Текст книги "Кайл Соллей (СИ)"

Автор книги: Тимофей Кулабухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 22 страниц)

Глянул на город. В груди защемило сердце.

Глава 23. Далекий рассвет

Крупная валлийская лодка, ведомая молчаливыми, суровыми мореходами ходко приближалась к крутобокому коггу. В пути никто ни с кем не разговаривал. Я даже не знал свой статус – пленник или гость? Как часто одно переплетается с другим.

Передняя и задняя часть корабля значительно выше, со средней спущена лестница-трап. Первым по нему поднялся Ририд, вторым – я.

Мадауг из Гвиннедов, принц крови, ничуть не постаревший лицом, но с глазами недоброго старика не подошёл к борту приветствовать меня, а неподвижно восседал на нелепом кресле в центре палубы. Вокруг некое подобие свиты, всё больше зверского вида воины. Терпеливо ждут.

Очевидно, его высочество припёрлось не за своим сравнительно скромным долгом, золотом и процентами. Прибыл флот, его подданные, целая армия, целый народ. Я закусил губу. Хотелось для начала разговора выбросить пару воинов за борт. Всё же дипломат из меня не очень. Драться? Даже меча нет, опять только поясной нож. Послушаем, что скажет.

Молчание. Мадауг долго рассматривал меня, внезапно неожиданно легко встал, шагнул вперед и приобнял. Я вяло похлопал его по плечам, не знал, как положено здороваться с особами королевской крови.

– Мой мальчик! Отойдем, поговорим с глаза на глаз, пока мои прихвостни не прожгли в тебе дыру взглядами.

Сомнения и нехорошие предчувствия только усилились, пока мы поднимались на хут, к самому заднему борту, откуда были видны плавающие в воде, в тени судна, крупные нахальные чайки.

– Кайл. Не буду ходить вокруг да около. Я прибыл основать новое королевство. Моё королевство. И у меня всё для этого есть – войско, люд с семьями, оружие, опытные рыцари, есть провизия, скраб, инструменты, даже инженерные орудия для осады замков. Не хватает только столицы. Так чудесен твой город. Не спрашивай меня про Валлию, не спрашивай. Это болото из людей и интриг. Нет пророка в отечестве своём. Новое царство. Новая столица. Хочу, чтобы Николь была моим городом. Ты! Ты будешь им править, станешь в моё подданство, я буду править тобой. Отсюда мы протянем руки на восток и юг. Мы не герцогство, а новое королевство Арморика. Как новый король предложу лучшую судьбу ленивым графам и обиженным баронам. Многие пойдут за мной, я много разговаривал с сеньорами в прошлый приезд. Некоторых придется усмирить. Король франков слаб и ничего не сможет мне противопоставить. Мы укрепим законы, построим дороги, изведем разбойников, уменьшим налоги. Земли расцветут, народы восставят меня. И тебя, мой Кайл. Что скажешь?

– Медовый звон. Сладкий. Красивый. Но эти слова возвещают новую войну. Поговорить? Я обещал себе этого больше не делать, но...

– Чего не….

Шагнул близко, глаза к глазам. Допрос. Мир изменился. Для меня и Мадауга. Другой. Остаток звука он тянул в другом месте.

Полутьма. Тишина. Нет движения и объема. Холодная труба штурмборта. Тикающие поврежденные механизмы. Теснота, мало света, за спиной недовольно мигает медкапсула. Там по-прежнему умирает сержант второго класса Эта Ха-Ашт. Впереди огромным окном фронтальный монитор, равнодушно светит глазом голубой планеты.

– … делать… ээээ….. Где я? – голос принца предательски дрогнул.

Не торопясь, сел на одно из сидений, напротив Мадауга.

– Мы в моём сознании. Памяти. Если угодно, можешь для простоты называть это колдовством. Это боевой штурмборт десанта Директории Зевенн. Потрепанный. Мы тогда летели к Земле. В глубине моей памяти он ещё цел. За сутки полетает расстояние, которое ты пройдешь в течение жизни. Притащил тебя сюда, чтобы спокойно поговорить, понять, что в голове у тебя, что у меня. Не бойся. В реальном мире пройдет пару мгновений, так что мы никуда не торопимся.

