Текст книги "Кайл Соллей (СИ)"

Автор книги: Тимофей Кулабухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Глава 8. Законы гостеприимства

Я встал и откашлялся.

– Полный бокал. Кубок. Это ведь кубок? Позволите мне встать и сказать тост. Я молод. Плохо знаком с законами этикета и гостеприимства. Быть может, так не положено? Позволит хозяин замка?

Хозяин замка. Да что там – дома, людей, земель и положения вещей, Марселон Фарлонг откинулся на своем кресле и красноречивым жестом указал, что мне, как гостю, позволено в его доме всё.

Держа в левой руке кубок, полный ароматного вина, под пристальными взглядами, не торопясь обошел стол, и встал на открытое пространство около кресла Марселона.

– Обещаю выпить это чудесное вино с крепким ароматом сока корня цикуты. Яд. Такой же нюхал у тётки-травницы на рынке Конкарно. Я говорил, что у меня острый нюх? Ну что вы, что вы. Слово рыцаря, выпью эту чашу. Мы же не хотим, чтобы из той двери показались шесть, я же не ошибаюсь? Шесть арбалетчиков? И принялись тут устраивать беспорядок. Выпью. Подумаешь, сильнейший яд. Говорят – быстрый. Но. Тост! Для начала: моя благодарность за возможность посетить славный Вороний замок. Целиком. Без отрезанных конечностей.

От этих слов некоторые присутствующие нервно улыбнулись, а сам Марселон Фарлонг неожиданно легко и грациозно скользнул из своего кресла, встал в полный рост с кубком напротив меня. Кстати, его меч как положено – на поясе. Всё что я говорю, обращено в первую очередь к нему. Остальные лишь присутствующие. Это кровная война длиной в две с половиной сотни лет должна окончиться сегодня. Этот миг – его миг, его слава и он втягивал каждую его каплю. Его не смущало, что я учуял яд. Ничто теперь не сможет остановить судьбу.

– Как велики наши семьи, и как малы. И как всё переменчиво. Недавно вы соблазнили молодого Кайла предать родного отца. Глупец, рассчитывал занять его место. Но! Это не всё! Дом Соллей предал не кто-нибудь, а их опора и стена – мажордом Оливер Рэд родом из Векка. Однако – случилась неудача! Все сорвалось, наемники погибли на болотах. А тут внезапно приходит весть о смерти Аластриона Соллей. Нынче всё, что есть у врагов – это глупый надменный парнишка. И прежде, чем снова посылать убийц, кто-то предложил, а давайте пригласим его заключить мир, вдруг он согласится, или они оба с отцом. Ну что мы теряем? Какая замечательная идея. Кто предложил?

На дальнем конце стола улыбался как жених и махал рукой Филипп.

– Славно. И вот всё почти окончено. После стольких лет! Мне не вырваться. Не сбежать. Я выпью за окончание. Ни о чем не жалею. Принимаю как есть выбор и прошлое. Но, прежде чем выпью, кавалер Марселон Фарлонг, объясните мне, как случилось, что старший слуга дома Оливер – стал предателем?

– Ну. К чему эти разговоры, – мой собеседник польщено кашлянул. – Ваш слуга имеет слабость. Все имеют. Одиночество. Нет семьи. Была жена, не оставив детей, умерла. Вот он и похаживал к одной кухарке в Конкарно. Замужней. Муженёк её пил и бил. А Оливер любил пылко. Потом законный супруг упал пьяный с лодки и утонул посреди бухты, а она переехала жить к своим родителям. Представьте, в мои земли. Баба между тем дочку родила, он и ездил к ним, уговаривал сойтись, она, дура такая – отказывалась. Сомневалась. Малая подросла, на него похожа очень. Особенно голубые глаза. Не иначе родная дочь. А тут его мои изловили, как дикого кота. Случайно. Хотели сразу повесить, но староста деревенский рассказал, как и что. Вот мы и повесили мать той девочки, так имя и не запомнил. И старосту. За то, что раньше молчал. Ублюдица теперь в замке живет. Лет одиннадцать ей, примерно. И если ваш Оливер не сделает, как я ему велю, то маленькая мышка умрет. После того как над ней надругаются все до последнего эспье, слуги и живущие возле замка бродяги. Но за то, что ты приехал, мой малыш Кайл, обещаю её отпустить. Слово рыцаря. Только её, старый слуга своё пожил.

