Текст книги "Кайл Соллей (СИ)"

Автор книги: Тимофей Кулабухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Глава 3. Снорре безнужный

– Что происходит?

Замок это вроде как дом. Жилище. В этом доме, вернее на его грязном нижнем дворе я взирал на толпу людей, окруживших виселицу. Висельный помост. Это кривоватое грубое Π-образное сооружение из рассохшегося дерева для казни людей, для повешения – не было новым. То есть оно стоит тут постоянно? И эта конструкция сейчас не пустовала. Окруженный возбужденными жильцами замка на ней корчился, извиваясь на веревке, какой-то паренёк. Руками он держался за петлю, что не спасало от удушения.

– Что тут происходит? – так же тихо и хрипло повторил я, стоя за спиной толпы. Как и в первый раз, народ гомонил, никто не обратил на меня внимание.

Двор когда-то был устлан камнем. Булыжниками. Сейчас они в основном перемешаны с грязью и органическими отходами, что создает своеобразный аромат для всего замка.

Так. Народу немного. Правая опора конструкции для казни открыта моему взгляду. Я ковырнул здоровенный булыжник и взвесил в руке. Большой. Размахнулся и нечеловеческим броском метнул в открытую опору. Камень смешно расшвырял грязь в полете и ухнул, разломил опору виселицы. Сооружение скрежетнуло, завалилось, и под общий «оооох» рухнуло в грязь вместе со своей жертвой. Только тогда головы зрителей повернулись ко мне.

– Что, мать вашу, тут происходит? – на этот раз меня услышали.

Не дождавшись ответа, пошатываясь от усталости, недовольный, я прошел к недоказнённому, бесцеремонно распихивая тех, кто оказывался на пути. Тот вяло барахтался, хватал ртом воздух, взгляд бесцельно бегал. Я с силой просунул пальцы под петлю, раздвинул и стянул её.

Парень, грязные волосы которого, вероятно, природой задуманы нежно-желтыми, вращал глазами и дышал часто-часто, не выпуская из рук висельной петли.

– Кто ты и почему эти люди казнят тебя?

Не знаю, слышал ли он меня и понимал, но ответить явно был не в состоянии. Его выгнуло дугой и вырвало прямо на сломанную виселицу.

– Ты!

Я ткнул пальцем наугад в ближайшего слугу. Он сделался бледным как мел, а остальные шарахнулись от него как от чумного.

– Принеси воды. Много. Чистой.

За миг до того, как убежал, на его лице мелькнуло облегчение.

– Как его звать? – я повысил голос и стал водить нахмуренным взглядом, пока не наткнулся на мажордома Оливера Рэда.

Тот вытянулся и бодро рявкнул:

– Не знаю, милорд! Но ублюдка – чужака привели они! – и указал пальцем в толпу, которая спешно расступилась, показав трех крестьян: широкоплечего мужичка с черной бородой, тётку с выпученными, немного раскосыми глазами и скособоченного дедка, опирающегося на посох. Все трое несинхронно бухнулись на колени прямо в дворовую грязь. Впрочем, их одежда была насколько нечистой, что это не имело особого значения.

Заговорил дед, протяжно вытягивая слова.

– Мой барон! Этот ублюдок украл у вдовы Гвенаел козу. И съел. Точнее, пытался разделать, чтобы приготовить и съесть, когда мы поймали его. Чужак, бродяга, вор, ублюдок. Простите, сир, мы не должны были избивать его, стоило заставить пожениться на вдове, она знаете, совсем одинока, с тех пор как Везунчик Мати утонул пьяным в реке на праздник святого Ионы…

– Так, довольно, голова кругом.

Слуга прибежал с целым ведром воды, при этом улыбался словно я только что спас его от смерти. Не знаю, запрещено ли по этикету сыну барона пить воду прямо из ведра, стоя по щиколотку в нечистотах, но я мощно отхлебнул, потом окатил парнишку и всучил ему в руки ведро с остатками воды, чтобы он тоже попил. Не уверен, что, когда тебя казнят, хочется воды, но меня после трех дней стояния в местной церкви определенно иссушило.

