Лицо Люка было изможденным, старым, почти печальным. Зубы стиснуты. Волосы казались более седыми, чем были на самом деле.

Мерси ждала.

Незачем его торопить.

– Сообщение оставил кто-то незнакомый. Парень. Пожалуй, я представляю, кто он такой – торговец. Но если я его и встречал, то лишь мельком.

– Понятно.

– Ты ведь знаешь про Беглеца и про его пристрастие к наркотикам…

– Только то, что говорил мне ты.

– То бросит, то опять начнет. И каждый раз все дольше и тяжелее.

Мерси вспомнила о дочери, Мелани, вздохнула и проговорила:

– Да…

– Так вот, этот парень сказал: Я знаю, что ты брат Беглеца. Он сорвался с катушек. Может, тебе и все равно, но я его вчера видел. Конечно, не сказал где, только – если тебе интересно знать, он в городе. Тебе бы хорошо за ним присмотреть. Он в беде. Очень глубоко в дерьме. Извини, больше ничего сообщить не могу. Я запомнил каждое слово – прослушал то ли двенадцать, то ли пятнадцать раз.

– И что дальше?

– А ничего. Повесил трубку. Даже не назвался. Сказал: «глубоко в дерьме» – и всё.

Некоторое время Люк смотрел на бутылку и на сигарету в руке.

– Я боюсь, Мерси. Боюсь. – Он выглядел совершенно потрясенным. – То, что написали сегодня в газете… Что, если…

– Не говори так. Не надо. Даже не думай. Это не он.

– Ты не понимаешь. Ничего не понимаешь. Перед тем как исчезнуть, он целую неделю встречался с Ленор Арчер. Для Беглеца это рекорд. Обычно подружки у него и дня не держались, не говоря уж о неделе. Не умел давать им радость и сохранять в них эту радость. Как ни странно, он считал женщин своими врагами. Может, оттого что в начальной школе у него преподавали одни женщины. Он был упрямцем и не мог убедить их в том, что не дурак. Ведь в школе его считали тупоумным. Однако дураком он не был – просто боялся, что о нем плохо подумают, если он сделает что-нибудь не так, и отказывался отвечать. Маленький, грустный мальчуган – так говорил о нем отец. Коротышка, как я. Маленький и грустный. Мне он тоже запомнился грустным еще с того времени, когда я был совсем малышом, а он уже четырнадцати или пятнадцатилетним. Он всегда хотел заслужить одобрение людей, но не знал как. И, похоже, считал, что ему требовалось от людей разрешение на то, чтобы жить.

Мерси слушала и ничего не говорила.

На веранду вошел Рэгс, потерся о ногу Люка, уселся на пол и приступил к сложнейшему процессу умывания: мордочка, ушки, лапки, грудка – все пушистые места, которые отличали его персону от других котов. У каждой кошки все – и холка, и бакенбарды, и уши в своем роде уникальны, а все вместе создают образ именно этого животного. Давно наблюдая за кошками, Мерси пришла к выводу, что людям стоит у них поучиться, как себя преподносить. Кошка всегда грациозна, никогда не теряет достоинства. В кошке живет ощущение собственной личности, а человек либо успел его забыть, либо никогда не знал. Все, что у вас есть, – это вы сами. Вы сами – это то, что вам дано. Все, что вам дано, – это определенность вашей персоны.

Люк наконец откинулся назад, открыл вторую бутылку «Слимана» и глотнул пива.

– Почему тебе кажется, что ты знаешь этого человека – торговца или кто он там? – спросила Мерси.

– Голос. Надтреснутый, грубый, злой. Такие слышишь только в глухой тьме: Ща я тя уделаю, – голос полуночника.

– Интересно, – хмыкнула Мерси, – таких голосов никогда не бывает у женщин. Только у мужчин. Ни разу не слышала, чтобы женщина говорила подобным голосом, хотя женщина, если захочет, может нагнать на человека еще какой страх божий. Но ее голос не… как бы это сказать… не…

– Не убивает, – подсказал Люк. – Леденит душу, но убить не способен, – он грустно улыбнулся.

– Так ты считаешь, что встречался с этим человеком?

– Возможно. Совсем не исключено. Один из тех типов, что торчат по темным переулкам, причем только по пятницам и субботам, когда копы заняты большой наркоторговлей. Скорее всего, промышляет чем-нибудь. Не марихуаной – поднимай выше – героином.

– Уж тогда не поднимай, а падай, ниже некуда, – заметила Мерси.

