Текст книги "Кайл Соллей (СИ)"

Автор книги: Тимофей Кулабухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Глава 13. Сердитые норды

Они сидели за дальним столом в Спарте, втроем, усталые, потрепанные, грязные, злые, немолодые, битые жизнью. Наверное, так бы и сидели, но в тот вечер Снорре влил в себя с полведра кислого бордосского вина кларет, изобразил дурацкую улыбочку и пошел знакомиться с соплеменниками. Для начала они чуть не подрались. Вроде как не до конца признали в нем норда. Сами оказались нордманны, самой северной разновидностью.

Урегулировал всё Валент. Пришел, поговорил, слово за слово, выпили, рассказал байку. Посмеялись. Потом ещё одну. Не знаю, как у него это получалось, так легко и непринужденно общаться, тем более с представителями разных народов, но под конец вечера мы уже сидели вшестером, я, Снорре, Валент и сильно потёртые норды – Тур, Йон и Магнус Пальцы.

Так что это чистая случайность.

Когда Снорре, Тур и Магнус вовсю привалились мордами на стол, положив для удобства свои лапища, а Валент ускользнул по своих хозяйским делам, Йон, самый старший по возрасту, похожий на седовласого ворона, впервые за вечер сделался грустным и одновременно – разговорчивым. Коверкал слова на всеобщем, сильнее, чем когда был трезв, но смысл стал более понятен.

– Вы, вот не спрашиваете, зачем мы тут, что делаем. Герр барон Соллей Кайл. Из вежливости.

Голова его при этом непроизвольно дергалась, лицо поворачивалось чуть левее, то правее, как у поврежденной стрелковой башни ПВО.

Я ответил ему на ещё более ужасном нордском, раз уж Снорре учил меня языку, надо практиковаться. Или винное зелье сделало самоуверенным.

– Можно просто Кайл. Барон мой отец. Строго говоря, остальные – просто члены семьи. Как король – один, остальные погулять вышли. Не спрашиваю, потому что так привык. Что захотите, то сами расскажете.

– Ну да, ну да. Знаете, когда в груди рана. Груз. Задание, которое не получается выполнить, оно просится наружу, и рассказываешь, коль собеседник достойный. Герр Кайл.

История наша простая и страшная. Мы даже не народец. Представители трех обычных родов ледяного края. Рыбу ловили, в походы ходили, дома строили, дрались, свадьбы гуляли. Живем на далёком-далёком севере, где дышат ветрами морозные великаны, у холодного фьорда Куббкрёкен. Слыхали, что такое фьорд? Знаете, почему вашего мальца за своего не приняли? Не верьте нордам, что поют веселые нескладные песни про свою родную землю. Нет. Мы ненавидим свой мир. Наш мир – это тоска и ненависть. Это проклятые темные скалы, упирающиеся ногами в ледяную даже летом воду. Серое безрадостное небо. Дом для тысячи крикливых безмозглых птиц. И холодно как в Хель. Холод как смерть, он везде. В каждой щели. На дне миски с похлебкой. На кончиках сапог. Дует из оконной щели. Пробирается в постель. Дышит, как из отрытой при помощи кирки и заступа могилы.

Но мы живем. Привыкли. Делаем вид, что любим эти грёбанные скалы. Где скудная холодная грязь между камнями, что не дает роста зерну. Где скот не накармливает бока за короткое лето. Всё время хочется жрать. И холодно, даже сидя возле огня, испив прокисшего пива. И духи Севера дышат без устали, каждый день и ночь, превращая скалы в ледяную постель.

И вот, мы отталкиваемся от злых голодных черных скал и плывем. Но запад. На восток. На юг. Хоть к великанам в пасть. Мы горим ненавистью и злобой. Боль дает нам силы. Мы не боимся смерти и боли от ран. Вся наша жизнь – боль и гнев. И в короткое время битвы, на земле и на воде мы можем отплатить хоть кому-то за свои страдания. И пусть никто не будет ждать пощады, потому что нордов никто никогда не жалел.

