Текст книги "Подлинное искупление (ЛП)"

Автор книги: Тилли Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Она стиснула зубы, и на ее глаза навернулись злые слезы.

– Я схватила его за запястье, – она помедлила. – И изо всех сил его сдерживала. В минуту какого-то безумия, я попыталась воспрепятствовать лидеру нашей веры сделать со мной то, что он хотел. Я сопротивлялась. Безрассудно и глупо сопротивлялась. Не знаю, о чем я думала.

Я до боли сжал руки в кулаки. Но вместе с тем ощутил в груди приятный прилив жара – гордости. Я почувствовал гордость за то, что Хармони это сделала, за то, что она попыталась защититься от нежелательного прикосновения Иуды.

– Хорошо, – удалось выговорить мне.

Хармони застыла и уставилась на меня.

– Хорошо?

Я отрывисто кивнул головой, насколько мне позволяло моё неудобное положение на полу.

– Нельзя позволять ему этого делать, – ответил я. – Он не имеет на это права.

Когда я произнес эти слова, во мне мелькнуло едва уловимое облегчение. Я почувствовал облегчение, потому что был на все сто процентов уверен, что никогда не прикоснусь к женщине против ее воли. Сколько бы ни было у меня власти, я никогда бы этого не сделал.

По крайней мере, в этом я кардинально отличался от своего брата-близнеца.

Хармони поднесла руку к лицу. Через мгновение я понял, что она вытирает слезы. Но это были вовсе не слезы грусти. Это были жгучие слезы гнева, досады. Моим глазам открылся тот самый огонь, который я так хотел увидеть в ее красивом лице.

– Это не недопустимо, – твёрдо сказала она. – Нельзя позволять, чтобы он брал, кого угодно и когда угодно… какими бы молодыми или сломленными они ни были.

Хармони шмыгнула носом и заглянула мне в глаза.

– Почему? Почему подобное происходит? Все эти дети, участвующие в Дани Господней, у них нет выбора. Нам навязали обряд Пробуждения и глазом не моргнув, клеймо «окаянная», данное нам в столь юном возрасте и навсегда меняющее нашу жизнь…

Ее голос стих. Я видел, как она пыталась сопротивляться охватившей ее ярости. Эту битву она проиграла.

– Я знаю, что этому учит Писание, – вспыхнула она. – Знаю, что эти обряды практикуются на протяжении долгих лет. Но почему в них сомневаются лишь единицы? Почему их еще не запретили?

Хармони сделала судорожный вдох, и я сказал:

– Хармони, прецедент был создан много лет назад Пророком Давидом, когда он заявил, что так повелел Бог. Люди верят, что этого хочет Бог от своего избранного народа – от нас.

– Я в это не верю, – с твёрдой уверенностью заявила она. – Если Всевышний существует, то Он не позволил бы мужчинам насиловать детей. Лишая женщин всякого выбора.

Хармони рассмеялась невесёлым смехом и посмотрела в сторону.

– Я видела его… видела Пророка Давида, Райдер. Это было очень давно. И я возненавидела его с первого взгляда, как и всех последователей-охранников и большинство мужчин, с которыми когда-либо сталкивалась. Но Пророк Каин сегодня оказался чем-то совершенно иным.

– Я увидела у него во взгляде страшное зло, – у нее из груди вырвался резкий смех. – Он очень красивый, самый привлекательный мужчина из тех, кого я встречала.

Я порывисто выдохнул, я даже не заметил, что задержал дыхание. Потому что если она сочла Иуду красивым… то посчитала бы таковым и меня. Но этот самонадеянный восторг очень быстро улетучился, когда она добавила:

– Но взглянув ему в глаза, я увидела только уродливую душу. Я не любила Пророка Давида за то, что он позволял творить с маленькими девочками… со мной…

Эту фразу Хармони не закончила. Она снова сдержала себя, затем гневно продолжила:

– Но когда я заглянула в глаза Пророку Каину, то ощутила настоящий страх, Райдер. Этот человек…

Ее лицо побледнело. Когда она посмотрела на меня, я почувствовал охвативший ее ужас.

