Текст книги "Дьявол по соседству (ЛП)"

Автор книги: Тим Каррэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Все это было не столько оскорблением или предполагаемым изнасилованием, сколько обращение с тобой, как с куском мяса: приправленным и размягченным, приготовленным для тушения.

А, может, для брачного ложа в данном случае.

Мэдди отползла, и он впервые увидел, какой грязной была у нее задница. Она повернулась, увидела, что он смотрит на нее, ухмыльнулась почти по-детски и раздвинула ноги. Засунула в себя большой палец и подвигала им туда-сюда. Не было никаких сомнений насчет того, что у нее на уме.

Луис обмочил себе штанину.

Никогда в жизни он не чувствовал себя таким грязным, зараженным ее прикосновением, его запахом, и собственной беспомощностью.

Мэдди приблизилась к костру.

В руке у нее была миска.

Сделав несколько надрезов на кишечном мешке, она вскрыла его. Воздух наполнился горячим запахом мяса и крови. Мэдди наложила что-то пальцами в миску и принесла Луису. Она хотела его покормить. От миски поднимался пар, сок внутри был густым и жирным, мясо – мягким и бледным. Луис не знал что это... может кусочек легкого? Сердца? Или почки?

Он отодвинулся от миски.

Мэдди раскрыла свою зубастую пасть и щелкнула челюстями. В ее представлении все было просто: мясо есть мясо. Никаких запретов против каннибализма, против поедания себе подобных. Абсолютно никаких культурных табу, потому что они еще не были изобретены на ее уровне психологической эволюции.

Она сунула миску ему в лицо, и сок брызнул на него, пролившись по щекам. Он пах горячей рвотой.

Луис отпрянул.

Она снова сунула миску ему в лицо, и он выбил ее у нее из рук головой. Миска упала на пол, прямо в грязь. Мэдди яростно зарычала, схватила кусок мяса и сунула ему в лицо.

Я не буду.

 Я не буду есть это, ты, гребаная сука. И мне плевать, что ты со мной сделаешь, но я не буду есть человеческое мясо. Поэтому просто... отвали.

Она увидела в его глазах неповиновение и прыгнула на него, принялась царапать ногтями ему лицо. Если он не хочет предложенное мясо, то, возможно, захочет что-то другое. Она вцепилась в его штаны и стала бороться с "молнией", в то время как он сопротивлялся, как мог. Но тщетно. Со связанными руками и ногами, он больше походил на извивающегося червяка. Она сдернула с него штаны, и он почувствовал, что съеживается в точку. Она наклонилась, понюхала его яйца, потыкала их пальцами, заставляя его вздрагивать от боли. Но продолжила делать это, будто какой-то растерянный, непослушный ребенок, не понимающий, почему его коробочка с выскакивающей фигуркой не работает.

Затем она снова оседлала его.

Принялась тереться об него, пока ее дочери наблюдали за ней, затаив дыхание. Она совала груди ему в лицо, оставляя у него на щеках белые разводы. Целовала его, лизала, прижималась в нему своим зловонным телом. А когда она засунула ему в рот свой изъязвленный язык, он сделал единственное, что мог.

Укусил его до крови...

79

Поднимаясь с пола, Мейси почувствовала, как боль пульсирует в ее теле. Только боль эта была второстепенной, незначительной, стала частью ее природы, как биение сердца или сокращение мышц. Мейси вся была в отпечатках грязных рук и блестела от жира. По внутренней стороне бедра стекала струйка крови. Кровь запеклась на груди и животе, ею были вымазаны губы и подбородок. Волосы свисали на лицо грязными прядями.

Члены клана окружили ее.

Лицом к ней стояла другая девчонка, постарше ее. Как и Мейси, она была голая, но тщательно разрисованная черными и белыми полосами. Волосы у нее были грязными, хотя и отливали золотом.

Девчонка зашипела сквозь стиснутые зубы.

Мейси напряглась.

 По глазам, сперва по глазам, потом по горлу.