А жители Кубба? Покойники! Великан Бёк проснулся. Сначала он снял снежную шапку. Стал тёплым. Теперь не гора, а ётун. Верите в ётунов? Это такой древний каменный великан. Мы не думаем, что Бёк проснется и примется шагать как в сказках предков, хотя было бы здорово чтоб он убрался подальше. Сердце его становится жарче день ото дня. Он уже дышит, и это дыхание убивает всё живое. Мертвая трава, мертвые деревья, мертвая горная коза возле которой валяется дохлый падальщик. Четыре года это продолжается и становится только хуже.

Когда примется плевать огнем, сожжёт всё, до чего дотянется, разогреет даже ледяное море, а потом примется извергать черный дым, Столб дыма, плотный, до самого Асгарда. Закроет собой небо, станет кидать огромные камни на многие мили. Засыплет мир мёртвым пеплом. Но мы-то к тому времени уже подохнем, конечно. Наша земля проклята старыми богами. Как это у вас, у христиан, называется? Вулкан?

– Вулкан тоже языческое слово, мой друг Йон.

Норд скривился и, не глотая, влил в себя полкружки подкисшего пива, потянулся к кувшину, чтоб налить ещё. Его голос и глаза были сердиты и неприятно трезвы, несмотря на количество выпитого.

– Никуда не денешься от проклятых богов. И что же мы ищем здесь, герр Кайл?

– Видимо, не поставщика гробов для всех жителей.

Он кивнул.

– Многие северные роды уже сотни лет уезжали и уезжали. Семьями, поодиночке и целыми деревнями. От конунгов до нищих голодранцев. Туда, где потеплее. А ведь везде теплее, чем у нас, герр Кайл. И мы – ищем. Скитаемся от ярла к герцогу, от порога и до порога, кланяемся, как потерявшие всякую гордость бродяги. Примите нас к себе, примите…

Он отодвинул стул, чтобы раскланяться передо мной, смешной, одновременно невероятно злой и всё же совершенно пьяный. Подхватил его, чтоб не упал, перекинул руку себе на шею и потащил к выходу. В сад. На свежий воздух. Глаза его полыхнули гневом, оттого что я посмел прикоснуться к нему, но норд покорно дал вынести и положить себя на травку, спиной к какому-то сарайчику. Я по-простецки привалился рядом. Нордманнский скиталец, хоть и не был способен переставлять ноги, всё ещё пребывал в ясном сознании.

– А не пожалеешь потом что оставил свою родину, герр Йон?

– Клянусь всеми старыми и новыми богами, слезинки не пророню.

Ярко светили звезды. Над головой пролетела беззаботная летучая мышь. Мы продолжили этот разговор в завтрашний полдень.

* * *

Утро. Столовая зала Спарты. Протрезвевшие, умытые, с расчесанными волосами и бородами, опрятные норды не были похожи на вчерашним пьяниц. И, судя по их хитрым рожам, имели разговор.

Усадили, заказали трапезу, беседу завели издалека. Про погоду на море, форму волн, про коров, про религию. Рассказали, что норды приняли христианство, но не как прочие народы. Священника называют вельди, это слово означает в нордском одновременно и жреца. Вельди отпускает грехи, молится нараспев Иисусу и всем святым апостолам. Но закончив, выходит из храма на задний двор, на капище и с не меньшей серьезностью отрезает ритуальной курице голову в жертву Одину, прося, чтоб не было войны пока мужчины в море. Ремесло вельди – разговаривать с богами от имени людей. У нордов не укладывалось в голове, как в южных королевствах одни стали монахами и гоняли других жрецов за старую веру, сжигая на кострах за колдовство и обзывая старых богов обидными словечками. Жизнь нордов слишком сурова и тяжела, чтобы развлекаться, устраивая конфликты между божествами. Нет. Просто, когда конунги и короли решили, что пора бы поверить в Христа, ему поставили самые большие храмы. Но и старых богов не выкинули на помойку. Как старый меч не выбрасывают, выковав новый, а старый драккар не сжигают, а вытаскивают на берег, переворачивают и превращают в жилище. Старые боги никуда не ушли, хотя говорить об этом с чужаками не принято.

Своими разъясняющими речами, пока мы со Снорре кушали бобовую похлебку, пришли к простой мысли и просьбе.

