Текст книги "Кайл Соллей (СИ)"

Автор книги: Тимофей Кулабухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

Глава 7. Злые вести

– Это символ есть знак бесконечной мудрости Отца Вседержателя.

Аббат тожественно водил пятернёй по крупному каракулю на обложке фолианта с очередным церковным текстом.

Всё же я попал в местное аббатство имени некоего святого Гвеноле. Отец был против, но насмотревшись, как его отпрыск дерётся в учебных схватках, раскидывая всех и в любом количестве – махнул рукой. В аббатстве могли быть, и были – книги. Меня интересовали все, какие есть. В священных писаниях уже поднаторел, хотя и смущали мощные нестыковки, принимал их как данность и при желании мог цитировать заумные куски. Остро не хватало знаний про сам этот мир.

Мы выехали со Снорре и эспье Корнелио. Тайком, в черных плащах, в ночь, не останавливаясь в людных местах, под утро заезжали в какие-то чащобы, отдыхали, ели и кое-как спали, а к вечеру опять в путь. За три таких дурацких перехода, а это было условие отца, минуя сёла и город, иногда по пустынным местам, мы оказались перед унылым, недружелюбным низкорослым строением, наподобие замка. Несмотря на день – религиозная обитель наглухо заперта. Ничто не показывало наличие людей.

Пришлось лупить в ворота, пока не открыл угрюмый тощий монах с жидкими бровями. Гостей не ожидали, но святые братья явно не те, кого легко удивить. Нас держали снаружи, вызвали отца-настоятеля, которому я озвучил своё пожелание чтения книг.

К концу дня и после многих околорелигиозных разговоров, я был допущен в библиотеку, поскольку святые братья решили, что какие-то смутные признаки святости, плюс статус барона дают шанс прочесть пару свитков и подцепить щепотку религиозной морали. Хотя даже для них было загадкой – зачем такое молодому рыцарю.

Я не спал четыре дня. Все время в библиотеке. Кажется, уже этим смог удивить монахов и аббата Ферно – старшего по статусу в аббатстве. Читал днем и ночью при свете свечей. Моё чтение и отсутствие сна смотрелось как чудо. Но читал ночью всё больше потому, что днем за мной присматривал сам аббат, вечно сующий старинные священные тексты, от которых меня уже изрядно тошнило. А вот ночью – был какой-то полуслепой молчаливый дед, который не замечал, как я откладывал евангелия и брался за все, какие есть тексты. Технические записи, сведения о судебных спорах, купчие, доносы, пылкие любовные послания, переписка с другими аббатствами, сказки древних, скупой отчет о военном походе. Я скармливал своему мозгу всё.

Третий день месяца май. Прохладно и солнечно. Птицы настойчиво верещали за окном библиотеки, когда в ворота монастыря беспокойно заколотили, потом послышалась ругань, что-то упало. В каменных стенах кто-то быстро шёл. Бежал. Я уже прикинул, что это убийца от Фарлонгов, возможно и не один. Можно схватить деревянную лавку и выйдет неплохое оружие. Аббата повалить, чтобы не зашибить в драке. А не причастен ли он сам, ведь откуда уродцам Вороньего замка знать, что я в аббатстве? Вдруг распахнулись широченные двери и ввалился молодой растрепанный Артюр. Он вращал глазами, чтобы в незнакомой обстановке отыскать меня, рванул через проход между столами, зацепился, споткнулся, рухнул, вскочил на колени и энергично дополз до меня, при этом недовольно шипя.

– Милорд! Беда! Вы нужны в замке, срочно!

* * *

Последнюю дюжину лье я пробежал. Буквально.

На тревогу сбежались Корнелио и Снорре. Когда Артюра отпоили водой, он только и смог рассказать, что в замок прибыл всадник. Благородный. Нездешний. Сразу к хозяину замка. Они говорили. Матушка кричала. Впала в беспамятство. Барон Соллей в гневе заперся в старой башне, причем запоры там рассчитаны на военную осаду.

