Текст книги "Дьявол по соседству (ЛП)"

Автор книги: Тим Каррэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Они были человеко-рептилиями.

Многие из них были вооружены луками и стрелами, чего Луис раньше еще не видел. У них были топоры и пики, самодельные копья, ножи и тому подобное. А еще они очень хорошо знали свое дело. Дети падали под ударами лезвий. И с них тут же срезались трофеи: уши, пальцы, скальпы, даже гениталии.

Луис пока оставался незамеченным, поэтому он решил, что сейчас самое время улизнуть.

Две женщины схватили какого-то мальчишку, разрезали ему рот, сделав ему кровавую клоунскую усмешку, и принялись отрезать язык.

Луис едва не налетел на них, но они не обратили на него особого внимания.

Он выдернул из спины какой-то девчонки мясницкий нож, и когда одна женщина попыталась схватить его, резанул ей по груди. Воздух заполнил дым от горящего дома, он висел над двором густым едким, туманом, вместе с кровавой взвесью. Повсюду лежали расчлененные, но еще подрагивающие тела. В сторону Луиса полз скальпированный мальчишка. Женщина, волокущая за собой собственные внутренности, схватила его за ноги. Другая выступила из мглы, держа в каждой руке по окровавленной отчлененной голове.

Луис перепрыгивал через трупы, уворачивался от дикарей с топорами и частями тел, скользил по залитой кровью траве и, наконец, споткнулся о чей-то торс.

Когда он снова поднялся на ноги, он перестал быть незаметным.

 Его раскрыли.

Рядом стоял Фрэнк Чалмерс, огромный, лохматый, в окровавленном меховом жилете, будто вылезший из плиоценовой пещеры. Он держал в одной руке тесак, а в другой – серп. Луис ни на секунду не сомневался, что тот пришел убить его. Он раскачивался взад-вперед, будто под какую-то неслышимую мелодию, мышцы под кожей бугрились, а узловатые руки, сжимавшие оружие, будто жаждали его использовать.

Луис повернулся к нему лицом.

Он знал Фрэнка очень хорошо, но тот Фрэнк умер. Это был не Фрэнк.

Он чувствовал себя совершенно беспомощным со своим мясницким ножом перед эти ухмыляющимся здоровяком в боевой раскраске, который в свои шестьдесят оставался сгустком мышц, с кожей, как у аллигатора, покрытой порезами, шрамами, но, тем не менее, крепкой.

Чалмерс вскрикнул и бросился на Луиса.

Луис попытался увернуться, но вокруг столпилось слишком много дикарей. Серп едва не отхватил кончик его носа. А опустившийся почти одновременно тесак ударил по лезвию мясницкого ножа, выбил его у Луиса из руки, отчего та онемела почти до самого плечевого сустава.

Вот так легко это получилось у Фрэнка Чалмерса, Предводителя стаи.

Луис понимал, что теперь он у него в руках. Мысль о том, что, после всего, через что он прошел, его прикончит этот чокнутый сукин сын, была для него невыносимой. Когда Чалмерс снова двинулся на него, Луис отпрыгнул, перелетел через кого-то, нашел копье, сделанное из ручки метлы, и бросился на здоровяка.

Это было чистой воды самоубийство.

Но у него получилось.

Контратака захватила Чалмерса врасплох. Луис выиграл себе немного времени, и теперь мог либо нанести ему дерзкий удар, либо броситься бежать со всех ног. И в этот момент Чалмерсу в левую руку и ребра впились стрелы. Он вскрикнул и упал назад. Луис прыгнул на него и всадил ему копье в незащищенный живот. Надавил, что было силы, пока не почувствовал, что оно уткнулось во что-то, возможно, в кость, и накрепко там застряло.

Чалмерс закричал и взмахнул серпом.

Если б лезвие достало Луиса, то, возможно, рассекло бы ему лицо, но Чалмерс бил наотмашь и задел его незаостренным концом. И все же, удар получился очень сильным. Получивший по лицу Луис отлетел назад. И в следующее мгновение в ногу ему, чуть выше коленной чашечки, впилась стрела.

Он упал.