– Украл козу. Хотел съесть. А почему вы решили, что он обязательно ублюдок? Родословную изучили? Даже ведь не спросили, как зовут…

– Снорре, – голос козокрада был сиплый, глухой и в обычных обстоятельствах, низкий. Сказав имя, он умолк.

– Снорре? Судя по внешности и имени – норд, норманн. Простите, что отвлек всех от увлекательного занятия. У меня тут недавно умер слуга. Убит. Все помнят доброго толстяка Саржа? Вчера похоронили? Теперь должность слуги свободна. Конечно, его гибель не лучшая рекомендация вакансии, но мне кажется, что Снорре смерти не боится. Уже. Так вот. Предлагаю тебе, похитителю коз и сердец одиноких крестьянских вдов, поступить ко мне на службу, быть при мне слугой и компаньоном. С мечом и щитом. Согласен?

Вместо ответа молодой парень протянул мне дрожащую руку, чтобы опереться и подняться на ноги. Я подал её. Когда он встал, то неловко поклонился. Чувствовалось, что кланяться не умел.

Пока я раздумывал, как завершить это мероприятие, Оливер Рэд вышел вперед и снова показал, что не зря носит мажордомов знак на груди.

– Ты согласен? Скажи, – я готов.

Снорре просипел, что «так тому и быть».

Мажордом повернулся к крестьянам.

– Вы правильно поступили, обратившись за правосудием к дому барона! Та коза зачтется вдове в осенний побор – ренту. Благодарите кавалера Кайла!

Крестьяне загомонили, явно довольные разворотом событий, а также тем, что их не накажут.

Оливер продолжил, глядя на Снорре.

– Ты! Казни не будет. Теперь твоя жизнь принадлежит хозяину. Становись перед милордом на одно колено и приноси клятву фуа, слова сейчас подскажу.

Вот так, прямо на грязном дворе замка, рядом с обломками виселицы, Снорре, или как его часто называли – Снорри, держась двумя своими костлявыми руками за мою правую, по одному слову повторял:

– Я клянусь в верности. Клянусь быть преданным с этого мгновения роду баронов Соллей и хранить перед всеми и полностью свое почтение, по совести и без обмана. И пусть накажут меня люди и Господь, если нарушу эту клятву.

Реальность происходящего накатывала, как волны, с каждым ленивым порывом ветра.

Когда всё окончилось, я поблагодарил Оливера, а он смотрел на меня странным взглядом глубоких голубых глаз.

* * *

Еда была холодной, простой и сытной, но показалась безумно вкусной. Вчерашняя похлебка с каким-то вареным зерном и крупными кусками баранины, вместе с постными лепешками. Деревянная ложка с упоением скребла по глиняной миске. Если подумать, я ел местную пищу впервые. И это после девяносто одних суток полета и трех дней (ха-ха, всего три, мгновение по сравнению с вечностью полета) стояния на полу местной церкви. Колени всё ещё болят.

Рядом осторожно, чтобы не наброситься на пищу, разбухшими от побоев губами, ел Снорре.

Мы были в «людской столовой зале» и я понимал, что баронская семья питается совершенно отдельно, на втором этаже донжона, при открытых на реку окнах, из медной посуды и при определенном церемониале. Но – хотелось жрать.

Кухарка Кларен налила нам холодного кислого вина в глиняные кружки. Я пил немного, действие местного пьянящего вещества было мне пока не знакомо, а норд налегал вовсю.

Мы оба молчали и, наверное, представляли странное зрелище, особенно с учетом моего разбойного плаща на голое тело. Оливер привел нас сюда, распорядился накормить, прогнал зевак и не остался сам, так что кроме кухарки с уставшими глазами, нам составлял компанию только бардак по углам и жирный паук в полутьме потолка.