– Пусть так, – согласился Люк. – Большая шишка… и с крышей.

– А это что значит?

– Ну, у него есть кто-то в полиции – сильная рука, короче.

– И оружие?

– Разумеется. Без этого нельзя. Но сам он его не носит. Чтобы не нарваться на ННО.

– Не поняла.

– Не хочет сесть за незаконное ношение оружия. Скорее всего, за ним приглядывают со стороны. И не исключено, что со стволами.

– Похоже на плохое кино.

– Есть немного… Хотя не все эти фильмы плохие. Помнишь «Криминальное чтиво»? Потрясающе – наркоманы, наркоторговцы…

– Да, да, – тихонько рассмеялась Мерси. – Обожаю Джона Траволту. Под настроение нравится Брюс Уиллис. И эта тоже ничего – как ее…

– Ума Турман.

– Ах да, – новый смешок. – Не знаешь, что это за имя?

– Может быть, немецкое или скандинавское. Она блондинка.

– Искусственная.

– Они все немного искусственные. Они же кинозвезды.

– И все же, – продолжала Мерси, – я хоть и восхищаюсь, как это сделано: прекрасные актеры, все правдоподобно, но, господи боже мой, совсем не перевариваю насилия. Неужели в жизни так поступают – убивают, словно перед ними не люди, а манекены из витрин?

– А как насчет Ленор Арчер?

Мерси опустила глаза в пустой стакан.

– Да, – прошептала она, – добрались и до нашего города.

В воздухе повисли непроизнесенные слова из «Бикон-геральд»: «В Стратфорде совершено второе убийство».

Мерси налила себе вина. Рэгс прыгнул и растянулся у нее на коленях. Она гладила его по спине, пока он не замурлыкал. Потом ее рука замерла.

– Что ты собираешься делать?

– Отыскать его.

– Ради бога, не надо, Люк. Пусть сам вернется. Ведь те, другие…

– Никуда не денутся. Не дадут же они деру только оттого, что я вышел на улицу.

Послышался крик совы.

– В этом году, должно быть, много сов, – заметил Люк. – У меня тоже живет. По ночам сидит на крыше. А по утрам я нахожу на газоне маленькие круглые бляшки – то, что она не могла переварить: перышки, мышиные хвосты, зубы, кости, коготки. И закапываю в клумбы.

– Зачем ты мне об этом рассказываешь?

– Потому что я занимаюсь этим. Хороню в землю то, чего не хочу видеть или о чем не хочу знать.

– Мне известно, сколько горестей было в твоей жизни. И я сочувствую тебе. Иногда не могу понять, как ты выдерживаешь все это – с Джессом, один. А мне кажется, что ты один все время. Но ты выстоял. Пересилил все. И ты жив. Я тобой восхищаюсь, Люк. У тебя должны учиться.

– Не говори так, Мерс. Не надо. Начать уж с того, что в этом отношении ты сама любого переплюнешь. Все потеряла. Все и всех. И Тома, и дочь… Но ведь тоже жива.

– Я должна жить.

– Вот именно. Должна. И я тоже должен. Бог знает, что случилось бы, не будь нас.

– Да.

– Не знаю, как ты к этому отнесешься, – проговорил Люк, не глядя на Мерси, – только можно мне сегодня переночевать здесь?.. Я хочу сказать, на диване или даже в шезлонге. Я просто не могу… не могу…

– Идти домой?

– Да. – Ответ прозвучал едва слышно.

– Я понимаю, это не страх, – мягко произнесла Мерси. – Но тогда что? Боишься, он придет, а ты не будешь знать, что делать?

– Отчасти да.

– А отчасти?

– Что он придет не один. И…

Мерси ждала. Ее пальцы покоились на спине старого кота. Все можно пережить, думала она. Все, но только не одиночество, если ты больше никому не нужен. И когда все надежды улетучились, когда больше не рассчитываешь на какую-то перемену к лучшему, единственный выход – кого-нибудь найти, какую-нибудь открытую дверь.

– Я боюсь, – наконец заговорил Люк, – что он придет и расскажет, что натворил. И я этого не вынесу.

– Конечно, ты можешь остаться, – ответила Мерси. – Диван занят кошками, и я закрываю дверь между домом и верандой. Поэтому ты можешь спать наверху со мной. – Она улыбнулась. – Не беспокойся – я не строю никаких планов. Для меня все это в прошлом.

2

Вторник, 23 июля 1998 г.