Ударившись о землю, покатился по мокрой от крови траве. И когда открыл глаза, Чалмерс исчез, а в месте, где, в ногу попала стрела, штанина джинсов пропиталась кровью.

И тут на него накатила боль.

Нелегко ему пришлось в эту ночь. Его тело уже получило свою долю страданий... но все было ничто по сравнению с этим. Сперва, когда он только упал, он почувствовал жжение от удара... но теперь пришла реальная боль. Нахлынула на него слепо и с полной силой. В ней не было ничего даже отдаленно щадящего. Она взорвалась у него в ноге, заставив его вскрикнуть. Внутри него будто что-то кувыркалось, когда одна волна боли за другой накатывали на него, разрывая все на своем пути.

И когда он, обливаясь теплым, кисло пахнущим потом, снова сумел оглядеться вокруг, то увидел приближающуюся к нему женщину. На кончике копья она несла человеческую голову...

86

Мейси придавила его к земле, но никто не вмешался.

Большая часть клана ушла с Охотницей на охоту, а оставшиеся не стали чинить препятствия. Мейси, с окровавленным ножом в одной руке, стояла над ним, мужчиной, изнасиловавшим ее. Когда-то, очень давно, Мейси Мерчант была очень застенчивой, оторванной от жизни девочкой, которая морщилась при одной мысли о том, чтобы прихлопнуть муху или наступить на паука. Но та Мейси умерла, как вымерли дикари, в которых превратились деградировавшие жители Земли.

Она смотрела, как мужчина истекает кровью, но этого было недостаточно.

Она подняла нож над головой и вонзила ему в живот. Струя горячей крови взбодрила ее, когда она обеими руками схватилась за рукоятку и с силой рванула вверх, потроша его, как форель.

Он умер, корчась в собственной крови и внутренностях, а Мейси хладнокровно наблюдала, как смерть забирает его. Она встала над трупом, разглядывая кровь на ноже и своих руках.

И принялась слизывать ее с пальцев, бесстрашная, с бушующей в ней первобытной памятью...

87

Луис наблюдал за приближающейся женщиной. Хотя в том, что это – женщина, он был не совсем уверен. На ней была свежесодранная человеческая кожа, а на шее – "шарф" из внутренностей. Двигаясь в его сторону, она бормотала что-то себе под нос хриплым, клокочущим голосом. В одной руке у нее было копье, с насаженной на острие головой мальчишки-подростка, а в другой – топор.

 Кто это, черт возьми?

Это была женщина, голая, покрытая кровью и церемониальной краской. В спутанные волосы были вплетены кости, прутья и блестящие бусы. Лицо было настоящим кошмаром и походило на жуткую племенную маску. Кожа со рта была срезана в форме овала, так что были полностью видны запятнанные красным зубы, в нос была вставлена костяная пластина, а глаза походили на кровоточащие дыры.

Фрэнк Чалмерс был тем еще страшилищем... но это... Боже.

Она увидела его, выделила из толпы в струящемся лунном свете, и указала на него топором. Ее зубы разжались, и ночь прорезал высокий яростный вой.

Луис поднялся на ноги, что было нелегко из-за пульсирующей в ноге боли. Но он встал и неуклюже повернулся к ней лицом, сжимая в руке мясницкий нож.

Воительница бросилась на него, отбросив копье с головой в сторону. Она подскочила, размахивая топором, абсолютно безумная и исполненная первобытной ярости. Она походила на живую куклу вуду, сюрреалистическую версию ведьмы-каннибала.

Луис уклонился от топора и нанес удар ножом.

Но он был слишком медлительным, либо она, возможно, была слишком быстрой.

Он промахнулся, и когда попытался восстановить равновесие и повторить удар, она выбросила вперед ногу, ударив его в бок. Нога у него тут же подкосилась от боли, и он упал лицом в траву, голова у него кружилась, а из легких вырвался воздух.