Оказалось, что Бюжи не принимают их как послов. Вообще разговаривать с ними не хотят. Даже не отказывают в просьбе, вообще не получается поговорить. Вручить дары, преклонить колени и всё такое. И коль скоро Кайл Фернан Соллей их высокородный родственник (вчера Снорре растрепал по пьяни) – просят меня договориться о встрече, обещая некоторые дары мне.

Ещё раз, обстоятельно и неторопливо, в три голоса, степенно перебивая друг друга, они пересказали историю своего селения. Что вулкан родных берегов по имени Бёк просыпается и уже начал убивать иных стариков и младенцев. И теперь они готовы, хоть на службу Хель, хоть к Маврскому королю, но убраться подальше. Но поселения в их родной стране не хотят их принять. Везде голодно. В землях нордов идёт война между кланами и наследниками на престол. Норд на норда. Кровь и огонь. Они принялись искать в других землях, и страна Бюжей уже, наверное, тридцатая попытка найти новый дом. Родные графы Ролланцы из земли Нормандия готовы принять их только как рабов, без оружия и чести. Разделить между селениями. И у графа Конкарно они, кстати, тоже были. Были приняты быстро и так же быстро получили категорический отказ.

Если подумать, эти обманчиво благообразные морды – мне никто. Мы выпивали за знакомство один вечер и теперь мне переться в резиденцию Бюжей, зачем-то их просить. Нордов не любят из-за тех бед, что они уже причиняют. Разбойники, пираты, убийцы, грабители и насильники. И кому в голову придёт разрешить им жить на своей земле?

– А вы, то есть этот ваш Кубба – это сколько народа?

Они переглянулись. Ответил Тур.

– Ну, нас примерно пять сотен. Тех, кто может держать меч. Начиная от мальцов и до ещё крепких стариков. И женщины от молодых, до не сильно старых. У нас людей считают так. Голос и мнение имеет только тот, кто способен держать меч в бою при набеге или защите селения. А если считать малых детей, бабок, стариков и немощных, то, наверное, ещё столько же. Но их в расчет не берём. Тяжелая доля, но всех таких родичей придется убить.

Я поперхнулся хлебом, Снорре постучал по спине, проталкивая кусок.

* * *

– Да знаю я про этих твоих бродяг, – нахмурилась Ангелина. – Думаешь, мои советники даром свою монету получают? И доносчик из гильдии воров тоже писал. Эка невидаль – норды ищут дом.

Она подлила мне вина и, хотя её ответ был понятен с первых слов по одному только тону, продолжила.

– Давай я тебе расскажу. Про местных, славных подданных Бюжей. Люд тут – басконцы или эускотарцы. Язык у них свой – аквитанс, хотя и на всеобщем говорят. Когда-то, в стародавние времена, они владели землями на сотни лиг южнее и севернее. Говорят, что эти земли им даровали сами боги до начала времён. Всё вокруг были под их вождями. Сядь на коня и скачи, пока он не падёт, ты не проедешь и десятой части. Великая земля, огромная страна. Гордость и слава.

Но пришли древние. Вызвали на большую битву и так дали по мозгам, что басконцев резко стало мало. Их самих и принадлежащей им земли. Потом Карл Великий ходил войной туда-сюда. Люд понабежал из разных земель, стали говорить на всеобщем. Потом мавры раздавали чертей франкскому герцогу Эду. Мало это земле не показалось. Басконцы теперь живут тут и в горных долинах. Хотя и проиграли свои войны сотни лет назад, всё так же вспыльчивые и жестокие. Гордость и слава предков живет в них. Палец в рот не клади. Это тебе не покорные вилланы-северяне. Чуть что за нож хватаются. Буквально. Готовы к войне, готовы умереть.

И знаешь, что делают Бюжи? Они не обижают своих басконцев. Тут приходят семьи со всех сторон света, есть мавры, евреи, германцы и Бог весть кто. И этот салат с огурцами и рыбой спокоен, потому что мы его не трогаем. Не вводим новые налоги, новые порядки. Да, купцов гоняем, бывает. Но люд живет и знает, что его дети будут так же спокойно жить. И потому не обращает свой гнев на соседа-испанца. Потому что гнев его спит.