– Ну, что мы о грустном, господин Марселон. Вон смотрите – мой саттель, норд, пока все на нас смотрят, тихонечко жрёт. Пока есть возможность. Молодец, правда? Не будем скорбеть. Есть у Оливера причина и ладно. Приятно, когда не за деньги продают, верно?

– Хватит разговоров. Давайте пить. Поднимем кубки за завершение прошлых дел, за окончание семейной ссоры Фарлонгов и Соллей!

И я поднял бокал с отравленным вином. Без обмана. Зала замерла. Напряжение можно было резать ножом. Приставил к губам, принялся неторопливо, со вкусом, пить. Было чертовски вкусно, только немного жгло. У яда тоже свой вкус. До последней капли, тогда как Фарлонг, не отрывая от меня цепкий взгляд – сделал только глоток.

– А! Смотрите, как я умею!

Допив, запрокидывая голову, я ловко подержал, балансируя, пару секунд пустой кубок на одном указательном пальце левой руки. Потом легким движение кисти подбросил повыше, к потолку. В абсолютной тишине металл отчетливо звякнул о ноготь. Немного вращаясь, он совершил свой короткий полёт.

Десятки глаз заворожено проследили судьбу пустого кубка.

С небольшим выдохом я наклонился и извлек из-под парадной накидки два коротких, подогнанных и облегченных по моим указаниям меча. Наточены как бритвы. Ножны на новенькой перевязи плотно держали их рукоятями вниз. Оружие скрытого ношения. Быстрее чем это понадобилось летящему кубку – я выставил клинки перед собой по обе стороны Фарлонга и сомкнул как громадные ножницы для стрижки овец.

Дзынь! Мечи легко отсекли голову Марселона заодно разрезав кубок. Там, на полу, вино смешается с кровью хозяина замка, чтобы бесславно закончить его историю.

Ещё до того, как мой летящий бокал со звоном упал, мой меч пробил насквозь ближайшего из сидевших, вместе с креслом, второй снес голову соседа. Кажется, это была голова мажордома Шарля. У кого теперь спрашивать, где мой семейный меч с грёбанными цветочками?

Тело налилось нечеловеческой скоростью и мощью. Насаженного на меч, безвольной куклой поднял высоко над головой. Одной рукой. Отвратительно трещала человеческая плоть, глухо сминались кости. Кресло развалилось с жалостным скрипом. Зашвырнул в правый угол стола, сбивая сидящих. И тут же неизящно навалился на стол, впечатал сидевших по ту сторону в стену. Запрыгнул, парой резких взмахов добил оглушенных.

Как там мои спутники?

Не подкачали. Секунду назад изображавший мирно жующего барана Снорре, уже притянул через стол лысеющего мужика при помощи короткого топора (когда только успел достать, не иначе заранее?). И вцепился тому в лицо зубами. Оливер, позабыв про вопросы верности и предательства, воткнул в шею своего соседа справа – столовый нож. Навалился, провернул, выпустив струю алой крови, легко вскочил и пинком перевернул стол. Мгновение – и он тоже выхватил спрятанный меч, подобный моему, к которому первоначально так скептически отнёсся. Кого-то проткнул. Славно. Мужики при деле.

Не стоит забывать про арбалетчиков. Не было потайной щели для подсматривания ситуации в зале, однако же, им хватило пары мгновений, чтобы понять, что пора вмешиваться. Ну а мне, чтобы оказаться возле их двери.

В мои планы не входили раны от арбалетных болтов, тем более, я-то ещё переживу, а вот моим спутникам придется ехать домой с монетами на глазах. Когда дверь распахнулась – арбалетчики быстро об этом пожалели.

Перекошенное лицо первого же воина – не попытка меня испугать, а живые человеческие эмоции. С треском проколол его грудную клетку, вторым клинком ткнул следующего в лицо. Он пытался уклониться, но не успел, острие прорезало ему шею до позвоночника, подняв кровавый фонтан. Толкнул, ворвался внутрь, удал за ударом, третий боец, четвертый, замахи сбоку, сверху, сильные, быстрые, все в цель, рубили доспехи, арбалеты и человеческие кости. Пятый даже пытался ткнуть меня кривым ножичком. Отклонил удар и с резким выдохом рассек того снизу-вверх от паха до подбородка.