Женщина прыгнула ему на спину, схватила горячей, сальной рукой за волосы и дернула голову назад, готовясь перерезать ему горло. По крайней мере, другого он и не ожидал. Вот только вместо лезвия он почувствовал зубы. Она схватила его за ухо и вцепилась в него зубами. Они были заточены, как кинжалы, и легко прошли сквозь хрящ. Боль заставила Луиса забыть про ногу. Он бился, но женщина не отпускала его, зажав между челюстей его окровавленное ухо. Он бросался то в одну сторону, то в другую. Выбив ее из равновесия, он резко двинул локтем назад и почувствовал, как тот врезался ей в лицо.

Это помогло.

Она сразу же вскочила, похожая в лунном свете на ухмыляющийся труп, зубы у нее блестели от свежей крови. Посмотрела на него своими жуткими лисьими глазами и издала утробный рык, от которого у Луиса дыбом встали волосы на спине.

 – Сука! – крикнул он ей. – Вонючая гребаная сука!

Для нее эти слова, конечно же, ничего не значили, но сотворили чудеса с его адреналином и ненавистью. Женщина прыгнула на него, они столкнулись и стали отчаянно драться в траве, кататься в крови и вывалившихся внутренностях. Никакого оружия, лишь первобытная ярость и абсолютное отвращение цивилизованного человека к такой расовой деградации. Это было все равно, что драться со змеей. Женщина корчилась и извивалась с пластичной грацией, ее зубы впивались в него, ногти разрывали кожу.

Наконец, он снова отбросил ее.

Она встала на четвереньки лицом к нему, первобытная кровожадная тварь. Ее широко раскрытые глаза светились, словно две луны. От нее исходил смрад горячей мочи. А еще резкий, отвратительный мускусный запах, который выворачивал наизнанку.

 Она могла с легкостью схватить какое-нибудь оружие, но не делала этого. Она собиралась убить его, как дикий зверь, когтями и зубами.

Луис не успел добраться до своего ножа, потому что она снова бросилась на него, и он встретил ее градом ударов, которые не произвели на нее никакого эффекта. Он сумел обойти ее сзади и сделать захват за шею. Оседлал ее, сопротивляющуюся, рычащую и царапающуюся. Она буквально ожила под ним, но он держал крепко, загибая ей голову назад с такой силой, которой от себя не ожидал.

Женщина потеряла равновесие и рухнула под его весом.

Он резко дернул ее голову назад, вцепившись пальцами в глаза, пока она не закричала. А он продолжал загибать ей голову, пока она не начала сипеть и хрипеть. Послышался хруст. Луис продолжал давить, пока не уткнулся лицом в ее сальное теплое горло. Пока не почувствовал псиный смрад грязного тела.

 Он ощутил в ее шее какую-то пульсацию.

 Не раздумывая, действуя, скорее, инстинктивно, он вонзил зубы ей в шею. Принялся кусать, грызть и рвать, пока та пульсирующая штука не вскрылась и не брызнула горячей соленой кровью ему в рот и лицо.

Но он не отпускал.

Продолжал жевать и рвать, пока женщина под ним не начала слабеть.

Он держал ее, пока она полностью не обмякла. Прошел, хромая фута три-четыре и упал в траву, исторгая рвоту, очищаясь от ее грязного привкуса.

Когда он снова поднялся на ноги, вокруг не было ничего, кроме разбросанных под лунным светом трупов. Охотники двинулись дальше...

88

Энджи настигла Предводителя.

Это было не сложно. После битвы между ее племенем и стаей Предводителя, у него осталось мало последователей. Большая часть его стаи была убита, ранена или разогнана. Теперь оставалось лишь отследить его по кровавому следу.

То, что он зашел так далеко, свидетельствовало о его силе.

Его жизненной силе.

Энджи почти три квартала шла по его следу, пока тот не оборвался здесь, у спортивной площадки за школой, где школьная футбольная команда "Дикие кошки" с блеском отыграла в сентябре.

Энджи, конечно же, ничего обо всем этом не знала.

Кровавый след привел Энджи к забору, она стала осторожно обходить его в поисках входа. Но ворота были заперты. На какое-то время она потеряла след, но затем учуяла запах его мочи под деревом. Энджи понюхала ее, чтобы понять его состояние. Моча имела слабый запах. Энджи учуяла в ней кровь, и затухающий запах гормонов, которые обычно выделяет здоровый, способный драться зверь.

Предводитель умирал.