– Кто ты?

– Кайл. Кайл Соллей. Не пугайся, я в теле ипсилоидянина, хотя это ничего и не меняет. Я хозяин своего сознания, в нём могу стать прежним Кайлом.

– Ты – проклятый колдун!?

– Поосторожнее с выражениями, принц крови. Здесь твоей власти нет. Здесь я могу убить тебя, и в реальном мире – тоже умрешь. Твой мозг выключится, а я просто уплыву назад в Николь. Так что следи за словами. Я не колдун, просто мир совсем не такой, как ты считаешь.

Помолчав, сделал усилие, моя ментальная сущность превратилась в обычного Кайла. В реальной жизни такой фокус с телом проделать не могу, нужен скарабей. Потёр растянутое на винограднике запястье, пару мгновений сожалея о крепких подвижных руках рептилоида. Потом, прямо из воздуха, как по волшебству сотворил кувшин вина и два кубка, налил оба, подал остолбеневшему принцу.

– Мне надо многое тебе рассказать, твоё высочество. И начну я с того, что, хотя и умею воевать, не сильно к этому стремлюсь. Иначе решил бы проблему с тобой путем массового убийства. Вместо этого предложу тебе хорошую сделку.

– Сделку? Выпусти меня. – Мадауг без колебаний и нытья про отравление осушил половину кубка вина. Вина, от которого не будет похмелья, потому что оно существует виртуально, только в моей голове, в технологии допроса.

– Выпусти? Хм. Вон там Земля. Смотри. Вот загогулина, которую называют Арморика. Да, такая маленькая. С черных небес я смотрел на ваш мир очень долго, помню каждую деталь. Тут, слева, за широким океаном мир не кончается. С чего бы ему кончаться? Там огромные земли, где ты с успехом построишь своё персональное королевство. Без того чтобы отнимать что-то у меня. Отнимать мою свободу. Потому что мне не нужна Николь как столица воюющего королевства в угоду твоих амбиций. И могилы наивных нордов после каждого похода. Я хочу рыбку кушать на балконе своего дома-башни. С сидром. И чтобы жир на пальцах. А не эта вся херня про сражения, пиры, победы и завоевания.

Теперь по порядку, начнем с того, кто я такой есть. Как устроен наш мир. Предупреждаю, лучше другим не рассказывать, иначе хоть ты и принц, собственные подданые сожгут за ересь и безумие.

* * *

Океан велик. Чертовски велик.

Я предложил Мадаугу новую землю. Не нужно расталкивать локтями тесноту старой Европы, выгрызая, как пёс, кусок королевского пирога. Залогом того, что я не обманывал, стала моя собственная жизнь. Тогда, в далеком тысяча сто восемьдесят пятом году, если считать от рождения младенца Иисуса, я написал коротенькую записочку для аббата и отца. Гонец валлийцев передал её в город. Надеюсь, что передал.

Я отвёл судьбу войны от своего города весьма странным образом. Мадауг не высадил победный десант. Вместо этого флот за полдня пополнился запасами воды, дождался разведчиков и на всех парусах ушёл на запад. Железная воля принца развернула эту человеческую лавину в другом направлении.

На запад. Атлантика велика и штормов в ней полно. Но решительность принца, который спустя полгода объявил себя королём, вела людей, хранила от ветров и гнала флот на запад, на север. Мимо знакомой им Ирландии, мимо Гренландии, земли нордов, мимо холодных чужих берегов. Снова на запад, к новому континенту, его северным границам. Туда, где согласно смутным легендам, ступил отважный норд Бьярни Херьолфсон. Северян там ждал суровый приём. Новые земли. Неизведанные. Западные. Мы пошли южнее. Я не знал конкретного места, хотя помнил изгибы и даже нарисовал их.

Конечно, мы понимали, что там тоже есть люди. И как они воспримут целый народ? Однажды, мы вошли в устье гигантской реки, в сотню раз больше Одд, использую ровный боковое ветер, поднялись выше и выше по течению.