Руки чувствуют, как меч прорывает человеческое мясо, с тупым стуком ломаются и рубятся кости, слышно как выдыхают, изгибаясь, легкие в предсмертных судорогах. Моё тело толкает, тянет, уклоняется под любым угром. Я на физическом уровне ощущаю нелепый танец своих быстро погибающих противников.

Так. Шестой. Где шестой? Последний арбалетчик оказался на карачках в углу, без оружия и с огромными испуганными глазами. Поняв, что его видят, он тоненько завизжал, задрожал и беспорядочно пополз к окну, поскальзываясь в крови. Не вставая, распахнул и нырнул куда-то вниз.

– Ну, не хочешь – как хочешь! – буркнул я себе под нос.

Между тем в зале веселье переместилось ко второй двери. Пол был усеян бездыханными телами, внешняя дверь ходила ходуном. Снорре и Оливер обнимали её как щенки родную мать, подвывали словно звери, удерживая очередной удар. Очевидно, они не ждали ничего хорошего от тех, кто ломился из коридора.

– Открывай с рывка!

Через мгновение я снес голову первому же здоровенному бородачу. Между прочим, подлец хотел проколоть меня длинным копьем с крюками на боках. Не стал ждать, пока попрут остальные, бросился вперед. Мое превосходство в силе показало себя. Теснота. Давка. Коротенькие мечи не цепляли за стены. Гюнтер говорил – не случайно у морских разбойников, сражающихся плотным строем на палубах, мечи короткие. Быстрые удары, уколы снизу, маневренность. Для боя на равнине нужен меч подлиннее, дающий дистанцию с врагом, превращающий долгий замах в тяжелый изматывающий удар.

Тренировки сделали своё дело. Отработанные смертельные уколы, удары без размаха, одному срубил ногу, другому проткнул живот, пинок по щиту. Пока часть толпы в коридоре падала от толчков, колю стоящих. Стены, пол, я сам – покрылись чужой кровью. Руби, руби, руби. Мгновение, один из мечей застрял в очередном черепе. Дьявол. Я мгновенно отпустил оба клинка и врезал здоровяку голым кулаком. Шлем сплющило вместе с головой владельца.

Перехватил копье, ударил лбом, отнял, развернул, проткнул следующего насквозь. Как последний? Двое же ещё были? Убегают. С досады подхватил с залитого кровью пола чей-то тяжелый шлем и швырнул вслед. Пришиб ещё одного.

Моим ошарашенным спутникам осталось только добить тех, кто шевелился.

Я мельком глянул в окно. Матерь Иисусова, святая Мари! Это не построение, а просто огромная вооруженная толпа, вероятно ещё ожидающая приказа, и стоящая на «подхвате». Они что, серьезно думали, что нас придется убивать такой оравой? Да там клинков шестьдесят, не меньше! Безумцы, усмехнулся я.

– Так. Держитесь друг друга, прикрывайте. За меня не волнуйтесь, наведу шороха во дворе.

Прежде чем Оливер напустил на себя важное лицо и попытался возразить, ногой прижал череп, в котором застрял мой клинок, хекнул, вынул, подобрал второй, обтер оба. Распахнул ставни пошире, протиснулся в узкое как бойница окошечко, удерживался мгновение одной рукой, оттолкнулся от стены и явился во двор незваным гостем. На праздник меча и топора.

Вероятно, все командиры – начальники этих эспье и наемников уже лежали в торжественной зале. Никакого порядка. Бардак. Никто не пытался организовать на меня нападение. Или просто не успевал.

Я не мог себе позволить тратить на каждого противника больше мгновения. Скорость – моё единственное преимущество. Всё как на абордаже крейсера, только вместо излучателя в режиме «жатва» – две короткие железки. Хорошо, хоть острые.