Энджи нашла место, где он перебрался через забор. Повесив лук на плечо, она перелезла, тихо приземлившись на четвереньки.

Теперь на свежескошенной траве след было отследить несложно. Предводитель был тяжело ранен и обильно истекал кровью. Да, теперь она его видела. Шатаясь, он сделал несколько шагов, упал, поднялся, движимый лишь силой воли. За площадкой был лес, именно туда он и направлялся. Хотел умереть в лесу, где всегда рождались члены его рода.

В лунном свете его темная фигура отчетливо вырисовывалась на фоне поля.

Энджи вложила стрелу в лук, натянула тетиву, прицелилась в далекую фигуру. Стиснула зубы, медленно выдохнула и выстрелила. Предводитель вскрикнул, когда стрела вонзилась ему в спину.

Он повалился вперед, подергивая конечностями.

 Ну же! Возьми свою добычу! Она – твоя!

Энджи бросилась вперед. Предводитель услышал ее приближение и попытался уползти. Но тщетно. Она встала над ним, разрисованная, окровавленная воительница, сделала глубокий вдох, чувствуя смерть своей жертвы и упиваясь ею, как может делать только охотник.

По внутренней стороне ее бедра текла менструальная кровь.

Энджи прыгнула на него, жестко приземлившись, и воздух со свистом вырвался у него из груди. Схватила торчащую у него в спине стрелу и выдернула. Предводитель застонал и попытался уползти. Она отпустила его. Когда он прополз пару футов, преградила ему путь, легонько ткнула стрелой, заставив повернуться. А когда он пополз в другую сторону, ткнула еще раз. Поиграла с ним немного, как любила делать со своими жертвами. Это забавляло ее. Игра с жертвой была древнейшей в мире формой прелюдии.

Предводитель перестал ползать и посмотрел на нее с нескрываемой ненавистью.

Он хрипло пыхтел. Выкашливал сгустки крови. Его меховой жилет был мокрым и блестящим от нее. Даже в ослабленном состоянии он оставался огромным и злым. То и дело высовывал язык из окровавленного рта и шмыгал носом.

Упав на колени, Энджи наблюдала за его агонией.

Он закрыл глаза... а затем с последним рывком и с жутким сдавленным гортанным ревом бросился на нее.

Застигнутая врасплох, Энджи полетела в траву.

Он прижал ее к земле, его глаза горели смертоносным огнем.

Энджи вытащила из ножен нож.

Она не стала драться.

Это сразу же остановило Предводителя. Он склонил голову на бок.

Энджи ударила его ножом по лицу, срезав полоску мяса от виска до челюсти. Он усилил давление на ее горло, и она вонзила нож ему в глазницу.

Он издал протяжный рык... и, исполненный страшной, первобытной ярости, атаковал снова. Изо рта у него потекла зловонная слюна. Из поврежденного глаза капала кровь. Затем, когда он попытался дотянуться до нее зубами, она по самую рукоять всадила лезвие мясницкого ножа ему в живот.

Жалобно заскулив, как затравленный щенок, Предводитель отпустил ее... а затем словно обезумел, принялся царапаться и кусаться.

Энджи тоже взвыла. То был атавистический боевой клич, вырвавшийся из забытого, запертого погреба человеческой истории.

И когда Энджи сделала это, когда клыки Предводителя вцепились ей в лицо, разрывая щеку, она дернула рукоятку торчащего из его живота ножа вверх, к грудине. Его внутренности, горячие, дымящиеся и скользкие вывалились на нее. Запах был ужасным, но при том... восхитительным и крайне бодрящим.

Энджи бросила труп Предводителя на землю и принялась резать и кромсать. Нож взлетал и опускался, кровь брызгала, мясо шинковалось. Энджи продолжала бить, пока полностью не изуродовала его тело, едва не отчленив голову от шеи.

Израненная, но живая, и будто наэлектризованная, Энджи издала оглушительный крик и вонзила нож в свою жертву. Затем вскрыла ему грудную клетку и вырезала сердце. Оно было горячим и пульсирующим. Энджи поднесла его ко рту, лизнула его, пробуя на вкус, желая отведать это упругое, мраморное мясо. Укусила его, содрогаясь и чувственно постанывая.