– А что мне еще остается думать? У нас была большая любовь. У нас ребенок. Мы вместе стремились в голубые дали – к голубым горизонтам, которые вдвоем воспевали. А теперь все кончено? Так? Всему конец? Точка?

– Почему ты решила, что все кончено?

– Ты не показывался не меньше недели. Целую неделю! Я ни о чем не спрашиваю. Какой смысл? Все равно ты солжешь.

Они говорили на кухне. Потные тела и запотевшие стаканы, потолочные вентиляторы и нарушенные обещания – и, можно сказать, разрушенные жизни. Все было налицо – в каждой черточке, в каждом сердцебиении. Взгляды не встречались, руки не соединялись. Даже стулья не желали приближаться к столу.

– Ты живешь в другом месте?

– Ты прекрасно знаешь, что я прихожу домой. Я почти всегда ночую здесь. Но ты так злишься…

– Я никогда не злюсь.

Стук пальцев по столу и передергивание плеч, которое немилосердно и безжалостно говорило: «Хорошо – никогда не злишься…»

– Значит, черт возьми, выходишь из себя, – произнес он вслух.

– Это называется «беспокойство», «тревога». Кто-то же должен испытывать эти чувства. А с твоей стороны я не ощущала ничего подобного.

Молчание. И затем:

– Ты слишком много куришь.

– Ты тоже. Но разве теперь это имеет значение?

Пауза.

– Ради бога, скажи же что-нибудь. Объясни. Можешь не говорить, кто она. Мне теперь все равно. Господи боже мой, я хочу только знать, что ты не валяешься где-нибудь в канаве.

– Почему я должен валяться в канаве?

– Ты что, не знаешь: в городе убивают. Изнасиловали и задушили женщину. Вторую за месяц. Не слышал, что говорят люди? Или так ушел в свою тайную жизнь, что видишь только одну… как ее там… а остальной мир пусть крутится сам по себе? Не читаешь газет и даже на заголовки не смотришь? Не включаешь ни телевизор, ни радио? Где ты, черт возьми? Где?

Гриффин выпил и только после этого ответил:

– Я здесь. Прямо перед тобой. Ты меня просто не видишь.

– He вижу – абсолютно с тобой согласна. Сейчас ты вполне способен играть Человека-невидимку без компьютерной анимации. К чему все это новомодное техническое дерьмо, когда есть ты? Свет! Камера! Мотор! Вперед! И ты звезда! Невидимая звезда – постоянно отсутствующая звезда.

В стаканы опять полилось сногсшибательное мартини.

Джейн посмотрела на часы.

Было за полночь.

– Что у нас теперь? Понедельник, вторник, среда, четверг, пятница, суббота, воскресенье?

– Не один черт?

– Мне – нет.

– Четверг, переходящий в пятницу.

– Да, да, четверг, переходящий в пятницу. Завтра тебе опять играть в гольф, как тогда, когда мне нужно было, чтобы ты пришел на генеральную репетицию «Ричарда». Значит, домой ты явился только затем, чтобы забрать свои клюшки, в том числе и ту, которую я, как дура, подарила тебе на день рождения? За этим, а не ради меня? Подонок! Впрочем, почему я продолжаю называть это место домом? Не понимаю! Просто перед игрой – перед тем как предстать во всем блеске перед вечерней публикой – ты решил отоспаться в удобной кровати.

– Отоспаться после чего?

– После двенадцатидневного блуда. Или что там у тебя было?

Никакого ответа.

– Ради всего святого, скажи, – попросила Джейн. И добавила: – Это… Зои?

– Нет.

Вот так – «нет», и все. Но что прикажете делать с этим «нет»?

– Тогда кто?

Опять никакого ответа.

– Сколько ни смотри в пол, не поможет. – Джейн даже улыбнулась его ребяческой неспособности признаться в чем-то. Гриффи, это ты вытащил из моего кошелька десять центов? Ты? Скажи мамочке.

При этих словах весь мир ребенка сужался до пола под ногами и возникал внезапный интерес к тому, что происходило за открытыми окнами и дверями.

– Неужели тебе нечего, абсолютно нечего сказать?

Красная, как колода карт, пачка «Дю Морье», не виденная раньше золотая зажигалка с инициалами, которую он поглаживал с незнакомой, почти чувственной нежностью, пока извлекал огонь и подносил к кончику сигареты с фильтром. Вздох, постукивание пальцами, край бокала прижат к губам, глоток, застенчивая, необычная улыбка и отведенный взгляд.