Утром следующего дня в эту неразбериху замка въехал ещё один гонец. Но этот известно от кого. Младший брат главы семейства Фарлонгов. Пытается предложить примирение перед лицом горя и зовёт в гости для заключения мира. В Вороний замок. Только с ним некому говорить, среди слуг панические настроения. Приди Фарлонги с оружием, перебили бы как слепых щенков.

Выручает, конечно же, Оливер. Орет на слуг, бьет морду молодому эспье, заговаривает зубы гостю. Замок запирают, прыткого Артюра шлют за мной.

Наспех поблагодарил аббата, тот перекрестил меня и выразил надежду что удивительный молодой барон быть может, посетит их скромную обитель вновь. И в этот раз не с пустыми руками. Мы немедленно пустились в путь.

Неслись молча, насколько выдерживали кони. По дороге назад Артюр почти сразу отстал. Вскоре остановился, весь в пене, глаза навыкате, немолодой конь Корнелио. Коротко кивнув, я погнал дальше, тем более норд еще верхом, хотя и на последнем издыхании.

Когда сдали и наши лошади, к бессильному удивлению Снорре, я бросил его с обоими лошадьми и побежал. Снял с пояса, перехватил меч в ножнах, его раскачивание бесило и здорово мешало. Пора вспомнить, на что способно моё тело. Даже не спавшее и спустя столько часов скачки. Пешком, бегом, огромными скачками, быстрее лошади, не важно, что скажут, если увидят.

Вечер. Ворота замка закрыты, но караула на стене нет. Во дворе какая-то ругань, глухой пёсий лай. Лениво клубится дым.

Пробежал по валу, закинул меч на спину, не по-рыцарски полез по стене в замок, как ящерица, цепляясь за уступы и щели. Возле кузни натолкнулся на почерневшего от горя Оливера.

Отчего-то мажордом не удивился, несмотря на запертые ворота, моему появлению. Приосанился, взялся за рукоять своего оружия, стал на одно колено и, опустив голову, глухо пророкотал.

– Милорд. Ваш благородный брат Аластрион и наши товарищи эспье погибли на чужбине. Страшную новость принес благородный милорд Долвьеро Де Карро из Ла-Мартине. Видя учинённое горе, изволил уехать. Вы – единственный наследник земель и замка Соллей. Барон пребывает в печали, в старой башне, откуда иногда грозит спрыгнуть, но в основном сильно пьян. Он совершенно один и мы пока не можем до него добраться. Ваша матушка впала в беспамятство от горя. Она в спальне, за ней присматривают. Вчера прибыл Филипп Фарлонг. Враги узнали про вашего брата. Не иначе из графского замка, милорд Долвьеро гостил там, разыскивая наши земли и советуясь с графом.

Нынче Филипп в гостевом доме на чистом дворе, терпеливо ожидает ответ. Хотя, если он ещё день-другой не вернется в Вороний замок, оттуда придёт войско.

Была полутьма, по двору как тени бродили люди, на нас никто не смотрел. Преклоненная поза Оливера не казалась мне подходящей для нормального разговора, поэтому я нашел непонятную деревянную конструкцию возле кузни и присел на неё, жестом пригласив мажордома присесть. Он на протестовал, молча уселся рядом.

– Оливер. Мессир Оливер Рэд. Я не спрашивал у тебя совета. Наверное, никогда не спрашивал. А сейчас спрошу. Что мне делать?

– Ну, для начала пойдите к матушке Коринн, обнимите, успокойте сыновьими словами. Не секрет, что Аластриона она любила больше. Да и он был похож на её отца, благородного Мишеля Красивого. Но теперь ей нужно утешение. Все в горе, все потеряли родных и друзей. Идите к сеньору Айону, хотя бы через дверь попробуйте его вразумить. Потом надо дать ответ Фарлонгам. Может это один шанс на сто лет помириться с ними.

– Считаешь, стоит заключить мир?

– Считаю, что Соллей сейчас не в том положении, чтобы драться с кровными врагами. Миру не бывать, но можно хотя бы прекратить открытую вражду.

– С чего бы Фарлонгам нас жалеть? Не время добить?