– Он получит желаемое чего бы ему это ни стоило. Он причинит нашим людям боль, и они слепо последуют за ним… и мне он тоже причинит боль. И на этот раз я не уверена, что мне удастся от этого оправиться. Я знала таких людей, как он. Они ни перед чем не останавливались. Когда им чего-нибудь… кого-нибудь… хотелось, они не останавливались до тех пор, пока не разрушали их до самого основания или и того хуже…

– Хармони.

Я всем телом дёрнулся в сторону, как можно ближе к стене. Мне хотелось ее обнять. Утешить. Что-то внутри меня горело желанием всё для нее исправить.

– У него есть супруга. Ее зовут Сара, – Хармони глубоко вздохнула. – У нее во взгляде та же злоба, что и у Пророка.

По идеальной щеке Хармони скатилась слеза. Одинокая капля упала на каменный пол, и Хармони посмотрела мне в глаза.

– Я понимаю, что это мой долг. Я ехала сюда, зная, что мне предстоит. Но… после сегодняшнего дня я не могу не задумываться над тем, на что будет похожа моя жизнь в качестве его жены. Он любит Сару, это всем ясно. И в ее глазах я увидела ненависть ко мне, – сказала она. – Я не уверена, что справлюсь, Райдер. В данный момент я не уверена, что смогу жить под постоянным гнётом их жестокости. Раньше мне уже приходилось так жить. Я не могу… Не думаю, что мне хватит сил снова это пережить…

Ее голос понизился до шепота.

Услышав в ее голосе нотки поражения, я почувствовал, как по всему моему телу разлилась паника.

– Послушай меня, – решительно произнёс я. – Ты сильная. Ты должна оставаться такой же сильной.

Хармони слабо мне улыбнулась.

– Я совсем не такая сильная, как кажусь на первый взгляд. Внутри я вся дрожу. Я буквально скованна страхом.

Я почувствовал, как рвётся мое сердце. Но не успел я хоть что-то сказать, чтобы ее утешить, как она снова заговорила.

– Пророк Каин совершенно не похож на Пророка Давида. Что-то мне подсказывает, что он приведет наш народ к полному краху, а не увенчает его славой. Проповеди, которые он читает, всё это оружие… он утащит нас прямо к вратам ада сам, без помощи этих людей дьявола, о которых так часто упоминает.

Я не знал, что сказать. Более того, мне было невыносимо слышать терзавшую ее боль. Недолго думая, я просунул сквозь дыру свою грязную руку. Вытянув ее как можно дальше, я положил её на пол. Мои глаза метнулись к лицу Хармони. Она застыла на месте, уставившись на мою ладонь.

Почувствовав себя полным дураком, я хотел было сунуть руку обратно и, чтобы скрыть смущение, закрыл глаза. Но вдруг почувствовал, как мою ладонь накрыла маленькая теплая рука. Я распахнул глаза. Нежные пальцы Хармони обхватили мои пальцы. Я не мог оторвать глаз от этого зрелища.

Она касалась меня по собственному желанию.

Касалась меня без страха и отвращения… это было так… здорово.

– Райдер, – тихо произнесла Хармони. – Я вижу в твоих глазах такую муку, что чувствую ее всей душой.

От мелькнувшей в ее голосе грусти у меня разрывалось сердце. От ее сочувствия – сдавило горло.

«Так вот значит, каково это», – подумал я.

Вот какое оно, подлинное чувство – добровольное, непринуждённое… естественное. Никакого давления. Никакого смятения. Просто идущее от сердца.

Пальцы Хармони дернулись. Она тяжело сглотнула, потом начала гладить тыльную сторону моей ладони. Это немного успокоило тот огонь, который незаметно для меня самого вспыхнул у меня в сердце. Молча, она слегка касалась кончиками пальцев моей содранной кожи. Я пытался дышать, но от ее прикосновений у меня в легких не осталось воздуха.

– Скажи мне, – прошептала Хармони.

От звука ее ласкового голоса я закрыл глаза.

– Скажи мне, в чем дело. Что тебя мучает?

Признание уже вертелось на кончике моего языка. Но вместо этого, когда я открыл рот, заговорила душа.

– Я совсем один, – отрывисто проговорил я. – Мне так чертовски одиноко, что я едва могу дышать.

Я открыл глаза и увидел темно-карие, блестящие от слез глаза Хармони.

– Райдер, – шепнула она.