– Я получил роли, которые хотел. Бируна и Меркуцио.

Господи! Что на это сказать?

– Ну, что ж, поздравляю. Тебе повезло.

В Джейн шевельнулось… что?

Подозрительность, недоверие, замешательство.

Что он сделал? Как сумел заполучить их назад?

Она посмотрела на мужа.

Нашел все-таки способ? И поэтому так долго пропадал?

Но разве можно задавать такие вопросы?

Нет, нельзя.

– Я рада за тебя, – сказала она наконец. – Правда. Рада и горда. Ты их заслужил.

– Знаешь… я доволен.

Доволен… и все? После того как хватался в доме за все, чем можно убить себя, после того как разорвал мне сердце, рыдая на лестнице и мыкаясь из угла в угол по кухне? Просто доволен?

– Откуда ты узнал? Ведь еще ничего не объявляли.

– Мне сказали.

Сказали? Понятно.

– Кто?

Пожал плечами.

– В «Тщетных усилиях любви» твоей партнершей будет снова она?

– Господи, прекрати!

– Я только задала вопрос.

– Тогда вот тебе мой ответ – не знаю.

Джейн ждала. Пожалуйста, добавь, «мне все равно». Пожалуйста, скажи, что тебе все равно.

– И если уж на то пошло, мне абсолютно все равно.

Ну вот, хоть какие-то молитвы услышаны.

– Не представляешь, почему они передумали? По поводу тебя?

Он снова пожал плечами. Сделал еще глоток мартини. Сидел, явно настолько измотанный, что едва мог пошевелиться.

Джейн вздохнула и произнесла:

– Дорогой…

Гриффин поднял глаза.

– Я должна тебе кое-что сказать. Я встретила мужчину…

– Извини, не понял. – Он подался вперед и коротко хохотнул. – Ты встретила мужчину?

– Ну да. Он…

– Ты?

– Я. – Джейн поневоле улыбнулась. В его голове явно не укладывалось, что у нее может появиться какой-нибудь другой мужчина, и он ей не поверил. Забавно – и очень типично для неверных мужей, подумала она.

– Как его имя?

– Милош.

– Итальянец?

– Нет. Я думаю, поляк.

– Поляк! – фыркнул Грифф. – Вот это сподобилась. Принцесса и полячишка.

– Не говори так. Это недопустимо!

– Ну еще бы: наша мисс Красавица-Южанка до мозга костей своего белейшего тела лишена предрассудков.

Джейн посмотрела в темноту за окном.

– Когда ты с ним познакомилась?

– Это несущественно.

– Ну, конечно… тебе его, случайно, не на крыльце оставили? Какой-нибудь незнакомец? А подарочная обертка на нем была?

– Ты просто…

– Что я?

– Смешон. Стоило не твоим пальцам оказаться в пушку – и смотри, как изменилось твое отношение.

– Говорят: «рыльце в пушку», а не «пальцы»! Господи, какая же ты тупая!

Вот она – защита – нападения. Переложить свою вину на меня. Джейн собиралась его только подразнить. Сказать, что Милош согласился позировать ей. Но Гриффин сразу же сделал неправильный вывод, и это даже к лучшему. Пускай.

– Он сегодня явится, этот полячишка?

– Естественно, нет.

– Мне тоже, пожалуй, пора удалиться. – Он поднялся, отвесил преувеличенно глубокий поклон и направился к боковой двери.

– С собой ничего не беру, – тон его был невероятно ядовитым. – Слава богу, у меня есть друзья, у которых найдется все: чистые постели, бритвы, свежее, подходящее по размеру белье, зубные щетки, расчески, дезодоранты. Чистые кровати с чистыми простынями в чистых прохладных комнатах. Потолочные вентиляторы. И никаких женщин.

Гриффин отомкнул замок и распахнул дверь.

– А мне что делать? В конце концов, у нас ребенок. Если не забыл, его зовут Уилл. Тебя не волнует, что мы с ним будем делать?

– Честно говоря, нет.

Грифф долго ждал, чтобы это сказать.

Превосходный уход со сцены.

Вот только у Джейн и Уилла не было завтра, не было Тары, куда можно вернуться, и женой Гриффа была вовсе не Скарлетт О’Хара.

Джейн заперла за мужем дверь.

Я никогда не испытывала такого страха, думала она, и теперь не могу от него отделаться. Наверное, это следствие поражения. Нет, черт побери! Не поражения – потери!