Пока ели, мысленно провел аналогию с флотом. Вероятно, я – офицер. Отец старше меня по званию. Так. Оливер по всему видать – младше, допустим мастер-старшина. Вон он как всех гоняет. Хотя в замке бардак, его слушаются, а он слушается меня, хоть и старше по возрасту. Жители замка рядовые, или около того, потому что они не совсем гражданское население. Ну, может кроме кухарки и старых слуг. А замок выходит вроде военной части? Да ну, бред. Не может звание присваиваться при рождении и вообще плясать по наследству, а военная часть быть одновременно жилым домом. Фу. Кажется, на меня действует алкоголь.

Я встал и громогласно поблагодарил Кларен. Она вздрогнула, посмотрела испуганно, встала со стула, на котором сидела, сложив в кучку свои натруженные морщинистые руки и зачем-то поклонилась мне в пояс.

Смущенный, я поблагодарил ещё раз и стал вытаскивать из-за стола слегка нетрезвого Снорре.

Людская столовая зала выходила прямо на нижний двор. Оттуда мы направились к воротам, тем более что они были приветливо распахнуты. Норд не понимал, куда мы идем и был недоволен прекращением трапезы.

– Хватит жрать! С голодухи нельзя сильно налегать, продрищешься, – поучал я его совершенно небаронскими выражениями, потом напрягся, чтобы вспомнить, как зовут мужика на выходе из замка, который вместо караула ремонтировал какую-то телегу. Или делал вид, потому что заметил меня.

– Здравствуй, Клоде. Оторвись, будь любезен, от работы и найди кого-то, кто организует мне и Снорре одежду поприличнее, а мы пока немного прогуляемся.

Воин вздрогнул, когда я поздоровался с ним, но с достоинством выслушал и учтиво поклонился. Когда же мимо него проходил Снорре, заулыбался, хлопнул его по плечу и поприветствовал.

– Добро пожаловать в отряд эспье барона Соллей, Снорри – Висельник.

Снорре не ответил, но когда мы вышли за ворота на земляной вал, служивший дорогой, пробурчал себе под нос:

– А этот хер помогал правильно скручивать висельную петлю, на которой меня потом вздернули. А теперь вишь, приветствует меня. И кличку уже придумали, попёрдыши. Пёсья кровь.

Я усмехнулся и повел его к месту, которое знал только по памяти.

Аборигены не уважают гигиену или вовсе не знают о её существовании. Моются редко. Там, в начале вала, рассекающего мелководье, была тихая чистая заводь, речной песок, крошечный пляж и несколько крупных плоских камней, где иногда купались замковые мальчишки. Плескался в своем детстве и маленький Кайл. Надо теперь и нам смыть грязь, тем более что одного недавно вешали, а другой последний раз мылся в другой части галактики. Заодно протрезвеем.

Моя идея Снорре не понравилась, он посмотрел на воду как старая дева на дохлую крысу, горестно вздохнул, но вслед за мной скинул свои лохмотья и недовольно полез в воду. Зато в отличие от меня, похоже, умел плавать как рыба. Надо запомнить, чтобы и меня научил.

Искупавшись, я по примеру Снорре потерся песком. Смыл. Страшно подумать, что этот минеральный скраб – единственное средство для чистоты кожи. Надеюсь, хоть что-то ещё найдется. Потом мы лежали на песке и грелись под полуденным солнцем.

Пока я молча размышлял о необходимости питания, сна и гигиены, молчавший как пень Снорре заговорил.

– Почему вы меня не расспрашиваете?

– О чем?

– Ну, там, кто я, откуда, всё такое.

– Захочешь, сам расскажешь, – отмахнулся я.

Норманн засопел.

– Я из Бурнёфа. Это на юге. Мой отец норд, а мать родом из фламандцев. Батя бросил нас и сбежал в морские разбойники. Мечтаю найти его. Поэтому тут, где полно северян.