И по четыре раза в год и даже чаще мы пишем письма королю и герцогу, хотя Бюжи и сами вроде герцогов. И в каждом письме мы жалуемся на лень своих подданных и болезни Бюжей. Каждый следующий правитель земли обрастает в наших письмах хворями и травмами. И это не просто так. Наш негласный девиз – «Бюжи не ходят на войну». Когда начинается очередная заварушка, а она, знаешь ли, постоянно начинается, мы шлем зерно и сушеную рыбу, немного коней и отличную сталь, мы шлем три десятка наемников чтоб доставить это всё и извинения, что Бюжи не выставят от себя рыцарей. Хотя молодежь во все времена любила повоевать, и даже некоторые родные кости белеют в сарацинской пустыне во славу Святого Престола.

И уж тем более, Бюжи не тащат войну домой. Не меняют свою землю, не строят стен и не точат копий. И в наш тихий залив не приплывут норды, разве только чтобы все басконцы, испанцы, франки, халлы, мавры и греки не поднялись на бой под руководством Бюжа Лео Златовласого и не отравили проклятых северян обратно к их мертвым богам.

Кто такие норды? Рассказать? Они одного своего прозвали «детолюб». На смех подняли. Но не за то, что он извращенное соитие практиковал, о нет! Они, когда очередное селение захватили, развлекались тем, что парочка нордов ловили ребенка, желательно поменьше размером, подбрасывали повыше, а трое или четверо в полёте «ловили» на копья. Кто «поймает», тот выиграл. Ну и один из нордов их пытался пристыдить, остальные его на смех подняли, кличку придумали. Вот кто такие эти проклятые северяне! Убийцы, мучители, палачи, изверги, злобные твари, которым даже в аду не будут рады.

Никаких богомерзких нордов в моей земле не будет. Ну, может, когда какой рыбак, кузнец или плотник поселится, но лишь затем, чтоб жил по здешним законам и дети его и внуки забыли о северной свирепости. Понятно я излагаю?

Я устало кивнул. От сложности взаимоотношений чужих мне народов, эха истории благородных семейств, религий и вождей разболелась голова.

– Баста. Всё. Мой старший, Гильом – хочет с тобой познакомится. Он в саду. Допивай бокал и пойдем.

* * *

Полушаг влево и ловкий быстрый удар Гильома рассек пустоту. На мгновение его исказила тень гнева. Вероятно, парень считал себя ловким фехтовальщиком. Так, возможно, и было. Всего мгновение – достоинство, легкая усмешка и гордость вернулись на лицо молодого Бюжа.

Из-за подстриженных кустов за мной приглядывал Снорре. Судя по звукам, что-то выпросил на кухне и жевал.

Гильом Жако Де Бюж, мой ровесник и будущий наследник земель вернулся с гор, сославшись на усталость, утомившись беготней по горным кручам за лохматыми недружелюбными горными козлами – предметом охоты. Жесткую вонючую козлятину он не любил, хотя и не перечил отцу и прочим родственникам, воспользовался случаем и ретировался. В своей доме, обнаружил меня, завтракающего с матушкой Ангелиной и пожелал попрактиковаться в фехтовании.

Новый противник, северянин. Он думал, что я буду силен, но неуклюж. После тяжелого разговора на сложные темы настроения развлекаться не было, я вяло отмахивался и почти не контратаковал, тем не менее оставаясь недосягаем для тренировочного меча противника, чем доводил до бешенства Гильома. Внезапно он решил, что моя мрачность – его вина, сбросил маску надменности и попытался меня разговорить.

Он оказался неплохой парень, пятнадцати лет от роду, пылкий, влюбчивый, знающий наизусть множество стихов, так же как мать и отец – златовласый, что среди темноволосых басконцев считалось божественно красивым, довольно грамотный и любящий верховую езду.

В обмен на несколько, как ему показалось, северянских приёмчиков пригласил осмотреть страну Бюжей верхом.

– Нет, вот так. Отбиваешь простой удар клинком и сразу же разворот корпусом. Вся сила, весь вес щитом об щит противника. Только чуть раскрываешься и бьешь ребром. Не бойся, щит большой, не промажешь. И он же защищает тебя от вражеского клинка, кроме удара снизу.

Когда я показал ему технику, он упал. Расхохотался, вскочил и теперь уже я стоически принял такой же удар в верхнюю часть щита, получил по лицу, так что слегка треснула губа.