Девчонка попятилась, с почти покорным видом, и когда Мейси на мгновение утратила бдительность, бросилась вперед. Она подпрыгнула на три фута и ударила Мейси в лицо, затем по голове, а потом двинула в челюсть. Мейси была ошеломлена, из глаз посыпались искры, в голове появились странные вспышки. Она сложилась пополам, и девчонка ударила ее по затылку. Собиралась двинуть ее ногой, но Мейси откатилась в сторону, скорее из-за головокружения, чем по другой причине.

Девчонка прыгнула ей на спину, обхватила рукой горло и дернула голову назад, едва не сломав Мейси позвоночник. Схватив себя за запястье, и тем самым закрепив захват, девчонка принялась давить так, то Мейси показалось, что она вот-вот потеряет сознание. Она стала царапать покрытые струпьями руки девчонки, тянуть ее за волосы.

Но та давила все сильнее.

 Возбужденные члены клана ликовали и выли от восторга. Это был кровавый обряд, древнее испытание силы и хитрости. А еще одно из немногих развлечений, существовавших в доисторическом мире.

В глазах у Мейси поплыло.

Она не могла дышать.

 Она же убивает тебя! Убивает тебя! Убивает тебя!

В горле у Мейси зародился сдавленный рык. Она оскалила зубы, изо рта пошла пена. Отведя руку назад, она схватила девчонку за промежность и резко повернула, что было сил.

Девчонка закричала и ослабила хватку.

Мейси буквально взбесилась, стала корчиться и извиваться, словно рептилия. Просунула подбородок девчонке под руку и укусила ее в предплечье. В следующую секунду она почувствовала, как ее зубы пронзают кожу, а рот наполняется кровью.

Девчонка с диким визгом отпустила ее и отскочила в сторону, запнувшись при этом о собственные ноги. Когда она отвлеклась на свою рану, Мейси кинулась на нее. Издав волчий рык, схватила ее за волосы и резко повернула ей голову. Девчонка была в ярости, царапалась и шипела. Мейси ткнула большим пальцем ей в левый глаз, и та, снова вскрикнув, слегка обмякла. Затем Мейси запустила ей в волосы обе руки. Резко опустила ей голову вниз и принялась бить ногой. По животу, по промежности, по ногам.

Девчонка упала назад.

Левый глаз у нее покраснел и опух, почти закрылся, но правый был огромным и неподвижным, наполненным жаждой убийства.

Девчонка бросилась на нее.

Мейси попыталась обойти ее, но та врезалась в нее, выбив из равновесия. Мейси резко двинула локтем назад и, ощутив удар, услышала, как нос девчонки сломался с тошнотворным хлопком. Та закрыла руками лицо. Между пальцев текла кровь.

Мейси кинулась на нее.

В тот момент для Мейси девчонка олицетворяла все те страдания и унижения, которым она подверглась и через которые прошла. Она била ее в лицо снова и снова, затем ударила ногой по ребрам. Девчонка кричала и пыталась сопротивляться, но наполовину ослепленной ей было нелегко это делать. Мейси атаковала со всех сторон, молотила ее кулаками и ногами.

Девчонка упала на одно колено, окровавленная и ошеломленная.

Попыталась подняться, и Мейси двинула ее коленом в висок. Несколько раз ударила ногой, пока девчонка не упала назад.

 Затем прыгнула на нее, расцарапала ей лицо, а потом погрузила обломанные ногти в поврежденный глаз. Разорвав веко, добралась до глазного яблока. Девчонка визжала от нестерпимой боли. Она пыталась сопротивляться, но Мейси не переставала копаться у нее в глазу. Наконец, поорудовав пальцами в глазнице, вцепилась ногтями в глазное яблоко и с первобытным криком вырвала его из глазницы. За ним тянулся пучок розовых мышц и влажная нить зрительного нерва.

Собравшись с силами, Мейси резко дернула, и глазное яблоко оказалось у нее в руке, все еще пульсирующее жизнью.

К тому времени девчонка превратилась в рыдающую и трепещущую груду плоти, охваченную агонией, и едва пребывающую в сознании. Мейси ударила ее еще несколько раз. И тут в руку ей что-то сунули.

Нож.