– Это не жалость. Горе сближает.

Я подумал про себя, что это не горе для Фарлонгов и что не моя память смутно подсказывает другие мотивы слов Оливера.

– Вели кому-то стать на ворота. Когда Снорре или эспье доскачут, чтоб шустро вошли в замок. Сдается мне, выспавшийся норманн мне ещё пригодится.

Итак, происходит то, чего я так тщательно избегал. Мне мать его, надо принимать решение. За себя и за других.

* * *

Этоиль оступилась и недовольно всхрапнула. Древний тракт шёл прямо, а наш путь – правее. Буквально за поворотом должен ожидать малый походный лагерь Фарлонгов. Во главе со все тем же Филиппом. Он с тройкой воинов ждёт, чтобы «проводить» в замок.

Несомненно, моё решении шокировало и родителей, и обитателей замка.

Сколько времени ушло, чтобы сделать выбор? Наверное, сойка не успела бы перелететь через Одд, когда я стал твердо вышагивать к отдельному строению чистого двора замка, чтобы приветствовать молодого Фарлонга. Моего врага. Чертова обувь, которая от нечеловеческого бега порвалась и растопталась, мешала идти нормально, но не стал её скидывать совсем. Внутренний голос подсказывал, что показаться босым будет глупо и несолидно.

Я дал согласие на мир. Кивнул, пожал по-рыцарски руку, сказал, что уберу беспорядок в замке, облачусь в чистое платье и приеду с парой слуг, потому что доверяю добрым намерениям и честной клятве Фарлонгов. Приеду от имени всех Соллей, как наследник – заключить мир. Привезу в подарок серебряную чашу.

Лицемерие и обман. Мир наполнен ложью, и я являюсь её частью.

Пока проводил или скорее выпроводил гостя, подоспел Снорре. Отвел его в сторону и, глядя в глаза, спросил – готов ли он шагнуть вместе со мной прямиком в ад? Глаза сделались задумчивыми, он открыл рот. Ручаюсь, собирался спросить – будут ли там кормить и можно ли перед этим поспать. Потом со стуком захлопнул пасть, приосанился и ответил, что готов.

Поймав за рукав Оливера, втроем мы отправились в оружейную. Отперли, и я выбрал подходящее для моего визита оружие.

Норду и мне – тесного мелкого плетения кольчуги под одежду. Два коротких легких топора. Широкие короткие мечи. Норду – один громадный топор, которым он не воспользуется. Мне – большущий нелепый родовой меч, украшенный красными цветами по рукояти. Реликвия. Всё это мне не положено даже трогать, а я собрался ещё и перековать мечи.

Не сам, разумеется. Уже без Оливера и Снорре, того я отправил навести порядок на кухне, отловил Жерара, велел отыскать Кристэна и разжечь огонь кузни. Описав перепуганным кузнецам техническое задание, вышел во двор и принялся орать на всех присутствующих, подражаю манере Гюнтера. Собрал и загнал молодняк эспье тремя группами на стену. Стеречь, спать по очереди, вниз не спускаться. Слугам – навести порядок и кормить придурков на стене. Заняться делом, а не скитаться со скорбными рожами. Ответственный за молодняк – Гюнтер. Найти и передать приказ.

Мой рык отрезвил присутствующих, все засуетились.

Свой план я никому не собирался рассказывать. Для начала нужно помыться.

– Открыть ворота!

Опять в реке, других вариантов не видел. Зато следом за мной по насыпному валу уже трусил норд. Что-то жрал на ходу. Вино тащит. Добровольно полез в воду и принялся поить меня прямо из фляги.

– Что вы делаете?

На нас с насыпи грустно взирал Оливер. Кажется, с момента, когда я вытащил Снорре из петли и в этом же месте загнал в воду – прошла вечность. Мой телохранитель-спутник заматерел и отъелся. Возможно, не последнюю роль сыграло лечение. Трех человек в этом мире лечил и двое из них на моих глазах сильно преобразились и поздоровели.

– Помыться решили? Как перед смертью?