Ее пальцы перестали гладить мою кожу. Вместо этого она скользнула рукой мне под ладонь и, сцепив наши пальцы, крепко их сжала. Хармони не сказала ни слова, но я понял… она здесь со мной.

Она вместе со мной в моих страданиях.

Мы смотрели друг другу в глаза. Не говоря ни слова, но они и не были нужны. Сейчас слова были бесполезны. Я за всю свою жизнь не чувствовал того покоя, каким наполнило меня это безмолвное прикосновение.

Одно единственное нежное прикосновение прогнало боль… хотя бы на один драгоценный момент.

Внезапно я услышал раздавшийся у двери вздох. В мгновение ока я выпустил руку Хармони и поднялся в сидячее положение. Я повернул голову, чтобы посмотреть, кто вошел ко мне в камеру, и встретился взглядом с Фиби. Она застыла на месте и широко распахнутыми глазами уставилась на проделанную в кирпичной стене дыру.

У нее в руках задрожал таз с водой.

– Фиби, – отстранившись от стены, прошептал я.

У Фиби кровь отлила от лица, но ей удалось взять себя в руки и закрыть дверь камеры. Она опустила глаза и медленно подошла ко мне. Не поднимая головы, она поставила таз на пол. Затем окунула тряпку в воду, взяла мою руку и начала смывать с нее кровь. За всё это время она ни разу не подняла голову.

У меня бешено колотилось сердце. Она видела, как мы с Хармони держались за руки.

Я не мог позволить Фиби рассказать об этом Иуде. Рассказать об этом охранникам. Я не дам им забрать Хармони из соседней камеры. Она нужна мне здесь… Она мне необходима.

Когда Фиби перешла к другой руке, я осторожно взял ее за запястье. Прикосновение было едва ощутимым, но Фиби подскочила так, словно я ударил ее по лицу. Когда она попыталась вырваться, я нахмурился.

Я по-прежнему держал ее за руку.

– Фиби, – тихо произнёс я, скользнув взглядом к двери.

В ней нарастала паника. Я не хотел, чтобы её услышали охранники.

– Фиби, – снова попытался я. – Пожалуйста. Я не причиню тебе вреда.

Похоже, мои слова вернули Фиби из охватившего ее ужаса. По-прежнему не поворачивая головы, она пыталась восстановить дыхание. Я слегка потянул ее за запястье. Она сделалась неподвижной. Меня охватила тревога и растерянность. Фиби была на себя не похожа. Нисколько. Она была натянута, как струна и вздрагивала от каждого моего прикосновения.

Я задумался, что же такого порассказал ей обо мне Иуда, чтобы я мог вызвать в ней такую реакцию. Решив это выяснить, я наклонился вперед и свободной рукой легонько взял ее за подбородок. У Фиби перехватило дыхание. Она напоминала попавшего под свет фар оленя. Я, как можно осторожнее, развернул к себе ее лицо. Поначалу она пыталась сопротивляться, но потом, в конце концов, подчинилась.

Естественно. Как и любая другая женщина в общине.

Я потрясенно распахнул глаза. Всё её лицо было в синяках, на бледной коже виднелись тёмные пятна. На заживающих желтых ушибах обозначились совсем новые раны и ссадины. Фиби не отрывала своих голубых глаз от земли.

– Фиби, посмотри на меня, – велел я.

У нее безвольно поникли плечи, и она взглянула мне в лицо. По ее израненной коже покатились слезы.

– Кто это с тобой сделал?

Фиби снова опустила взгляд, но я повыше приподнял ее подбородок.

– Скажи мне, – настойчиво произнес я.

Фиби закрыла глаза, от волнения у нее задрожала нижняя губа. Снова открыв глаза, она посмотрела прямо на меня.

– Пророк Каин, – тихо сказала она, и у меня внутри всё сжалось.

Я уже открыл было рот, чтобы ее переспросить, действительно ли это сделал мой брат, как вдруг заметил странную интонацию ее голоса – она вовсе не отвечала на мой вопрос… она ко мне обращалась. Фиби давала мне понять, что знает, кто я такой. Она знала о том, что сделал Иуда…

…Она знала.

Я молча кивнул, чтобы не говорить, на случай, если нас слушает Хармони.

На разбитых губах Фиби появилась слабая торжествующая улыбка. Она указала на мои скрытые под слоем крови и грязи татуировки.