Тогда я понял, что Мадауг не хочет строить порт и торговать со старыми королевствами. Идея собственного государства так захватила его, что сама мысль о прибытии сюда родных валлийцев, англов, нордов или кого угодно – ему не нравилась. Его страна была только его.

Прошли три долгих года. Прямо на крутом берегу Большой реки строили новую столицу, Мадауг назвал её Ифанг – «молодой». Я много помогал, пожалуй, только у меня был опыт в возведении городов. Одновременно строил себе транспортное средство. И однажды – ушёл не прощаясь.

Новые земли пьянили валлийцев. Широкие поля, словно озёра высоких трав, щедрые почвы. Полно рыбы и дичи. С местными народами нашли общий язык, торговали, установили границы. Места такие красивые, что люди Мадауга ходил как пьяные влюбленные подростки. Закаты, леса, равнины. Город принца построен по всем оборонительным правилам, на изгибе, высоком месте, с трех сторон защищен рекой и крутыми берегами, с четвертой – земляным валом и стеной. Новые земли.

А для меня все земли этого мира были новыми и все его жители – дикарями. Одним из которых, был и сам. Если посмотреть на себя, а ментальное путешествие в штурмборт всколыхнуло память, я тоже не был рафинированным цивилизованным ипсилоидянином, кто жил искусствами и лёгкими эмоциями. Я солдат, который закончил войну и нашёл свой дом. Или построил. Меня никак не тянуло обратно в разумные миры.

Подозреваю, что Мадауг не хотел, чтобы я уплыл, потому что две мои попытки построить океанскую лодку были неудачны. Одна дала подозрительно крупную течь при первом испытании и затонула. На другую, якобы ночью напал дикий зверь и всё разломал.

Третью и четвертую лодки я строил одновременно. Третью медленно и мусорно, это была видимость работы. За частоколом, на краю строящегося города. Четвертую – тайком, в обнаруженной на далёком скальном берегу пещере.

Мой дом звал меня.

Я использовал все технологии, которые создал сам и почерпнул у местных.

Легкий, пропитанный маслом деревянный каркас, изготовленный по принципу склейки многослойного греческого лука. Собран, стянул, склеен, без единого изъяна. Далеко не с первой попытки. Обтянут тонко выделанной шкурой морского животного, сверху донизу. Пропитан пережженным маслом и морской солью. И ещё один слой, снова пропитан.

Кроме основного острого корпуса ещё два дополнительных пустых, слева и справа, маленьких, тоже заостренных, для стабилизации. Расставлены широко. Пустые. Присоединены прочными лёгкими арками. Основной корпус может идти и без них. Но с ними лодка показывала чудеса скорости, хотя и хуже поворачивала. К дьяволу маневренность, я же по океану поплыву, а не по горной речке. Главное – живучесть.

Легкие широкие весла для манёвра. Длинные, тонкие, упругие, на изящных стойках – для гребли. Легкий латинский парус из честно выменянной валлийской льняной ткани. Тонкие силовые тяги из воловьих жил от маленькой мачты к носу и корме. Сравнительно маленькая лодочка, длиной всего двенадцать шагов. Вместо палубы крошечная площадка. В сторону боковых корпусов тончайшая плотная ткань, наступать неудобно, но подходит для сбора воды. Надеюсь, сработает. Ну и запас материала для ремонта паруса. Рулевое весло, которое можно фиксировать или вообще снять. Сидячая позиция в середине, нечто вроде гнезда, откуда можно грести, с удобным плетеным «креслом», со спинкой для удобства, покрытым лохматой шкурой, чтобы не стереть задницу до крови за сотни часов гребли. Если закрыть её, лодка становилась условно герметичной. Запас воды, огромное количество пузырей и мехов, сушеное мясо и хлеб. Гарпун, два удилища, хотя рыбак из меня так себе. Запасные бечевки, ткань и вёсла. Никаких ценностей, товара или вещей на память. Только то, что понадобится в пути. Воловий жир, его тоже можно есть, хоть и мерзость. Иголки для ремонта, запасные выделанные шкуры.