Молча смотрел на Оливера, он на меня.

– Кавалер Кайл, что вы намерены делать? – не унимался мажордом.

– Поеду к Фарлонгам, как ты и предлагал. Многие мои предки хотели и даже пытались попасть в Вороний замок силой оружия. Меня впустят как гостя, чтобы заключить мир. Выезжаем утром, нужно ещё поесть и немного поспать. С родителями проститься.

– С кем вы едете?

– Ну… Снорре. Людоеда возьму. Всё. Зачем свита, я же не любовница короля Филиппа Августа.

– Я еду с вами, вместо Жака. Бывал там, тайком, пару раз.

– А ты понимаешь, чем это может закончиться? Осознаешь, что Фарлонги могут просто меня убить. А что? Братишка мёртв. Родители в горе. Если меня обезглавить – считай, Соллей закончились, кровавой вражде конец. Победа. Делов-то, зарезать юного придурка благородных кровей как барашка в стенах замка и дождаться, чтобы Айон Соллей спился с горя. Марселон ещё и братца своего посадит баронствовать в этот замок, того прыщавого Филиппа, что приезжал. Может он на свои будущие владения осматривал. Что скажешь, Снорре-Искатель?

Мы стояли в воде по пояс. Вместо ответа норд раскинул руки, в одной из которых была фляга, запрокинул голову и стал медленно оседать назад. Одд играючи подхватил парня, так что в вино даже не попала вода. Как огромный пёс, норд отряхнулся и сделал очередной богатырский глоток.

На глазах Оливера блеснули слезы, он не отрывал от меня взгляд. В глазах его, как всегда, была угроза, смерть и что-о необычное. Страх? Мажордом зол, но бесстрашен. Сожаление? Сглотнув комок, он как-то тихо произнес:

– Я приму любую судьбу вместе с вами, молодой барон. Если так нужно. Выбор сделан.

* * *

В чистой одежде явился в спальню к матушке, проигнорировал причитания служанки, поднял с постели и аккуратно обнял. Она тут же тихонько расплакалась. Я не знал, что говорить, поэтому молчал, пока она не отстранилась, погладила меня по голове и попросила позаботиться об отце, потому что ему тяжелее. Сыночек. Ласково так сказала – сыночек.

Дверь, ведущая в старую башню, была действительно не совсем дверь. Это чертова железная конструкция, произведение кого-то из предшественников Кристэна для вида слегка обшитая деревом, а затем снова оббитая железными полосками. Тяжелая, как люк бомбоубежища и заперта изнутри. Можно напрячься, согнуть, изувечить и сломать её, но я снова как ящерица полез по стене до ближайшего окна, защищенного ржавой решеткой, всего-то на высоте третьего этажа. Решетку отломал, прямо вырвал из стены, сам едва не упал. Обдирая бока, словно уж, с трудом втиснулся внутрь и принялся за поиски отца.

Он оказался внизу, в усыпальнице. Когда-то старая башня сама по себе была донжоном, а её подвал складом и кухней. Лет сто назад построили другой дом для семьи, подвал расчистили и перезахоронили сюда всех какие есть Соллей.

Света почти нет, но я и так прекрасно вижу вмурованные в стену пластины. За ними надо думать – ниши с останками тел. На каменных плитах даты рождения и смерти. Кто-то умирал древним стариком за шестьдесят лет. Какой-то Марли Густаф Соллей умер, прожив девяносто семь. Зато много маленьких надгробий с коротким сроком жизни. То есть Соллей, как и крестьяне, умирали прямо во младенчестве. Тут были и две мои сестренки, одна, Эннар, умерла сразу после рождения, вторая, звали её Фредерика, в возрасте четырех лет. Играя, она упала с крепостной стены и утонула. Убитые горем родители – в тот же день повесили её няньку во дворе замка.

Мой отец, барон Айон Железная Рука спал пьяный прямо на холодных камнях возле «могилы» своего деда – Константина Молчаливого.

Пришлось нести его на руках наверх, в большое круглое помещение, заваленное старой пыльной мебелью. Бывшая спальня или зала. Там – будить.