Взмах, лысая башка солдата летит, раззявив рот без половины зубов. Полюбоваться некогда. Укол что есть сил сквозь нагрудник следующего. Очередной успел защититься прямоугольным щитом. Не иначе рефлекс. Некогда думать, дыхание рваное, движения максимально резкие. Нырок под него. Отрубаю правую ногу. Выжимаю из тела всё, что можно. Ещё один и ещё, и ещё. На ком-то нет тяжелых доспехов, тогда рывок в сторону и на уходе вспарываю ему бок на всю глубину своего клинка. Впереди ещё один щит, толкаю, боец летит куда-то назад, сшибает других.

Быстрее, быстрее, быстрее. Нет времени, только движение. Вправо, вперед, назад. Нельзя останавливаться. Сомнут. Ноги неизящно скачут по окрашенной в красное грязи – руки рубят, колют, режут. Быстрее – чтобы они не успели ничего сообразить, чтобы не стали в строй. Ещё одному отсек ногу. Он орёт, все мечутся. Хорошо, когда нет союзников, любой, кто попадется – враг. И покойник. Мелькнула чья-то рука, не прикрытая щитом. Отрубил. Быстрее, ещё быстрее. Никакой пощады, никакой жалости. Каждый удар максимально быстрый, злой, смертельный.

Подсечка очередного бородача. Да что ж за мода такая, у всех бороды лопатой? Прежде чем он упал, прямо в полете, ловко отсекаю ему голову.

Внезапно противник кончился. То есть только что люди были, но поле боя – двор, опустел. Оставшиеся в живых воины постыдно бежали, бросая щиты, теряя шлемы. Кругом только камни, немного травы и грязь, бездушно впитывающая человеческую кровь.

Вот так уходит жизнь. Молча, под шелест ветра.

Среди усеянного трупами двора стоял, часто дыша и дрожа от напряжения – только я. Двор покрыт хаосом тел, как зернами.

Эту картину запомнил надолго.

В наступившей невероятной, космической тишине вдруг «шлеп-шлеп». Из какой-то убогой постройки появился маленького росточка человечек. Мальчик. В простом кожаном шлеме, без щита и доспеха, держа, обеими руками, наперевес, такой же маленький как он сам – меч. И тыкал с мою сторону. Его глаза были огромными и полны слез.

– Ты, ты! Вы. Я буду драться. – полушепотом выдавил из себя мальчишка и замолчал. Видно было, что вот-вот заплачет. Но, держался.

Я широко развёл, приподнял мечи на вытянутых руках повыше, резко взмахнул, как птица. Вж-жу! Смахнул кровь и грязь. Продолжая держать оба клинка, огляделся. Кроме пацана – никого. Усмехнувшись, убрал один и вытер ладонью лицо. Оно ведь тоже забрызгано. Человеческая кровь отвратительна, немного жирновата, так что я покрыт буквально – человеческими ошметками, жиром и кровью. Хотелось немедленно умыться. А потом ещё пару раз. Пока догорает в костре одежда до самого исподнего.

– Стой смирно, малец. Отвечай по порядку, кто такой и для чего тебе оружие?

– Талли! Талли, сын Строма, кузнеца. Я вас не боюсь! Буду защищать свою маму и Свейку. Не позволю надругаться и убить.

То, что он сын кузнеца можно было догадаться, потому что из какой-то щели на полусогнутых ногах показался коренастый мужик с выпученными глазами и серой опаленной бородёнкой. Стал красться к пацану. По виду – тот самый кузнец Стром.

Мальчик, впрочем, заметил его, стал вполоборота так, чтобы держать в поле зрения его и меня, продолжая удерживать в ручонках коротенький меч.

– Простите его милорд! Не убивайте! – кузнец бухнулся в грязь, но продолжил ползти к сыну.

– Кхе. Талли, сын Строма. Я не планирую тут это. За кого вы вообще меня принимаете? – я осекся, глядя на тела перебитых мной воинов, некоторые из которых ещё шевелились. М-да.

– Короче, – мой голос возвысился, стал властным и сильным. – Если есть здесь кто-то, кто хочет драться со мной, пусть выходит. Или бежит прочь как остальные трусы. Нет таких? А слуги? Приказываю слугам показаться!

Из-за груды дров в дальнем углу двора показались лысые головы двух каких-то перепуганных дедков.