В носу, корме и боковых корпусах несколько надутых воздухом «пузырей» из органов местных животных, на случай течи. На них же буду выплывать, если моё судно станет тонуть. Конструкция немного приплюснутая, центр тяжести внизу, против опрокидывания.

На стене пещеры делал очередные математические расчеты. Катастрофически не хватало инструментов, средств измерения, весов. Кое-как справился. Наверное. Десятки раз прокручивал в голове самые разные ситуации, вроде нападения акулы. Постарался всё предусмотреть. Черт возьми, если лодка затонет в шторм, я умру. Натурально и безвозвратно. Даже десантник не сможет переплыть на одних руках и ногах Атлантику. В одиночку путешествие самоубийственно.

Может поэтому новый король, его величество Мадауг Первый не хотел меня отпускать? Или боялся, что всем разболтаю. Или просто хотел, чтобы служил ему вечно.

Однажды вечером, я пошел спать в свой новый дом, любезно построенный для меня по приказу короля Мадауга. Когда полуночные звезды светили вовсю, вышел справить малую нужду, огляделся и ушёл. Оставил прощальную записку в вещах. Перемахнул через вал в заранее выбранном месте. Кусты, низинка, тихонько крался. Потом перешёл на бег. Добраться до пещеры, неторопливо проверить всё ли на месте. Четвертая лодка. Четвертая попытка.

Спустился в грот, наощупь проверил всё ли на месте. Пещера имела собственный выход в море и здоровенную трещину в «потолке», дающую хорошую вентиляцию, через которую я и лазил по верёвке. Если бы оставаться в этом мире, поселился бы здесь. Природная защита, почти невозможно проникнуть. Построил бы хижину, пусть валлийцы делают что хотят. На крошечном сером песчаном пляже внутри ничего не растет, слишком мало света, зато на самой скале есть несколько не видных снизу площадок, где собиралась дождевая вода, можно выращивать овощи. А если затащить свиней, они не сбегут.

Тьфу. Не собираюсь я тут жить. Надо гнать эти мысли из головы.

Посидел на пляже внутри пещеры, скрестив ноги. Помолчал. Помолился, как умею.

Отец Вседержатель,

Сопутствуй мне в этом путешествии,

Охраняй меня во всех обстоятельствах,

От всяких искушений и зла.

Через Христа, Господина нашего.

Аминь.

Пора. Снаряжение погружено и проверено, лодка тоже. Оттолкнулся веслом. Осторожно грёб и правил, пока не вышел из грота. Звезды светят ярко и весело. Дует попутный ветер. Расправил парус. Пошёл.

Всю ночь, потом день и снова ночь по реке вниз, заодно проверил живучесть лодки на большом расстоянии. Обычные «ходовые» испытания уже провел двенадцать раз, но это мелочи по сравнению с настоящим походом. Не спал три дня.

На берегу океана, в дельте Большой реки набрал полные меха пресной воды, постоял у берега. Осмотревшись, нашёл мелкую заводь, загнал лодку туда, тщательно спрятал в ветвях, привязал. До сих пор боюсь погони. День. Лёг спать прямо на своей крошечной палубе, надеялся проспать до самого утра, но среди ночи был разбужен каким-то громко сопящим любопытным животным. Проклятье. Ругаясь одновременно на валлийском диалекте и нордском, не выспавшийся, справил нужду прямо в заводь, освободил лодку и вышел на открытое пространство. Светила луна, все было серым и ярким.

Штиль, почти не было необходимости преодолевать линию прибоя, океан был непривычно кроток и тих. Прошёл пол-лье, снова причалил, на этот раз на огромном залитом луной пляже, осмотрелся, нет ли погони, аборигенов или валлийцев. Постоял. Слух подсказывал рядом мелкий ручей. Сходил умыться, чтобы прогнать остатки сна. Набрал ещё воды, во всё что только можно.

Ну что же, не получилось поспать. Ничего.