С дикой жадностью стала рвать его, пока ее лицо не покрылось кровью, кусочками плоти и горячим соком.

Упала обратно в траву, насыщенная, удовлетворенная, чувствуя, как сила Предводителя и его хитрость переходят к ней. Под убывающим оком луны, ночь была идеальной...

89

Охотница вернулась на место, которое помнила.

Это было логово.

Логово, которое она некогда делила с мужчиной. Но это было давно, ибо она не чувствовала там своего запаха. Она сразу же принялась метить место мочой, кровью и фекалиями, пока ее запах не проник повсюду. И те, кто осмелятся прийти сюда, поймут, почувствуют предостережение и опасность, и обратятся в бегство.

Она принесла мясо и разложила его по укромным уголкам, чтобы оно могло должным образом завялиться. Она засолила несколько шкур, принесла листья, прутья и хворост для гнезда. Затем притащила труп свежеубитого мужчины. Разложила коллекцию ножей, которую собрала. Ножей для соскоба и обвалки, для снятия шкур и для резки.

Когда мужчина вернется, он увидит эти вещи.

Почувствует на них ее запах.

Поймет, что это – его логово.

Приготовив все, Охотница снова удалилась в ночь. Горизонт уже становился цвета индиго. Солнце скоро встанет, и она знала, что мужчина вернется в логово. Должен вернуться. Его будет тянуть сюда, как и ее.

Охотница ушла в ночь.

За последней добычей, последним кровавым пиром, чтобы отблагодарить лунную богиню подношением мяса и смерти...

90

 Наконец-то.

Луис нашел машину с ключами. Маленький "Форд Эскорт", пахнущий духами и сигаретным дымом. С тех пор как он покинул поле боя с гадким привкусом крови воительницы во рту, он проверил десятки машин. И это – первая, в которой были ключи. Его спасение. Он не знал, куда направляется, и здравый смысл подсказывал, что идти, на самом деле, некуда, и, тем не менее, он должен двигаться. Должен сбежать из первобытных джунглей Гринлона, и его разум отказывался думать, что будет дальше.

Он завел машину.

Та завелась без проблем.

Переключил передачу, отпустил сцепление и поехал по разоренным войной улицам родного города. Повсюду лежали обломки. Целые кварталы продолжали гореть. На улицах лежали тела. Некоторые висели на деревьях.

Он старался не думать об этом.

Не пытался понять, почему Гринлон стал лишь еще одним фрагментом головоломки, которая менее, чем за сутки полностью выпотрошила цивилизацию. Он включил радио, но оно было мертво. Электричество по всему Гринлону отсутствовало.

Да, наконец, мир стал освещаться только огнем.

 Бессознательное генетическое побуждение уничтожит все, что мы создали, выпотрошит цивилизацию, истребит человечество, как крупный рогатый скот, потому что мы охвачены первобытными потребностями, и в нас бушует память рода…

Эрл Гулд.

Господи, Эрл Гулд.

Почему-то он забыл о нем, как начал забывать о многих вещах. Луис старался не думать об этом. Он проследовал по Провиденс-стрит до ее пересечения с рекой и повернул на Мэйн. Поехал по ней, зная, что с нее будет съезд на проселочную дорогу, которая выведет его к 421-ому шоссе. Но куда потом? Он не знал и не хотел спрашивать себя.

Солнце вскоре взойдет... и что оно увидит? Что осветит своим светом? Мир откатился к плейстоценовым временам, и все из-за какого-то гена. Микроскопическая химическая передача наследственности.

Луис не видел в этом смысла. Уже не видел.

Он коснулся кровавой корки на ноге, в том месте, куда попала стрела. Нужно быстрее позаботиться о ране, или начнется заражение.

Перед глазами у него мелькали лица – Мишель, Мейси, Дика Старлинга. Их было слишком много, и все они причиняли ему боль.

На выезде из города стоял знак, установленный сервисным клубом "Киванис": "ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ГРИНЛОН". Луис осветил его фарами. Кто-то насадил на знак человеческую голову. Очень подходяще.

Впереди виднелись темные фигуры.

Их было много.