– Так. По праву победителя забираю себе всех лошадей и повозки к ним. И оружие. Доспехи, щиты, обувь, весь арсенал. И баронскую казну. И ценности. Впрочем, тут я сам. Снаряжайте коней, повозки, грузите, соберите мои трофеи со двора. Без резких движений. А я уберусь, откуда пришел. Не стану ничего сжигать, насиловать всех и насаживать головы на пики в свете полыхающего замка. Вот такой я скучный человек. Начинайте! Талли, можешь оставить себе меч как милость Кайла. В знак уважения твоему мужеству. Ты единственный отважный защитник замка. Остальные только толпой. Трусы.

На мой голос из окна показался Снорри. Лицо в крови, но задумчивое и опять что-то жует.

– Мон Сеньор Кайл. Там это. Поднимитесь наверх. Кое-кто жив и не желает, чтоб я его добивал, требует вас. Говорит, знает что-то важное.

– Где Оливер? Сейчас подойду.

* * *

Жив был Филипп. Лицо в крови, ноги сломаны, свернуты под неестественным углом, ребра смяты, валяется у стены залы, но дышит, с ненавистью смотрит на меня.

– Клянись, что сохранишь мне жизнь, Кайл! Именем Господа, честью рыцаря и сердцем матери клянись!

– Это с каких таких херов я буду тебя щадить, Фил?

– За племянника! Дам тебе племянника! Клянись!

– Какого ещё нахер племянника? Мои братья-сестры мертвы.

– Аластриона! Старшего брата. Забыл? Клянись!

Он чуть не плакал. Кровь пузырилась на разбитых губах. Я присел на корточки, легонько поигрываю мечом в правой руке.

– Ну, допустим, мне вдруг стало интересно. Только непонятно. Рассказывай.

– Клянись! – шептал раненый рыцарь.

Пока пробирался по недрам замка, увидел, что он стал единственным из рода Фарлонгов. Последним. Вздохнул, положил правую руку прямо с мечом в район сердца.

– Клянусь честью и бессмертной душой рожденного рыцарем Кайла Фернана Соллей и жизнью родившей меня женщины, что не убью тебя, сохраню жизнь и честь, в обмен на то, что ты расскажешь мне о племяннике, если конечно такой вообще существует в природе. Господь мне свидетель. И пусть накажет меня, если нарушу клятву. Аминь! Говори.

– Аластрион не погиб на Святой земле. Его отряд полёг, почти весь, и он получил множество опасных ран. Госпитальеры-крестоносцы отвезли его морем в Нарбонн-Порт, это Древний Прованс, где его выхаживали в монастырской лечебнице. Умер от ножа убийца, возвращаясь с пьянки.

– Это я и так знаю. Про порт, про лечение. Не верю в случайных грабителей и смерть от легких ран ослабленного рыцаря. Небось, яд на ноже. И убийцу тоже вы наняли. Откуда только узнали, о том, что он в том городишке?

– Перекупили гонца от него к замку Соллей. Всегда так делали. Не перебивай, Кайл. Пока его выхаживали в госпитале, он сошелся с одной девкой. Она беременна. Убийца не стал её резать. Корыстный ублюдок. Не убивает бесплатно. Она жива, брюхата. Не иначе племянник у тебя будет. За её имя ты сохранишь мне жизнь! Её зовут Флави, она дочка местного палача. Смех, да? Дочь палача, а помогает святым сестрам в госпитале. У тебя будет бастард-племянник от дочери заплечного мастера.

– Не спеши смеяться, – буркнул я и что есть силы взмахнул мечом, который держал всё это время в руке. Так сильно, что разрубил голову Филиппа пополам. Часть удара пришлась в стену. Удивленный, посмотрел на дымящийся неровный обломок клинка. Потом перевел глаза на труп последнего из Фарлонгов.

– Не умею говорить последних слов, враг. Что сказать? Ты песчинка в дальней жопе галактики. Я в сущности – тоже. Твоя жизнь не имеет значения. Моя не имеет. И тех порубленных уродов во дворе. Клятва лжива и тоже не имеет значения. А что имеет, неумытый самовлюбленный дебил? Имеет значение то, что она назвала меня «сыночек». Где ж Оливер?