– И прочего сброда, – закончил я за него. – Только пираты в последний раз наведывались на эти берега задолго до моего рождения.

– Все равно я норд, северянин и здесь их много.

Я перевернулся на живот и поглядел на него. Полуголого, со следами побоев, худого и жалкого и, тем не менее, с какой-то идеей в грязной башке.

– Что такое свобода, норд?

Он промолчал.

– Вот ты поглядываешь на заросли камыша за валом. Небось, хочешь сбежать. Это для тебя свобода? Полусырая сожранная коза? А я тебя не держу. Дело даже не в клятве, хотя мне показалось, что ты был искренен.

Снорре молча скривился, вроде бы с чем-то соглашаясь.

– Вот что. Не надо быть звездочётом, чтобы понять, куда что движется. Допустим, ты сбежишь, я за тобой даже не погонюсь. И люд мой не погонится, я совру что послал тебя за какой-нибудь потребностью. И вот. Ты будешь дальше бродить и рано или поздно тебя повесят за кражи. Или руку отрубят. А кому ты нужен без руки? Или хуже. Не силен в морских разбойниках, но даже если на нашем берегу набредешь на таких, с чего ты взял что они тебя возьмут в команду, а не в рабы и не продадут за два мешка сушеной рыбы? Чего молчишь, нос повесил?

Кажется, он всхлипнул.

– Больше скажу, Снорре – Искатель. На свою жопу приключений искатель. Ты никому на всем белом свете не нужен.

Вот я урод. Он уже рыдал. Я взял его за лицо и повернул к себе. Кажется, наставник из меня не очень.

– Не ной. Я тоже нахрен никому не нужен. Правда меня и не вешают. Ну, смотри. Только успокойся, ладно. Смотри. Что случится с тобой там, за камышами, понятно. Но и здесь я тебе спокойной жизни не обещаю. Тут убийцы бродят и всё такое. Скорее всего, ты при любом выборе помрёшь молодым. Но со мной будешь при деле, сытый и с оружием в руках. Я слышал, для нордов это важно.

Постепенно он успокоился. И вроде решил для себя, что останется со мной. Знать бы, что я сам буду делать.

Одежду прямо на пляж нам принес Оливер. Возникало ощущение, что если в замке что-то делалось, то только им или под его руководством.

Оливер Рэд. Выше остальных слуг, необыкновенно крепкий, с сильными руками, слегка пополневший от возраста, с широкими щеками, украшенными старыми и не очень шрамами, один из которых, двойной, начинался сразу возле широкого рта. Полные губы недовольно поджаты, глубоко посаженные голубые глаза злы и смотрят остро и недовольно. Так смотрят, пожалуй, только черные глаза или те, у кого сама душа черней сажи. Его кожа с годами задубела, стала темной, черные волосы перемешаны сединой. Оливер был старым отцовским солдатом, который вырос, повзрослел и постарел вместе с отцом и под его командованием, в детстве его спутник – саттель, вместе в молодости они ходили в военные походы и не раз спасали друг другу жизнь.

Принято стыдиться своей наготы, но я ещё стеснительностью не оброс. По возрасту я был ему как сын, которого у него не было, и мою голую задницу он, вероятно, видел ещё с детских засранных пеленок, так что, не стесняясь его и даже скорее под строгим взглядом, оделся и подпоясался.

В это же время он облачил Снорре в чистую, с чужого плеча одежду, недовольно крякнул, что она оказалась мала, и выдал ему какой-то ржавый топор.