– Они только подтвердили мои догадки, но я еще раньше поняла, что он сделал, потому что вы с ним очень разные.

Я оглянулся на проделанную в стене дыру. Потом повернулся к Фиби и прижал к губам палец. Она понимающе кивнула.

– Кто это с тобой сделал? – снова спросил я.

Фиби взяла брошенную тряпку и окунула ее в воду. Смывая с меня грязь, она прошептала:

– Несколько месяцев назад Пророк отстранил меня от обязанностей Священной сестры. (Прим. Священная сестра – см. Глоссарий) Вообще-то, он отстранил от этих обязанностей всех женщин, занимающихся вербовкой за пределами общины. Он собрал нас всех здесь. Теперь мы упражняемся в стрельбе, как и все остальные. Все сосредоточены на предстоящем Вознесении, – она прополоскала от грязи тряпку и поднесла ее к моей груди. – По крайней мере, все в коммуне… но я…

В голосе Фиби ясно читалась боль.

– Ты больше не его супруга?

Фиби покачала головой, сосредоточив внимание на своей работе.

– Сара не пожелала меня там видеть. Пророк исполняет все ее прихоти.

Ее ладонь замерла у меня на коже. Фиби быстро взяла себя в руки и сказала:

– Так что он от меня избавился.

Она глубоко вздохнула.

– В любом случае, я была для него не более чем несерьезным увлечением. Я искусна в соблазнении и в сексе; это все, что я сделала для этой общины. Я уже переросла своё предназначение.

Мне на руку упала ее слеза.

– Из внешнего мира на помощь Пророку приехал один человек. Не знаю, откуда он, но они с братом Лукой все время держатся рядом с Пророком. Этот новый мужчина лысый, очень крепкого телосложения. Когда он тут появился, поговаривали, что он поставляет нам оружие для предстоящей священной войны.

Фиби выпустила из рук тряпку и указала на мои татуировки. Я понял, что она имела в виду. У него тоже были татуировки.

– Хотя они не такие.

«Как твои», – молча закончил я за нее.

– Он… он заинтересовался мной во время одного из обрядов Дани Господней, в котором мне пришлось принять участие, – у Фиби побледнело лицо. – С тех пор он объявил меня своей. Он…

У нее из глаз снова хлынули слезы, и она тяжело задышала. Я потянулся к ней и взял ее за руку. Фиби снова вздрогнула, хотя и знала, что я не представляю никакой угрозы.

– Он хочет, чтобы я делала с ним определенные вещи, которые мне не нравятся. Но Пророк приказал мне оставаться с ним. Он сказал, что этот человек очень важен, просто необходим для предстоящей священной войны. Я не знаю, как его зовут. Он велит мне называть его Мейстер.

Фиби наклонилась ко мне и прошептала:

– Пророк Каин планирует нападение на людей дьявола, – её голубые глаза умоляли меня понять. – Он хочет атаковать их прежде, чем они атакуют нас. Вот почему люди так усердно тренируются. Мы должны обрушить гнев Божий на их врата. Пророку Каину было откровение, что как только повелит Господь, нам необходимо нанести удар. Мы должны быть готовы.

До меня не сразу дошло, что она имела в виду. Пока я пытался постичь смысл ее слов, у меня по спине пробежала тонкая струйка ледяного пота. Когда я всё понял, эта струйка превратилась в чертов водопад.

– Палачи, – прошептал я.

Фиби кивнула головой. Ее рука задрожала.

– Он сказал, что они должны умереть. Все они – и мужчины, и женщины. Никаких поблажек. Он проповедует, что все они грешники и вероотступники. Утверждает, что явленное ему откровение велит нам не оставлять в живых ни одного грешника.

– Он хочет отомстить, – в отчаянье вздохнул я.

Он хотел отомстить им за то, что они забрали у нас окаянных. За нападение на нашу старую общину. За убийство нашего дяди… за каждый грёбаный вздох. Я еще раз прокрутил в памяти то, что сказала Фиби…

«Он сказал, что они должны умереть. Все они – и мужчины, и женщины. Никаких поблажек. Он проповедует, что все они грешники и вероотступники…»

«Как мужчины, так и женщины…»

Он собирался убить и Мэй, Далилу и Магдалину…

– Моя сестра, – почти неслышно произнесла Фиби, и на ее глаза снова навернулись слёзы. – Он убьет ее за бегство из нашего Ордена. За прелюбодеяние со злом. За тех, кого он потерял, когда люди дьявола пришли ее забрать.