В тот момент сознательно мыслить она уже не могла. Мейси взяла нож, и то, что она сделала им, было сделано из чистого рефлекса, совершенно инстинктивно. Она схватила девчонку за волосы, дернула ей голову назад и полоснула ножом по горлу. На лицо и грудь ей брызнула кровь. Она полосовала девчонку еще и еще, пока не стало казаться, будто их обеих макнули в красные чернила.

Девчонка немного сопротивлялась, затем упала Мейси на колени.

От зрелища и от запаха свежей крови члены клана пришли в неистовство. Это было видно по их глазам. Они хотели намазаться кровью, плескаться в ней, раскрасить ею стены своего логова.

Она была нектаром.

Соком жизни.

Жидкостью великого таинства.

Они кричали и прыгали вокруг, колотили друг друга, катались по полу, совокуплялись, плевались и царапались. Это переходило от одного к другому, будто замыкалась некая жуткая цепь.

Мейси это тоже не обошло стороной.

Сердце у нее бешено колотилось, тело было мокрым от крови и сладко пахнущего пота. Она чувствовала жар между ног, в животе, а особенно в голове, будто всепоглощающий огненный смерч.

 Гротескные лица членов клана смотрели на нее с восторженным ожиданием. Мейси наклонилась к горлу девчонки, прижалась губами к ножевому ранению, вскрывшему ее сонную артерию. Кровь продолжала хлестать. Она была горячей и солоноватой, наполняла рот, текла в горло. Мейси всасывала и глотала ее, более довольная, чем дитя, сосущее материнскую грудь.

Наконец, она оттолкнула от себя труп, изо рта у нее лилась кровь. Подняла руки вверх, запрокинула назад голову и закричала во все горло. Ибо она прошла боевое крещение. Она стала членом клана. Она стала охотницей...

80

Теперь стае нужно быть осторожной, нужно передохнуть и зализать раны. Нужно оправиться от физических и физических травм, полученных в сражении на Провиденс-стрит. И те, и другие были очень серьезными и болезненными.

Но Предводитель не чувствовал боли.

Чем больше жизней он отнял, чем больше крови пролил, тем более живым он себя чувствовал. Он не сможет и не станет валяться на соломе, как побитая собака, особенно когда было время охоты, и ночь звала его. Он был бодр и полон энергии, словно ввел себе в вену, как наркотик, эту сладкую амброзию жизни.

Члены его стаи лежали на заросшем травой поле, зализывая раны и утешая друг друга. Несколько храбрецов продолжали держать в руках оружие, готовые к охоте. Предводитель встал и направился к улице. Несколько его охотников двинулись с ним. Остальные навострили уши, сосредоточились, встревожились, но остались на месте.

Ветерок донес запах.

Предводитель уловил его и оживился. Запах был дразнящим и приятным. Предводитель пошел по следу, возбужденный и движимый любопытством. Запах пробудил в нем желания, которые он не испытывал уже несколько лет. Заставил его сердце трепетать, а кровь – бурлить. Член у него отвердел. Одна из его охотниц, девчонка-подросток, встала на четвереньки и принялась нюхать след. Предводитель подошел к ней сзади, схватил за бедра, раздвинул их и проник в нее. Сперва она завизжала и огрызнулась на него, но потом с готовностью отдалась. Он брал ее, так как она хотела этого, яростными толчками, шлепая бедрами об ее ягодицы.

Когда он кончил, запах усилился.

Он последовал за ним. Остальные охотники двинулись следом, крались сквозь траву, с оружием в руках, глаза блестели от лунного света. Запах исходил от мертвых существ, от гниющего, засиженного мухами мяса. Этот густой смрад пробуждал у всей стаи собачьи инстинкты. Всем хотелось вываляться в нем и пахнуть так же.

Предводитель вел их вперед, через дворы, через пустыри.

Доносимый ветерком запах усиливался.

Они проследовали за ним во двор, заросший ночными цветами и душистой травой, запах бегущего сока растений вселял энергию. Встав на четвереньки, Предводитель почувствовал чужой запах. Смрад мочи и мускуса было ни с чем не спутать. Этот двор был помечен, как чужая территория. Остальные охотники почувствовали этот запах и вздрогнули. Им он не понравился. Что-то здесь было не то.