– Так. Благодари за оружие. Это традиция. Не криви морду. Сам поточишь, и помажешь маслом. Вот тебе ремень. Запомни – ты сателлит, саттель, телохранитель господина Кайла. Если он погибнет, мы с тебя шкуру спустим и будем горячей морской водой поливать в процессе. Так что лучше сразу гибни вместе с ним. Даже если он случайно пьяный с лошади упадет, ты уже должен его ловить и на соломку класть. Твоя задача защищать его ценой своей никчемной дерьмовой жизни. За это тебе положена койка, попозже покажу, жрачка, кров и оружие. Для начала этот старенький топор. Не криви морду, я сказал. Зато он всамделишный нордский. Вам, господин Кайл, меч в ножнах из запасов, взамен утерянного. Надобно будет отковать или купить новый. Без меча не положено.

Возникло большое желание спросить Оливера, чем нам дальше заняться, но я сдержался. Только осведомился о том, где отец.

– Барон отбыл верхом с запасной лошадью и эспье Жаком. Куда – не сказал. Должен уже вернуться. Велел держать ухо востро.

* * *

Мы со Снорре брели по слабой петляющей тропе вверх, на холм. Люди сюда явно не ходят, просто незачем, тропинка проложена какими-нибудь лисицами.

Норд шел безмолвно и безропотно, чуть задыхаясь. Меня беспокоило его здоровье. Молодой парень, ровесник, а пыхтит.

Поднявшись наверх, я не обнаружил вытоптанной поляны, нет камня или пня, чтобы присесть, так что пришлось увалиться прямо на траву.

Солнце было почти в зените и немилосердно жгло, зато легкомысленный западный ветер наоборот – бодрил. Снорре, уяснив для себя, что дальше мы пока не идем, извлек свежеприобретенный топор и принялся его придирчиво разглядывать, а потом и вовсе махать, по одной ему ведомой методике, отчего выглядел ещё более по-идиотски.

Как абсолютная копия живого существа я испытывал точно такие же эмоции, как и прежний Кайл и примерно мог знать, что имеют ввиду и чувствуют другие. Но никогда не был уверен в этом до конца.

Начал с осмотра замка. Холм примерно в трех тысячах шагов. Местная единица измерения лье – считалась десятью тысячами коротких шагов, так что крепость-дом, считай, близко и видна как на ладони.

Основание замка напоминало гигантский кривой след от местного сапога, повернутый своим носком под небольшим уклоном к берегу, от которого из грязи и камней отсыпан узкий вал – дорога. Идея проста, как топор моего Снорре – враг может подойти к замку только по валу, пока в него будут лететь стрелы, камни и площадная брань. По-другому ни пройти, ни проплыть, если, конечно, реку не скует льдом. А со льдом тут что-то не так, он тонкий зимой или тает. Местные верят, что это тут древнее колдовство, подземные кузни каких-то там карликов-двергов. Короче, на дне слабенькие теплые ключи. Этим островок и привлек создателей первой крепости.

Территория замка, как и след сапога, разделена на две части «средней» стеной, где дальняя часть – кривой каблук был «чистым» двором. На чистом дворе высился уродливый и ассиметричный донжон – большое отдельное строение, одновременно дом хозяина и крепость внутри крепости. Соллей жили там. Даже если враг возьмет первую стену, ему придется брать штурмом вторую с чистым двором. А тут все закроются в донжоне, явно рассчитанном на осаду и оборону. И ты ещё попробуй его захвати.

Замок перестраивался много раз, слои стен наползали друг на друга, видны были разные типы каменной кладки, неодинаковые пропорции и кривизна линий. Он был плодом трудов многих поколений. Каждое оставляло свой след в камне, нисколько не заботясь об эстетике, а только о грубом практическом применении, тем более что как военный объект, он наверняка время от времени воевал.

Покончив с замком и поглядывая на уже уставшего от рукомашества саттеля, я переключился на своё оружие.

Меч. Здоровый длинный кусок железа или вроде того. Ручка из дерева, обмотана грязной тканью для амортизации удара. Можно держать двумя руками. Размер – примерно в половину моего роста. Заостренный к кончику, по оси идет что-то вроде углубления – импровизированное ребро жесткости. Может резать, колоть и рубить. Можно просто сильно ударить. Например – рукоятью. Убьет, только если буквально проколоть или сильно порезать живого человека. Выходит, местное военное искусство предполагает примитивный физический контакт. Ну а что я хотел? Пилот же четко сказал – следов цивилизации нет.