Шурша камушками, подошёл к лодке. Прощай, Западный мир! Легко оттолкнул борт номер четыре, так я назвал свой транспорт, до глубины по колено. Впрыгнул в своё гнездо, как в седло. Закрыл глаза, лодку подхватило лёгким ветерком. Задержал дыхание, выдохнул. В путь. Сопутствуй мне в этом путешествии.

На восток. Планировал вернуться, так же, как и попал, мимо Гренландии, Ирландии, Альбиона и в Европу. Но. Забрал слишком далеко в море, потерял берег и дальше правил прямо на восток. Боялся, что ветра унесут меня обратно на западный берег, но планета и ветра отчего-то благоволили моему путешествию.

День, ночь, рыба не ловилась, пару раз меня сопровождали любопытные дельфины. День, ночь, сутки за сутками. Еду и воду жёстко экономил, сбор воды не получался. С другой стороны, не было ни дождей, ни штормов, только немного росы.

Почти не спал. Когда спал, снились странные сны. Снился Ха-Ашт, снилось что он молчит и курит трубку западных туземцев, покрытую узорами, выдыхая с сторону крупных звезд. Его дым уносило до самого центра галактики. Снилась девочка Ракиль, прыгала по медленным волнам, словно ничего не весила. Твердила непонятные слова считалочки или детского заклинания. Снился Снорре, молодой, моложе чем я его знал, точил топор, смотрел в горизонт, ни видя меня. На его глазах щедро росли слёзы. Моя лодка превращалась в штурмборт и наоборот, голос робипилота просил переставить парус. Шум волн превращался в песню ленивых звезд. Они называли меня то по имени, то по номеру. Зло шутили надо мной. Насмехались. Мадауг будил меня в моей хижине в Ифанг. Ты никуда не уплыл, тебе всё приснилось, вставай, будем строить смотровую башню. Пахло цветами.

Просыпался. Боялся пошевелиться. Боялся, что я бодрствую внутри сна, что вся моя жизнь – бодрствования внутри сна. Боялся, что всё ещё лечу к Земле в штурмборте. Девяносто одни сутки полёта. Вся моя жизнь мне приснилась. Пошевелюсь и никого нет. Нет Арморики, нет родителей, нет никакого Кайла Соллей, нет человечества, нет аббата Михаэля, нет Снорре и не существует Николь.

Наклонялся. Набирал рукой забортной воды, вытирал потное лицо морской водой. Она не бодрила, не умывала, но была настоящей. Жгла раздраженные океанским ветром и солнцем поры. Немилосердно указывала кто здесь истина и реальность.

Молчание. Не с кем поговорить. Говорить с собой? Глупо. Безумно.

Ощущение что подо мной несколько лье воды постепенно стало привычным. Ориентируюсь по солнцу днем и по звездам ночью, всё время прямо, я правил в Северную Европу.

В один из дней, по моим расчетам это должен был быть сорок четвертый день путешествия, то есть примерно в два раза быстрее, чем полёт на саму Землю, в свете заходящего солнца, увидел далекую сушу.

Всю ночь неторопливо грёб прямо, боялся, чтобы течения не отнесли меня обратно в большую воду. В свете утренней зари берег оказался пугающе близко. Огромные волны. Пески, барханы. Рисунки песчаных холмов. Что за пляж такой? Где это у нас в Европе пески? Надо будет доработать навигацию.

Высаживаться не имело смысла. Полоса прибоя мощная, океанские волны накатывали как пенные гиганты. Даже пройдя прибой, окажусь на скучном безжизненном берегу. Но само по себе наличие суши, шириной в весь горизонт придало такого оптимизма, что глотнул двойную порцию воды, убрал парус (ветер был с севера) и погнал на больших веслах.

Долго идти не пришлось.

Выяснилось, что я попал несколько южнее Ирландии, к которой правил. Земли арабов и берберов, какое-то там Марокко.

Это мне любезно объяснили алжирцы, которые подплыли на разукрашенном двухмачтовом пиратском дхау и для начала повредили мой «борт номер четыре», попытались захватить в плен, в рабство. В качестве извинений, те из них, кто выжил, почти добровольно повезли на север, до самой Николь.