Отец уже не был особо пьян. В его глазах читалась безнадежность и полное понимание происходящего.

– Ты решил ехать в Вороний замок?

– Откуда знаешь?

– Слышал. Не хочу потерять ещё и тебя. Ты – всё, что осталось.

– Хреновы значит, дела, если подменыш, это всё, на что может рассчитывать благородный род Соллей.

– Не будет тебя – семье конец.

– Начнем с того, что ты меня не потеряешь. Вы все забываете, кто я такой есть. Десантник. А ещё придумываете себе проблемы, которые можно решить за пару дней. Готовься, я тебя лечить буду. Потом кое-как спустимся, откроемся и спать. Мне завтра в гости ехать. Решать хотя бы одну проблему.

* * *

Филипп улыбался. Как молодой породистый пёс, которому привели на случку растерянную сучку. Улыбался. Искренне, счастливо и простецки.

Его воины. Трое. Степенные, великолепно снаряжённые, серьезные, ни тени улыбки. В кустах засада, по крайней мере ещё дюжина. Неужели нападут? Но нет. Филипп выехал вперед, коротко поклонился, рукой в перчатке указал куда-то вдаль.

Оливер обмолвился, что бывал в этих землях, давно и тайком. История выстраивалась передо мной в стройную цепочку, которая явно тяготела к финалу. Опять обман, только теперь обманываю я, а не меня.

Рысью, не произнося ни слова, мы добрались до замка Фарлонгов. Бойцы из той засады следовали за нами на большом расстоянии, чтобы, как им казалось, незаметно – следить и отсечь наш тайный отряд, если такой будет. Умники. И въехали в замок несколько позже нас, старательно прячась.

Вороний замок назывался так потому, что устроен на когда-то голой одинокой скале в углу владений Фарлонгов. Он не был прижат к реке или обрыву, как это бывает чаще всего, но Вороний камень, скорее даже скала, без растительности, когда-то светлый сверху от птичьего помета торчал из местных холмов как неровный прямоугольник на высоту в три человеческих роста. Только с одной стороны – что-то вроде крутой узкой насыпи. Замок сливался со своим камнем, был высок и велик. Две круглые башни такого размера, что внутри поместился бы донжон замка Соллей. Объективно – замок наших врагов был так же хорошо защищен, но значительно больше размером. Единственная слабость – отсутствие источника воды. Хотя, кто знает, слуги могли за сотни лет продолбили колодец сквозь скальную породу.

Вообще, отец советчиков не любил. Один из окрестных баронов, Лекси, прозванный за глаза Уткой-Кряквой, вероятно, за нелепый стиль ходьбы – советовал:

– Чего ты Айон, с Марселоном ругаешься? Я его знаю, нормальный муж и рыцарь. Взял бы, зарезал дюжину гусей пожирнее. Поджарил. Пришел. Посидели бы, выпили, помирились.

– Вот когда он твоего деда подвесит за яйца на стальной струне, тогда и поговорим про миролюбие. А до тех пор не делай умный вид. Тоже мне, всепрощатель тут нашёлся.

С Айоном спорить трудно, он своё прозвище Железная Рука получил не за то, как крепко кубок с вином держал. И про распускаемые Фарлонгами грязные слухи о семье прекрасно знал, любителей донести сплетни хватало. Так что, советчиков – не любил.

Я не первый Соллей, кто посетил замок в этом столетии. Первым был пойманный на охоте Шанте, старший брат деда. Его растягивали на дыбе, прямо во дворе. Четыре дня подряд, отпаивая водой, чтобы не умер сразу. Говорят, слуг заставляли мочиться на него, чтобы побольше унизить перед смертью. Когда умер – его скормили крысам, обглоданные кости выкинули в местную речку – Оннэ. В семейном склепе Соллей вместо тела был похоронен доспех Шанте и прядь волос, взятая на такой вот особый случай ещё в детстве.