Мое оружие при осмотре имело явственные следы ударов молота. То есть просто взяли большую полоску раскаленного железа и лупили по ней что было сил, пока она не приняла нужный внешний вид. Почему нельзя было взять керамическую форму, разогреть и тупо отлить туда кипящий металл? Наверное, причины есть. Надо будет разобраться с этой передовой местной технологией. Кстати, про слово «местный».

Я расспросил Снорре про то, считает ли он себя местным, на что он ответил, что его родина далеко, может даже сто лье. Ну да, ну да, норманн. Я-то чуть дальше «родился». Второй вопрос о том, сколько же нужно прожить, чтобы считать себя местным, поставил его в тупик. Судя по мычанию, какой-то условный порог ассимиляции все же был. И на том спасибо.

Встав в полный рост, я рассматривал владения Соллей. По-видимому, это всё, куда падал взгляд. Болота, холмы, деревенька в низине, ещё крошечные селения за холмами, в болотах и ещё на побережье с дюжину рыбацких домов (остальные зовут тех – рыбниками). На границе владений есть тракт, на нем как положено – трактир, хозяин которого платит отцу небольшой побор. Река, холмы, луга, снова холмы, болота воняют, река, море отсюда не видно. А, нет, немного видно.

Ну что, меч есть, комары мной не брезгуют, компаньон, который ковыряется в зубах и не удивляется моему поведению, тоже в наличии. Что ж делать теперь?

Ответ пришел от того самого саттеля, который подозрительно сильно закашлялся. Последний, кто так кашлял, был сержант на пороге своей смерти.

– А ну-ка иди сюда, – я постарался придать голосу строгости.

Снорре безропотно подошёл.

– Так. Руки вдоль тела. Пасть открой. Закрой, воняет от зубов. Подыши. Не пищи, вижу, что больно. Терпи. Посмотри наверх. Не так высоко, вон на тучу посмотри.

Пока что я не был силен в аборигенской медицине, но даже поверхностный осмотр показал сотрясение мозга, горло – сплошной синяк, лицо разбито, трахея не поломана, но помята, одно ребро сломано, живот плотный, органы явно повреждены, вывихи плечевых суставов. Поражаюсь сколько сил и здоровья у людей. Разумное существо без стимуляторов уже бы умерло, а этот стоит, в ухе чешет. Наверное, там тоже ушиб.

Я вздохнул. Всё ясно.

– Снорре – кузнец своего счастья!

Норд встревожено поглядел на меня.

– Почто вы мне новые непонятные клички придумываете?

– Не важно. Важно, что ты мне нужен живым и здоровым. Так что стой ровно и не бзди.

– А? – начал было он, когда я аккуратно, но сильно взялся за его шею обеими руками и начал его лечить, то есть вливать понемногу свою жизненную силу, одновременно выводя из крови токсины и продукты распада. Лечение – одна из трех встроенных в меня «функций», то, что отец называл способность к странному. Две другие – допрос и связь, причем для связи мне необходим был другой десантник или свой военный, которых на планете не было, так что про свою передатчик мне пора начать забывать, как и о том, что я не местный.

Снорре скривился и вцепился в мои руки, как клещ, но я не отпускал. Лечение требует некоторого времени. Наверное, с учетом истории про архангела, надо было молитву какую прочесть, чтоб как-то успокоить паренька.

– Фу-у-у-у, – со вздохом выпустил своего свежеиспеченного саттеля, снова повалился на траву. Солнце уже не казалось жарким. Лечение отняло кучу сил.

– Сейчас отдышимся и потащишь меня в замок. Теперь мне нужен отдых. Завтра к капеллану зайдем, надо пару молитв выучить, а то – как дурак безграмотный.