Место пиратского капитана, которого я выкинул за борт во время первого знакомства, укомплектовано подушечками и тканным навесом. Оттуда я командовал морскими голодранцами. Правил на север. Договариваться, что-то объяснять, я не стал. Приказывал, в основном жестами и пинками. За разбойниками следил в четыре глаза. Они натерпелись, за время пути трижды пытались меня убить, два раза заколоть, один – отравить. Откуда только яд в море взяли? В общем, моя способность выжить после глубокого колотого ранения и равнодушие к горькому яду, вместе с полным отсутствием понимания кто я такой и откуда взялся, пошатнуло их умственное здоровье. В последние дни они зыркали безумными невидящими взглядами. Один даже прыгнул за борт, когда мы проходили рядом с какой-то франкской деревушкой и поплыл как толстый кот, шипя и отплевываясь.

Утро. Солнце ещё не взошло. Слепую бухту я узнаю даже во сне. В легкой волне колышется пиратское суденышко. Не стал заводить корабль в порт. На малых парусах подвёл судно ближе к пирсам. Когда осталось шагов двести, велел стать в дрейф. Спит селение рыбников, спит Николь. Вышел, потянулся, поправил ремень с ножом. Глянул на измученный экипаж. Легонько оттолкнувшись от палубы, прыгнул, скользнул в воду. Холодное море приняло меня в свои объятия как родное. Не стал скидывать ни кожаную обувку западных жителей, ни лёгкую кожаную куртку, хотя они уменьшали скорость. Когда через пару минут вынырнул и обернулся, пираты улепётывали на всех парусах. Ну и ладно. Никакой логики в том, чтобы не сойти после нормальной швартовки, по сухому трапу, не было. Но отчего-то я прошёл этот последний шажок вплавь, под светом восходящего солнца.

* * *

Холодно. Холоднее мороза. Свинцовое небо. Мрачно даже в полдень. Воздух порывисто дышит арктическим равнодушием. Злой ветер несет острые как бритвы льдинки. Колет онемевшие щеки.

Солдат жив. И упрям. Тащил его с застывшего поля боя, по израненной окаменевшей земле Невского Пятачка, замотав заранее заготовленным куском белой ткани, прижимаясь к земле, локтями, коленями, протирая маскхалат с чужого плеча. На локтях сшитые при скупом свете белых ночей двухслойные чулки-рукава, дополнительная защита рук. Для коленей пока не сшил, времени нет. Он, раненый, еле живой, цепко держал винтовку. Ни разу не застонал. Мой двадцать второй. Впереди глубокая воронка, промерзшая, но спасающая от ветра и вездесущих немецких пуль.

Подтянул, придерживая ему голову, стащил вниз. Он самостоятельно уселся, опираясь на оружие. Зажал между колен, укутался в ткань. От холода у солдата не шла кровь, но раны по всему телу. Посмотрел на меня. Измученного лица коснулась улыбка.

– Сосед. Дядь Коля. Вы?

– О, Володь, не узнал. Приветствую, я, да.

Протянул неумело скрученную самокрутку. Махорку выдавали на заводе, в паёк, а я не курил. Но брал и делился с обитателями окопов и ранеными, кто ещё был способен курить. Даже спички для этого носил. Зажёг одну, ловко прикрывая огонек обоими ладонями.

– Откуда вы тут? Санитар?

– Вроде того, доброволец. В военкомате сказали – воевать слишком старый. Хотя немножко поучиться в Осоавиахиме. Тружусь на минометном заводе. Всё больше тяжелый труд, руки грубые сделались для сборки, неловкие. Таскаю, поднимаю, перевожу. Весь день, стараюсь не присесть, там же всё больше девоньки. Совсем дети. Им бы в школу. После смены сажусь на трамвай, до конечной, потом пешком до медсанбата, там помогаю, всё что могу, медицинского образования у меня нет. Посильная помощь. Потом отпрашиваюсь у старшего смены на Пятачок. Ползаю тут, как змей, таскаю с поля боя раненых, оружие. С ума сойти до чего изменился мир, если из дома до войны можно доехать на общественном транспорте. Пятачок. В моем детстве так называли вытоптанная площадка возле дома, где пацаны играли. Столько лет прошло. Снова бегаю на Пятку.