Кровь с такой скоростью хлынула по венам, что у меня закружилась голова. Я пытался придумать способ, как этому помешать, чем-то помочь, но не мог. Я был заперт в этой чертовой камере. Я всё время был заперт в этой гребаной камере!

Похоже, Фиби всё поняла по моему лицу.

– Всё безнадежно, да? Его не остановить, – у нее перехватило дыхание. – Моя Ребекка умрет…

– Тебе нужно бежать, – как можно тише сказал я, чтобы не услышала Хармони.

Фиби покачала головой.

– Почему? – спросил я. – Убирайся подальше от этого места. Спасай себя.

Она замялась.

– Мне… мне необходимо кое-кого защитить. И Мейстер, этот мужчина, которому я теперь принадлежу, – она покачала головой. – Он никогда меня не отпустит. Я это чувствую. Он… он мной одержим.

Слезы Фиби потоком бежали по ее щекам.

– Я ужасно его боюсь. Для меня теперь все кончено, – Фиби закончила смывать с меня грязь. – Боюсь, что для всех нас все кончено. С тех пор, как к власти пришел этот Пророк, все изменилось. Уже ничего не вернуть…

Меня охватило чувство вины. Фиби собрала свои вещи и встала. Она уже собиралась выйти из камеры, как вдруг повернулась и прошептала:

– Когда-то я считала, что ты такой же, как он. Но сейчас…, – у Фиби поникли плечи. – Но сейчас я вижу, что это не так. У вас с ним разные сердца и души – одно светлое, другое темное. Просто жаль, что в этом мире всегда побеждает тьма.

Фиби вышла из камеры, и за ней захлопнулась дверь. Я неподвижно сидел на месте, потрясенный сказанными ею словами. Но во мне все больше и больше разрасталась бурлящая в крови ярость. Похоже, в последнее время других эмоций я не испытывал. Только чистый гнев на моего брата-близнеца и на все то, что он делал.

Я вернулся к стене, лег на живот и подполз к дыре в стене, сквозь которую снова увидел Хармони. Как только наши глаза встретились, она просунула руку в проделанное отверстие. Я обхватил ее пальцы и закрыл глаза, чтобы покой ее прикосновения хоть на мгновение остудил бушующую внутри меня ярость.

Мы лежали в молчании, но моя голова лихорадочно работала. Что я могу сделать? Как мне это остановить? Я всё еще напряженно об этом думал, когда Хармони вдруг сказала:

– Райдер?

– Да? – открыв глаза, ответил я.

Она крепче сжала мою руку.

– Возможно, это обречет меня на вечные муки, но мне не дает покоя одна мысль. Я постоянно молюсь о том, что само по себе дико и жестоко… но не могу остановиться.

– Что же это? – грубым голосом спросил я.

Хармони сделала глубокий вдох.

– Я молюсь о смерти.

Я напрягся. Ей хочется умереть?

– О смерти Пророка, – быстро добавила она, и я успокоился. – Я молюсь о том, чтобы Пророк Каин умер. Молюсь о нашем избавлении от причиняемого им зла и боли. И думаю, что это может произойти, только в том случае, если наш вождь умрет. Если его жестокое сердце перестанет биться.

Я ничего не ответил. Я промолчал, потому что в этот момент меня тяготила ещё более серьезная внутренняя война. Еще более серьезный личный грех.

Потому что я тоже начал молиться об этом.

Я молился, чтобы Иуду убили.

Я начал молиться, чтобы мой родной брат умер…

… И если подобные мысли могли зародиться только в сердце грешника, значит я и был грешником.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Райдер

Прошла неделя. Бесконечный День сурка, в котором меня ежедневно избивали последователи-охранники и… никаких вестей от Иуды. Единственным светлым пятном было то, что рядом находилась Хармони. Меня поразило то, как быстро я стал нуждаться в ней, жаждать ее. Её рука, лежащая в моей во время наших разговоров, казалась последним, что не давало мне сдаться.