Но Предводитель был слишком заинтригован тем, другим запахом. Восхитительным ароматом тлена.

Он помочился на траву, чтобы подавить чужой запах. Некоторые охотники, самцы и самки, сделали то же самое.

И все же Предводитель чувствовал запах чужой мочи. И ему он не нравился. Он воспринял его, как оскорбление. Этот запах выводил его из себя, бросал ему вызов, подрывал авторитет. Приводил его в бешенство. Предводителю хотелось схватить кого-нибудь за горло...

 И все же тот другой запах... ему необходимо было найти его, покрыть им себя.

Он становился все злее. Это был запах женской мочи. Сомнений быть не могло. Через двор проходило несколько следов, все вели к темнеющему впереди дому. Это сбивало с толку. Предводитель знал, что необходимо двигаться осторожно, но кровь у него бурлила. След. Восхитительный аромат тлена. Он делал его очень агрессивным. Предводитель низко зарычал и несколько других самцов сделали то же самое, в то время, как большинство самок отступило назад, внезапно осознав природу этого места.

Их заманили сюда. В этом не было сомнения.

Но Предводителя это не волновало. Ему бросили вызов. Теперь это был вопрос территории и превосходства. Он найдет самок, распыливших враждебные запахи – теперь он знал, что их было несколько – и заставит их склониться перед ним.

Стая нервничала.

Предводитель послал нескольких своих самцов вперед. Они заглядывали в кусты, вокруг гаража, рылись в клумбах. Один из них издал резкий крик удивления и удовольствия. Он призывал стаю. Остальные последовали за ним за гараж, мимо сарая... внезапно раздался удивленный вскрик, какой-то треск, а затем протяжный мучительный стон.

Предводитель бросился вперед.

Его самец лежал в яме, футов десять глубиной, земляные стены были идеально ровными. Самец покричал немного, содрогнулся и затих. Вся стая почуяла его смерть, его ужас, кровавый след, который он оставил в воздухе. Кто бы ни выкопал эту яму, он утыкал ее дно четырехфутовыми кольями, заточенными до смертоносного совершенства. Молодой самец упал прямо на них. Они пронзили ему промежность, живот и горло. Один кол торчал из руки, а другой – из широко раскрытого рта.

Предводитель издал душераздирающий крик, эхом разнесшийся по всей округе. Другие самцы снова вторили ему. Это было оскорблением для стаи, кровавым преступлением, которое должно быть отомщено.

С гораздо большей осторожностью Предводитель пополз на четвереньках к дому...

81

Мэдди чувствовала вкус крови во рту и наслаждалась болью.

Она пометила мужчину, как свою собственность. Она совокупилась бы с ним и, возможно, произвела бы потомство... но он был дерзким, упрямым и высокомерным. Она не потерпит это. Если бы она привела его, как производителя, и дала б ему нож, то получила бы желаемое. Не была бы отвергнута.

Только не здесь, не в ее собственном логове.

 Только не этой свиньей, отказавшейся от предложенного ею мяса.

В туманных коридорах ее разума она помнила других мужчин, темные безликие фигуры, они никогда не отвергали ее. Она всегда получала желаемое, когда наступал сезон гона.

Скрипя зубами, она наблюдала за мужчиной у костра. Он был крепким и мускулистым, он стал бы очень хорошим производителем. Слишком жилистый для еды, но это не значит, что он избежит ножа. Точа разделочный нож о камень, она знала, что есть способы сломать свиней вроде него.

Жар у нее внутри стал почти невыносимым... пульсирующий, влажный, голодный. И этот жар необходимо утолить, а если он не утолит его, придется найти другого. А может, и не придется. Может, если она накажет его, отрежет ему кое-что, даст дочерям поиграть с ним немного.

Тогда он попросит то, что она ему предлагала.

 Поскольку она уже сделала выбор. Он удовлетворит ее нужды, или она живьем сдерет с него кожу...

82

Племя Энджи пряталось под покровом теней.