Голые люди стояли посреди дороги, и машина неслась прямиком на них. Они деградировали так, что уже не понимали, что символизирует машина. Что это – движущийся механизм, способный их раздавить. Они стояли, словно олени, завороженные огнем фар. Луис сбавил скорость, понимая, что ему придется проехать прямо сквозь них. Эта идея была не такой отвратительной, какой могла показаться раньше, ибо он хотел убить их. Они олицетворяли все, что он теперь ненавидел.

Он посигналил пару раз, и они лишь двинулись вперед.

 Они собирались атаковать машину.

Бросались на нее с топорами и копьями, молотками и пиками, и Бог знает с чем еще. И глаза у всех горели тем диким звериным огнем. Это были доисторические охотники, обнаружившие чудовище и собирающиеся его убить. Они собирались убить зверя, завалить мастодонта.

Луис остановил машину, пораженный тем, что видит.

Затем переключил передачу и нажал на педаль газа. Гребаные идиоты. Гребаные первобытные идиоты. Медвежьи шкуры, племена и каменные ножи. Уму непостижимо. Они бросились на машину, и он врезался в них, сбив троих и переехав четвертого. Но один ударил чем-то по машине, и окно с пассажирской стороны разбилось. «Форд» качнуло от удара, но он продолжил путь.

 Слава богу, слава богу.

Черт.

Их было еще больше.

Сцена повторилась. Они атаковали машину. Луис сбил нескольких, одного подбросило от удара, и он врезался в лобовое стекло. Оно покрылось белой паутиной. Тело застряло в стекле, сквозь трещины текла кровь. К тому времени Луис уже не видел, куда едет. Он издал дикий крик, когда увидел, что они повсюду – голые люди толпились у обочины, стояли посреди дороги. Он сбил еще двоих или троих.

Руль крутился у него в руках.

Он закричал снова, когда машина попала под град камней, и тело, застрявшее в лобовом стекле, влетело в салон, когда заляпанное кровью безопасное стекло поддалось. Тело соскользнуло с приборной доски и упало ему прямо на колени. Он ударил по тормозам, пытаясь избавиться от истекающего кровью трупа. Машина заскользила по гравию, ее тряхнуло, закрутило, потом она попала в канаву и перевернулась на бок.

Луис слышал вдали их вой.

Он не пострадал.

Когда машина перевернулась, труп мужчины упал на заднее сиденье. Времени не было. Луис выбрался через окно с пассажирской стороны, где было выбито стекло. Поскользнулся и упал в канаву, где было фута три стоячей воды. Выбрался на травянистый берег. В свете восходящего солнца он видел раскинувшееся фермерское поле и пасущихся овец.

Хромая, он двинулся вперед, легкие болели, в горле першило.

Вокруг было еще темно, и он набрел прямиком на стаю дикарей. Они пришли сюда, на это поле за овцами. Все овцы были мертвы. Шкуры содраны. То, что он увидел, были не пасущиеся овцы, а дикари в заляпанных кровью овечьих шкурах.

Десятки их окружили его, и он, запнувшись об собственные ноги, упал в траву.

До него доносилось пение птиц. Хрюканье и кряхтение приближающихся дикарей. Вот и все. Они получили его. Не нужно больше бежать, не нужно больше прятаться, не нужно больше ничего. Но может, лучше разобраться уже со всем, – подумал он. Ибо, как долго можно бежать, если ты – последний человек на Земле, а монстры приближаются со всех сторон.

Лучше умереть, чем стать таким, как они.

Он смотрел, как они приближаются, и испытывал к ним абсолютное отвращение. Они вернулись к тем временам, когда люди были всего лишь грязными, лохматыми хищниками в шкурах, с ритуальными татуировками и пирсингом. Тварями, которые копались в горах костей и мастерили грубое оружие, лелеяли черепа своих предков и скальпы врагов, пели давно забытым языческим богам охоты, растили свое грязное потомство в тенистых, пахнущих мясом пещерах, где коптилась плоть – зверей и животных – над ритуальными кострами, освещавшими их сумрачный, злой мирок.

Нет, он не собирался превращаться в нечто подобное.