– Здорово. Грубо, по-северянски, но здорово. У нас так никто не умеет. Я пока ещё не лучший клинок в наших местах, но тренируюсь. Длинными руками и ловкостью одолеваю почти всех. Возьмем с собой в поездку воды или вина?

Мы взяли и того и другого, а также мяса, хлеба и ароматного сыра, нагрузили этим домашнего слугу Жиля и Снорре. Так и тронулись на лошадках. Вчетвером. Мы впереди, норд с бюжевским толстым слугой Тоту – следом.

Петляли дорогами, Гильом не подвергал меня допросу, как его мать, зато был отличным рассказчиком. Дороги, дома, семейства, которые в этих домах жили. Он знал всех и обо всём с удовольствием и озорно рассказывал.

Любой человек, завидев его, улыбался, кланялся и махал руками. Девушки с корзинками звонко засмеялись, прикрывая для приличия рты, смотрели чуть искоса, пронзительно хлопали огромными глазищами. Без сомнений, в стране Бюжей был мир и покой, а сами они пользовались не страхом, а любовью и уважением. Красавчик Гильом предмет обожания всех молодых девушек и женщин в округе.

С такой компанией, не всегда понимая, где мы и что делаем, двигались вдоль залива от одного скопления домов до другого.

Так как страна Бюжей не знала стены, то и жители не были собраны в одном месте. Не было города, не было центра. Селились то там, то здесь, у берегов чистых ручьев, возле своих виноградников, садов олив и пшеничных полей. Или, напротив, у берега моря. Дороги, такие же беспечные, как и жители, делали большие легкомысленные дуги и повороты.

Страна Бюжей, с улыбающимися жителями, залитая солнцем, насыщенная жизнью, зеленью, цветами, с открытыми улыбками девушек, одна из которых подмигнула мне, казалась мне прекраснейшим местом. В груди теснилась и радость от того, что я вижу, и грусть при воспоминании земли Соллей, не ужасной, но совсем другой. И чувство беспокойства за отца. Как там наш замок? Поездка проветрила голову. Мысли все так же возвращались к трем нордам, жующим для экономии дешевую кашу и делящим одну койку в таверне Спарта.

– Что беспокоит моего кузена-северянина?

Поколебавшись, рассказал ему про нордманнов и их просьбу к Бюжам, про умирающую землю и поиски нового дома. Как-то незаметно история перетекла в конфликты и стычки уже в землях графства Конкарно. Он искренне восхитился той победе, что я одержал над кровными врагами в Вороньем замке, но порадовался тому, что его семья ни с кем не в ссоре.

– Ну, в твоей беде не помогу, мои родители сами решают все вопросы, да и они правы, куда нам ещё и пять сотен бородатых морд. Придёт пара дюжин, можно поселить поближе к горам, там полно пустых мест, но целые роды попросту не поместятся. Другое дело в Пиренейских горах. Южнее. Война с маврами выкосила целые долины. Спроси, не согласиться они жить в долине? Правда вместо вулкана они могут получить карательный отряд легкой арабской конницы, который утащит выживших в рабство.

– Нет. Они определенно ищут море, берег. Они рыбаки и корабелы. Море их стихия, а горы с козлами и баранами – нет. Да и дальше на юг жарко им, они же вообще лютые норды, считай голой жопой во льдах сидят, а тут солнце печёт иногда нестерпимо. Жаловались, что обгорают на солнце за полчаса, ходят потом с красными опухшими рожами. Хотя может, привыкнут. Здесь остановимся?

Место, куда привёл южанин, было красивым. Хоть картину пиши. Возвышенность чуть в стороне от берега, редкие деревца, людей никого, отличный вид на залив. Я по привычке прикинул, где укрыться в случае нападения и откуда могут наброситься, потом выкинул эти мысли из головы. Трудно поверить, но здесь не нападают на странников.

Ковригу хлеба и кусок сушеного мяса явно стрескали в пути наши с Гильомом хитрые приспешники, но мы не подали вида. Пили вино прямо из небольших кожаных мешков, слуга Тоту оказался неиссякаемым источником баек и смешных историй. Развлекая всех, Снорре пытался добросить камнем до воды и не преуспел.