Какое-то время они шли по следам стаи Предводителя. Это было не слишком сложно. Сперва Энджи была впечатлена Предводителем... его силой, его жестокостью, его навыками в области охоты и выслеживания. Но чем больше он убивал, тем сильнее пьянила его власть, тем небрежнее становилось его руководство.

Члены племени Энджи с интересом наблюдали, как стая Предводителя сражалась с другой стаей на Провиденс-стрит. Он потерял там большую часть своих охотников. Его показная храбрость оказалась сильнее его мудрости. Все самцы одинаковы.

Теперь их заманили в дом.

Энджи знала, что это ловушка, ибо в ту ночь несколько раз проходила мимо этого места, и ни разу там не задерживалась. Но Предводителя удалось привлечь без лишних усилий. Всего лишь подвесив у задней двери мешок с гниющим мясом и дохлой рыбой. Он привлекал самцов со всех окрестностей. В сочетании с запахом мочи нескольких самок он мог свести с ума любого самца.

Так и произошло.

Энджи видела, что самки стаи остались позади. Они инстинктивно понимали, что двор таит в себе опасность. Но Предводитель не прислушивался к их страхам, как и не прислушивался к своим собственным.

Члены племени ждали, что будет дальше.

То, что в доме обитает смерть, Энджи знала наверняка. Ее беспокоило лишь то, что живущие там самки первыми доберутся до Предводителя, а не она. А ей необходимо было убить его.

Даже сейчас она ощущала у себя во рту вкус его сердца...

83

Луис услышал крики и резко пришел в чувство.

Одна из дочерей женщины – Элисса – шатаясь, спускалась по лестнице, насквозь пронзенная копьем. Она вцепилась в древко, кровь, льющаяся из раны и капающая с древка, казалась в свете костра почти черной. Ее лицо было искажено не сколько болью, сколько изумлением. Абсолютным изумлением.

Вниз по лестнице хлынула толпа дикарей.

Это были дети.

Увидев их, Луис удивился, хотя к тому моменту его уже вряд ли можно было чем-то удивить. Всего лишь дети. Большинство начального школьного возраста, плюс несколько подростков. Все голые и разрисованные синими, коричневыми и красными полосами, потрясающие копьями и тесаками. Глаза у них были черными и безжизненными, как у хищников.

Они набросились на Элиссу и принялись рубить ее тесаками, пока та не превратилась в корчащуюся, окровавленную кучу. Голова у нее была расколота, лицо болталось на нитке, одна рука лежала в стороне.

Дети обезумели.

Они визжали от первобытной радости, рубили девчонку, забрызгивая себя ее кровью. Один мальчишка, самый старший из них, оттолкнул остальных и срезал с девчонки скальп.

Луис понимал, что они увидят его у костра.

Он будет следующим.

 Где же женщина и ее вторая дочь?

Хороший вопрос, и скоро на него был дан ответ. Ибо они выскочили из тени с топорами. Черепа у четверых детей были раскроены, прежде чем остальные успели среагировать. Пепельно-белые тела Мэдди и Кайли вскоре покрылись брызгами крови и кусочками мяса. Остальные дети пришли в ужас от нападения этих призраков. Они увидели скальпы, висящие у них на шеях, мясо и конечности, свисающие со стропил, человеческие остатки, валяющиеся на полу вместе с мусором, учуяли запах кишечного мешка, коптящегося над костром.

Пока Кайли размахивала топором, Мэдди кружила вокруг сбившихся в кучу захватчиков. Высоким, пронзительным голосом она пела песню, чем явно пугала детей. Расхаживала вокруг них, держа топор наготове. При том, что Луис знал, что она не призрак, он считал, что дети так боятся ее как раз по этой причине.

Судя по их виду, они вовсе не были пассивными и безобидными.

Но эта женщина вселяла в них ужас.

Она кружила вокруг них, распевая все громче и громче. И даже у Луиса это вызвало озноб. Он не понимал, что значат ее слова – они не походили ни на английский, ни на любые другие языки, которые он когда-либо слышал – но за ними отчетливо ощущалась угроза.

Он пытался освободится от веревок, которыми был связан.

Если бы он хоть как-то смог убедить детей атаковать.