Каждый день ко мне в камеру приходила Фиби. После тех признаний она больше со мной не разговаривала. Как ей было велено, Фиби смывала с меня кровь и грязь, и каждый день я видел, как она всё больше и больше отдаляется от той девушки, которую я когда-то знал. Я беспомощно наблюдал за тем, как она замыкается в себе. Приходя каждый день с новыми синяками. И с каждым днем она всё меньше и меньше походила на ту энергичную женщину, какой казалась когда-то, будучи супругой моего брата.

Звук раздавшихся в коридоре шагов вырвал меня из сна. Я оттолкнулся от стены, загородив проделанное в стене отверстие недостающим кирпичом. Когда за мной приходили охранники, я всегда ставил кирпич на место. Если бы они узнали, что я разговаривал с Хармони, они бы ее наказали.

Такого допустить я не мог.

Дверь открылась, и в камеру вошли охранники. Дело дошло до того, что, когда они меня уводили, я даже не взглянул им в глаза. Даже не посмотрел на их лица, когда они поднимали меня на ноги. Следуя обычному маршруту, охранники вытащили меня из камеры, проволокли по коридорам и далее на дорогу. Очутившись в уже знакомом здании, меня, к моему удивлению, привели в комнату, в которой я разговаривал с Иудой в начале недели.

Охранники открыли дверь и, бросив меня на пол, покинули комнату. У меня учащенно забилось сердце.

Где-то открылась еще одна дверь. Я уже знал, кто в нее войдёт. Лежа на полу, я с силой зажмурил глаза и сжал кулаки. Делая медленные, размеренные вдохи, я пытался примириться с тем фактом, что снова увижу своего близнеца. Вместо этого у меня внутри образовалась дыра.

Он был моим братом, но я его ненавидел. Ненавидел свою единственную семью.

Я вспомнил прекрасное лицо Хармони. За последние несколько дней в ней тоже что-то померкло. Так ярко сияющий в ней свет теперь угас до тусклого свечения. Я вспомнил Фиби. Вспомнил её изуродованное синяками лицо и безжизненный голос, когда она призналась, какой стала ее жизнь.

– Брат, – голос моего близнеца прорвался сквозь разразившуюся у меня в голове войну.

Я поднял голову и увидел перед собой Иуду. Он стоял, как всегда одетый в белую тунику, невероятно холёный, с распущенными волосами и блестящими глазами. И на всё в его извращённом мире ему было плевать.

– Иуда.

Услышав своё имя, он прищурился, но пожал плечами и присел передо мной.

– Вижу, брат, твоя позиция в целом не изменилась.

– А чего ты ждал?

От мелькнувшего в глазах Иуды огорчения я почувствовал, как в сердце шевельнулась грусть.

– Я ожидал, что к этому времени ты покаешься. Я с тревогой и нетерпением ждал, что ко мне придут люди, охраняющие твою камеру. Ждал, что ты позовёшь меня и скажешь, что все обдумал и хочешь быть рядом со мной. Как и должно быть. Я до сих пор на это надеюсь.

Темные глаза Иуды умоляли меня это сказать, произнести эти слова и присоединиться к нему. Я хотел. Я так сильно хотел избавиться от этой образовавшейся внутри меня пропасти сомнения и отвращения. Хотел принять протянутую им оливковую ветвь. Я очень этого хотел, но просто…

– Зачем оружие? – прошептал я.

Иуда склонил голову на бок.

– Почему наши люди днем и ночью занимаются стрельбой? Не все из них солдаты. Женщины и дети не должны принимать участие в насильственных действиях. Пророк Давид объявил женщин хранительницами домашнего очага. Они должны рожать детей и ублажать мужчин. Не воевать.

Лицо Иуды стало суровым.

– Мы все солдаты в священной войне Господа, брат. Никому из нашей паствы этого не избежать. Чтобы выиграть величайшую битву, нам всем нужно сражаться. Женщинам и детям в том числе.

– Сражаться с кем? – спросил я.

Мне нужно было услышать этот замысел из его собственных уст. Я должен был убедиться.

Глаза Иуды загорелись безумным блеском, и у него на губах появилась злобная улыбка.

– С Палачами, брат, – сказал он мне.

Иуда положил руку мне на плечо и с волнением его сжал.

– Бог явил великий план мести за все, что они нам сделали, – он наклонился ближе. – За все, что тебе пришлось пережить в те годы, что ты с ними пробыл. Они должны понести наказание от наших рук. Все до единого. Мы обрушим гнев Божий на их врата и уничтожим их прямо у них на заднем дворе.