Но, определенно я был первый, кто въехал верхом на коне, с мечом и всё ещё относительно свободным. Кстати, про меч. Спешившись, по законам гостеприимства мы оставили оружие местному мажордому Шарлю. Больше всех колебался и ворчал Снорре, отдавая свой свежеприобретенный большущий топор, почти с него самого ростом. Мой поясной нож длиной всего в ладонь, но висящий нарочно на виду, на поясе – не спросили. И, что существенно, не обыскивали. Так, пешком, ведомые Филиппом, мы бодро пошагали в главную залу замка в одной из круглых башен.

Справа от нас, спрятавшись, в закрытом наглухо помещении шушукались, гремели доспехами, чесались и отрыгивали, по меньшей мере, человек шестьдесят воинов. Вот вам и мирная встреча.

А ещё я забыл взять обещанную в подарок чашу. Совсем из головы вылетело. Дерьмо.

* * *

Марселон Лонгэ Фарлонг глава семьи и самый старый в замковой зале. Высокий, неожиданно для своих лет стройный и крепкий, с короткой седой прической, сильными властными движениями воина и полководца. И острым взглядом мудреца, который сейчас радовался, как ребенок, нашедший спрятанную от него сладость.

Круглая зала на втором этаже донжона. Длинный широкий стол. В нарушение традиций, а может и наоборот, никто не сидит в его «главе». Все, а это тринадцать человек считая меня, Снорре и Оливера только по сторонам длинного стола, лицом друг к другу.

Прямая змея стола не стоит посреди залы, а прижимает гостей к стене, оставляя мало пространства для маневра. Я в середине, норд и мажордом – оба справа, слева – чужаки. Напротив – Марселон. За спиной полукруг каменной стены. Так ненавязчиво – припёрли к стенке.

Хозяин дома сидел прямо напротив меня и улыбался ещё похлеще Филиппа. Надо думать, они не рассчитывали всерьез на то, что я приеду. Радовались, как дети. Напряжение висело в воздухе. Это передавалось слугам и иным присутствующим за столом, статус которых я откровенно не понимал. Но это не имело особого значения, ведь я мог наблюдать своего главного врага на расстоянии вытянутой руки. Вот кстати с шириной стола надо что-то делать. Когда, наконец, придумал, тоже стал улыбаться.

Стол ломился от блюд, жареных птичьих окороков, тушеного мяса, ветчины, ароматных сыров. Стояли стилизованные под доспех формы с мясом – петушки-рыцари, их можно раскрывать и есть содержимое. Никто не приступал к трапезе. Только норд тайком утащил что-то со стола и тихонько трескал.

Задача моих спутников – не бздеть и быть готовыми ко всему. Я не знал, как развернется ситуация, но надеялся, что Бог подаст мне знак. Намек. Только такой, чтобы далекий от намеков человек (получеловек/полу-непойми-кто) этот знак понял. Например, мне бы подошла светящаяся надпись с буквами высотой в полстены, с пошаговой инструкцией.

Когда старый слуга принес вино – две здоровенные бутыли из чудного полупрозрачного сирийского стекла, а Марселон не переставая улыбаться, повернулся к нему всем телом, и слегка кивнул, я подумал, что это может считаться неплохим знаком. На одной из бутылей, на горле, была примотана красная лента. Вроде даже заморская, шёлковая. Не поскупились.

Выбор сделан.

Слуга принялся открывать уже откупоренные бутыли. Хозяин дома спросил, легко ли мы доехали и как нахожу замок?

Само собой, мне наливали из бутыли с лентой.

Бдительно следя краем глаза за телодвижениями слуги, я в общих фразах сбивчиво что-то говорил про величественность двух башен Вороньего замка и красоту вида со стены, которую, разумеется, никогда не видел, поскольку на стене никогда не был. Из моего кубка донесся чудесный аромат.

– М-м-м-м-м. Что за вино, барон Фарлонг?

– Вкуснейшее, южанское, густое, сладкое, красное. Называется – кровь дракона.

– Кровь дракона. Чудесный запах. Дадите мне немного потом. Так сказать, с собой.

– Ну конечно, мой дорогой, – улыбка Марселона не меркла.