Но те казались покорными и напуганными. Некоторые даже обмочились. Кем или чем они считали эту женщину? Да, вымазанная былым пеплом, с красными полосами вокруг глаз и рта, с желтыми, острыми зубами и глазами, напоминающими окна сумасшедшего дома... она была истинным ужасом.

– Эй, дети! – крикнул он. – Она – не призрак! Она – не приведение! Убейте ее! Слышите меня, черт возьми? Убейте эту суку!

 Кайли зашипела на него, а Мэдди прервала свою песню и, оскалившись, посмотрела в его сторону. У Луиса не было ни малейшего сомнения в том, что он уже не одаренная привилегиями, желанная игрушка, а кусок мяса, который нарежут, очистят от костей, посолят и заготовят. Мэдди перережет ему горло, выпотрошит и искупает в его собственной крови, наденет его кожу, а его кости сложит в одну кровавую кучу.

Ему, определенно, кранты.

Но с другой стороны... его притащили в это ужасное место не для того, чтобы обращаться с ним, как с желанным гостем, не так ли? И любое, даже самое жестокое убийство будет гораздо предпочтительнее, чем использование в качестве развлечения для ведьмы и ее дочерей.

– Убейте ее! – закричал Луис.

Он страшно рисковал, но если у него получится заставить детей дать отпор, то, возможно, у него появится шанс. Как бы то ни было, его крики разрушили чары, которые Мэдди наложила на детей.

 – Убейте ее! Черт возьми, убейте ее!

Возможно, услышав властный голос взрослого, один из них ткнул копьем Кайли. Та отбила его топором. Но остальные поняли намек. Одно копье вонзилось Мэдди в ногу, и та разрубила девчонку почти пополам. Начался кровавый кошмар. Копья кололи, тесаки резали, топоры рубили. Какое-то время Луис с безумной радостью наблюдал за бойней. Он жаждал крови, как тайно жаждет крови футбольный болельщик. Но в отличие от болельщиков, он действительно получил ее, когда дети столкнулись с Мэдди и ее дочерью, которые дрались, словно охваченные истерикой безумцы.

 Вот так, детки, убейте эту ведьму. Изрубите ее в куски!

Луис подкатился поближе к костру, не забывая о мешке с человеческими внутренностями, коптящемся на треноге. На другой стороне ямы лежал разделочный нож, и Луис планировал заполучить его. Возможно, он умрет, но умрет с ножом в руке, погибнет, сражаясь.

Вдруг окно разбилось, и на полу что-то взорвалось, брызнув огнем на стену и на груду картонных коробок, которые тут же загорелись.

Луис полз вокруг ямы, словно гусеница, пока не оказался рядом с ножом. Протянул к нему руки, схватил, и сразу же начал пилить веревки у себя на запястьях. Нож был остро заточен, и волокна тут же стали поддаваться одно за другим.

Кровавая бойня у лестницы продолжалась, скрытая стеной дыма и огня. Это было похоже на какой-то безумный кошмар. Дети сражались, блестя от крови. Мэдди и Кайли были изранены, истекали кровью, но не сдавались. Ножи пронзали кожу, тесаки рассекали плоть, копья впивались в животы, а топоры сносили головы с плеч.

Все закончилось тем, что трое оставшихся детей рубили лежащую на полу Мэдди, а Кайли, с распоротым животом, сжимающая одной рукой собственные внутренности, двигалась в сторону Луиса. В другой руке у нее был нож. Ее мокрые от крови волосы прилипли к лицу. Хромая, она тащилась вперед, приволакивая поврежденную, почти полностью отрубленную в области колена ногу.

Она издавала низкий, клокочущий рык, захлебываясь собственной кровью.

Руки Луис освободил, но лодыжки оставались связанными.

У него был нож, но он не знал, справится ли с Кайли, которая к тому моменту была уже далеко не просто дикаркой. Она превратилась в жуткого хромающего зомби, чудовище, не движимое лишь жаждой убийства.

– Не делай этого, – сказал ей Луис.