– Когда?

– Скоро…, – с готовностью произнёс Иуда. – Скоро. За столь короткий срок я уничтожу нашего злейшего врага, обеспечу нам спасение через брак с окаянной, и мы будем в готовности ждать наступления конца дней.

– В мире и согласии? – спросил я.

Иуда пожал плечами.

– Пока не появится следующий враг. Пока дьявол снова не пошлет к нам своих грешников. Каждый человек из внешнего мира – наш враг, брат. И если мы должны с ними со всеми бороться, значит, так тому и быть.

И тогда я понял. Я понял, что стремление Иуды к власти затмит все, чему учит наша вера. Понял, что он никогда не отступит. Пока он у руля, покоя не будет.

Иуда никогда не насытится.

– Брат, я хочу, чтобы ты был на моей свадьбе. Хочу, чтобы ты увидел, как я женюсь на шлюхе дьявола, а потом на виду у всех наших людей очищу ее от первородного греха.

Все моё тело превратилось в тяжелую глыбу льда. Свадьба… Иуда женится на Хармони, а затем возьмёт ее перед всем нашим народом, чтобы начать божественное избавление от ее греха. Он трахнет ее у всех на виду после того, как они поженятся. И зная моего брата, он сделает это жестко.

Хармони. Нет! Это её убьет.

Ожидая моего ответа, Иуда наклонился ближе. Внезапно весь накопившийся внутри меня гнев вырвался на свободу. В яростном приливе сил я повалил Иуду на землю. Мой брат, уступающий мне и в силе, и в боевых навыках, упал на спину. Обхватив его за шею, другой рукой я зажал ему рот, чтобы он молчал. Иуда боролся, метался подо мной на полу. Встретившись с ним глазами, я увидел в его взгляде потрясение и животный страх.

По моим венам хлынул адреналин. От чудовищности того, что я собирался сделать, меня затрясло. Я напряг руку, обхватившую шею Иуды, и начал ее сжимать. Иуда царапал мне плечи, впиваясь ногтями в мою плоть. Но он никогда раньше не дрался. Пять лет жизни с Палачами не прошли даром. Они научили меня убивать. Быстро и грамотно.

Беспощадно.

– Нет, – беззвучно, одними губами, произнес Иуда, когда я сильно сдавил ему горло и увидел, как его кожа начинает покрываться красными пятнами.

Его организм погибал от нехватки кислорода. Я говорил себе не смотреть Иуде в лицо. Я понимал, что должен совершить это убийство, но не мог оторвать глаз от прикованного ко мне взгляда Иуды.

– Нет, – посиневшими губами снова прошептал он.

– Брат…, – умолял Иуда, и у него увлажнились глаза.

Когда на его глаза навернулись слёзы, казалось, каждая из них острым кинжалом вонзается мне в грудь. У меня перед глазами пронеслись наши с ним жизни, и моя твёрдая решимость его убить, действительно довести дело до конца, начала ослабевать. Иуда смеялся вместе со мной, когда мы с ним росли, совершенно одни, только я и он. Иуда всегда мне помогал, когда у меня не получалось понять Священное Писание. Он встречал меня с распростертыми объятиями, когда я сбежал от Палачей. Он не задавал мне никаких вопросов. Никогда во мне не сомневался… он был моим младшим братом… был для меня всем…

– Зачем? – прохрипел я, и у меня из глаз, обжигая щеки, хлынули горячие слёзы. – Зачем тебе понадобилось всё испоганить?

Иуда попытался помотать головой, чтобы оправдаться. Моя рука железными тисками сжимала его шею. Ногти Иуды сильнее впились в мою плоть, и я прорычал:

– Ты должен был оставаться на моей стороне, даже если я облажаюсь. Ты поклялся, что всегда будешь со мной, всегда будешь меня поддерживать. Какого хрена ты пошёл против меня? Откуда, черт возьми, в твоем сердце столько яда, что в своём стремлении к кровопролитию ты губишь наш народ и нашу веру?

Я сверлил его взглядом. Иуда зажмурил глаза. Я увидел, как он шевелит губами в попытке что-то сказать. Когда ему это удалось, моё сердце раскололось надвое.