Когда они обступили его, стали дергать и царапать, он потерял сознание. Как же это было восхитительно, упасть головой во тьму, в забвение небытия. Даже они не смогут достать его здесь.

Он был в безопасности...

91

Когда он очнулся, солнце уже взошло.

Он остался цел.

Не был нарезан на куски или насажен на вертел.

Нога болела уже не так сильно, и он увидел, что на нее приложена грубая примочка из грязи, листьев и трав. Что бы это ни было, оно сработало.

 Но он был не один.

Он лежал в траве, на него была наброшена зловонная овечья шкура. Рядом с ним лежала женщина, ее голая спина прижималась к его груди, а зад – к его промежности. Они всегда так спали, прильнув друг к другу...

 Мишель.

Он был с Мишель, как бы безумно это не звучало. И он не смел пошевелиться, потому что это разбило бы фантазию, разрушило бы сон... Но потом он осознал, что это вовсе не сон. Он был с ней. Действительно, с ней. Она была живой, дышащей и теплой. Пахла кровью, черноземом и сырым мясом, но это все равно была Мишель, несмотря на раскрашенное тело.

Проглотив страх, он прижался к ней, позволил своим руками гладить ее гладкую загорелую плоть. Она ответила взаимностью. Отреагировала мгновенно, стала тереться об него задом. А когда у него встал, несмотря на жуткий запах, исходящий от нее – а, может, как раз из-за него – Луис подумал, что у него еще никогда не было столь мощной эрекции, возбуждения и полового влечения. Его буквально трясло. Кровь в венах кипела. Он протянул руку. Мишель застонала. Лежа у нее за спиной, он схватил ее за зад, затем приподнял ей одну ногу, чтобы войти в нее.

Она была уже мокрой.

Он яростно проник в нее, шлепнувшись бедрами об ягодицы, и она принялась кряхтеть и стонать от удовольствия, почти заглушая издаваемые им звуки. Он долбил ее, затем, не в силах больше терпеть, погрузился в нее, сжал ей ноги и, содрогаясь, кончил.

Потом отстранился, едва способный дышать.

Казалось, будто он излил из себя нечто большее, чем одну лишь сперму. Мишель обернулась и улыбнулась ему, оскалив окровавленные зубы. Она по-прежнему была ночным зверем, деградировавшим охотником. Ее темные волосы были сальными от жира, с вплетенными в них костями и бусами. Лицо по-прежнему было выкрашено в белый цвет, глаза, нос и губы обведены черным. Она была первобытной дикаркой, но все еще красивой. Возможно, ее красота даже усилилась, вернувшись к своей первозданной форме. Гибкая голодная кошка... но теперь уже послушная, а не смертельно опасная. Его жена, такая, какой она была всегда.

Мишель извлекла откуда-то кусок сырого мяса.

Предложила ему.

Нет, он не станет есть это мясо сырым. В противном случае, он будет не лучше их, а ему нельзя терять свою человечность. Нельзя. Но этот голод. Он проснулся у него в животе, грыз желудок. Луис чувствовал солоноватый запах крови и мяса, испещренного прожилками жира. У него потекли слюни.

Не делай этого. Пожалуйста, Луис, не делай этого. Ты сейчас на самом краю. В тебе активировался этот ген. Ты стоишь на краю гигантской черной ямы, а под тобой бурлит доисторическая тьма.

 Не ешь это мясо.

 Даже не пробуй.

 Иначе ты уже не будешь человеком.

 Ты будешь затянут в эту тьму.

 В первобытную бездну…

Он выхватил мясо у нее из рук и вцепился в него зубами, постанывая от наслаждения. О, как же вкусно. Как восхитительно. Как приятно оно ощущалось на языке, когда заполняло соками его рот, заставляя почувствовать простую радость, неведомую ему прежде. Ту, которая давно отвергла его, но сейчас каким-то образом заполучила и сделала частью себя.

Мишель смотрела, как он ест.

Она улыбалась.

Закончив трапезу, он снова лег, прижался к ней и ту же почувствовал возбуждение. Его жена. Его самка. Мясо возбудило его, и теперь ему нужно овладеть ею, доминировать над ней. Он снова взял ее. Действовал грубо, причинял ей боль и наслаждался этим. Когда он вновь пролил семя, во рту у него была кровь, и он понял, что укусил Мишель за плечо.