Кайли выплюнула сгусток крови и подобралась еще ближе. Если она до него доберется, то напоследок доставит ему невероятные страдания. Но тут сквозь живот у нее прошло копье, а другое – сквозь грудь. Вокруг носились дети, которых стало больше. Они срезали с потолочных строил конечности и куски мяса, перевернули треногу, кишечный мешок лопнул, и в грязь вывалились дымящиеся внутренности, распространяя тошнотворный горячий запах.

Дети громили все вокруг.

Бросали в стены бутылки с бензином, ревели от восторга, когда огонь разрастался, поглощая все вокруг. Подвал заволакивало густым дымом.

Луис освободился от веревок на лодыжках.

Ноги онемели, но он заставил их подчиниться. Сбил с дороги пару детей и бросился к выходу. Мимо него пролетело копье. Какая-то девчонка замахнулась на него чем-то, и он понял, что это была отчлененная рука. В следующую секунду он уже бежал вверх по ступенькам, кашляя от дыма.

Наверху было еще больше детей.

Они мочились на стены, выдирали набивку из диванных подушек, переворачивали мебель и бросались друг в друга своими фекалиями. Некоторые увидели Луиса, замешкались, возможно, не понимая, чужой он или свой. Определившись, они оскалили зубы.

Затем вперед вышел огромный, лохматый мужчина.

Его старое, морщинистое лицо покрывала тигриная раскраска, глаза светились безумным огнем. На нем был меховой жилет, голая грудь и руки были покрыты кровью и грязью. На шее висело ожерелье из человеческих ушей.

Луис замешкался.

 Боже милостивый... неужели это Чалмерс? Фрэнк Чалмерс, живший через несколько улиц от него?

Он понял, что так оно и есть, и тут Чалмерс бросился на него. Они покатились по полу, забыв про ножи, сражаясь с помощью зубов и ногтей. Чалмерс был стар, но, благодаря многим годам, проведенным в армии, где таскался по джунглям и прыгал с парашютом, пребывал в отличной форме. Луис трижды ударил его, но Чалмерс даже не поморщился. Он схватил Луиса за трахею и крепко сжал. Луис сопротивлялся и пытался отбросить его от себя, но тщетно. Все вокруг потемнело, и он обмяк.

Когда он снова открыл глаза, то обнаружил, что лежит в траве.

Дом горел.

Рядом сидели две вооруженных ножами девчонки. Им было лет восемь-десять, не больше. В боевой раскраске, заляпанные кровью, с безумными глазами, выглядели они нелепо. Ибо еще пару дней назад они могли ходить по домам и продавать герлскаутское печенье. А теперь они охотились на людей, убивали всех, кого могли поймать.

Луис облизнул окровавленные губы.

Девчонки придвинулись ближе, подползли к нему на четвереньках, словно богомолы, подкрадывающиеся к добыче. Они ждали, когда он придет в себя. Им было не интересно резать спящего человека. Одна из девчонок занесла нож для удара... на запястье на ремешке болтался человеческий скальп, волосы были рыжими и отливали золотом.

Тут Луис услышал свист, и посланный идеальным броском тесак, вращаясь, вонзился в череп девчонки со скальпом.

Подлетели другие дикари и началась война не на жизнь, а на смерть...

84

 Мейси находилась за пределами логова, за пределами церкви, наслаждаясь не совсем чистым запахом Гринлона. Теперь она обладала особым статусом. Была членом клана Охотницы. Благодаря кровавому обряду она получила право жить с ними, охотиться и убивать с ними, а также умереть вместе с ними.

Она услышала у себя за спиной какой-то звук.

Обладая острыми звериными рефлексами, Мейси резко повернулась.

Перед ней стоял мужчина.

Он был высоким и грязным, волосы сальными кудрями спадали на плечи. Лицо было раскрашено под череп, как у членов внутреннего круга. Тело было разрисовано белыми и черными полосами, а также вымазано кровью, грязью и животным жиром.

Он держал в руках скальп, еще сочащийся кровью владельца.

Волосы были золотистыми, красиво переливающимися. Лунный свет упал на них и, задержавшись, заставил светиться.

Мейси узнала эти волосы.

Они принадлежали девчонке, убитой ею во время кровавого обряда.