– Прости… меня… брат…, – открыв глаза, произнес он. – Прости, что подвел тебя… Каин… Я… я люблю тебя…

У меня из груди вырвался рёв, и руки соскользнули с его шеи. Он мой брат. Он, бл*дь, мой брат!

– Я не могу, – сказал я, тяжело опустившись на ноги. – Ты всё, что у меня есть. Я не могу…

Кашляя и захлебываясь, Иуда судорожно хватал ртом столь необходимый ему воздух. Оглянувшись на меня, он метнулся к ступенькам, ведущим на сооруженное в комнате возвышение. Я ждал, когда он заговорит. Я протянул ему руку в ожидании, что он ее возьмет.

Мне хотелось, чтобы он со мной поговорил, чтобы выслушал то, что я должен ему сказать. Вместо этого, он неожиданно закричал:

– Охрана! ОХРАНА!

В комнату ворвались трое охранников. Они подбежали к Иуде и помогли ему подняться на ноги. Иуда указал на меня.

– Заберите его и накажите.

Иуда хрипло откашлялся, потирая шею с уже проступающими на ней синяками.

– Он только что пытался меня убить. Он только что пытался расправиться с вашим Пророком!

Последователи-охранники мигом развернулись ко мне, на их бородатых лицах бушевала дикая ярость. Я даже не отреагировал. Я знал, что за судьба меня ждет. Они меня убьют. От иронии происходящего я чуть не рассмеялся. Я пытался убить Иуду, но не смог. Несмотря на его недостатки, я все же слишком сильно его любил. Он был моим братом, моим близнецом… моим лучшим и единственным другом.

Я не мог лишить его жизни.

Он явно не питал ко мне такой же привязанности. Я увидел это, когда он посмотрел на меня сверху вниз, и на его губах проступила лёгкая победоносная ухмылка. Его победа, его власть надо мной. Я не сопротивлялся, когда охранники подняли меня на ноги, и до самой двери не сводил глаз с Иуды.

– Брат – услышал я, когда мы уже выходили из комнаты.

Охранники развернули меня кругом, и я увидел Иуду, стоящего посередине самой высокой ступени.

– Вот почему ты никогда не смог бы этого сделать. Возглавить наш народ. Когда припёрло, ты не смог довести до конца задуманное убийство, хотя и считал, что это будет правильно. Ты слишком остро всё чувствуешь. Так было всегда. Для этого проклятого мира зла у тебя слишком растревоженная совесть, – он опустил руку вдоль тела. – В конце концов, твоё доброе сердце стало твоей погибелью. Ты – тяжкий груз, который я нёс все эти годы. Груз, от которого я теперь с удовольствием избавлюсь. Добрым сердцам, брат, не место там, где нужно вести людей по верному пути. Они только мешают.

Когда охранники тащили меня в карцер, когда они подвешивали меня на крест, как Иисуса; когда они избивали меня до тех пор, пока у меня не осталось сомнений в скорой смерти, я думал лишь о том, что Иуда ошибался.

Вися на этом деревянном кресте и медленно умирая с каждым новым ударом по ребрам, в грудь и в живот, я не чувствовал в своём сердце никакого света. Я чувствовал только поглотившую мою душу тьму. Только ненависть, не дающую остановиться моему сердцу.

Я почувствовал, как мои вены налились злом. И на этот раз, я этому не противился. Я с готовностью это принял. Пророк Каин исчез, и вместо него возродился дьявол.

Тот, что не имел ничего общего с прежним человеком.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Хармони

Я мерила шагами камеру, пока день не перетёк в вечер. Дверь открылась, и ко мне прокрались брат Стефан и сестра Руфь.

– Он уже вернулся? – поспешно спросила я.

– Нет, – ответила сестра Руфь, и я почувствовала, как от страха сердце ушло в пятки.

– Что они с ним делают? – спросила я.

Райдер на протяжении долгих дней молчал. Я скучала по человеку, который так мило разговаривал со мной в первые несколько дней моего заточения. Я прижала к груди ладонь и закрыла глаза. Мужчина, который держал меня за руку, был таким ласковым и полным милосердия. В последние несколько дней он очень отдалился. Что-то терзало его мысли. Он никогда не рассказывал, что именно. Он никогда и ничего не рассказывал.