– А вы откуда, Дядь Коль? Родом. Ленинградец? – цепкий взгляд соседа разглядывал меня сквозь танец сизого дыма.

– Да нет. Волжанин я. Однажды меня оттудова Лексеич позвал город строить. До революции ещё. Строитель я. Вот скажи, Володя, всех вокруг спрашиваю, что для тебя свобода?

– Я свободный человек, дядя Коля. Всё что у меня есть это свобода и гордость. Свобода человека и гордость воина. Свобода? Земля без фашистов. Увидеть небо без войны. Выстоять. Мы выстоим. Город не падёт. Никто не смеет нам грозить…

Он курил, согреваясь от огня самокрутки, если таком образом вообще возможно греться. Закашлялся. Долго, но тихо, аккуратно, чтобы никто не услышал, вздрагивая всем телом. Закрывая глаза. Когда тело вздрагивало, становилось видно, что он ошеломительной худ.

– Никто не смеет нам грозить, ни герцоги, ни короли, – закончил я за него фразу, хотя и сомневаюсь, что он собирался сказать именно это. – Ты чертовски прав, Владимир, помнится, Спиридонович, а я старый дурак, подзабыл. Гордость воина. Спасибо, что напомнил. Отдохнул? Перетащу через Неву. Ползком, пулеметы все простреливают. Только ползком. Вот хлебушек. Возьми.

Достал из кармана газетный сверток с остатками пайка, он попытался оттолкнуть руку.

– Поешь. Силы появятся, только не засни, замерзнешь. Обещаешь? Вот ещё махорка, кури, один черт не знаю, куда её девать. Спички. Ты полз от… это же был ДОТ? Пулемётная точка? Поднимается жуткий буран. В трех шагах не рассмотреть. Хочу вернуться туда и всех убить. Зайду вглубь, в тылы, угоню у немцев танк, сам водить не умею, но даже с моим скудным знанием немецкого способен заставить ваттмана-шофёра. Доберусь до партизан, буду воевать. Хватит отсиживаться за вашими спинами. Это ведь мой город. Никто не смеет нам грозить. Сейчас немного поколдую, такое старинное волжанское шаманство. Силы появятся, совсем чуть-чуть, раны слегка подзатянутся, шаман из меня слабенький стал. Уж прости, сосед. Перетяну за реку, дальше сам.

Солдат посмотрел на меня с большим большим сомнением, полез за пояс и протянул мне пистолет, «люгер» или вроде того.

– Не надо. Мне бы нож.

– Есть. Окопный, острой. Возьмите. Удачи, Дядь Коль.

– И тебе, боец. Будем жить.

* * *

Плавно. Локоть. Локоть. Колено, второе. Ступни болят, ноет подбородок, холодом сводит спину. Ползу, вжавшись в мерзлую землю. Вьюга не смолкает. Но немец воюет чертовски хорошо. А на войне нельзя давать врагу ни единого шанса.

Ползу.

А в голове тот далекий рассвет. Как я вынырнул, мгновенно потяжелевший от мокрой одежды, схватился за крепление пирса, подтянулся, уцепился за доску, поднялся наверх. Вода стекала струями, жирная белобокая чайка сидела на опоре, скептически косила на меня круглый глаз, но не улетала.

Шаг за шагом. Ноги как чужие. Впереди таверна «Новый дебаркадер». Открыто, несмотря на рассвет. Зашел и плюхнулся на ближайшую лавку.

– Ну наконец-то! Милорд Кайл, – усталый голос Армана, ставшего ещё более седым и старым, но не менее обаятельным, сам этот голос, непостижимым образом улыбался. – Немедленно сообщу аббату и Снорре. И Сотнику. Магнусу. Всем. Всем. Будете теплый суп?

– И пива буду, несмотря на утро.

– Для начала обниму вас!