– А сколько дворов в твоей земле, северянин?

– Ну. Если считать дворами, наверное, под сотню. Примерно так. С тех пор как один хутор сожгли дотла неизвестные враги.

– А не хочешь забрать этих скитальцев-нордов к себе в земли? Так ты утроишь свой народ. Прости, я умничаю, просто нас учат политике и обращению с казной.

Я поморщился. Слова «политика» и «политэкономия» не раз всплывали в разговорах с Ангелиной, но были мне совершенно незнакомы.

– Объяснишь и мне что за политика такая? И где тебя учат? У Бюжей есть библиотека с книгами?

– Есть, но маленькая. Учат в монастыре Святого Креста в Бордо, там есть вредный старый дед, в смысле просвещенный монах по имени Никосий. Ему родители платят за науку для меня. Есть традиция – учить Бюжей грамоте. Ей уже много поколений. Получается с переменным успехом. Например, мой отец дальше списка апостолов по именам не ушел, но зато мастер меча и на охоте стреляет из тяжелого лука – загляденье.

Так вот. Политика, это вид искусства, вроде живописи или поэзии. Искусство управления городами или городом. А казначейская наука – умение считать деньги, знать, сколько ты заработаешь, сколько потратишь. Никосий говорит, что сеньоры в основном бухать горазды и денег почти ни у кого нет, разве после военной победы трофеи останутся. Не умеют зарабатывать, не умею считать. Бюжи не такие. Моя матушка вообще талантливый казначей и счетовод. При ней и долгов не осталось, и мытари-сборщики перестали зажиливать деньги, правда, говорят, поначалу троих пришлось выпороть на площади.

Объяснить на примере? Вот сколько приносят податей твои крестьяне в год? Посчитаем, сколько тратит замок и войско.

Я неохотно отвечал, понимая, что ступаю на незнакомую мне почву здравого смысла, денег и цифр. Хотел было сказать, что на севере всё не так, что люди живут сегодняшним днем и добывают кусок хлеба из земли, чтобы тут же съесть, но понимал – южанин прав.

Ни черта нет математики в Соллеевских делах. Какие-то умозрительные подсчеты отца и Оливера.

Потом невежливо перебил Гильома.

– Постой. Насчет этой твоей идеи. Забрать тех нордов к себе. У нас тоже нет земли. Баронство это тебе не страна. Вот ты считаешь! А сколько надо места, чтобы расселить пять сотен, а на самом деле все десять сотен людей? Сколько это дворов?

– Ну, двор это такое понятие. Кто-то и один живет, но редко. Кто-то по пятнадцать-двадцать родственников под одной крышей. Но вопрос понятен. Если считать среднюю семью по пять-десять в меру взрослых человек работающих и нет, тогда тебе нужно сотня дворов, так? Каждой семье нужен надел земли. Если рыболовы, небольшой, но всё одно нужен. Обычно считается, что семье нужно три – четыре югера земли под пашню и один под сад. Зажиточным – больше. Но вот и считай, что тебе нужно примерно пятьсот югеров. У вас в ходу мера такая – югер? Это площадь, которую пара волов вспашет за полный день.

– У нас говорят большой бонуарий, надел для проживания одной семьи. Но, примерно понял. В принципе земля есть, как говорит отец, только большая часть камни да болота. Пашни свободной наберется наделов двадцать-тридцать и то в разных местах. А у нас не юг. Люд живет кучно потому, что опасно. Звери и враги. Стена – обязательна для крупного поселения.

– Зато море.

– Порта нет. Только селение рыбаков. У нас их почему-то называют рыбниками. Два десятка жалких домишек. И сети кругом. Воняет рыбой и бродят собаки с жалостливыми глазами. Людей мало.

– Это всё от войн. Видишь, какой от них вред. Мы учим, что войны – сущее зло. Даже победив, ты потратишь на войско столько, что чистый доход от трофеев будет жалким. А потери людей от убитых? И сиротам в глаза смотреть стыдно, хоть ты вроде и не виноват. Хочешь, завтра поедем в Бордо в гости к Никосию? Он умный, на любой вопрос может ответить. Только злой, за дебилов всех держит. Вот у него в монастыре библиотека – огромная. Наверное, почти сотня книг и все прочитаны.