Возвратившись на кухню, Джейн машинально подняла руку, намереваясь отвести с лица волосы.

Я же постриглась – неделю назад. Только неделю. А теперь…

Господи!..

В ту ночь Ленор Арчер была повсюду.

3

Суббота, 25 июля 1998 г.

Зазвонил телефон.

Мерси подняла трубку.

– Это миссис Кинкейд?

– Нет. Это Мерси Боумен. Миссис Кинкейд нет дома. Ей что-нибудь передать?

Несколько секунд звонивший не откликался. А затем сказал:

– Мерси?

– Да. Могу я чем-то вам помочь?

– Это я, Милош.

– Милош Саворский?

– Ваш сосед.

– Я знаю, кто такой Милош Саворский. Привет. Как поживаете? Все в порядке?

– Пока да. Я звоню по просьбе миссис Кинкейд.

– Что-нибудь по поводу телефонов? Какая-нибудь поломка?

– Нет. Она просто просила, чтобы я позвонил.

– А… ясно… – Мерси ждала объяснений, но ничего не последовало. – Так вы хотите оставить для нее сообщение?

– Нет. Не могли бы вы сказать, когда она точно будет дома?

Мерси покосилась на часы:

– Скорее всего, в половине шестого. В крайнем случае – в шесть. Она в театре. Мы собрались пойти куда-нибудь поужинать. В таких случаях она никогда не опаздывает.

– Передайте ей, что я звонил. И снова перезвоню. Ровно в шесть.

– Непременно. Звоните. В шесть она придет.

– Спасибо.

– Милош?

– Я слушаю.

– Как ваш сын?

– Не очень. С ним Агнешка. Она никогда его не оставляет… – Похоже, он хотел сказать, что жалеет об этом, но не посмел, возможно, потому, что рядом стояла и слушала жена.

– Надеюсь, Милош, она позволит вам что-то предпринять. Вы же понимаете, что так нельзя. Ваш сын в серьезной опасности.

– Я знаю.

– Всего хорошего, Милош. Я передам миссис Кинкейд, что вы позвоните в шесть.

– Спасибо. До свидания.

Бедняга, подумала Мерси, не выпуская из руки трубку. Попался в лапы ненормальной. Хватал бы ребенка и бежал от нее подальше.

Но он этого не сделает.

Нет, не сделает.

Если бы хватило духу, давно был бы далеко.

Мерси положила трубку на место и отправилась прибраться на террасу. Уилл закончил складывать большой пазл и приступил к новому – круглому и чисто белому. Ничего, кроме белого. И никакого намека на форму внутри формы – только круг.

Внешний круг было несложно заполнить – все элементы имели одинаковую дугу с одного краю, и Уилл справлялся без труда. Но средний представлял собой сплошную загадку. Однако Мерси не сомневалась, что мальчик решит и ее. Казалось, молчание и загадки – это все, что его интересовало: читать книги, решать головоломки и погружаться в колодцы безмолвия – волнующее и возбуждающее занятие. Уилл не разговаривал даже с Редьярдом – лишь чесал пса за ухом, будто и его побуждая только слушать. Их прогулки больше не искрились радостью и превратились в занудное времяпрепровождение: Уилл обычно либо шел впереди, либо плелся сзади – один.

Глядя на пазл, Мерси почему-то вспомнила о Люке.

Еще одна тайна?

Нет. Не совсем. И не головоломка.

По крайней мере, он – не головоломка. Головоломка – это то, что с нами случится. Наше будущее. Все частички перед глазами, но никакого представления, как они сложатся.

Мерси вздохнула. Она сама удивилась, насколько удобным ей показалось не знать, что произойдет с Люком. Она вновь занялась уборкой, тихонько напевая что-то себе под нос.

Джейн вернулась, когда Мерси взбивала подушки. На часах было пятнадцать минут шестого.

– Да здравствует дом и свобода, – пропела Джейн. – Отменный денек. «Ричард» получился что надо. Вся труппа пришла в восторг. Для остальных актеров это был последний шанс посмотреть постановку – на сегодняшней репетиции в костюмах. Видели бы вы их лица. Просто ошарашенные.

– По мне, звучит не слишком здорово, – отозвалась Мерси. – Ошарашенные – это когда случилась какая-то катастрофа.