Он закрыл глаза, удовлетворенный.

Его сны были простыми и приятными.

Когда Луис открыл глаза, он был один. Пробуждаясь, он стянул с себя овечью шкуру. Солнце стояло высоко в небе. Повсюду валялись брошенные овечьи шкуры, но людей видно не было. Голый, но не испытывающий стыда из-за этого, он поднялся на ноги и прислушался, пытаясь учуять опасность. Все ушли, и он остался один. Куда они делись?

Луис огляделся в поисках оружия. Чего-то, что можно взять в руку и чем можно убить. Ибо ему приснился сон первого человека, первобытного, изначального человека. И это был сон об оружии.

Солнце жгло его голую кожу, он искал то, чем можно ударить или пронзить. Потому что лишь тогда, с оружием в руке, он мог возвыситься над зверьми... быть не копающимся в земле поедателем корней, а человеком... человеком...

Эпилог 1

Луис бродил по улицам с костью в руке.

Похлопывал ее полукруглым концом по ладони, зная, что она может причинить повреждения, зная, что ей можно убивать врагов и добычу. И он знал, что человека судят по оружию, которое он носит с собой и по убитой им добыче.

 Ему нужно найти девчонку. Пришло ее время.

Он покрыл себя речной грязью, чтобы врагам нелегко было заметить его. Смрад речного дна также мешал уловить его запах. Он знал эти вещи, не задумываясь о них. Они были неотъемлемой часть того, чем он являлся. Впечатались в основу его естества.

Он нашел то, что осталось от клана.

Что-то случилось. Все они спешно бежали и оставили его. Он нашел в реке сотни трупов. Столько, что он мог перейти реку, не замочив ноги. Он понял лишь, что они мертвы. Для него это мало что значило. Он не знал, что ген, который активировался в них, нашел свое воплощение в бездумной массовой миграции, в которой все – или почти все – бывшие жители города последовали зову дикой природы. Ушли в дикой спешке, топча и убивая друг друга. Каждый был охвачен необъяснимым желанием бежать, бежать и бежать, искать новые места кормления и гнездилища. Старые, раненные, слабые и больные очищались в процессе, их тела лежали повсюду. Другие продолжали бежать по полям и лесам, пока то, что было у них внутри, то, что толкало вперед, наконец, не иссякло.

И к тому времени в живых осталась лишь треть от их числа.

В ближайшие дни они перегруппируются и образуют племенные охотничьи отряды.

Луис не знал об этом. Такие вещи его не волновали. Он был заинтересован лишь в поиске пищи, крова, воды и, возможно, самки. Если у него будет первое, то появится и последнее. Ибо самки всегда появлялись, когда самец устраивал себе уютное логово.

Он шел по городу, помечая все мочой, чтобы другие чуяли его запах и запоминали.

Перешагивал через изувеченные трупы, рычал на объедающих их собак. Несколько людей копались в перевернутых мусорных баках. Он не обратил на них внимания. Ни на тех, что проходили мимо с отчетливой обезьяньей походкой. Отгоняя от лица мух, он видел лишь Гринлон, лежащий перед ним изуродованным, оскверненным трупом.

Следуя инстинктам и воспоминаниям, он нашел свой дом.

Стены были разрисованы дерьмом и кровью. В углу лежал труп и коллекция хороших ножей. Кто-то сделал из листьев, прутьев и ветвей уютное гнездо. Он будет спать в нем. Это будет его логово. Он чувствовал здесь какой-то очень знакомый запах. Запах женщины, с которой он лежал под овечьей шкурой. Она не волновала его.

 Когда-то ее как-то звали, кожа у нее была гладкой, как шелк, а на вкус – сладкой, как мед...

Он стал изучать символы на стенах, нарисованные дерьмом и кровью. Почесал коросту на ноге, поразглядывал многочисленные раны, касаясь их и расковыривая до крови. Понюхал свои подмышки, промежность, полизал кончики пальцев и вспомнил про овечье поле. Он мало что помнил.