 Да, она помнила их, как и помнила мужчину, который протягивал ей скальп. Это было подношение. Скальп принадлежал Мейси. Золотистый, красивый. Любой воин с радостью повесил бы такой на своем шесте для скальпов. Мужчина принес его ей.

 Положил к ее ногам.

 Как подношение.

 Мейси просто смотрела на него с безграничной ненавистью. Со все поглощающей, жгучей одержимостью.

 Его она тоже помнила.

 Помнила этот смрад мокрой собаки, когда он залез на нее, а другие держали ее. Помнила боль в промежности, и ощущение его маслянистой кожи, трущейся об нее.

Положив скальп к ее ногам, веря, что они объединятся сейчас, после обряда, как единоутробные близнецы, он поднял на нее глаза и улыбнулся.

 Мейси резанула его ножом по горлу.

Он попятился прочь, шатаясь и захлебываясь собственной кровью. Ничего не понимающий, шокированный произошедшим. Как она могла сделать это, как, как, как, как...

Мейси подошла к нему со своим ножом и улыбнулась окровавленным ртом огромной, висящей высоко в небе жертвенной луне...

85

Когда тесак с влажным хрустом вошел в череп девчонки, и та повалилась на него, глядя перед собой остекленевшими глазами, Луис увидел, как со всех сторон несутся варварские орды.

Люди кричали.

Выли.

Лаяли, как собаки.

Летели копья. Топоры отсекали конечности, дробили кость, стрелы пронзали тела.

Глядя на разгорающееся вокруг сражение, Луис пребывал в полубессознательном состоянии, мысли в голове лихорадочно метались. Он был совершенно растерян... но при этом счастлив. Ибо точно так же, как дети обрушили смерть и разрушение на Мэдди Синклер и ее дочерей, такие же смерть и разрушение обрушились сейчас на самих детей и их лидера, некогда известного, как Фрэнк Чалмерс, хотя одному Богу известно, во что он сейчас превратился.

Дети с криками падали вокруг, пронзенные копьями. Какой-то мальчишка со стрелой в одном глазу, с красным и блестящим лицом, шатался рядом какое-то время, а потом упал. Луис искал глазами Чалмерса, поскольку знал, что тот где-то рядом, наслаждается всем этим. Шестидесятилетний мужчина, сражающийся лучше любого двадцатилетнего парня.

Другая девчонка, которую Луис увидел, как только открыл глаза, прыгала вокруг, пытаясь уклониться от лезвий других женщин, прорубающих себе путь сквозь стаю охотников и убийц мистера Чалмерса. Ей неплохо это удавалось, но потом какая-то женщина с заточенным колом в руке – с таким, с которым обычно идут на вампира – схватила ее за волосы, поставила на одно колено и пронзила ей горло. Затем принялась обезглавливать ее.

 Погляди, как ей это нравится! Отрубать голову маленькому ребенку! Луис, ты когда-нибудь видел у кого-нибудь на лице такое искреннее, неподдельное удовольствие? Такую сосредоточенность и уверенность в правильности совершаемого деяния?

Нет, раньше он никогда не видел ничего подобного. А если что-то еще и могло напугать его, и даже выбить из колеи, так это то, что эти люди больше не были людьми, даже отдаленно. Мужчины, женщины и даже дети стали игрушками.

Игрушками для развлечений.

 Мясом.

Бойня продолжалась, и он был зрителем в первом ряду. И никогда, начиная с рассвета того, что люди называют цивилизацией, не было столь кровавого, столь дикого, столь жестокого столкновения.

Луис вскоре понял, что дети совершенно не могли противостоять этой новой армии мясников, которые, казалось, лезли из каждой тени, словно змеи, выскакивали из каждого куста и даже спрыгивали с деревьев. Первобытные, непристойные, античеловечные – именно такие определения вспыхивали у Луиса в его перегруженной голове – а еще, почему-то, пресмыкающиеся. Они подкрадывались к жертве, жадные до мяса питоны, гадюки, смертоносные гремучие змеи и клыкастые мамбы. И то, что они были покрыты не только застарелой кровью и грязью, но и безумной боевой раскраской-камуфляжем из красных и зеленых полос, лишь усиливало этот эффект.