– Нет, нет, – рассмеялась Джейн. – Я хотела сказать – взволнованные, все буквально лишились дара речи. Зрелище было и впрямь потрясающее. Кстати, мои окна прекрасно смотрелись, и о них потом много говорили. Так что я возгордилась.

Джейн швырнула рабочую сумку на кухонный стол и отправилась в столовую за своим любимым вином.

– Давайте отпразднуем!

Мерси передернулась.

Вино, вино и опять вино. Куда она катится?

Джейн принесла бутылку на кухню, но при этом уронила на пол штопор.

– Вы только посмотрите: я так переволновалась, что дрожу, как при землетрясении. Придется открывать вам. Только не тяните. Давайте. А то я сейчас взорвусь.

Джейн выложила из сумочки сигареты и спички и пододвинула к себе пепельницу.

– Готово. – Мерси наполнила бокалы.

– Не уносите бутылку, – попросила Джейн.

– Хорошо, но я надеюсь, что мы все же пойдем ужинать.

Мерси села. Они прикурили от одной спички, и Джейн подняла бокал:

– За «Ричарда Третьего» – полный триумф!

– За «Ричарда Третьего» – поздравляю!

Джейн выпила.

– О, этот восторг театра, восторг всего, что там происходит, – старая песня, но это правда. Бывают моменты – согласна, их не так много, – когда чувствуешь, что это магия. Чистая магия: все сходится воедино – аж мороз по коже. И если ты тоже в этом участвуешь… Я так горда, что сейчас расплачусь.

Джейн снова наполнила свой бокал и вздохнула.

– Сегодня я заснуть не смогу. Глаз не сомкну. Ну и пусть! – Она помрачнела и потянулась к пепельнице. – Грифф опять не пришел. Но почему? Это была последняя возможность посмотреть репетицию и… мои окна. А теперь увидит только фотографии. Черт бы его побрал.

– Вполне согласна, – отозвалась Мерси. – И сочувствую.

– Понятия не имею, где он. Ни малейшего понятия. С кем он и что у него на уме.

Тараторит так, будто куда-то безумно спешит, подумала Мерси.

– Понимаю, – нарочито спокойно проговорила она. – Не вспоминайте об этом. Наслаждайтесь своим успехом.

– Да! Да! Да! Наслаждаться успехом! Он так мимолетен! Но он… – Джейн не стала продолжать.

– Вам звонили, – проговорила после недолгой паузы Мерси.

– Мне? Кто?

– Я не знала, что вы с ним знакомы. Мой сосед – Милош Саворский.

– Ах да. – Джейн попыталась изобразить безразличие. – Телефонист, – и стала рыться в сумочке, словно хотела что-то найти. Мерси внимательно наблюдала за ней.

– Совершенно верно.

– Он мне что-нибудь передал?

– Только то, что перезвонит в шесть.

– В шесть?

– Да. А сейчас без пятнадцати.

– Без пятнадцати.

Они выпили.

– Как получилось, что вы с ним познакомились? – спросила Мерси. – С Милошем Саворским. Он мне об этом никогда не говорил. Да и вы тоже.

– Понятия не имела, что вы соседи. Он приходил чинить телефон, когда Люк перерубил лопатой кабель. Три или четыре недели назад – точно не помню.

– А… Значит, тогда.

Люк…

Мерси улыбнулась.

– Вас, кажется, не было, когда он приходил.

– Не было. Я гуляла с Уиллом и Редьярдом. А когда мы вернулись, вы сказали, что телефонист все исправил. Надо же, чтобы им оказался мой сосед. Я знала, что Милош работает в компании «Белл», но мне и в голову не приходило, что это он чинил ваш телефон. – Мерси рассмеялась. – Что ж, бывают вещи и поудивительнее. И с чего это он вам звонит? Вы не против, что я спрашиваю?

– Нисколько. Просто он меня заинтересовал. Я решила, что из него может выйти неплохой натурщик.

– Натурщик? – Мерси насторожилась.

Так вот откуда те рисунки.

– Ну да, будет мне позировать. Разве я вам не говорила? Теперь, когда нет старины Джей Ти, я решила заняться натурой в классе Эдны Мот, – солгала Джейн. – Я и еще человек пять-шесть. Она нашла женщину. А мужчину найти никак не может.

– Это в городе, где полно расфуфыренных актеров? – удивилась Мерси. – Странно.

– И тем не менее… – пожала плечами Джейн. – Расскажите мне о нем. Я знаю только его имя. Встретила как-то на улице, подумала: вот совершенное тело. И пригласила позировать.