– Все живы, Арман, скажите, все живы? Все?

Старый трактирщик подошел и внимательно заглянул мне в глаза.

– Теперь, когда вы вернулись. Теперь, действительно все. Все живы, клянусь Святым Саркисом. Николь дождалась вас.

– Как прекрасно место, где меня ждут, Арман…

* * *

Отец Михаэль улыбался без перерыва. Сонный, одетый в подрясник, в нарушение всех канонов церкви на его теле появился нательный рисунок, на внутреннем плече мускулистого от физического труда предплечье, какой-то мост в разведенном состоянии. Наверное, это значило, что мост через Одд построили. Или что Михаэль Серхио в глубине души еретик, хоть и святой аббат. Кажется, алкоголь уже подействовал.

Он был первым, кто пришёл. Сегодня в Дебаркадер придёт много народа. И это хорошо. Хоть бы кто догадался сухие портки принести.

– У нас с Иоанной пушистый кот, англские моряки подарили, зовут Мэнсон. Два раза чуть по помер, негодяй.

Начал добывать свинец из старой штольни, которую мы пещерой Первой палатки раньше называли, но всё это больше развлечение. Изготовление сам знаешь, чего, идет понемногу. Третий раз уже медь покупаю у контрабандистов, через Брестэ, чтобы никто не сопоставил факты.

Твой племянник Дей растет настоящим оторвой, за ним половина слуг гоняется, но честь и воинская доблесть уже налицо. А вот Айседора спокойная, уверенная в себе, разумная и рассудительная, так что оторопь берёт. У родителей всё хорошо. Многие в землях Соллей их называют не по имени, а отец и мама.

Ольт жив-здоров, счастлив.

Валенты пишут время от времени, у них там тепло. Валентина родила второго – назвали Злата или Златан, почерк сложный, не разобрать. Обещают приехать, в гости или насовсем, казна Николь готова оплатить.

Деннис Сотник мне очень помогает, всей бюрократией занимается. Никого не обижает. Мы ему дом построили, новый.

Ангелина Де Бюж написала, но письмо тебе, я не вскрывал. Зато нанял тайного сыщика, чтобы он установил правду про таинственный побег архитектора из Бордо. Выяснилось, что это точно были ведьмы, посланные младшим братом герцога. Семейные дрязги, борьба за титул. Святая инквизиция уверена в этом, но не стала предъявлять обвинения, испугавшись политических последствий.

В твое отсутствие барон Соллей назначил Снорре командовать стражей города, за порядком следить. Тот одно время ухаживал за Авророй, руку предлагал. Она ему отказала. Теперь у него невеста из нордов, Свана Голубоглазая, что не удивительно, он парень видный и богатый. Хозяйка Берега принялась за ним бегать, истерики закатывать. Ревность. Целые любовные войны у них.

У Конкарно всё плохо, но там же и изначально дела не шли. Суда всё больше к нам заходят. Сушеная рыба торгуется паскудно, только зимой запас распродаем. А вот изюм уходит весь и по хорошей цене. Договорился с аббатством, научил сушить, чтобы через нас продавали. И яблони сажают, будут сидр делать, как в Стране Бюжей.

Несколько нордов – фермеров сильно подрались, троих похоронили. Но, в основном, северяне живут мирно. Землю пашут, хлеб жуют. Остальных крестьян тоже приучил к новым пахотным орудиям. Старшие плохо знают всеобщий, только дети учат и общаются с местными.

Нынче у нас много пришлых, мы до сих пор дома строим, только Ордерика выгнать пришлось, воровал и пил. Продажа домов – основной источник дохода для Николь, ну после изготовления сам знаешь чего.

Что ещё сказать? Мы очень ждали тебя. И верили. Может ты чего расскажешь?

– Расскажу. И история у меня долгая. Но самое главное. Чертовски рад видеть тебя, Михаэль.

– Я тоже. Николь ждала тебя, Кайл. Ждала.

– А я шёл.

– Ты дома, Кайл.

– Я дома.

г.Белгород, г.Севастополь

Тимофей Кулабухов

Декабрь 2021 года