* * *

Мажордом нашелся по воплям. Протяжным, женскими. Он буквально тащил за волосы по двору какую-то толстую как жаба тётку, которая выла в полный голос. Сам Оливер был мрачен как туча и при ходьбе припадал на левую ногу. Оружие в руке. Следом смиренно топтался Снорре с огромным топором наперевес.

Женщина попыталась встать, молотя руками и ногами по Оливеру, тот размеренно ударил её несколько раз по голове навершием меча.

– Куда? – рыкнул он, тётка указала направо.

Там, перед окованной металлом дверью в какое-то подвальное помещение, я и нагнал своих спутников.

Вопли перепугали группу собирающих мои трофеи слуг, они испуганно озирались, но не прекращали стаскивать с убитых куски доспехов, тащить щиты и топоры. Две повозки уже запрягли. Коней вывели и готовили к отъезду. Похоже, им нравилась идея что мы уберемся, как только получим желаемое барахло, броню, оружие и ценности.

Я вопросительно кивнул норду, тот пожал плечами и одними губами прошептал:

– Дочь ищет.

– Отпирай дверь, пёсья шлюха! – проорал мажордом тётке прямо в лицо. Не похоже, чтобы он шутил.

– Ключей! Нет ключей! Пожалейте, добрый господин, я заботилась о ней как о своей кровиночке, кормила и оберегала, ночами не спала.

– Знаю, как оберегала! – голос Оливера перешел в разгневанный визг. – Била ногами, ломала ребра, заставляла доедать помои за собаками и ночевать с ними. Обещала продать в бордель, как только хозяин разрешит. За любое слово – избивала. Конской плетью отходила. До шрамов. Привязывала, как пса, чтоб другие дети кидали в неё калом и камнями. Ребенка! Моего ребенка! Тварь! Ключи давай!

– Нетуууу….

Мягко протиснувшись, подошел к двери.

– Так открою!

Все трое воззрились с удивлением. Не знаю, зачем в замке делают такие двери, но эта была рассчитана на осадное орудие. Впрочем, клокотавшая во мне злость безошибочно подсказывала, что встроенный замок и есть слабое место.

Удар ногой. Стены содрогнулись. Дверь стоит. Ещё удар, сильнее. Погнулась, подалась. Ещё. Бу-ух. Слуги во дворе бросили свои дела и пялились на то, что творит молодой барон Соллей. Уже после второго немилосердного удара заметил, что, судя по петлям, дверь открывается наружу. То есть против всякой логики и здравого смысла я пытаюсь затолкать её, а не вырвать наружу что было бы технически верно. Стало стыдно. Но, не меняя выражение лица и тактики, саданул своими нечеловеческими силами ещё дважды. Дверь раскорёжилась и ввалилась внутрь.

Несмотря на солидные габариты, мажордом мгновенно отпустил пленную тётку и бесстрашно нырнул в образовавшуюся дыру.

Толстуха с поистине звериной интуицией, как только её перестали держать мертвой хваткой, рванула наутек. Впрочем, Снорре не дремал, ловко подставил подножку и приставил к её шее топор. Взгляд его сделался недобрым. Воочию я увидел кровожадных нордов, разорявших эти берега сотни лет. Женщина застыла на карачках. Всем своим видом она источала ненависть.

Я потратил ещё некоторое время, чтобы окончательно раскачать, сорвать с петель и отбросить в сторону дверь, но идти следом не пришлось. Оливер, держа в обнимку то, что можно было принять за груду грязного тряпья, вынырнул наружу. Глаза его блистали гневом.

– Нет тебе пощады, уродина, – раненым медведем взревел на тётку мажордом. Руки его крепко обнимали дочь.

Из ступора ситуацию вывел норд. Не моргнув глазом, он коротко размахнулся и срубил женщине левую руку в районе локтя. Та завыла, схватив за обрубок, все громче и громче, пока удар сапога Оливера не смял её рот, превратив его в кровавое месиво. Только тогда она замолчала, сжалась в грязи двора, затихла. Было непонятно, выживет она или нет, но никого, в том числе и меня, это не волновало. Я даже не узнал её имя.

– А как девочку зовут?

– Инес! – тихонько ответил мне норд.

Мажордом посмотрел на Снорре и кивнул. Мне показалось, что с благодарностью